Демоны космоса

Глава двадцать третья

Чувства ушли. Не было волнения ожидания. Не метался адреналин в предчувствии боя. Я был хладнокровен. Меня ничего не могло пробить. Я понимал, что не должен так себя ощущать. Значит, я – это уже был не я. Настоящий я спрятался где-то в глубинах оккупированного сознания… А может, это все-таки был я. Но другой…

Впрочем, меня сейчас эти философские проблемы интересовали в последнюю очередь. Меня вообще мало что интересовало. Во мне билась одна мысль – всему свое время…

Пятая и девятая штурмовые эскадрильи давно покинули стартовый ангар и вдавливались в пространство обороны орбитальной крепости, разваливая поочередно оборонительные автоматические модули и блоки класса «башня» и «стена». Наши эсминцы прижали висящие в космосе фрегаты меркан. На модули оборонительного комплекса кораблям-пробойникам переть нельзя – слишком заметная цель.

По флангам шел вялотекущий бой. Все наши силы концентрировались на узком участке. Давя на него, надеемся прогнуть мерканскую оборону и проткнуть, И обязательно проткнем, если подразделения на «острие иглы» отработают по плану… А мы должны отработать.

Текли минуты за минутами – тягостно, нервно, в ожидании… И вот долгожданный сигнал – готовность к старту. Пришло наше время. Штурмовые эскадрильи поработали, нам предстоит развить их успех.

– Пять-один ушел – магнитный разгонщик выбросил в войну истребитель Таланы.

– Второй ушел…

Когда распахнулась бездна, у меня не было привычного ликования родства с пространством, сладостной радости свободного полета и открывающейся перспективы. Для подобных чувств просто не оставалось места.

У нас один-единственный шанс. Мы должны сейчас доломать планетарную оборону, пробить хотя бы узкий коридор, в который ринутся десантные боты… Впереди меня привычно искрился «объем боя» – вспыхивали и гасли точки. Наши истребители гибли. Гибли меркане. Наших гибло куда больше. Нападавший теряет всегда больше – такова безжалостная арифметика войны.

Я с радостью вошел в «объем боя», как будто нырнул в море, и теперь кидал мой родной истребитель-трудягу в безумные виражи, а тот, кто засел во мне, наперед знал, что сейчас на месте, где должен был быть я, изовьется плазменный шнур.

«Острие иглы». Подразделения, входящие в него и шедшие перед нами, уже потеряли восемьдесят процентов машин. Мне их жалко. Должно быть жалко… И будет. Сейчас же у меня холодное сердце, холодный ум. И задача.

Нам надлежит развить успех и давить дальше! Пока все шло по расчетному графику – минута в минуту. От транспортных кораблей отделились десантные боты… Вот только если мы сейчас не сломаем две орбитальные «башни» и уровень «стены», прикрывающие этот участок, десантникам ничего не светит. Оставленные без поддержки истребителей десантные боты живут считанные секунды. Ровно то время, которое надобно, чтобы обратить на них внимание.

Каждая следующая минута давалась тяжелее, и я чувствовал, что вскоре мы упремся в стену…

Ну, ребята мои, не подкачайте… Я сшиб один истребитель… Сделал «горку», «обруч». Повредил другой… Двумя выстрелами развалил два автономных защитных блока. Я никогда не работал так хорошо. И не «плел кружево» с таким совершенством…

Расчетный график нам обошелся дорого. Первое звено, начавшее продавливать оборону, перестало существовать в полном составе. От второго звена остался один истребитель. «Башни» лузгали наши машины, как семечки, а мерканские истребители доваливали оставшихся.

– Шарх, – в отчаянии прошептала та часть моего существа, которая была Сергом Кронбергшеном и которая еще умела переживать.

Опасения мои оправдывались. Наш напор слабел. Вскоре уже все понимали, что атака захлебывается. Меркане подтянут силы, и нам останется одно – уходить в супервакуум, потеряв не менее половины кораблей-пробойников и две трети малых машин…

Сколько же здесь врагов! Казалось, каждый кубический километр заполнен или мерканским истребителем, или орбитальным орудийным автономным блоком, или фрегатом, и все без устали выплевывают плазменные заряды, торпеды. Плотность огня была чудовищная!

