Глава 4. Вожак

Амаль


Сорок членов отряда собрались в обеденном зале, облачившись в полное обмундирование, и каждый слушал меня так внимательно, словно стремился запомнить слова наизусть. Ансар задумчиво прожигал взглядом свои ладони, но, судя по всему, не видел даже их. Я рассказала все: о нападении кадара и убийстве Беркута, о сожжении Арлана и заточении в подвале корпуса навиров, о зверстве псин Айдана и пещере волхатов, о новом Нараме, своем противоречивом отношении к плану Мансура и поспешном бегстве по коридору огня. Никогда прежде мне не приходилось так откровенничать с солдатами. Благо, Данир проводил Иглу с Маурой в мою спальню, и они в разговоре не участвовали.

Солдаты скорбели по жестоко убитым братьям, как и я. Новость о смерти командира прилетела к ним с беркутом Михеля еще четыре дня назад. Отряд сумел принять эту новость и выдвинуть Ансара на опустевшее место. Кому еще, если не ему, ближайшему соратнику и преданному помощнику, принять бразды правления? Я же принесла новость страшнее. Но сегодня мы не могли позволить себе раскиснуть и скулить побитыми псами.

– Я пойму и приму ваше решение уйти. Грядущая война моя, но не ваша. Я не буду принуждать оставаться со мной и следовать в Адрам. За воротами Вароссы каждый из вас волен покинуть меня и отправиться туда, куда зовет сердце, – закончила я, и мой взгляд помимо воли скользнул по лицам солдат в отчаянной попытке узреть их намерения в едва заметных изгибах губ или прищурах глаз.

– На спину каждого из нас навсегда нанесен символ отряда. Пусть нас уже не пятьдесят, как на рисунке, но память об убитых братьях будет жить десятилетиями. Так и останется впредь, – заявил Ансар, не посмотрев ни на кого из солдат. Он был уверен во всех до единого, и не ошибся. Каждый из оставшихся тридцати девяти мужчин с готовностью кивнул, и обеденный зал наполнился ободряющими возгласами.

– Амаль Кахир, мы всегда за вас! Вы же знаете! Беркут собрал нас, чтобы защищать вас! После его смерти мы должны продолжить общее дело! – выкрикнул коренастый мужчина по имени Наим.

– Амаль Кахир – наш каан! Ну же, братцы, вы согласны?! – подхватил жилистый парнишка с голубыми глазами, сияющими на смуглой коже, словно две льдинки. Кажется, его звали Туган.

Солдаты одобрительно взревели, будто бы силясь своими возгласами отогнать горе, саваном опустившееся на обеденный зал. Они стремились к новой жизни, новому началу, в котором нет места смерти. И с моего сердца, опутанного негой капель Мансура, упали тяжелые цепи. Мои люди были со мной, а у других не останется выхода, кроме как покориться умалишенной байстрючке воеводы, за спиной которой раскинутся кожистые крылья Аждархи.

Спустя четверть часа я в сопровождении Данира ворвалась в свою спальню, которую уже по-хозяйски разворошили Игла и Маура. Остальные солдаты отправились набивать вещевые мешки, опустошать запасы кухни и седлать коней. Мы не могли позволить себе вывести всех лошадей, оттого решили взять четверых – для тех, кто помчится вперед, к горной гряде, отделяющей Нарам от Миреи. Остальные же схоронятся в Нечистом лесу, если позволит Шурале. Впрочем, благосклонность хозяина леса была задачей Мауры. Для этого Мансур и отправил ее с нами.

Дом мирно спал, в каждом уголке клубилась ночная мгла, разрываемая масляными лампами и подсвечниками. Нам с Даниром не встретилось ни единой живой души. У знакомых резных дверей я на миг замерла, охваченная тяжелыми воспоминаниями. Словно наяву передо мной возникла частица демона, пронзившая живот предателя, кровь, сочащаяся сквозь его пальцы, до носа долетела трупная вонь, а щеки, казалось, вновь намокли от слез. Я плакала над человеком, не заслуживающим ни прощения, ни снисхождения, гладила красивое лицо и хваталась за его окровавленную руку, словно за последний столп, на котором держался этот чудовищный мир. Наивная дура!

Данир остался за дверью, а я нарушила уединение Мауры и Иглы. Они как раз рассматривали баночки со снадобьями Гаяна, придирчиво отбирая нужные.

– Хватит воротить нос! Бери все. Вот простынет кто-нибудь под этим ледяным дождем, чем лечить будешь: травкой или ягодками? – бурчала Игла, запихивая в мешок отвергнутые Маурой склянки.

– А ты мне на кой бес тогда сдалась? – фыркнула мать. – Если б не твой целительский талант, не видать бы тебе места рядом с Амаль, как ни выслуживайся перед Мансуром.

Я нарочито громко кашлянула, заметив выпотрошенный комод. Чей-то любопытный нос уже побывал в моем белье! Маура хмыкнула и гордо направилась к потайной комнатке, где хранились мои наряды. Любопытный нос наверняка принадлежал именно ей.

– Нам нужны теплые вещи. Да и тебе не помешает взять несколько красивых нарядов. Ты же не нищенка, – пояснила мать и исчезла в недрах моей сокровищницы, откуда через пару мгновений донесся ее приказ: – Собери свои украшения. Все, до единого колечка. И все деньги, какие только есть, они понадобятся по пути в Адрам. Мясо крестьяне бесплатно не отдают, да и в трактирах бесплатно не кормят.

Я буркнула короткое «угу» и посмотрела на Иглу, все еще вертящую в руках баночки со снадобьями.

– Ты обладаешь даром целительства?

Ученица Мансура кивнула, не поднимая глаз.

– Ты и вправду полезна.

