...Последовательность мысли во все времена должна была помогать недостаточным еще знаниям двигаться дальше...
ир, согласно Демокриту, не создан ради человека, и в бесконечной Вселенной есть космосы и без людей. Человек также не творение богов, а продукт природы.
Земля, наполненная влагой, насыщенная атомами огня, рождала травы и растения, а также созревших под защитными оболочками животных вплоть до человека. А если это так, то человек — сын земли и воды. Так понял Демокрита римский писатель Цензорин (III в. н. э.), который утверждал, что, согласно Демокриту, «люди впервые были созданы из воды и грязи» (13, 514). Христианский писатель Лактанций наставительно напоминал, что мир, по Священному писанию, создан на потребу человека, следовательно, «заблуждался Демокрит, считая, что люди вышли из земли так, как (выходят) червячки, без всякого творца и разумной цели» (там же). Однако правильно ли поняли эти авторы Демокрита? Конечно, человек возник без «творца», и это утверждали уже ионийские материалисты. Но из земли ли? Согласно приведенной нами выше теории, изложенной у Диодора и Гермиппа, только в очень отдаленные времена, когда земля была полужидкой, она способна была рождать животных заметной величины. Но под влиянием палящих лучей солнца земля высыхала, затвердевала и уже из нее могли возникать только травы, деревья, плоды и пресмыкающиеся. В конце концов земля «оказалась неспособной производить сколько-нибудь крупных животных; все одушевленные существа стали уже рождаться от взаимного смешения» (там же, 515). Итак, согласно этому изложению, пресмыкающиеся — последние животные, порожденные землей. Человек же, как одушевленное существо, не мог появиться таким образом. Но если люди возникли «путем взаимного смешения» уже имеющихся на земле живых существ, то человек, по Демокриту, вышел из животного мира. Другого вывода сделать нельзя, хотя в источниках это — недостающее звено. Но такой вывод не будет натяжкой, если вспомнить, что, уже согласно Анаксимандру, человек произошел от рыб.
Подобную теорию происхождения живых существ излагает средневековый схолиаст Иоанн Цеца и приписывает ее «эллинским философам». От раннехристианского писателя Ипполита мы узнаем, что такая теория была у Анаксагора (см. 21, А 42 (12)). О разделении живых существ на виды согласно преобладанию в них одного из четырех элементов учил Эмпедокл. Мы имеем, таким образом, некоторые основания предполагать, что Демокрит, опираясь на учение Анаксагора и Эмпедокла, выдвинул свое, согласно которому разумные существа возникли позже растений и мелких животных и возникли путем рождения. Из учения Демокрита и Анаксагора о первых людях и создании ими общества (см. ниже, гл. IV) также видно, что эти философы не считали, что первые люди появились «из земли»; хотя эти люди неопытны и живут «звероподобно», нет никакого намека на то, что они рождались иначе, чем нормально.
Согласно Демокриту, органы человека, так же как и животных, формировались в силу необходимости, по принципу полезности (см. 13, 34). Демокрит исследует строение и функционирование органов как животного, так и человеческого тела, явно не усматривая в них принципиального различия. Так, одинакова, по его мнению, причина роста и выпадения зубов, строение легких, пищевода, ноздрей и других органов, а сами тела человека и животного состоят из одной и той же материи — воздуха и воды (см. там же, 518). Последний взгляд Аристотель передает, не указывая имени ученого. Однако характерные выражения: «спонтанно» (to automaton), «по необходимости» (eks anankes) — позволяют предполагать в качестве автора Демокрита. Здесь, так же как и во всей биологии Демокрита, об атомах прямо не говорится. Однако не так давно «демокритоведение» обогатилось новым фрагментом, который, хотя, видимо, и искаженно, трактует об атомистическом строении человеческого тела. Этот фрагмент связан с известным сравнением атомов и их естественного движения с беспорядочным (типа «броуновского») движением пылинок в луче солнца. Остановимся немного на этом сравнении.
Существовал древний пифагорейский взгляд, по которому пылинки, носящиеся в воздухе и видимые в солнечном луче, представляют собой души покойников и еще не рожденных людей (см. там же, комм. 1 к 200). У Анаксагора эти пылинки стали моделью для научного наблюдения, с помощью которой он объяснял движение воздуха. По свидетельству Плутарха, «Анаксагор говорил, что воздух приводится Солнцем в движение, которое имеет характер дрожания и колебания, как это ясно видно на примере легких крошек и осколков, вечно носящихся в лучах Солнца и называемых пылинками» (55, 281). Моделью атомов сделал их позже пифагореец Экфант из Сиракуз (время жизни точно неизвестно), который, возможно, под влиянием Демокрита превратил пифагорейские монады в физические атомы (см. 13, 201 и 64, 97; 98).
