Демон

3

В один прекрасный день Гарри ходил – глазел по сторонам в отделе мужской одежды в универмаге, и тут какая-то женщина неожиданно обернулась и налетела прямо на него, сумочка выпала у нее из рук и раскрылась, все содержимое раскатилось по полу. Прошу прощения, виноват.

Нет, это я виновата. Я так резко сорвалась с места.

Давайте я вам помогу, он помог ей собрать все, что выпало на пол, и в процессе заметил, как заманчиво блеснули ее капроновые чулки, когда она опустилась на колени рядом с ним.

Спасибо, она защелкнула сумочку, еще раз извините.

Он улыбнулся, ничего страшного не случилось.

Я увидела объявление о распродаже, она виновато хихикнула, и ломанулась, как слон в посудной лавке.

Если бы все слоны были похожи на вас, я бы уехал жить в Африку. Она улыбнулась в ответ на комплимент и, похоже, немного расслабилась. А что там за объявление? Где?

В отделе галстуков.

О… да. Ищете что-то для мужа?

Нет, она улыбнулась, для папы. У него день рождения.

Тогда позвольте, я помогу вам с выбором. Я настоящий эксперт и по галстукам, и по папам.

Правда?

Чистая правда. У меня есть и то, и другое. Они рассмеялись, подошли к прилавку и принялись рассматривать галстуки. Я так понимаю, вам нужен шелковый.

Ой, я не знаю. Я совершенно не разбираюсь в галстуках.

Без паники. Ваши проблемы уже решены. Какой у него цвет волос?

Ну, она прищурилась, прикусив губу, темные с проседью. Седина в основном на висках. Смотрится очень даже благородно.

Разумеется, ведь он ваш отец. По-другому и быть не может, он улыбнулся в ответ на ее улыбку. И обычно ваш папа носит серые или темно-синие костюмы?

Э… да, наверное. Откуда вы знаете? В ее взгляде читалось искреннее изумление. Потрясающе.

О, он небрежно взмахнул рукой, это элементарно, мой дорогой Потсон[2]. Вот, эти полоски хорошо сочетаются со всеми оттенками серого или синего. Ну, или почти со всеми.

О, прекрасно. По такой цене я могу взять сразу два. Гарри показал ей еще несколько галстуков, она внимательно их рассмотрела, покачала головой и сказала, что не знает, какие выбрать.

Мы не бросим прелестную юную барышню в таком затруднении. Вот, Гарри взял со стойки два галстука, берите их. Я уверен, он будет доволен. Отличные галстуки на любой случай.

Хорошо, она улыбнулась, заплатила за галстуки, попросила, чтобы их завернули в подарочную бумагу, и они с Гарри вышли из магазина. Гарри взглянул на часы, потом – на нее и виновато пожал плечами. Похоже, мне надо бежать. Tempus поистине fugit[3], когда проводишь его с приятностью.

Еще раз огромное вам спасибо. Если бы не вы, я бы, наверное, до сих пор выбирала, что взять.

Рад был помочь.

Вы просто спасли мне жизнь, ее улыбка была по-настоящему искренней. Как бы выразить вам признательность…

Я знаю, что можно сделать, он обаятельно улыбнулся. Вы пообедаете со мной завтра.

С удовольствием. Где?

Ну… Может быть, прямо здесь? Через дорогу. В час дня.

Хорошо. Я приду.

Госссподи, у нее такая приятная улыбка. Теплая и… настоящая… да, именно. Настоящая. Очень искренняя. До конторы он мчался бегом и сумел прийти вовремя – на самом деле, с опозданием на две минуты, – сразу занялся работой и только потом осознал, что он сделал: назначил на завтра свидание. Нутро обожгло жаркой волной предвкушения и страха, живот слегка прихватило. Да ладно, подумаешь, большое дело! Ну, пообедаем вместе. Никто от этого не умирал. Стоит ли так волноваться из-за обеда и пары галстуков? Он разогнал все тревоги мысленным взмахом руки. Одно свидание за обедом это еще не смертельно.

Особенно если обед получился таким вдохновенным и радостным. Она буквально искрилась восторгом, когда сообщила ему, что папе очень понравились галстуки. И он сказал это не просто, чтобы сделать мне приятное… ты же знаешь, всегда можно понять, искренне говорит человек или нет – Гарри кивнул – они и вправду ему понравились. Он их сразу примерил.