Услышав эти слова, Игла уставилась на меня с яростью сотни голодных демонов.

– Зато ты абсолютно бесполезна! – Мерзавка кивнула на мою левую руку, скованную браслетом тишины.

– Впервые с тобой согласна. – Моя спокойная усмешка заставила Иглу удивленно вскинуть брови. – Даже не будь на мне браслета, ты с легкостью могла бы потушить мое пламя тенью, как это делал…

Я осеклась, больно прикусив язык. Не сметь даже вспоминать!

Игла вновь растянула губы в недоброй ухмылке и поинтересовалась:

– Как это делал тот кудрет[4], что с легкостью тебя одурачил?

Если бы не капли, я бы бросилась на нее с кулаками и отпинала от всей своей широкой души!

– Если надеешься задеть меня побольнее, не трать время понапрасну. Даже Мауре это не под силу, а ты, уж прости, пока не годишься ей даже в подметки.

Моя широкая улыбка застыла, стоило Игле фыркнуть и сообщить:

– Эрдэнэ упоминал, что его чуть не сжег навир с даром кудрета. Правда, сам говнюк мог и не выжить. Похоже, половина их небольшого отряда погибла от рук девочек Эрдэнэ, а бедняжка-кудрет вложил так много сил в ответный удар, что трупом свалился на землю. Ты знала, что он умрет, если отдаст слишком много? Искренне на это надеюсь.

– Жаль, что девочки Эрдэнэ не добили весь их отряд, – процедила я, усмиряя дыхание.

Дурное предчувствие преодолело магию капель Ман-сура, отозвавшись тупым беспокойством где-то в груди. Жив ли предатель? Неужели лихоморы и вправду могут умереть, потеряв слишком много сил? И почему меня это волновало?

– Надо же, как холодно ты говоришь о том, на ком так унизительно повисла в ту ночь! – Каждое слово Иглы припечатывало меня к полу, словно подошвы ее потрепанных сапог. – Какой же нужно быть дурой, чтобы не заметить форму навира на ублюдке, к которому прижимаешься!

Нет, ярость не вспыхнула во мне черным пламенем, как обычно бывало. Сознание осталось ясным, а голова – трезвой. Я сделала два широких шага, притворившись, будто тянусь к одной из баночек. Сама же правой рукой схватила растерявшуюся Иглу за горло и сжала его так, чтобы оставить синяки.

Мерзавка не смела дерзить дочери своего учителя! И это была не злость, а удар на опережение. Если спустить с рук столь унизительные слова, то вскоре получу не только плевок в лицо, но и нож в спину от завистницы, решившей, будто я недостойна дарованных Мансуром почестей.

Воспользовавшись секундной оторопью Иглы, я повалила ее на кровать и наступила коленом на живот. Паршивка взвыла раненым зверем и отчаянно дернулась, отчего мои пальцы на тонкой шее сжались еще крепче.

– Никогда не смей дерзить мне и не забывайся, – прошипела я. – Помни, кто ты, а кто…

Мы почти не отличались в росте и комплекции и, пожалуй, даже в силе, но я оказалась проворней, а Игла… Игла была лихомором. Склизкие тени оплели мое тело холодными путами, сдавили грудь и заткнули рот, не позволив закончить. Игла спихнула меня со своего тела, отчего я кулем свалилась рядом. Жалобно звякнули бутылочки с настойками Гаяна. Парочка даже разбилась.

– Я помню, кто ты. Мансур с Маурой никогда не давали мне об этом забыть, – процедила Игла, склонившись так низко, что я уловила ее дыхание. – Меня растили на подмогу тебе, великая Амаль. Я ненавижу тебя всей душой и помогаю только потому, что благодарна Мансуру за кров и за науку. Он видит в тебе надежду, а я вижу только неженку, которой, кроме как своим огнем, и похвастаться-то нечем. Все за тебя делали солдаты, Маура и Мансур. А сама ты чего стоишь? Ни-че-го.

– Вы закончили выплескивать свои обиды?

Нарочито спокойный голос матери прозвучал так неожиданно, что Игла вздрогнула и отпрянула. Тени опали и растворились в полутьме комнаты. Я вновь обрела способность дышать.

Уничижительно глядя на нас, Маура держала в руках ворох одежды. Казалось, всего одно неосторожное слово – и земля под домом разверзнется от ее ярости. Я вдруг ощутила себя песчинкой перед лицом надвигающейся бури. Наверняка Игла чувствовала то же.

– Похоже, вы запамятовали, зачем мы сюда пришли и куда направляемся, – продолжила Маура, и в голосе ее собиралась гроза. – Можете сами выйти к солдатам империи и сдаться на милость Айдана. Зачем устраивать возню, если она вам неинтересна?

Не дожидаясь дальнейших нотаций, мы с Иглой отпрянули друг от друга и разошлись по разным углам. Я приступила к сборам, со стыдом и отчаянием понимая, сколько времени потрачено на бесполезные ссоры обиженных женщин.

Вскоре мешки ломились от вещей, и мы покинули спальню, шесть лет служившую мне надежным укрытием от горестей и бед. Уже на пороге я с грустью обернулась и окинула убранство комнаты последним взглядом. Больше мне сюда не вернуться.

Оставив за спиной Мауру и Иглу, мы с Даниром поспешили к конюшне, под крышей которой жили семеро беркутов. Без своего хозяина гордые птицы, родившиеся на воле, остались узниками в чужом, враждебном доме. Я поднялась по хлипкой стремянке на чердак, и меня встретил шум гневно расправленных крыльев. Птицы ждали Михеля, но отныне нам суждено учиться жить без него. Они наблюдали за мной с подозрением, как и я за ними.