Но прочнее всего образ пылинок в луче солнца связан с учением Демокрита. Об этом сообщают Аристотель, его комментаторы Симпликий, Филопон, Фемистий, Софоний, а также Иероним, Лактанций, Суда. Демокрит говорил о пылинках как о модели движущихся атомов, но прежде всего атомов души. Довольно ясно объяснил это Фемистий: «Нет ничего удивительного в том, что душа невидима, хотя она и есть тело: ведь, как замечает Демокрит, и так называемые пылинки, которые наблюдаются в лучах (солнца), пропускаемых через окно, невозможно было бы наблюдать, когда не сияет солнце, но воздух кажется нам совершенно пустым, хотя он и наполнен твердыми телами. Но атомы еще много мельче, чем эти пылинки, и движутся много быстрее, чем они, а особенно шарообразные атомы, из которых состоит душа» (там же, 200). Христианские писатели, не понимая философского значения учения Демокрита о невидимых атомах, прямо отождествляли их с пылью, причем Иероним нашел возможным даже сослаться на строки из Ветхого завета, где говорится о пыли (см. там же, 202).
В 1968 г. ученый-филолог из ГДР Г. Штромайер обнаружил неизвестный (видимо, подлинный) фрагмент Демокрита на арабском языке. Это цитата, приведенная в медицинском сочинении придворного врача султана Саладина Ибн аль-Матрана (ум. 1191) «Сад врачей и золото разумных». Отрывок гласит: «Утверждение Демокрита — это человек с пылью и частицами, которые не делятся. Он говорит: консистенция тела — это тончайшая пыль, которая в воздухе находится размельченной и видима в луче солнца. Доказательство для этого следующее: если встать под луч солнца и почесывать тело, то именно такая пыль из него поднимается вверх и снимается с кожи, так что кожа отслаивается все время, пока почесывание продолжается. Он говорил: и это отслаивание происходит вследствие измельчения того, что разрушается в составе тела из тех частей, которые не делятся» (84, 2). С помощью филологических изысканий исследователь пришел к выводу, что цитата могла быть позаимствована из произведения римского врача II в. н. э. Клавдия Галена, которое было переведено на арабский язык. На основе фрагмента он заключил, что Демокрит, который в отличие от Эпикура признавал атомы разной, даже большой, величины (см. 13, 204; 207; 230), действительно «пылинки в луче солнца» считал атомами.
Это единственный фрагмент об атомистическом строении человеческого тела. Он, несомненно, обогащает наши знания о Демокрите. Однако что касается прямого отождествления атомов с пылинками, то такое толкование вряд ли корректно. Хотя Гален не искажал имени Демокрита, как это часто встречается в средние века, вряд ли можно считать точной всю цитату. Все греческие источники, близкие по времени к Демокриту, указывают на то, что пылинки были только моделью, аналогией. Значит, взгляд Демокрита был не более наивен, чем взгляд Эпикура.
Какова роль пылинок у атомистов, ярко передает Лукреций:
...Вот посмотри: всякий раз, когда солнечный свет проникает
В наши жилища и мрак прорезает своими лучами,
Множество маленьких тел в пустоте, ты увидишь, мелькая.
Мечутся взад и вперед в лучистом сиянии света...
Можешь из этого ты уяснить себе, как неустанно
Первоначала вещей в пустоте необъятной мятутся...
Согласно Лукрецию, первоначала приводят в движение мелкие соединения атомов, те — более крупные и т. д., пока, наконец, движение не достигает наших чувств и не становится видимым в пылинках в солнечном свете.
Как мы уже видели, по Демокриту, сущность живого — огненные атомы. Если тело состоит из воздуха и воды, то атомы огня (а они сродни воздуху) составляют душу человека. Именно наличие души (т. е. большая концентрация атомов огня, вызывающих как вторичное явление теплоту) отличает человека от животных (см. 13, комм, к XLV и комм. 1 к 342а).
Комментатор Аристотеля Филопон отмечал, что атомы души наиболее бестелесные из всех тел только вследствие своей малости. Душа тот же огонь (см. там же, 443а; 444; 447—451), но ее атомы еще мельче и тоньше атомов огня. Она движет и оживляет человека, только будучи в связи с его телом и поскольку это тело способно удерживать эти мелкие и подвижные атомы в порах организма, где они чередуются с другими атомами тела. Атомы души особенно концентрируются в пустотах мозга, и потому в нем центр разума (по другим источникам — в сердце). Возможно, Демокрит признавал не один центр разума, или его взгляд на этот вопрос менялся. Неразумная же часть души рассеяна по всему организму (см. там же, 83; 455). Больше всего огненных атомов в воздухе, так что он при дыхании становится источником пополнения атомов души. Огненные атомы воздуха и души Демокрит считал самыми тонкими, причем только в живом организме они сосредоточены в достаточной мере и находятся «в надлежащей пропорции» с холодными атомами (см. там же, 460).
Лукреций так передает это учение Демокрита:
В этих вопросах смотри, не держись ты такого же взгляда,
Как полагает о том Демокрита священное мненье:
Будто один за другим расположены — атом телесный
С атомом духа — и так, чередуясь, связуют все члены.
Значит, душа не заперта в теле, как в темнице, как верили орфики, а затем утверждал Платон; она находится в тесной связи со всем телом, хотя атомы души и не сцепляются с другими и движутся быстрее. Их движение становится источником жизни и сознания.