Кто бы мог подумать, что данные нашей разведки устарели настолько! Меркане кинули огромные ресурсы на укрепление Дольмена. Теперь система обороняется, пожалуй, ненамного хуже, чем сама Меркана.

При такой плотности огня и концентрации средств противодействия шансов выполнить задуманное у нас не было…

Не было?

Эмоции опять рухнули куда-то в темную пустоту завоевавшего мое существо иного Я. Теперь я видел все еще четче. Холод ушел. Меня сжигал внутренний жар. И я ощутил, как во мне вскипают скрытые силы. Я теперь без особого труда опережал время. И рисунок «объема боя» стал невероятно ясен и понятен. Для меня в нем не было недоговоренностей и загадок. Я знал, что следующий за мной «Морской ястреб» сейчас разлетится на части. И ничего не изменить… Так и произошло… Я знал, как развалить «Ящер», идущий по сложной противоторпедной траектории, при которой попасть в него почти невозможно. Но я попал… Еще один меркан стал жертвой моих орудий… Который за бой? Четвертый!

Но не последний… Я влет сшиб еще «короеда» – экономно, понимая, насколько важно беречь энергобоезапас…

Задача номер один, – прозвучал во мне жестяной незнакомый голос, – снести блок типа «большая крепостная башня». Это был базовый блок, основа системы обороны, прикрывающей сектор… Если мы уничтожим его, то появится шанс пробить брешь…

Я послал условный сигнал своему звену – точнее, тем, кто остался в живых. Теперь те, кто мог, прилепятся ко мне и пойдут тысячу раз отработанным строем за мной, туда, куда поведу их я, ведущий лейтенант Кронбергшен…

Ну, ребята, не подкачайте… Я бросил машину вперед на максимальном ускорении. И уродливая, с наростами, штырями, выступами, угловатая туша «большой крепостной башни» быстро увеличивалась в размерах. Стремясь к ней, я «плел замысловатое кружево», и пилоты моего звена, понимавшие меня без слов и знаков, следовали за мной…

Мы пользовались той же тактикой, как в том бою, когда развалили мерканский фрегат. Звено идет относительно ровным клином. Машины посылают в цель торпеды и уходят. Те, кто идет следом, тоже посылают торпеды. Все просто. Надо только прорваться через сплошной заградительный огонь, отмахнуться от роящихся осами истребителей. Меркане считают, что мы не сможем это сделать. А мы однажды смогли. Сможем и сейчас…

Мою машину ударило в правую «скулу». Еще один удар пришелся куда-то в хвостовую часть… Не страшно – скользящие плазмоудары. Главное, жив… Пуск – моя торпеда ушла, вмяла силовое поле «крепостной башни»… Еще одна… Ко мне потянулись плазменные залпы, но я на дикой перегрузке, крутой «горкой» увел машину.

Следовавшие за мной истребители моего звена отработали на «отлично». Меркане развалили только двоих. Остальные послали торпеды, и те тоже нашли цель…

Мой «Морской ястреб» тряхнуло так, как будто мобиль на двухстах километрах в час налетел на преграду. Это передо мной взорвалась вражеская торпеда… Вот сейчас мне досталось прилично… Ничего, пока жив…

Я видел, как несколько машин из других эскадрилий пытаются прорваться к нам и закрепить наш успех, но у них ничего не выходило. Да и у нас ничего не вышло. «Большая крепостная башня», хотя и сильно поврежденная, все еще функционировала и замыкала на себя контур обороны сектора… А оставшихся «Морских ястребов» моего звена противник отсек и не давал возможности выйти на линию второй торпедной атаки. Тот шанс, который у нас был и который я попытался использовать, похоже, исчерпан…

– Уходим, – крикнула Талана. – Мы не сможем.

Не сможем? Они не смогут, Они вышли из поля, где можно мечтать развалить «большую крепостную башню». В этом поле осталась одна единственная машина. Такова моя судьба – оставаться в одиночестве…

«Большая крепостная башня» была сильно повреждена, но сейчас восстановится ее защитное поле, Для нее повреждения не фатальные. Ей нужны какие-то минуты на восстановление. И тогда она развалит десантные боты, уже подходящие к точке сброса, Десантники еще живы только благодаря нашим торпедам.

