Winston Graham
DEMELZA
Серия «The Big Book»
Copyright © 1946, 2010, 2015 by Winston Graham
All rights reserved
© И. Русакова, перевод, 2017
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2017
Издательство АЗБУКА®
В день, когда родилась Джулия, разыгрался сильный шторм, и это вполне можно было расценить как предзнаменование.
В мае обычно не бывает сильных штормов, но климат в Корнуолле капризный, словно новорожденный младенец. Весна, как и прошедшие лето и зима, выдалась довольно мягкой и погожей, все вокруг очень быстро расцвело и зазеленело. А вот с первых дней мая на Корнуолл обрушилась непогода: дожди и ветра побили цветущие деревья и клонили к земле беспомощную траву.
В ночь на пятнадцатое Демельза почувствовала первые схватки. Она вцепилась в столбик кровати и, прежде чем заговорить с мужем, хорошенько все обдумала. Демельза спокойно и даже философски относилась к тому, что ее ожидало, и до этой ночи еще ни разу не побеспокоила Росса. К тому же ей совсем не хотелось поднимать тревогу в такой поздний час. Накануне вечером она возилась с саженцами в своем любимом саду, потом с наступлением сумерек нашла сердитого ежика, поиграла с ним и попыталась накормить зверька молоком с хлебом, а в дом вернулась, только когда небо затянули облака и заметно похолодало.
Может, ничего страшного, просто она слишком устала накануне вечером?
Но когда боль стала такой, будто кто-то уперся коленом ей в позвоночник и пытался его сломать, Демельза поняла, что причина тут вовсе не в переутомлении. Она дотронулась до руки Росса, и муж тут же проснулся.
– Что такое?
– Мне кажется, – сказала Демельза, – будет лучше, если ты сейчас приведешь Пруди.
Росс сел:
– Зачем? Что случилось?
– Мне больно.
– Где? Ты хочешь сказать…
– Мне больно, – натянуто произнесла Демельза. – И я думаю, сейчас будет лучше позвать Пруди.
Росс спрыгнул с кровати. Демельза услышала, как кремень чиркает о сталь; через секунду фитиль поймал искру, и пламя свечи озарило комнату: массивные балки из тика под потолком; покачивающаяся от ветра штора на двери; задрапированный розовым фаем низкий диванчик у окна; туфли Демельзы там, где она их сбросила, одна деревянной подошвой вверх; подзорная труба Джошуа; книга Росса и сонная муха, ползущая по стене.
Росс посмотрел на Демельзу и сразу все понял. Она виновато улыбнулась в ответ. Он прошел к столику возле двери и налил жене стакан бренди.
– Вот, выпей. Я пошлю Джуда за доктором Чоуком, – сказал он и начал торопливо одеваться.
– Нет, Росс, не надо. Ночь на дворе. Доктор наверняка еще спит.
В последние недели супруги не раз спорили, следует ли приглашать Томаса Чоука, когда придет время рожать. Демельза не забыла, что еще год назад она была прислугой, а Чоук, хоть и простой врач, как-никак владел небольшим поместьем. И пусть поместье было куплено на деньги жены, это все равно поднимало доктора на определенную ступень социальной лестницы, откуда на таких, как Демельза, смотрели с презрением, словно на не особо дорогое движимое имущество.
Так было до того, как Росс взял ее в жены. После свадьбы положение Демельзы изменилось. Она научилась хорошим манерам, могла вести себя в обществе как настоящая леди, и у нее это очень даже неплохо получалось. Однако в данном случае все было иначе. Врачи имеют дело с людьми в минуты слабости, когда те не могут выставить себя в выгодном свете. Демельза понимала, что, если ей будет очень больно, она вряд ли станет жалобно призывать Бога или тихонько чертыхаться, что простительно для попавшей в неприятное положение леди. Скорее всего, она будет выражаться, как ее папаша в старые времена. Рожать и одновременно соблюдать приличия… Нет, такое Демельзе было не под силу. И потом, она не хотела, чтобы при родах присутствовал мужчина. Ей казалось, что это неприлично. Хорошо бы ребенка приняла Элизабет, жена Фрэнсиса, двоюродного брата Росса, но та была аристократкой по крови, а они совсем иначе смотрят на жизнь. Откровенно говоря, Демельза предпочла бы видеть в роли повитухи тетушку Бетси Триггс из Меллина, ту, что торгует сардинами, уж она-то набила руку в этом деле.
Но Росса не переспоришь, он твердо решил сделать все по-своему.
– Спит – значит проснется, – коротко бросил он, выходя из комнаты.
Демельзу огорчил столь грубый тон мужа.
– Росс! – крикнула она ему вслед.
Боль на секунду отступила.
– Что?
Свеча лишь наполовину освещала волевое непроницаемое лицо Росса, шрам на щеке, взъерошенные темные волосы с медным отливом, распахнутую на груди сорочку. Демельза подумала о том, что этот мужчина, истинный аристократ, с другими всегда сдержан и никого не подпускает к себе, а вот с нею по-настоящему близок.
– Ты ничего не забыл сделать перед уходом? – спросила она.
Росс снова подошел к кровати. Застигнутый врасплох, он испытывал сейчас противоречивые чувства: тревогу за Демельзу и облегчение оттого, что все скоро уже закончится. И только когда Росс поцеловал молодую жену и увидел слезы у нее на щеках, в нем шевельнулись страх и сострадание. Он взял лицо Демельзы в ладони, откинул со лба черные волосы и посмотрел в ее темные глаза. В них не было озорных искорок, которые он привык видеть, однако и страха в них тоже не было.
– Я скоро вернусь. Все будет хорошо.
Демельза отрицательно покачала головой:
– Не надо, Росс, не возвращайся. Просто позови Пруди. Не хочу, чтобы ты видел меня такой.
– Может, позвать Верити? Ты же так хотела, чтобы она была рядом.
– Нет, не сейчас. Нехорошо среди ночи вытаскивать ее из дома. Пошлешь за Верити утром.
Росс снова поцеловал жену.
– Скажи, что любишь меня, – попросила она.
– А разве ты этого не знаешь? – удивился он.
– И что не любишь Элизабет.
– Я не люблю Элизабет.
А что еще он мог ей сказать, когда и сам не знал всей правды? Росс был не из тех, кто с легкостью говорит о своих чувствах, но прямо сейчас Демельзе нужны были его слова, а не поступки, и ему пришлось подчиниться.
– Запомни, ты – самое главное в моей жизни, – сказал он. – Вся моя родня, друзья… Элизабет… этот дом и шахта… Да я от всего откажусь ради тебя… и ты прекрасно это знаешь. А если сомневаешься, значит за все эти месяцы я не сумел доказать тебе свою любовь, и нет таких слов, которые смогут это исправить. Я люблю тебя, Демельза. Мы были так счастливы. И впредь будем счастливы тоже. Не забывай об этом, дорогая. Потому что ты – все, что у меня есть.
– Я запомню это, Росс, – умиротворенно ответила Демельза, потому что услышала столь нужные ей слова.
Росс снова ее поцеловал и зажег еще несколько свечей, потом взял одну и быстро покинул комнату. Горячий жир стекал по руке. От бушевавшего накануне урагана не осталось и следа, дул легкий бриз. Росс не посмотрел на часы, но полагал, что сейчас было около двух.
Он миновал лестницу, толкнул дверь и вошел в комнату, где спали Джуд Пэйнтер и его жена Пруди. Протяжный скрип покосившейся двери слился с размеренным храпом женщины. В комнате было душно, в нос ударил кислый запах пота. Росс чертыхнулся: ну и вонь. Устраивать сквозняки по ночам, конечно, опасно для здоровья, но днем-то можно было открыть окно и хорошенько проветрить помещение.
Росс прошел через комнату, отдернул полог кровати и тряхнул Джуда за плечо.
Два резца в беззубой пасти Джуда смахивали на надгробные камни. Росс тряханул слугу еще раз, уже более энергично. Ночной колпак упал на подушку, жир со свечи капнул на лысину. Джуд наконец проснулся и принялся было ругаться, но, увидев, кто его будит, сел и потер лысину:
– Что стряслось, хозяин?
– Демельзе нехорошо, – сказал Росс. Не называть же ее госпожой, беседуя со старым слугой, который был свидетелем того, как несколько лет назад Демельза, тогда еще тощая и оборванная девчушка, впервые появилась в этом доме. – Немедля отправляйся за доктором Чоуком. И разбуди Пруди. Она тоже нам понадобится.
– А чего с Демельзой такое?
– Схватки начались.
– Ах это. Просто мне показалось, будто вы сказали, что она приболела. – Джуд недовольно посмотрел на каплю остывшего жира, которую соскреб со своей лысины. – Ну и к чему за доктором ехать? Мы бы с Пруди и вдвоем справились. Она все о таких делах знает. Да и чего там знать-то. Не пойму, почему все вечно поднимают вокруг этого такой шум. Чего волноваться, рожать – дело нехитрое…
– Вставай немедленно.
Джуду был знаком этот властный тон. Он слез с кровати и вместе с Россом растолкал Пруди. Та откинула с лоснящегося лица спутанные черные волосы и вытерла нос краем ночной сорочки.
– О господи, разумеется, я присмотрю за девочкой. Вот бедняжка… – Пруди накинула поверх ночной сорочки замусоленный халат и принялась его завязывать. – Я-то уж знаю, каково это. Матушка рассказывала, что я все время вертелась у нее в утробе. Это было больно. А уж когда я родилась… Маленький хворый мышонок, никто и не верил, что я доживу до крестин…
– Иди скорее к Демельзе, – перебил ее Росс. – А я пока выведу Смуглянку из конюшни. Седлать не стану.
– Ага, не хватало еще скакать в такую даль без седла, – проворчал Джуд. – Вот свалюсь в темноте башкой вниз, шея как хрустнет – и что тогда?
Росс сбежал по лестнице. По пути он глянул на новые часы, которые они купили для гостиной. Без десяти три. Скоро рассветет, и тогда станет полегче. При свечах все кажется хуже, чем есть на самом деле.
В конюшне Росс решил все-таки оседлать Смуглянку. Пальцы не слушались, и он пытался успокоить себя: подумаешь, роды, дело житейское. Да женщины сплошь и рядом беременеют и рожают, это как смена времен года. Надо проследить за тем, чтобы Джуд доехал в целости и сохранности. Если старый дурак выпадет из седла, его и через несколько часов не дождешься. Росс бы и сам поехал, но он опасался оставлять Демельзу одну с этими Пэйнтерами.
Джуд завязывал штаны, стоя под кустом сирени возле парадного крыльца.
– Не уверен, что смогу разглядеть дорогу, – сказал он. – Темень хоть глаз выколи. По уму-то, мне фонарь на шесте не помешает. На длинном таком, чтоб я мог…
– Давай уже садись, а не то получишь этим самым шестом по шее.
Джуд забрался в седло:
– А что сказать доктору, коли он не захочет ехать?
– Ничего не говори, просто привези его сюда, – ответил Росс и хлопнул Смуглянку по крупу.
Сворачивая в ворота Фернмора, Джуд с презрением подумал, что дом Томаса Чоука не намного больше фермерского, а разговоров-то было, будто он размером чуть ли не с Бленхейм[1]. Джуд спешился и постучал в дверь. Вокруг дома росли высокие сосны; грачи и галки уже проснулись и с громкими криками кружили над деревьями. Джуд задрал голову и шмыгнул носом – вот и накануне в Нампаре от этих птиц покоя не было. Когда он в седьмой раз постучал, окно над дверью скрипнуло и из него, как кукушка из ходиков, появилась голова в ночном колпаке.
– Хватит уже, а ну прекрати стучать! Что случилось? Из-за чего весь этот шум?
По голосу и насупленным бровям под колпаком Джуд понял, что вытряхнул из гнезда нужную птичку.
– Капитан Полдарк за вами послал. Дем… – Тут он запнулся. – Госпоже Полдарк поплохело, вот вас и зовут.
– Что за госпожа Полдарк? Ты о ком толкуешь?
– О госпоже Демельзе Полдарк. Из Нампары. Она первенца ждет.
– Ну? И что с ней не так? Или ты и сам не знаешь?
– Знаю. Время пришло ей рожать.
– Что за ерунда. Я осматривал ее на прошлой неделе и сказал капитану Полдарку, что до июня беспокоиться не о чем. Ступай и повтори ему мои слова.
Окно захлопнулось.
Джуд Пэйнтер был по натуре эгоистом, которого больше всего волновала собственная персона, а бе́ды других людей беспокоили мало. Но порой он изменял себе, и сегодня был как раз такой случай. Сперва Джуд злился на Демельзу за ее, как ему казалось, излишнюю мягкость, а на Росса – за то, что он в такой холод посреди ночи грубо выпроводил его из дома, не предложив даже глоточка рома. Но постепенно Пэйнтер заключил, что Росс все-таки его хозяин, а Демельза, как и он сам, из простой семьи. Поэтому Джуд решил не отступать.
Спустя три минуты в окне снова появилась голова доктора Чоука.
– Да сколько можно? Ты так дверь вышибешь!
– Мне велено вас привезти. Так что поехали!
– Ну ты и наглец! Я велю тебя выпороть!
– Где ваша лошадка, сударь? Я ее выведу, пока вы портки натягиваете.
Голова исчезла. Потом послышался шепелявый голосок Полли Чоук, в окне один раз мелькнула ее голова с жиденькими взлохмаченными волосами.
Супруги о чем-то посовещались, а потом доктор крикнул:
– Ладно, жди меня во дворе. Мы выйдем через десять минут.
Джуд был наслышан о странностях доктора и сразу понял, что под словом «мы» тот имел в виду лишь себя одного.
Спустя еще двадцать минут они тронулись в путь. Оба молчали. Грачи продолжали кричать и кружить над деревьями, а возле церкви Сола вообще царил невообразимый гвалт – день уже начался. На северо-востоке показались светло-зеленые полосы, а там, где вот-вот должно было взойти солнце, темное небо окрасилось в бледно-оранжевый цвет. Рассвет выдался странно тихим, особенно по контрасту после нескольких ветреных дней. Возле шахты Грамблера Джуд и доктор Чоук нагнали группу местных девиц, которые с песнями шли на работу. Их звонкие юные голоса были свежими, как это майское утро. Джуд заметил, что все овцы Уилла Нэнфана испуганно сбились в кучку в самом укромном уголке поля.
Раздумья, которым предавался во время этой тихой поездки доктор Чоук, похоже, смягчили его недовольство, и, когда они приехали в Нампара-Хаус, он не стал ворчать, только сухо поприветствовал Росса и сразу поковылял наверх. Там он обнаружил, что потревожили его не напрасно. Доктор провел с Демельзой около получаса, внушая ей, что нужно быть храброй и что бояться нечего. А потом на всякий случай сделал кровопускание: он заподозрил лихорадку, поскольку роженица показалась ему слишком вялой и к тому же обильно потела. Демельза после этой процедуры ослабла еще больше, что порадовало врача, так как, по его словам, это доказывало наличие инфекции в организме, а также то, что кровопускание привело к ожидаемому результату и сбило у больной температуру. Велев для профилактики каждый час давать Демельзе настойку хинина, он отправился домой завтракать.
Росс в это время, чтобы взбодриться после тяжелой ночи, обливался водой под водокачкой. Проходя через двор, он увидел, как вверх по долине едет верхом какой-то грузный мужчина, и резко окликнул Джинни Картер, поинтересовавшись:
– Никак это доктор Чоук?
– Да, сэр. – Джинни склонилась над своей малышкой, которую каждый день приносила за спиной и, пока работала по хозяйству, оставляла в корзине на кухне. – Он сказал, что ребеночек раньше обеда не народится, и пообещал вернуться часикам к девяти или к десяти.
Росс отвернулся, чтобы не показать свое раздражение. Служанка смотрела на него преданными глазами.
– А кто помогал тебе, когда ты рожала своих ребятишек, Джинни? – спросил Росс.
– Матушка, сэр.
– Может, приведешь ее сюда? Я, пожалуй, скорее доверюсь твоей матери, чем этому старому дураку.
Джинни аж зарделась от такой похвалы:
– Хорошо, сэр. Прямо сейчас и пойду. Матушка будет рада вам помочь.
Джинни собралась было уходить, но остановилась и нерешительно посмотрела на свою малышку.
– Я присмотрю за Кейт, – пообещал Росс.
Молодая женщина радостно и одновременно смущенно глянула на него, а затем нацепила свой белый чепец и выбежала из кухни.
Росс вышел в холл с низким потолком, остановился у лестницы и прислушался. Было слишком тихо, и это ему не понравилось. Он прошел в гостиную, налил себе стакан бренди и посмотрел в окно. Фигурка Джинни быстро удалялась в направлении Меллина. Росс вернулся в кухню. Кейт спокойно лежала на спине, но, увидев Росса, принялась дрыгать ножками, радостно гукать и пускать пузыри. Малышке было всего девять месяцев от роду, и она еще не видела своего отца Джима Картера – того осудили на два года за браконьерство, и он отбывал срок в бодминской тюрьме. Если два старших ребенка Джинни пошли в отца, то крошка Кейт точно была из породы Мартинов – рыженькая, голубоглазая, с крошечными веснушками на носу-кнопочке.
Огонь в очаге тем утром не развели, и признаков завтрака тоже не было видно. Росс поворошил угли, но без толку – они уже прогорели. Тогда он стал собирать щепки для розжига, думая при этом: «Куда, интересно, запропастился Джуд? Ничего еще не готово. А ведь нам понадобятся горячая вода, полотенца и тазы. Да еще этот заносчивый Чоук имел наглость уехать, даже не попрощавшись со мной».
Отношения между Россом и доктором уже давно были прохладными. Полдарк с презрением относился к глуповатой жене Чоука, которая распускала сплетни о Демельзе. Проблема заключалась в том, что Росс не умел скрывать свою неприязнь. И вот теперь он просто бесился оттого, что придется быть любезным с этим упрямым и высокомерным старым ретроградом, который, так уж случилось, был единственным врачом на много миль вокруг.
Когда огонь разгорелся, в кухню вошел Джуд, а вместе с ним ворвался и ветер.
– Вроде как шторм надвигается, – сказал он и оглядел Росса покрасневшими глазами. – Видали, какую длинную зыбь ветер нагнал?
Росс нервно кивнул в ответ: со вчерашнего дня прибой действительно был высоким.
– Да уж, давненько я такого не видел, – продолжил Джуд. – Море утихомирилось, ну прям будто его кнутом выпороли. Теперь все такое белое и прилизанное, как седая борода Джо Триггса.
– Присмотри за Кейт, – перебил его Росс. – И завтрак заодно приготовь. Я пойду наверх.
Поднимаясь по лестнице, Росс, хоть и был занят своими мыслями, смутно слышал гул бушевавшего вдалеке ветра, а когда выглянул в окно спальни, убедился в том, что волнение утихло. Море было исполосовано белыми барашками; они беспорядочно набегали друг на друга и, сталкиваясь, посылали вверх россыпи брызг. На берегу ветер пока дул порывами, но в море уже возникали над водой и тут же исчезали небольшие яростные вихри.
Демельза очень старалась вести себя как ни в чем не бывало, но Росс видел, что жене хочется, чтобы он ушел. А он ничем не мог ей помочь.
Росс в мрачном расположении духа спустился вниз и столкнулся с миссис Заки Мартин, матерью Джинни. Эта умудренная опытом широкоскулая женщина в очках вошла в кухню, а следом за ней просеменила вереница из пятерых детишек: двое старших ребятишек Джинни и еще трое своих, самых младших. Миссис Заки ухитрилась за пару минут сделать очень много всего: пожурила малышей за то, что они шумят, попутно объяснив Россу, что их не на кого оставить; поздоровалась с Джудом и спросила его, где Пруди; заметила, что пахнет жареной свининой; поинтересовалась состоянием роженицы; сообщила о том, что и сама немного простудилась, но перед выходом из дому выпила стаканчик поссету; засучила рукава и велела Джинни заварить капустные листья с пустырником, потому как этот отвар поможет роженице получше микстур любого доктора… а потом, прежде чем кто-то успел сказать хоть слово в ответ, поднялась наверх.
Казалось, дети заняли все стулья в кухне. Ребятишки напоминали кегли на ярмарке, расставленные, перед тем как их собьют. Джуд почесал в затылке, сплюнул в очаг и выругался.
Росс вернулся в гостиную. На столе лежало скомканное вязанье Демельзы, а рядом – журнал мод, который она одолжила у Верити, и новый роман, выписанный из Лондона. Раньше ничего такого в его доме не водилось. В комнате было не прибрано и слегка пыльно.
Пятнадцать минут седьмого.
Птицы в то утро не пели. Луч солнца упал на траву и почти сразу исчез. Росс смотрел на вязы, раскачивавшиеся, словно от землетрясения. Яблони, которые росли в более защищенном месте, клонились к земле, ветер буквально выворачивал их листья наизнанку. По низкому небу плыли тучи.
Росс открыл книгу, пробежал глазами страницу, но не смог понять ни слова. Ветер в долине набирал силу.
Вошла миссис Заки.
– Как там дела? – спросил Росс.
– Она у вас храбрая девочка. Мы с Пруди справимся, можете не беспокоиться. Скоро разродится ваша супруга, доктор Томми к тому времени и воротиться не успеет.
Росс положил книгу на стол:
– Ты уверена?
– Ну, мне ли не знать: у меня ведь своих ребятишек одиннадцать штук, да у Джинни – трое. А еще я помогала Бетти Нэнфан с близняшками и Сью Вайгус целых четыре раза, причем первых трех малышей та прижила без мужа. – У миссис Заки не хватило пальцев, чтобы всех пересчитать. – Будет нелегко. Не так как с Джинни, но мы управимся. Так что волноваться вам, капитан Полдарк, не о чем. А пока что я дам девочке глоточек бренди, чтобы взбодрилась маленько.
Дом содрогнулся от внезапного порыва ветра. Росс смотрел в окно. Злость на Чоука искала выхода, подобно разыгравшейся буре. Здравый смысл подсказывал Россу, что с Демельзой все будет хорошо, но мысль о том, что она лишена надлежащей медицинской помощи, была просто невыносимой. Демельза страдает, мало ли что может случиться, а рядом с нею только две неуклюжие малограмотные бабы.
Наплевав на надвигающийся шторм, Росс вышел из дома. Возле конюшни он остановился и посмотрел в сторону Хэндрона-Бич. Ветер поднимал от воды тучи брызг и уносил их прочь, как песок перед началом песчаной бури. Прибрежные скалы были окутаны дымкой.
Росс попытался открыть дверь в конюшню, но ветер тут же снова захлопнул ее, а самого Полдарка отбросило к стене. Глянув на небо, Росс понял, что верхом в такую бурю поехать не получится, и решил пойти пешком – тут всего-то две мили.
Едва только Росс зашел за угол дома, как ему в лицо полетели листья, трава, грязь и мелкие ветки. У него за спиной ветер срывал с поверхности моря целые пласты воды и подкидывал их к тучам. Случись это в другое время, Росс огорчился бы из-за гибнущего урожая, но сейчас это мало его волновало. Происходящее вокруг больше походило не на шторм, а на внезапно налетевшую грозу, словно природа целый месяц копила злобу и теперь решила выплеснуть ее всю за один час. Ветка вяза упала поперек ручья. Росс, споткнувшись, прошел дальше, прикидывая, удастся ли перебраться через холм.
У развалин шахты Уил-Мейден он присел, чтобы перевести дух, и потер ушибленную руку. Ветер сметал со стен гранитную крошку и вопил из всех дыр и щелей.
Росс прошел через сосновую рощу, и буря, налетевшая со стороны долины Грамблер, встретила его потоками дождя, грязи и мелких камней. Казалось, она распахала землю и, смешав ее с молодыми листьями, пустила по ветру. Низкие бурые тучи бежали по небу и низвергали сплошные потоки дождя, словно потрясая рваными лохмотьями перед недовольным лицом Господа.
А тем временем внизу, в Фернморе, Томас Чоук приступил к завтраку.
Он поел жареных почек и свиного жаркого и призадумался, не отведать ли немного копченой трески, прежде чем ту унесут, чтобы сохранить теплой и потом подать жене, которая позже будет завтракать в постели. Доктор изрядно проголодался после ранней поездки в Нампару и расшумелся, когда по возвращении обнаружил, что завтрак еще не готов. Он был убежден, что прислугу надо держать в строгости.
Кто-то колотил в парадную дверь, но из-за бушевавшего ветра стук был едва слышен. Чоук насупился.
– Нэнси, если это ко мне, – раздраженно сказал он, – то меня нет.
– Да, сэр.
После некоторых раздумий Чоук все же решил попробовать трески и был крайне недоволен тем, что ему приходится самому себя обслуживать. Он навалился животом на стол и уже приготовился проглотить первый отрезанный ножом кусок, но тут у него за спиной кто-то тихо кашлянул.
– Простите, сэр. Там капитан Полдарк…
– Скажи ему…
Доктор Чоук поднял голову и увидел в зеркале перепуганную служанку, а у нее за спиной – высокую фигуру вымокшего от дождя мужчины.
Росс вошел в комнату. Он потерял шляпу, позумент на рукаве оторвался. Полдарк оставлял мокрые следы на лучшем турецком ковре Чоука. Но что-то в глазах посетителя удержало доктора от того, чтобы выразить свое неудовольствие по этому поводу.
Все-таки Полдарки вот уже на протяжении двух столетий являлись корнуоллскими аристократами, а происхождение Чоука, несмотря на все его самомнение, было сомнительным.
Хозяин дома поднялся из-за стола.
– Я прервал ваш завтрак, – сказал Росс.
– Мы… Что-то случилось?
– Если вы помните, – ответил Росс, – я нанял вас для того, чтобы вы были рядом с моей женой, пока она не разрешится от бремени.
– Вы напрасно беспокоитесь. Ваша супруга в полном здравии. Я провел тщательный осмотр. Ребенок появится сегодня днем.
– Я нанял вас в качестве домашнего врача, а не бродячего торговца.
После такого заявления у Чоука аж губы побелели. Он повернулся к Нэнси. Та стояла с разинутым ртом.
– Подай капитану Полдарку портвейн.
Служанка выбежала из комнаты.
Доктор Чоук постарался выдержать взгляд гостя. В конце концов, перед ним был всего лишь дерзкий юнец.
– Чем вы недовольны? Мы лечили вашего отца, вашего дядюшку и вашу кузину Верити. Никто из них никогда не выражал недовольства.
– В данный момент это меня совершенно не интересует, не заговаривайте мне зубы. Где ваш плащ?
– Послушайте, я не могу выйти из дома в такую непогоду. Посмотрите на себя! Мы не сможем усидеть на лошади.
– Надо было подумать об этом раньше, когда вы покидали Нампару.
Тут на пороге появилась Полли Чоук: полы халата развеваются, в волосах шпильки.
– О, капитан Полдарк, какая неожиданность! – пискнула она, увидев Росса, и быстро-быстро зашепелявила: – Ветер-то такой, что ничего и не услышишь! Том, я боюсь за крышу. Упадет мне на голову – вот будет красота!
– Ну что ты застряла в дверях, – раздраженно перебил супругу доктор. – Давай входи или уходи обратно. Да бога ради, реши уже что-нибудь.
Полли Чоук недовольно надула губы, вошла, глянула на Росса и поправила волосы. Сквозняк захлопнул дверь у нее за спиной.
– Никак не привыкну к вашим корнуоллским ветрам. Ну и воет сегодня, прямо как черти в аду. Дженкинс сказал, что в буфете уже пять тарелок разбилось. А сколько еще разобьется, одному Богу известно. Как ваша жена, капитан Полдарк?
Чоук тем временем стянул с головы вязаную шапочку и надел парик.
– На таком ветру вы его потеряете, – заметил Полдарк.
– Ты ведь не собираешься уходить из дома, Том? Ну подумай сам! В такую погоду верхом не поскачешь. И пешком тоже не пройти. Да еще, не дай бог, дерево на голову свалится.
– Капитан Полдарк беспокоится из-за своей супруги, – натянуто сказал Чоук.
– Неужели есть срочная необходимость опять туда ехать? Помнится, матушка рассказывала, что рожала меня аж двое суток. Так что торопиться некуда.
– Значит, миссис Чоук, ваш муж будет сидеть у постели моей жены двое суток, – парировал Росс. – Такая уж у меня прихоть.
Доктор раздраженно сбросил утренний, в лиловых разводах халат, надел фрак и направился за саквояжем и плащом для верховой езды, при этом едва не сбив с ног Нэнси, которая принесла для гостя портвейн.
На обратном пути ветер задувал сбоку. Чоук потерял шляпу и парик, но Росс успел подхватить парик и спрятал его под плащ. К тому моменту, когда они одолели подъем возле Уил-Мейден, оба запыхались и вымокли до нитки. Впереди, возле небольшой рощицы, показалась невысокая фигура в сером плаще. Когда они с ней поравнялись, выяснилось, что это Верити: она стояла, устало прислонившись к дереву.
– Верити, – сказал Росс, – тебе не следовало сегодня выходить из дома. И потом, как ты узнала?
Кузина широко улыбнулась ему в ответ:
– Да разве такое утаишь! Бетти, дочка миссис Заки, видела по пути на шахту Джуда с доктором Чоуком и рассказала об этом жене Бартла. – Верити прижалась мокрой щекой к стволу. – У нас коровник обрушился, пришлось перевести двух коров в пивоварню. А на шахте Дигори повалило копер, но, кажется, слава богу, никто не пострадал. Росс, как там Демельза?
– Надеюсь, что хорошо.
Росс взял Верити под руку, и они пошли следом за доктором, который быстро шагал в развевающемся от ветра плаще. Росс не раз думал о том, что, если бы закон позволял иметь двух жен одновременно, он бы сделал предложение кузине. Верити была доброй, великодушной, и в ее присутствии он всегда становился благоразумнее. Вот и сейчас Росс уже начал стыдиться того, что не сдержался и дал волю своему гневу. Доктор Чоук не был лишен определенных достоинств, да и дело свое он уж точно знал лучше, чем миссис Заки Мартин.
Они нагнали врача, когда тот перебирался через упавшую ветку вяза. Росс заметил, что ветер повалил две яблони, и представил, как огорчится Демельза, увидев, что ее весенние цветы погибли.
Хотя до цветов ли им теперь…
Росс ускорил шаг. Он снова почувствовал раздражение – его Демельза страдала, а рядом с ней были лишь две малограмотные бабы. Чоук молча шел рядом.
Зайдя в дом, они увидели, как Джинни бежит вверх по лестнице с тазом горячей воды. Часть воды она в спешке расплескала в холле. На них Джинни даже не взглянула.
Доктор Чоук настолько вымотался, что в гостиной сразу же уселся на первый попавшийся стул и постарался отдышаться.
– Спасибо за парик, – сказал он, глянув на Росса.
Верити рухнула в кресло, ее пышные темные волосы контрастировали с мокрыми прядями, которые не прикрывал капюшон. Росс налил три бокала бренди и первый подал кузине.
Верити улыбнулась:
– Я поднимусь наверх, когда доктор Чоук будет готов. А потом, если все пойдет хорошо, приготовлю тебе что-нибудь поесть.
Чоук залпом выпил бренди и протянул бокал за добавкой. Росс знал, что выпивка пойдет врачу на пользу, а потому не отказал.
– Вместе и позавтракаем, – сказал Чоук; мысль о еде заметно его взбодрила. – Мы только поднимемся, всех успокоим, а потом перекусим. Что у вас на завтрак?
Верити вдруг встала. Плащ остался в кресле. На ней было простое серое платье из канифаса. Подол был забрызган грязью и намок дюймов на восемь. Но внимание Росса было приковано к ее лицу. Верити испуганно, так, будто увидела привидение, смотрела наверх.
– Что такое?
– Росс, кажется, я слышала…
Мужчины сразу поняли, о чем она говорит.
– Брось, – резко сказал Росс, – это детишки в кухне. Они тут повсюду – и в кладовой, и в гардеробе. Любых возрастов и размеров.
Чоук неуклюже рылся в своем саквояже и гремел его содержимым.
– Тише! – попросила Верити. – Нет, это не ребятишки в кухне! Это младенец!
Они снова прислушались.
– Нам следует подняться к пациентке, – сказал Чоук. Он вдруг занервничал и явно смутился. – А как спустимся – позавтракаем.
Доктор открыл дверь. Росс и Верити прошли за ним, но возле лестницы все трое остановились.
На верхней ступеньке стояла Пруди. Она по-прежнему была в халате, накинутом поверх ночной рубашки. Ее огромная фигура напоминала наполненный под завязку мешок. Пруди наклонилась вперед, чтобы посмотреть на стоявших внизу; ее продолговатое румяное лицо лоснилось от пота.
– Готово дело, капитан Полдарк! – протрубила она зычным голосом. – Доченька у вас народилась, во как! А уж такая красотулечка – в жизни краше не видывала. Правда, пришлось немного по мордашке девчушку похлопать, но она крепенькая, что твой жеребенок. Вона как верещит!
Секунду никто не мог вымолвить ни слова, а потом Чоук откашлялся и с важным видом поставил ногу на ступеньку, но Росс оттолкнул его в сторону и первым побежал наверх.
Если бы Джулии было с чем сравнивать, она бы подумала, что родилась в довольно странной местности.
Небо затянули низкие тучи. Безжалостный ветер был настолько пропитан солью, что листья на деревьях почернели, сморщились и хрустели, как пересохшее печенье. Даже одуванчики и крапива потемнели. Сено и молодая картошка тоже не избежали этой участи, а побеги зеленого горошка и фасоли съежились и погибли. Бутоны роз так и не раскрылись, а ручей перегородили обломки погибшей весны.
Но в Нампаре, в маленьком мирке, изолированном от остального мира каменными стенами, яркими шторами и тихими голосами людей, жизнь одержала победу.
Внимательно оглядев малышку, Демельза решила, что, как только с ее личика сойдут пятна, она будет самой прелестной девочкой на свете. Никто не знал, когда это произойдет, а Росс про себя думал, что пятна вполне могут оказаться родимыми. Но Демельза была оптимисткой и, взглянув на мордашку дочери, а потом на печальную картину за окном, решила, что природа сама все исправит, надо только дать ей время.
Крестины пришлось отложить до конца июля. У Демельзы были кое-какие идеи по поводу того, как все лучше организовать. Элизабет устроила в честь крестин Джеффри Чарльза прием. Правда, сама Демельза на нем не присутствовала, ведь это произошло четыре года назад, а тогда она была для Полдарков пустым местом. Но в ее памяти навсегда запечатлелись рассказы Пруди о нарядных гостях, о заказанных в Труро огромных букетах цветов, о богатом угощении, дорогом вине и застольных речах. Теперь, когда ее дебют в светском обществе, пусть и скромный, состоялся, ничто не мешало Демельзе устроить прием в честь крестин их с Россом дочери. Такой же пышный, как у Элизабет, а может, даже и еще лучше.
Но Демельза хотела организовать два приема. Конечно, если Росс на это согласится. И вот спустя четыре недели после рождения Джулии она решила посвятить мужа в свои планы. Они пили чай на лужайке у парадного входа в дом, а Джулия сладко посапывала в тени сирени.
Росс насмешливо посмотрел на жену:
– Два приема? Разве у нас двойняшки?
Демельза выдержала его взгляд, потом заглянула в чашку, где еще оставался чай:
– Нет, Росс, но есть люди твоего круга и моего круга. Знать и простолюдины. Их не стоит смешивать. Как сливки… с луком. Но по отдельности и то и другое очень даже ничего.
– Лично я неравнодушен к луку, – ответил Росс. – А вот сливки мне уже порядком поднадоели. Давай устроим прием для местных. Пригласим Мартинов, Нэнфанов, Дэниэлов. Они гораздо лучше, чем все эти напыщенные сквайры с их жеманными женушками.
Демельза бросила кусок хлеба нескладному псу, который сидел возле стола.
– Гаррик так ужасно выглядит после драки с бульдогом мистера Тренеглоса, – сказала она. – Уверена, что зубов не досчитался, а уж еду глотает, словно чайка, – наверное, думает, что в пузе все перемелется. – Гаррик на это замечание повилял обрубком хвоста. – Дай-ка я посмотрю…
– Из местных соберется хорошая компания, – продолжал Росс. – Верити тоже может прийти. Они ей нравятся не меньше нашего… Ну, или понравятся, если у нее будет возможность с ними познакомиться. Если хочешь, можно и отца твоего пригласить. Не сомневаюсь, он уже простил меня за то, что я окунул его в ручей.
– Да, я тоже об этом думала, – призналась Демельза. – Было бы хорошо пригласить и отца, и братьев. На второй день. Знаешь, этот второй прием можно было бы устроить двадцать третьего июля. В Соле как раз праздник, и у шахтеров будет выходной.
Росс мысленно улыбнулся. Так хорошо было сидеть на солнце, пить чай и слушать Демельзу. Он был совсем не против того, что жена старается к нему подольститься. На самом деле Россу даже было интересно посмотреть, каким будет следующий ее ход.