Человек жив, пока он дышит; дыхание обеспечивает человеку равновесие: оно выравнивает количество огненных атомов, уходящих с выдохом и входящих из воздуха при вдохе (см. 13, 462; 463. Ср. 34, 58). Души, согласно Демокриту, погибают, «ибо то, что рождается вместе с телом, с необходимостью должно погибнуть вместе с ним» (13, 466).
Отрицание существования отдельной от тела бессмертной души было также разрывом с мифологией, особенно это противоречило взглядам, которые распространяли орфики, пифагорейцы (учение о метемпсихозе — переселении душ), а затем Платон. Оно подтверждает атеистический характер учения Демокрита. Ибо, по словам Фейербаха, самим «предметом религии является самостоятельное, от человека отличное и независимое существо, которое есть не только внешняя природа, но и внутренняя природа человека как нечто независимое и отличное от его воли и разума». Это высказывание Фейербаха В. И. Ленин охарактеризовал как «превосходное, философское (и в то же время простое и ясное) объяснение сути религии» (3, 29, 59). Он отрицал «бессмертную душу» — и это имело принципиальное философское значение.
Демокритово учение об атомном строении души Аристотель, как обычно, критикует за отсутствие указания цели: «Но он ни слова не сказал, что природа устроила это именно с такой целью»; Лактанций же обрушивается на «пустослова» Демокрита за сведение души к материальному: «Но допустим, что суставы и кости, и нервы, и кровь могут образоваться путем соединения атомов. Ну а чувства, мысль, память, разум, талант — из соединения каких семян их можно образовать?» (13, 302). Христианский писатель нащупывает здесь слабую сторону наивного материализма Демокрита: механистическое сведение идеального к материальному. Тем не менее Демокрит предвосхищал современные достижения науки, открывшей сложное строение человеческого мозга и физиологические основы психики. Учение Демокрита, в том числе и правильная догадка о материальной основе сознания, было несовместимо с учением о бессмертии души в загробном мире (см. ниже, гл. V). Согласно учению Демокрита, вся природа вместе с человеком представляет собой единство живой материи, в основе которого лежит фундаментальное единство мира: атомы и пустота. Кроме мира атомов и пустоты, нет никакого другого.
Движением атомов Демокрит объяснял и старость и смерть. Почему стареют живые организмы и нельзя ли задержать смерть? Демокрит вместо молитв рекомендовал как лучший способ продления жизни гигиену и умеренность (см. 13, 593). Мы помним, что сам Демокрит, согласно традиции, прожил долгие годы — более 100 лет. Легенда говорит, что Демокрит из-за старости не пожелал дальше жить, и с каждым днем убавлял пищу. Когда же он почувствовал, что умирает, то, не желая испортить женщинам в доме праздник Фемосфорий, он искусственно продлил себе жизнь, приказав поставить около себя сосуд меда, и питался некоторое время только его испарениями (по другой версии — поднося к ноздрям горячие хлебы). У Диогена Лаэрция есть стихи о том, как Демокрит задержал смерть:
Кто же еще был так мудр, кто дело исполнил такое
Славное, что совершил знающий все Демокрит?
Смерть, что явилась за ним, задержал на три дня в своем доме,
Лишь угощая ее паром горячих хлебов.
Человек для Демокрита не только биологическое существо, состоящее из тела и «души» (т. е. психики и сознания). Человек — это сложное образование атомов и субъект познания, целый «микрокосмос». «Человек — это то, что все мы знаем», — говорил Демокрит, но эта фраза оборвана скептиком Секстом Эмпириком, которому очень не понравилось такое «догматическое» утверждение. Согласно Аристотелю и его комментаторам, Демокрит хотел сказать, что мы все знаем человека внешне, по его виду, но надо объяснить о нем то, что неясно (см. 13, 65). Недостаточно выяснена, с точки зрения Демокрита, материальная сущность человека (см. предыдущий параграф). Неясным был также вопрос о познавании мира человеком.
Развитие древнегреческой науки и философии, накопивших множество неразрешенных проблем, настойчиво выдвигало вопросы теории познания. Как мы уже видели, гносеологическая проблематика, появившаяся в учении элеатов, и поставленные ими вопросы привели к возникновению атомистического материализма. В системе Левкиппа — Демокрита было признано различие и противоположность чувственного восприятия и разумного мышления.
Подобно элеатам Демокрит сомневался в абсолютной достоверности показаний чувств. В его учении о познании была немалая доля скепсиса, и вовсе не случайно в таблицах преемственности философов одна линия последователей Демокрита ведет к основателю скептицизма Пиррону (см. там же, LXXXI; LXXXII), а скептик Секст Эмпирик очень часто цитирует Демокрита. Но у последнего это был пропедевтический скептицизм, который вел к углублению познания; сомнение у Демокрита служит постановке вопроса, а вопрос должен быть решен. Демокрит не останавливается на простой констатации противоречия, что вело парменидовскую дилемму и зеноновские апории в метафизический тупик, к отрыву кажущегося от реального. Он ищет его решение, видя в этом поиске настоящий смысл жизни философа. Многие противоречия остаются теоретически неразрешенными, но элементы диалектики помогают преодолевать их интуитивно и дальше строить систему, которую Аристотель называл самой последовательной из предыдущих (см. там же, 146).