Небольшое окошко открылось легко, словно только и ждало возможности выпустить гордых хищников на волю. Вместе с ветром в комнатку, пахнущую пометом и подпорченным мясом, ворвались холодные дождевые капли. Под ногами скрипели недоеденные кости крыс, мышей и мелких птиц. Я старалась не смотреть на пол, чтобы не выблевать пустой желудок.

– Летите. Отныне вы свободны. Живите вольно и помните Михеля, – прошептала я, зная, что моих слов беркуты не поймут. Они понимали только хозяина.

Уходила я с тоской на сердце. Напоследок обернулась, но птицы не улетали. Оставалось лишь надеяться, что воля поманит их прежде, чем в поместье ворвутся шавки Айдана.

Солдатский корпус кипел от гомона и топота, разбуженная прислуга помогала собирать провиант на ближайшие несколько дней. Много взять с собой мы не могли, но нужно было продержаться до Миреи. Там уж раздобудем продуктов в деревнях, которые попадутся по дороге.

Дождь лил не переставая. Небеса гневно обрушились на нас, но промедление было смерти подобно. Мы планировали покинуть поместье под покровом ночи, даже если копыта лошадей увязнут в грязи, как и наши ноги. Если план не удастся, будет большой бой, и никому из нас не избежать наказания за нападение на солдат империи. Но он удастся!

Вскоре все построились на плацу, навьюченные и готовые к бою. Четыре женщины из прислуги попросились с нами, и я не стала возражать. Если они оказались настолько преданы мне, что решили рискнуть собой и уйти следом, разве могла я растоптать их чувства? Среди тех, кто пошел за мной, я обнаружила Алию. Несмотря на пожилой возраст, она проворно собрала пожитки, раздала трем остальным женщинам солдатскую форму, дабы не выделяться из толпы, и взяла на себя командование сборами.

Я с благодарностью смотрела на управляющую, в то время как Маура ревниво фыркала, наблюдая беспрекословное подчинение солдат властной невысокой женщине с военной выправкой и зычным голосом. Остальной прислуге приказали не сопротивляться при допросе и рассказать солдатам правду, как опальная дочь покойного воеводы пробралась в поместье и увела за собой отряд. Я не желала, чтобы из-за меня пострадали люди, столько лет служившие мне верой и правдой.

Ночь неумолимо заканчивалась. Еще три часа, и рассветет. Пришла пора выдвигаться. Уже в последние минуты перед отправлением Ансар снял привратников с караула. Сказать, что четверо солдат удивились при виде меня и навьюченных вещами сослуживцев, значит ничего не сказать. Новый командир приказал ни о чем не спрашивать, отдал собранные мешки с их вещами и отрапортовал, что отряд готов следовать за мной.

Я кивнула Мауре, и спустя пару мгновений та растворилась в дождливой тьме. Мать незримой тенью метнулась к части каменного забора за солдатским корпусом. По ту сторону разросся густой колючий кустарник. Идеальное место для отвлекающего маневра.

Не теряя времени даром, Ансар повел людей в противоположную сторону. Я с замиранием сердца помогла Алие вскарабкаться на рыжего коня и успокаивающими движениями погладила его морду, с грустью вспомнив о Тайфуне. Как поступил с ним Айдан? Как отыгрался, выместив злость на жеребце, принадлежавшем ненавистной сестре? Словно услышав мои мысли, конь недовольно всхрапнул, но покорился твердым движениям всадницы и двинулся вперед.

Жмурясь от дождя и ветра, я поспешила во главу строя. За мной следовали Данир и Туган – тот смуглый парнишка с голубыми глазами, что пару часов назад преданно называл меня своим кааном. Несмотря на щуплое телосложение, он обладал мощным заклинательским талантом. Беркут нашел его еще подростком в подворотнях Даира и, обладая врожденной чуйкой на таланты, взял под крыло.

Когда отряд в кромешной тьме достиг той части каменной ограды, где мы запланировали сделать собственный выход, земля под ногами задрожала, словно под ней ползли и извивались разросшиеся змеи, не так давно штурмовавшие Вароссу. Издалека послышался грохот – рухнула нужная часть забора.

Легкий шорох слева возвестил, что Игла, окутанная тенью, с легкостью вспорхнула на вершину ограды. Никто из нас не сумел различить ее очертаний. Еще минута, и она так же едва слышно приземлилась рядом со мной.

– Путь свободен. Эти олухи рванули на шум, – прошептала она.

Я кивнула Даниру, и тот приступил к работе. Обладая даром резать все, к чему бы ни прикоснулся, сегодня он оказался незаменим, но камень – не бумага, и потому заклинательский талант Тугана пришелся весьма кстати. Парнишка закрыл глаза и положил руку на ограду. Под его ладонью замерцала магия, тут же свернувшаяся в искрящуюся змейку, и скользнула в трещины, которые паутиной расползались под пальцами Данира. Змейка проникала в глубь камня, крошила и разрушала его. Трещины ширились, как будто их неслышно рубили топором.

Благодаря помощи двух ведьмаков и сгустившемуся воздуху Данир постепенно поднимался вверх. Наконец трещина достигла вершины каменной ограды. Еще пара минут, и справа, на расстоянии сажени, появилась вторая. Пружинистый воздух мягко опустил Данира на землю. Пришла очередь ведьмаков проделать такой нужный нам проход. Пока камни мягко и неслышно опускались на землю, Игла вновь перемахнула через ограду и покрыла тенью получившийся коридор.

Стоило нам закончить, как подоспела Маура. По колено утопающий в грязи отряд направился прочь от поместья к ближайшей узкой улочке, уходящей подальше от центральной площади.

Мы двигались, беспрестанно оглядываясь. Звук копыт скрывала каша под ногами и шум неистового ливня. Издалека слышались голоса солдат империи и их отрывистые выкрики.