– Ну вот, зубы все на месте, – сказала Демельза, заглядывая в пасть Гаррика. – Видно, ему просто лень жевать как следует. А твои добрые друзья… Будут ли они настолько добры, чтобы принять приглашение отужинать с дочерью шахтера?
– Если откроешь псу пасть чуть пошире – запросто можешь туда провалиться, – заметил Росс.
– Не провалюсь, я для этого слишком толстая. Вон какие щеки наела. Новый корсет, наверное, уже и не затяну. Я думаю, Джон Тренеглос примет приглашение. И его косоглазая женушка явится, клюнув на тебя, как на приманку. И Джордж Уорлегган… Ты говорил, что его дед был кузнецом, так что он, хоть и богат, вряд ли загордился. И Фрэнсис… Мне нравится твой кузен Фрэнсис. И тетя Агата пусть приходит, в своем лучшем парике и с седыми волосками на подбородке. И Элизабет с маленьким Джеффри Чарльзом. Хорошая соберется компания. А еще, – Демельза лукаво глянула на мужа, – ты мог бы пригласить своих друзей, с которыми встречаешься у Джорджа Уорлеггана.
Прохладный ветерок приподнял подол платья Демельзы, поиграл с ним немного и вновь опустил.
– Они все – игроки, – сказал Росс. – Не думаю, что ты захочешь видеть подобных типов на крестинах Джулии. К тому же пара вечеров за карточным столом еще не делает людей друзьями.
Демельза выпустила слюнявую пасть Гаррика и собралась было вытереть ладони о подол платья, но вовремя спохватилась и вытерла их о траву. Гаррик лизнул хозяйку в щеку, и темный локон упал ей на глаза.
«Нелегко возражать женщине, когда она так красива, – подумал Росс. – Красота сбивает с толку».
Формы Демельзы немного округлились, но она не стала от этого менее привлекательной. Росс помнил, какой была Элизабет, его первая любовь, после рождения Джеффри Чарльза – изящная, как камелия, утонченная и безупречная, с легким румянцем.
– Если ты так хочешь, можешь устроить два приема, – разрешил Росс.
Но как ни странно, Демельза не обрадовалась его словам, а, наоборот, как будто стала серьезнее. Росс с интересом смотрел на жену – он привык к тому, что у нее часто меняется настроение.
– О, Росс, – тихо сказала она, – ты так добр ко мне.
Росс рассмеялся:
– Смотри не заплачь от переизбытка чувств.
– Я и не собираюсь. Но это правда. – Демельза встала и поцеловала мужа в щеку. – Иногда, – задумчиво продолжила она, – я воображаю, будто я – знатная леди… А потом вспоминаю, что на самом деле я всего лишь…
– Ты – Демельза, – заявил Росс и поцеловал ее в ответ. – Неповторимое создание Господа.
– А вот и нет. Неповторимое создание лежит сейчас в колыбельке. – Демельза пристально посмотрела на Росса. – А ты всерьез говорил все те слова в день, когда родилась Джулия? Это все правда?
– Я уж и забыл, что говорил.
Демельза отстранилась от Росса и вприпрыжку пробежалась по лужайке в своем нарядном платье, а вернувшись, предложила:
– Пойдем искупаемся.
– Не выдумывай. Ты всего неделю как встала с постели.
– Ну позволь, я хоть ноги намочу. Погуляем по пляжу, по воде походим.
Росс шлепнул ее по попке:
– Ты нагуляешься, простудишься, а расплачиваться потом придется Джулии.
– Я об этом не подумала.
Демельза снова села.
– Но там и сухого песка предостаточно, – сказал Росс.
В следующую секунду Демельза уже была на ногах:
– Пойду скажу Джинни, чтобы она присмотрела за Джулией.
Когда она вернулась, они направились в конец сада, где почва уже была наполовину песчаной, а потом прошли через заросший чертополохом и хатьмой пустырь. Росс на руках перенес Демельзу через разрушающуюся от времени стену, и дальше по мягкому песку они добрели до Хэндрона-Бич.
Стоял теплый летний день, на горизонте собрались белые облака. Море было спокойным, небольшие волны набегали на берег, оставляя на зеленой поверхности воды тонкие узоры из пены.
Они шли, взявшись за руки, и Росс думал о том, как быстро им удалось восстановить прежние отношения.
В море были две или три рыбацкие лодки из Пэдстоу и одна из Сола. Росс с Демельзой решили, что это лодка Пэлли Роджерса, и помахали ему рукой, но тот не заметил – его больше интересовал улов, чем знаки приветствия.
– Было бы хорошо, если бы Верити пришла на оба приема, – сказала Демельза. – Смена обстановки и новые знакомства точно пойдут ей на пользу.
– Надеюсь, ты не собираешься держать ребенка над купелью два дня кряду?
– Нет, что ты, только в первый день – для знати. А простым людям будет довольно и угощения – прикончат все, что останется с первого дня.
– А давай устроим третий прием. Для детей, – предложил Росс. – Пусть ребятишки порадуются остаткам еды после второго дня.
Демельза взглянула на мужа и засмеялась:
– Издеваешься, да? Вечно ты надо мной насмехаешься.
– Это обратная сторона преклонения. Ты разве не знала?
– Я серьезно. Разве я плохо придумала?
– Ладно, не обижайся. Я готов потакать всем твоим капризам. Разве этого не достаточно?
– Тогда я желаю, чтобы ты исполнил еще один. Видишь ли, я немного переживаю из-за Верити.
– А что с ней не так?
– Росс, ну не оставаться же ей старой девой. В ней столько тепла, столько нежности. Ты и сам об этом прекрасно знаешь. Она управляет Тренвитом, на ней ферма и дом, она заботится об Элизабет, Фрэнсисе, их ребенке и тетушке Агате, приглядывает за прислугой, занимается с хором в церкви Сола, помогает шахтерам. Не такой должна быть ее жизнь.
– Но это именно то, чем ей нравится заниматься.
– Да, нравилось бы, занимайся она всем этим по своей воле. Вот если бы она была замужем и у нее был бы свой дом, тогда другое дело. В прошлом сентябре, когда Верити гостила в Нампаре, она выглядела гораздо лучше. А сейчас бедняжка вся исхудала и пожелтела, как трава осенью. Сколько ей лет, Росс?
– Двадцать девять.
– Самое время что-то предпринять.
Росс остановился и запустил камнем в двух дерущихся чаек. Впереди на утесе виднелись строения Уил-Лежер. Он упорно трудился, изворачивался как мог, и вот теперь шахта обеспечивала работой пятьдесят шесть шахтеров и даже начала приносить прибыль.
– Хватит, дальше не ходи, – окликнул Росс Демельзу. – Возвращайся.
Демельза послушно повернула обратно. Прилив незаметно захватывал пляж. Волны накатывали и отступали, оставляя на границе захваченной территории тонкую полоску пены.
– Странно, – насмешливо сказал Росс, – год назад ты и знать Верити не желала. Шарахалась от моей кузины, будто она чудище какое-то. А когда я захотел вас познакомить, ты уперлась, как подпорка в шахте. Но с тех пор, как вы познакомились, ты буквально изводишь меня разговорами о том, что Верити надо найти мужа. Даже не знаю, как тебе угодить! Может, съездить на ярмарку в Саммеркорт и купить там у какой-нибудь старой ведьмы любовное зелье?
– Есть еще капитан Блейми, – напомнила Демельза.
Росс раздраженно отмахнулся:
– Опять ты за свое, сколько можно! От добра добра не ищут, дорогая. Слышала про такую народную мудрость?
– Никогда я не стану мудрее, Росс, – немного помолчав, ответила Демельза. – И даже не уверена, что хочу этого.
– Ну и не становись, – заключил Росс и перенес жену обратно через стену.
На следующий день пришла Верити. Она сильно простыла месяц назад, после того как вымокла под дождем, но теперь уже полностью поправилась. Поворковав над Джулией, она сказала, что малышка похожа на обоих родителей одновременно и при этом ни на кого в отдельности. Когда Демельза посвятила Верити в свой план по организации крестин, та без колебаний его поддержала, а потом постаралась ответить на пару вопросов, которые молодая мать постеснялась задать доктору Чоуку. А еще она подарила чудесную кружевную крестильную рубашку, которую сама сшила для малышки.
Демельза поцеловала золовку и поблагодарила за подарок, а потом очень серьезно посмотрела на нее своими темными глазами. Неулыбчивая Верити даже прыснула от смеха и спросила, уж не случилось ли чего.
– О, ничего такого. Давай попьем чаю.
– А что, уже пора?
Демельза подергала шнурок с кисточкой возле камина.
– После рождения Джулии я только и делаю, что целыми днями пью чай. Но уж лучше чай, чем джин.
Вошла рыжеволосая белокожая служанка.
– О, Джинни, будь добра, подай нам чай, – несколько сбивчиво попросила ее Демельза. – Только крепкий. И вскипяти воду, прежде чем его заваривать.
– Да, мэм.
– Даже не верится, что мэм – это я, – призналась Демельза, когда Джинни вышла из гостиной.
Верити улыбнулась:
– А теперь расскажи мне, что тебя беспокоит?
– Ты, Верити.
– Я? О господи, чем же я тебя обидела?
– Ты… ничем. Но если я скажу… боюсь, тогда ты можешь обидеться…
– Но если я ничего не узнаю, то не сумею тебе помочь.
– Верити, – начала Демельза, – Росс однажды мне рассказал… Я сперва долго у него выпытывала, и он мне рассказал, что когда-то ты любила одного человека.
Гостья не шелохнулась, только ее улыбка стала немного жестче.
– Мне жаль, что это обстоятельство заставило тебя беспокоиться, – сказала она.
Демельза понимала, что зашла уже слишком далеко и теперь поздно поворачивать назад.
– Мне не дает покоя вопрос: разве правильно было разлучать вас вот так?
На впалых щеках Верити заиграл легкий румянец.
«Она снова стала чопорной и замкнутой, как старая дева, – подумала Демельза. – Совсем как в первый день нашего знакомства. Как будто внутри ее живут два разных человека».
– Дорогая, я думаю, что нам не следует судить людей по собственным меркам. Так уж устроен этот мир. Мои… отец и брат – люди с принципами, и они действовали в соответствии со своими понятиями о чести. Правильно они тогда поступили или нет, не нам решать. И в любом случае, что сделано, то сделано. К тому же все это было так давно, что и вспоминать нечего.
– И ты никогда больше о нем не слышала?
Верити поднялась:
– Нет.
Демельза подошла к ней и встала рядом.
– Ненавижу. Ненавижу все это, – сказала она.
Верити погладила невестку по плечу. Со стороны могло показаться, будто это не ей, а Демельзе только что причинили боль.
– Ты не расскажешь мне об этом? – спросила Демельза.
– Нет.
– Иногда, если рассказать, становится легче…
– Не теперь. Говорить об этом сейчас… только понапрасну бередить старые раны.
Верити передернула плечами, и тут Джинни внесла поднос с чаем.
В тот же вечер Демельза оказалась в кухне наедине с Джудом. По их поведению никогда нельзя было понять, симпатизируют эти двое друг другу или просто сохраняют вооруженный нейтралитет. Демельзе удалось завоевать расположение Пруди, но не ее мужа. Джуд долго не мог смириться с тем, что эта девчонка, которая совсем недавно была у него на побегушках, теперь имела право им командовать. Ну сами посудите, разве это справедливо? Будь у Джуда выбор, он бы предпочел, чтобы на месте Демельзы оказалась какая-нибудь надменная избалованная мадам, привыкшая к тому, что вокруг нее постоянно суетится прислуга.
Демельза положила на стол разделочную доску, насыпала муки, достала дрожжи и приготовилась месить тесто.
– Джуд, а ты помнишь капитана Блейми, который приезжал сюда, чтобы повидаться с мисс Верити? – поинтересовалась она.
– Чего ж не помнить, помню, – ответил Джуд.
– Я тогда, наверное, тоже уже здесь жила, – сказала Демельза. – Но я ничего не помню… об этом.
– Вы тогда еще шмакодявкой были, – мрачно заметил Джуд. – И место ваше было на кухне. Так-то вот.
– Думаю, ты не очень хорошо знаешь эту историю? – предположила Демельза.
– Как это не знаю, коли я там был и все своими глазами видел.
Она начала замешивать тесто.
– А что ты видел, Джуд?
Слуга взял нож, подобрал с пола палку и, тихо насвистывая сквозь два зуба, принялся ее строгать. Блестящая лысина в кружке волос делала его похожим на монаха-отшельника.
– Блейми ведь свою первую жену случайно убил, да? – спросила Демельза.
– Вы, как я погляжу, все об этом знаете…
– Нет, не все, Джуд. Только кое-что. Расскажи мне, что тогда случилось?
– Ну, этот тип, капитан Блейми, он приударял за мисс Верити. Капитан Полдарк разрешил им тут встречаться, потому как больше негде было. И вот однажды мистер Фрэнсис и его папаша – старика похоронили в прошлом сентябре – заявились сюда и застукали их в гостиной. Мистер Фрэнсис сказал капитану: мол, давай выйдем из дома. Они вышли и прихватили с собой пистолеты. Те, что у окна висели. А меня взяли следить, чтоб все по-честному было, как полагается. Не прошло и пяти минут, как мистер Фрэнсис стрельнул в капитана Блейми, а тот в него. Чистая работа.
– Кто-нибудь пострадал?
– Ну, не так чтобы очень. Блейми руку поцарапало, а мистеру Фрэнсису пуля в шею угодила. Все по-честному. А потом капитан Блейми сел на свою лошадку и ускакал.
– И с тех пор ты ничего о нем не слышал?
– Ни словечка.
– А он разве не в Фалмуте живет?
– Ну да, в Фалмуте, когда не в море.
– Джуд, позволь попросить тебя об услуге.
– Чего-чего?
– Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал, когда капитан Росс в следующий раз поедет повидать Джима Картера.
Джуд посмотрел на Демельзу. Глаза у него были красные, как у старого бульдога.
– Это как?
– Я хочу, чтобы ты поехал в Фалмут, нашел капитана Блейми, если он еще там, и узнал, как у него дела.
Джуд молча встал и смачно плюнул в очаг.
– Хватит уже воду мутить, миссис, – сказал он, когда слюна перестала шипеть. – Это не нашего с вами ума дело. Уж поверьте мне, тут не будет никакого толку. Это все неправильно и вдобавок опасно. Я там буду словно красная тряпка перед носом у быка.
Высказавшись таким образом, Джуд взял свою палочку и нож и вышел из кухни. Демельза проводила его взглядом. Она расстроилась, хотя ответ старого слуги и не стал для нее неожиданностью. Потом Демельза посмотрела на тесто и медленно перевернула его обсыпанными мукой пальцами. Ее темные глаза сверкали – верный признак того, что отступать она не собиралась.
День крестин выдался погожим, и церемония в церкви Сола в присутствии тридцати гостей прошла просто замечательно. Джулия довольно жмурилась, когда кузен отца, преподобный Уильям-Альфред Джонс, окроплял ее святой водой, а потом все потянулись в сторону Нампара-Хауса. Некоторые поехали верхом, остальные шли по двое, по трое, беседовали и наслаждались теплым солнцем. Колоритная процессия гостей разбрелась по холмистой местности. Когда они проходили мимо, их с любопытством и несколько благоговейным страхом разглядывали местные крестьяне и шахтеры. И немудрено – ведь эти люди действительно словно бы явились из другого мира.
Гостиная, хоть и просторная, все же была маловата, для того чтобы усадить там за стол компанию из тридцати человек, особенно учитывая, что некоторые дамы были в кринолинах, да и вообще никто из этих людей не привык к тесноте.
Элизабет и Фрэнсис привели Джеффри Чарльза, мальчика трех с половиной лет от роду. Тетушка Агата, которая не покидала Тренвит лет десять, а верхом не ездила уже двадцать шесть, всем своим видом демонстрировала, насколько ей неприятно передвигаться на старой смирной кобылке. Она на протяжении сорока семи лет участвовала в охоте, но никогда не сидела в дамском седле и начинать это теперь считала для себя унизительным. Росс усадил тетушку в удобное кресло и принес ей грелку для ног. А когда он добавил ей в чай немного рому, старушка заметно оживилась и начала искать повсюду признаки знамений.
Джордж Уорлегган пришел только потому, что его попросила об этом Элизабет. Миссис Тиг и три ее незамужние дочери приняли приглашение просто для того, чтобы выйти в свет, а четвертая, Пейшенс Тиг, в надежде повстречать здесь Джорджа Уорлеггана. Джон Тренеглос, Рут и старый Хорас Тренеглос оказались тут по разным причинам: первому было интересно посмотреть на Демельзу, вторая надеялась насолить хозяевам, а третий пришел просто как добрый сосед.
В числе приглашенных была также и Джоан Паско, дочь банкира. Ее сопровождал серьезный, немногословный, но довольно приятный молодой человек по имени Дуайт Энис.
Росс наблюдал за тем, как его молодая жена принимает гостей, и невольно сравнивал ее с Элизабет. Супруге Фрэнсиса уже исполнилось двадцать четыре, и она оставалась такой же прелестной, как и всегда. На Рождество ее немного уязвил успех юной Демельзы, и она решила проверить, получится ли у нее вернуть свою былую власть над Россом. В последнее время это казалось ей важным, как никогда раньше. Элизабет была в украшенном брокатом темно-красном бархатном платье с широкими лентами на талии и кружевами на рукавах. Любой обладающий чувством цвета человек буквально не мог оторвать от нее глаз.
Элизабет была не просто красива, в ней чувствовалась порода: она была утонченной, воспитанной в праздности аристократкой и происходила из древнего рода мелкопоместных дворян. Чиноветы жили в этих краях еще до Эдуарда Исповедника, и, похоже, Элизабет, помимо всего прочего, унаследовала от своих предков склонность к усталости, как будто благородная кровь текла в ее жилах тонкой струйкой. На ее фоне Демельза, выросшая в грязной лачуге с отцом-пьяницей, казалась обычной выскочкой, оборванкой, взятой в приличный дом, голодранкой, которая забирается на чужие плечи, чтобы посмотреть на лучшую жизнь. Демельза, здоровая, крепкая и полная сил, не была утонченной и не обладала изысканными манерами. Но зато она была естественной, искренней во всех своих чувствах и поступках. Одним словом, каждая из двух этих женщин обладала достоинствами, которых не хватало другой.
Преподобный Кларенс Оджерс, викарий Сола и Грамблера, явился в парике из конского волоса. Миссис Оджерс, миниатюрная пугливая женщина, умудрившаяся выносить десятерых детей и при этом ни на дюйм не растолстеть, смиренно обсуждала проблемы прихода с Дороти Джонс, женой Уильяма-Альфреда. Молодежь в конце стола дружно смеялась над рассказом Фрэнсиса о том, как Джон Тренеглос на прошлой неделе заключил пари, что сможет верхом подняться по лестнице Уэрри-Хауса, и свалился прямо на колени леди Бодруган, распугав всех ее собак.
– Это все выдумки! – перекрикивая смех, заявил Джон Тренеглос и взглянул на Демельзу, чтобы проверить, не привлекла ли ее внимание эта история. – Грубая, наглая ложь. Я действительно на секунду потерял равновесие, а Конни Бодруган оказалась рядом и предоставила мне пристанище. Но не прошло и полминуты, как я снова был в седле и спустился вниз еще до того, как она закончила свою тираду.
– И, зная ее светлость, могу предположить, что тирада была весьма грубой, – сказал Джордж Уорлегган и поправил галстук, который, несмотря на все свое великолепие, не мог замаскировать его короткую шею. – Не удивлюсь, если вы услышали кое-какие новые словечки.
– Мой дорогой. – Пейшенс Тиг притворилась, будто шокирована, и искоса глянула на Джорджа. – Вы не находите, что леди Бодруган – довольно грубый предмет для разговора на таком прекрасном приеме?
Все снова рассмеялись, а Рут Тренеглос, которая сидела на противоположном конце стола, пристально посмотрела на сестру. Пейшенс стремилась на волю и мечтала, подобно ей самой, вырваться из-под материнского гнета. Старшие, Фейт и Хоуп, безнадежные старые девы, подпевали миссис Тиг, как греческий хор. Джоан, средняя сестра, готова была пойти по их стопам.
Дороти Джонс решила отступить от основной темы разговора.
– Вам не кажется, что нынешняя молодежь довольно экстравагантно одевается, – заметила она, понизив голос, и посмотрела на Рут. – Уверена, шелка новоиспеченной миссис Тренеглос недешево обходятся ее супругу. К счастью, он в состоянии удовлетворить все ее запросы.
– Да, мэм, я с вами полностью согласна, – обеспокоенно выдохнула миссис Оджерс и потрогала взятое взаймы ожерелье. Миссис Оджерс постоянно со всеми соглашалась, словно это было ее предназначением. – Дома-то она росла не в такой роскоши. Как летит время. Кажется, мой муж еще совсем недавно крестил Рут. Наш первенец появился на свет в ту же пору.
– А Демельза заметно располнела, с тех пор как я видела ее в последний раз, – шепнула миссис Тиг, наклонившись к Фейт Тиг, и в этот момент у нее за спиной Пруди грохнула на стол поднос, на котором лежал пирог со смородиной. – И платье ее мне не нравится. А тебе? Неподобающий наряд для той, кто совсем недавно стала… э-э-э… замужней женщиной. Такое надевают специально, чтобы привлечь взгляды мужчин. Это каждому ясно.
Фейт наклонилась к своей сестре Хоуп и послушно передала той эстафету:
– Всякому понятно, какой тип мужчин она привлекает. Пышный цветок быстро увядает. Хотя, должна признаться, капитан Полдарк меня удивил. Но они, несомненно, подходят друг другу…
– Что сказала Фейт? – спросила у Хоуп ожидавшая своей очереди Джоан.
– Какая миленькая маленькая обезьянка, – сказала тетушка Агата Демельзе, которая сидела рядом с ней во главе стола. – Дай-ка мне ее подержать, бутончик. Ты же не боишься, что я уроню малышку? Я стольких баюкала и нянчила, многие умерли, когда тебя еще и в планах не было. Гули-гули-гули! Ну вот, она мне улыбается. Если ее не пучит. Только посмотри, девочка настоящая Полдарк. Вся в отца.
– Осторожнее, – предупредила Демельза, – она может срыгнуть и испачкать ваше чудесное платье.
– Пусть срыгивает, это добрый знак. Ах да, у меня же есть кое-что для тебя, бутончик. Подержи секунду малышку. Я стала такая растяпа, да еще меня сегодня растрясло на этой старой кляче… Вот. Это для Джулии.
– Что это? – растерянно спросила Демельза.
– Сушеная рябина. Повесь над кроваткой. Защитит от злых духов…
– Он у нас еще не переболел корью, – сказала Элизабет Дуайту Энису и ласково потрепала сынишку, который тихо сидел рядом с ней на стуле, по кудрявой голове. – Я часто думаю: стоит ли делать прививку, не вредно ли это для ребенка?
– Вреда не будет, если все сделать аккуратно, – ответил Дуайт. Его посадили рядом с Элизабет, и, кроме ее красоты, он почти ничего не замечал. – Только не нанимайте для этого какого-нибудь коновала. Надежнее обратиться к аптекарю.
– О, к счастью, у нас в округе есть хороший доктор. Но сегодня его здесь нет, – сказала Элизабет.
Наконец с трапезой было покончено, и, поскольку день выдался погожий, все гости дружно вышли из дома и разбрелись по саду, а Демельза, как бы невзначай, оказалась рядом с Джоан Паско.
– Мисс Паско, мне показалось, вы говорили, будто вы из Фалмута. Я не ослышалась? – спросила она.
– Я выросла там, миссис Полдарк, но сейчас живу в Труро.
Мисс Паско сюсюкала с маленькой Джулией, а Демельза украдкой огляделась, желая убедиться, что их никто не слышит, и продолжила:
– А вы, случаем, не знакомы с капитаном Эндрю Блейми?
– Мы представлены, но встречались лишь пару раз.
– Мне любопытно, он еще в Фалмуте?
– Думаю, Блейми появляется там время от времени. Он ведь моряк, как вы знаете.
– Ах, как бы мне хотелось побывать в этом городе, – мечтательно произнесла Демельза. – Я слышала, в Фалмуте очень красиво. Вот бы полюбоваться всеми этими кораблями…
– О, тогда лучшая пора после шторма. В гавани достаточно места, и корабли собираются там, чтобы переждать непогоду.
– Да, конечно, но ведь пакетботы курсируют строго по часам. Говорят, пакетбот на Лиссабон выходит в море каждый вторник.
– Полагаю, вас неправильно информировали, мэм. Пакетбот на Лиссабон отбывает из бухты Сент-Джаст по пятницам вечером. Но это зимой, а в летние месяцы – каждую субботу утром. Так что самое лучшее время, чтобы полюбоваться кораблями, – это конец недели.
– Гули-гули-гули, – подражая тетушке Агате, произнесла Демельза, склонившись над дочкой, и поблагодарила мисс Паско: – Спасибо, что все так хорошо мне разъяснили.
– Дорогая, кто это там спускается по долине? – спросила Рут Тренеглос, обращаясь к своей сестре Пейшенс. – Похоже на похоронную процессию. Не сомневаюсь, тетушка Агата посчитает это недобрым знамением.
Некоторые из гуляющих по саду тоже обратили внимание на приближение новых гостей. Процессия продвигалась между деревьями на другой стороне ручья, а возглавлял ее средних лет мужчина в черном лоснящемся фраке.
– Святые угодники! – воскликнула Пруди, выглянув во второе окно гостиной. – Да это же папаша нашей девочки! Приперся раньше времени. Глист чернявый, ты сказал ему, что приходить надо в среду?
Джуд от неожиданности чуть не подавился куском пирога со смородиной и закашлялся.
– В среду? – раздраженно переспросил он. – Сказал, конечно. С чего мне было говорить – во вторник, если велено было передать, мол, приходите в среду? Я тут ни при чем. Он, видать, сам так решил. И нечего спускать на меня всех собак!
Демельза, как только узнала новых гостей, сразу почувствовала легкую дурноту и буквально потеряла дар речи. Ее будто обухом по голове ударили, она оказалась безоружной перед надвигающейся катастрофой. И мужа, как на грех, не было рядом, он в это время открывал окна для тетушки Агаты, чтобы та могла сидеть в кресле и наблюдать за всем, что происходит в саду.
Однако Росс не пропустил появления новых гостей.
Они шли строем: первый – Том Карн, крупный и непреклонный в своей новообретенной респектабельности; за ним – его вторая жена Чегвидден Карн (в чепце и с маленьким ротиком, она походила на черную курицу); за ней – четыре долговязых юнца, отобранные из числа братьев Демельзы.
Разговоры в саду смолкли, слышались только журчание воды и чириканье овсянки. Процессия подошла к ручью и загремела подбитыми гвоздями башмаками по дощатому мостику.
Верити догадалась о том, что за компания явилась в Нампару, и, оставив старого Тренеглоса, поспешила к Демельзе. Помочь ей она ничем не могла, разве что встать рядом и подать знак Фрэнсису и Элизабет.
Тут появился Росс и без видимой спешки пошел к мосту навстречу гостям.
– Как поживаете, мистер Карн? – поприветствовал он тестя и протянул ему руку. – Рад, что вы смогли прийти.
Карн молча смерил его взглядом. Со времени их последней встречи прошло больше четырех лет, и тогда, прежде чем один из них оказался в ручье, они устроили погром в гостиной. Два года назад отец Демельзы приобщился к методистской церкви, и это сильно повлияло на него: взгляд у Тома Карна прояснился, да и одеваться он стал более респектабельно. Росс за этот период тоже изменился. Полдарк перерос постигшее его разочарование, а покой и счастье, которые он обрел с Демельзой, смягчили его нрав и усмирили мятежную душу.
Карн не усмотрел в тоне зятя сарказма и подал руку. Чегвидден Карн, ничуть не смутившись, подошла следом за мужем и тоже пожала руку Россу, после чего отправилась поздороваться с Демельзой. Поскольку Карн не удосужился представить четверку долговязых юнцов, Росс коротко им поклонился, а они, по примеру старшего, поклонились в ответ. Ни один из братьев и близко не был похож на Демельзу, и Росс обнаружил, что это обстоятельство почему-то доставляет ему удовольствие.
– Девочка моя, мы ждали в церкви, – мрачно произнес Карн Демельзе. – Ты сказала – в четыре, и в четыре мы были там. Ты не должна была начинать без нас. Лучше бы мы остались дома.
– Я говорила: завтра в четыре, – сухо поправила отца Демельза, сделав акцент на «завтра».
– Да, так и передал твой посыльный. Но у нас есть право присутствовать на крестинах, а твой человек сказал, что крестины состоятся сегодня. В такой день ты прежде всего должна была позвать своих родных, а не всех этих разряженных щеголей.
Демельза почувствовала укол в самое сердце. Этот человек, который еще в детстве вечными побоями уничтожил ее дочернюю любовь и которого она в знак прощения пригласила в гости, намеренно заявился на день раньше и собирался испортить им праздник. Все ее старания были напрасны, теперь Росс станет посмешищем для всей округи. Уже прямо сейчас Демельза, не оборачиваясь, отчетливо видела ухмылки на лицах Рут Тренеглос и миссис Тиг. Ей хотелось вырвать клочья из черной густой бороды отца (правда, под носом и под нижней губой у того появилась седина), хотелось разодрать ногтями этот его слишком уж приличный сюртук и залепить землей с клумбы его мясистый, в красных прожилках нос. Стараясь не показать всю степень своего отчаяния, Демельза с приклеенной улыбкой на губах поздоровалась с мачехой, а потом с братьями: Люком, Сэмюэлем, Уильямом и Бобби. Знакомые имена и лица, она любила их когда-то давно, в той далекой кошмарной жизни, с которой ее больше ничего не связывало.
А братья немного оторопели, увидев перед собой не прежнюю Демельзу, ишачившую на них в детстве, а хорошо одетую молодую женщину, которая выглядела и говорила совсем не так, как они. Все четверо встали на почтительном расстоянии и что-то невнятно бурчали в ответ на отрывистые вопросы сестры. А Росс тем временем со всем уважением, на которое при желании был способен, сопровождал Тома Карна и тетушку Чегвидден по саду, последовательно представляя их всем приглашенным. Его ледяная вежливость не оставляла шансов гостям, которые не привыкли раскланиваться с простолюдинами.
У Тома Карна не вызывала уважения вся эта расфуфыренная публика; наоборот, он был возмущен тем, что эти люди посчитали возможным так легкомысленно нарядиться в столь торжественный день. Огненно-яркое платье Элизабет, узкий, с глубоким декольте лиф Рут Тренеглос, нити жемчуга и завитой парик миссис Тиг произвели такое впечатление на тетушку Чегвидден, что ее рот сжался, став похожим на намертво зашитую петлю для пуговицы.
Процедура знакомства подошла к концу, и разговоры возобновились, но теперь уже на пониженных тонах. Легкий ветерок пробежал по саду между гостями, поигрывая то тут, то там атласными лентами и фалдами сюртуков.
Росс дал знак Джинни, чтобы она принесла портвейн и бренди. Больше крепких напитков для гостей – больше разговоров, и у хозяев меньше шансов потерпеть фиаско.
Карн отмахнулся от подноса.
– Нет, я противник спиртного, – заявил он. – Горе тому, кто встает поутру, начинает пить и предается возлияниям до самого вечера, пока вино не выжжет его изнутри! Я покончил с распутством и пьянством и твердо встал на путь благочестия и спасения. Дай-ка мне взглянуть на дитя, дочка.
Демельза непослушными от напряжения руками достала Джулию из люльки.
– Мой первенец был покрупнее, – заметила миссис Чегвидден Карн, тяжело дыша на ребенка. – Правда, Том? Ему в августе год исполнится. Такой красивый мальчонка, скажу я вам, хоть и не принято своих детей хвалить.
– А что это у девочки на лбу? – спросил Карн. – Ты что, ее уронила?
– Это от родов, – зло ответила Демельза.
Джулия заплакала.
Карн почесал подбородок:
– Надеюсь, вы выбрали для нее добропорядочных и благочестивых крестных родителей? Я-то надеялся, что сам стану крестным.
Возле ручья хихикали и щебетали между собой девицы Тиг, но миссис Тиг была преисполнена достоинства.
– Какое тщательно продуманное оскорбление, – сказала она, опустив веки, – пригласить подобную пару и представить ее всем нам. Это афронт со стороны Росса и его девки-кухарки. Я с самого начала не хотела сюда приходить!
А вот ее младшая дочь, Рут, была иного мнения. То, что случилось, не было частью ее плана, но из этого можно было извлечь определенную пользу. Она взяла с подноса у Джинни бокал и бочком-бочком подошла к Джорджу Уорлеггану.
– Вам не кажется, что гости не должны так далеко отходить от хозяев? – шепотом спросила Рут. – Мне редко доводилось бывать на крестинах, и я не знакома с этикетом на подобных приемах, но, считаю, хорошие манеры предполагают именно это.
Джордж секунду молча смотрел в ее немного раскосые зеленые глаза. В душе он всегда относился к Тигам с презрением, это была своего рода концентрированная смесь уважения и снисходительности: именно такие чувства он испытывал по отношению к Полдаркам, Чиноветам и прочим потомкам благородных семей, чей талант вести дела был обратно пропорционален длине их родословных. Сами аристократы могли относиться к нему свысока, но Уорлегган знал, что некоторые из них уже стали его побаиваться. Девицы Тиг не представляли для Джорджа никакого интереса – вечно хихикающие старые девы, живут на три процента с нескольких акров земли. Но Рут после замужества начала очень быстро развиваться, и Уорлегган понял, что пора пересмотреть свое к ней отношение. Она, как и Росс в роду Полдарков, была другого замеса.
– Скромность всегда сопутствует очарованию, мэм, – заметил Джордж. – Но я знаю о крестинах не больше вашего. Не кажется ли вам, что в любом случае наиболее безопасный путь – это следовать своим интересам?
Взрыв смеха у них за спиной ознаменовал конец анекдота, который Фрэнсис рассказывал Джону Тренеглосу и Пейшенс Тиг.
– Фрэнсис, вам следует вести себя более пристойно, – нарочито громким шепотом сказала Рут. – А не то нам устроят выволочку. Тот старик смотрит в нашу сторону.
– Пока что нам ничего не грозит, – отозвался Фрэнсис. – Дикие кабаны перед нападением всегда ощетиниваются.
И это замечание снова было встречено дружным смехом.
– Эй, девочка, есть там еще канарское? – спросил Фрэнсис у проходившей мимо Джинни. – Я бы выпил еще бокальчик. А ты миленькая. И где же только тебя отыскал капитан Полдарк?
Намек был сделан невольно, но смех Рут не оставил сомнений в том, что он попал в цель. Служанка вспыхнула до корней волос.
– Я – Джинни Картер, сэр. В девичестве – Мартин.
– Ах да. – Фрэнсис немного изменил интонацию. – Теперь припоминаю. Ты работала на шахте в Грамблере. Как твой муж?
Джинни посветлела лицом.
– Хорошо, сэр, спасибо. Насколько я… насколько мне…
– Насколько тебе известно. Надеюсь, время быстро пролетит для вас обоих.
– Спасибо, сэр.
Джинни, все еще красная от смущения, присела в реверансе и пошла дальше.
– Фрэнсис, вы совсем не уделяете внимания вашей крестнице, – заметила Рут, которой не понравилось, что он начал изображать из себя благодушного сквайра. – Малышка, наверное, уже соскучилась. Уверена, она не прочь сделать глоточек канарского.
– Говорят, все простолюдины растят своих детей на джине, – вставила Пейшенс Тиг. – И не находят в этом ничего дурного. Я недавно читала, сколько миллионов галлонов джина они выпили в прошлом году. Вот только забыла, сколько именно.
– Но не всё же выпили дети, – возразил Тренеглос.
– Не сомневаюсь, что они порой для разнообразия пьют эль, – сказала Пейшенс.
Все это время Том Карн, хоть и не слышал, о чем идет разговор, наблюдал за их компанией. Потом он вперил свой взгляд в миссис Карн и произнес:
– Жена, здесь забыли Господа, это не место для невинного дитяти. И таких людей негоже пускать на крестины. Женщины все развратницы, в срамных платьях. Между ними ходят самодовольные щеголи, пьют, паясничают. Даже хуже, чем в Труро.
Его супруга передернула плечами. Она была убеждена в том, что им стоит остаться, и вообще была настроена менее воинственно.
– Мы должны молиться за них, Том. Молиться за них всех и за твою дочь тоже. И тогда, возможно, придет день, и они прозреют.
Джулия все не унималась, и Демельза, извинившись, унесла малышку в дом. Она была в отчаянии.
Бедняжка понимала, что теперь, чем бы ни закончился этот день, она уже потерпела поражение. Ее прием даст богатую пищу для сплетен. Ну и пусть. Тут уже ничем не поможешь. Она пыталась стать одной из них, но не смогла. Больше не стоит и пробовать. А теперь пусть они все уходят, пусть все поскорее закончится, и она наконец останется одна.