Вопрос об источниках нашего познания, о существовании объективной истины и т. п.
В. И. Ленин называл «старым, престарым философским вопросом», который состоит прежде всего в том, дана ли человеку в ощущениях объективная реальность, философское понятие для которой есть материя. Именно по этому поводу В. И. Ленин говорит о двух тенденциях, или линиях, — Платона и Демокрита — в философии, в которых выражена борьба материализма и идеализма, равно как борьба науки и религии, а также борьба сторонников «отрицания объективной истины и признания ее» и «сторонников сверхчувственного знания с противниками его». Линию Демокрита В. И. Ленин связывает с положительным решением второй стороны основного вопроса философии (см. 3, 18, 131).
Античный материализм не был еще развитым материализмом, но содержал в себе его «непреходящие основы» (2, 20, 142). В XIX в. эмпириокритики «по-новому» доказали, что пространство и атомы— «рабочие гипотезы». «Мы вовсе не идеалисты, — иронически высказывается за них В. И. Ленин,— это клевета, мы только трудимся (вместе с идеалистами) над опровержением гносеологической линии Демокрита, трудимся уже более 2000 лет,— и все напрасно!» (3, 18, 376). К этому мы можем добавить, что «жалоба» эмпириокритиков — это голос субъективных идеалистов и нашего времени (см. ниже, гл. VII).
В познании человека Демокрит видел отражение подлинной реальности, существующей объективно вне нашего сознания. Процесс познания состоит как из ощущений, так и из разумного познания. Особенно высоко ценил Демокрит второе, ибо только разумом можно дойти до понимания атомного строения материи, до постижения атомов и пустоты: органы чувств прямо о них не свидетельствуют. Поэтому Демокрит полемизировал с софистами, опровергая их сенсуализм и релятивизм. Некоторые из них считали, что все ощущения истинны, а следовательно, «какой мне кажется каждая вещь, такова она для меня и есть, а какой тебе, такова же она, в свою очередь, для тебя» (Платон. Теэтет, 152а). Протагор утверждал соответственно этому тезису, что каждая вещь, «не более такова, чем такова», Демокрит же «написал против него много убедительного» (13, LXXIII). В частности, Демокрит логически опровергал тезис о том, что все истинно. Ведь если кто-нибудь полагает, что не все истинно, то и этот тезис будет истинным, и, таким образом, положение, что все истинно, оказывается ложным. Демокрит опровергал и софиста скептического толка Ксениада, утверждающего, что все ложно: ведь если все ложно, то ложно и то, что все ложно (см. 53, 55).
Но, опровергая релятивизм, основанный на крайнем сенсуализме, Демокрит выступал и против умозрений, оторванных от чувственных данных. Демокрит различал два вида познания: чувственное и разумное. Чувственное познание он называл «темным» (gnome skotle), так как оно затемняется обманом ощущений, индивидуальными особенностями познающего субъекта и т. д., разумное же, теоретическое мышление он называл «светлым» (gnome gnesle), ибо оно глубже проникает в суть вещей, способно открывать существование атомов и пустоты (см. 13, 83). Но разум не имеет особой природы. Он то же, что и душа, состоит из тех же атомов огня. В своем различении разума и чувств Демокрит несколько противоречив. То он отождествляет ощущения и мысль (см. там же, 68), то он противопоставляет их друг другу (см. там же, 55; 79; 80). Но на поверку оказывается, что в одном Демокрит усматривает тождество: в телесном характере того и другого, в едином материальном субстрате, противоположность же (вернее, различие) — в их роли и значении для познания.
Чувственное восприятие и мышление, разум выступают у Демокрита как две ступени (или два уровня) познания: низшая и высшая, которые дополняют друг друга. Это различение обусловлено психологией античного ученого, который оперировал, хотя еще неосознанно, понятием порога ощущения. Согласно Демокриту, сущностью каждого мира являются минимальной величины атомы и пустота, а также первичные сочетания атомов, а все это органам чувств человека и животных недоступно.
Незадолго до Демокрита Эмпедокл учил, что материя может быть в очень разреженном состоянии (воздух — вещество, занимающее весьма обширное пространство) и прямо не обнаруживаться органами чувств (см. 14, 2, 165), а Анаксагор, смешивая по капле белую и черную жидкость, показывал, что мы до определенного предела мелких перемен не постигаем, следовательно, чувства являются неточными, хотя и не целиком ошибочными свидетелями реальности (см. 55, 21). Демокрит еще больше приближается к пониманию порога ощущений. Органы чувств так устроены, что воспринимают только вещи, целые конгломераты атомов, и те свойства, которые возникают от их сочетаний (см. 13, 90), а также от взаимодействия предметов с органами чувств. Так, например, нет в природе острого вкуса, но он появляется в восприятии и в «мнении», когда на органы чувств воздействует вещество, составленное преимущественно из атомов острой, угловатой, формы; цвет зависит от поворота атомов и т. д. (см. там же, 496—499). Таким образом, теплое и холодное, цвет, вкус и запах существуют «по мнению», а «по истине» — атомы и пустота.