Как и каждый из нас, я с трудом разбирала дорогу. Зыбкая мгла, в которой чудищами преисподней проступали очертания домов, сжимала удушающие объятия, словно помогая солдатам догнать наш отряд. Улицы сменяли друг друга, уводили нас от крупных имений к домам крестьян, где дороги расквасились еще сильнее. Мы вязли в грязи, лошади шли натужно и недовольно ржали, то и дело отряхиваясь от воды. Мы продвигались вперед медленно, но верно.

Непогода оказалась на руку, хоть и виделась мне карой небесной. Патрулей под ливневыми потоками не встретилось. Наверняка все предпочли отсидеться в теплых убежищах либо дежурить у моего поместья, повинуясь приказу коменданта, с радостью стервятника предвкушавшего мертвечинку. Меня то есть. Либо моих солдат.

Когда здания вокруг стали беднее, а за нашими спинами осталась вторая городская стена, я позволила себе вздохнуть спокойнее. Преодолеть бы всего одну стену, а там и ворота. Чтобы покинуть город, нам придется обезвредить привратников. В этом и заключался план. Он выглядел довольно шатким, но оказался на удивление ладным.

Торопливое чавканье, звук возни, а после отчаянный выкрик «Наместница!» заставили меня вздрогнуть и замереть. Отряд последовал моему примеру. Замыкавшие строй солдаты подтащили ко мне человека в промокшем бедном камзоле. Один из конвоиров зажег на руке небольшой огонек, осветивший белые, словно иней, волосы молодого мужчины и знакомое лицо. Это же белёсый паренек из моего поместья!

– Наместница, поторопитесь! Солдаты рыщут по улицам и спешат за вами! Я видел, как мой сосед Дир спешил к воротам! Он сдал вас! – тараторил рабочий, напряженно вглядываясь во тьму за нашими спинами.

Времени на размышления не осталось.

– Ансар, уводи всех. Прорывайтесь через ворота и спешите к лесу. Мы их задержим, – приказала я.

– Амаль Кахир… – начал новый командир, но властным жестом я остановила его.

– Со мной останутся только Игла, Маура, Данир и Туган. Еще мне понадобится пара ведьмаков, властвующих над воздухом. Мы устроим ищейкам достойную встречу.

Если бы не мелькающие вдалеке огни, Ансар продолжил бы спорить.

– Я прошу тебя, выведи остальных! – Схватив его за ворот плаща, я сжала в кулаке грубую ткань. – Мы проделали такой путь, чтобы спасти отряд. Так спаси их.

Ансар кивнул, покоряясь, и велел двигаться. Строй зашевелился и продолжил путь. Белесый поспешил за ними, хоть и не взял с собой никакого скарба. Путь назад ему был отрезан. Хотелось надеяться, что дурные поверья, связанные с белесыми людьми, обойдут нас стороной. Не могла же я бросить его на произвол судьбы только из-за цвета кожи и волос!

– Если они идут по следу, мы должны выбить землю у них из-под ног, – произнесла я, многозначительно покосившись на Мауру. Мысли не путались и не скакали, присмиренные каплями, и почти мгновенно выстроились в четкий план.

– Я вырою им общую могилу. – Режущий без ножа голос матери добавил мне уверенности. – Игла, а ты эту могилу прикроешь миражом. Только, прошу, без огрехов, как это часто бывает.

Гаденько ухмыльнувшись, Игла поклонилась Мауре.

– Мы оставим вас здесь, а сами устроим обвал на пути к воротам, – сказала я и, дождавшись одобрения матери, вместе с четырьмя солдатами бросилась прочь.

Мы обеспечили себе тыл, осталось обеспечить отступление.

К воротам вела всего одна дорога, бравшая начало от первой городской стены. К ней стекались улицы и тропки, словно притоки реки, питавшие один-единственный тракт, который шел прочь из Вароссы и уводил на север, к Мирее. И этот тракт нам следовало перекрыть.

Я бежала, с трудом переставляя ноги, на которые налипла, казалось, вся грязь города роз, и едва различала дорогу. Под ступнями отдавалось эхо земной дрожи – это Маура готовила братскую могилу для солдат империи.

Холодные капли хлестали по мокрым щекам, затекали за шиворот, капали с повисших сосульками волос и застилали глаза. Трепещущие огни на первой городской стене казались далекими маяками в штормящем море, которое с коварной ненавистью затягивало нас на темное дно.

Издалека слышалось ржание лошадей. Вскоре мои солдаты достигнут ворот и, будь на то воля Творца, покинут город.

– Деревья! Рубите деревья! – приказала я.

Пусть здесь не росло старых и раскидистых исполинов, но если завалить дорогу невысокими деревьями, их лиственные кроны застопорят путь солдатам. Чтобы расчистить дорогу, понадобится драгоценное время.

Данир с Туганом, приноровившись работать в паре, проворно перерезали стволы по обе стороны некогда красивой городской аллеи, а воздух, подвластный ведьмакам, плавно укладывал их одно на другое, образуя густой бурелом. Не прошло и четверти часа, как из подворотни вынырнули Игла с Маурой, запыхавшиеся от бега в расквашенной грязи.

– Бежим! Они разделились! Не все попали в нашу ловушку! – рявкнула Маура и, схватив меня в объятия, проворно перелетела гору стволов. Я восхитилась бы чувством короткого полета, если бы не насущные проблемы. Игла, подхваченная своими склизкими тенями, приземлилась рядом. Еще через пару мгновений ведьмаки перенесли через бурелом и Тугана с Даниром.

Заслышав приближающийся топот десятка лошадей и мужские крики, мы ринулись к выходу. Я задыхалась от усталости и ветра, но не сбавляла скорости. К городским воротам вела дорожка, вымощенная камнем, и ноги наконец обрели твердую опору. Домишки в окружении покосившихся сараев редели, оставляя Вароссу за нашими спинами.