А что со мной? Двигатели – восемьдесят процентов ресурсов. Боезапас почти израсходован. Но осталось две торпеды… Что можно сделать двумя торпедами против «крепостной башни»?

Тут на меня опять снизошло озарение, к которым я уже начал привыкать. Я видел, что возможность такая имеется. Ослабленное силовое поле «башни» мерцало неравномерно. А один участок вообще был открыт для воздействия. И если удачно пустить торпеду… Нужно сработать фантастически точно. Один шанс из ста. Но шанс этот существует!

Так бывает не часто, но бывает. Вдруг обычному человеку случай дает право изменить ход истории. Решить судьбу миллиардов людей… Сейчас лейтенант Кронбергшен решал судьбу столетней войны. Я был один, Никто во Вселенной не мог мне помочь ничем. Все зависело от меня. И больше ни от кого. Мысль была ясная и какая-то космически бездонная… Но я задвинул ее подальше. До лучших времен. Сейчас надо отработать, отработать так, как не я работал никогда…

– Второй! – послышался в шлеме испуганный голос Таланы, которая увидела, что мой истребитель начинает вновь «плести кружево».

– Уходите, – произнес я спокойно.

– Я вытащу тебя!

– Забудь!

Меркапские истребители бросились на меня все, как птицы, защищающие гнездо. Они по всем правилам войны должны были разорвать меня в клочья. Не смогли…

Лед вокруг меня лопнул. Равнодушие покрылось трещинами и слетело. И мной овладело ликование. Пьянящая радость…

Я все-таки вышел на линию торпедной атаки! И вогнал, как на учениях, оставшиеся торпеды в «башню» Торпеды попали в главный оружейный отсек «большой крепостной башни». Энергетические накопители стали разваливаться. Выплеснулось пламя, начавшее жадно поедать «башню»… Напоследок это сраженное чудовище умудрилось выстрелить в десантный бот, тот клюнул носом, сбился с курса и полого вошел в атмосферу…

А потом «башня» стала разваливаться… И проход открылся. В него двинули десантные корабли, планетные штурмовики, сопровождаемые «Альбатросами»…

Я был прилично поврежден. Зеркальная броня «Морского ястреба» обуглилась и почернела. Но я выбрался в относительно спокойную часть «объема».

Окинул взором поле битвы. Три точки – бывшая наша эскадрилья… Сильно поврежденный истребитель Таланы – все что осталось от моего звена.

Талана жива! Пока жива!

Еще два десантных бота вспыхнуло. Но больше десятка вышло к точке. Они рассыпались пылающим дождем – это отделялись планеры, каждый из них уносил по десантнику – тысячи целей, плюс обманки для средств воздушной обороны… Многие планеры гибли, по большинство прорывалось к поверхности. Вместе с ними шли планетные штурмовики, доныривая до поверхности и сметая наземные мерканские укрепления. Штурмовики горели, как свечи, но дело свое делали.

Десантники потеряли не меньше трети личного состава на высадке. Ничего, у них бывало и хуже…

Впрочем, любоваться на это зрелище я не имел возможности Меня взяли в клещи три «ящера». Они летели ко мне на крыльях ярости. Они знали, что я довалил «большую крепостную башню», и стремились посчитаться.

Меркане имели возможность без особых усилий достать меня и уже торжествовали победу. А я не мог позволить им этого. Выполнена только первая часть задачи. Какая будет вторая? Не знаю. Но она будет. В этом я не сомневался…

Перегрузка едва не раскатала меня в блин, когда я заложил узкую «спираль». Я вышел из сектора обстрела ближайшего истребителя. Получил скользящий удар от второго, но вышел и из его сектора. Третий сближался со мной, но в кабине сидел далеко не ас. Я сшиб его.

Меркане все еще не собирались меня отпускать. И, уходя от них, я устремился вслед за десантниками, войдя в атмосферу под крутым углом на скорости несколько десятков километров в секунду. Это примерно как нырнуть вниз головой на раскаленную сковородку с высоты сотни метров.