Итак, мышление не может вскрыть истины без чувств, а чувственные ощущения обманчивы, они ее затемняют. Отсюда трудность познания истины. Это Демокрит выразил, пользуясь изречением, которое давно употреблялось в народной речи и в литературе и затем вошло в поговорку: «истина скрыта в глубине» или «на дне глубокого колодца» (там же, 51). Это изречение выражает трудный путь к истине, а не свидетельствует об агностицизме, который приписывают Демокриту многие идеалистически настроенные историки философии.
Демокрит обосновывал трудность познания также индивидуальными свойствами каждого человека. Согласно Сексту Эмпирику, который всячески выпячивает скептические моменты в философии предшественников, Демокрит говорил: «В самом деле мы ничего непреложного не воспринимаем, но лишь нечто изменяющееся в зависимости от того, как организовано наше тело, от того, что к нему притекает, и от того, что реагирует на этот приток» (там же, 55). Постановка вопроса о роли субъекта в познании тоже была плодотворна в развитии философии и по сути дела правильна. Но это в какой-то мере сближало Демокрита с Протагором, что послужило для многих идеалистически настроенных толкователей философии Демокрита поводом для приписывания ему агностицизма и отказа от объективной истины. Однако в учениях Демокрита и Протагора было существенное различие: по Протагору, нет критерия для различения истины и лжи (см. 16, 1, 73); человек, и как коллектив, и как индивид, — мера всех вещей, причем имелось в виду именно его чувственное восприятие окружающего; Демокрит же (если точен источник) имел иную точку зрения: «Для всех людей одно и то же добро и истина, приятно же одному одно, другому другое» (13, 89), т. е. он ограничивал чисто субъективную сторону познания. Протагор, как и Демокрит, признавал основой бытия реальную «текучую материю» (18, 2, 252). Но Демокрит, кроме того, считал реальный мир, состоящий из атомов, основой ощущений; существование атомов он объявлял подлинно истинным и в этой истине не сомневался, ибо она объясняла всю природу, ее становление, устройство, эта истина не противоречила, а, наоборот, подтверждала данные чувственного опыта.
Учение Демокрита о соотношении разума и чувств в процессе познания было большим завоеванием античной философии. Это соотношение понималось, по сути дела, как единство противоположностей. Об этом говорится, в частности, в диалоге — споре, часть которого передана Галеном.
Римский врач Гален, который, как преемник школы Гиппократа, располагал, видимо, сочинениями Демокрита, оставил ряд сведений о последнем. На основе двух свидетельств Галена можно составить следующий диалог:
Говорит разум (мысль):
«Только считают (nomoi), что существует цвет, только считают, что существует сладкое, только считают, что существует горькое, в действительности же — атомы и пустота» (13, 90).
На это отвечают ему чувства:
«Жалкая мысль! От нас ты взяла (все), на что ты опираешься, и нас же ниспровергаешь? Ниспровергая нас, ты падаешь сама» (там же, 80).
В учении Демокрита о познании замечателен не только элемент диалектики. Демокрит преодолевал в своей гносеологии ограниченность наивного реализма ионийских философов и, сознавая всю сложность отношений субъекта к объекту, в сущности впервые ставил огромной важности проблему, получившую в философии Нового времени название проблемы «первичных и вторичных качеств».
Первичные качества, согласно Демокриту, это фигура, порядок и положение атомов. Они постигаются разумом и существуют в «действительности» (etee; эту категорию тоже впервые ввел в философию Демокрит). Действительность означает у Демокрита, во-первых, объективно существующие атомы и пустоту, во-вторых, предмет познания и, в-третьих, истину (см. 34, 130). А поскольку каузальная связь была для Демокрита всеобщей закономерностью, то, в-четвертых, действительность означает у него также подлинную причину всех ощущений и восприятий.
Вторичные качества, согласно Демокриту, это чувственно воспринимаемые свойства вещей: тепло, холод, цвет, вкус, запах. Они существуют «во мнении» (nomo), так как связаны с субъектом и его органами чувств. Однако они вызываются действительностью; форма и сочетание атомов определяют те или иные чувственные качества. Таким образом, уже Демокрит дал диспозиционное решение проблемы первичных и вторичных качеств, притом не впадая в субъективизм. Но мы должны все же отметить, что излишнее подчеркивание иллюзорности чувственного познания было слабой стороной гносеологии Демокрита. Противоречие, обнаруженное философией между видами познания, осталось у Демокрита неразрешенным до конца, и это дало основание молодому Марксу говорить о противоречивости и неуверенности Демокрита в этом вопросе, о некотором разрыве между его теоретическими и практическими установками (см. 2, 40, 160—163). Тем не менее Демокрит положительно решал вопрос о познаваемости мира. Его материалистическая теория способствовала развитию научного исследования.