Да, обед был восхитительным. Один из лучших часов, которые ему выпадали за последнее время… Он даже не помнил, за какое именно время. Они болтали о пустяках, часто смеялись, и о чем бы ни говорили, это было легко и приятно. Когда пришло время возвращаться в контору, Гарри, захваченный замечательным настроением, чуть не спросил, не хочет ли она пообедать с ним завтра, но все же сумел вовремя остановиться. Может быть, пообедаем в пятницу? Ты свободна в обеденный перерыв?

Да, вполне.

Снова здесь?

Да, давай. Тут очень мило. Перед самым уходом она схватила Гарри за руку и улыбнулась. Еще раз спасибо.

Не за что, он улыбнулся и помахал ей рукой.

Гарри снова бежал со всех ног, особенно последние полквартала, но опять опоздал к окончанию перерыва. Правда, меньше чем на пять минут. Слава Богу. Кажется, никто ничего не заметил. Никто не хмурился, никто не смотрел на него с укором. Но в душе все равно поселилась смутная тревога. Что-то его беспокоило. Но это же глупо. С чего бы ему волноваться? Он с ней просто обедает. Что в этом такого? С ней приятно общаться, вот и все. Он вполне контролирует ситуацию. Беспокоиться не о чем. Все под контролем.

На следующий день с приближением обеденного перерыва Гарри почувствовал некоторую нервозность. Не потому, что он думал об этой – Госссподи, я даже не знаю, как ее зовут. Черт возьми. Это просто смешно – а потому, что не знал, как убить время. Обычная прогулка по улицам и магазинам почему-то казалась бессмысленной и бестолковой. Он прошел пару кварталов до кофейни, где еще не бывал, медленно съел свой обед и неторопливо вернулся в офис. Шел, слегка наклонив голову и глядя прямо перед собой.

Обед в пятницу прошел восхитительно, они снова много смеялись, и в какой-то момент Гарри вдруг осознал, что он начал игру. На секунду он испугался этой мысли, потом мысленно пожал плечами и продолжил игру. Хелен отличалась от Мэри, а значит, игра пошла чуть по-другому.

Одно из отличий состояло в том, что Хелен не упоминала о муже, а значит, и Гарри тоже избегал этой темы. Ему было бы любопытно узнать, что там за муж, но он рассудил, что рано или поздно она сама о нем заговорит, а пока можно прибегнуть к обычной тактике – жаркие взгляды, ладонь, как бы невзначай легшая на бедро – вперемежку с улыбками и комплиментами.

Гарри вернулся в офис с опозданием на десять минут и сразу же погрузился в работу, сделав вид, что сидит у себя за столом уже как минимум минут пятнадцать. Он вытер лоб тыльной стороной ладони, мол, вот как старательно я работаю, но его голова была занята совершенно другим. Он вдруг покраснел, вспомнив, что предложил ей встретиться в понедельник и опять пообедать вместе – Да, с удовольствием. Хорошо. Давай здесь же, в час дня. Он вовсе не собирался проявлять к ней какой-то повышенный интерес. Да, иногда можно встречаться в обеденный перерыв – и лучше как бы случайно, – а если уж договариваться о встрече, то не раньше середины следующей недели. Ладно, ничего страшного. Сегодня он чуть ослабил контроль, но такого больше не повторится. На следующей неделе все будет иначе.

И все было иначе. Они обедали вместе каждый день, и Гарри стал замечать за собой, что вечером накануне он думает о завтрашней встрече, как он будет улыбаться и прикасаться к Хелен и как именно повернется игра, а на следующий день выяснялось, что игра идет как бы помимо него, и он сам за ней не поспевает. И он допустил несколько элементарных ошибок в рабочих расчетах. Такого с ним не бывало еще никогда, эту работу он всегда делал на автомате, не задумываясь ни на миг, а теперь вдруг напортачил, причем не раз. Луиза заметила две ошибки, и Гарри быстренько их исправил, но одна все же дошла до мистера Уэнтворта, и он посмотрел на Гарри с удивлением и, кажется, с раздражением. Ты хорошо себя чувствуешь, Гарри?

Да, сэр. Хорошо. Просто я почему-то…

В последнее время ты сам на себя не похож. Я настоятельно рекомендую прийти в себя.

Да, сэр, Гарри кивнул и вышел из кабинета Уэнтворта.

Что, интересно, имелось в виду? На что он намекал? Госссподи, да тут готовы распять человека за опоздание на пять минут! Гарри исправил ошибку и пошел на обед. Он подождал пару минут, но Хелен все не было. Он взглянул на часы. Без десяти час. Госссподи, получается, он ушел на пятнадцать минут раньше. Черт! Впрочем, ладно, хрен с ним. Работа все равно сделана. По крайней мере, какая-то часть. Если потребуется, я могу задержаться в конце рабочего дня.