Спустя несколько минут после ухода Демельзы Рут удалось незаметно подвести свою компанию ближе к Карнам, так, чтобы оказаться в пределах слышимости.
– Лично я предпочитаю исключительно крепкие напитки, – сказала она. – Мне по душе портвейн и бренди с богатым ароматом, а кислятину я не пью. Вы разделяете мой вкус, Фрэнсис?
– Вы напоминаете мне тетушку Агату, – ответил Фрэнсис. – Ну просто воплощение женщины свободных взглядов.
И эта реплика тоже была встречена дружным смехом, только на сей раз смеялись над Рут. Когда компания проходила мимо Тома Карна, он встал у них на пути и оказался лицом к лицу с Рут.
– И кто же из вас будет крестным дитяти?
Фрэнсис слегка поклонился:
– Я.
Разыгравшийся ветер приподнимал фалды его фрака, и со спины он чем-то напоминал сатира.
Том Карн смерил Фрэнсиса взглядом:
– И по какому же праву?
– Что, простите?
– По какому праву вы будете для дитяти примером добродетели?
Накануне Фрэнсис выиграл приличную сумму в фараон и теперь пребывал в благодушном расположении духа.
– Да по такому, что меня пригласили родители девочки.
– Пригласили? Ну что ж, они-то, может, и пригласили. Но спасены ли вы?
– Спасен ли я? – не понял Фрэнсис.
– Вот именно.
– От чего спасен?
– От дьявола и геенны огненной.
– Насчет этого мы не в курсе, – загоготал Джон Тренеглос.
– И это ваша вина, мистер, – назидательно сказал Карн. – Кто не внемлет Господу, внемлет дьяволу. Человек служит либо одному из них, либо другому. Не бывает серединки на половинку. Или в рай с ангелами, или же прямиком в геенну огненную!
– Да у нас тут проповедник, – заметил Джордж Уорлегган.
Миссис Карн потянула супруга за рукав. Она всегда исповедовала презрение к знати, но ее чувства не были столь же искренними, как у мужа. Миссис Карн понимала, что за стенами их молельного дома миром правят именно эти люди.
– Уймись, Том, – сказала она. – Оставь их. Они в долине тьмы и не видят света.
Росс, который ушел в дом, чтобы как-то приободрить Демельзу, теперь снова появился на пороге. Ветер начал усиливаться. Росс заметил, что между гостями назревает ссора, и сразу направился в их сторону.
Карн отмахнулся от супруги.
– Четыре года назад, – громко, так что его голос разнесся по всему саду, провозгласил он, – я и сам был грешником перед лицом Господа и служил дьяволу, предаваясь распутству и пьянству. Хуже того, от меня несло серой, и я шел прямой дорогой в ад. Но Господь открыл мне глаза и указал путь к спасению, свету и вечному блаженству. А тот, кто не принимает милость Господа и живет во грехе, не может отвечать перед Создателем за дитя бессловесное.
– Надеюсь, эта отповедь вполне вас удовлетворила, Фрэнсис, – едко заметила Рут.
Но Фрэнсис не желал поддаваться на провокации.
– Я, в свою очередь, несколько озадачен столь категоричным делением на овец и козлищ, хотя мне известно, что люди вашего склада склонны к подобным инсинуациям, – сказал он, обращаясь к Карну. – В чем, по-вашему, различие между нами? Разве мы оба не из той же плоти и крови? Так почему, спрашивается, после смерти вам будет даровано Царствие Небесное, а я отправлюсь прямиком в ад? Кто сказал, что вы более ревностный поборник веры, чем я? Мне действительно интересно. Вы сказали, что вы спасены, а я – нет. Но это всего лишь слова. А где доказательства? Что мешает мне заявить, что я – великий визирь и хранитель семи печатей? Я тоже могу бегать по округе и кричать, будто спасен и мне уготовано Царствие Небесное, а вам – вечное проклятие.
Джон Тренеглос разразился хохотом, а благочестивая физиономия Карна от злости покрылась багровыми пятнами.
Миссис Карн снова потянула мужа за рукав:
– Оставь их. Это сам дьявол искушает тебя, хочет, чтобы ты ввязался в пустой спор.
Гостей словно магнитом притягивало со всех сторон к шумной компании.
Росс подошел и встал у них за спиной.
– Ветер поднимается, – сказал он. – Дамам лучше уйти в дом. Фрэнсис, не поможешь тетушке Агате?
Росс указал в сторону старой леди, которая покинула свое место у окна и, повинуясь врожденному чутью на неприятности, без посторонней помощи ковыляла через лужайку к саду.
– Я и не стану продолжать столь нечестивый разговор, – произнес Карн и в упор посмотрел на Рут. – Прикройте свою грудь, женщина. Сие постыдно и грешно. В былые времена женщин и за меньшие прегрешения пороли на улице.
Повисла гнетущая пауза.
– Какая наглость! – возмутилась Рут. – Если кого-то и следует выпороть, так это вас. Джон! Ты слышал, что он сказал?
Ее супруг медленно соображал и к тому же был навеселе, он не сразу уловил суть перепалки и поэтому только теперь подавился смехом и накинулся на Карна:
– Ах ты, старая мерзкая свинья! Ты хоть понимаешь, с кем разговариваешь? Немедленно извинись перед миссис Тренеглос, или, будь я проклят, я спущу с тебя шкуру!
Карн сплюнул на траву:
– Что, правда глаза колет? Женщина должна одеваться скромно и прилично, а не выставлять напоказ свои прелести, чтобы пробудить мужскую похоть. Если бы моя жена так разрядилась, клянусь Иаковом, я бы…
Росс встал между ними и перехватил руку Тренеглоса. Пару секунд он молча смотрел в глаза раскрасневшемуся от злости соседу, а потом спокойно сказал:
– Мой дорогой Джон, какая банальная перепалка! И в присутствии дам!
– Не лезьте не в свое дело, Росс! Этот старик просто невыносим…
– Не мешайте ему, – попросил Карн. – Я уж два года не дрался, но смогу показать ему пару приемчиков. Если Господь…
– Отступись, Том, – настаивала миссис Карн. – Прошу тебя, отступись.
Росс не сводил взгляда с Тренеглоса.
– Но это очень даже мое дело, Джон, – сказал он. – Не забывайте, вы оба – мои гости. И я не могу позволить вам поднять руку на моего тестя.
Все прекрасно знали, кем приходится Полдарку этот старик, и тем не менее на секунду онемели, словно заявление Росса повергло их в шок.
Джон попытался высвободить руку, но не сумел и от этого побагровел еще больше.
– Что ж, – сказала Рут, – Росс, безусловно, будет на стороне того, кто потакал всем его интрижкам.
Росс отпустил руку Джона.
– Я, разумеется, хочу поддерживать добрые отношения с соседями, но не позволю им устраивать потасовку на пороге моего дома. Дамам не нравятся разорванные рубашки и разбитые носы. – Он взглянул на Рут, и на ее напудренных щеках появились розовые пятна. – Во всяком случае, большинству из них.
– Должна сказать, Росс, после женитьбы вы стали довольно странно смотреть на некоторые вещи, – заметила Рут. – Мне кажется, раньше вы были довольно учтивым. Ума не приложу, под чьим влиянием вы превратились в такого мужлана.
– Я требую извинений! – гаркнул Тренеглос. – Этот человек – тесть он вам или кто – посмел оскорбить мою супругу. Будь он мне ровней, клянусь, я бы за такое вызвал его на дуэль! Да неужели вы сам спустили бы такую наглость, Росс? Видит бог, уж кто-кто, а вы бы точно молчать не стали! Чтоб мне провалиться, если я не прав…
– Правда – всегда правда! – торжественно провозгласил Карн. – А богохульство – оно и есть богохульство…
– Попридержите язык, – перебил его зять. – Когда нам понадобится услышать ваше мнение, мы вас спросим. – Карн умолк, а Росс снова посмотрел на Тренеглоса. – Манеры и способ выражаться зависят от воспитания, Джон. Люди одного круга изъясняются на одном языке. Вы позволите мне, как хозяину, извиниться перед вами и вашей женой за нанесенное оскорбление?
После некоторых колебаний Джон смягчился, размял руку, хмыкнул и посмотрел на стоявшую рядом супругу.
– Что ж, Росс, вы достаточно ясно все изложили. Мне нечего на это возразить. Если Рут сочтет…
Рут поняла, что ее переиграли:
– Признаюсь, я бы предпочла услышать это чуть раньше. Росс, естественно, желает защитить своего нового родственника… Тем, кто занимает более высокое положение в обществе, следует со снисхождением относиться к представителям низов.
Громкий вопль заставил всех обернуться. Тетушка Агата, о которой из-за перепалки совсем позабыли, успела развить приличную скорость, но, когда до цели оставалось совсем немного, ее сбил с ног расшалившийся ветер. Падение до неузнаваемости изменило старую леди: над ее головой колыхалось облачко седых волос, а пурпурный чепец и парик тем временем катились в сторону ручья. Фрэнсис и еще пара гостей тут же бросились в погоню. А вслед за ними летел по ветру поток отборных ругательств времен династии Каролингов – такого никто из присутствующих в жизни не слыхивал. Даже вдовствующая леди Бодруган не смогла бы выразиться крепче.
Спустя час Росс вернулся в дом и поднялся наверх. Демельза лежала на кровати. Она была совершенно разбита и подавлена, но не плакала.
Гости любезно распрощались с хозяевами и, кто верхом, кто пешком, придерживая шляпы и развевающиеся на ветру юбки и полы сюртуков, покинули Нампару.
Демельза вышла их проводить, она вежливо улыбалась, пока не увидела спину последнего гостя, а потом буркнула что-то неразборчивое в свое оправдание и кинулась в дом.
– Тебя ищет Пруди, – сказал Росс. – Ты убежала, а она не знает, что делать с остатками еды.
Жена не ответила.
– Эй, Демельза.
– Ох, Росс, – вздохнула она, – мне так плохо.
Росс присел на край кровати:
– Дорогая, не стоит из-за этого волноваться.
– Теперь начнут болтать по всей округе. Рут Тренеглос и все семейство Тиг об этом позаботятся.
– Ну и что тут такого? Пустая болтовня. Они сплетничают от безделья…
– А меня так все это просто убивает. Я думала, у меня получится доказать им, что я гожусь тебе в жены, что я могу не только носить красивые платья, но и вести себя достойно, так, чтобы тебе не было за меня стыдно. А теперь вместо этого они будут хихикать и приговаривать: «Слышали про жену капитана Полдарка, эту судомойку?..» О, лучше бы я умерла!
– А вот это бы нас всех расстроило гораздо больше, чем перепалка с Джоном Тренеглосом. – Росс положил руку ей на щиколотку. – Дитя мое, это всего лишь первое препятствие. Мы его не взяли. Ничего страшного, попробуем снова. Только малодушные уходят с дистанции в самом начале скачек.
Демельза поджала ногу:
– Так, значит, ты считаешь меня трусихой?
Она вдруг разозлилась на Росса, хотя прекрасно понимала, что на приеме он повел себя достойнее всех остальных. Но Демельза все равно сердилась, потому что считала, что в такой ситуации любящий человек не может оставаться бесстрастным. И по той же причине ее задевало то, как муж держался теперь, когда гости разъехались. Как будто он ей покровительствовал, а не сочувствовал. И еще Демельзе не понравилось, что Росс назвал ее «дитя мое»: в этом ласковом обращении ей вдруг почудилось снисхождение.
И за всем этим, ясное дело, стояла Элизабет. На сегодняшнем приеме она одержала верх над Демельзой. Прекрасная, сдержанная и благородная Элизабет не принимала участия в перепалке. Она пришла не напрасно. Одним своим присутствием Элизабет, являвшая собой полную противоположность Демельзе, продемонстрировала гостям все то, чего не хватает жене Росса.
И вот теперь он сидел рядом, поглаживал Демельзу по ноге и лениво ее успокаивал, а сам небось в это время думал об Элизабет. А что, вполне возможно.
– Методизм твоего старика привит на подходящее дерево, – заметил Росс. – Он никогда ни в чем не знал меры. Интересно, что бы сказал по этому поводу Уэсли?[2]
– Это все Джуд виноват. Он вообще не должен был говорить отцу, что будет два приема. – Демельза чуть не плакала. – Так бы и убила его!
– Дорогая, через неделю об этом никто и не вспомнит. А завтра к нам придут Мартины, Дэниэлы, Джо и Бетси Триггс и все остальные. Их развлекать не надо, они и сами станцуют джигу на лужайке. И не забудь, еще и бродячие комедианты дадут представление.
Демельза перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушку.
– Я не смогу, Росс, – тихим сдавленным голосом произнесла она. – Передай им, чтобы не приходили. Я старалась изо всех сил, но этого оказалось недостаточно. Наверное, я сама виновата. Возомнила, будто смогу изобразить ту, кем на самом деле никогда стать не сумею. Все, с меня довольно. Я больше этого не выдержу.
За три дня до крестин состоялось довольно бурное собрание пайщиков шахты Уил-Лежер, и Росс с доктором Чоуком снова крепко поспорили. Росс выступал за развитие – Чоук считал это рискованной затеей. Чоук призывал к слиянию – Росс называл это обструкцией. Спор закончился тем, что Росс предложил выкупить долю Чоука по тройной цене, и доктор с достоинством принял его предложение. И вот утром после крестин Росс отправился в Труро, чтобы узнать у своего банкира, может ли он рассчитывать на заем.
Харрис Паско, невысокий мужчина неопределенного возраста в очках в стальной оправе, подтвердил, что заем возможен под залог Нампары, но при этом отметил, что покупка акций по такой цене, на его взгляд, крайне невыгодное предприятие.
– Медь сейчас идет по семидесяти одному, и никто не знает, как долго это продлится. Плавильные компании переживают не лучшие времена. И немудрено, ведь металл порой месяцами залеживается на складе в ожидании, когда найдется покупатель.
Россу нравился Паско, и он не видел смысла оспаривать его точку зрения. На выходе из дома банкира он столкнулся с молодым человеком, лицо которого показалось ему знакомым. Росс приподнял шляпу в знак приветствия и собрался было пройти дальше, но юноша остановился:
– Здравствуйте, капитан Полдарк. Так любезно с вашей стороны, что вы приняли меня у себя. Я только недавно в этих краях и очень ценю ваше гостеприимство.
Это был Дуайт Энис, тот самый молодой человек, которого привела на крестины Джоан Паско. Симпатичный парень, и неглупый, сразу видно. У Дуайта было совсем еще мальчишеское лицо, но решительный взгляд придавал ему мужественности. Сам Росс проскочил этот период взросления: он уехал в Америку долговязым юнцом, а вернулся уже ветераном войны.
– В наших краях живут Энисы. Это не ваши родственники? – поинтересовался Полдарк.
– У меня здесь есть троюродные братья, сэр, но они предпочитают помалкивать о нашем родстве. Мой отец из Пензанса, а я изучал в Лондоне медицину.
– И вы намерены посвятить себя этой профессии?
– Я закончил курс в начале года, но жить в Лондоне слишком дорого. Я подумываю осесть в ваших краях на какое-то время, продолжу свои исследования, а зарабатывать буду, принимая пациентов.
– Если в сферу ваших интересов входят недоедание или состояние здоровья шахтеров, то у вас будет богатый материал для исследований.
– Вам кто-то об этом рассказал? – удивился Энис.
– Никто ни о чем мне не рассказывал.
– Вообще-то, меня интересуют проблемы, связанные с легкими. Я думаю, для практики это самое подходящее место, ведь среди шахтеров широко распространены легочные заболевания. – Молодой человек увлекся и заговорил смелее. – И лихорадка тоже. Широкое поле для исследований и практики… Но я, наверное, утомил вас своими разговорами. Так что я, пожалуй, пойду.
– Все врачи, с которыми я знаком, более склонны рассказывать о своих успехах на охоте. С удовольствием как-нибудь побеседую с вами снова.
Росс прошел несколько шагов, потом остановился и окликнул Эниса:
– А где вы намерены поселиться?
– Я остановился на месяц у Паско. Попробую снять небольшой домик где-нибудь между Труро и Чейсуотером. Там у них нет практикующего врача.
– Возможно, вы знаете, что мне принадлежит доля в шахте, которую вы могли видеть вчера из моего сада? – поинтересовался Росс.
– Да, я и в самом деле что-то такое видел. Но вот насчет доли, признаться, ничего не слышал…
– Вакансия врача на шахте в данный момент свободна. Думаю, если вам это интересно, я могу поспособствовать, чтобы ее заняли именно вы. Шахта, конечно, маленькая, на сегодняшний день там работают всего восемьдесят шахтеров. Но это даст вам шиллингов четырнадцать в неделю, и вы сможете продолжить свои исследования.
Дуайт Энис покраснел от радости и смущения.
– Надеюсь, сэр, вы не подумали, что я… – начал он.
– Если бы я так подумал, то не сделал бы вам этого предложения. Ну, что скажете?
– О, это было бы очень кстати. Именно та работа, которая мне нужна. Вот только… путь неблизкий.
– Насколько я понял, вы еще не подыскали себе жилье, а в нашей округе есть из чего выбрать.
– А разве у вас здесь нет доктора с репутацией?
– Вы имеете в виду Чоука? Не беспокойтесь, работы вам хватит. Чоук человек со средствами и не перетруждается. Подумайте и дайте мне знать о своем решении.
– Благодарю, сэр. Вы очень добры.
«Если этот парень и впрямь окажется толковым, – подумал Росс, сворачивая от дома на улицу, – надо будет проследить, чтобы он занялся Джимом, когда тот освободится. От Чоука мало проку. Картер в тюрьме уже больше года, и, если он до сих пор жив, несмотря на больные легкие, есть надежда, что он продержится еще десять месяцев и воссоединится с Джинни и своей семьей».
Росс навещал Джима в январе и нашел его сильно исхудавшим и слабым, но условия в бодминской тюрьме, по сравнению с другими, считались сносными. Джинни вместе со своим отцом, Заки Мартином, дважды навещала мужа. Они выходили из дома рано утром, а возвращались на следующий день к вечеру. Но двадцать шесть миль в один конец – слишком долгий путь для молодой женщины, да еще к тому же кормящей матери. Росс подумал, что надо будет как-нибудь самому отвезти ее в Бодмин.
Ссора с Чоуком грозила оставить его без средств, как раз когда он начал планировать покупку некоторых предметов роскоши. И не только роскоши. Например, Россу позарез была нужна еще одна лошадь. Да и рождение Джулии повлекло за собой новые расходы, а экономить на дочери Полдарк не собирался.
Росс был зол на себя за опрометчиво принятое решение. Он свернул на постоялый двор «Красный лев», где в это время было полно народа, и пристроился за столом в нише у двери. Однако появление Росса не осталось незамеченным, и, после того как мальчик-слуга принял у него заказ, он услышал рядом чьи-то осторожные шаги.
– Капитан Полдарк? Доброго дня. Нечасто вы наведываетесь к нам в город.
Росс поднял голову и не очень-то приветливо посмотрел на того, кто нарушил его уединение. Это был Блюитт, управляющий и мелкий акционер Уил-Мейд, одной из нескольких медных шахт в долине Айдлесс.
– Я не располагаю свободным временем и приезжаю только по делам.
– Могу я присесть за ваш стол? С торговцами шерстью, что сидят в зале, мне не особо интересно. Благодарю. Как я понимаю, цены на медь снова упали?
– Насколько я знаю, да.
– Если это не остановить в самое ближайшее время, мы все обанкротимся.
– Поверьте, никто не будет сожалеть об этом больше моего.
Росс, сам того не желая, поддерживал разговор с этим человеком, хотя в душе и злился, что тот помешал его размышлениям.
– Остается лишь надеяться, что цены наконец перестанут падать. – Блюитт поставил стакан на стол и поерзал на стуле. – В этом году мы потеряли на продажах восемьсот фунтов. Для нас это большая сумма.
Росс снова поднял голову и увидел, что его собеседник действительно не на шутку обеспокоен – под глазами темные мешки, уголки рта опущены. В перспективе, и довольно близкой, его ожидали долговая яма и невозможность прокормить семью. Похоже, именно это обстоятельство и придало ему смелости рискнуть подойти к человеку, имевшему репутацию нелюдима. Возможно, Блюитт возвращался с собрания акционеров и ему просто необходимо было выговориться.
– Я не думаю, что это надолго, – сказал Росс. – Производство в городах растет, растет и спрос на медь. А стало быть, вырастут и цены.
– Согласен с вами, но это в долгосрочной перспективе, а мы, к несчастью, должны выплачивать проценты по краткосрочным займам. Чтобы выжить, мы вынуждены продавать руду по низким ценам. Если бы медные и плавильные компании честно вели дела, мы бы еще смогли продержаться в этот сложный период. Но каковы наши шансы на сегодняшний день?
– Я не думаю, что плавильные компании заинтересованы в удерживании низкой цены, – ответил Росс.
– Я говорю не о рыночных ценах, сэр, а о той, по которой они скупают у нас медь. Это сговор, капитан Полдарк, и мы все это понимаем, – продолжал Блюитт. – Разве можно получить справедливую прибыль, если компании даже не собираются конкурировать друг с другом!
Росс кивнул и посмотрел на входящих в таверну и выходящих из нее людей. Слепой мужчина на ощупь пробирался к стойке бара.
– С этим злом можно бороться двумя способами, – произнес Полдарк.
– Что вы предлагаете? – с надеждой в голосе осведомился Блюитт.
– Я предлагаю невозможное, – ответил Росс. – Медные компании никогда не станут устраивать конкурентные торги. Им это невыгодно. Но если бы шахты объединились по их примеру, они смогли бы попридержать поставки и таким образом вынудить медные компании поднять цену. В конце концов, мы – производители. Им без нас не выжить.
– Да-да, я понимаю, о чем вы. Продолжайте.
В этот момент мимо окна прошел мужчина, который завернул в таверну. Росс был так занят разговором с Блюиттом, что не сразу обратил внимание на плотную фигуру вошедшего и его походку вразвалочку. А когда понял, кто это, даже вздрогнул от неожиданности. Росс в последний раз видел этого человека, когда тот ехал верхом по долине из Нампары после дуэли с Фрэнсисом, а Верити смотрела ему вслед.
Росс опустил голову и уставился на стол, но у него перед глазами неотступно маячил образ, который он только что увидел: синий сюртук из отменного сукна; аккуратно повязанный широкий черный галстук; галуны на рукавах; коренастый, мужественный, производит впечатление, хотя… Лицо у него изменилось: морщины вокруг рта стали глубже, губы жестче, как будто он сомкнул их навсегда, а в глазах читалась непреклонность.
Новый посетитель не стал смотреть по сторонам и сразу прошел в следующий зал. Удачно они разминулись.
– Если кто нам и нужен, капитан Полдарк, так это предводитель, – с жаром сказал Блюитт. – Человек с положением, справедливый, уверенный в себе, тот, кто смог бы выступить от нашего имени. Если позволите, такой, как вы.
– Что?
– Я уверен, что вы простите мне это предположение, но в мире горнопромышленников каждый сам за себя и плевать хотел на соседа. Нам нужен лидер, тот, кто сплотит нас, и тогда мы сможем выступить как одно целое. Конкуренция – это хорошо, но только на подъеме. Мы не можем позволить себе конкурировать в такие времена, как сейчас. Эти медные компании сущие разбойники. Другого слова для них не нахожу. Вы только посмотрите, какие цены они накручивают. А вот если бы у нас был хороший руководитель, капитан Полдарк…
Росс слушал его вполуха.
– И какое ваше второе предложение? – спросил Блюитт.
– Мое предложение? – не понял Росс.
– Вы сказали, что в нашем нынешнем положении есть два способа бороться со злом.
– Второй способ – решить проблему шахтеров, создать собственную медную компанию, которая будет покупать руду, построит плавильни рядом с шахтами и сама будет заниматься обогащением и продажей руды.
Блюитт нервно побарабанил пальцами по столу:
– Вы хотите сказать, нам надо…
– Создать независимую компанию, благодаря которой вся прибыль будет доставаться шахтерам. Сейчас прибыль уходит в «Медеплавильную компанию Южного Уэльса» или к торговцам вроде Уорлегганов, которые повсюду запустили свои руки.
Блюитт тряхнул головой:
– Тут нужен солидный капитал. Хотел бы я, чтобы это было возможно.
– Денег для этого понадобится не больше, чем раньше, и, возможно, не больше, чем сейчас. А вот единства в целях точно потребуется значительно больше.
– Это было бы великолепно, – воодушевился Блюитт. – Капитан Полдарк, если позволите, вы как раз тот человек, который сможет создать и возглавить такое объединение. Компании будут изо всех сил стараться выдавить новичка, но… Но это вдохнет надежду и придаст сил тем, кто оказался на грани банкротства.
От отчаяния Гарри Блюитт обрел дар красноречия. Росс слушал его с долей скепсиса. Его предложения, пока он их формулировал, обрели более четкие формы, но в роли предводителя корнуоллских шахтеров он себя точно не видел. Росс хорошо знал своих людей, знал, какие они независимые и с каким упорством сопротивляются всему новому. Он прекрасно понимал, какие немыслимые усилия потребуются, чтобы осуществить в этих краях хоть какое-то начинание.
Потом они еще некоторое время попивали бренди. Похоже, неспешная беседа слегка успокоила Блюитта. Он выговорился, и его страхи отступили. Росс слушал Гарри, но не забывал о том, что в любой момент рядом может появиться Эндрю Блейми.
Пришло время уходить: накануне вечером ему все-таки удалось уговорить Демельзу не отказываться от затеи со вторым приемом. Блюитт пригласил к их столу Уильяма Окетта, управляющего шахты в долине Понсанут, и в красках расписал ему идею Росса. Окетт, осторожный мужчина, косой на один глаз, согласился, что такая компания может стать их спасением, но заметил при этом, что деньги-то все у банков, которые связаны с медными компаниями. Росс почувствовал себя задетым и сказал, что влиятельные люди есть не только в медных компаниях. Но для того, чтобы их компания удержалась, пяти или шести сотен, разумеется, недостаточно. Тридцать тысяч фунтов – вот примерная сумма, которая потребуется. Однако следует принимать в расчет, что закончиться их затея может как большой прибылью, так и полным разорением. Поэтому, прежде чем начинать, надо все хорошенько взвесить.
Эти замечания не только не умерили пыл Блюитта, но даже, наоборот, подстегнули его. Он достал из кармана засаленный лист бумаги и уже собрался было попросить перо и чернила, как вдруг оловянные кружки на стенах задребезжали от сильного удара, и все разговоры в трактире стихли.
В наступившей тишине из соседнего зала послышался какой-то скрежет, потом быстрый топот, мелькнул красный жилет – это в зал вбежал хозяин постоялого двора.
– Здесь не место для перебранок, сэр. Как только вы появляетесь – жди неприятностей. Я этого больше не потерплю. Я, я…
Голос хозяина заглушил разгневанный голос Эндрю Блейми. Потом и он сам растолкал столпившихся у двери посетителей. Росс заметил, что Блейми трезв, и подумал, что, возможно, его главной проблемой было вовсе не пьянство. Капитан Блейми гораздо больше страдал от своего собственного характера.
Видимо, Фрэнсис и Чарльз, да и он сам, на первых порах, все-таки были правы. Да разве можно было отдать великодушную и мягкосердечную Верити такому человеку?!
«Надо будет рассказать об этом Демельзе, – решил Росс, – может, тогда она перестанет меня донимать».
– Я знаю этого типа, – сказал Окетт. – Он капитан «Каролины», пакетбота, который курсирует между Фалмутом и Лиссабоном. Держит свою команду в строгости. А еще болтают, будто он убил жену и детей. Хотя я не понимаю, как после такого этот тип смог стать капитаном.
– Блейми повздорил с беременной женой и толкнул ее, – пояснил Росс. – Она неудачно упала и умерла. А двое его детей, насколько я знаю, целы и невредимы.
Блюитт и Окетт какое-то время молча смотрели на Полдарка.
– Говорят, он переругался со всеми в Фалмуте, – заметил Окетт. – Лично я его избегаю. Мне кажется, у него какой-то измученный вид.
Росс пошел за своей лошадью, которую оставил у таверны «Бойцовый петух». Блейми он больше не видел.
Его обратный путь пролегал мимо городского дома Уорлегганов. Росс придержал Смуглянку, увидев, как возле парадной двери остановилась запряженная четверкой великолепных серых лошадей карета из дорогого полированного дерева с бело-зелеными колесами. Там были форейтор, кучер и лакей – все в белых ливреях. Такой прислугой не могли похвастаться даже Боскауэны и Данстанвиллы.
Лакей спрыгнул на землю, чтобы отворить дверь. Из кареты вышла мать Джорджа – полная женщина средних лет, вся в шелках и кружевах; но хозяйку затмевала роскошь выезда. Парадная дверь открылась, и появились еще лакеи. Прохожие останавливались поглазеть на эту картину. Дама исчезла в доме, а великолепная карета поехала дальше. Росс, даже будь он очень богат, не стал бы выставлять напоказ свое богатство, но в тот день он усмотрел в этом особую иронию. Дело было даже не в том, что Уорлегганы могли позволить себе карету с четверкой лошадей, а он не имел возможности купить столь необходимую для ведения дел и повседневной жизни вторую лошадь. Эти банкиры и владельцы металлургических компаний, которые всего за два поколения сумели пробиться, выдвинувшись из невежественного простонародья, процветали в разгар кризиса, а такие достойные люди, как Блюитт, Окетт и еще сотни других, оказались на грани банкротства.
Второй прием в честь крестин Джулии прошел без сучка без задоринки. Шахтеры, мелкие арендаторы, их жены и дети веселились без всякой задней мысли. В Соле все равно был праздник, так что, если бы их не пригласили в Нампару, большинство из них провели бы день в городе – танцевали бы, играли или напивались в каком-нибудь местном трактирчике.
Первые полчаса, пока гости еще помнили, что они не ровня хозяевам, в Нампаре царила немного напряженная атмосфера, но очень скоро от их застенчивости не осталось и следа.
Это был летний праздник в старом стиле, без всяких там новомодных деликатесов. Демельза, Верити и Пруди занимались готовкой с самого утра. Испекли гигантские слоеные пироги с мясом, уложили их на огромные блюда и полили сливками. Зажарили четырех молодых гусей и дюжину жирных каплунов. А сладкие пироги они сделали размером с мельничные жернова. На столах расставили медовуху, домашний эль, сидр и портвейн. Росс посчитал, что по пять кварт сидра на каждого мужчину и по три – на женщину будет вполне достаточно.
После трапезы все вышли на лужайку перед домом, там женщины начали бегать наперегонки, а дети танцевали вокруг майского дерева, играли в «платочек», прятки и жмурки, а мужчины устроили соревнования по борьбе. После нескольких схваток в финальном бою сошлись братья Дэниэл – Марк и Пол. Победителем, как и ожидалось, стал Марк. Демельза вручила ему приз – ярко-красный шейный платок. А позже, когда гости частично растрясли праздничный ужин, всех снова пригласили в дом, на чай с имбирными пряниками и шафранными кексами.
Главным событием вечера стало выступление бродячих актеров. Росс еще за неделю до крестин увидел в Редрате на какой-то двери ободранную афишу. В афише значилось, что труппа Аарона Отвэя выступит в городе с богатым репертуаром превосходных музыкальных пьес, как старинных, так и современных.
Актеры разъезжали в двух потрепанных фургонах. Росс нашел в одном из них этого самого Аарона Отвэя и пригласил их в ближайшую среду дать представление в Нампаре.
Всю рухлядь в библиотеке сдвинули в один конец комнаты, а в противоположном натянули два связанных шнура от портьер, чтобы обозначить сцену, пол хорошенько вымели, а для публики, положив доски на ящики, устроили импровизированные скамьи.
Первым номером шла трагедия Джонсона Хилла «Элирия, или Брошенная жена», а затем зрителям показали комедию под названием «Живодерня». Джуд Пэйнтер стоял в сторонке и выходил вперед, чтобы притушить свечи, когда они начинали слишком уж коптить.
Для местных жителей это действо было сравнимо с лучшими постановками лондонского королевского театра Друри-Лейн. В труппе было семь человек – сборная солянка из цыган-полукровок, актеров, которые держались с нарочитым пафосом и явно переигрывали, и бродячих певцов. Аарон Отвэй – толстяк с острым носом и стеклянным глазом – имел все задатки уличного зазывалы. Он напыщенно прочел пролог и объявил антракт; кроме того, изображал хромого папашу и убийцу (для последней роли он надел черный плащ, нацепил на глаз повязку, а на голову – завитой черный парик). В общем, Отвэй был занят на протяжении всего представления, а потом от души угостился элем. Роль героини исполняла блондинка лет сорока пяти с зобом на шее и крупными, унизанными кольцами руками.
Но лучшей актрисой в труппе была девица лет девятнадцати, смуглая красотка с миндалевидными глазами. Она изображала скромницу-дочь (не очень убедительно) и уличную женщину (это у нее получилось гораздо лучше). Глядя на девушку, Росс подумал, что, будь у этой актрисы хороший учитель, она могла бы далеко пойти. Хотя шансы сделать карьеру у красотки невелики; скорее всего, она закончит как потаскуха или ее вздернут за кражу часов у какого-нибудь джентльмена.
Совершенно иные мысли мелькали в голове у сидевшего рядом с Россом Марка Дэниэла. Сухопарый, высокий и сильный, он в свои тридцать лет не видел ничего чудеснее этой девушки. Она была, по его мнению, такой грациозной и нежной, такой хрупкой и утонченной. А как она вставала на цыпочки, как изгибала шею! И пела с придыханием, а в ее темных глазах отражалось пламя свечей. Марк не чувствовал фальши в ее жеманстве, он все принимал за чистую монету. Приглушенный свет подчеркивал мягкий овал лица, а дешевые безвкусные костюмы актрисы казались ему просто сказочными. Чистая и безупречная, эта смуглая красавица была не такой, как все остальные женщины. Марк безмолвно просидел все представление: он, не отрываясь, взирал на девушку своими темными кельтскими глазами, а когда она исчезала со сцены, тупо смотрел на черный задник.
После представления пустили по кругу выпивку, Уилл Нэнфан достал свою скрипку, Ник Вайгус – флейту, а Пэлли Роджерс – серпент. Скамьи сдвинули к стенам, и начались танцы, но не грациозные и сдержанные менуэты, а полные жизни пляски сельской Англии: «Рогоносец-неудачник», «Во зеленом во саду» и «Старикан громыхает костями». А потом кто-то предложил «Танец с подушкой».
Молодой человек закружился по комнате с подушкой, а потом остановился и спел:
– А дальше танцевать я просто не могу.
На что музыканты хором отозвались:
– О, господин, скажи нам – почему?
И танцор спел в ответ:
– По Бетти Проус я тоскую, и не мил мне белый свет.
И музыканты заорали во все горло:
– Она с тобой станцует, хочет или нет.
Молодой человек положил перед своей избранницей подушку, девушка встала на нее на колени, и он ее поцеловал.
После этого оба, взявшись за руки, протанцевали круг по комнате и спели:
– Ах, как чудесно танцевать, опять-опять-опять!
Затем наступил черед девушки.
Все веселились и быстро сменяли друг друга, пока к танцу не подключились старики. Заки Мартину вздумалось пошалить, и он вызвал Бетси Триггс. Тетушка Бетси, если ее раззадорить, та еще проказница: ловко прошла круг с Заки, и юбки у нее взлетали так, будто ей шестнадцать, а не все шестьдесят пять. После этого она исполнила нечто вроде воинственного танца и остановилась в дальнем углу комнаты. Все дружно расхохотались, потому что там сидел один-единственный мужчина.
– А дальше танцевать я просто не могу, – дребезжащим голосом спела тетушка Бетси.
– О, госпожа, скажи нам – почему? – хором прокричали гости.
– По Джуду Пэйнтеру тоскую, и не мил мне белый свет! – ответила тетушка Бетси.
Тут все снова расхохотались и хором прокричали:
– Так он с тобой станцует, хочет или нет!
Потом послышались звуки борьбы, крики и смех, – это несколько мужчин перехватили Джуда, когда тот попытался улизнуть из своего угла. Поскольку Пэйнтер сопротивлялся и отказывался становиться на колени, его просто взяли и силком усадили на подушку. Тетушка Бетси обхватила Джуда за шею руками и так смачно облобызала, что тот потерял равновесие, и они вдвоем, сверкая башмаками и юбками, скатились на пол. Под очередной взрыв хохота оба встали и станцевали свой круг. По глазам Джуда было видно, что он разозлился и намерен отыграться. Теперь выбор был за ним. Да, Пруди бдительно наблюдала за мужем, но сделать-то все равно ничего не могла. Это ведь игра, ничего больше.
Оставшись без партнерши, Джуд медленно прогарцевал по кругу и все пытался вспомнить, какие слова надо спеть. Наконец он остановился и провозгласил:
– Я это… Плясать не стану дальше!
Гости давились от смеха и даже не сразу смогли ответить.
– О, гос-сподин, скажи нам – почему?