Удар был страшный.

Что-то хрустнуло, треснуло – то ли в моей машине, то ли в моем теле, что имело для меня сейчас равную ценность. Я думал, что истребитель не выдержит и распадется. Силовая защита не давала трению развалить машину, а температуре сплавить ее в безобразную массу. Гравинейтрализаторы работали на пределе… Один из них вырубился, и я мигом потяжелел на пару сотен килограммов…

Я не мог позволить себе терять сознание. И не имел права расслабляться Наземные оборонительные комплексы с удовольствием расщелкают заблудившийся истребитель…

Резко увел машину вправо, и тут же на этом месте возник плазменный разрыв…

Это был мой узор. Сейчас у меня на хвосте не было истребителей моего звена. Я отвечал только сам за себя, и в этом было освобождение Я гасил скорость, но она была еще слишком велика. Один раз я потерял сознание – но лишь на долю секунды. Больше позволить себе не мог. Гравинейт-рализатор заработал вновь, и я смог перевести дыхание.

Истребитель пробил тонкий, разрывистый облачный слой и падал вниз. Я умудрился выйти точно на цель.

Обширная, покрытая зеленым лесом холмистая местность была расчерчена тремя прямыми, как шпаги, магистралями магнитоплапов. На горизонте серебрилось море. А прямо по курсу была проплешина – бетонное серое плаю в несколько десятков квадратных километров – главный комплекс «Комикона».

На плато были разбросаны приземистые разноцветные здания – невысокие, отличающиеся казенной архитектурой и лишенные обычного мерканского изящества. Там же расположились сетка дальней космической связи, спирали энергетических концентраторов, штыри плазменных орудий, расчерченная на квадратики посадочная площадка для малых орбитальных челноков и атмосферных машин. В центре возвышалось загадочное и потрясающее воображение сооружение высотой не меньше полутора километров. Оно походило на розу. Этот ярко-алый «цветок» распустился на синем металлическом стебле, притом лепестки напоминали накопительные контуры кваркового реактора, но лишь отдаленно. Это и был объект «Саармаш» – так его прозвали меркане, так он проходил в разведсообщениях. «Саармаш» – это сказочная пещера сокровищ двенадцати ведьм, по одному из мифов лидийцев – народа, который поглотила мерканская цивилизация.

Плато было залито пламенем, воздух с шипением рассекали плазменные разряды и лазерные лучи, с грохотом вспухали разрывы, расползались облака суперактивных аэрозолей, разъедающих металл и бронекостюмы. Пикирующие серебряными стрелами планетарные штурмовики сравнивали оборонительные сооружения и вплавляли их в платобетон. Десантники, приземляясь на планерах, тут же вступали в бой.

Я заложил крутой вираж, и мой истребитель вскользь задело залпом наземной батареи. Впрочем, эта самая батарея сразу была уничтожена похожим на старинный реактивный самолет нашим планетным штурмовиком. И тут же штурмовик сшибли. Смерть пела свою песню во весь голос!

А десантники все высаживались, зарывались в щели и норы, делали дыры в пластобетоне и проникали в подземные коммуникации и шахты. Они стремились в исследовательские корпуса «Комикона».

Мой истребитель почти погасил скорость перед приземлением и тут же получил еще один удар – который уже по счету. На миг я потерял над «Морским ястребом» власть, и, клюнув носом, с высоты пары десятков метров, он рухнул вниз… Выровнял я его перед соприкосновением с землей. Он, рассыпая во все стороны искры, проскрежетал брюхом о корежащийся под его весом и плавящийся от его температуры пластобетон. И замер, дымясь…

Я перевел дыхание… Поглядел на показатели. Энергобоезапас практически исчерпан. Ходовая часть повреждена. Но ресурс хода – пятьдесят процентов. Маневренность – сорок процентов. Лучше, чем я ожидал. Если сейчас взмою вверх, вполне могу добраться до «Бриза».

До «Бриза»? Нет. Туда мне путь заказан, у меня своя задача.