Хелен пришла, и игра продолжалась. Гарри отдался игре целиком. Вернувшись в контору, он попытался сосредоточиться на работе и наверстать упущенное время, но в голове образовался некоторый сумбур. Не то чтобы ему мешали какие-то посторонние мысли – просто он смотрел на знакомые цифры и графики, и они почему-то казались совершенно невразумительными и далекими. Ему пришлось трижды перепроверить расчеты, которые раньше он делал влет. И хотя он ничего не успел и к пяти часам сделал меньше, чем собирался, он не стал задерживаться на работе, чтобы все закончить. Все равно бесполезно. Но ничего, завтра будет новый день. Завтра он справится на ура. У всех бывают плохие дни. Завтра наверняка станет лучше.

Однако лучше не стало. Не то чтобы все было совсем-совсем плохо, но уж точно не хорошо. На самом деле, вообще непонятно, как именно. Что-то явно было не так, это он понимал, но не мог сообразить, что не так. Что-то расплывчатое, не поддающиеся никакому определению; собственно говоря, единственным признаком… неисправности служил тот факт, что работа разладилась. Он делал ошибки, которые никогда раньше не делал; совершенно рутинные операции отнимали значительно больше времени, а иной раз и вовсе казались практически неподъемными; и никаких новых идей. Может быть, потому, что теперешняя работа и не предполагала никакого новаторства. Да, наверное, поэтому. Цифры другие, но базовые процедуры все те же. Да, именно так. Как только появится что-то по-настоящему интересное, я сразу взбодрюсь, и все будет хорошо. Беспокоиться не о чем.

Но, слава Богу, есть обеденные перерывы. Без них эта неделя была бы уже совсем тухлой. Уж не знаю, к чему приведут эти ежедневные свидания за обедом, но я и вправду чертовски рад, что они есть.

Наконец наступила пятница, а вместе с ней и конец рабочей недели – и уверенность, что на следующей неделе все обязательно станет лучше. За обедом Хелен спросила, не хочет ли Гарри сходить вечером в театр, им на работе раздали бесплатные билеты.

Да, конечно, я буду рад, он подумал о ее муже – и что у них за отношения, – но не стал поднимать этот вопрос.

Весь день до вечера все мысли Гарри были заняты только игрой, как бы он ни старался направить их в рабочее русло. Пытаясь сосредоточиться на работе, он чувствовал внутреннее напряжение, обескураженный собственной категорической неспособностью выполнять простейшие задачи. Временами ему казалось, что голова сейчас взорвется, но затем ощущение проходило, и он секунду – в который раз – отрывался от работы и думал об игре и о муже Хелен. Интересно, что он будет делать сегодня вечером? Может быть, как обычно, пойдет веселиться в мужской компании.

Ужин прошел замечательно. Спектакль оказался комедией и очень смешной. Потом они с Хелен прошлись по Бродвею, и вскоре она сказала, что ей надо домой. У меня неудобные туфли для пеших прогулок, и я так смеялась, что у меня все болит. Потрясающее представление.

Да, очень смешное. Где ты живешь?

Рядом с Грамерси-Парком.

О, так это недалеко. Можно дойти пешком.

Спасибо, не надо, они оба рассмеялись.

Их приятный легкий разговор продолжался всю дорогу до ее дома, и когда она вошла в квартиру и включила в прихожей свет, Гарри тоже вошел, принимая негласное приглашение. Он огляделся, закрыл за собой дверь и наконец-то спросил, где ее муж.

О, я не замужем, Гарри ошеломленно уставился на нее. Я просто ношу обручальное кольцо, она взмахнула левой рукой, чтобы отпугивать надоедливых хищников на работе, она улыбнулась и рассмеялась, верное средство. То есть, конечно, они все равно предпринимают попытки, но я отвечаю, что дома ждет муж. Постепенно справившись с потрясением, Гарри заулыбался. Я им показываю фотографию моего старшего брата и говорю, что это мой муж, вот смотри, она открыла бумажник и показала ему фотографию человека, который был очевидно намного выше шести футов ростом и весил как минимум двести сорок фунтов сплошных мышц. Гарри расхохотался. Да уж, верное средство. Они оба долго смеялись.

Это были чудесные выходные. В субботу утром она приготовила ему на завтрак яичницу по-итальянски, а чуть позже они поехали кататься на катере по заливу. Потом обед, кино, прогулка по городу (она надела удобные туфли) и обратно домой. Простые, спокойные и приятные выходные; и когда вечером в воскресенье Гарри собрался уходить, поцеловав ее в губы и похлопав по восхитительной заднице, он не стал договариваться об обеде на понедельник или на любой другой день. Он вышел на улицу, оставив за дверью подъезда и Хелен, и выходные, и, как он думал игру.