Свобода приближалась, и робкое чувство надежды ширилось в груди, наполняя ее радостным ликованием. Армированная опускная решетка на воротах была поднята, а одна из тяжеленных железных створок распахнута. В неясном свете трепещущих факелов, защищенных от дождя козырьками, я разглядела шестерых крепко связанных привратников. Кто-то заткнул им рты грязными черными тряпками. Солдаты мычали и перекатывались по земле, в отчаянии надеясь на помощь.

Пропустив вперед своих спутников, я склонилась к одному из поверженных привратников, похожему на дергающегося дождевого червя, и процедила:

– Вот это зрелище! Новый воевода так старался уничтожить мой отряд, даже отправил сюда своих псин, а меня саму вы с нетерпением поджидали здесь. Даже караул усилили. – Я с деланым сожалением поцокала языком. – Так вот же я, стою перед вами, а вы меня не ловите. Ну что ж, тогда я ухожу. Доброй ночи, господа.

С этими словами я бросилась следом за остальными. Только Маура осталась ждать в воротах и с осуждением покачала головой.

– Ты теряешь время, бестолочь! – рявкнула она и дернула меня за руку, увлекая прочь от трепещущего света – во тьму, упоительно пахнущую свободой.

– Они так усердно меня караулили, что я не могла не попрощаться! – выкрикнула я в ответ, стремясь перекричать дождь.

Мы неслись, утопая в степной грязи и продираясь сквозь заросли сухой травы. Сзади слышались крики и топот – солдаты растащили деревья. Оглянувшись, я увидела десятки всадников. Двое во главе строя держали в руках факелы. Остальные же… нацелили на нас луки!

Мы припустили со всех ног. Солдаты приближались, и нам в спины полетели стрелы, пущенные во тьме наугад. Шум ветра и дождя скрыл от меня их свист. Маура отстала, отчего я в недоумении обернулась, но получила лишь резкий ответ:

– Беги, дуреха! Я здесь!

Дыхания на слова мне не хватало, поэтому я молча последовала приказу и прибавила шагу. В горле и носу полыхало пламя, в бок словно вонзили раскаленный прут, а грязь пудовыми гирями налипла на сапоги. Короткий вскрик Мауры раздался громом, словно расколов небеса. Мать упала на колени и оперлась рукой о землю… из ее левого плеча торчала стрела.

Неясная тень мелькнула рядом, подхватив Мауру. Я проморгалась от воды, застилающей глаза, и рассмотрела Данира. Он бросился вперед, прижимая к себе мою мать, и я рванула следом. Стрелы летели мимо, два факельных огня, словно предвестники скорой смерти, нагоняли, но верхушки исполинских деревьев Нечистого леса высились уже совсем близко.

Еще минута, и мы исчезли в их тени. Солдаты остановились у кромки леса, а лошади протяжно заржали, гарцуя на месте.

– Амаль Кахир, выходите! У нас приказ доставить вам к коменданту! Вы же не останетесь в лесу навечно! – раздался звучный мужской голос.

– Простите, господа, но лучше уж я останусь жить с нечистью, чем позволю вам прикоснуться ко мне своими грязными руками! – усмирив дыхание, выкрикнула я в ответ.

– Вас ищет воевода! Он не желает вам зла, Амаль Кахир! – продолжал тот же голос.

– Если мой брат хочет найти меня, пусть сожжет весь этот лес, как сжег мой дом! Только так он выкурит меня отсюда!

Припечатав солдат правдой, в которую они наверняка не поверили, я рванула следом за своими спутниками. Еще несколько минут, и мы нагнали солдат, которые трусливо топтались среди деревьев, не решаясь углубляться в чащу.

Маура мужественно молчала на руках Данира, хоть и морщилась от боли. Ее побелевшее лицо казалось почти неживым в огнях, которые наконец отважились зажечь ведьмаки. Держась позади, мать прикрывала мою спину. Почему я не поняла этого сразу?

Благодарность затопила мою душу, словно ласковая волна прибоя. Облегчение, пришедшее на смену готовности к бою, позволило выдохнуть каждому из нас.

Я осторожно осмотрела место, куда вошла стрела. Та торчала из плеча, что не так уж страшно. Главное было не вынимать раньше времени, чтобы мать не истекла кровью. Требовалось скорее добраться до сердца леса и залечить рану. Не зря же с нами целительница и десяток пузырьков с отварами Гаяна.

Я приказала отряду двигаться следом и направилась по знакомой дорожке в глубь леса, оставляя за спиной ополчившуюся на нас Вароссу. Лошади тревожно ржали, солдаты пугливо озирались, женщины охали и причитали, пока на них не цыкнула Алия. Нечистый лес пугал всех, кроме нас с Маурой… и еще Иглы, которая с любопытством глазела по сторонам и даже улыбалась.

Ансар следовал по пятам, словно цепной пес, изредка покрикивая на солдат, чтобы не отставали. Он не решался обогнать меня, и дело тут было не только во внушаемом лесом страхе. Беркут всегда шел первым и никогда всерьез не признавал моего главенства. Что в семь лет, что в двадцать он оставался моим верным защитником, а защитники не держатся за спинами тех, кого берегут. Я никогда не несла бремя ответственности в одиночку. Мне, словно капризному ребенку, дозволялось бушевать и показывать мощь своей горячей крови, но чуть что, на подмогу приходил большой и сильный Михель.

Ансар, хоть и занял место Беркута, никогда не заменит его по-настоящему. Отныне я стала главой отряда. Вожак Беркутов. Михель сможет мною гордиться, а мерзавец Эрдэнэ больше не получит повода назвать меня слабой. Я сумела вывести своих людей из Вароссы, не потеряв ни одного человека. Неплохо для безвольной плаксы?