Я отдал приказ, и колпак кабины распался, чтобы выпустить меня. Кресло освободило меня. Кинул приказ компу. Мне на колени лег контейнер с неприкосновенным запасом на случай высадки на территорию противника – здесь была масса полезных предметов, в том числе плазморазрядник с четырьмя энергетическими кассетами…

Вроде готов.

Я отдал приказ на капсулирование машины, разомкнул контактшлем. Спрыгнул на горячий пластобетон. Пузырь кабины закрылся, и теперь его можно только разрезать, а это нелегко. Открыть его смогу исключительно я один…

– Вперед, – будто подбадривая себя, громко произнес я, На миг все человеческое во мне встрепенулось. Мне захотелось с «плоскости» вверх, пускай в бой, но там все знакомо до мельчайшей детали, там я могу все. Пусть погибну, но в пространстве, а не заплавленный в эту бетонную поверхность. Мне стало так тоскливо, что захотелось взвыть в голос…

Но тут же все будто волной смыло. Непослушные эмоции в который раз просто выключили, и я снова был холоден и готов к действию.

Я взвесил в руке плазморазрядник – не меньше четырех килограммов. И я не мог похвастаться, что хорошо владел им. Ничего… Подсумок с четыремя кассетами прикрепил на пояс. Боезапаса хватит на небольшую войну. Вперед, лейтенант… *** На Дольмене была весна. Ласковый ветер, который создан для того, чтобы уютно шевелить кроны деревьев, сейчас гонял клубы дыма… Я приподнял забрало шлема, и в нос ударили запахи леса, расположенного в сотне метров за моей спиной, смешанные с запахами гари.

Я бегом устремился вперед. Взгляд остановился на раздавленном, будто наступили многотонным башмаком, тяжелом мерканском пехотинце, похожем на старинного рыцаря – в сияющей отражающей броне, с покореженным ракетным ранцем за спиной и кассетами реактивных установок. Операторский шлем слетел, открыв изуродованное лицо. Это было лицо клона. Я не видел никогда их живьем, но по изображениям знал, как они выглядят. Я думал, на лице будет равнодушие… А был страх. И боль…

Как говорил капитан равванских наемников Боль-ген, когда в первый раз мы столкнулись лбами (слова эти я запомнил дословно): «Настоящая война – на „плоскости“. Когда хребет врага хрустит в твоих пальцах. Когда заливаешься его кровью. Когда рвешь его на части».

Что ж. Скорее всего, он был прав. По-настоящему бог войны веселился именно на «плоскости». Именно здесь в ратных забавах есть место и настоящему отчаянию, и удали, и страху, и панике, и воодушевлению…

В космосе по-другому. Гаснут точки. Жмет перегрузка. Дикая боль от настигнувшей тебя квазиживой боевой плазмы. Смерть приходит через технику, в пустоте. Здесь же – кровь, искаженные лица…

Меня кольнуло предчувствие опасности, и я, не долго думая, прыгнул вперед, ударился коленом о вспучившийся белесыми волдырями пластобетон. На месте, где я только что стоял, пластобетон разлетелся брызгами, плазменный шар вращался и врастал в него, оплавляя, обугливая. Меня обдало волной жара.

Без «объема боя», нарисованного компом контактного шлема, я ощущал себя, как на светском рауте без одежды… Я привык перед глазами иметь схему с расстановкой сил. Тут были только глаза, уши… И шестое чувство, работающее сейчас не хуже слуха и зрения.

Я кинулся дальше… Около места моей высадки активных боевых действий не велось, здесь уже прокатились десантники, и часть из них так и осталась лежать. Пластобетон и сооружения были покрыты язвами – следы активного аэрозольного облака, растворяющего предметы получше любой кислоты. Для бронемашин оно неопасно, но может разъесть скаф и комбез, а открытые участки кожи выжигает не хуже плазменного разряда… Тяжелая бронемашина на воздушной подушке лежала на боку, разрезанная пополам, скорее всего, ударом орудий штурмовика. От нее тянуло отвратительным запахом войны – это запах горелой пластмассы, металла и жженого мяса.

Мне некогда оглядываться. Мне надо вперед. Туда, где кипит бой и где десантники пытаются прорваться в «Саармаш», то самое хранилище зловещих тайн «Комикона».