– Да потому что танцевать хочу с Чар Нэнфан, ясно вам? – Джуд огляделся, будто ждал, что ему станут возражать, и продемонстрировал два своих огромных клыка.
Вторая жена Уилла Нэнфана, молоденькая блондинка с уложенными вокруг головы толстыми косами, была самой миловидной из всех женщин в комнате. Все смотрели на Чар и ждали, как она воспримет выходку Джуда. А она только состроила рожицу, рассмеялась и смиренно опустилась на колени на подушку. Джуд в предвкушении удовольствия посмотрел на красавицу и вытер рот рукавом.
Поцелуй был таким страстным, что все молодые люди в комнате громко застонали.
Джуд намеренно затягивал поцелуй, и тут Пруди не выдержала:
– Хватит уже, старый козел! Отпусти ее, не ровён час сожрешь!
Джуд быстро выпрямился, под крики и смех ретировался из круга и, что не осталось незамеченным, снова оказался в своем углу, подальше от ревнивой женушки.
Вскоре игра закончилась, и снова начались танцы. Марк Дэниэл не принимал участия в этих забавах. Он всегда считал, что танцы для изнеженных слабаков, а настоящий мужчина должен быть немногословным, суровым и непреклонным. А потом он заметил, что два или три актера тоже танцуют, и решил попытать счастья в риле, который не требовал от исполнителей особого изящества.
Марк потер подбородок, пожалев, что не побрился сегодня получше, и присоединился к танцующим. В самом конце длинной цепочки он увидел ту самую девушку. Ему уже сказали, что ее зовут Керен Смит. Марк не мог оторвать от нее глаз и танцевал так, как будто видел лишь ее одну.
Девушка знала, что он на нее смотрит. Керен ни разу не взглянула на Марка, но что-то в ее лице, в том, как она поджимала алые губки, как пару раз откинула назад темные волосы и тряхнула головой, говорило ему о том, что она знает. А потом молодой человек понял, что еще пара секунд и они будут танцевать вместе. Марк споткнулся на ровном месте и почувствовал, что вспотел. И вот момент настал. Ближайшая пара возвращалась на свои места, Марк вышел вперед, Керен шагнула ему навстречу. Он взял ее за руки, и они закружились в танце. Девушка всего один раз взглянула Дэниэлу в глаза, и бедняга чуть не ослеп. Потом они разделились, Марк занял свое место, она – свое. Руки у Керен были прохладными, но ладони Марка покалывало, будто он прикоснулся ко льду или обжегся. Танец закончился. Марк, твердо ступая, прошел в свой угол, а вокруг, как будто ничего не произошло, болтали и смеялись гости. Он сел, вытер пот со лба и с мозолистых ладоней. А у нее были такие маленькие ручки, что он запросто мог их раздавить. Марк украдкой поглядывал на Керен, в надежде еще хоть раз встретиться с ней взглядом, а она так и не посмотрела в его сторону. Но он-то знал, что женщины умеют все видеть не глядя.
Потом Марк присоединился к толпе гостей, но у него так и не получилось оказаться рядом с Керен. А вот Джо, сын Нэнфана, видно, был похитрее и как-то умудрился заговорить с юной актрисой и с морщинистым коротышкой из труппы.
Праздник постепенно приближался к концу, и, прежде чем гости начали расходиться, слово взял отец Джинни, Заки Мартин, который слыл самым грамотным в округе. Он встал и произнес небольшую речь о том, какой славный был вечер, как все здорово наелись и напились недели на две вперед, а натанцевались – так уж на целый месяц. И все было так хорошо, что надо от души поблагодарить за щедрость капитана Полдарка, миссис Полдарк и мисс Верити Полдарк. И пожелать им всем процветания и долгих лет жизни. И конечно, маленькой мисс Джулии тоже. Даст бог, она вырастет и станет гордостью родителей, а больше-то и сказать нечего, кроме как поблагодарить еще раз и распрощаться.
Росс распорядился, чтобы всем гостям подали по стаканчику бренди с патокой, после чего сказал:
– Я благодарен вам за ваши добрые пожелания и очень хотел бы, чтобы Джулия, когда вырастет, стала хорошей дочерью и добрым другом для всех вас. А еще хочу, чтобы она стала наследницей этой земли и продолжила наши добрые традиции. Счастья и здоровья всем вам и вашим детям. Даст бог, мы вместе доживем до лучших времен и увидим, как процветает наше графство.
Ответная речь Росса была встречена одобрительными возгласами.
Гости разошлись, миссис Мартин осталась, чтобы помочь Джинни прибраться, так что Дэниэлы отправились домой без них. Впереди – бабуля Дэниэл и миссис Пол, которые держали под руки старшего брата Марка, а за ними, как фрегаты в кильватере линкора, – трое детишек Пола. Чуть левее шли, склонившись друг к другу головами и перешептываясь, две сестры Марка – Мэри и Эна. Замыкали строй старый Дэниэл, который, прихрамывая, что-то бормотал себе под нос, и долговязый Марк: этот после вечера в Нампаре не мог вымолвить ни слова.
Ночь выдалась просто чудесная. Небо отражало свет ушедшего за горизонт солнца, майские жуки трещали чуть ли не над ухом, а летучие мыши хлопали крыльями прямо над головой.
Когда процессия перешла через ручей, тишину ночи нарушало только бурчание бабули Дэниэл, желчной старухи лет восьмидесяти.
Размытые в полумраке силуэты несколько секунд двигались на вершине холма и постепенно исчезли, спустившись в долину к домишкам Меллина. Теперь одни лишь тихие звезды сияли в летнем небе.
Марк Дэниэл, не шевелясь, лежал на постели. Их дом стоял между домами Мартинов и Вайгусов, и в нем было всего две спальни. В меньшей спали старый Дэниэл, его мать и старший из трех сыновей Пола. Во второй – Пол, его жена Бет и двое их детишек. Мэри и Эна, сестры Марка, ночевали в задней пристройке, а он сам – на соломенном матрасе в кухне.
Все очень долго укладывались, а когда в доме наконец стало тихо, Марк встал и снова натянул штаны и сюртук. Ботинки он надел, только выйдя на улицу. После тишины закрытого наглухо дома тишина снаружи была полна самых разных, едва слышных звуков. Марк двинулся в сторону Нампары. Он и сам толком не знал, что будет там делать, но просто не мог заснуть, когда в душе у него творилось такое.
Теперь уже на горизонте не было никакого движения, только на секунду возник черный ствол дерева, и за развалинами подъемника Уил-Грейс мелькнула какая-то тень.
А в Нампара-Хаусе свет еще не погасили: за шторами в спальне капитана Полдарка и на первом этаже горели свечи. Но не это влекло Марка из дома. Чуть выше, в долине у ручья, стояли два фургона бродячих артистов. Туда-то он и направился.
Подойдя ближе к цели, Марк увидел, что и в фургонах, хотя они и находились в тени боярышника и орешника, тоже горели свечи. Для своих весьма внушительных габаритов молодой шахтер передвигался очень тихо и смог незаметно подойти к большому фургону.
Никто из труппы и не думал укладываться спать. Члены труппы при свечах играли в карты за длинным столом. Марк слышал их голоса, смех и звяканье монет. Он подобрался ближе, но держал ухо востро, на случай, если у актеров есть собака.
Окно фургона находилось высоковато от земли, но рост Марка позволил ему заглянуть внутрь. Там были все: толстяк со стеклянным глазом; краснощекая прима; худой блондин, исполнявший роли героев; сморщенный маленький комик и… и Керен.
Они играли во что-то старыми засаленными картами. Керен как раз банковала и всякий раз, выкладывая карту напротив блондина, говорила нечто такое, что всех очень смешило. На Керен было надето какое-то подобие кимоно, а черные волосы растрепаны, будто она их пятерней расчесала. Девушка сидела, облокотившись голым локтем на стол, и хмурилась, явно от нетерпения.
Но ведь всем известно, что маленький изъян лишь усиливает желание. Марк даже был благодарен своему божеству за это мелкое несовершенство. Он стоял, ухватившись за колючую ветку боярышника, и неровный свет из окна фургона то и дело менял выражение его лица.
Вдруг в фургоне расхохотались, и в ту же секунду комик сгреб со стола все монеты. Керен была в гневе – она отбросила карты и резко встала. Блондин ехидно на нее посмотрел и что-то спросил. Керен в ответ пожала плечами и тряхнула головой. А потом у нее, видно, вдруг изменилось настроение, и она, гибкая, как молодое деревце, обошла стол, чмокнула в лысину комика и в ту же секунду стянула у него из-под пальцев пару монет.
Комик зазевался, и, когда попытался схватить Керен за руку, она, сверкая улыбкой, увильнула за спину блондина, а тому пришлось отмахиваться от нападок приятеля.
Марк чуть не прозевал момент, когда Керен выскочила из фургона. Девушка захлопнула за собой дверь и торжествующе рассмеялась. Она была слишком возбуждена, чтобы заметить Марка, и сразу побежала по долине к своему фургону, который стоял в пятидесяти ярдах выше.
Марк нырнул обратно в тень, и вовремя, потому что как раз в этот момент на улицу выскочил комик и принялся сыпать проклятиями, адресованными девушке. Но преследовать Керен он не стал – из фургона появилась краснощекая прима и примирительно сказала:
– Остынь, Таппер. Она же совсем еще ребенок. А дети не умеют проигрывать.
– Да этот ребенок украл у меня сумму, которой хватит на стакан джина! Я видал, как секли и за меньшее! Кем, интересно, она себя возомнила? Царицей Савской? Чертовы бабы! Ну погоди, Керенхаппут, утром я тебе задам!
В ответ на его крики хлопнула дверь фургона, директор труппы отпихнул женщину локтем и вышел вперед:
– Хватит шуметь! Друзья мои, не забывайте: мы все еще на земле капитана Полдарка. Он хорошо с нами обращался, но, если будете ему досаждать, зуб даю – по головке вас за это не погладят! Таппер, оставь малышку в покое.
Мужчины еще немного попрепирались и вернулись за стол, а прима направилась ко второму фургону.
Марк присел, спрятавшись за кустом. Смотреть больше было не на что, оставалось только ждать, когда все угомонятся. Дома он бы все равно не уснул, а утром в шесть надо быть на шахте.
Во втором фургоне зажегся свет. Марк встал и по дуге направился к цели. Тем временем из фургона кто-то вышел. Брякнуло ведро. Марк увидел, что в его сторону движется какая-то фигура, и поскорее нырнул в кусты.
Это была Керен.
Девушка прошла совсем рядом. Она тихо насвистывала простенький мотивчик. Сквозь мягкий шелест деревьев отчетливо слышалось бряканье ведра.
Марк двинулся следом.
Дойдя до ручья, Керен опустилась на колени, чтобы зачерпнуть воды. Они отошли уже довольно далеко от первого фургона. Некоторое время Марк наблюдал за тем, как девушка, чертыхаясь, пытается набрать воды: ручей был мелким, и ведро всякий раз наполнялось не больше чем на треть.
Молодой человек показался из своего укрытия.
– Тут уж точно без кастрюли не обойтись, – сказал он.
Керен обернулась и вскрикнула от неожиданности.
– Отстань от меня… – Тут она разглядела, что это вовсе не комик, и закричала уже громче.
– Не бойся, я тебе ничего плохого не сделаю, – спокойно сказал Марк, стараясь говорить как можно тверже. – Да тихо ты, всех в долине перебудишь.
Керен в ту же секунду умолкла и вытаращила глаза:
– Ой… Это ты…
Марк удивился, что его узнали, вот только пока еще не мог понять, хорошо это или плохо.
– Да, я, – кивнул он, глядя на девушку сверху вниз.
Здесь, у ручья, было светлее, чем под кронами деревьев, и Марк даже мог разглядеть, как блестит нижняя губа Керен.
– Чего тебе надо? – спросила она.
– Просто помочь хотел, – ответил он.
Марк подхватил ведро и зашел на середину ручья, где было намного глубже, чем у берегов, наполнил ведро до краев и принес его Керен.
– Чего ты тут бродишь посреди ночи? – с вызовом спросила она.
– Ну, мне просто понравилось, как вы сегодня… это все… представляли.
– Ты что, живешь в этом доме?
– Нет. Я живу неподалеку.
– Это где?
– Чуть дальше, в долине Меллоу.
– И кто же ты такой?
– Я? Шахтер.
Керен повела плечиком:
– Не ахти работенка, да?
– Мне… мне очень понравилось, как ты играла, – сказал Марк.
Керен исподтишка глянула на парня и оценила его рост и широкие плечи. Выражение лица она разглядеть не могла: Дэниэл стоял против света.
– Это ты, что ли, победил, когда все боролись?
Марк кивнул с нарочитым равнодушием:
– Да. Но ты же не…
– Да, меня там не было, но я слышала.
– Сегодняшнее представление… – снова начал Марк.
– Ах это. – Керен надула губки и посмотрела в сторону, так что он смог полюбоваться ее профилем на фоне темного неба. – Значит, тебе понравилось, как я играла?
– Да…
– Ну конечно, – самоуверенно заявила девушка. – Я ведь хорошенькая, правда?
– Да, – с трудом выдавил Марк.
– А сейчас иди-ка ты лучше домой, – посоветовала Керен.
Марк стоял перед ней и не знал, куда девать руки.
– А ты не хочешь еще немного со мной поговорить? – спросил он.
Керен тихо рассмеялась:
– С какой стати? Мне что, больше нечем заняться? Какой же ты странный. Поздно уже.
– Да, – согласился Марк. – Это верно.
– Шел бы ты лучше домой, пока меня не хватились.
– А ты завтра вечером будешь в Грамблере? – спросил Марк.
– Да, скорее всего.
– И я тоже буду.
Керен подхватила ведро и развернулась, чтобы уйти.
– Давай донесу, – предложил Марк.
– Чего? Обратно к фургону? Вот еще не хватало.
– Я тебя завтра найду, – пообещал Марк.
– И я тебя, – беспечно бросила через плечо Керен.
– Правда?
– Ну да… возможно.
Девушка уже отошла от ручья, и последняя фраза прозвучала тише, как и бряканье ведра с водой.
Марк секунду постоял и крикнул ей вслед:
– Хорошо, договорились!
А потом он развернулся и пошел под безмолвными звездами к дому. Шаг его стал более размашистым, а мысли, обычно земные и незамысловатые, витали где-то в неведомых сферах.
Утром, спустя несколько дней, Демельза сидела за столом, молча завтракала и строила планы. Росс уже достаточно хорошо знал свою молодую жену и понимал, что ее молчание не предвещает ничего хорошего. После того как прием в честь крестин дочери провалился, Демельза поначалу была подавлена, но теперь уже успела оправиться. Ее деятельная натура взяла свое.
– А когда ты думаешь поехать проведать Джима? – поинтересовалась Демельза у мужа.
Росс, погруженный в мысли о медных компаниях и их кознях, не сразу понял, о чем речь.
– Кого проведать? – переспросил он.
– Джима Картера. Ты говорил, что в следующий раз возьмешь с собой Джинни.
– Так я и сделаю. Думаю, мы с ней съездим в Бодмин на следующей неделе. Если ты сможешь обойтись без помощи Джинни и не станешь возражать.
– Ну конечно обойдусь, – ответила Демельза и не очень уверенно осведомилась: – Тебя ведь всего один вечер не будет?
– Боюсь только, что у сплетников грязные мысли возникнут. Начнут перешептываться: мол, капитан Полдарк уехал из дома со служанкой… то есть… – Росс запнулся.
– То есть с очередной служанкой?
– Ну, это ты сказала, не я. Джинни – миловидная девушка, а сплетники не прочь очернить мое доброе имя.
Демельза убрала за ухо прядь волос:
– А сам-то ты как думаешь, Росс?
– Не стоит обращать внимание: собака лает – ветер носит, – с легкой улыбкой ответил он.
– И то правда, – сказала Демельза. – Я не ревнивая, и досужая болтовня меня нисколько не пугает.
И вот, когда день поездки был определен, оставалось только договориться обо всем с Верити. Утром в понедельник Росс был занят на шахте, и Демельза прошла пешком три мили до Тренвита.
Прежде ей довелось всего лишь однажды побывать в доме у родственников мужа, и поэтому, увидев сводчатые венецианские окна и стены кладки елизаветинских времен, Демельза немного оробела и решила зайти в Тренвит-Хаус через заднюю дверь.
Верити она нашла в кладовой.
– Да, дорогая, спасибо, у нас все хорошо, – сказала Демельза в ответ на приветствие золовки. – Верити, я пришла спросить, не одолжишь ли ты мне лошадь. Понимаешь, это вроде как секрет. Я бы не хотела, чтобы Росс узнал. В четверг он поедет в Бодмин проведать Джима Картера и возьмет с собой Джинни. Вот у меня и не будет лошади, чтобы отправиться в Труро. А я планировала туда съездить, пока мужа не будет.
Они посмотрели друг другу в глаза, и, представьте, Демельза даже не почувствовала себя обманщицей.
– Ладно, одолжу тебе, если так нужно, Рэндома, – ответила Верити. – Этот твой секрет и от меня тоже?
– Нет, конечно. Разве стала бы я просить у тебя лошадь, если бы хотела сохранить все в тайне?
– Хорошо, дорогая, – улыбнулась Верити. – Не хочу у тебя ничего выпытывать, но в любом случае ты не можешь поехать в Труро одна. У нас есть пони, и можем одолжить его Джуду.
– Росс уедет в четверг, но в котором часу – еще неизвестно, – сказала Демельза. – Так что, если ты не против, мы придем за лошадьми, как только сможем. Если позволишь, мы с Джудом войдем с заднего входа, чтобы Фрэнсис и… и Элизабет ничего не заметили. Ладно?
– На мой взгляд, все это слишком уж загадочно. Надеюсь, ты не втягиваешь меня в какую-то авантюру?
– Нет-нет, что ты. Просто… Просто я еще давно кое-что задумала, – поспешила заверить подругу Демельза.
– Тогда хорошо, дорогая.
Верити расправила свое синее платье. В то утро она выглядела чопорной, видно, сегодня она выступала в образе «старой девы». У Демельзы чуть сердце не остановилось, когда она осознала весь масштаб своей затеи.
Ранним утром в четверг Росс, посадив сзади на лошадь Джинни Картер, ехал по долине и оценивающим взглядом осматривал свои земли. Почва в этих местах была бедной, и обычно после зерновых ей требовалось какое-то время на восстановление. Но в этом году выбранные им поля переливались всеми оттенками, от ярко-зеленого до светло-коричневого, и выглядели очень даже неплохо. Хороший урожай должен был послужить чем-то вроде компенсации за урон, причиненный весенним ураганом.
Демельза провожала Росса взглядом и, как только он скрылся за холмом, побежала в дом. Теперь в ее распоряжении был весь день и, если понадобится, завтрашнее утро. Вот только Джулия ограничивала ее во времени. Если малышку покормить в семь, то в полдень Пруди напоит ее подслащенной водой, и девочка будет спокойна часов до пяти вечера.
Итого – десять часов, за которые надо много чего успеть.
– Джуд! – позвала Демельза.
– Чего?
– Ты готов?
– Лопни моя селезенка, мистер Росс всего две минуты как выехал из дома.
– У нас каждая минута на счету. Если я… Если я не вернусь к пяти, малышка Джулия начнет плакать, а мама будет еще где-то далеко.
Из-за двери появилась монашеская лысина Джуда.
– Дурацкая затея, от начала и до конца, – сказал он. – Я в такие глупости не ввязываюсь, хоть кого спросите. Это неразумно, неправильно, не по-человечески и…
– И не твоего ума дело, – заключила Пруди, появившись у него из-за спины. – Велела тебе хозяйка ехать – значит поедешь. А если мистер Росс будет недоволен, то ей и отвечать.
– Да я особо-то и не спорю, – сбавил тон Джуд. – Мне-то чего? Вечно женщины все усложняют. Верещат, как мартышки. Только не говорите потом, что я вас не предупреждал.
И, продолжая ворчать себе под нос, старый слуга удалился, чтобы надеть свой лучший сюртук.
Из дома они вышли в самом начале восьмого и отправились в Тренвит-Хаус, где взяли лошадь и пони. Демельза в этот день особенно тщательно продумала наряд и выбрала синюю амазонку с голубым лифом и маленькую треуголку. Она расцеловала Верити и с чувством поблагодарила золовку, как будто надеялась, что теплое прощание может смягчить ее обман.
Джуд ей очень даже пригодился: он знал, как проехать в Фалмут по проселочным дорожкам и протоптанным мулами тропам, так что они ловко миновали все населенные пункты, где их могли бы узнать.
Ведь в этих местах никто не оставался незамеченным. Каждый попадающийся на пути шахтер или крестьянин бросал работу и, уперев руки в бока, оценивающе разглядывал эту странную парочку: насвистывающий песенку страхолюдного вида старик на мохнатом пони и юная красавица верхом на рослом сером коне. Из каждого дома обязательно кто-нибудь выглядывал.
Часов у них не было, но где-то за два-три часа до полудня Демельза заметила впереди полоску сверкающей серебристо-голубой воды и поняла, что цель уже близка.
Река осталась за деревьями, они спустились с холма по пыльной колее от повозок и оказались в небольшом поселке. За прибрежными домами простиралась огромная гавань, вся утыканная мачтами кораблей. Сердце Демельзы забилось чаще: ее план вступал в самую рискованную фазу. Теперь ее фантазиям, которым она предавалась в тишине ночи, предстояло столкнуться с грубой и непростой реальностью. В голове Демельзы существовало два возлюбленных Верити: тот, каким она его себе представляла – мужественный немногословный моряк средних лет; и тот, кого описал ей Росс после поездки в Труро. Прежде чем приступать к выполнению плана, надо было понять, который из этих образов ближе к настоящему.
Вскоре они выехали на мощенную брусчаткой площадь. Между самыми высокими из домов сверкала, словно серебряное блюдо, гавань. На улице было людно, но никто не спешил посторониться, и Джуд прокладывал дорогу с помощью криков и проклятий.
С противоположной стороны площади открывался вид на пристань. На причале росла гора товаров, которые выгружали с баркаса. Демельза как зачарованная огляделась по сторонам. Несколько моряков, с косичками и в синих мундирах, с любопытством смотрели на всадницу. Мимо прошла крупная негритянка. Две собаки грызлись из-за хлебной корки. Кто-то высунулся из окна верхнего этажа и выплеснул на мостовую очередную порцию помоев.
Джуд снял шляпу и почесал лысину:
– Ну и куда теперь?
– Самый верный способ – у кого-нибудь спросить, – сказала Демельза.
– Верный, да не простой, – заметил Джуд, оглядывая толпу на площади.
Три важного вида моряка в униформе с золотыми галунами прошли мимо, но Демельза так и не набралась смелости к ним обратиться. Джуд облизал два громадных зуба. Демельза проехала мимо играющих в сточной канаве оборванцев и остановилась около четырех мужчин, которые беседовали на крыльце одного из домов. Наверняка состоятельные купцы, все пузатые и в париках.
Демельза не сомневалась, что Джуд способен их расспросить, но не была уверена, что он сумеет сделать это достаточно учтиво. Тут Рэндом вдруг шарахнулся в сторону, и цокот его копыт привлек внимание купцов.
– Простите великодушно, что прерываю ваш разговор, – как можно вежливее сказала Демельза. – Не могли бы вы подсказать мне, где находится дом капитана Эндрю Блейми?
Мужчины как по команде сняли шляпы. Ничего подобного с Демельзой раньше не случалось. Она даже покраснела – купцы приняли ее за леди.
– Простите, мэм, я не расслышал имя, – ответил один из них.
– Эндрю Блейми – капитан лиссабонского пакетбота.
Демельза заметила, что мужчины переглянулись.
– Он живет на окраине города, мэм. Езжайте по этой улице. С треть мили будет. Вот только не знаю, на берегу он сейчас или в море.
– Капитан Блейми на берегу, – сказал второй купец. – «Каролина» отплывает в субботу в полдень.
– Премного вам обязана, – поблагодарила их Демельза. – Говорите, по этой улице? Спасибо, и всего вам доброго.
Купцы снова поклонились, а Демельза поехала дальше.
– Наряди пенек, будет и пенек паренек, – пробурчал Джуд, который с отвисшей от удивления челюстью слушал, как почтительно купцы беседуют с Демельзой, и поскакал следом.
Узкая улочка с убогими хижинами и подворьями, редкими домами и крошечными лавочками уходила между деревьями вверх и постепенно сворачивала вправо. В гавани чуть ли не впритирку стояли две или три дюжины кораблей. Такое Демельза видела впервые. Одинокий бриг или уходящий к опасному северному побережью куттер – вот к каким морским пейзажам она привыкла.
В конце концов они подъехали к одному из лучших домов в этой части Фалмута. Вопреки ожиданиям Демельзы он оказался довольно внушительных размеров. Над парадным крыльцом с колоннами располагалась отдельная комната.
Демельза неловко спешилась и велела Джуду придержать коня. Ее наряд покрылся слоем пыли, но она не знала, где здесь можно привести себя в порядок.
– Я ненадолго, – сказала Демельза. – Никуда не уходи и смотри не вздумай напиться, не то уеду домой без тебя.
– Ха, напиться… – Джуд вытер ладонью голову. – Не в мой огород камешек. Уж которую неделю ни капельки в рот не беру. Аж высох весь. Да и кто бы говорил. Помнится, в былые времена вы однажды нашли бутылку грога и…
– Стой здесь, я скоро.
Демельза пошла к дому и подергала за шнурок дверного колокольчика.
Нечего обращать внимание на язвительные намеки Джуда – он призрак из прошлого. Сейчас следует думать о том, что ей предстоит сделать.
Что бы, интересно, сказал Росс, если бы сейчас увидел жену здесь? А Верити? Демельза почувствовала себя самой настоящей предательницей.
А Джуд все не унимался:
– Не надо было нам сюда приезжать. Ох, не надо было…
Тут дверь открылась, и ворчание слуги сразу стихло.
– Простите, могу я видеть капитана Блейми?
– Его нет дома, мэм. Он сказал, что вернется после полудня. Желаете подождать?
– Да, я подожду. – Демельза нервно сглотнула и вошла в дом.
Женщина, не переставая болтать, проводила Демельзу в довольно уютную комнату на втором этаже. Стены здесь были обшиты деревянными панелями кремового цвета, а на столе посреди разбросанных бумаг стояла модель корабля.
– Как мне вас представить? – поинтересовалась наконец хозяйка.
Демельза чуть не выдала себя, но вовремя спохватилась.
– Я бы предпочла представиться лично. Просто скажите… что его ждут.
– Хорошо, мэм.
Дверь закрылась. Сердце Демельзы тяжело бухало в груди. Она слышала, как женщина уверенно спускается по лестнице. Демельзе было любопытно узнать, что за бумаги лежат на столе у Блейми, но подойти ближе было страшно, да и читала она пока еще не слишком бегло.
На стене возле стола – миниатюра, портрет женщины. Не Верити, нет. Первая жена Блейми, та, которую он неудачно толкнул и она умерла? Два детских портрета в рамочках. Демельза совсем забыла про детей. Еще одна картина. Корабль. Похоже, военный. С того места, где она стояла, можно было увидеть улочку возле дома.
Демельза подошла к окну.
Блестящая лысина Джуда. Торговка апельсинами. Джуд обругал торговку. Торговка ответила ему тем же. Старый слуга смущен, он не ожидал, что кто-то может выражаться на его уровне.
Демельза вообразила себе предстоящую встречу.
«Капитан Блейми, – скажет она. – Я пришла повидаться с вами и… и поговорить о моей кузине».
Нет, сначала надо убедиться, что он не женился во второй раз.
«Капитан Блейми, – первым делом спросит она, – вы не женились вторично?»
Нет, так тоже нельзя. Как же быть?
А ведь Росс предупреждал ее, он говорил, что вмешиваться в жизнь других людей опасно. А она именно это и делает, вопреки всем советам мужа и правилам хорошего тона.
На столе среди бумаг лежала карта с прочерченными красными чернилами морскими путями. Демельза уже собралась было подойти поближе и получше ее рассмотреть, но тут на улице снова зашумели, только на этот раз не Джуд с торговкой.
Под деревом в ста ярдах от дома стояла группа матросов. Все как на подбор грубые, бородатые, с косичками и в потрепанных робах. А в центре толпы мужчина в треуголке что-то раздраженно им втолковывал. Матросы явно были не в духе. Они энергично жестикулировали и напирали на человека в треуголке. В какой-то момент, казалось, толпа поглотила его, но потом треуголка появилась снова. Матросы расступились, давая ему дорогу. Некоторые продолжали кричать и размахивать кулаками. Группа матросов вновь сомкнулась, и один из них подобрал с земли камень, но другой схватил товарища за руку и не дал бросить его в спину уходящему, а тот даже ни разу не оглянулся.
Когда мужчина подошел к дому, у Демельзы от волнения свело желудок. Интуитивно она поняла, что это именно тот человек, ради встречи с которым она придумала весь этот план и проехала двадцать миль верхом. Вот только, несмотря на все предостережения Росса, Демельза никак не думала, что он окажется таким. Неужели Блейми действительно постоянно со всеми ругается? И вот из-за разлуки с таким типом Верити зачахла раньше времени? Демельза на секунду увидела всю картину в ином свете: а что, если чувства ослепили Верити, а Фрэнсис, старик Чарльз и Росс были правы?
Демельза запаниковала и посмотрела на дверь, прикидывая, можно ли еще спастись бегством. Поздно. Хлопнула парадная дверь. Обратного пути нет.
Демельза напряженно стояла возле окна и прислушивалась к голосам в холле. Кто-то поднимался по лестнице.
В комнату вошел Блейми. Он еще хмурился после перебранки с матросами. Первая мысль Демельзы была: «Надо же, какой он старый». Блейми снял треуголку. Парик он не носил. Волосы у него были с проседью, а виски совсем белые. Наверняка уже разменял пятый десяток. Глаза ярко-голубые, а вокруг них морщинки, – это оттого, что часто приходится смотреть против солнца. А взгляд… взгляд как у человека, который в любую секунду готов дать отпор нападающему.
Он положил треуголку на стол, посмотрел на незваную гостью и произнес твердо и четко:
– Моя фамилия Блейми. Чем могу служить, мэм?
Его голос и манеры были настолько уверенными, что Демельза разом позабыла все свои заготовки для начала беседы.
Она облизнула пересохшие губы и представилась:
– А я – миссис Полдарк.
Эта фраза словно бы послужила ключом, отомкнувшим какой-то замок внутри Блейми, и он не успел ни скрыть удивление, ни подавить свои чувства.
Капитан слегка поклонился:
– Не имею чести быть представленным.
– Да, сэр, мы не представлены, – сказала Демельза. – Но вы знакомы с моим супругом, капитаном Россом Полдарком.
В лице капитана Блейми было что-то от корабля: широкие скулы, упрямый подбородок, обветренная кожа.
– Несколько лет назад мне действительно довелось с ним познакомиться, – подтвердил он.
Демельза никак не могла сформулировать следующее предложение. Она на ощупь нашла спинку стула и села.
– Я хотела повидаться с вами и проехала для этого двадцать миль.
– Я польщен.
– Росс не знает, что я в Фалмуте. Никто об этом не знает.
Блейми окинул взглядом пыльный наряд Демельзы и предложил:
– Не желаете освежиться с дороги?
– Нет-нет… Я не могу позволить себе задерживаться, – ответила Демельза и тут же подумала, что зря отказалась: ведь чай или что-нибудь еще помогли бы ей расслабиться и выиграть время.
Повисла напряженная пауза. Под окном снова началась перепалка между Джудом и торговкой апельсинами.
– Это ваш слуга, там, возле дома? – спросил Блейми.
– Да.
– Мне он показался знакомым. Мог бы сразу догадаться. – Интонация Блейми не оставляла сомнений в его чувствах.
– Я… Мне… – предприняла очередную попытку Демельза. – Мне, наверное, не надо было приходить. Но я сердцем почувствовала, что должна. Я хотела повидаться с вами.
– Со мной? Но зачем?
– Это все из-за Верити.
Всего на секунду Блейми потерял над собой контроль. Имя Верити явно не стоило упоминать. А потом он вдруг посмотрел на часы и резким голосом объявил:
– У меня нет времени. Я могу уделить вам три минуты, не больше.
Что-то в его взгляде лишило Демельзу последней надежды.
– Не надо было мне сюда приезжать, – вздохнула она. – Я ошибалась. Все было напрасно.
– И в чем же вы ошиблись? Объясните, раз уж приехали.
– Ни в чем. Человеку вроде вас такие вещи объяснять бесполезно, – сказала Демельза.
Блейми пригвоздил ее взглядом:
– Я задал вопрос. Прошу, ответьте.
Демельза посмотрела ему в глаза:
– Я хотела поговорить о Верити. Росс женился на мне в прошлом году. До этого я совсем ничего не знала о его кузине. И она мне тоже ничего не рассказывала. Я сама Росса обо всем расспросила. Ну, в смысле, о вас. Я очень люблю Верити. Я бы все отдала, только бы она была счастлива. А она, наоборот, очень несчастна. Она ведь так и не оправилась после того, что тогда случилось. Росс считает, что не надо вмешиваться. Он говорил, что лучше мне вообще обо всем этом не думать. Но я не могла успокоиться, хотела непременно с вами встретиться. Я… я думала, что Верити права, а они все ошибаются. Мне… Я решила, что отступлюсь, только если сама сумею убедиться, что родные Верити не правы.
Блейми не отвечал. Демельзе казалось, что она все это говорит в пустоту.
– Вы женились во второй раз? – спросила она.
– Нет.
– Я спланировала весь сегодняшний день. Росс поехал в Бодмин. Я одолжила коня и пони для слуги и поехала сюда вместе с Джудом. Пожалуй, мне лучше вернуться, дома меня ждет грудная дочка.
Демельза встала и медленно пошла в сторону двери.
Блейми схватил ее за руку:
– Что с Верити? Она больна?
– Нет, не больна. – Демельза даже разозлилась. – Не больна, но ей очень плохо. Она даже выглядит на десять лет старше, чем на самом деле.
В глазах Блейми на секунду отразилась неподдельная боль.
– А вы хоть знаете, как дело было? Не сомневаюсь, они вам все рассказали, да?
– О вашей покойной жене? Да, рассказали. Но, будь я на месте Верити…
– Вы не Верити. Откуда вам знать, что она чувствует?
– Я этого и не утверждаю… Но я…
– Она с тех пор ни единой весточки мне не прислала…
– Как и вы ей…
– Она хоть раз обо мне вспомнила?
– Мне она ничего никогда про вас не говорила.
– Что ж. Жаль… Жаль, что ваша попытка… То, как вы попытались… Вы вторглись…
– Да. – Демельза была готова расплакаться. – Теперь я понимаю. Мне казалось, что я смогу помочь Верити. Лучше бы я не приезжала. Простите, я не понимала, что делаю. Там, где я выросла, так принято: любишь – значит любишь, а все остальное уже детали. Если отец Верити возражал против свадьбы, у него были на то причины. Но он уже преставился, а сама она слишком гордая, чтобы сделать первый шаг… А вы… вы… Я думала, что вы другой. Я думала…
– Вы думали, что я буду сидеть тут и хандрить? Ваша семейка наверняка уже давно записала меня в неудачники. Небось полагают, что я пью и пускаю слюни по кабакам, а ночью на нетвердых ногах возвращаюсь домой. Не сомневаюсь, бесхребетный братец мисс Верити давно внушил сестре, что ее родственнички правильно дали капитану Блейми от ворот поворот. А она и поверила…
– Как вы смеете так говорить о Верити! – возмутилась Демельза. – Подумать только – я двадцать миль тряслась в седле, чтобы услышать такое! Я все просчитала, я пошла на обман, тайком от мужа раздобыла лошадей. Боже правый! Верити по вам сохнет, а вы такое о ней говорите! Дайте пройти!
Блейми преградил ей дорогу к выходу:
– Подождите.
Но его эполеты и золотые галуны уже не действовали на Демельзу.
– Чего еще ждать? Новых оскорблений? Пропустите, или я позову Джуда!
Блейми снова взял ее за руку:
– Пожалуйста, не обижайтесь и ни в чем себя не вините. Я уверен, что вы действовали из лучших побуждений.
Демельзу трясло, но она сумела совладать с собой и не стала вырывать руку.
Блейми выдержал паузу и пристально, словно надеялся увидеть то, чего она не сказала, посмотрел Демельзе в глаза. Весь его гнев вдруг улетучился.
– С той поры мы все изменились, изменилась и сама наша жизнь. Поймите, вся эта история уже позабылась, а вот горечь осталась. Были времена, когда я проклинал всех на свете. Если бы вы сами прошли через такое, вы бы меня поняли. Когда ворошишь прошлое, которое лучше забыть, рискуешь поднять давно осевшую пыль.
– Отпустите меня, – велела Демельза.
Блейми неловко подчинился и отвернулся. Демельза подошла к двери, взялась за ручку и оглянулась. Капитан смотрел на гавань. Демельза на секунду замерла, и тут в дверь постучали.
На стук никто не ответил. Демельза шагнула в сторону. Ручка повернулась. Это была пожилая женщина, которая прислуживала капитану.