Нечисть, что пряталась за деревьями подальше от наших глаз, шуршала и настороженно перешептывалась. Подданным Шурале совершенно точно пришлись по нраву гости с набитыми до отказа вещевыми мешками, в которых непременно нашлось бы что-нибудь интересное, но наше с Маурой присутствие вынуждало ждать и не нападать. Не будь здесь нас, отряд уже оказался бы растерзан, как и лошади, которым особенно сильно не нравилось в столь гиблом месте.

Насквозь промокший походный плащ то и дело цеплялся за коряги и колючие кустарники, огоньки послушно плыли рядом, ограждая наш строй от враждебных обитателей здешних мест. Маура тихонько вздыхала на руках у Данира, а я старалась не смотреть в ее сторону и упрямо шагала вперед. Чем быстрее доберемся до сердца леса, тем быстрее Игла поможет ей. Моя мать не могла истечь кровью от раны в плечо. И зачем она рисковала собой?

Дорога до знакомой поляны с бревенчатым домиком Мауры заняла, по ощущениям, целую вечность. Злость уже всколыхнулась в груди. Это значило, что действие капель заканчивалось. Неужели, чем больше я к ним привыкну, тем слабее они будут действовать? Или все дело в том, что даже живительной настойке Мансура не под силу сдержать мою внутреннюю бурю?

– Хозяин! – протяжно застонала Маура. Она не потрудилась позвать его мысленно, значит, дело было плохо. – Хозяин, прошу, откликнитесь! Простите меня, что оставила вас надолго! Я вернулась!

Я бросилась к матери, которую по ее же просьбе Данир аккуратно, словно хрупкую вазу, опустил на теплую землю. В сердце леса никогда не бывало холодно, но мое промокшее тело все равно ходило ходуном от дрожи. Мокрая одежда липла к коже, а в сапогах чавкала вода, но мое внимание принадлежало лишь посеревшему лицу Мауры и окровавленной ладони, которой Данир поддерживал ее под спину.

– Смотрите! Там что-то светится! О, Творец, защити нас, обездоленных! – запричитала одна из служанок, но тут же подавилась словами от гневного оклика Алии.

К поляне и вправду приближался яркий свет. Я знала, что это блуждающие огоньки – верная свита Шурале, никогда не покидающая во тьме своего хозяина. Вскоре и сам он показался между деревьями. Его высокая человекоподобная фигура, покрытая серой шерстью, вокруг которой императорской мантией струились огоньки, вызвала всеобщий вздох ужаса. Замерла даже Игла. Сколько бы надменная стерва ни храбрилась, но остаться равнодушной при виде Шурале не сумела даже она.

Огоньки освещали уродливое морщинистое лицо хозяина леса, а его водянистые глаза без зрачков блуждали по толпе незваных гостей. Шурале приближался, принюхиваясь и присматриваясь, но смешно замер, завидев свою зазнобу. Его ленивая походка вмиг ускорилась, и хозяин леса склонился над Маурой, приподняв ее подбородок когтистым пальцем. Мать стояла на коленях, смело уставясь Шурале в глаза. Между ними шел мысленный разговор, и хозяин леса не злился. Но почему же видеть гордую Мауру стоящей на коленях стало невыносимо для меня?

Наконец Шурале тихонько коснулся пальцами стрелы, отчего по лицу матери пробежала рябь боли, и в моей голове раздался его скрипучий протяжный голос:

– Помоги матери. Вылечите ее. Никто не смеет нападать на нее. Я пошлю своих детей отомстить.

Я кивнула и так же мысленно обратилась к хозяину леса:

– Я благодарю вас, хозяин. Мы можем остаться на три дня под вашей защитой? На нас ведут охоту враги. Мы едва сумели сбежать.

– Маура уже все рассказала. Только благодаря ее мольбе я разрешаю вам задержаться, но возьму плату с каждого, – отрезал Шурале.

Я склонила голову в учтивом поклоне, сглотнув невольно подкатившую к горлу желчь. Что за плату возьмет с нас хозяин леса? Кровь, плоть или магию?

Из размышлений меня вырвал едва слышный звон колокольчиков, что с каждым мгновением удалялся в ту сторону, откуда мы явились в сердце леса. Туда же утекали многочисленные тени, мелькавшие меж деревьев изломанными фигурами, словно порожденными больным сознанием. Шурале отправил своих подданных мстить за Мауру. Нам же предстояло ее вылечить.

Я попросила Данира отнести мать в ее дом, сама же велела Игле следовать за нами. Та гордо фыркнула, но приказа не ослушалась.

Ансар и Алия тем временем снаряжали в путь тех, кто помчится к горной гряде на границе Нарама и Миреи, чтобы найти руины Меир-Каиль – крепости заката. На месте древней твердыни, построенной на сильнейшем сиире[5], сама магия поможет коридору огня стоять крепко и надежно, чтобы переместить такое большое количество народа, и нам не понадобится много крови Мансура.

Скривившись и застонав от боли, Маура усилием воли создала сгусток пламени. Он проворно разлетелся на пять частей и зажег свечи в углах комнаты и на столе. Бухнув вещевой мешок на скамейку, Игла вытащила две настойки Гаяна и одну свою.

– Налей воды в кувшин и добавь туда по десять капель из каждого пузырька, – не удостоив меня взглядом, распорядилась Игла и вытащила из небольших ножен, крепящихся на предплечье, кинжал с необычайно тонким лезвием, и вправду похожим на иглу. Она вспо рола ткань рубахи от плеча и до пояса, обнажив спину Мауры и хрупкое левое плечо. Сочащаяся из раны кровь пропитывала одежду.