Шарх, что тут творится!

После космических расстояний весь мир сузился до пятачка, И на этом пятачке была безумная концентрация ярости, боли и смерти!

Я рано расслабился. Среди обугленных развалин, вмятин, траншей еще оставались враги. Плазменный шнур задел мой рукав, но не дошел до мяса, потому что я успел упасть и закатиться в яму. Уже падая, в развороте я пальнул в мерканского легкого пехотинца. Он стрелял из-за покореженной металлической платформы, являвшейся недавно частью мощного подъемного механизма. Он мечтал отнять мою жизнь. И открылся. Мой ответный выстрел разворотил ему грудь. И съел треть энергозапаса кассеты…

Я перевел дыхание. И с хрустальной ясностью во мне отозвалась мысль – если я буду продолжать в том же духе, то не выживу и не выполню задание… А следом опять что-то включилось во мне. И я перестал воспринимать грохот, разрывы, огонь, леденящие кровь визги и стремительные движения тел и механизмов вокруг как хаос. Пришло четкое осознание сути и смысла творящегося вокруг…

Знакомое ощущение. Все стало как-то вязко. И время заструилось теперь по-иному, не мерно, как река, а урывками, готовое растянуться в нужный момент резиной или, наоборот, сорваться вперед, как истребитель на старте.

Быстрее. Я должен двигаться еще быстрее…

За моей спиной в паре километров возвышались эвакуационные модули, похожие на плоских рыб, принимающих цвет окружающей среды. Им предстояло унести в космос десант – точнее, то, что от него останется… Но об этом мне не стоит думать…

Меркан почти выбили с поверхности. Везде валялись сожженные, обугленные тела. Сотни тел… Кто-то дико кричал и звал на помощь, проклинал все. Раненый десантник у моих ног о чем-то умолял. Я со скоростью метеора пролетел мимо. Мне не до тебя Шарх все это возьми! Мне надо вперед…

Я иду вперед! У меня есть цель!

Передо мной бежали двое десантников, умело используя укрытия. Но это им не помогло. Одного срезали выстрелом с желтого хрустального корпуса в двух километрах от нас. Другой напоролся на стайку «пчел» – микроскопических иголок – автоматов-убийц. Нейтрализующий аэрозоль в автоматическом распылителе у десантника закончился, и две «пчелы» впились в него, разворотив грудь.

Дальше! Меня это не касается!

Потом я увидел, как из-под земли, подобно самому шарху, вырос тяжелый мерканский пехотинец, похожий на того, раздавленного. Только этот был целый, во всей красе. Эдакий наземный истребитель. На броне отражаются лучи яркого солнца, светящего в голубом небе, и красные отблески горящего здания справа. Массивный сферический шлем с черным в золотых проблесках выступающим забралом полностью скрывает лицо. Смесь электронных мозгов и человека. Когда он устремлен на свою жертву, то не оставляет ей ни единого шанса. Сейчас его жертвой должен был стать я Тяжелый пехотинец всегда успевает стрелять раньше… Он уже целится в меня, а мне еще надо повернуть к нему ствол разрядника. Ему нужно одно нажатие на пластину. Мне нужно совершить слишком много действий. У него все преимущества…

Никто бы не успел в такой ситуации… А я хочу успеть, хотя логика подсказывает, что это невозможно. Но мне очень хочется. Хотя руки неожиданно тяжелеют, воздух становится жидким. И движение требует все больших усилий.

Я с трудом поднял весивший сейчас, наверное, сотню килограммов разрядник. С трудом, удивляясь, что за такое время еще жив, вдавил пластину. Со свистом разряд прорезал воздух и воткнулся в шею пехотинцу, как раз в место стыковки шлема и бронекостюма. Голова отлетела, будто снесенная отточенным топором. А пехотинец, покачиваясь, продолжал стоять…

Только сейчас я осознал, что все время, пока я целился и стрелял, тяжелый мерканский пехотинец стоял, замерев, будто специально позволяя убить себя… Хотя, конечно, он не замирал. И ничто бы не помешало ему расстрелять меня Но время изменило свой ход. И он застыл в этом новом ходе времени Я опередил клона-киборга!