Огромной заслугой Демокрита было также создание одного из первых в Древней Греции логических учений. Вероятно, мы могли бы говорить о системе логики, если бы до нас дошел его трактат «О логике» или «Канон» (в трех книгах). В нем излагалось учение о критерии истины, хотя слово «критерий» Демокрит, возможно, еще не употреблял. К сожалению, от этого произведения остались только немногочисленные отрывки. Согласно Аристотелю, из философов-естествоиспытателей («физиков») впервые Демокрит стал оперировать логическими понятиями и определениями, и «в методе исследования он выгодно отличается от других» (13, 99; 100).
На основе свидетельств Секста Эмпирика (Против ученых VII 138) и Альберта Великого (Этика I 1, 3), а также некоторых других источников А. О. Маковельский следующим образом восстанавливает суть логического учения Демокрита. Критериями истины являются: «1) „совершенное ощущение“, т. е. чувственное восприятие, совершаемое в условиях научной проверки; 2) „совершенный разум“, т. е. ум, вооруженный научным методом и руководствующийся правильными принципами исследования и 3) чувственная практика, служащая проверкой принятых нами мнений, поскольку применение в жизни тех или иных положений приносит нам пользу или вред, содействует нашему благу или причиняет нам страдание» (51, 54—55). Это учение затем развил демокритовец и учитель Эпикура Навсифан в своем логическом произведении «Треножник», а затем Эпикур в своей «Канонике».
Выступая против «аподейктики», т. е. чисто дедуктивного метода, Демокрит явился одним из зачинателей индуктивной логики (см. 47 и 46, 440—445), которая была включена Аристотелем в его грандиозную логическую систему (основным методом Аристотеля была дедукция, силлогизм) и получила развитие в эпикурейской школе.
Лексикограф Суда под словом «необходимое» сообщает о том, как Демокрит классифицировал суждения и как широко он понимал в логике to anankaion. Согласно Суде, Демокрит разделял все существующее на то, что существует в силу необходимости, т. е. всегда во всех случаях (например, человек — живое существо), 2) и то, что возможно. Из возможного а) одно существует в огромном большинстве случаев (например, человек имеет пять пальцев; старея, седеют), б) другое случается реже (например, противоположное — что человек имеет от рождения четыре пальца или шесть, или же, что, старея, человек не седеет). Наконец, 3) некоторые явления в равной мере существуют или не существуют (например, человек занимается общественными делами или не занимается, уезжает или не уезжает). Свидетельство Суды, позднего, но ценного по своим источникам автора, совпадает с рассуждением Аристотеля в его логическом сочинении «Топика» и с высказываниями его комментатора Александра, поэтому данную классификацию считали (вопреки прямому свидетельству Суды) принадлежащей только Аристотелю. Но Аристотель здесь, как и в ряде других мест, мог опираться и, видимо, опирался на Демокрита. В свидетельстве Суды имеется один пример, который не мог принадлежать Демокриту: «необходимо, например, что бог нетленен». Но вряд ли он принадлежал и Аристотелю. Поздние комментаторы, в частности стоики, считали своим долгом снабжать тексты классиков подобными «наставительными» примерами; рецепты таких приемов изложены в специальном сочинении у Плутарха (см. 46, 571—575 и 47, 61; 62).
То, что бывает не во всех случаях, Аристотель называл «привходящим», или «совпадающим» (symbebekos). Определяя это «привходящее» в другом месте (Метафизика V 30), он дает пример, взятый, видимо, из сочинения Демокрита: человек копал яму под деревом и нашел клад. Конечно, это случается не каждый раз, поэтому это «привходящее». Как видим, здесь, по сути дела, дается пример случайного. Но, по Демокриту, который отрицал чистую случайность (tyche), такие совпадения не мешали необходимости. Совпадениями (то же слово «symbebekos») он объяснял, как мы уже видели, и целесообразность строения органов животных и человека, что было чуждо Аристотелю. В данном у Суды примере, согласно Демокриту, наличие пяти пальцев можно было считать характерной чертой человека, хотя бывают случаи, когда люди рождаются с другим количеством пальцев. А когда совпадения оказывались полезными, животные сохранялись и не гибли (см. выше, с. 73—75); в этом — спонтанность развития, в ней же проявляется необходимость. Таким образом, индуктивная логика Демокрита не обнаруживает тенденций к фаталистическому толкованию действительности. Демокрит, не формулируя еще законов логики как таковых, фактически применил закон исключенного третьего (см. 13, 104) и — вслед за Левкиппом — закон достаточного основания в его онтологической форме: «Ни одна вещь не возникает беспричинно, но все возникает на каком-нибудь основании и в силу необходимости» (там же, 22).
В теории атомов и в математике Демокрит применял метод сведения сложного к простому и последующего объяснения сложного как суммы составных элементов. Применяя этот метод к самой логике, Демокрит выделял элементы мышления: данные чувственного восприятия и суждения. Суждения состоят из субъекта и предиката: «имени» и «глагола». Далее следуют более сложные образования — сочетания суждений. Такая схема приводится Платоном в «Теэтете» (201с и сл. См. 15, 81—82).