Я беспрекословно выполнила повеление Иглы, налив воду из большой бадьи в глиняный кувшин и добавив туда резко пахнущие травами настойки. Когда дело было сделано, ученица Мансура, почти не глядя, повела рукой, и огонь из свечи на столе разросся и устремился к кувшину. Когда тот достаточно нагрелся, я взяла одно из любовно вышитых матерью полотенец и подала все Игле.

– Придется резать. – Она выудила из нагрудного кармана еще один, совсем малюсенький, пузырек и протянула его Мауре. – Выпей, а потом ложись на живот.

Мать кивнула и послушно капнула в рот несколько капель. На ее лице блестели бусины пота, а тело мелко дрожало, как будто по избе гулял морозный ветер. Мауру терзала боль от коварной стрелы. Что же дала ей Игла?

Страшная догадка пришла уже через пару-тройку минут, когда мать улеглась на живот и уставилась в стену бараньим взглядом.

– Что ты ей дала? – в страхе выдохнула я.

– Гордость Мансура – настойка от боли. Всегда ношу с собой пузырек на случай ранения. Не дает случиться болевому шоку.

– Да это же обычный дурман, который пьют отбросы! – взвилась я. Догадка подтвердилась.

– Настойка Мансура ни в какое сравнение не идет с тем, что глотают в подворотнях, – усмехнулась Игла. – Без этих капель твоя мать могла бы умереть от болевого шока. Разве ты хочешь этого? Так что перестань пучить глаза и вылей полкувшина мне на руки – их нужно обеззаразить.

Скрипнув зубами, я выполнила просьбу. Маура дышала глубоко и ровно, значит, действия Иглы не принесут ей боли. Ученица Мансура насухо вытерла руки и снова скомандовала:

– Возьми нож и закали его над огнем, а после ополосни той же водой из кувшина и протри чистым полотенцем.

Когда Игла промыла рану, а после поднесла обеззараженный кинжал к коже, я дернулась, чтобы отвернуться, но заставила себя смотреть. Пусть Мансур доверял своей ученице, но ей не доверяла я.

Лезвие погрузилось в рану и аккуратно надрезало кожу так, чтобы вытащить коварно засевший в плоти наконечник. Он плохо крепился к древку, и потому Игла, ругаясь сквозь зубы, доставала его медленно и аккуратно, пока Маура подергивалась в полубреду от отголосков боли. Я цеплялась пальцами за столешницу, едва держась на скамейке, и дрожала всем телом. Капли Мансура уже перестали действовать, оставив меня лицом к лицу с собственным ужасом.

За окном рассвело, когда на пол со звоном упала окровавленная стрела, от древка которой тут же отскочил и задорно цокнул наконечник. Игла вытерла вышитым полотенцем испачканные руки, безнадежно его испортив, и положила их прямо на сочащуюся кровью рану Мауры. Я собралась рявкнуть и одернуть ее, чтобы не смела делать матери больно, но чуть заметное свечение под ее ладонями вынудило захлопнуть открытый рот.

Глаза Иглы закатились, ее лицо серело так же быстро, как обретало цвет лицо Мауры. Кровь остановилась, а рана затягивалась.

– Лови меня, – только и успела буркнуть ученица Мансура, прежде чем кулем рухнуть на пол. Я ее не поймала, но кое-как усадила, прислонив спиной к кровати.

Игла напоминала покойницу, отчего в сердце тревожно ёкнуло воспоминание. Если лихомор отдаст слишком много сил, он умрет. Не слишком ли много отдала Игла? Не хватало еще сжигать ее мертвое тело в сердце леса под бдительным вниманием подданных Шурале.

Рана Мауры уже не выглядела столь устрашающе. Покопавшись в мешке Иглы, я выудила моток чистой материи и соорудила повязку на плечо матери, после чего достала из большого сундука мягкий бархатный халат, расшитый цветами. Кое-как у меня получилось набросить его на Мауру, чтобы никто из вошедших не увидел ее обнаженного тела, и даже запахнуть.

Осоловело уставясь на меня, мать блаженно улыбалась. Не удержавшись, я с отчаянием и невыносимым облегчением погладила Мауру по щеке и увидела, как опускаются ее веки. Если бы не промокшая одежда, сон сморил бы и меня, несмотря на медленно всходившее над кронами деревьев солнце.

Мы пережили страшную дождливую ночь. Пришел новый день. А мне бы только сбросить мокрые вещи и прикрыть глаза хоть на мгновение.

* * *

Кромешная мгла Нечистого леса обволакивала меня склизкими щупальцами, сотней холодных пальцев забиралась под кожу и тянулась к горячему сердцу. Я вздрагивала в полусне, завернутая в высохший походный плащ. На поляне расположились спящие солдаты. Женщины из прислуги ютились маленькой компанией в стороне от мужчин. Я тоже предпочла спать отдельно, но не согласилась лечь в домике Мауры. Там осталась Игла.

Тишина, какая бывала только в полнолуние, окутала поляну и погрузила ее в забытье. Я приоткрыла веки, вгляделась во тьму и невольно поежилась от страха. Что-то в этом лесу было не так. Костер, разожженный для связи с уехавшими всадниками, незаметно потух. Стало слишком тихо. Слишком пустынно. Никто не наблюдал из-за деревьев в надежде полакомиться человечинкой. Не шуршали лесные звери. Не шумел ветер в листве. Даже похрапывание солдат стихло, словно все они разом перестали дышать.

Я в страхе обернулась, но не смогла рассмотреть во мгле никого из них. Тьма Нечистого леса поглотила все вокруг. Едва слышное шуршание заставило вскочить на ноги и выхватить кинжал. Ко мне кто-то приближался, но тьма скрывала и его лицо, и фигуру.