По дороге домой Гарри понял, что провел выходные с незамужней бабенкой (если тот парень и вправду брат, а не муж), и никаких сложностей не было. Он не стал уделять слишком много внимания этой мысли, просто отметил, что она есть, и принял к сведению. Теперь как минимум стало понятно, что в будущем можно не прилагать столько усилий, чтобы исключить вариант с незамужними.

Когда Гарри пришел домой, родители сидели в гостиной. Он хотел радостно помахать им рукой, но наткнулся на мамин обиженный, растерянный взгляд и передумал. Ты пропустил бабушкин день рождения, вчера вечером. Ей исполнилось семьдесят пять. Гарри поморщился, боль была такой острой, такой внезапной, что он на мгновение утратит дар речи. Он просто молча смотрел на маму, и секунды растягивались в бесконечность. Кое-как он поднялся к себе наверх. Тошнота плескалась в желудке, сводила судорогой горло. Ему хотелось кого-то ударить… хотелось кричать, схватившись руками за голову… сорвать дверь с петель и разбить ее в щепки… хотелось расплакаться…

но он мог только сидеть, и трястись, как осиновый лист, и пытаться понять, что происходит и почему. Он ее любит. Госссподи Боже, он и вправду влюбился. Как???? Почему????

В понедельник он пришел на работу без опоздания и сразу взялся за дело. Работы было довольно много, но все как всегда. Обычные рутинные задачи. Ничего нового или сложного. Ничего, что могло бы потребовать от него колоссальных усилий.

Обеденные перерывы тоже проходили в обычном режиме коротких прогулок по улицам и магазинам. На середине следующей недели он стал замечать, что постоянно притоптывает ногами, когда сидит за столом, нервно ерзает на стуле и слишком часто встает, чтобы сходить к питьевому фонтанчику, чего никогда раньше не делал, потому что не любит пить простую воду, он и сейчас лишь мочил губы, хотя иногда отпивал по маленькому глоточку.

Из-за этого нервозного беспокойства ему не сиделось на месте, и он стал уходить на обед на несколько минут раньше и возвращаться с обеда на несколько минут позже. Гуляя по улицам, он много думал, пытаясь разобраться в своих ощущениях, и так погружался в эти размышления, что у него в голове клубилась чернота, и он прямо чувствовал, как она растекается по его внутренностям, и рефлекторно хватался за единственное решение, которое знал.

Он зашел пообедать в кафе и, оглядев зал, приметил свободное место за столиком, где сидела в одиночестве какая-то телка. Они мило поболтали, он проводил ее до работы и вернулся к себе в контору с опозданием на десять минут. Обед не снял нервное возбуждение, но Гарри хотя бы перестал копаться в себе.

И так день за днем: беспокойство не отпускало, и Гарри нарочно затягивал обеденные перерывы, чтобы у него было время прогуляться подальше от офиса и разведать еще незнакомые кварталы, отвлечься на внешние впечатления и не смотреть внутрь себя.

Он стал относиться к работе небрежно, чего никогда не позволял себе раньше. Теперь у него появилась привычка откладывать все до последней минуты и браться за дело, когда сроки уже поджимали. Он знал, что это чревато проблемами, но едва у него возникали подобные мысли, он гнал их прочь, внутренне пожимая плечами. Однажды в пятницу он заканчивал расчеты, необходимые к понедельнику, и исподволь тянул время, и устроил себе еще более долгий обеденный перерыв, и откровенно бездельничал до конца рабочего дня, намереваясь закончить все в спешном порядке утром в понедельник. Расчеты простые, привычные, он с ними справится быстро, и при явном цейтноте у него будет стимул не опаздывать на работу в понедельник.

Вечером в воскресенье он познакомился с очередной Ольгой и в понедельник пришел на работу в начале одиннадцатого. Мистер Уэнтворт ничего не сказал, лишь выразительно посмотрел на него. Ему и не требовалось ничего говорить, и Гарри внутренне содрогнулся, когда произнес «Доброе утро». Он сразу взялся за дело и закончил расчеты в срок, но беда уже грянула. Слава богу, начался обеденный перерыв.

В полном смятении Гарри отправился в ближайший к офису кафетерий. Самоанализ уже превращался в дурную привычку, и он прямо физически ощущал, как у него закипают мозги, пытаясь осмыслить, что с ним творится и почему. Он старался нащупать момент, когда все началось – не так давно, в этом он был уверен, – надеясь, что если получится определить поворотную точку во времени, он сумеет распознать причины происходящего и сможет как-то поправить дело. Ему надо понять, что происходит, чтобы предотвратить что-то подобное в будущем. Предупрежден – значит вооружен. Но чем старательнее он искал эту точку, чем ближе, судя по внутренним ощущениям, к ней подбирался, тем сильнее становился сумбур в его мыслях, и все как будто тонуло в тумане, и он внутренне тряс головой, прогоняя тревожные образы.