– Прошу прощения, – сказала она. – Сэр, вам что-нибудь нужно?
– Нет, – ответил Блейми.
– Ваш обед готов.
Блейми обернулся и посмотрел на Демельзу.
– Не останетесь со мной пообедать, мэм? – предложил он.
– Нет. Благодарю, мне лучше вернуться.
– Что ж, тогда сначала проводите миссис Полдарк.
Женщина сделала книксен:
– Да, сэр, конечно.
И снова, болтая без умолку, хозяйка проводила гостью вниз. По пути предупредила, что надо смотреть под ноги, поскольку темно, а шторы задернуты, чтобы ковер не выцвел, потому как окна у них выходят на юг. Заодно сообщила о том, что денек выдался теплый, мыс Святого Антония хорошо виден, а это дурной знак – может случиться гроза. Так, не переставая трещать, она открыла входную дверь и пожелала Демельзе всего хорошего.
Джуд сидел на каменном парапете рядом с пони, щурился на солнце и сосал апельсин, который умудрился стянуть у торговки.
– Ну что, поговорили? – спросил он. – Я так и знал, что этот тип не будет долго с вами рассусоливать. Ну да что ни делается, все к лучшему.
Демельза промолчала. Капитан Блейми все еще наблюдал за ней из окна.
У Джулии пучило животик, и она совсем раскапризничалась. Демельза после долгой поездки верхом стерла себе ягодицы и очень расстроилась. В общем, и мать, и дочь чувствовали себя не лучшим образом. Джуд повел коня и пони обратно в Тренвит, а Пруди готовила ужин и что-то недовольно ворчала себе под нос.
Демельза накормила и перепеленала Джулию и, когда девочка наконец крепко заснула, села в одиночестве поужинать в гостиной. Она глотала еду большими кусками, толком не пережевывая, и злилась на себя за поражение, которое потерпела ее затея с капитаном Блейми. Ничего не поделаешь, придется смириться. Зря она не послушалась мужа. Росс был прав. И Фрэнсис тоже. Нет никакой надежды на то, что Верити когда-нибудь будет счастлива в браке. И все-таки…
Ладно, хватит уже…
Из глубоких раздумий ее вывела Пруди. Она, словно разбухший Калибан[3] в женском обличье, возвышалась над тушеной говядиной и ворчанием и стонами пыталась привлечь к себе внимание. Наконец ей это удалось.
– Что? – переспросила Демельза.
Пруди вытаращилась на молодую госпожу и поняла, что разорялась напрасно.
– Вы, часом, не захворали?
– Нет, Пруди, просто я устала. И еще зад стерла, так что еле сижу. Надеюсь, что это скоро пройдет, но сейчас жутко больно.
– Ничего удивительного, девочка… Я всегда говорю: лошади не для езды. Хоть с седлом, хоть без седла, хоть боком на них садись, хоть как мужик. А вот запряги их в повозку – тогда другое дело. Но в повозке и волы хороши, да они и нравом поспокойнее будут. Я только раз в жизни верхом на лошади ездила. Это когда Джуд меня из Бедратана привез. Уж шестнадцать годков с той поры прошло. Ох и поездочка была: вверх-вниз, вверх-вниз. Мука мученическая – что для плоти, что для костей. Я в ту ночь вся обмазалась жиром для осей, чтобы кожа не полопалась. Уж я-то знаю, что делать. Вот, когда разденетесь, я вас натру бальзамом, что на ярмарке в Марасанвосе купила.
– Спасибо, не надо, – отказалась Демельза. – Посплю сегодня на животе.
– Воля ваша. Я пришла сказать, что у двери в кухню Марк Дэниэл дожидается. Спрашивает, можно с вами повидаться или нет?
Демельза выпрямилась и сразу скривилась от боли:
– Марк Дэниэл? Что ему нужно?
– Да кто ж его разберет. Он и в полдень приходил. Я сказала: мол, никого нету дома, хозяин уехал и вернется только завтра. Ну, он повздыхал и ушел, а потом обратно пришлепал и спрашивает: «А хозяйка?» Я сказала, что вы будете к ужину, и он снова зашагал прочь на своих длиннющих ногах.
– А вечером опять пришел?
– Ага, и я сказала, что вы ужинаете и нечего таким, как он, вас понапрасну беспокоить. Видит бог, у нас и так дел хватает, ни к чему еще и шахтеров поощрять: а то потом повадятся приходить, чтобы поболтать о том о сем.
– Вряд ли Марк просто поболтать пришел. – Демельза зевнула, расправила юбку и пригладила волосы. – Пригласи его в дом.
В этот вечер она одна была за хозяйку. В последний раз, когда Росс уезжал в Бодмин, Демельза оставалась дома с Верити.
Вошел Марк. Он теребил в руках кепку. С непокрытой головой он выглядел моложе своих лет, а в маленькой гостиной казался просто огромным и неловко сутулился, будто боялся задеть потолочные балки.
– Здравствуй, Марк, – сказала Демельза. – Ты хотел видеть моего мужа? Но Росс уехал в Бодмин и там заночует. Твое дело не подождет до завтра? Или что-то срочное?
– Мне трудно все объяснить, миссис Полдарк. Надо было еще вчера с капитаном Полдарком поговорить. Но тогда еще ничего не было решено, а я не тот человек, который станет считать цыплят, пока они не вылупились. А теперь… теперь надо поторопиться, потому что…
Демельза встала и, стараясь не кривиться от боли, подошла к окну. До наступления темноты был еще целый час, но солнце уже опускалось на западе долины, и тени между деревьями становились все гуще. Демельзу немного обеспокоило то, что Марк решил к ней обратиться. Она знала, что муж высоко ценит этого парня, больше, чем ему, Росс доверял только Заки Мартину.
Демельза обернулась и, увидев, что посетитель все еще стоит и нерешительно мнет в руках кепку, предложила:
– Давай ты присядешь и расскажешь, что стряслось.
У Марка дернулась щека.
– Ну, в чем же дело? – спросила Демельза.
– Миссис Полдарк, я подумываю жениться.
Она почувствовала облегчение и улыбнулась:
– Это хорошая новость, Марк. Но почему тебя это беспокоит? – Дэниэл не ответил, и Демельза продолжила: – И кто же твоя избранница?
– Керен Смит.
– Керен Смит?
– Девушка, которая приехала с бродячими актерами. Темненькая такая… с длинными волосами и гладкой кожей.
– А как же, помню. – Демельза постаралась скрыть свое разочарование. – И она согласна? Они разве еще не уехали?
Оказалось, что не уехали. Марк, так и не присев, поведал Демельзе свою историю. Он был сдержан, но о многом из того, что парень не рассказал, можно было догадаться.
Почти каждый вечер после их знакомства Марк ходил на все выступления бродячей труппы, смотрел, как играет Керен, встречал ее после представления и старался убедить девушку в искренности своих намерений. Керен сперва над ним только посмеивалась и не воспринимала ухаживания Марка всерьез, но в конце концов его могучее телосложение и деньги, которые он на нее щедро тратил, вызвали у девушки благосклонность. Она поняла, что Дэниэл не бросает слов на ветер. Никто прежде не предлагал ей руку и сердце, да и своего дома у Керен тоже никогда не было.
Накануне ночью Марк виделся с нею в Лэдоке. В следующее воскресенье труппа будет в Сент-Деннис, на краю вересковой пустоши. Керен пообещала выйти за него, но только при одном условии: он должен найти для них жилье. Она не собирается жить в доме его отца, где и так жуткая теснота. Уговор такой: Керен убежит с Марком из Сент-Деннис, если он до воскресенья найдет дом, где она будет полновластной хозяйкой. Но если труппа уедет дальше, в Бодмин, у нее уже не хватит духа все бросить. Так она и сказала. Так что второго шанса у Марка просто не будет. Вот такие пироги.
– И что ты собираешься делать? – спросила Демельза.
Поскольку Кобблдики заняли старый дом Клеммоу, свободного жилья в округе не осталось, и Марк задумал сам к воскресенью построить дом. Друзья готовы ему помочь. Они уже присмотрели подходящий участок на пустоши с видом на поместье Тренеглоса. Но земля-то все равно принадлежит Полдаркам. А капитан Росс в отъезде…
Так странно было думать о том, что этот суровый и немногословный здоровяк вдруг влюбился, но еще больше Демельзу удивил выбор Дэниэла.
– И чего же ты от меня хочешь? – спросила она.
Марк объяснил, что на строительство требуется разрешение. Он считал, что сможет платить Полдаркам арендную плату за землю. Но если ждать до завтра Росса, то он потеряет целый день.
– А не поздно начинать? – засомневалась Демельза. – Вы не успеете построить дом к воскресенью.
– Я думаю, что у нас все получится, – сказал Марк. – Я на всякий случай заранее собирал глину по ночам. Ее там много поблизости. У Неда Боттрелла из Сола есть солома для кровли. Мы же не бог весть какие хоромы собираемся ставить: четыре стены и крыша над головой, – успеем.
Демельзе очень хотелось сказать, что девушку, которая с самого начала выставляет такие условия, не стоит брать в жены. Но по глазам Марка было видно, что этот аргумент на него не подействует, и она промолчала.
– И какую же землю ты присмотрел, Марк?
– За холмом у Меллина. Там заросли кустарника и дрока, и еще дренажная канава тянется от старого рудника. Но канава пересохла несколько лет назад.
– Я знаю это место… – Демельза хорошенько обдумала услышанное. – Видишь ли, Марк, вообще-то, не в моей власти давать тебе землю. Но мне кажется, ты мог бы начать строительство и без разрешения Росса. Ты же старый друг капитана Полдарка. Неужели он откажет тебе?
Марк Дэниэл секунду молча смотрел на Демельзу, а потом медленно покачал головой:
– Так не годится, миссис Полдарк. Да, можно сказать, что мы всю жизнь были друзьями. Росли вместе. Ходили в море, перевозили ром и джин, рыбачили на Хэндрона-Бич, дрались, когда были мальчишками. Но мы выросли, и теперь капитан Полдарк принадлежит к высшему обществу, а я простой шахтер… И вообще, без разрешения я никогда не возьму то, что принадлежит ему, а он – то, что принадлежит мне.
Сад погрузился в тень. Яркое небо контрастировало со сгущающимися в долине сумерками: земля тонула в бездне ночи, а над нею все еще было светло, как днем. Снаружи долетал один-единственный звук – тихий стук. Это дрозд поймал улитку и пытался разбить ее о камень.
– Если вы сами не можете принять такое решение, тогда я поищу участок в каком-нибудь другом месте, – заявил Марк.
Демельза понимала, что шансов найти такой участок у него практически нет. Отвернувшись от окна, она обнаружила, что после яркого неба может разглядеть только глаза и квадратные скулы Марка. Она прошла через комнату, взяла кремень с огнивом и зажгла первую свечу. Пламя осветило ее руки, лицо и волосы.
– Возьми акр от русла пересохшего ручья, Марк, – сказала Демельза. – Это все, что я могу для тебя сделать. Какими будут условия аренды, я не знаю, я в этом ничего не понимаю. Это вы с Россом потом решите. Но я обещаю, что тебя с этого участка точно не выселят.
Она зажгла от первой свечи еще две, а Дэниэл все стоял у двери и молчал. Демельза слышала только, как он переступает с ноги на ногу.
– Я не могу отблагодарить вас должным образом, миссис Полдарк, – наконец произнес Марк. – Но если вам когда-нибудь что-нибудь понадобится, вы только дайте знать – я все для вас сделаю.
Она подняла голову и улыбнулась:
– Я знаю.
Марк ушел, а Демельза осталась наедине со свечами, которые все ярче освещали гостиную.
С наступлением темноты опустился легкий туман. Луна в ту ночь была похожа на лысину старого индейца, который выглядывал из-за холма и наблюдал за тем, как в низине Меллина и на голом склоне холма Рис при свете фонарей двигаются маленькие черные фигурки. Они напоминали цепочку муравьев, снующих туда-сюда по пустоши, от дома Тригга вниз, к усыпанной щебнем тропинке, которая уходила на восток.
Строительство дома для Марка было в разгаре.
Сначала ему помогали восемь человек: его брат Пол и сестра Эна, кузен из Сола по имени Нед Боттрелл, Заки Мартин с двумя старшими сыновьями, а также Джек Кобблдик и Уилл Нэнфан.
Первым делом надо было выбрать участок под дом и выровнять почву. Подходящее место подыскали в ста ярдах от дренажной канавы. Участок расчистили от камней, наметили прямоугольник под дом и приступили к строительству. Стены возводили из раствора, который делали, смешивая глину с соломой и мелкими камешками. На крестинах Заки помог Россу забить бычка и получил за это мешок щетины. Теперь щетина пошла в дело для изготовления скрепляющего раствора. По углам прямоугольника расставили четыре валуна, между ними установили опалубку из досок фута два в ширину и два в глубину. Опалубку наполнили смесью из мелких камней, глины и прочего, хорошенько утрамбовали и оставили до затвердения, пока готовилась следующая партия раствора.
В одиннадцать троих парней, которые работали в утреннюю смену, отправили спать. В полночь и Кобблдик тоже размашисто зашагал в сторону дома. Уилл Нэнфан и Заки работали до трех ночи, Пол Дэниэл остался до пяти утра; ему надо было успеть зайти домой и позавтракать ячменным хлебом с картошкой, прежде чем отправиться на шахту. У Неда Боттрелла имелся свой личный маленький пресс для олова, поэтому он мог позволить себе остаться до восьми утра. Марк работал без продыху, пока не пришла Бет Дэниэл, которая принесла ему миску жидкого супа и сардину на ломте хлеба. Это был его первый перерыв за четырнадцать часов.
Марк сел перекусить и посмотрел на плоды трудов своих. Фундамент заложили, начали поднимать стены. Площадь дома оказалась немного больше, чем он задумал, но это даже к лучшему: вот приведет он Керен, и они поставят перегородки. Главное, чтобы она вошла хозяйкой в его дом – Марк был одержим этой мыслью.
Ранним утром, перед тем как уйти работать в поле, явились детишки шахтеров с мамашами. Женщины остались еще на часок, чтобы поболтать, чем-нибудь помочь и посмотреть, как продвигается строительство.
Все искренне сопереживали Марку, и никто не сомневался в том, что он построит дом до воскресенья. Возможно, местные были и не в восторге от его выбора, ибо в этих краях чужаков не жаловали, но ради Марка Дэниэла люди были готовы поступиться своими предрассудками.
К семи вечера Заки Мартин, Уилл Нэнфан и Пол Дэниэл, вздремнув несколько часов после работы в шахте, вернулись, чтобы помочь строить дом дальше. А чуть позже к ним присоединились Нед Боттрелл и Джек Кобблдик. Часов около десяти вечера Марк заметил в смутном свете луны высокую мужскую фигуру и понял, что это Росс. Дэниэл спустился с приставной лестницы и вышел ему навстречу. Когда эти двое стояли рядом, сразу бросалось в глаза, как они похожи. Оба одного возраста, не столько мускулистые, сколько жилистые, темноволосые, долговязые и непокорные. Но при ближайшем рассмотрении можно было заметить и существенные отличия. У Дэниэла, от природы более смуглого, чем Полдарк, из-за работы в шахте цвет кожи был, скорее, землистым. В движениях он был более скованным, чем Росс, скулы у него были шире, лоб уже, а волосы – прямые, черные и коротко стриженные, но без медного отлива. Этих двоих вполне можно было принять за родственников, но только за очень дальних.
– Ну, здравствуй, Марк, – сказал Росс. – Значит, это и есть твой дом?
– Да, капитан Полдарк. – Марк обернулся и посмотрел на четыре стены, которые уже почти поднялись до уровня крыши, и на проемы для окон. – Пока это все, что мы успели построить.
– А балки для пола из чего думаешь делать?
– Ну, на берег достаточно всякого добра выбрасывает. И крепежные стойки с шахты еще имеются. А с досками на пол можно и подождать.
– Для верхней комнаты?
– Ага. Я решил, что ее можно сделать прямо под крышей. Тогда и стены не надо будет выше поднимать. У меня уж солома заканчивается, да и времени не хватает на второй этаж.
– Времени у тебя ни на что не хватает. А как насчет окон и дверей?
– Отец одолжит дверь, пока я свою не поставлю. И ставни сколотит. Со своим ревматизмом он нам больше ничем помочь не сможет. Ставни на время сойдут за окна.
– Надеюсь, ты не ошибся в своем выборе, Марк, – сказал Росс. – Я имею в виду эту девушку. Думаешь, она осядет здесь, после стольких лет в бродячей труппе?
– Конечно осядет. У нее дома-то прежде отродясь не было. А вот теперь будет.
– И когда свадьба?
– Прямо в понедельник и обвенчаемся. Если к воскресенью успею все закончить.
– А ты успеешь?
– Надеюсь, да. Керен еще две недели назад пообещала, что выйдет за меня. Я попросил священника объявить о помолвке. А она вдруг передумала. Ничего, в понедельник, как только ее заберу, сразу же поведу к преподобному Оджерсу.
В голосе Марка слышались отголоски двухнедельных терзаний: в один день его мечта была буквально на расстоянии вытянутой руки, а в другой – уже казалась несбыточной.
– Миссис Полдарк вам все рассказала? – спросил Дэниэл.
– Да, рассказала.
– Я правильно сделал, что к ней обратился?
– Конечно правильно, Марк. Если уж решил, иди до конца.
Парень склонил голову:
– Спасибо вам, сэр.
– Завтра я подпишу все бумаги, – пообещал Росс и посмотрел на бесформенное строение желтого цвета. – И если получится, найду для тебя дверь.
Они не собирались давать представление в Сент-Деннис, просто остановились там, чтобы передохнуть перед долгой дорогой в Бодмин. На этой неделе труппа покидала цивилизованный запад Корнуолла и двигалась дальше, в дикие северные края. Для Керен каждый следующий день оказывался хуже предыдущего: то жарко, то слишком влажно; в амбарах, где они давали представление, было или негде развернуться, или полно крыс и протекала крыша. Выручки едва хватало, чтобы не загнуться от голода. Аарон Отвэй, как он обычно это делал в тяжелые времена, находил утешение на дне бутылки и порой напивался так, что не мог устоять на ногах.
Представление в Сент-Майкл, словно бы нарочно, чтобы укрепить Керен в ее решении, закончилось полным провалом. Дождь отпугнул почти всех зрителей, пришли только семеро взрослых и двое детишек. Актеры были вынуждены играть на сырой, сопревшей соломе, и при этом им еще все время капало с потолка на головы. Таппер подхватил простуду и потерял способность (или желание) веселить публику; публика и не смеялась – просто сидела и ждала конца представления.
У актеров был уговор, что в воскресенье во второй половине дня они приведут в порядок оба фургона, чтобы в понедельник вечером «во всей красе» въехать в Бодмин. Отвэй надеялся таким образом привлечь тамошнюю публику. Но директор труппы весь день не просыхал, а остальные просто ленились и вообще не были настроены хоть что-то делать. Как только они нашли подходящую поляну, сразу распрягли лошадей, чтобы те пощипали травку. Актеры рассудили, что если завтра в дороге отвалится колесо или сломается несмазанная ось – значит так тому и быть. Керен уложила свои вещи в корзину и, когда по ее прикидкам наступила полночь, осторожно соскользнула с койки и прокралась к двери. Ночь выдалась звездная. Керен накинула на голову платок, присела у колеса фургона и принялась ждать Марка.
Время тянулось очень медленно, а Керен была девушкой нетерпеливой, но в ту ночь она твердо решила сбежать из труппы, а потому покорно ждала. Так, проклиная прохладную летнюю ночь и мысленно подгоняя Марка, она откинула голову на втулку колеса и заснула. А когда проснулась, совсем окоченела от холода. Небо за церковью на холме начинало светлеть. Занимался рассвет.
Керен встала. Марк ее обманул! Все эти его ухаживания оказались притворством, он и не собирался сдержать свое обещание. Керен была готова расплакаться от злости и разочарования. Наплевав на то, что может всех перебудить, она вернулась к двери и уже взялась было за ручку, но вовремя успела заметить, что через поле к фургонам быстро приближается высокая фигура.
Марк почти бежал, но как-то неловко, а Керен не двинулась с места, пока он не подошел совсем близко.
– Керен… – Марк прислонился к фургону и попытался восстановить дыхание.
– Где ты был? – Керен была в ярости. – Всю ночь! Я ждала тебя всю ночь! Где ты был?
Марк посмотрел на окно фургона:
– Ты собрала вещи? Идем.
В его голосе не чувствовалось и следа от прежней почтительности. Это было так странно, что Керен не стала препираться и послушно последовала с ним через поле. Теперь Марк шел ровным шагом, но так, будто у него ноги не гнулись.
Возле церкви Керен еще раз раздраженно повторила:
– Где ты был, Марк? Я до мозга костей продрогла! Целую ночь тебя ждала.
Он повернулся к ней и переспросил:
– Чего?
– Да что с тобой такое? Почему ты так долго не приходил?
– Керен, я поздно вышел. Поздно. Построить дом – нелегкая работа. Там еще… еще кое-что надо доделать… Вышел только в десять. Думал, успею, если бегом… Но я сбился с пути, Керен. Не в ту сторону побежал… Надо было повернуть на Сент-Деннис, а я по главной дороге побежал… Несколько миль… Вот поэтому и вышел к тебе не с той стороны… Господи, я уж и не надеялся, что успею!
Марк говорил очень медленно, и до Керен наконец дошло: он чуть ли не с ног валится от усталости. Удивление и разочарование – вот что заставило ее накинуться на Марка. Керен всегда привлекала его сила. А теперь он дал слабину. По ее мнению, в этот самый главный момент своей жизни Марк был просто обязан забыть об усталости.
Дальше они шли молча. Солнце поднялось над горизонтом, свежий ветер с моря, казалось, придал Марку сил, и он шагал уже не так напряженно. На обочине дороги они перекусили пирожками, которые Керен припасла с ужина, и, еще прежде чем добрались до Сент-Майкла, к Марку вернулись силы. На заставе они позавтракали и немного передохнули. Позвякивающие в кошельке жениха монеты вернули Керен хорошее настроение, и следующий отрезок пути они шли, взявшись за руки. Еще миль восемь-девять, и они будут на месте, необходимо успеть на венчание до полудня. Керен была в приподнятом настроении: ее всегда привлекала новизна. Да, она и в страшном сне не могла представить, что когда-нибудь выйдет замуж за шахтера, но было что-то романтичное во всем этом: сбежать из труппы, поклясться друг другу в церкви и войти вместе с мужем в дом, который был построен специально для нее… для них обоих. Ну прямо как в пьесах, где она играла.
Постепенно настроение у Керен начало портиться – она стерла ноги и стала прихрамывать. Возле ручья они снова сделали привал, и Керен остудила ступни в прохладной воде. Дальше они шли уже не так быстро, и в конце концов Марк взял ее на руки.
Какое-то время Керен это нравилось. Гораздо лучше, чем пешком, и еще было очень приятно чувствовать, как Марк держит ее своими большими руками, ощущать его дыхание. Встречные изумленно пялились на них, но Керен было все равно. Но только пока они не добрались до какой-то деревушки. Марк шел по извилистой улочке между домами, а за ним бежали, вовсю насмехаясь, полуголые сорванцы. Это Керен уже не понравилось, она хотела, чтобы Марк раскидал их по сторонам, но он невозмутимо шел дальше, и на лице его не дрогнул ни один мускул.
Марк пронес Керен через деревушку, потом по открытой местности, а затем, когда впереди показались дома, спустил ее с рук. Они уже проделали бо́льшую часть пути, но все равно опаздывали. Когда они подошли к воротам Мингуса, солнце уже стояло высоко.
Из Мингуса полторы мили до Меллина, а потом еще две – до церкви в Соле. Если они не успеют до полудня, свадьбу придется перенести на завтра.
Марк ускорил шаг. Еще один подъем – и вот он, Меллин. Времени посмотреть на построенный дом уже не оставалось. Керен ополоснула лицо в маленьком пруду. Марк последовал ее примеру. Потом она расчесалась бутафорским гребнем, который позаимствовала в фургоне, и они похромали вниз по склону.
Малышка Мэгги Мартин первая их заметила и побежала к маме с криками о том, что жених с невестой наконец-то идут. Когда Марк и Керен подошли к первому дому, их уже встречали. Все трудоспособные жители поселка были либо на работе, либо спали после смены, но старики, ребятишки да еще парочка женщин постарались оказать Марку и Керен самый радушный прием. Времени на разговоры не было, и жених с невестой, не останавливаясь, направились в Сол. Только теперь они превратились в комету с жиденьким хвостом, который составляли бабуля Дэниэл, тетушка Бетси Триггс, миссис Заки, Сью Вайгус и стайка возбужденных карапузов, которые еще только-только научились ходить.
Марк так торопился, что чуть не оставил свою невесту позади. К Солу они подошли за двадцать минут до полудня. И тут выяснилось, что мистер Оджерс куда-то запропастился. Супруга священника не сумела устоять перед напором темноволосого молодого мужчины, сухопарого и небритого, с провалившимися от усталости отчаянными глазами и грубыми манерами, и робко призналась: ее супруг решил, что они уже не придут, а видела она его в последний раз, когда он пошел в сторону сада. Тетушка Бетси сориентировалась первой. Когда она отыскала мистера Оджерса за кустом черной смородины, до полудня оставалось уже всего десять минут. Священник принялся было возмущаться из-за такой спешки, говорил, что сегодня уже поздно, но тут вмешалась плосколицая миссис Заки, на носу у которой сидели очки в стальной оправе. Она просто взяла мистера Оджерса за тощую руку и со всем уважением препроводила его в церковь.
Так что в конце концов, когда часы в ризнице пробили двенадцать, союз двух сердец получил благословение, и Марк надел медное кольцо на тонкий пальчик Керен.
После всех формальностей (Марк Дэниэл – его подпись; Керенхаппут Смит – гордая подпись) новобрачных пригласили в расположенный неподалеку от церкви дом Неда Боттрелла, где все выпили за их здоровье эля и сидра. И только после этого Марк с Керен пошли обратно в Меллин. К этому времени утренняя смена на шахте уже закончилась, и процессия больше не напоминала комету с жидким хвостом. Упорство, с которым Марк ухаживал за Керен, и то, как он строил для нее новый дом, произвело впечатление на шахтеров и работающих при шахте девушек, и они дружной толпой проводили молодых до самого Меллина.
Керен не могла решить, как себя вести. Надо ли быть приветливой со всеми этими людьми, с которыми ей предстояло жить по соседству? Бабуля Дэниэл ей сразу не понравилась, а Бет, жена Пола, показалась недалекой и завистливой. Но вот некоторые мужчины были довольно милыми и всячески пытались выказывать ей уважение, хоть и делали это грубовато. Керен украдкой на них поглядывала и взглядом давала понять, что они гораздо приятнее, чем их женщины.
По случаю такого события подали чай и вкуснейшие пироги с хрустящей ячменной корочкой: с кроликом и луком-пореем. Гости оживленно разговаривали, но порой вдруг умолкали и переглядывались. Керен это не смущало: разумеется, для них жена Марка была совсем чужой.
Чаепитие закончилось ближе к вечеру. Марк попросил гостей обойтись без традиционных подшучиваний и не провожать их с Керен к новому дому. Он заслужил покой.
Новобрачные поднимались на холм за Меллином, теплое солнце пригревало им спины и окрашивало горизонт золотистым светом. Яркое небо контрастировало с темно-синим морем.
Когда они спускались к дому, Керен вдруг остановилась и спросила:
– Это он и есть?
– Да.
Марк напряженно ждал реакции Керен.
– О, – сказала она и двинулась дальше.
Они подошли к двери.
Глядя на дом из-за спины девушки, которую только что взял в жены, Марк подумал о том, какой этот дом простой и грубый. Да, новое жилище было построено любящими руками, но все равно вышло каким-то неказистым. Видать, одних только любящих рук недостаточно, нужны еще умение и время.
Они зашли внутрь, и Марк увидел, что кто-то заблаговременно растопил камин. Дрова горели и потрескивали, пламя гудело, и в необустроенной пока что комнате от этого было тепло и уютно.
– Это все Бет, – благодарно произнес Марк.
– О чем ты?
– Это Бет растопила камин. Она куда-то уходила, а я все гадал – куда. Добрейшей души женщина.
Свежая солома зашуршала под ногами Керен.
– Я ей не нравлюсь, – заметила она.
– Конечно нравишься. Просто Бет методистка и не одобряет актерство и всякие там представления.
– Ах, Бет не одобряет, – раздраженно сказала Керен. – А что она вообще об этом знает?
– Здесь… все так грубо сделано. Но у меня было только четыре дня. Дай мне несколько недель, и я все хорошенько обустрою.
Марк выжидающе посмотрел на Керен.
– Все нормально, – заверила она мужа. – По мне, так дом очень даже милый. Раз в пятьдесят лучше, чем те старые развалюхи на холме.
Смуглое лицо Марка засветилось от радости.
– Мы сделаем его еще лучше. Тут столько всего надо сделать! Пока я смог дать тебе лишь крышу над головой.
Марк осторожно обнял Керен за талию и, когда она подняла лицо, поцеловал. Это было все равно как целовать мягкую, хрупкую, ускользающую бабочку.
Керен посмотрела через плечо:
– А там что?
– Там мы будем спать, – пояснил Марк. – Я, вообще-то, задумал сделать спальню наверху, но еще не закончил. Вот и устроил тут местечко на время.
Керен прошла в соседнюю комнату. Она снова почувствовала под ногами постеленную на пол солому и подумала, что их дом смахивает на хлев.
Ладно, Марк ведь пообещал, что все доведет до ума.
Он открыл ставни, чтобы было не так темно. В углу комнаты на высоте одного фута от пола была сколочена деревянная лавка. На лавке лежал соломенный тюфяк, а поверх него – два тонких одеяла.
– Надо было построить дом с окнами на запад, – сказала Керен. – Тогда у нас по вечерам было бы светло.
Марк сник:
– Я об этом не подумал.
Это был ее дом. Она была здесь хозяйкой и могла все устроить, как душа пожелает, а это уже немало.
– А ты правда успел построить целый дом после нашей последней встречи? – спросила Керен.
– Правда.
– Надо же. Поверить не могу.
Это воодушевило Марка, и он снова поцеловал молодую жену.
В этот раз Керен вывернулась из его объятий:
– Погоди, Марк. Иди пока посиди у огня. Я скоро вернусь. Хочу сделать тебе сюрприз.
Марк, пригнувшись, чтобы не задеть головой притолоку, вышел из комнаты.
Керен немного постояла у окна, глядя на овраг, русло пересохшего ручья и разбросанную повсюду пустую породу. На противоположной стороне долины земля была лучше. Среди деревьев виднелась какая-то башенка.
И почему он не построил дом там?
Керен подошла к кровати и провела рукой по тюфяку. Солома сухая – это хорошо. Не так уж много времени прошло с тех пор, как она спала на сырой. И постель тоже можно будет сделать еще лучше. Керен сначала приуныла, но теперь снова воспрянула духом.
Склоки с Таппером, вечно пьяный Отвэй, голод, унылые переезды по пустошам и болотам – все это позади. Она больше не будет играть для пустоголовых крестьянок и недалеких мужланов. Это ее дом.
Керен снова подошла к окну и закрыла одну ставню. На востоке высоко в небе летела стая чаек. На фоне облаков птицы казались золотисто-розовыми. В неглубоких оврагах на пустоши вечно не хватает солнечного света. И в этом доме, окна которого выходят на восток, всегда будет рано темнеть.
Керен знала, что Марк ждет ее. Она не собиралась увиливать и была готова честно выполнить свою часть сделки. Просто не горела желанием. Керен медленно разделась догола, вздрогнула и закрыла вторую ставню. В полумраке она провела ладонями по бокам, потянулась и зевнула. Потом накинула вылинявший, розовый с черным халат и слегка взбила волосы. Сойдет и так. Марк все равно от нее без ума.
Керен босиком прошла по соломе в кухню. В какой-то момент ей показалось, что мужа нет дома, а потом она увидела, что он сидит на полу, положив голову на деревянную лавку. Марк спал.
На секунду Керен даже разозлилась:
– Марк!
Ни звука. Керен опустилась рядом с ним на колени. В Меллине Марк побрился, но на его ввалившихся от измождения щеках уже появилась жесткая щетина. Он спал с приоткрытым ртом.
«Какой же он все-таки страшный», – подумала Керен.
– Марк! – уже громче позвала она.
Дыхание мужа было таким же ровным.
Керен взяла его за грудки и хорошенько встряхнула:
– Эй, Марк!
Голова его стукнулась о лавку, он стал дышать не так ровно, однако не проснулся.
Керен встала и сверху вниз посмотрела на Марка. Злость уступила место презрению. Он был ничем не лучше Таппера. Развалился здесь как дурак. За кого она вышла замуж? За мужчину, который в первую брачную ночь даже на секунду не возбудился и дрыхнет без задних ног? Керен стало обидно. Она даже почувствовала себя оскорбленной.
Что ж, это его выбор. Она тут ни при чем. Хочет валяться на полу, как здоровенный черный кобель, – на здоровье. Ему же хуже, а она от этого ничего не потеряла, наоборот… Пусть себе спит. Керен хихикнула, а потом, осознав весь комизм положения, рассмеялась. И медленно прошла в другую комнату. Только теперь смех ее стал тише, потому что она уже больше не хотела разбудить Марка.
Во время своего визита в строящийся дом Марка Росс тоже заприметил ту башенку среди деревьев. Это был один из домиков привратников в Мингусе. Не в самом лучшем состоянии, но там еще оставались пригодные для жилья комнаты, и у Росса появилась идея.
Он решил посоветоваться с Хорасом Тренеглосом, который теперь, когда шахта начала приносить прибыль, регулярно пешим ходом наведывался туда с инспекцией.
– Кто такой этот Дуайт Энис? – громко переспросил глуховатый Тренеглос. – Вы считаете, он стоит таких авансов? По-вашему, это достаточно опытный врач?
– Энис любит свое дело, он парень умный и трудолюбивый. Молодежь стоит поощрять, а Чоук, после того как я с ним повздорил, не желает у нас работать.
Мистер Тренеглос придержал шляпу.
– Жаль, что мы не нашли жилу в более спокойном месте, – сказал он. – Здесь всегда так ветрено. Я, как вы знаете, не очень-то жалую медиков, хоть молодых, хоть старых. Но я готов пойти вам навстречу. Если дом привратника устроит этого юношу, может жить там за номинальную плату, только чтобы покрыть расходы на ремонт.
Спустя две недели в Труро состоялись торги, на которые с Уил-Лежер послали две партии руды. Росс приехал в город пораньше, чтобы успеть заглянуть к Паско до начала аукциона. Дуайта Эниса он не застал и оставил ему записку.
К этому времени агенты медеплавильных компаний уже осмотрели, опробовали и обсудили образцы руды. Делать предложение о покупке могли только несколько компаний. На этих торгах не было вульгарного ажиотажа, как на обычных аукционах, где один покупатель вынуждает другого повышать ставку, заявляя цену выше той, которую он готов был заплатить. Вместо этого каждая компания подавала свое предложение в письменном виде. Председательствующий зачитывал их, и партия меди доставалась тому, кто предложил самую высокую цену.
В тот день торги проходили даже хуже, чем в последний раз. Часть руды ушла вдвое дешевле своей реальной цены. У компаний так было заведено: если они не хотели приобретать какую-нибудь партию сырья, кто-нибудь из них все равно делал минимальную ставку, и чаще всего остальные следовали его примеру. Таким образом, низкие ставки определяли торги, что означало большие убытки для шахт, а при нынешнем состоянии дел ни одна шахта не могла позволить себе такое.
После торгов руководители шахт всегда устраивали большой обед в гостинице. Покупатели и продавцы – или, как их с мрачным юмором назвал один весельчак, львы и овцы – сидели за одним столом. В этот раз недостаток доброжелательности между гостями был особенно заметен. Росс удивился, увидев на торгах Фрэнсиса: обычно Грамблер представлял управляющий. Это было верным признаком того, что кузен из последних сил пытается удержать свою шахту на больших, но очень неуклюжих ногах.
Сегодня Фрэнсис, несмотря на внешнее спокойствие, казался измученным и каким-то отстраненным, словно его терзали демоны, прятавшиеся в самых дальних уголках сознания.
Слева от Росса сидел Ричард Тонкин – управляющий и один из акционеров «Объединенных шахт», крупнейшего производителя олова и меди в графстве.
– Полагаю, вам удалось достичь определенного прогресса с вашим проектом, – сказал он Россу, когда обед был в самом разгаре.
– Вы о расширении Уил-Лежер? – не понял Росс.
Тонкин улыбнулся:
– Нет, сэр. Я о проекте по созданию медеплавильной компании, которая будет представлять интересы шахт.
Полдарк пристально посмотрел на собеседника:
– Но я не участвую ни в каком проекте, мистер Тонкин.
– Надеюсь, вы шутите, – недоверчиво произнес тот. – Мистер Блюитт… и мистер Окетт… говорили мне, что такой проект имеет место быть. Я бы с радостью принял в нем участие.