Демокрит часто пользовался также методом аналогии, который широко применяли и другие греческие философы и который восходил еще к предфилософскому сознанию. Этот метод переносил черты непосредственно наблюдаемого окружающего мира на всю природу, на весь космос. Так, например, в соответствии с принципом «подобное стремится к подобному» Демокрит утверждал, что познание основывается на определенном тождестве субъекта и объекта, микрокосмоса и макрокосмоса. Выводы, сделанные на основе аналогического метода, в древности иногда наталкивали на плодотворные догадки, но чаще, утверждая сходство внешних и второстепенных признаков, вели к ошибкам.
Еще Маркс в своей диссертации писал о жажде знаний Демокрита, о его всесторонности и о том, что тот обратился к «опытному наблюдению» (2, 40, 162). И действительно, в работах Демокрита не только содержится энциклопедический для древности свод положительных знаний. Ряд теоретических выводов Демокрит сделал на основе опытов и наблюдений. Так, положение о чередовании атомов с пустотой в сложных телах он подтвердил опытом с золой, которая пропускала воду (см. 13, 255); закон притяжения подобного подобным — аналогиями из жизни природы: животные собираются стаями по породам, камешки на морском берегу — в кучки одинаковой величины (см. там же, 11; 133). Потоки атомов, по Демокриту, движутся как пылинки в солнечном луче. Унаследованная от элеатов гениальная догадка о сохранении вещества (которая получила большое признание Д. И. Менделеева) также подтверждается ссылками на природные явления, например круговорот воды. Зачатки учения о бесконечно малых были связаны с наблюдениями над каменной кладкой строений. Мы видели, что как в математических, так и в других исследованиях Демокрит часто пользуется методом индуктивной логики. Упомянутый нами новый отрывок (см. выше, с. 81) об атомистическом составе человеческого тела тоже включает описание эксперимента. Тонкое наблюдение позволило Демокриту подтвердить опытным путем саму основу его теории: атомарную делимость материи. Демокрит заметил, что руки золотых или позолоченных статуй худеют от прикосновения тысяч уст. Эта способность золота к распылению подтверждала атомистическую гипотезу. Наконец, Демокрит первый исследовал зажигательные действия вогнутых зеркал. А его биологические фрагменты свидетельствуют об анатомировании животных.
В рассказах о жизни Демокрита он всегда представлен в уединении, занятый экспериментами и наблюдениями: вскрывает убитых животных, наблюдает трупы, одно время специально для своих наблюдений он проживает на кладбище (см. 13, ХШа; 579а). Это вполне согласуется с положением его теории познания о том, что единственным источником знаний являются ощущения, которые затем осмысляются разумом. Историк античной философии Дж. де Сантиллана приводит стихотворение Бертона «Анатомия меланхолии», которое в сатирическом свете изображает Демокрита-естествоиспытателя:
В тени деревьев старик Демокрит
Сидит на камне, в книгу глядит.
Висят кругом трупы меж ветвей
Кошек, собак и подобных зверей.
Анатомирует он их строение.
Ищет холеры местонахождение...
Проглядывает небо над головой
И Сатурн, бог меланхолии, злой.
Источником этого образа являются «Гиппократовы письма», о которых говорилось выше. Но облик Демокрита-ученого (хотя он превращен волей поэта из «смеющегося философа» древности в меланхолика), стремящегося доказывать свои положения экспериментально, передан верно.
Вполне правомерна характеристика, данная Марксом и Энгельсом Демокриту: это был «эмпирический естествоиспытатель» (2, 3, 126). Однако древнегреческая наука еще не знала эмпирического естествознания. Низкий уровень производительных сил не мог предоставить естествознанию должной экспериментальной базы. Античная диалектика правильно схватывала картину мира в целом, но не могла научно объяснить природу в частностях (см. 2, 20, 369; 370).
Это противоречие налицо в мировоззрении Демокрита. Если его материалистические принципы не устарели и за 2000 лет и не устареют и дальше, то его конкретные естественнонаучные взгляды, несмотря на имеющиеся в них гениальные догадки, являются стихийными, наивными, а многие и неправильными. Где не хватало фактического материала, его заменяло воображение. Проверить выводы на практике было почти невозможно.
Тут мы подходим к демокритовской «теории идолов».
Если некоторые ученые и сомневались в существовании теории отражения у греков, то этот взгляд полностью опровергается знаменитой теорией «истечений», которая, несомненно, была первой в истории философии теорией отражения. Она является атомистическим, естественнонаучным обоснованием теории познания Демокрита. Как же, согласно этой теории, происходит процесс познания при зрительном восприятии?
С поверхности каждого предмета постоянно отделяются потоками кадров тончайшие пленки, образы (eidola или deikela) и по форме и по цвету такие же, как его поверхность, но полые внутри и недоступные вследствие своей тонкости никаким другим чувствам, кроме зрения (см. 13, 467—471). Они состоят из таких же атомов, что и поверхность излучающего предмета. В воздухе эти образы составляют тысячи отпечатков-изображений. С помощью встречных истечений из влажной части глаз (можно сказать, лучей) они попадают, продвигаясь по ним, в наш глаз и уменьшаются по закону перспективы. Зрительные и другие образы могут попадать прямо в тело — тогда они вызывают видения и сновидения. Таким образом, зрение, по мнению Демокрита, возникает «благодаря изображению» (там же, 478).