Но оставались другие вопросы. Много вопросов. С чего бы он вдруг стал постоянно опаздывать на работу и почему Уэнтворт словно специально его дожидается, чтобы выразить неодобрение? И почему он стал так безответственно относиться к работе? Он действительно любит свою работу, и устремления у него самые амбициозные. Как-то все странно. Совершенно бессмысленно.

Его разум по-прежнему барахтался в мешанине слов, мыслей и образов, когда он вдруг осознал, что стоит перед столиком, держит в руках уставленный едой поднос и улыбается какой-то телке. Тут свободно? Можно присесть?

Да, она кивнула, не отрываясь от еды и от книги.

Гарри уселся за стол и через пару минут извинился и спросил у соседки, нравится ли ей книга. Я читал отзывы, но так и не собрался прочесть саму книгу. Он улыбнулся.

Хорошая книга, мне нравится. Она интересная. И… необычная.

Да, так и было написано в отзывах. Я не знал, что она вышла в мягкой обложке.

Кажется, еще в прошлом году, она открыла страницу с выходными данными. Да, точно. В прошлом году.

Надо же! И где я был, интересно? Он улыбнулся и покачал головой, смятение в расплывчатых мыслях и конфликт чувств вроде бы улеглись, пока он ел и болтал со своей симпатичной соседкой.

После обеда он проводил ее до работы, старательно следя за собой, как следил все последние дни, чтобы не назначить ей свидание на завтра. Он опоздал лишь на пару минут, и хотя легкая нервозность еще оставалась, внутри уже не бурлила тревога, и Гарри занялся работой в своем новоприобретенном равнодушно-медлительном темпе.

На следующий день он пришел на работу пораньше, но ему все равно пришлось поднапрячься, чтобы закончить расчеты в срок – расчеты, которыми он занимался уже больше месяца. Само по себе это не представляло проблемы, но мистер Уэнтворт позвонил в половине десятого и попросил взять один небольшой, но очень срочный проект, и Гарри пришлось объяснять, что ему надо закончить другую работу, и в голосе Уэнтворта явственно слышалось раздражение (злость?), когда он сказал, что отдаст проект Дэвису.

Гарри сидел, возмущаясь чуть ли не вслух. Что-то явно пошло не так, еще понять бы, что именно. Чего он вообще до меня докопался, этот Уэнтворт? Что ему от меня надо? Звонит в последний момент со своим срочным проектом, а потом злится, что у меня есть другая работа, которую надо закончить сегодня утром. Я думал, эта работа закончена еще на прошлой неделе. Ты думал, да? Мало ли кто что думал. Если бы ты не сидел целый день, запершись в своем чертовом кабинете, ты, может быть, был бы в курсе, что происходит в твоем отделе.

Отдаешь проект Дэвису? Да ради бога. Кого это колышет? Мне теперь что, разрыдаться, потому что ты отдал срочную работу кому-то другому? Да шел бы ты лесом.

Быстро сходить к питьевому фонтанчику, смочить губы холодной водой и вернуться за стол. Он буквально набросился на работу, завершил ее стремительно и аккуратно и ушел на обед, даже не сознавая, что до обеденного перерыва оставалось еще двадцать минут.

Он прошел пару кварталов – внутренний голос продолжал возмущаться и бормотать, – и вот он уже снова стоит с подносом в руках и спрашивает у какой-то девицы, можно ли присесть к ней за столик.

Ее начальник уехал из города на всю неделю, и она совершенно не торопилась возвращаться с обеда, так что они не спеша поболтали за кофе, а потом прогулялись по улице. Прежде чем распрощаться, Гарри спросил каждый ли день она обедает в том кафе. Она сказала, что да. Тогда, если мне повезет, завтра я снова тебя увижу.

Может быть, улыбнулась она.

На обратном пути Гарри почувствовал слабые толчки надвигавшейся тошноты, но быстро отбросил смутные тревожные мысли, что пытались пробиться на поверхность сознания. Даже если он собирается пообедать с какой-то цыпочкой, и что с того? Это его личное дело. Оно ничему не мешает и уж точно никого не ущемляет.