– Мистер Блюитт и мистер Окетт поспешили сделать выводы из случайного разговора, – пояснил Росс. – Я же об этом и думать забыл.
– Для меня это очень большое разочарование. Я надеялся – и все остальные тоже надеялись, – что из этой затеи выйдет что-нибудь путное. Никто не сомневается, что нам нужна подобная компания.
Обед закончился. Мужчины по двое, по трое расходились за своими лошадьми, чтобы поспеть домой до наступления темноты. Некоторые остались за столом, допивали последний стаканчик портвейна или клевали носом над табакеркой. Остальные, беседуя, спускались вниз или стояли группками у входа в гостиницу.
Росс задержался, чтобы поговорить с Фрэнсисом. Отношения между ними наладились, но виделись двоюродные братья редко. Росс слышал, что закрытие Грамблера отсрочили на какое-то время, но, чтобы не наступить Фрэнсису на больную мозоль, старался говорить лишь на семейные темы.
Дружески беседуя, они пошли вниз по лестнице, и тут хозяин гостиницы тронул Росса за руку.
– Прошу прощения, сэр, не будете ли вы так любезны пройти со мной на пару минут для небольшого разговора? И вы тоже, сэр, если вас не затруднит, – повернулся он к Фрэнсису.
Росс пристально посмотрел на хозяина и, спустившись на две ступеньки, вошел в его личный кабинет. Комната была тесная и темная – окно смотрело на глухую стену, но в ней, хоть и не слишком комфортно, смогли разместиться четырнадцать мужчин.
Фрэнсис направился следом за кузеном. На пороге он обо что-то споткнулся, выругался и уже собрался было пнуть возникшее на пути препятствие, но в последний момент увидел, что это хозяйский кот. Подняв животное за шкирку, он шагнул в комнату и слегка подтолкнул Росса локтем, чтобы тот прошел дальше.
– Бог ты мой, – сказал Фрэнсис, оглядывая комнату.
Увидев среди присутствующих Тонкина, Блюитта и Окетта, Росс мигом сообразил, откуда ветер дует.
Гарри Блюитт уступил ему стул возле окна:
– Присаживайтесь, капитан Полдарк. Рад, что мы успели перехватить вас до ухода.
– Спасибо, я постою, – отказался Росс.
– Дьявол, это похоже на какое-то занудное библейское собрание. – Фрэнсис опустил кота на свободный стул. – Ну, зверюга, ты у нас будешь председателем. И не забудь призвать всех к порядку.
– Капитан Полдарк, – сказал Тонкин, – какая удача, что вы спустились последним и теперь у нас есть возможность переговорить приватно. Не сомневаюсь, вы догадываетесь, о чем пойдет речь.
– Догадываюсь, – подтвердил Росс.
– Лопни моя селезенка, если могу сказать то же самое, – вставил Фрэнсис.
Крупный мужчина по фамилии Джонсон подался вперед и обратился к Фрэнсису:
– Сэр, у нас к вам просьба: пообещайте, что все, что вы здесь услышите, останется строго между нами.
– Хорошо, даю слово.
– Сэр, – обратился к нему Ричард Тонкин, – можем ли мы считать, что сегодняшние торги вас не удовлетворили?
Грамблер в тот день понес самые большие убытки.
– Можете, – кивнул Фрэнсис. – И можете сообщить об этом всем, кому ваша душа пожелает.
– Что ж, многие из нас разделяют ваши чувства. Мы как раз и собрались здесь, чтобы решить, что с этим можно сделать.
– Итак, мы здесь, чтобы изменить мир к лучшему. Это будет долгое собрание, – резюмировал Фрэнсис.
– Ну, не настолько долгое, как вы думаете, – тихо заметил Тонкин. – Мистер Полдарк, у нас есть план по созданию собственной медеплавильной компании. Эта компания будет независимой. Она станет устанавливать справедливые цены, переплавлять руду в этом графстве и продавать товар без посредников. Мы все, а нас больше дюжины, готовы объединиться, поскольку выступаем за справедливые доли шахт в наших краях. И, между нами говоря, даже в эти тяжелые времена мы в состоянии добыть существенные средства. Но это все цветочки, мистер Полдарк, по сравнению с тем, что ждет нас после того, как наш проект заработает. Если, конечно, мы сможем до поры держать его в тайне и все сделаем правильно. К тому же сегодня здесь не представлены самые богатые шахты. В хорошие времена с несправедливыми ценами еще можно мириться, потому что у каждого имеется запас прочности. Но в плохие времена, такие как сейчас, для половины из нас есть только один способ избежать банкротства!
Тут все одобрительно загудели. Росс обратил внимание, что на собрании присутствует большинство главных продавцов с сегодняшних торгов, и понял, что начался процесс, который уже не остановить. Тонкин оказался самым красноречивым, он облек в слова то, что чувствовали остальные.
– Что ж, соглашусь с вами, все это звучит очень убедительно, – сказал Фрэнсис. – Но при любом раскладе вам не избежать крупных неприятностей. Медные компании не потерпят конкуренции, а за ними – и банки. А также определенные люди…
– Неприятности лучше, чем голодное существование, – парировал Блюитт. – Да, мы не боимся проблем!
Фрэнсис слегка приподнял брови:
– Не стану вам возражать, джентльмены.
– Не забывайте, – сказал Тонкин, – это пока еще только начало. Я понимаю, мы все понимаем, с какими проблемами нам предстоит столкнуться. Сейчас, когда мы собрались тут вместе, самое удобное время дать делу ход. Но прежде, чем мы приступим, хотелось бы знать, кто на нашей стороне в этом предприятии. А тот, кто не с нами…
– Тот против вас? – продолжил Фрэнсис.
– Отнюдь. Нужно понимать, что человек может не принимать твою сторону, потому что у него есть определенные обязательства и он должен все хорошенько обдумать. Но это еще не значит, что он против тебя.
Фрэнсис глянул на Росса:
– А что по этому поводу думает мой кузен?
– Ваш кузен первым выступил с этим предложением.
– Неужели? – искренне удивился Фрэнсис. – А я и не догадывался. Да и как мне было догадаться, братец, ведь твоя шахта…
Росс никак не отреагировал.
– Мы знаем, наш план не лишен недостатков, – продолжил Тонкин. – Но когда он станет реальностью, мы сумеем устранить все шероховатости. Сэр, поймите, так больше продолжаться не может. Если ничего не изменится, через год нам всем конец. Мое мнение таково: мы должны отбросить все сомнения и не откладывая в долгий ящик приступить к делу. Лучше пасть в бою, чем лежать, задрав лапки, и ждать конца!
Фрэнсис поправил кружева на манжетах.
– Что ж, я не сомневаюсь, вы заставите медные компании побегать за своими деньгами. И от души желаю вам удачи. Видит бог, именно удачи нам всем давно не хватает. Лично я, перед тем как сделать следующий шаг, предпочел бы все хорошенько обдумать. В любом случае – удачи вам, джентльмены. Кстати, а кто возьмет инициативу в свои руки? В таком деле нужен руководитель, я прав? Уж не вы ли возглавите компанию, мистер Тонкин?
Тонкин покачал головой:
– Нет, сэр. Я не подхожу на роль лидера. Но мы все сошлись во мнении по этому вопросу. Если, конечно, сам кандидат пойдет нам навстречу. Я прав, джентльмены?
Демельза ждала возвращения Росса с пяти часов. К шести она приготовила легкий ужин. Демельза уже знала, что муж после торгов всегда возвращается сытый, недовольный и слегка под хмельком.
Ближе к семи она поужинала в одиночестве и решила прогуляться по долине навстречу Россу. Джулия была накормлена, сад внимания не требовал, на спинете Демельза поупражнялась еще до обеда, так что теперь она была вольна заняться, чем душа пожелает. Вот и замечательно. Можно прогуляться.
Демельза редко сидела без дела, и праздность все еще была для нее в новинку. В образе жизни леди, помимо всего прочего, именно это доставляло ей самое большое удовольствие. С самого детства она только и делала, что работала, пока не валилась с ног, и спала, пока ее не будили криком или пинком ботинка под ребра. Правда, когда Демельза была прислугой в Нампаре, у нее имелась возможность изредка отдохнуть, но она пользовалась ею тайком, и удовольствие всегда убивала тревога. А теперь, стоило только захотеть, и она могла бездельничать сколько угодно и не бояться, что кто-то ее застукает. Неуемная энергия Демельзы делала такие моменты только слаще. Она – леди, супруга Росса Полдарка, чьи предки жили в этих краях сотни лет. Ее дети – и Джулия, и остальные – будут Полдарками, и у них будет все: хороший дом, родословная, деньги, достойное воспитание и образование. Иногда ее просто распирало от таких мыслей.
Демельза шла вверх по долине, слушала первых сверчков, временами останавливалась, чтобы понаблюдать, как на ветках вязов ссорятся птенцы или какая-нибудь лягушка прыгает по берегу ручья.
Добравшись до развалин Уил-Мейден, она присела на остатки каменной стены и стала напевать незатейливую песенку, а сама все высматривала знакомую фигуру. За дымом Грамблера можно было разглядеть церковь Сола. Если смотреть от развалин Уил-Мейден, она словно бы клонилась в сторону юго-запада, как человек, идущий навстречу ветру, а все деревья клонились в противоположную сторону.
– Миссис Полдарк, – вдруг произнес мужской голос у нее за спиной.
Демельза аж подпрыгнула от неожиданности.
Это был Эндрю Блейми.
– Прошу простить меня, мэм. Я не хотел вас напугать.
Он подумал, что напугал бедную женщину чуть ли не до потери чувств. Однако, чтобы Демельза упала в обморок, требовалось что-нибудь посерьезнее, чем внезапное появление у нее за спиной. Блейми придержал ее за локоть, и она снова села на камень. Демельза мельком глянула на Блейми и заметила, что он уже не выглядит таким высокомерным, как в прошлую их встречу. Когда он подошел, она громко выругалась и теперь злилась на себя за то, что на секунду забыла о хороших манерах.
– Ну вот, – сказал Блейми, – я пришел, чтобы извиниться за один проступок, и тут же совершил другой. Плохое начало.
– Не ожидала, что повстречаю вас в наших краях.
– Я и сам не ожидал, что когда-нибудь здесь окажусь, мэм. После всего…
– И что же привело вас сюда, капитан Блейми?
– Ваш визит ко мне. С того дня я потерял покой. – Он облизнул пересохшие губы и поморщился, словно от боли.
– А как вы… Вы что, пришли пешком из Фалмута?
– Пешком я шел от Грамблера. Посчитал, что так наша встреча вызовет меньше подозрений для посторонних глаз. Сегодня утром в Труро я видел вашего супруга и… и Фрэнсиса Полдарка. Я понял, что они не скоро вернутся домой, и решил воспользоваться шансом.
– Росс может вернуться в любую минуту.
– Что ж, тогда лучше не тянуть и выложить вам все начистоту. Миссис Полдарк, я уверен, что после нашего знакомства у вас сложилось обо мне весьма нелестное мнение.
Демельза посмотрела себе под ноги:
– Это пустяки.
– Ваш визит застал меня врасплох. Я пытался все забыть… А вы… Вы разбередили старые раны. – Блейми положил шляпу на каменную стену. – Признаю, я – человек импульсивный. Я много лет потратил на то, чтобы научиться контролировать себя, и сейчас еще бывают моменты, когда мне трудно с собой совладать. Но, видит бог, я никогда не стану ссориться с теми, кто желает мне добра.
– И с вашими матросами тоже? – несколько язвительно поинтересовалась Демельза.
Блейми промолчал.
– Прошу, продолжайте, – сказала она.
– Сейчас все матросы конфликтуют со своими капитанами. У них довольно скудное жалованье, и прежде они годами пробавлялись контрабандой. Теперь настали времена, когда за подобное предписано наказывать. Из-за этого Кларка, капитана «Взлетающего лебедя», отправили на Ямайке под арест. И других, если они позволят такое экипажу, ждет та же участь. Поэтому мы пришли к соглашению о том, какие пожитки может иметь при себе каждый матрос. Но им, естественно, это не понравилось. Так что то, чему вы были свидетелем, – не перебранка личного характера между мною и матросами. Нынче на пакетботах такое случается повсюду.
– Простите, я все не так поняла, – сказала Демельза.
– В тот день, когда мы встретились, я уже был в дурном расположении духа. И когда вы заговорили про Верити, счел это вторжением в мою личную жизнь. И только позже осознал, чего вам стоило решиться на этот визит ко мне. Поверьте, я искренне сожалел, что не могу вернуть вас и поблагодарить за все, что вы сделали и сказали.
– О, не за что меня благодарить. Я ведь, как вы понимаете, вовсе не за этим приезжала.
– И с той поры не было мне покоя, – продолжил Блейми. – Во время рейсов в Лиссабон и обратно я постоянно думал о том, что́ вы мне тогда сказали насчет Верити. Понимаю, у вас не было возможности рассказать больше… Но… «Верити так и не оправилась после той истории». Так ведь вы сказали? «И она даже выглядит на десять лет старше своего возраста». Я все пытался понять, что это значит. «Не больна, но ей очень плохо», сказали вы. И все из-за меня. «Не больна, но ей плохо. На десять лет старше своего возраста». Знаете, а я ведь даже никогда не знал, сколько ей лет. Все то время, что мы любили друг друга, мы о таком не думали. Мне сорок один год, мэм. Когда я познакомился с Верити, она выглядела молодо. И что вышло? Неужели ради этого ее спасали отец и брат? Я понял, что не успокоюсь, пока не увижу ее. И это благодаря вам, миссис Полдарк. Мы с Верити непременно должны встретиться, а там будь что будет. Это все, что я хотел вам сказать. Следующий ход за вами.
Все это время Блейми не спускал глаз с Демельзы, а она не находила в себе сил отвести взгляд.
Наконец Демельза посмотрела в сторону Грамблера и встала.
– Вон едет мой муж. Капитан Блейми, лучше, чтобы вас здесь не видели.
Блейми, прищурившись, тоже посмотрел в сторону Грамблера.
– Теперь и он тоже настроен против меня? Тогда все было иначе.
– Нет, он не против вас. Росс против того, чтобы я ворошила прошлое, которое, как он считает, следует забыть. И разозлится на меня, если узнает о нашей встрече.
Блейми пристально посмотрел на Демельзу:
– Верити обрела в вас доброго друга, мэм. Вы готовы рисковать ради своих друзей.
– А я обрела доброго друга в Верити, – сказала Демельза. – Но, прошу вас, не стойте здесь. Давайте зайдем за стену, а не то Росс нас увидит.
– Какой дорогой мне лучше вернуться?
– Видите вон тот ельник? Переждите там, пока мы не спустимся.
– Когда я снова вас увижу? Что для этого нужно сделать?
Демельза напряглась – было не так-то просто быстро найти ответы на его вопросы.
– Сейчас я ничего сказать не могу. Все зависит от Верити… Если она…
– Вы ей расскажете? – с надеждой в голосе спросил Блейми.
– Нет, не думаю. Пока рано. Я ведь после возвращения из Фалмута потеряла всякую надежду и больше ничего не планировала. Уж и не знаю, получится ли у меня…
– Напишите мне, – попросил Блейми. – На адрес конторы пакетботов. Я сразу приеду.
Демельза прикусила губу – она ведь еще не очень-то умела выводить буквы на бумаге.
– Хорошо. Я дам вам знать. А если вас не будет в городе?
– Я выхожу в море по субботам. Рейс отменить я точно не сумею. Если возможно, постарайтесь все организовать на третьей неделе следующего месяца. Так будет надежнее. Если же…
– Послушайте, – решительно сказала Демельза, – лучше, если встреча состоится в Труро. Так безопаснее. Я пришлю вам весточку. Только место и время. Больше я ничего не могу для вас сделать. Дальше все будет зависеть от вас.
– Благослови вас Господь, мэм. – Блейми наклонился и поцеловал Демельзе руку. – Я вас не подведу.
Капитан побежал от развалин шахты в сторону ельника. Демельза проводила его взглядом. В их первую встречу в Фалмуте она недоумевала, что́ нашла в этом человеке Верити и почему она так тяжело переживала разлуку. Но теперь постепенно начинала понимать.
Солнце село еще до того, как Росс поравнялся с Демельзой. Дым от Грамблера относило ветром в сторону Сола. Здесь же, в траве и между камнями, вовсю трещали сверчки.
Как только Росс увидел жену, его хмурое лицо озарила улыбка. Он лихо соскочил с лошади.
– Любовь моя, какая честь. Надеюсь, ты не очень долго меня тут ждала?
– Ты запоздал на четыре часа, – ответила Демельза. – Если бы я пришла сюда в пять, то уже бы сама окаменела.
– Я бы этого просто не пережил. – Росс рассмеялся, а потом внимательнее посмотрел на жену. – Что-нибудь случилось?
Демельза погладила Смуглянку по теплому носу.
– Ничего. Если не считать, что я очень волновалась. Представляла всякие ужасы: что ты упал с лошади или что на тебя напали разбойники.
– Однако глаза у тебя так и сияют. Издали я даже подумал, что это пара светлячков.
Демельза похлопала Росса по руке, не отводя взгляда от Смуглянки.
– Не дразнись. Я просто рада, что ты вернулся, вот и все.
– Польщен, но не убежден. Ты явно чем-то взволнована. Поцелуй меня.
Демельза выполнила его просьбу.
– Теперь я знаю, что причина вовсе не в роме.
– Святые угодники, да ты никак решил меня обидеть! – возмутилась Демельза и вытерла губы. – Вот, значит, для чего ты меня целуешь! Вынюхиваешь, не пила ли я…
– Поцелуй – самый надежный способ проверить.
– Тогда, как только заподозришь в чем-нибудь таком Джуда, сразу же целуй его. «А, господин Росс, с превеликим нашим удовольствием», – скажет он, а потом рыгнет и облепит тебя руками, как льняная припарка. Или можешь испытать этот свой способ на Пруди. У нее нет бороды, и она вся такая мягкая и теплая. На крестинах-то у нее не было шанса с кем-нибудь поцеловаться. Она лучок любит, так что тебе наверняка понравится…
Росс поднял Демельзу и усадил боком в седло, так что ей, чтобы не завалиться назад, пришлось схватить мужа за руку. Их взгляды встретились.
Демельза рассудила, что нападение – лучшая защита.
– А по-моему, так это ты сегодня взволнован, а не я, – сказала она. – Уверена, ты нынче что-то натворил. Небось, закинул доктора Чоука в пруд или ограбил банк Джорджа Уорлеггана?
Росс повернулся, уверенно положил ладонь на колено Демельзы и повел лошадь вниз по долине.
– У меня и впрямь есть кое-какие новости, – признался он, – но тебе все они покажутся скучными и неинтересными. Лучше расскажи, как провела день?
– Что за новости?
– Я первый спросил.
– Ох… Утром я зашла к Керен Дэниэл и возобновила наше знакомство…
– Она тебе не понравилась?
– Ну… у нее красивая фигура, тонкая талия. Миленькие маленькие ушки…
– И миленький маленький умишко?
– Трудно сказать. Уж больно много она о себе воображает. Хочет пробиться любой ценой. Думаю, она уверена, что если бы встретила тебя первой, у меня бы не было шансов.
Росс рассмеялся.
– Хочешь сказать, ты бы на нее не клюнул? – заинтересовалась Демельза.
– Я многое могу простить женщине, но однозначно не скудоумие.
– Какие ты слова знаешь, – восхитилась Демельза.
Они спустились вниз по долине. Птицы еще щебетали в ярких лучах заката, приветствуя скорое наступление вечера. На Хэндрона-Бич море напоминало бледно-зеленый опал на фоне теплых коричневых оттенков прибрежных скал и песка.
– А у тебя какие новости? – спросила Демельза.
– Есть план, для того чтобы конкурировать с медными компаниями, создать свою собственную, независимую. И я ее возглавлю.
Демельза глянула на мужа:
– Что это значит, Росс?
Пока Росс объяснял, они перебрались через ручей и двинулись к дому. Джуд вразвалку вышел принять Смуглянку, а супруги направились в гостиную, Росса все еще ожидал ужин. Демельза хотела зажечь свечи, но он ее остановил. Тогда она села на ковер и прислонилась к его коленям, а Росс гладил жену по лицу и волосам и продолжал говорить, пока не угасли последние лучи солнца.
– Фрэнсис не захотел участвовать в нашем начинании, – сказал он. – И я его не виню – существование Грамблера сейчас целиком зависит от доброй воли Уорлеггана. Многие столкнутся с подобной проблемой. Люди брали ссуды под залог, они увязли в долгах и не рискнут пойти против банка. Но мы пришли к соглашению – наше предприятие будет держаться в секрете.
– В секрете? – переспросила Демельза.
– Компания будет основана несколькими людьми, которые станут выступать от имени тех, кто пожелал остаться в тени. Думаю, это сработает.
– А ты останешься в тени?
Росс провел длинными пальцами по подбородку жены:
– Нет. Я ничем не рискую. Меня это не затронет.
– Но разве Уил-Лежер не должна банку какие-то деньги?
– Должна, но банку Паско. А они не связаны с медными компаниями, так что бояться тут нечего.
– Но, Росс, почему ты должен брать весь риск на себя? Почему ты позволяешь остальным прятаться за твоей спиной?
– Нет-нет, я такой не один. Есть люди, которые не боятся выступать открыто. Ричард Тонкин. Джонсон. И многие другие.
Демельза беспокойно заерзала:
– И как это все отразится на нас?
– Трудно так сразу сказать. Я буду реже бывать дома.
– Тогда, Росс, мне ваша затея не по душе.
– Мне в этом отношении тоже. Но другой кандидатуры собравшиеся просто не видели. Я пытался отказаться…
– Мы, наверное, должны радоваться, что выбрали именно тебя.
– О, это большая честь, перед которой я, признаться, не сумел устоять. А если серьезно, то я сперва не хотел заваривать эту кашу, но не смог отказаться. Демельза, пойми: нам всем действительно нужна подобная компания.
– Тогда поступай, как считаешь нужным, – тихо сказала Демельза.
Они немного помолчали. Ее лицо покоилось в его ладонях. Демельза расслабилась. Напряженная работа мысли и озорной настрой, которые всегда угадывал Росс, когда она что-то задумывала или пребывала в одном из своих «настроеньиц», куда-то исчезли. Новости расстроили Демельзу, она не желала, чтобы муж еще чаще, чем сейчас, уезжал из дома. Наоборот, она хотела проводить вместе с ним как можно больше времени.
Росс наклонился и прислонился щекой к ее волосам. Непослушные, как и сама их хозяйка, они слегка пахли морем. Его вдруг поразила одна мысль. Эта молодая женщина с темными вьющимися волосами принадлежит ему по праву и по своей доброй воле. Она значит для него больше, чем кто бы то ни было. Именно Демельза каким-то загадочным образом сумела привлечь его внимание и разбудила в нем желание и любовь. Они были очень близки, и в суждениях, и в симпатиях, но при этом оставались абсолютно разными людьми. И сколько бы они ни пытались навести мост через разделяющую их пропасть, все попытки оказывались тщетными.
Росс не знал, о чем думала и что чувствовала в эту минуту сама Демельза. Только по каким-то внешним признакам он мог догадываться, что она сперва была взволнована, а теперь вдруг успокоилась. Сейчас Демельза обдумывала то, что Росс ей рассказал, и пыталась предугадать то, чего даже он, при всех его знаниях, предугадать не мог.
– Сегодня днем тебе пришло письмо, – сказала Демельза. – Вот только не знаю от кого.
– А, это от Джорджа Уорлеггана. Я разговаривал с ним утром. Он сказал, что послал мне приглашение на один из своих приемов и я найду его по возвращении домой.
Демельза молчала. Где-то в глубине дома переругивались Джуд и Пруди. Было слышно, как Пруди рычит басом, а Джуд более тонким голосом что-то ворчит ей в ответ. Словно две собаки огрызаются – сука мастифа и бульдог.
– И теперь из-за этого нового предприятия вы с Уорлегганом будете враждовать? – спросила Демельза.
– Похоже на то.
– Я не думаю, что это хорошо. Он ведь очень богат, да?
– Ну да, средств у него достаточно. Но в Корнуолле есть семьи гораздо богаче и с хорошей родословной. Надо только переманить их на свою сторону.
Из кухни донесся лязг кастрюль.
– А теперь расскажи мне, почему ты была так взволнована, когда встречала меня возле Уил-Мейден, – попросил Росс.
Демельза встала:
– Эти старые вороны разбудят Джулию. Пойду разниму их.
На следующий день в Нампару приехал верхом радостный Дуайт Энис. Вместе с Россом они отправились осмотреть домик привратника в рощице. Керен Дэниэл стояла у окна, наблюдала за тем, как они проезжают мимо, и в голове у нее крутились довольно странные мысли. Она и представить себе не могла, что Демельза сумела интуитивно их прочитать.
Приехав в назначенный день на прием к Уорлеггану, Росс увидел в гостиной Эниса и немало удивился, узнав, что тот тоже приглашен. Молодой врач несколько напряженно стоял у стены.
Среди гостей были и дамы. Росс держал ухо востро. В светском обществе давно шептались, что Фрэнсис якобы увлечен какой-то женщиной, но Росс пока ее не встречал. Кэри Уорлегган также присутствовал на приеме. Это был высокий худой бледный мужчина с длинным носом, гнусавым голосом и глубокими морщинами возле рта. Его брат Николас и племянник Джордж пользовались большим уважением, чем он сам, и потому Кэри Уорлегган, хоть и входил в троицу, которая распространила свои финансовые щупальца по всему западному Корнуоллу, предпочитал держаться в тени. А еще в числе гостей был владелец мельниц Сэнсон – мужчина с толстыми руками и острым хитрым взглядом, что, впрочем, не сразу можно было заметить из-за его привычки часто моргать.
Росс с Дуайтом походили по гостиным и вышли на лужайки, которые спускались к ручью за домом. Росс упомянул о Джиме Картере, который отбывал срок за браконьерство в бодминской тюрьме. Энис сказал, что будет рад проведать парня в любое время. Когда они вернулись в дом, Росс заметил, что рядом с Фрэнсисом, который сидел за игорным столом, стоит какая-то женщина с блестящими черными волосами. То, что Фрэнсис выделяет эту даму среди прочих, сразу бросалось в глаза.
– Ну и ну – двенадцать! Вы выиграли, – низким грудным голосом сказала брюнетка. Она немного грассировала, но это лишь придавало ей особое очарование. – Ну и счастливчик же вы, Фрэнсис. Вам всегда везет в кости.
Женщина отвернулась от стола и обвела комнату взглядом. Росс вздрогнул, словно бы к нему прикоснулись каленым железом.
Несколько лет назад Росс, пребывая после бала в расстроенных чувствах, забрел в таверну «Медведь». Ему было тогда совсем худо, и он решил, что называется, утопить беды в вине. Там к нему и подсела худощавая молоденькая блудница. Она была не такая, как все, но в тот момент явно сидела на мели. Росса привлекли ее смелый взгляд и бархатный голос. Чтобы хоть ненадолго забыть о любви к Элизабет, он пошел с той девицей в ее лачугу, где они и предались дешевой и притворной страсти.
Росс знал только имя женщины – Маргарет – и с той поры больше ничего о ней не слышал. Даже в самых смелых своих фантазиях он и представить себе не мог, что однажды встретит ее при подобных обстоятельствах.
Ни следа былой бедности. Женщина была прекрасно одета, напудрена и надушена; пальцы унизаны кольцами, при каждом ее движении на запястьях позвякивали браслеты.
В гостиную вошел Джордж Уорлегган. Толстошеий, в дорогом костюме, вежливый и ироничный. Он сразу направился к двум джентльменам, что стояли возле двери. Маргарет проследила глазами за хозяином дома и задержала взгляд на Россе. Он стоял к ней в профиль. Шрам на щеке не оставлял никаких сомнений. Маргарет сначала округлила от удивления глаза, а потом искренне рассмеялась.
– Что такое, любовь моя? – спросил Фрэнсис. – Не вижу ничего смешного. У меня четверка с тройкой, а нужна хотя бы десятка.
– Миссис Картланд, – сказал Джордж. – Позвольте представить вам капитана Полдарка, кузена Фрэнсиса. А это миссис Картланд.
– К вашим услугам, мадам, – поклонился Росс.
Маргарет подала ему руку, в которой держала стаканчик для костей. Росс сразу отчетливо вспомнил ее крепкие белые зубы, роскошные плечи и похотливые кошачьи глаза.
– Милорд, – она намеренно обратилась к нему, как в ту, первую встречу, – а я уж, признаться, который год жду, когда нас наконец представят. Мне столько о вас рассказывали!
– Миледи, чего только люди не болтают. Иной раз такие забавные вещи о себе услышишь, – сказал Росс.
– Вас беспокоит, что некоторые истории могут оказаться недостоверными? – полюбопытствовала Маргарет.
Росс посмотрел ей в глаза:
– Или, наоборот, достоверными, мадам. Все зависит от того, как вы их подадите.
Маргарет рассмеялась:
– А по-моему, так самые забавные истории – это те, которые нельзя рассказывать.
Росс поклонился:
– Прелесть хорошей шутки заключается в том, что ее могут оценить только двое.
– А я-то думал, что в этом заключается прелесть хорошей кровати, – вставил Фрэнсис, и все рассмеялись.
Потом Росс играл в вист, а к концу вечера, прохаживаясь по комнатам, оказался один на один с Маргарет возле парадной лестницы.
Она, шелестя шелками и позвякивая браслетами, явно в шутку сделала реверанс.
– Капитан Полдарк, какая счастливая встреча.
– Я бы сказал – неожиданная.
– Наедине вы не так вежливы, как я погляжу.
– Вы не правы, я всегда вежлив со старыми друзьями.
– Друзьями? Мне кажется, вы могли бы оценить наши отношения на порядок выше.
В этот момент Росс заметил, что глаза у Маргарет не черные, как ему показалось в их первую встречу, а темно-синие.
– Выше или ниже, это уж как вам будет угодно. Я не вдаюсь в подобные мелочи, – сказал он.
– Напротив, решение всегда за мужчиной. Полагаю, вы женаты?
Росс не стал отрицать.
– Господи, как же это скучно.
Саркастическое замечание Маргарет спровоцировало Росса на ответную реплику:
– Странно презирать брак, будучи замужем.
– Ах, вы о Картланде? – ответила Маргарет. – Он женился и умер.
– Эпитафия хоть куда!
Маргарет игриво рассмеялась:
– Его свели в могилу колики, хотя нельзя сказать, что преждевременно, – моему мужу было сорок. Да упокоится он с миром, ибо я потратила все его деньги.
Джордж Уорлегган спустился с лестницы:
– Я вижу, Маргарет, вы находите нового знакомого занятным?
Она зевнула:
– Откровенно говоря, на сытый желудок я практически все нахожу занятным.
– А я еще не поел, – сказал Росс. – Не сомневаюсь, мэм, именно этим и можно объяснить разницу в нашем настроении.
Джордж глянул на Маргарет, потом на Полдарка, но промолчал.
Росс ушел после полуночи, а Фрэнсис остался. Он здорово продулся в фараон, но не желал останавливаться. Кроме него, остались еще трое: Кэри Уорлегган (он тоже проигрался), Сэнсон (этот банковал и весь вечер выигрывал) и Джордж, который последним сел за стол. Маргарет наблюдала за игрой, положив руку на плечо Фрэнсису. Когда Росс выходил из гостиной, она даже не отвела взгляда от игорного стола.
Дуайт Энис поселился в полуразрушенном домике привратника и приступил к обязанностям врача на шахте Уил-Лежер. Керен Дэниэл, наступив на горло своим амбициям, зажила жизнью шахтерской жены. Демельза вдруг с фанатическим рвением начала практиковаться в чистописании. Росс много времени проводил в разъездах в компании Ричарда Тонкина, человека талантливого и увлеченного. Они беседовали, спорили, искали компромисс, производили расчеты – словом, делали все, чтобы мечта их стала реальностью.
Жизнь шла своим чередом: Джулия росла, и у нее уже вот-вот должны были прорезаться первые зубки; цена на медь упала до шестидесяти семи фунтов, в результате чего закрылись еще две шахты; в Париже начались бунты, в провинции – голод; Джеффри Чарльз Полдарк наконец-то переболел корью; наполовину безумный король считал мух, а приставленные к нему врачи с трудом могли уследить за его расчетами.
Пришло время Демельзе написать свое письмо. Она сделала это очень старательно и далеко не с первой попытки.
Дорогой капитан Блейми!
Будьте так любезны встретится с нами в шолковой лавке госпожи Треласк на Кенвин-стрит днем 20 октября. Верити не будет знать, и я прошу претворится будто все вышло случайно.
Сэр, со всем уважением Ваш друг и слуга,
Демельзу несколько смущала последняя фраза, но она списала ее из письмовника, который позаимствовала у Верити, а потому решила оставить все как есть.
Лобб, почтальон, должен был зайти на следующий день. Демельза еще раз пятнадцать перечитала свое послание, запечатала его и решительно вывела адрес: «Капитану Блейми, Контора пакетботов, Фалмуст».
До назначенной даты оставалась еще неделя, а за это время всякое могло произойти. Демельза предусмотрительно взяла с Верити обещание съездить с ней в Труро за новым плащом на зиму, якобы ей был нужен совет.
Она спускалась по долине со свежей газетой под мышкой, а Гаррик, громко чавкая, путался у хозяйки под ногами, когда вдруг заметила, что наперерез ей идет Керен Дэниэл.
Эта земля принадлежала Россу. Джошуа хотел обозначить границы своих владений каменными столбами, но оставил эту затею. Все и так знали, что долина Нампары – частная собственность, и тридцать-сорок арендаторов домов не заходили на эту территорию без специального приглашения.
Но Керен, конечно, ничего об этом не знала.
В то утро она вышла из дома с непокрытой головой и в платье из тонкой ярко-красной ткани с зеленым пояском, которое она прихватила из реквизита бродячей труппы. Такое платье всегда притягивает взгляды мужчин и вызывает пересуды среди женщин. Ветер развевал кудри Керен и подчеркивал округлости ее фигуры.
– Доброе утро, – поздоровалась Демельза.
– Доброе, – отозвалась Керен и окинула ее оценивающим взглядом. – Ну и ветрище! Терпеть не могу ветер. У вас тут всегда так?
– Почти, – сказала Демельза. – А я вот люблю ветерок. Он уносит запахи прочь, и все становится таким новым и свежим. Погода без ветра тяжелая, что хлеб без дрожжей. А вы за покупками ходили?
Керен искоса глянула на собеседницу, пытаясь понять, что у той на уме, но не преуспела, а затем посмотрела на свою корзину и кивнула:
– Да, в Сол. Жалкая деревушка. Вы, небось, в Труро отовариваетесь?
– О, я люблю делать покупки у тетушки Мэри Роджерс, когда выпадает такая возможность. Она очень добрая и смелая, хоть и толстая. Я столько историй могу вам про нее рассказать…
Однако Керен не проявила интереса.
– А уж какие в Соле вкусные сардины, – продолжила Демельза. – Таких во всей Англии не найдешь. Правда, нынче выдался на редкость неудачный рыболовный сезон, не то что в прошлом году. Тогда богатый улов позволил местным продержаться всю зиму. Даже не представляю, что они будут делать в этом году.
– Миссис Полдарк, а вам не кажется, что Марк достоин чего-то большего, чем быть простым шахтером? – вдруг спросила Керен.
Демельзу этот вопрос застал врасплох.
– Да, возможно. Мне это как-то в голову не приходило.
– Подобное никому в голову не приходило. Но вы только посмотрите на него. Марк силен как бык, умен и трудолюбив. Однако Грамблер – это тупик. Марк так и будет там работать за нищенскую зарплату, пока не состарится и не превратится в инвалида, как его отец. И что тогда с нами станет?
– Я не знала, что вы бедствуете, – ответила Демельза. – Я думала, Марк хорошо зарабатывает. Он ведь вольный рудокоп?
– Его заработка только на еду и хватает.
Демельза заметила, что на холме появился всадник.
– Я сама из шахтерской семьи, – сказала она. – Мой отец тоже вольный рудокоп, как и Марк. Он до сих пор работает и неплохо получает. Конечно, по-всякому бывало… Мы бы хорошо жили, если бы отец не спускал все в кабаках. Но ведь Марк-то не пьет?
Керен пнула носком башмака камешек:
– Я хотела узнать, не может ли капитан Полдарк присмотреть для Марка какое-нибудь местечко на своей шахте? Ну, работу получше, чем сейчас. Просто подумала, а вдруг что-то и найдется. Да, считается, что вольные рудокопы хорошо зарабатывают, но все-таки вдруг найдется работа получше.
– Сами понимаете, я такие вопросы не решаю, – сказала Демельза. – Но я спрошу у мужа.
Всадник подъехал поближе; это был не Росс.