С. И. Вавилов находил в этой теории, унаследованной затем Эпикуром и Лукрецием, зерно истины с точки зрения современной теории света. Волновое поле, распространяющееся от освещенного предмета, скрывает в себе потенциальное изображение, которое может быть проявлено соответствующей оптической системой; глаза как раз такую систему содержат. В этом смысле от светящихся предметов действительно летят «призраки» (см. 12, 2, 38). Кроме того, Демокрит высказал догадку о роли Солнца в зрительном восприятии, и, видимо, развитием этого взгляда было мнение Эпикура о том, что цвета меняются в зависимости от ощущений. Г. Лей сравнивает «образы» Демокрита с фотонами, которые, как мы сегодня знаем, проецируют в глазу образ предмета (см. 76, 263). Наконец, замечательно представление о том, что «образы» движутся в воздухе один за другим так быстро, что для глаза они сливаются воедино: сегодня мы их можем сравнить с кинокадрами. Другие ощущения (осязание, вкус, запах) вызываются атомами предметов, которые непосредственно попадают в тело и воспринимаются органами чувств, причем каждая форма отражения имеет свою специфику. Весь процесс непосредственного восприятия является, таким образом, как бы осязанием (см. 13, 428). Однако образы дают нам только внешность вещей, а не их суть. Кроме того, они могут оказаться причудливыми и обманчивыми. И наконец, истинность получаемых впечатлений затемняют особенности устройства органов чувств, состояние здоровья людей и их индивидуальные качества. Поэтому знание, полученное от чувственных восприятий, является «темным», т. е. ограниченным, и только с помощью разума можно правильно истолковать образы вещей и даже проникнуть в их суть. Так, например, в зрительном восприятии Солнце нам кажется небольшим, однако с помощью разума мы приходим к выводу, что оно огромно (см. там же, 396).
При всей своей наивности теория истечений, так же как и вся теория познания Демокрита, имела большое значение в борьбе против религиозно-идеалистического понимания сознания как сверхматериального. И все же наряду с имеющимся в этой теории рациональным зерном в ней еще оставались следы древних магических представлений: образы, идущие от живых существ, несли с собой и их переживания, гнев и милость, которые воздействовали на воспринимающих их людей (см. там же, 476; 472а). Существует мнение, что источником «теории идолов» были учения персидских и индийских магов; с их взглядами Демокрит мог познакомиться и в юности, и в своих путешествиях по Востоку. Несомненно и то, что Авеста оказала известное влияние на учение древних атомистов. Но предпосылки этой теории имелись и в Греции.
Согласно учению старшего современника Демокрита Эмпедокла, всякое познание получается только путем проникновения в наше тело истечений (aporroai) от вещей, о которых сигнализируют чувства (см. 21, 31 В 89; А 86, 88, 90, 91). В процессе зрения, по Эмпедоклу, различаются два элемента: истечение мельчайших частичек из созерцаемого тела и лучеиспускание из глаза; в результате получается видимый образ. По некоторым свидетельствам, уже Эмпедокл говорил о том, что истечения состоят из «образов» (eikones) (см. там же, 31 В 109а). Эту теорию, несомненно, использовал Демокрит. Но в мировоззрении Эмпедокла наряду с научными большую роль играли мифологические представления. Последние наложили свой отпечаток и на философское и научное мировоззрение Демокрита.
Из теории «истечений» следовало, что любые ощущения, представления и мысли о каких-либо объектах обязательно имеют свой реальный предмет. Правда, Демокрит причинно объяснял и заблуждения, и фантазии: «образы» по пути могли друг с другом спутаться, перемешаться, могли испариться и создать совершенно ложное восприятие (см. 13, 475). Выходит, что даже сновидения, по Демокриту, были «истинными», т. е. имели свой предмет и требовали только «научного» истолкования. Отличить ложный образ от истинного мог только разум, но где был критерий истинности? Как уже говорилось, в своем логическом произведении Демокрит выдвигал три критерия истинности, в том числе критерий чувственной практики, проверки последствиями, но часто он не имел средств это сделать. Критерием оставался разум человека. «Мудрец — мера всех существующих вещей» (там же, 97). Если верить источнику, можно сказать, что только так, исправляя знаменитый тезис Протагора («человек — мера всех вещей»), Демокрит мог ответить на поставленный вопрос.
Фантастические элементы «теории идолов» косвенно привели Демокрита к своеобразному учению о богах. Все люди верили в богов. Больше того, они верили в предсказания, вещие сны, «дурной глаз» и т. п. Откуда эти представления? По «теории истечений», выходило, что где-то существовал их реальный и материальный источник.
Как Демокрит решал этот вопрос, как объяснял происхождение религии, каково было его собственное отношение к ней — все это будет рассмотрено в одной из следующих глав.