Он вернулся в контору еще позже обычного, и взгляды коллег ощутимо жгли спину, он прямо чувствовал, как они смотрят сперва на часы, а потом на него, словно пытаясь его заклеймить самим временем. Стиснув в руке карандаш, Гарри зашуршал бумагами у себя на столе, объявляя о своем возвращении и мысленно посылая всех к черту, всех вместе и каждого по отдельности, а тебя, Уэнтворт, и куда подальше.

На следующий день он все так же полыхал яростью, которую тщательно подогревал со вчерашнего вечера, но не мог ее сосредоточить на чем-то конкретном или направить в определенную сторону – она просто была. Бесновалась внутри и пыталась пробиться наружу. Он неторопливо жевал свою традиционную слойку и цедил кофе маленькими глотками, пока тот не остыл и не сделался совсем невкусным, но он все равно его пил и не пошел на работу, пока не доел все до крошки и не допил все до капли.

Он сел на стол, атаковал калькулятор и несколько раз чуть не продрал лист блокнота карандашом. Он старательно медлил, чтобы растянуть работу до конца дня, но ее оставалось так мало, что он закончил еще до обеда, несмотря на все прилагаемые усилия. Завершив эту проклятую работу, он швырнул карандаш на стол и пошел на обед.

Когда он добрался до кафе, его вчерашняя знакомая как раз становилась в очередь. Пока они болтали, медленно продвигаясь к кассе и набирая еду на подносы, его внутреннее беспокойство потихонечку улеглось, и когда они наконец сели за столик, он быстро включился в общение и даже вроде увлекся. Он прямо чувствовал, как расслабляются напряженные мышцы в спине и плечах, за приятной беседой ни о чем.

Где-то на середине обеда он ощутил слабый толчок возбуждения, идущий к горлу из глубин нутра, и почувствовал, как все меняется в нем и внутри, и снаружи. Мышцы бедер легонько подергивались, глаза чуть прищуривались каждый раз, когда он смотрел на нее, кончик языка скользил по верхней губе, рука сама потянулась смахнуть пару крошек с ее колен, и вот он уже положил ладонь ей на бедро и пристально смотрит ей прямо в глаза, как бы раздевая ее взглядом – и ее, и себя, – и он чувствовал, что где-то внутри у него есть еще один Гарри, который наблюдает за происходящим и хочет все прекратить. Она без смущения выдержала его взгляд, и накрыла его руку своей рукой, и улыбнулась в ответ на его безмолвный вопрос.

После обеда они прогулялись по улице, и каждый раз, огибая прохожих, он как бы случайно касался предплечьем ее груди и улыбался, глядя ей в глаза, и толчки возбуждения в животе становились все ощутимее, пока тот, другой, Гарри пытался оторвать его от игры, но все уже вышло из-под контроля, и Гарри был скорее зрителем собственных действий, нежели действующим лицом; они говорили о кинофильмах, и разговор сам собой перешел на порнуху, и Гарри почувствовал, как затянулся узел возбуждения – и дергается все сильнее, – и при этом он очень остро осознавал ход времени, и пьянящее чувство опасности нарастало с каждой минутой, но его уже захватило ощущение полного единения с собственной похотью, пробуждавшейся при одном взгляде на спутницу. Он отвел ее в сторонку, подальше от потока прохожих, встал почти вплотную к ней и принялся говорить, продолжая смотреть ей в глаза, как ему хочется трахать ее до потери сознания, и его откровенная похоть распалила и ее тоже; он взял ее за руку и повел в отель «Сплендид», и все разрозненные ощущения слились в единый восторженный вихрь предвкушения.

Когда все закончилось, Гарри отправился в ближайший бар, сел в дальнем углу и попытался распутать клубок перемешанных чувств, что бурлили внутри. Он их не понимал. Вроде бы он сожалел, что не сможет вернуться в контору вовремя, и даже чувствовал себя виноватым, словно сделал что-то плохое, но не знал, что именно; он испытывал смутное желание что-то изменить, но, опять же, не знал, что именно. Он допил свой бокал и подумал, что все-таки надо идти на работу, но при одной только мысли об этом его бросило в жар, лоб покрылся испариной, спина разом взмокла. Он просто не может заставить себя прийти в офис на два часа позже. Хотя он честно попробовал встать. Но его словно парализовало. Он заказал еще выпить и решил позвонить на работу, сказать, что ему стало плохо и он едет домой. Он позвонил Луизе и сообщил, что он, кажется, заболел, его прихватило еще на обеде, и он больше часа просидел в туалете и не мог позвонить раньше, и все это время он чувствовал, как тот, другой, Гарри наблюдает за ним и качает головой, и поспешил завершить разговор, пробормотал «до свидания» и повесил трубку.