– Видите ли, миссис Полдарк, какое дело, – Керен откинула назад волосы, – у нас все хорошо, дом уютный и прочее. Как говорится, жаловаться не на что. Но Марк вечно тянет кота за хвост. Говорю ему как-то: «Почему бы тебе не потолковать с капитаном Россом? Вы же друзья. Он тебя не съест. Он, может, просто никогда не думал о каком-нибудь подходящем для тебя варианте. Попытка не пытка. А вдруг дело выгорит?» Но муж только головой покачал и ничего не ответил. Я всегда так злюсь, когда он отмалчивается.
– Понимаю, – произнесла Демельза.
Всадник уже скакал через рощицу. Керен услышала стук копыт и оглянулась. Щеки у нее слегка покраснели, а на лице появилось такое недовольное выражение, как будто бы это ее саму попросили об услуге.
Это оказался Дуайт Энис.
– О, миссис Полдарк, здравствуйте. А я вот в Труро ездил и решил на обратном пути наведаться к вам. Капитан Полдарк дома?
– Нет, он в Редрате. А что?
Дуайт спешился. Он был молод и красив. Керен быстро оценила ситуацию.
– У меня для него письмо. Мистер Харрис Паско попросил передать капитану Полдарку. Можно оставить вам?
– Да, конечно. – Демельза взяла письмо. – Позвольте представить вам миссис Керен Дэниэл, супругу Марка Дэниэла. А это доктор Энис.
Дуайт поклонился:
– К вашим услугам, мэм.
По платью Керен трудно было догадаться, к какому сословию она принадлежит, а кто такой Марк Дэниэл, доктор успел позабыть.
Под взглядом Дуайта выражение лица молодой женщины преобразилось, словно цветок в лучах восходящего солнца. Пока он говорил, Керен стояла, потупив взгляд, и ее длинные ресницы казались особенно черными на фоне матовых щек цвета спелого персика. Керен знала, кто он такой; в первый раз она увидела соседа через окно в компании капитана Росса, а потом еще два или три раза. Ей было известно, что Дуайт поселился в том доме с башенкой, который располагался в рощице на противоположной стороне долины. А еще она знала, что молодой доктор прежде никогда ее не видел, а ведь первое впечатление самое сильное.
Все вместе они пошли в сторону Нампара-Хауса. Керен твердо решила, что не отстанет от этой парочки, пока они сами ее не прогонят. Возле дома Демельза пригласила обоих зайти и выпить по бокалу вина, но Дуайт, к великому разочарованию Керен, отказался. Тогда она быстро прикинула, что несколько минут в компании этого молодого человека дороже возможности увидеть обстановку в Нампара-Хаусе, и тоже отказалась. Они ушли вместе. Дуайт вел коня под уздцы, а Керен шагала рядом.
День двадцатого октября выдался ветреным, пыль и пожухлые листья кружили в воздухе, в ожидании, когда их прибьет к земле дождем. Демельза нервничала так, будто боялась опоздать на отъезжающий в далекий город экипаж, а Верити никак не могла понять, почему им так важно оказаться в Труро не позже одиннадцати. Демельза попыталась объяснить свою нервозность тем, что она переживает из-за Джулии: дескать, девочка плохо спала ночью и теперь вроде ее немного лихорадит.
Тогда Верити предложила отложить поездку – поехать ведь можно в любой другой день. Тем более что сегодня на Грамблере должно было состояться квартальное собрание акционеров, и ей интересно было узнать, чем оно закончится. Но Демельзе почему-то не терпелось поехать в Труро именно двадцатого…
Джуд в последнее время совсем избаловался, поэтому женщин вместо него сопровождал Бартл.
На полпути их застал дождь. Мелкая морось, как тонкая шелковая сеть, двигалась по графству чуть медленнее тяжелых низких облаков, которые ее плели. Мили за три до Труро они заметили на дороге толпу. Увидеть столько людей посреди бела дня было так необычно, что они даже попридержали лошадей.
– Сдается мне, что это шахтеры, мэм, – сказал Бартл. – Может, сегодня праздник какой, а мы и позабыли?
Верити поехала вперед. Она сомневалась в правильности предположения Бартла – вид у толпы был совсем не праздничный.
Какой-то мужчина, стоя на телеге, что-то горячо втолковывал собравшимся вокруг него людям. До него было еще далеко, но даже с такого расстояния можно было догадаться, что он чем-то недоволен. Остальные сидели на траве и переговаривались между собой. Там были и мужчины и женщины, некоторые с маленькими детьми. Все бедно одетые, хмурые, замерзшие и отчаявшиеся. Многие стояли прямо на дороге, которая проходила между изгородями. На двух хорошо одетых женщин и их откормленного грума эти люди взирали с озлоблением.
Верити собралась с духом и медленно поехала через толпу, а люди молча провожали ее неприязненными взглядами.
– Уф! – выдохнула Демельза. – Кто они такие, Бартл?
– Да вроде шахтеры из Айдлесса и Чейсуотера. Трудное нынче времечко, мэм.
Демельза поравнялась с Верити:
– Тебе было страшно?
– Немного. Мне показалось, что они могут причинить нам какое-нибудь зло.
Демельза немного помолчала.
– Помню, как-то у нас в Иллагане совсем не осталось зерна. Мы целую неделю сидели на картошке с водой. Но и картошки тоже было в обрез.
На какое-то время Демельза предалась воспоминаниям, но, когда они подъехали к Труро, вмиг позабыла о шахтерах и думала только об Эндрю Блейми, прикидывая, сработает ли их план.
Из-за традиционно проходившего по средам рынка домашнего скота Труро утром в четверг всегда выглядел более грязным, чем в другие дни. Бартла они оставили в центре города и дальше двинулись по брусчатой мостовой, петляя между лужами и отбросами.
Демельза оглядывалась по сторонам, высматривая крепкого, коренастого мужчину в синем мундире с галунами, но его нигде не было видно.
Они вошли в небольшую портняжную лавку. В тот день Демельза была на редкость привередлива, но Верити все-таки удалось уговорить невестку остановить свой выбор на темно-зеленой ткани, которая гармонировала с ее гардеробом и прекрасно оттеняла цвет лица.
Когда покупка состоялась, Демельза поинтересовалась, который час. Портниха ушла посмотреть. Оказалось, почти полдень.
Что ж… она выполнила свое обещание. Больше сделать ничего было нельзя. Наверное, день не тот назначила и Блейми еще в море.
Громко звякнул дверной колокольчик. У Демельзы от неожиданности чуть сердце из груди не выпрыгнуло. Увы, это всего лишь чернокожий мальчик-слуга пришел узнать, не готов ли капор для достопочтенной Марии Агар.
Демельза начала рассматривать шелковые ленты, но Верити хотела и сама успеть сделать кое-какие покупки. Они планировали перед отъездом навестить Джоан Паско и попить у нее чаю, так что времени на магазины оставалось совсем немного, и Демельзе пришлось подчиниться.
Когда они покинули лавку, на узкой улочке было довольно людно. Мимо проехала запряженная волами телега с бочками эля для ближайшей пивной. С десяток босых чумазых голодранцев в изношенных до дыр сюртуках, обрезанных снизу и перехваченных веревками, устроили потасовку на куче мусора. В конце улицы у Западного моста двое попрошаек помогали выбраться из грязной жижи вполне трезвому торговцу. Около дюжины женщин вышли за покупками, большинство из них были в сабо и с петлями на запястьях, чтобы придерживать юбки и не запачкать подолы.
– Мисс Верити, – вдруг произнес мужской голос у них за спиной.
«О господи, – подумала Демельза, – свершилось».
Верити оглянулась. После поездки верхом и покупок в лавке она, обычно бледная, разрумянилась, но, стоило ей встретиться взглядом с Эндрю Блейми, как краска тут же схлынула. На мертвенно-бледном лице выделялись только серо-голубые глаза.
Демельза взяла золовку за руку.
– Мисс Верити, мэм. – Блейми мельком взглянул на Демельзу; его глаза были голубыми, как подтаявший лед. – Я столько лет жил надеждой, но мне все не представлялось случая. Я уже перестал надеяться, что когда-нибудь…
– Капитан Блейми. – Голос Верити звучал отстраненно, как будто издалека. – Позвольте представить вам мою кузину, миссис Демельзу Полдарк, супругу Росса.
– Это большая честь для меня, мэм.
– И для меня тоже, сэр.
– Вы приехали за покупками? – спросил Блейми. – Свободны ли вы в ближайший час? Я был бы несказанно рад…
Лицо Верити стало постепенно оживать, и вместе с этим вернулась и сдержанность, в которой она пребывала все последние годы.
– Капитан Блейми, я не думаю, что наша встреча может привести к чему-то хорошему, – сказала она. – Я не держу на вас зла… Но после стольких лет нам лучше не возобновлять знакомство. Не стоит надеяться и не стоит…
– Осмелюсь вам возразить, – перебил ее моряк. – Наша встреча – дар Божий. Она подарила мне надежду хотя бы на дружбу, и если только вы…
Верити покачала головой:
– Все кончено, Эндрю. Все это осталось позади. Простите, но у нас еще запланировано на сегодня много дел. Всего вам доброго.
Она собралась уходить, но Демельза стояла как вкопанная.
– Прошу, кузина, не обращай на меня внимания, – сказала она. – Я и сама могу пройтись за покупками. Нет, правда. Если… если твой друг хочет с тобой поговорить, было бы невежливо вот так ему отказать.
– О нет, миссис Полдарк, вам тоже лучше отправиться вместе с нами, – возразил Блейми. – Иначе пойдут разговоры. Верити, так случилось, что я снимаю комнату в здешней гостинице. Мы могли бы зайти туда на чашечку кофе или выпить чего-нибудь покрепче по старой памяти…
Верити резко отстранилась от Демельзы, она как будто даже испугалась.
– Нет! Мы никуда не пойдем!
Она развернулась и быстро пошла к Западному мосту. Демельза растерянно посмотрела на Блейми и побежала следом. Она злилась на золовку, но, когда догнала ее и, взяв за руку, замедлила шаг, поняла, что Верити ни в чем не виновата. Если Блейми был готов к этой встрече, то Верити ничего о ней не знала. Она испытывала те же чувства, что и капитан в тот день, когда Демельза неожиданно заявилась к нему в Фалмуте. Верити буквально шарахнулась от Блейми, потому что не хотела бередить старые раны, и держалась враждебно, чтобы избежать новых страданий. Демельза проклинала себя за то, что не предупредила подругу. Но как она могла предупредить Верити, если…
Демельза слышала какой-то шум, но была так расстроена, что все эти неприятные звуки мысленно связывала с капитаном.
– Эй, да не беги ты так, Блейми за нами не гонится, – сказала она. – И почему ты не стала его слушать? Он же вроде бы ничего плохого не говорил…
Верити старалась не смотреть на невестку. Слезы буквально сдавили ей горло, но глаза оставались сухими. Возле Западного моста она вдруг сообразила, что оказалась в толпе, которая волной движется ей навстречу.
Демельза все это время держалась у Верити за спиной. Теперь она поняла, что это шахтеры. В старом квартале города улицы сходились к Западному мосту, обрамляя его, словно воротник горловину. И по этому «воротнику», толкаясь, потрясая палками и не переставая орать, двигались со стороны Ривер-стрит озлобленные шахтеры. Они стремились попасть к Монетному двору, но сбились с пути, заплутав на всех этих улочках и перекрестках. Толпа выдавила в реку с полдюжины шахтеров и нескольких простых горожан. Люди толкались в грязи, опасаясь, как бы их не постигла та же участь. Мост был закупорен, как горлышко бутылки. Демельза с Верити оказались на краю воронки; еще немного, и их бы засосало в самый центр. Демельза оглянулась и увидела серую толпу обозленных шахтеров, которые двигались со стороны Кенвин-стрит.
Они с Верити попали между двумя потоками.
– Верити, осторожно! – крикнула Демельза.
Тут кто-то схватил ее за руку:
– Сюда.
Эндрю Блейми протащил их через улицу на крыльцо какого-то дома. Там едва хватало места для троих, но можно было хоть как-то укрыться от давки.
Верити пыталась упираться, но выхода у нее не было. Капитан закрыл собой Демельзу, а Верити, которая оказалась сбоку, загородил рукой.
Мимо прокатывались толпы возмущенных, потрясающих кулаками людей. Первая прошла быстро, а потом у моста застопорилась, словно бы бурлящая река, впадающая в узкое ущелье. Деваться было некуда. Шахтеры шли по восемь, десять, пятнадцать, двадцать в ряд. Женщины начали кричать. Серая орда измученных людей заполнила Кенвин-стрит, насколько хватало глаз. Мужчины напирали на стены, словно надеялись их раздвинуть. В окнах затрещали стекла. Блейми всеми силами сдерживал напор толпы на их убежище.
Никто не знал, что происходит, но, по всей видимости, первые ряды определились с направлением движения, и затор посреди моста начал рассасываться: шахтеры пошли более целенаправленно. Давление ослабло, толпа схлынула и, сначала медленно, а потом все быстрее, начала удаляться в сторону центра города.
Шествие превратилось в рваную колонну, и троица в нише на крыльце почувствовала себя в безопасности.
Эндрю опустил руку.
– Верити, умоляю тебя – подумай еще раз… – Он посмотрел ей в глаза. – О, дорогая, пожалуйста…
Верити шагнула с крыльца и безрассудно бросилась в толпу. Все произошло так быстро, что ни Блейми, ни Демельза не успели среагировать.
– Верити! Верити! – закричал капитан через головы проходящих мимо людей.
Они с Демельзой бросились за Верити, но даже секундного замешательства хватило, чтобы между ними оказались десятки незнакомцев.
Блейми расталкивал толпу и так энергично пробивался вперед, что Демельза очень быстро потеряла его из виду. Она была довольно рослая, но впереди шли сплошь высокие мужчины, и, сколько она ни вытягивала шею и ни крутила головой, все было тщетно. Когда Демельза оказалась возле самого узкого места на мосту, у нее уже не было ни сил, ни возможности высматривать Верити и Блейми. Ей оставалось только защищаться, чтобы не приблизиться к краю моста и не очутиться в реке. Мужчины и женщины протискивались мимо, давили, толкались локтями и тыкали палками. Толпа, словно огромное животное, стискивала Демельзу со всех сторон и не давала ей ни вздохнуть, ни развернуться. В какой-то момент толпа вдруг останавливалась, изрыгала проклятия и обливалась по́том, а затем умолкала и ускорялась то в одну сторону, то в другую. Несколько раз Демельза теряла опору под ногами, ее несло потоком людей, а она только цеплялась за идущих рядом. Прямо возле Демельзы упала женщина, и толпа сразу подмяла ее под себя. Потом другая женщина лишилась чувств, но ее успел подхватить какой-то мужчина. Откуда-то доносились крики, плеск воды и удары палок.
Даже когда они сошли с моста, узкая улочка не давала людскому потоку рассосаться. Чем ближе была цель шествия, тем злее становились люди. Казалось, весь воздух вокруг пропитался злобой и жестокостью. У Демельзы потемнело в глазах, она отчаянно боролась за свободное пространство. Постепенно давление начало ослабевать, и толпа увлекла ее вниз по Коингхолл-стрит. Люди направлялись к зернохранилищам, которые располагались на берегу реки.
Демельза наконец увидела вдалеке справа от себя капитана Блейми и, собравшись с силами, начала пробираться в его сторону.
Толпа снова стала напирать и понесла ее вперед, а потом постепенно заставила остановиться. Демельза оказалась в окружении злых потных шахтеров и их жен.
Перед воротами первого зернохранилища собрались горожане и бюргеры, полные решимости защитить свою собственность. На стене стоял мировой судья, толстый и скромно одетый. Он что-то кричал, но его крики заглушал рев толпы. Рядом с ним находились владелец зернохранилища – тучный, постоянно моргающий мужчина – и трое городских констеблей. Солдат нигде не было видно – шествие застало местные власти врасплох.
Демельза проталкивалась в сторону Блейми и тут увидела Верити. Он все-таки ее отыскал. Они остановились у входа в конюшню, и толпа не давала им пройти дальше.
Судья перешел от увещеваний к угрозам:
– Власти постараются сделать все возможное, но это не значит, что нарушители порядка не будут наказаны по всей строгости закона.
И он напомнил собравшимся, что после беспорядков в Редрате в прошлом месяце одного из бунтовщиков приговорили к смертной казни, а многих других заключили в тюрьму.
– Позор! – кричали ему в ответ. – Убийцы! Злодеи!
Слово взял невысокий шахтер:
– Мы хотим получить то, на что имеем право. Нам нужно зерно. Всем живым тварям надо как-то кормиться. Продайте нам зерно по справедливой цене, и мы с миром разойдемся по домам. Назовите цену, мистер. Справедливую цену для голодных людей.
Судья повернулся к хозяину зернохранилища. Они стали о чем-то переговариваться. Демельза протиснулась между двумя шахтерами, которые весьма недовольно на нее посмотрели – она мешала им слушать. Демельза хотела было окликнуть Верити, чтобы привлечь ее внимание, но передумала.
– Мистер Сэнсон с пониманием относится к вашему бедственному положению и готов продать вам зерно по пятнадцать шиллингов за бушель, – объявил мировой судья. – Соглашайтесь, это щедрое предложение.
Толпа возмущенно загудела. Но невысокий шахтер, прежде чем ответить, наклонился, чтобы посовещаться с теми, кто стоял рядом.
Демельза наконец оказалась на достаточном расстоянии от Блейми и Верити, чтобы они ее услышали, но между ними стояла ручная тележка, на которой сидели женщины, и она не представляла, как подобраться ближе к своим друзьям. Эндрю и Верити не отрываясь смотрели в сторону зернохранилища, хотя в действительности их сейчас мало волновало происходящее вокруг.
– Восемь шиллингов. Мы заплатим вам по восемь шиллингов за бушель. Это самое большее, что мы можем себе позволить. И даже при такой цене мы все будем обречены на полуголодное существование.
Судья еще не успел повернуться к торговцу зерном, а тот уже протестующе замахал руками. Толпа снова зашумела, потом все умолкли, и Демельза смогла расслышать голос Блейми.
– …Чтобы жить дальше, дорогая, – тихо и отрывисто говорил он. – Милая, неужели все эти годы не послужили искуплением? Да, нас разлучила кровь. Но ведь все это уже быльем поросло. Как я понимаю, Фрэнсис за эти годы изменился. Хотя я с ним и не говорил. Но ты, ты не изменилась. В душе ты осталась такой, как и прежде.
Толпа снова загудела.
– Восемь шиллингов – или ничего! – крикнул выступающий от имени толпы шахтер. – Слово за вами, мистер. Решайтесь, мы больше терпеть не станем.
Верити закрыла глаза рукой в перчатке:
– Ах, Эндрю, что мне сказать? Надо ли нам снова через все это проходить? Эти встречи… расставания… сердечная боль?
– Дорогая, клянусь, этого впредь не будет. Мы больше никогда не расстанемся.
Все, что Блейми сказал дальше, утонуло в криках, которыми толпа ответила на отказ Сэнсона. Невысокий шахтер исчез со своего «насеста», как будто его сдернули, и толпа снова ринулась вперед. Защитники частной собственности у входа в зернохранилище попытались оказать сопротивление, но это было похоже на протест сухих листьев против ветра. Рудокопам потребовалось всего несколько минут – они сорвали с дверей зернохранилища навесной замок и ворвались внутрь.
Демельза, чтобы ее не унесло вместе со всеми, вцепилась в тележку. Но вскоре тележка понадобилась шахтерам для отгрузки зерна, и Демельза прижалась спиной к конюшне. Тогда-то ее наконец и заметила Верити.
– Демельза! – закричала она. – Эндрю, помоги ей! Ее же затопчут!
Верити крепко схватила Демельзу за руку, как будто это она от нее сбежала, а не наоборот. На щеках у Верити остались полосы от высохших слез, черные волосы растрепались, юбка порвалась. Она выглядела несчастной… и до боли живой.
Шахтеры внутри хранилища передавали мешки с зерном тем, кто ждал их снаружи, а по улице уже вели мулов, чтобы нагрузить на них награбленное. Зернохранилище, как сточная канава, всасывало людей, и толпа возле Демельзы и Верити заметно поредела.
– Сюда, – сказал Блейми. – Сейчас самое время уходить. Не станем ждать, пока они растащат зерно и начнут пьянствовать.
Он повел женщин по Коингхолл-стрит. Шахтеров там уже не было, зато на улицу вышли горожане и возбужденно обсуждали, как можно предотвратить распространение грабежей. Да, шахтеров привел в город праведный гнев, но аппетит приходит во время еды, и они могли остаться здесь на весь день.
– Где ваши лошади? – спросил Блейми.
– Мы собирались перед отъездом еще зайти к Паско.
– Я бы посоветовал отложить визит до следующего раза.
– Почему? – поинтересовалась Демельза, когда они свернули на Миддл-Роу. – А вы разве не сможете отобедать у них вместе с нами?
Блейми мельком глянул на Демельзу:
– Нет, мэм, не смогу. Здание банка прочное, и я не сомневаюсь, что там вам ничего не грозит. Но после обеда вам придется ехать домой, а на улицах к тому времени уже будет небезопасно. Если все же решите обедать у Паско, тогда готовьтесь к тому, что придется у них и заночевать.
– О нет, это невозможно! – воскликнула Демельза. – Меня ждет Джулия, а Пруди такая неповоротливая, на нее надежда слабая!
Верити замедлила шаг.
– Эндрю, – сказала она, – ты не мог бы здесь нас оставить? Если Бартл увидит тебя, слухи о нашей встрече дойдут до Фрэнсиса, и ему может показаться, что это произошло не случайно, а…
– Идем быстрее, – перебил ее Блейми. – Не исключено, что и здесь тоже бродят толпы бунтовщиков. Я и не подумаю оставить вас, пока вы не окажетесь за границами города.
Бартл ждал их возле конюшен. Пока седлали лошадей, они с посыльным отправили Паско записку, что вынуждены уехать пораньше.
На Пайдер-стрит бунтовщиков тоже не было, но местные жители вышли из домов на склон холма и с тревогой взирали вниз. Некоторые вооружились палками.
На вершине холма дорога сужалась, и ехать по трое в ряд было затруднительно. Демельза решила взять инициативу в свои руки. Она послала Бартла вперед, чтобы он мог заранее предупредить, если на дороге вдруг появятся какие-нибудь пикеты или бунтовщики, а потом пришпорила лошадь и сама к нему присоединилась.
Так они и ехали обратно парами. Небо хмурилось, но вокруг было тихо. Демельза завязала непринужденный разговор с Бартлом, но при этом напряженно прислушивалась, в надежде узнать, о чем говорят Верити с Блейми. Проследить нить их беседы не представлялось возможным, но кое-какие отдельные слова и фразы Демельза все же разбирала. Они были похожи на первые зеленые ростки после обильного дождя в пустыне.
Джуд уже так давно вел себя более или менее сносно, что Пруди совсем расслабилась и проглядела признаки надвигающейся катастрофы. Жизнь в Нампаре стала размеренной, не то что во времена старого Джошуа. Это в лучшую сторону повлияло на саму Пруди, и она решила, что и Джуд тоже утихомирился.
Двадцатого октября Росс, как и Демельза, тоже уехал рано утром – он теперь покидал дом по делам три-четыре раза в неделю. Пруди в отсутствие хозяйки обычно располагалась в кухне, заваривала себе чаек и обсуждала с Джинни Картер все, что произошло за прошедшую неделю. Вот она и не уследила за Джудом, который якобы отправился доить коров, а на самом деле потихоньку прикладывался к бутылке.
Пруди старалась по возможности спихнуть на Джинни, как и на Демельзу в старые времена, всю работу по дому, а сама знай себе попивала чаек, сплетничала или жаловалась на свои больные ноги. При госпоже она себе, конечно, такого не позволяла, но сегодня ни капитана Полдарка, ни его жены рядом не было.
В тот день Джинни говорила о своем муже. О том, что Джим исхудал и стал совсем больной, о том, как она молится, чтобы эти восемь месяцев поскорее пролетели и он бы наконец вернулся домой. Пруди слушала ее и радовалась, что молодая женщина надолго останется в Нампара-Хаусе. Джинни сказала, что ее муж теперь уже вряд ли сможет быть шахтером и она взяла с него слово, что он станет работать на ферме. В Нампаре Джим всегда чувствовал себя намного лучше, чем на рудниках, и они с ним здесь всегда были счастливы. Конечно, шахтеры зарабатывают больше, но это ли главное? Ничего, они как-нибудь протянут. И на ферме тоже можно неплохо прожить.
Пруди согласно кивала: да уж, теперь все перевернулось с ног на голову. Если хоть половина из того, что она слышала, правда, то скоро работать на ферме будет выгоднее, чем под землей. Да взять хоть капитана Росса. Скачет целыми днями по всей округе, как будто сам нечистый за ним гонится, а толку никакого. Уж как ни старайся, а труп все равно не оживить. Чем понапрасну тратить деньги на шахту, лучше бы за картошкой своей присматривал.
Джинни слушала ее причитания и озабоченно сновала туда-сюда. В последний раз она вошла в кухню крайне встревоженная.
– Пруди, там, в подвале, кто-то есть. Честное слово. Я слышала, когда мимо двери проходила…
– Да быть того не может. – Пруди пошевелила пальцами на ногах. – Тебе послышалось. Может, крыса пробежала, или мисс Джулия в своей люльке заворочалась. Сходи посмотри сама, пожалей мои бедные ноженьки.
– Да какая там крыса, – возразила Джинни. – Я же слышала: мужчина какой-то все бурчит и бурчит. Будто старое колесо в подвале вертится.
Пруди хотела было что-то возразить, но, подумав, сунула ноги в тапки, со скрипом поднялась из кресла и прошлепала в холл, а там заглянула за дверь под лестницей.
В первые секунды бормотание было неразборчивым, но потом Пруди услышала знакомое:
– Жили-были старик со старухой, и были они бедны, твидли-твидли-ди…
– Это Джуд, – мрачно сказала она встревоженной Джинни. – Заливает глотку лучшим джином капитана. Постой-ка здесь, я его сейчас оттуда вытащу.
Пруди побрела обратно в кухню.
– Где же моя палка от метлы?
– В конюшне, – подсказала Джинни. – Я видела ее там сегодня утром.
Пруди направилась в конюшню, а Джинни за ней, но, когда женщины вернулись, пение в подвале смолкло. Тогда они зажгли свечу от очага в кухне, и Пруди спустилась в подвал. Там она обнаружила несколько разбитых бутылок, но никаких признаков мужа не было.
Пруди поднялась наверх.
– Кривоногий пес ускользнул, пока нас не было.
– Тихо, – сказала Джинни. – Слышишь?
Они прислушались. Теперь кто-то негромко напевал в гостиной.
Джуд сидел в любимом кресле Росса, закинув ноги в башмаках на каминную полку. На лысину он водрузил шляпу Полдарка, черную с загнутыми полями. В одной руке у него была бутылка джина, а в другой хлыст, которым он аккуратно покачивал люльку со спящей Джулией.
– Джуд! – окликнула его Пруди. – А ну вылезай из хозяйского кресла!
Джуд обернулся.
– А, добрые женщины, – сказал он каким-то глуповатым голосом. – Проходите-проходите. Ваш покорный слуга, мэм. Будь я проклят, это так мило, что вы явились с визитом. Не ожидал такого от пары сучек. Но, как говорится, с волками жить – по-волчьи выть. Даже с такой расчудесной парочкой сучек. Породистые, сэр. Никогда таких не встречал. Даже с виду понятно, что кровь благородная, без всяких там примесей. – И Джуд подтолкнул хлыстом люльку, чтобы та не переставала раскачиваться.
Пруди сжала в руках палку от метлы.
– Вот что, милая, – сказала она, обращаясь к Джинни, – ты иди займись своими делами. Я сама тут разберусь.
– А ты справишься? – тревожно спросила Джинни.
– Еще как справлюсь. Да я его на кусочки порублю. Только вот люлька мешает. Мы же не хотим, чтобы наша малышка расплакалась.
– Что, только одна дама осталась? – спросил Джуд, когда Джинни ушла. – Ну и хитрюга же ты, миссис Пэйнтер. Избавилась от девчонки, чтобы с нею джином не делиться. – Его маленькие глазки от выпитого налились кровью и слегка затуманились. – Присоединяйся, дорогуша, задери ножки повыше. Я тут хозяин. Джуд Пэйнтер, эсквайр Нампары, хозяин гончих, хозяин кладбищ, мировой судья. Хлебни джина!
– Ха, тоже мне хозяин! – сказала Пруди. – Посмотрю я, как ты запоешь, когда капитан Росс застанет тебя тут, в портках, прилипших к его лучшему креслу. Ах ты, мерзкий пропойца!
Джуд откупорил бутылку и принялся пить из горлышка большущими глотками, так что внутри запрыгали пузыри.
– Да не злись ты так. У меня еще две бутылочки за креслом припрятаны. Уж больно ты высоко ставишь Росса и его кухонную девку. На вот, хлебни чуток.
Джуд наклонился и водрузил наполовину пустую бутылку на стол позади кресла.
Пруди уставилась на нее.
– Давай-ка выметайся из кресла по-хорошему, а не то я раскрою тебе башку вот этой вот палкой, – пригрозила она. – И оставь дитя в покое!
Джуд в ответ лишь снова подтолкнул люльку хлыстом и оценивающе посмотрел на Пруди затуманенными глазками, пытаясь определить, насколько велика угроза для его головы. Однако шляпа Росса придала ему уверенности.
– Угомонись уже. Там в буфете бренди имеется. Тащи сюда бутылку, я смешаю тебе «Сэмпсон».
Когда-то это был любимый коктейль Пруди: бренди, сидр и сахар. Она смотрела на Джуда так, как будто сам дьявол искушал ее продать свою душу.
– Коли захочу выпить, так сама себе налью и не стану просить ни тебя, ни кого другого.
Пруди подошла к буфету и аккуратно смешала себе «Сэмпсон». Джуд с завистью наблюдал за ней остекленевшими глазками.
– А теперь, – зло сказала Пруди, – убирайся из кресла!
Джуд провел ладонью по лицу:
– Дорогая моя, вот гляжу я на тебя, и плакать хочется. Ты хоть выпей для начала. И мне тоже смешай стаканчик. Сооруди-ка мне «сэмпсон с шапочкой». Ну же, будь хорошей женушкой.
В «сэмпсон с шапочкой» входили те же ингредиенты, вот только порция бренди должна была быть двойной. Пруди пропустила просьбу Джуда мимо ушей, молча выпила свой коктейль и с мрачным видом смешала себе еще один.
– Сам нальешь, – сказала она. – Между прочим, я никогда не была тебе женой, и тебе об этом прекрасно известно. Порядочный человек первым делом отвел бы девицу в церковь. А мы друг другу никаких клятв не давали, и священник нас не благословил. И свадьбы у нас никакой не было: ни музыки, ни угощения. Ты просто взял меня и увез. Удивляюсь, и как только ты спокойно спишь по ночам?
– Да уж, толстуха ты была что надо, – отозвался Джуд. – А стала еще толще. И половины хватит, чтобы целый корабль нагрузить. А свадьбу играть ты сама не захотела. Так что уймись, старая бестия, нечего на меня все валить. Я все сделал, чтобы тебе хорошо жилось. Выпей вон лучше.
Пруди взяла наполовину опустошенную бутылку.
– Моей матушке-старушке это бы не понравилось, – заявила она. – Хорошо, что она померла, не дожила до такого позора. Одну меня только бедняжка и вырастила. Единственную доченьку. А было-то нас всего двенадцать человек. Уж столько лет прошло, а все равно тяжко вспоминать.
– Одна из дюжины – это даже неплохо. – Джуд еще разок толкнул хлыстом люльку. – В мире и так слишком много людей, а некоторых следовало бы утопить. Я бы издал такой закон, кабы меня сделали главным министром, чему не бывать, и очень жаль, потому как мало у кого есть такая светлая голова на плечах, как у Джуда Пэйнтера. Хотя завистники думают иначе, но скоро жизнь хорошенько их тряхнет, потому что Джуд Пэйнтер встанет и скажет этим пьянчугам, что их зависть больше не помешает его признанию, которого он заслуживает не меньше любого другого умного человека… На чем я остановился?
– На том, что поубивал бы моих братьев и сестер, – напомнила Пруди.
– Ну да. Один ребенок из двенадцати. По мне, так это в самый раз. Нечего плодиться, как всякие Мартины, Вайгусы и Дэниэлы. Я бы их всех в бочке утопил, как котят.
Большой нос Пруди начал наливаться кровью.
– Я не потерплю таких разговоров в этом доме, – возмущенно заявила она.
– Нечего командовать, не у себя на кухне, так что прикуси язык, старая корова.
– Сам прикуси, – огрызнулась Пруди. – Старый мерзкий пьяница. Тупица немытый. Бражка прокисшая. Передай мне бутылку. В этой уже ни капли не осталось.
А Джинни, ожидавшая в кухне, что Пруди накажет Джуда, все прислушивалась, когда же начнутся грохот и вопли. Но в гостиной было тихо, и она занялась своими делами. Кейт, ее младшенькая, подросла и стала повсюду совать свои маленькие пальчики, поэтому Джинни теперь не брала девочку на работу, а оставляла под присмотром матери вместе с двумя братьями и младшими детишками миссис Заки. Так что в кухне Джинни была совсем одна.
Покончив с работой, она призадумалась, чем бы еще заняться. Может, окна помыть? Джинни взяла ведро и собралась было пойти к водокачке, но тут увидела, как через поле со стороны Меллина бежит Бенджи Росс, ее старший сын.
Она сразу поняла, в чем дело. Заки обещал, что даст ей знать, чем закончилось нынешнее собрание.
Джинни пошла навстречу, по пути вытирая о передник руки. Бенджи было уже три с половиной года, он был довольно крупным мальчиком для своего возраста. Нападение Клеммоу никак на нем не отразилось, только белый шрам на щеке остался. Джинни встретила сына на краю сада, возле первой яблони.
– Ну, малыш, что сказал дедушка?
Бенджи посмотрел на нее ясными глазами:
– Деда сказал, что шахту закроют через месяц.
Джинни перестала вытирать руки:
– Как? Совсем?
– Ага. Деда сказал, всю закроют. Мам, можно мне яблоко?
Джинни не ожидала, что все будет настолько плохо. Она думала, что хотя бы половину шахты, ту, где богатые жилы, оставят. Если Грамблер закроют – тогда конец всему. Только у немногих хватит сбережений, чтобы протянуть зиму, остальным придется искать работу или голодать. Но другой работы в округе не найдешь, ну, если только вдруг, может, кому-то повезет устроиться на Уил-Лежер. Можно, конечно, попытать счастья на свинцовых рудниках в Уэльсе или на угольных шахтах Мидлендса. Но тогда рудокопам придется оставить свои семьи, а значит, порушатся многие жизни.
И теперь у Джима, когда он выйдет из тюрьмы, не будет выбора. Ему еще повезет, если его возьмут на ферму. Вся жизнь Джинни прошла в тени Грамблера. Не то чтобы рудник был особо процветающим. Разумеется, случалось всякое: были взлеты и падения. Но Джинни никогда не слышала, чтобы шахту закрывали. Она не знала, как давно ее открыли, но это точно произошло еще задолго до рождения ее матери. До Грамблера в этих краях и деревень-то не было. Построили шахту, появились и деревни. Грамблер был центром всего, он давал людям работу, устанавливал свои обычаи. Как же теперь без него?
Джинни зашла в дом, выбрала в кладовой спелое яблоко и дала его Бенджи.
Надо было сообщить обо всем Джуду и Пруди… Ну или хотя бы Пруди, если Джуд еще не протрезвел.
Джинни пошла в гостиную, а Бенджи хвостиком следовал за матерью.
Росс узнал обо всем, когда возвращался домой после встречи с Ричардом Тонкином, Рэем Пенвененом и сэром Джоном Тревонансом. Старый шахтер Фред Пендарвес прокричал ему эту новость, когда он проезжал мимо виселицы на перекрестке Баргус. Росс мрачно размышлял о том, что если так и дальше пойдет, то вообще не останется шахт, чтобы извлечь прибыль из их затеи. Загородный дом Тревонанса он покинул в приподнятом настроении. Сэр Джон пообещал помочь деньгами и своими связями, при условии, что медеплавильный завод будет построен на его земле. Новость о закрытии Грамблера свела на нет весь оптимизм Полдарка.
Подъехав к дому, Росс не стал заводить Смуглянку в конюшню, прикидывая, не навестить ли ему Фрэнсиса. В холле он остановился и прислушался к доносившимся из гостиной голосам. У Демельзы гости? Этого только не хватало.
Но, прислушавшись, он узнал ворчание Джуда, а потом подала голос и Джинни Картер. Джинни кричала! Росс подошел к приоткрытой двери в гостиную.
– Это все ложь! – сквозь слезы воскликнула Джинни. – Грязная ложь! А тебя, Джуд Пэйнтер, следует выпороть за то, что ты сидишь тут в хозяйском кресле и выдумываешь всякие гадости. Наказать скорпионами, как в Библии сказано.