– Здравствуй, сестренка, – столь ненавистный мне голос раздался близко… слишком близко, чтобы я сумела ускользнуть.

Холодные пальцы сомкнулись на моем запястье, до хруста сжимая его. Я пыталась кричать, но могла лишь выдыхать воздух в тишине. Животный страх бился и скребся в груди, в ушах шумела кровь, отдаваясь толчками в виске. Она словно стремилась вырваться из тела и рубиновой змейкой ускользнуть во мглу.

Как этот ублюдок сумел отыскать меня? Как Шурале позволил ему войти в лес? Почему не убил?

– Думала, что скроешься от меня? – В голосе Айдана звучало ничем не прикрытое наслаждение. Он загнал меня в ловушку и ликовал. – Я найду тебя, где бы ты ни пряталась, в какую бы нору не залезла, грязная крыса.

Я дернулась в попытке высвободиться, но этим лишь раззадорила Айдана. Из горла по-прежнему не вырывалось ни звука. Мы вдруг остались одни во всем этом бесовом лесу.

– Без своего огня ты – обычная девка, с которой я волен делать все, что пожелаю. – Сальные слова нового воеводы послышались над самым ухом, невольно отправляя меня почти на семь лет назад. В ночь моего первого убийства Айдан с таким же удовольствием шептал мне на ухо мерзости и угрозы.

«Никто никогда не возьмет тебя по собственной воле, но по моей просьбе каждый из них готов был помочь тебе. А ты, вонючая байстрючка, сожгла Алхана! Неужто возомнила себя палачом благородных господ, жалкая тварь?!»

В те страшные минуты его дыхание обжигало кожу, а слова – душу. Это же повторялось и сейчас.

Пальцы Айдана сомкнулись на моей шее, сдавливая и сдавливая. Еще немного, и она сломалась бы, как высохший прут. Я брыкалась, словно обезумевшая, но Айдан держал крепко, будто не был человеком из плоти и крови. Наконец он зарычал и с силой швырнул меня на землю. В голове от удара зазвонили колокола, и я совершенно потерялась, не в силах понять, где земля, а где небо.

Айдан навалился сверху, и я вдруг ощутила, как по шее расползается боль. Лезвие тоньше травинки неторопливо двигалось к ключице, разрезая кожу. Я чувствовала, как стекает из раны горячая кровь, но все так же не могла издать и звука. Тело оцепенело, не в силах вырываться и брыкаться. Все тем же кинжалом Айдан вспорол на мне рубашку вместе с кожей. Боль скрутила меня крепче любых пут. Я истекала кровью, задыхаясь от собственной беспомощности, но не могла даже позвать на помощь. Айдан упивался властью надо мной, не страшась ни солдат, ни нечисти леса, ни самого Шурале. Вокруг не осталось никого, кто мог бы защитить меня от страшнейшего зверя в этих местах. От моего собственного брата.

– Разве может это уродливое тело кому-то прийтись по вкусу? – с сомнением протянул Айдан, выписывая лезвием узоры на моем животе. – Насколько же сильно так называемые друзья хотели мне угодить, что готовы были поиметь это убожество? Боюсь, после этого ни одна женщина не смогла бы избавить их от кошмарных воспоминаний.

Я молила Творца о том, чтобы впасть в забытье. Молила позволить мне потерять сознание и тихонько умереть, раз уж у меня отобрали возможность бороться.

– Эй, тебе тоже противно смотреть на нее? – С этими словами Айдан грубо сорвал с моих плеч рубаху, до пояса обнажив изрезанное тело. Глаза застилали боль и ужас, во мне не осталось места для стыда.

– Противно, но мне приходилось ее еще и трогать. – Этот голос пробился ко мне словно сквозь толщу воды. Я узнала его в одно мгновение, но дикая надежда, вспыхнувшая вдруг в груди, погасла, стоило вдуматься в слова. Предатель заодно с Айданом? Они убьют меня вместе?

– Иди-ка сюда. Всади нож ей в живот. Кажется, из-за нее тебя ранили туда же.

Потерявшись в агонии, я с трудом различала голоса, но смысл сказанного дошел до меня на удивление четко.

Еще минута, и в мой живот вошло холодное лезвие. Предатель вогнал кинжал и не спешил вытаскивать. Он пригвоздил меня к земле и наверняка наслаждался этим.

– Такой она мне нравится больше – полудохлой, – добавил выродок и сплюнул прямо мне в лицо.

– Прошу… убей… меня… – С моих искусанных губ наконец-то сорвался едва различимый шепот.

– Нет, это слишком просто, – раздался голос предателя у меня в голове и как-то совсем незаметно превратился в голос… Шурале! – Я буду брать плату каждую ночь, пока вы гостите в моих владениях. Готовься умирать столько раз, сколько будешь засыпать.

Я распахнула глаза, кашляя и задыхаясь. В животе, казалось, все еще чувствовались отголоски боли и холода. Рядом плакали женщины и ругались мужчины. Посреди поляны плясал языками пламени большой костер, отгоняя ужас сонных мучений. Несколько солдат бродили между спящими товарищами и трясли их в стремлении разбудить, но те не просыпались. Каждый видел собственный кошмар, насланный Шурале в уплату за гостеприимство. Хозяин леса питался нашими страхами и болью, наслаждался и упивался ими.

Рука метнулась к потайному карману на груди и выудила пузырек с настойкой Мансура. Несколько капель на языке сулили скорое спокойствие, но пока что все тело дрожало, словно я спала не на теплой поляне, а на промерзшей от мороза земле.

Осталось две ночи. Если всадники доберутся до Меир-Каиля позже, я попросту сойду с ума. Как и все остальные.



Загрузка...