Второй бокал он пил медленно и даже подумал, а не ужраться ли в хлам, но его не особенно привлекала эта идея, к тому же он не умел нажираться. Просто не знал, как это делается. Никогда не вливал в себя столько спиртного, чтобы напиться по-настоящему. Едва почувствовал легкое опьянение, он сразу же прекращал пить.

На третьем бокале он попытался найти себе повод для ярости, что-то такое, на что можно будет направить весь накопившийся гнев, что-то, что можно определить как причину этих тревожных и странных чувств, опалявших его изнутри, но желания явно не совпадали с возможностями. В конце концов он оставил бесплодные попытки, залпом допил бокал и поехал домой.

На следующий день он вышел из дома в обычное время, чтобы у мамы не возникало вопросов, потом позвонил на работу и сказал, что заболел. Он до сих пор не придумал, как объяснить свое вчерашнее отсутствие после обеда, размышлял целый вечер и все равно не измыслил ничего более-менее правдоподобного. Но если сегодня он возьмет отгул, ни у кого не возникнет сомнений, что он действительно болен, и, может быть, завтра никто и не станет его расспрашивать.

Он пошел в кинотеатр на Сорок второй, посмотрел два старых вестерна, потом прогулялся до Брайант-парка, где сел на скамейку и долго сидел, пряча взгляд ото всех, даже от голубей. Он себя чувствовал слишком заметным, ему казалось, что все прохожие на него смотрят и удивляются, что он тут делает. Он просидел так, сколько смог, наблюдая за голубями, смутно прислушиваясь к звукам музыки, игравшей где-то по радио, и пытаясь увлечься бликами света, что сверкали на листьях деревьев, и косыми лучами солнца, пробивавшимися сквозь листву, и пляской теней на земле… цветами, кустами, статуями… безуспешно. Как бы он ни старался оставаться на этой скамейке, пока время проходит само по себе, ему не сиделось на месте. Он поднялся и обошел пару раз по периметру, упорно глядя себе под ноги.

Завершив круг, он побрел в библиотеку в надежде, что там найдется, чем себя занять, но ничего не нашлось, и он лишь бесцельно бродил по залам вдоль уставленных книгами стеллажей, и сам не заметил, как вновь оказался в Брайант-парке. Он вернулся на Сорок вторую, дошел почти до Таймс-сквер и опять зарулил в кинотеатр. Думал высидеть весь сдвоенный сеанс, но ушел в самом начале второго фильма. Спустился в метро и поехал обратно в Бруклин.

Он решил заглянуть в «Кейси» и сразу приметил в глубине бара Тони и Эла. Госссподи Боже, ты глянь, кто пришел. Сегодня что, воскресенье?

Ага, или шесть вечера. Привет, дружище.

Привет.

Мать честная, Гарри, ты тут с какой такой радости? У тебя шеф склеил ласты или чего? Они оба расхохотались, а Гарри подтащил табурет и уселся за стойку.

Иди в жопу, Эл… эй, Пэт, дай мне пива. И этим двоим тоже по пиву, а то они тут заскучали, и некому их, бедненьких, угостить.

Вот это дело, вот так мне нравится.

А если без балды, Гарри, что-то случилось?

Ничего не случилось. А что должно было случиться? Человеку нельзя просто так взять отгул?

Можно, они опять рассмеялись, кому угодно, но не тебе. Ты никогда не берешь отгулы, а если даже берешь, то не ходишь сюда.

Ну, вот сегодня пришел. Взял отгул и хочу выпить пива.

С чего вдруг?

Решил провести небольшое исследование.

Чего за исследование?

Изучение халявщиков и лоботрясов в их естественной среде обитания. И я подумал, что никто меня не просветит лучше вас.

Эй, что за грязные инсинуации? Все рассмеялись, и Пэт тоже.

Думаешь, если я каждый день не таскаюсь в офис…

ты не таскаешься в офис? А тут что, не офис…

если я каждый день не мотаюсь в метро, то я не работаю? Да я больше вкалываю, играя на скачках, чем ты, сидя на жопе в своей конторе. И снова все рассмеялись.

Да уж, наверное.

Кстати, о работе. Как же ты взял отгул? Ты не боишься, что работа исчезнет, пока тебя нет?

Гарри улыбнулся в ответ на их дружное ржание. Я подумал, что можно рискнуть.

Ну, я всегда говорил: посидишь в «Кейси» подольше, и узришь чудо. И вот я зрю чудо. Гарри берет отгул и идет в «Кейси». За это надо выпить. Тони поднял бокал, и Эл его поддержал. За Гарри – рискового человека, они осушили бокалы и грохнули ими о барную стойку, а Гарри улыбнулся, стараясь полностью включиться в беседу, чтобы не думать о том, что творится у него внутри.