– Правильно говоришь, – заплетающимся языком одобрила ее Пруди. – Так и надо. Дай ему по башке, дорогуша. На вот мою палку.
– А ты помалкивай, старая кобыла, – сказал Джуд. – И ничего я не выдумываю, а лишь повторяю то, что все говорят. Вы только посмотрите на этот шрам у парня на щеке. Бедный малец, он-то, конечно, ни в чем не виноват. Но не зря же болтают, будто сам Вельзевул оставил мальчишке эту отметину. Чтобы все знали, кто его настоящий отец. Вот так-то, уж люди зря не скажут. А шрамы-то у них и впрямь ну как две капли воды: что у папаши, что у сынка. В жизни такого не видал. Яблочко от яблоньки: Росс и Бенджи Росс. Я вам больше скажу. Люди болтают, что недаром капитан Полдарк в прошлом месяце на одной кобыле вместе с нашей Джинни в Бодмин поскакал. И заночевали они там, во как! Нет, шила в мешке не утаишь!
– Я не стану больше тебя слушать, – сквозь слезы произнесла Джинни. – Я пришла, чтобы рассказать вам про Грамблер, а ты накинулся на меня, словно голодный пес! Старый пьяница! А ты, Пруди, тоже хороша! В жизни бы не поверила, если бы своими глазами не увидела!
– Тише-тише! Успокойся, девочка. Я просто сижу тут тихонько и присматриваю за Джудом, чтобы он чего не натворил.
– А что до твоего маленького засранца, – никак не унимался Джуд, – так он ни в чем не виноват. Неправильно мальца в чужих грехах винить. Несправедливо это…
– Жаль, что Джима сейчас здесь нет! Бенджи, пойдем отсюда…
Джинни выбежала из гостиной вся в слезах и с перекошенным от обиды лицом. Она держала за руку сына. Росс успел отойти от двери, но Джинни его заметила. Она сразу побледнела, а потом вся пошла красными пятнами. Их взгляды встретились. Росс увидел в глазах молодой женщины страх и одновременно враждебность. А потом она убежала в кухню.
Вскоре вернулась домой и Демельза. Весь путь от Тренвит-Хауса она прошла пешком. Ну и картину она застала! Джулия крепко спала, несмотря на разыгравшуюся в гостиной сцену, а Пруди сидела рядом с люлькой и громко рыдала, уткнувшись лицом в передник. Вся комната провоняла перегаром, на полу валялись две разбитые бутылки, а кресла были перевернуты.
Демельза начала догадываться о том, что тут произошло, но от Пруди никаких вразумительных объяснений добиться не смогла. Когда она тронула служанку за плечо, та заревела еще громче и объявила, что Джуд плюнул ей в самую душу.
Демельза помчалась в кухню. Джинни там не было, а со двора доносились какие-то странные звуки.
Росс одной рукой качал водокачку, а во второй держал хлыст. Джуд стоял под струей воды. При каждой попытке выскочить из-под холодного потока он получал удар хлыстом и в конце концов смирился со своей участью.
– Росс, Росс! Что происходит? В чем он провинился?
Росс посмотрел на Демельзу.
– В следующий раз, когда соберешься за покупками, не бросай ребенка на кого попало, – сказал он.
От несправедливого обвинения у Демельзы даже дыхание перехватило.
– Росс! Я ничего не понимаю. Что случилось? С Джулией все в порядке.
Росс щелкнул хлыстом:
– Стой на месте! Учись плавать! Уж я смою с тебя всю грязь, чтобы впредь неповадно было болтать всякие мерзости!
О чем это Росс толкует? Демельза в полном недоумении резко развернулась и убежала в дом.
Когда Верити приехала домой, она еще ничего не слышала о решении закрыть шахту. Они расстались с капитаном Блейми на развилке у Сент-Анн, потом Демельза спешилась у ворот Тренвита, и дальше Верити с Бартлом ехали вдвоем.
Элизабет единственная во всем доме заметила, что Верити вернулась. Тетушка Агата была глуховата, а Фрэнсису было все равно.
– Что-то рано вас сегодня Паско отпустили, – с вымученной улыбкой заметила Элизабет.
– А мы к ним и не заходили. – Верити стянула перчатки. – Шахтеры устроили в городе беспорядки, и… и мы подумали, что разумнее будет уехать, пока не стало еще хуже.
– Ха! – сказал Фрэнсис, выглянув в окно. – Беспорядки. Ну еще бы. Скоро везде беспорядки начнутся.
– Вот поэтому у меня не было времени на то, чтобы выбрать тебе брошь, Элизабет. Мне жаль, но, может, на следующей неделе…
– Столько лет, – сказала тетушка Агата. – Будь я проклята, она ведь существовала еще задолго до моего рождения. Я хорошо помню, как бабуля Тренвит рассказывала мне, что дедушка ее мужа, Джон Тренвит, прорубил первую штольню за год до своей смерти.
– И в каком же году это было? – скучающим тоном поинтересовался Фрэнсис.
– Вот уж на этот вопрос я тебе не отвечу. Загляни в семейную библию, там все даты рождения и смерти Тренвитов записаны. Но было это еще в царствование Елизаветы.
Верити постепенно начала догадываться, о чем идет речь. Мысли об утренней встрече сразу вылетели из головы. Уезжая из Тренвита, она с нетерпением ждала, какое решение будет принято сегодня на собрании акционеров. И вот, вернувшись, даже ни о чем не спросила.
– Но вы же не хотите сказать, что…
– А потом, лет семьдесят или восемьдесят спустя, уже другой Джон пробил первый ствол шахты. Вот за него-то и вышла бабуля Тренвит. За все эти годы шахту ни разу не закрывали. Еще недавно мы получали от нее тысячи. Несправедливо вот так все пускать коту под хвост.
Сердце у Верити упало.
– Означает ли это, что закрывают всю шахту? Я правильно поняла?
– А как иначе? – Фрэнсис отвернулся от окна. – Мы не можем осушать одну часть рудника, не осушая при этом другую.
– Когда я была маленькой девочкой, – подала голос тетушка Агата, – денег у нас было столько, что я могла ими играть. Папа умер, когда мне исполнилось восемь. Помню, как мама заказывала памятник на кладбище при церкви в Соле. Я слышала, как она говорила: «Не жалейте денег». Я и сейчас ее слышу: «Не жалейте денег. Мой муж умер от ран, как если бы пал в бою. У него должен быть достойный памятник». О, Верити, ты уже вернулась? Ты такая румяная. И с чего это, интересно, ты вдруг так разрумянилась? Подобные новости кровь не греют. Это станет закатом Полдарков, вот что я вам скажу.
– Что же теперь будет, Фрэнсис? – спросила Верити. – Как это отразится на нас? Мы уже не сможем жить как прежде?
– Как акционеров нас это никак не коснется. Разве что лишит надежды на возрождение, и мы больше не сможем сорить деньгами. Мы вот уже пять лет не получали дивиденды. Право недропользования приносило нам восемьсот фунтов в год. Теперь этого не будет. Вот и вся разница.
– Значит, мы вряд ли сможем продолжать… – начала Верити.
– Это зависит от других наших вложений, – раздраженно перебил ее Фрэнсис. – У нас есть ферма. Деревня Грамблер и половина Сола принадлежат нам. Если, конечно, после всего случившегося арендаторы вообще смогут нам платить. Надеюсь, что кредиторы проявят снисхождение и у нас будет минимальный доход, который позволит жить дальше. Если только это можно назвать жизнью.
Элизабет встала и плавно опустила Джеффри Чарльза на пол.
– Мы справимся, – тихо сказала она. – Другим сейчас гораздо хуже, чем нам. Есть разные способы экономить. Не будет же это длиться вечно. Нам просто надо постараться какое-то время удержаться на плаву.
Фрэнсис несколько удивленно посмотрел на жену. Возможно, он ожидал, что Элизабет отреагирует на его слова иначе – станет возмущаться или будет его обвинять. Но Элизабет всегда хорошо держалась в критических ситуациях.
– Мама, – Джеффри Чарльз недовольно поглядел на отца, – а теперь мне уже можно пошуметь? Можно мне пошуметь, мама?
– Пока еще нет, дорогой, – ответила Элизабет.
Верити пробормотала извинения и удалилась.
Она поднималась по широким ступеням и смотрела вокруг новыми глазами. Прошла через квадратную лестничную площадку с низким потолком и прекрасными готическими окнами эпохи Тюдоров, откуда открывался вид на маленький зеленый парк с плетистыми розами, вечно сухим фонтаном и вымощенными булыжником дорожками. Все в этом доме было крепким и надежным, все радовало глаз и было построено на века. Верити молилась, чтобы так было и дальше.
В своей комнате Верити избегала смотреть в зеркало, боялась увидеть в нем то, что подметили острые старые глазки тетушки Агаты.
Окна ее спальни выходили на живую изгородь из тиса и огород. Четыре года назад она стояла у этого окна и с горечью в сердце созерцала тот же самый пейзаж. Здесь она находила утешение в самые трудные моменты своей жизни.
Верити не знала, насколько серьезным будет этот кризис. Возможно, в будущем, когда она оглянется назад, все покажется не таким уж и страшным. Надо же, Грамблер закрывают. Одно только это означало коренные перемены в жизни всей округи. Грамблер закрывают – это просто в голове не укладывалось.
Но стоит ли ей самой так волноваться? Да, закрытие шахты могло отразиться на финансовом состоянии Верити. Но при ее образе жизни деньги всегда оставались на втором плане.
Однако этот кризис в любом случае коснется других людей. Да, он заденет всех, кого она знает и любит, и не только в этом доме, но по всей округе. И людей из церковного хора, с которыми она занимается, и бедняков, которым она помогает. Еще сегодня утром все они были очень близкими ей людьми. Так что же изменилось? Почему она не расстроена, почему не переживает за них? Почему не чувствует себя несчастной, ведь для этого есть все основания? Почему? Почему? Ответ был прост, вот только у нее не хватало мужества признаться себе в этом. Верити прижалась лбом к оконному стеклу и напряженно прислушивалась к биению собственного сердца.
Джуду и Пруди пришлось уйти. Росс был непреклонен. Он не был человеком злопамятным и преданному слуге мог простить многое. К пьянству Джуда Росс давно уже привык, но вот его вероломства он не стерпел. Кроме того, следовало подумать о ребенке. Ни Джуду, ни Пруди больше нельзя было доверять Джулию.
На следующее утро Росс вызвал обоих к себе и дал им неделю на сборы. Пруди давилась слезами, Джуд мрачно помалкивал; поначалу он думал, что если в прошлый раз сумел за неделю все уладить с капитаном Полдарком, то и сейчас получится. Но это был не тот случай. И когда Джуд наконец понял, что ошибался, он не на шутку встревожился. За два дня до конца назначенного срока Демельза сжалилась над Пруди и сказала, что может попробовать уговорить Росса оставить ее, но одну, без Джуда. Однако Пруди проявила солидарность с мужем и решила уйти вместе с ним.
И вот настал день, когда Пэйнтеры собрали все свои пожитки и покинули Нампару. Поселились они в какой-то развалюхе на самом краю растянувшейся по долине деревни. А в прошлом это был первый жилой дом в Грамблере.
Дом пребывал в запущенном состоянии, но зато и арендная плата была мизерной, да плюс еще очень удобное расположение – по соседству с винной лавкой.
Уход Джуда и Пруди кардинально изменил жизнь в Нампара-Хаусе. Демельза невольно прислушивалась, в надежде услышать шаркающие шаги Пруди или резкий тенорок вечно недовольного Джуда. Да, Пэйнтеры были люди неряшливые, ленивые и не слишком умелые, но они вросли в самую сердцевину Нампары, и теперь в доме словно бы чего-то не хватало. Демельза обрадовалась, что они поселились по соседству, ведь ее дружба с Пруди длилась не один год, и нельзя было вот так за несколько дней все оборвать.
На место Пэйнтеров Росс нанял другую супружескую пару – Джона и Джейн Гимлетт, толстячков лет сорока с небольшим. Пять или шесть лет назад они в поисках работы на тогда еще процветающем Западе приехали из Северного Корнуолла в Грамблер, да так тут и осели. Джон работал подмастерьем у сапожника, но дела пошли неважно, и они вдвоем уже больше года трудились на оловянном прессе. Опрятные, рукастые, добродушные и почтительные – полная противоположность Джуду и Пруди, – супруги Гимлетт с энтузиазмом взялись за дело. Но разумеется, только время могло показать, на сколько их хватит.
Прислуга у Росса была немногочисленной, но спустя два дня после скандала с пьянкой у него возникла еще одна проблема.
– Что-то я сегодня утром не видел Джинни. Где она?
– Джинни от нас ушла, – грустно сказала Демельза.
– Как ушла? Неужели?
– Да, еще вчера вечером. Я хотела тебе сказать, но ты так поздно вернулся. Я и сама не поняла, почему Джинни вдруг решила нас покинуть.
– А что она сказала?
– Сказала, что лучше будет присматривать за своими детьми. Я ей говорила, что скоро вся семья ее матери останется без работы, пыталась переубедить, но тщетно. Она только губы поджала и объявила, что хочет уйти.
– Ну и дела, – вздохнул Росс, помешивая свой кофе.
– Это как-то связано с тем скандалом в четверг, – заметила Демельза. – Если бы я знала, из-за чего сыр-бор разгорелся, то, может, и смогла бы что-то сделать. Никак в толк не возьму, Джинни ведь не пила вместе с Пэйнтерами. Почему она вдруг решила уйти?
– Я, кажется, догадываюсь, – сказал Росс.
– Ну так не держи меня в неведении. Если знаешь, расскажи и мне.
– Помнишь, я возил Джинни в Бодмин? Я, кстати, еще тогда говорил, что пойдут слухи.
– Помню.
– Ну так вот, люди и впрямь начали трепать языками, а когда я вернулся, то услышал, как Джуд повторяет все эти сплетни. Да еще приплел к ним всякую мерзость из прошлого. Это еще одна причина, почему я его прогнал, помимо Джулии.
– О, теперь я понимаю.
– Возможно, Джинни не знает, что Джуд ушел, – немного поразмыслив, предположил Росс. – В этом случае…
– Она знает. Пруди ей вчера рассказала.
– Что ж, если ты хочешь, чтобы Джинни вернулась, я схожу потолкую с Заки.
– Конечно, я хочу, чтобы она вернулась. Джинни мне очень нравится.
– Мне так и так надо повидаться с Мартином. Есть у меня к нему одно предложение.
– Это хорошо, миссис Заки обрадуется. Я никогда прежде не видела ее такой расстроенной. А что за предложение?
– Нам в нашей медной компании нужен агент, человек, не известный в торговых кругах, который бы смог действовать от нашего имени, отвлекая все внимание на себя. Вот хочу привлечь Заки на эту должность. Ты же знаешь, он не обычный шахтер.
– А Марк Дэниэл?
– А с ним что?
– Помнишь, я рассказывала, что Керен просила меня узнать, не можешь ли ты подыскать для него место получше?
– А, точно. Нет, Демельза, Марк не подходит. Нам нужен человек, который умеет читать, писать и грамотно обращаться с большими суммами денег. И еще он должен иметь представление о том, как все устроено в деловом мире. В этом отношении Заки лучшая кандидатура. К тому же нам необходим человек, которому мы сможем во всем доверять. Мы вынуждены соблюдать секретность. Если кто-то вдруг проболтается – конец всему. Нет, Марк, конечно, парень надежный, я бы ему и жизнь свою доверил… Но независимый агент из него не выйдет. Я считаю, что каким бы надежным ни был мужчина, но, если у него ненадежная жена, которой он предан, рано или поздно это даст о себе знать.
– А Керен, наверное, и в голову не приходило, что она сама может тянуть Марка назад.
– Ну, Керен об этом ничего не узнает, так что за нее можешь не волноваться.
А Керен тем временем устанавливала возле дома приставную лестницу. Дождь лил два дня кряду, и вода-таки нашла слабое место в соломенной кровле нового дома. Крыша прохудилась сначала только в кухне, а потом потекло и в спальне. Прошлой ночью капало прямо им на ноги.
Керен была в бешенстве. Конечно, Марк бо́льшую часть свободного времени проводил, стоя под дождем на этой лестнице, но она считала, что за два месяца их совместной жизни он мог бы заранее позаботиться о том, чтобы крыша не протекала. Вместо этого он в плохую погоду что-то стругал в доме, а в хорошую ковырялся в огороде.
На самом деле Марк сотворил чудо. Он перетаскал тонны камней и соорудил ограду вокруг их участка. Эта стена была символом безграничной энергии одного человека. Земля внутри ограды была вспахана, прополота и готова к урожаю следующего сезона. А еще Марк соорудил пристройку к дому с односкатной крышей, где в будущем собирался держать свиней.
Семейная жизнь оказалась для Керен сплошным разочарованием. Любовные ласки Марка, пусть искренние, были лишены романтики и утонченности, а в остальное время он почти всегда молчал. Муж по многу часов работал на шахте, да еще смены каждую неделю менялись. В одну неделю он вставал и завтракал в пять утра, а в другую – возвращался домой и заваливался спать в половине седьмого. Он без лишних церемоний будил Керен, но, когда сам спал, не желал, чтобы его беспокоили. А если смена начиналась в два, ей приходилось коротать вечера в одиночестве. Многообещающими были только первые дни их совместной жизни. Марк возвращался домой незадолго до одиннадцати, раздевался, мылся, брился, и они вместе ложились в постель. Но новизна отношений ушла, и Керен все чаще находила предлог, чтобы уклониться от его грубых прикосновений. Все это было так не похоже на ее роль в «Невесте шахтера».
Вот и сейчас Марк ушел пораньше, чтобы не опоздать на шахту, а Керен надо было чем-то занять себя в ближайшие девять часов. Лестницу он убрать не успел, и Керен решила попробовать сама починить крышу. Она считала, что тот, кто умеет приспосабливаться, способен решить все проблемы.
Итак, Керен отыскала место, где Марк не закончил работу, и пошла по сырой соломе. Утро выдалось чудесное, но по всем приметам чувствовалось, что к вечеру снова пойдет дождь. Керен хотелось посмотреть, какое лицо будет у мужа, когда он вечером под проливным дождем вернется с шахты и обнаружит, что в доме сухо.
Керен присела. С этого места хорошо просматривался дом доктора Эниса; она даже пожалела, что деревья вокруг него зимой не теряли листья. После той встречи в Нампаре она видела соседа раза три, но они и словом не перекинулись. Порой Керен думалось, что этак она скоро вообще разучится говорить. Изредка к ним заглядывали соседи из Меллина, но прием, который оказывала им хозяйка, не очень-то воодушевлял. Единственным, с кем Керен смогла сдружиться, был Чарли Барагванат, сын садовника. Она всегда приглашала мальчика зайти в дом, когда тот возвращался с работы.
Порой Керен начинала сомневаться, правильно ли она поступила, оставив бродячую труппу ради столь тоскливого существования. Иногда она специально, чтобы как-то себя приободрить, вспоминала нужду и невзгоды прежней жизни. Но со временем все плохое забывается. Даже безбедная жизнь жены шахтера оказалась не такой, как она себе ее представляла. У Марка водились деньжата, и он даже был по-своему щедрым, но давние привычки не могут измениться в одну неделю. Муж был не против давать ей определенную сумму, но ему не нравилось, когда к деньгам относились несерьезно и тратили их на всякую ерунду. Он ясно дал понять, что его кошелек не бездонен, а когда он опустеет, чтобы снова его наполнить, придется затянуть ремень потуже.
Хотя теперь Грамблер закрывался и откладывать уже было не с чего. Керен наклонилась, чтобы закрепить пучок соломы, потеряла равновесие и начала медленно соскальзывать с крыши.
– Что ж, – сказал Заки и поскреб щетину на подбородке, – это весьма заманчивое предложение. Не стану притворяться, я бы хотел попробовать. Да и матушка обрадуется, когда узнает, что у нас теперь всегда будут водиться деньжата. Но я не могу сразу согласиться на такое большое жалованье. Платите мне столько, сколько я зарабатывал на руднике, это будет справедливо.
– Как наемный работник компании, ты будешь получать определенное вознаграждение, – ответил Росс. – Я прослежу, чтобы, когда ты понадобишься, тебя хорошо информировали. Но это означает, что тебе придется оставлять свою выработку на пару дней в неделю.
– Это не страшно. Там и вырабатывать-то уже нечего. Даже не знаю, как половина шахтеров продержится эту зиму.
– А теперь я бы хотел побеседовать с Джинни, – сказал Росс.
Заки заметно напрягся.
– Она в доме с матерью. Не знаю, что на дочку нашло, но она стоит на своем, и все. Раньше-то мы могли ее вразумить, а сейчас она уж не девочка. Джинни! Эй, Джинни! Выйди-ка на воздух. Тут к тебе один джентльмен пожаловал.
Они ждали. Дверь наконец открылась. Джинни стояла на пороге, но выходить из дома не стала.
Росс сам к ней подошел. Заки поскреб большим пальцем щетину и остался стоять, где стоял, наблюдая, что же будет дальше.
– Капитан Полдарк. – Джинни быстро сделала реверанс, но глаз не подняла.
Росс не стал ходить вокруг да около.
– Джинни, я знаю, почему ты от нас ушла, и я тебя вполне понимаю. Но если ты поддашься своим чувствам, это будет означать, что ты согласна жить по правилам, которые устанавливают мерзкие сплетники. Через пьяницу Джуда Пэйнтера они смогли запятнать мой дом и твою репутацию. И за это я выгнал Джуда. Не совершай ошибку. Не принимай эту историю близко к сердцу. Злопыхателям только того и надо. Я бы хотел, чтобы ты завтра пришла в Нампару, как будто ничего не было.
Джинни подняла голову и посмотрела Россу в глаза:
– Лучше бы мне не приходить, сэр. Если уж люди начали судачить, одному Богу известно, чем они закончат.
– Закончат они там же, где и начали. В сточной канаве.
Джинни так смутилась, что Россу стало ее жаль, и он вернулся к Заки, к которому уже присоединилась жена.
– Дайте ей время, сэр, – попросила миссис Заки. – Девочка одумается. Заки, я отлучусь ненадолго. Бобби тут забегал, сказал, что с Керен, женой Марка Дэниэла, несчастье приключилось.
– Что там такое стряслось?
– С крыши упала. Руку сломала, а может, и еще что. Вот я и подумала: пойду посмотрю, не надо ли чем помочь. Не то чтобы мне эта девчонка была по сердцу, но, коли уж Марк на шахте, я должна ее по-соседски навестить.
– Она там одна? Я пойду с тобой, мало ли что понадобится, – предложил Росс.
– Не надо, сэр. Бобби сказал, там с ней доктор Энис.
Керен повезло: Дуайт Энис услышал ее крики и минут через двадцать после падения первым оказался на месте происшествия.
После удара о землю Керен некоторое время находилась в полуобморочном состоянии. Потом она пришла в себя, но все равно при каждой попытке пошевелить рукой едва не теряла сознание от боли.
Она сидела возле дома, как ей казалось, целую вечность; в голове у нее стучали молоточки, во рту пересохло. Наконец доктор Энис, услышавший крики, перебрался через канаву и нашел пострадавшую.
А уж тогда, несмотря на боль и страдание, Керен почувствовала себя счастливой. Энис отнес ее в дом и уложил на кровать. Его ловкие руки, быстро и профессионально исследующие ее тело, казались молодой женщине прикосновениями желанного искушенного любовника.
– У вас сломана кость, – сказал Дуайт. – Лодыжка в порядке, но ей нужен покой. А теперь я должен заняться вашей рукой. Будет больно, но я сделаю все по возможности быстро.
– Хорошо, – согласилась Керен, а сама не сводила с него глаз.
Дуайт достал из кармана бинт и подыскал пару подходящих планок среди тех, что остались после плотницких работ Марка. Потом он дал Керен выпить немного бренди и вправил ей руку. Керен стиснула зубы, но не издала ни звука. Слезы навернулись на глаза, а когда Дуайт закончил, градом покатились по щекам, и она поскорее их стряхнула.
– Вы очень мужественно держались, – похвалил ее доктор. – Глотните-ка еще бренди.
Керен подчинилась – ведь это была его фляжка – и почувствовала себя заметно лучше.
Заслышав чьи-то шаги, Дуайт подошел к двери и велел Бобби Мартину сбегать за мамой. Он прожил здесь меньше месяца, но уже успел усвоить: если кому-то в округе нужна помощь, всегда посылают за миссис Заки, которая, имея дюжину собственных детей, с материнской заботой относилась ко всем соседям.
Потом Дуайт снова присел на кровать, обмыл и перевязал Керен лодыжку и локоть на второй руке. Керен блаженствовала, и Дуайт обязательно заметил бы это по ее глазам, не будь он слишком сосредоточен на работе. Покончив с перевязкой, он заговорил с пациенткой. Его голос за последние десять минут стал заметно спокойнее, теперь он звучал сухо и профессионально.
Дуайт предложил Керен послать за мужем. Она отказалась, и тут на пороге возникла плосколицая миссис Заки с очками на носу. Керен поприветствовала ее с такой теплотой, что миссис Заки решила, что местные жители поторопились составить нелестное мнение о жене Марка.
Симпатичный доктор задержался еще ненадолго. Лицо у него было серьезное, но совсем юное. Он объяснил миссис Заки, что и как надо делать, а потом взял Керен за руку и пообещал, что проведает ее утром.
– Благодарю вас, доктор, – нежным контральто отозвалась Керен. – Вы так добры ко мне.
Щеки врача порозовели.
– «Из жалости я должен быть жесток»[4]. Вы хорошо держались. Ночью рука еще поболит. Но, прошу вас, не вставайте с постели. Надо полежать, а то может подняться температура, и тогда выздоровление затянется.
– О, не сомневаюсь, со мной все будет в порядке, – заверила Дуайта Керен. – Я буду делать все, как вы говорите. Не волнуйтесь, доктор. Хорошего вам дня. До свидания, миссис Мартин.
Закрытие Грамблера назначили на двенадцатое ноября. День выдался безветренный и туманный, воздух был влажный, чувствовалось, что надвигается дождь. Как сказал доктор Чоук: нездоровая погода, воздух пронизан гнилостными испарениями.
Подъемный механизм оставили работать, пока не закончится запас угля. На шахте было три насоса, два подъемника (оба механизированные, но быстро устаревшие после того, как Уатт изобрел отдельный конденсатор) и большое – футов тридцать в диаметре – водяное колесо, работающее от ручья Меллингей.
Ближе к полудню в большом здании главного подъемника собралась группа мужчин. Присутствовали: Фрэнсис Полдарк, капитан Хеншоу, капитан Данстен, который отвечал за работы на поверхности, доктор Чоук, два главных механика – Браун и Тревиннард, казначей и несколько представителей властей.
Мужчины покашливали и старались не смотреть друг другу в глаза. Фрэнсис достал часы.
Огромный балансир ходил вверх-вниз, гремели цепи, гудел котел, монотонно булькала просачивающаяся через кожаные клапаны вода. Отсюда шахта распространялась во все стороны, как огромное существо, лохматое и неприглядное: дощатые сараи, хижины из камня, вентиляционные шахты с соломенными крышами, водяные колеса, отмывочные платформы, конные во́роты, горы пустой породы, камней и шлака – все то, что накапливалось, достраивалось и выбрасывалось годами. Маленькие долины, в которых расположились домишки деревни Грамблер, разбегались от шахты в стороны, как притоки большой реки.
Фрэнсис взглянул на часы.
– Что ж, джентльмены, – сказал он, возвысив голос, – пришло время закрывать нашу шахту. Мы проработали вместе много лет, но настали тяжелые времена. Возможно, когда-нибудь наша шахта опять заработает, и мы все снова здесь встретимся. А если нет, то, даст бог, удача повернется лицом к нашим сыновьям. Сейчас двенадцать пополудни.
Фрэнсис взялся за рычаг, который перекрывал пар от гигантского котла, и потянул его вниз. Огромный балансир замер на секунду, покачнулся и окончательно остановился. Механик тем временем обошел котел и открыл клапан. Пар с шипением вырвался наружу и повис в туманном воздухе, словно ему было лень рассеиваться.
Наступила тишина. И не то чтобы двигатель подъемника никогда раньше не останавливали: это делали каждый месяц, дабы почистить котлы, да и поломки порой случались. Но эта тишина была гнетущей, поскольку все собравшиеся сознавали, к чему она приведет.
Поддавшись внезапному порыву, Фрэнсис взял кусок мела и крупными буквами написал на котле всего одно слово: «RESURGAM»[5].
И после этого все вышли из здания.
На краю шахты со стороны Сола все еще пыхтел и стучал малый подъемник «Китти». Капитан Хеншоу поднял руку. Сигнал заметили – «Китти» еще немного поворчал себе под нос и тоже умолк.
Теперь работал только водяной насос, но он не потреблял уголь и не требовал присмотра, поэтому его решили не трогать.
Последней смене сдельщиков было предписано подняться на поверхность в полдень, и, пока группа мужчин медленно шла к зданию конторы, из шахты по двое, по трое появлялись шахтеры, которые в последний раз несли свои кирки, лопаты и буры. Они образовали колонну. Колонна эта, словно гусеница, ползла мимо казначея, который выдавал шахтерам их последний заработок. Бородатые и чисто выбритые, молодые и среднего возраста, по большей части невысокие и бледные, жилистые и угловатые, потные и грязные, мрачные и молчаливые, они забирали свои шиллинги и ставили крестики в бухгалтерской книге.
Фрэнсис стоял рядом с казначеем и время от времени перекидывался парой слов с кем-нибудь из шахтеров. Потом он пожал руку капитану Хеншоу и в одиночестве пошел домой в Тренвит-Хаус.
Механики вернулись к своим двигателям, чтобы осмотреть их и демонтировать то, что можно было продать на слом. Казначей подводил баланс в бухгалтерских книгах. Управляющий и капитан Данстен отправились в последний обход, чтобы описать оставшееся на шахте имущество. Хеншоу переоделся в старую одежду, нахлобучил шахтерскую шляпу и отправился под землю с последней проверкой.
Он легко и привычно спустился на уровень сорока саженей, шагнул с лестницы и пошел по тоннелю в сторону наиболее богатой из двух жил на шестидесятом уровне.
Примерно через четверть мили тоннель начал уходить вниз. Хеншоу перебирался через груды пустой породы, спускался по приставным лестницам и скользким склонам, петлял между деревянными подпорками, брел по воде. Потом где-то вдалеке послышался звук размеренных ударов. Кто-то еще продолжал работать.
На шахте осталось около двадцати вольных рудокопов. Если им удастся добыть руды на несколько шиллингов, это поможет хоть как-то бороться с надвигающейся бедностью.
Там работали Заки Мартин, Пол Дэниэл, Джек Картер – младший брат Джима и Пэлли Роджерс. Все голые до пояса и потные. Здесь было жарче, чем в самый жаркий летний день.
– Здоро́во, ребята, – поприветствовал их Хеншоу. – Вот решил зайти и предупредить вас, что «Большой Билл» и «Китти» уже остановлены.
Пэлли Роджерс вытер ладонью густую черную бороду:
– Мы уж прикинули, что сейчас самое время.
– Вот я и пришел сказать, – кивнул Хеншоу. – Просто чтобы вы знали.
– Мы бы еще поработали несколько деньков, – сказал Заки. – Сильных дождей вроде не предвидится.
– Я бы не стал слишком уж на это полагаться. Здесь всегда было сыро. Да и как вы собираетесь потом поднимать добычу?
– Через восточный ствол. Братья Карноу присматривают за конным во́ротом. Постараемся дотащить туда, сколько сможем.
Хеншоу оставил вольных рудокопов и прошел еще дальше, до затопленного восьмидесятого уровня. Затем он развернулся и побрел по воде к бедной западной жиле, дабы убедиться, что там не осталось ничего ценного. Несколько ржавых инструментов, глиняная трубка да сломанный бур – вот и все, что он обнаружил.
В два часа пополудни Хеншоу поднялся из шахты обратно. На поверхности его встретила какая-то противоестественная тишина. Над «Китти» еще клубился пар. Несколько мужчин бродили между сараями. Десятка два женщин пришли постирать белье в горячей воде от котлов.
Хеншоу переоделся в сарае в свою одежду, а на выходе заметил, что возле подъемника собралось с полдюжины мужчин. Он хотел было окликнуть их, но потом понял, что это прибыла смена для тех, кто продолжает работать внизу. Капитан только пожал плечами: вольные рудокопы – народ выносливый.
К восьми вечера следующего дня вода сильно поднялась, но главная жила оставалась незатопленной. Марк Дэниэл послал одного из шахтеров сообщить об обстановке тем, кто собирался их сменить.
А наверху темный промозглый вечер, словно мороком, накрыл пустующие строения шахты. Обычно в пересменок в сараях дюжинами переодевались шахтеры, в окнах подъемников горел свет, механики рассказывали новости, каждый был готов помочь товарищу. Теперь здесь не было света, если не считать двух фонарей, не чувствовалось теплоты, шахтеры не разговаривали, только изредка перебрасывались парой слов.
Переодевшись, они запалили свечи, потушили фонари и, тяжело ступая, пошли к лестницам. Ник Вайгус и Фред Мартин, Джон и Уилл Нэнфаны, Эд Бартл и еще шестнадцать мужчин.
К четырем утра часть жилы подтопило. Шахтеры работали, стоя в воде, а позади них, в провалах, уже образовались целые озера. Но вокруг был целик, и, если что, они могли выбраться через восточный штрек. Ник Вайгус первым поднялся наверх, чтобы описать сменщикам ситуацию. Посовещавшись, Заки Мартин со товарищи прикинули, что у них есть еще несколько часов, и решили спуститься.
В семь обвал из камней и обломков породы, которые посыпались в один из заполненных водой провалов, заставил их остановить работу. Еще час они переносили корзины с рудой к стене тоннеля, где их можно было закрепить веревкой и протащить по выработанной жиле к восточному штреку. Потом шахтеры поднялись на несколько футов, сели и стали наблюдать за тем, как вода постепенно заполняет продолговатую пещеру, которая на протяжении нескольких последних месяцев была местом их работы.
Один за другим, пробираясь по старым выработкам, они вышли наружу. Заки уходил последним. Он присел на край «слепой» шахты, раскурил трубку и смотрел на воду, которая прибывала так медленно, что со стороны казалось, будто уровень ее не меняется. Так он просидел около часа: курил, почесывал подбородок и то и дело сплевывал. Его глаза при свете закрепленной на шляпе свечи были задумчивыми и спокойными.
Пройдет еще несколько недель, прежде чем шахту затопит целиком. Но шестидесятый уровень уже потерян, а он был самым лучшим.
Заки встал, вздохнул и начал выбираться из шахты вслед за своими товарищами, мимо брошенных лебедок, сломанных лестниц и отвалов пустой породы. Верхний уровень шахты представлял собой запутанную систему петляющих и разбегающихся в разные стороны тоннелей. Это были выработки, где когда-то шахтеры пытались найти новую жилу. Большинство выработок заканчивалось тупиком. Были здесь и «слепые» шахты – настоящие ловушки для тех, кто зазевается, и огромные пещеры с просачивающейся с потолка водой. Наконец Заки вышел к основной шахте на тридцатом уровне. С киркой и лопатой на плече он начал свой последний подъем из шахты. От одной площадки к другой, от одной к другой, медленно, словно вдруг превратился в дряхлого старика. И снова его поразила непроницаемая тишина вокруг.
Выбравшись на поверхность, Заки обнаружил, что день, который едва брезжил, когда он спускался в шахту, заволокло туманом. Туман накрыл всю округу, и разглядеть что-то можно было только на расстоянии вытянутой руки.
Все уже разошлись по домам. Братья Карноу остановили водяной насос. Возле восточной шахты возвышались груды мокрой руды, которую они поднимали два последних дня. Позже добычу оценят, но сейчас ни у кого не было желания этим заниматься. Даже знакомой фигуры казначея нигде не было видно.
Передохнув минуту-две, Заки подобрал с земли лопату с киркой и побрел в сторону дома. Возле подъемника он наткнулся на Пола Дэниэла.
– Вот, решил на всякий случай тебя дождаться, – словно бы извиняясь, сказал тот. – Больно уж сильно ты от нас отстал.
– Да, – ответил Заки, – хотел оглядеться на прощание.
И они вместе пошли по направлению к Меллину, а в тумане у них за спиной осталась теперь уже совершенно опустевшая шахта. Безлюдье и тишина сырого безветренного дня, словно морок, накрыли землю. Больше не было слышно скрипа грубых башмаков на булыжной дорожке между зданиями конторы и сарая-раздевалки. Никто не кричал с подъемника и не перешучивался в штреках. Не было женщин, которые обычно собирались у подъемника, чтобы набрать горячей воды для стирки. Девушки, работающие при шахте, и дробильщики не болтали между собой на промывочных платформах. Все вроде пока оставалось на своих местах, но не было движения. Грамблер продолжал существовать, однако жизнь ушла, а вода очень медленно заполняла все возникшие в его «организме» пещеры и переходы.
Шахта затихла, и день тоже притих, только где-то в тумане все кричала и кричала белая чайка.