Эй, Пэт, еще три пива.

Пойдешь с нами вечером в «Форт»? Сегодня там намечаются знатные поединки.

Ага, особенно главный бой во втором полусреднем.

Да? Гарри пожал плечами. Может быть, и схожу.

Он сидел, потихоньку потягивал пиво и растянул третий бокал почти на час, хотя Эл с Тони сокрушались, что он от них отстает. Гарри слушал их разговоры, улыбался, смеялся, говорил сам, не особенно включаясь в происходящее, но и не прислушиваясь к муторным внутренним ощущениям.

Он пошел с ними на бокс, в компании с еще несколькими парнями, по дороге они заглянули поужинать в итальянский ресторанчик, и когда уже рассаживались на трибуне, он почувствовал, что слегка расслабляется. Бои проходили на уличном ринге, вечер выдался ясным и теплым, из гавани веяло приятным ветерком, и Гарри потихоньку проникся общим боевым настроением и с интересом следил за схватками. Почти все разогревочные бои прошли вполне бодро, а один был и вовсе хорош, затяжной равный бой с техничными нокдаунами, но основной поединок вечера оказался и вправду реально крутым, и Гарри увлекся по-настоящему, и вскочил на ноги вместе со всеми, и вопил во весь голос, и подбадривал своего фаворита.

После бокса они вернулись в «Кейси», но Гарри не стал засиживаться допоздна и вскоре ушел домой. Лежа в постели, он размышлял о сегодняшнем дне, и о вчерашнем, и о позавчерашнем, о прошлых неделях и месяцах, и внезапно живот свело ледяной судорогой, и он безотчетно подтянул колени к груди, чтобы ослабить давление, а когда судорога наконец отпустила, он больше не думал о сегодняшнем дне – и вообще ни о чем, – просто закрыл глаза, и с помощью пива, выпитого за день, погрузился в тяжелый беспокойный сон.

сном. Гарри не ворочался в холодном поту, не просыпался каждые пять минут, но ему снился сон, непрерывный и долгий – возможно, всего один эпизод, повторявшийся вновь и вновь, – который не отпускал, но удерживал на самой грани пробуждения, не давая погрузиться в беспамятство и полностью отключиться от яви, из-за чего спящий разум не получал необходимого отдыха, а мятущийся дух – облегчения. Такой простой, глупый сон, совершенно не стоящий стольких мучений. Сон, не дающий как следует выспаться, должен быть по крайней мере хоть сколько-нибудь интересным и зрелищным или наполненным сексуальной символикой.

И уж точно не таким банальным, как поездка по городу в автомобиле, в нормальном потоке уличного движения: ты себе едешь спокойно и вдруг замечаешь, что на машине прямо перед тобой включаются тормозные огни, и ты убираешь ногу с педали газа, но нога застревает под педалью тормоза, а та машина, которая впереди, она все ближе и ближе, и ты пытаешься вытащить ногу из-под педали, чтобы успеть надавить на тормоз и не впилиться в машину, которая впереди, и, разумеется, все происходит словно в замедленной съемке, и кажется, эти мгновения сближения повторяются вновь и вновь, и ты никогда не ударяешься в ту машину, но и не знаешь, что именно произошло или произойдет…

свой сон, осталось лишь смутное ощущение, что ему что-то снилось, но он встал совершенно разбитым и поплелся в душ, еле волоча ноги. Затем спустился на кухню, все так же медленно и печально.

был вялым и тусклым, когда он пожелал маме с папой доброго утра.

У тебя все хорошо, Гарри?

Да, папа. А что?

Даже не знаю. Но в последнее время ты какой-то… сам не свой, что ли. Не скажу точно, что именно меня беспокоит, но ты сам на себя не похож.

Я не знаю, он постарался придать лицу выражение максимальной искренности, у меня все хорошо.

Гарри купил газету и попытался читать в метро по пути на работу, но сосредоточиться не получалось, давешний папин вопрос никак не шел у него из головы, и он сам понимал, что у него явно не все хорошо. Но что именно нехорошо? В последнее время все как-то разладилось, все валилось из рук, и на работе возникли проблемы, и Уэнтворт, похоже, цеплялся к нему по любому поводу, но на то не было никаких объективных причин. По крайней мере, он их не видел. Он попробовал сосредоточиться на странице с комиксами, но смутное беспокойство не отпускало, в голову лезли вопросы, которые он старательно гнал от себя. Если что-то не так, это точно не его вина. В этом он был уверен.