Воздуха не хватало. Слишком много мое движение сожрало сил Но не до того, чтобы переводить дыхание.

Я кинулся вперед. Замаскированный автоматический плазморазрядник едва не разнес меня в клочки, но я опять знал, куда он ударит, и ушел из сектора огня, а потом развалил его…

Десантники бились за главные корпуса комплекса, где располагались вычислительный центр и исследовательские лаборатории. Корпуса были семи цветов радуги, соединены ажурными, наполовину разрушенными арками и образовывали круг радиусом километра два. Наши доблестные наземные вояки пытались прорваться в находящуюся в центре этого ансамбля колонну гигантской алой «розы». «Саармаш», мы вытряхнем тебя!

Я прикинул, что десантники проникли на первые этажи синего, зеленого и красного корпусов, а остальные взяли под полный контроль, смели огневые точки, штурмовики сровняли на крышах все, что шевелилось и работало. Наружные электронные системы тоже были вышиблены парой электромагнитных бомб. Работа шла…

Я добежал до зеленого корпуса. Под подошвами хрустели осколки суперполимерных покрытий, стекла и пластика. Я перескакивал с одного обломка еще недавно казавшихся несокрушимыми сталепластовых и керамитовых конструкций на другой, наконец перебрался через разрушенную арку и оказался на «площади».

На ней догорало штук пятнадцать чудовищных мерканских тяжелых танков и бронемашин. И все было усеяно телами. Четыре защитные башенки – укрепленные огневые рубежи меркан – были сожжены. Десантники кое-как закрепились на огневых рубежах и давили одну за другой одиночные огневые точки противника. Но дело продвигалось медленно. «Саармаш» охранялся крепко…

Я с тоской посмотрел на сотни метров открытого пространства – просвечиваемого, просматриваемого, а значит, простреливаемого и прожигаемого. Мне надо вперед. И узор, который надлежало «плести», был не менее сложен, чем тот, который я «плел» еще недавно в пространстве, проходя меж мерканских истребителей и разрывов больших орудий пробойников.

Я глубоко вздохнул. Задержал на несколько секунд воздух в легких… И ринулся вперед. Моя ближайшая цель – укрепления десантников в паре сотен метров впереди…

Рядом вспыхнуло. Прогрохотал взрыв… Дальше… Иголки прошили пространство сбоку от меня. По мне били из кассетника самонаводящимися «пчелами». Пробили в одном месте скаф, от близкого разрыва меня тряхнуло. Аэрозольный распылитель выключил большинство из «пчел», они завязли не долетая…

Быстрее. Еще быстрее…

Я прыгнул вперед и приземлился в пропаханную разбившимся атмосферным истребителем меркан траншею.

– Пилот! – изумленно воскликнул капитан-десантник в тяжелом обмундировании, смотревшийся не хуже тяжелого мерканского пехотинца. Он был начинен электроникой, огневая мощь его внушала уважение. Но это ничего не меняло. Десантников вдавили огнем в траншеи и не давали высунуть носа. Так что капитан с его солдатами застрял здесь надолго.

– Какого гпарха?

– Меня сбили, – я перевел дыхание и огляделся.

В траншее прятались полтора десятка десантников. Один из них громко выл в голос от боли, глаза его закатились так, что были видны одни бельма. Если его не уложить в ближайшие несколько минут в реанимационный контейнер – он умрет.

Рядом шарахнуло так, что молотом ударило по ушам. Звукофильтры шлема погасили часть шума, но все равно хорошего мало… Полетели в стороны осколки искореженного атмосферного истребителя, служившего нам защитой. Воздух сразу потеплел градусов на пятьдесят. Еще пара ударов – и нашего укрытия не будет…

– Двигай к эвакуационным модулям! – капитан махнул рукой в ту сторону, откуда я только что прибыл. – Тебя зажарят тут в минугу!

– Не зажарят, – я покрепче сжал разрядник.

– Штурмовики недоработали, – вздохнул он. – Вон, защитная башня меркан…

Он махнул рукой в сторону щерящейся огнем защитной башенки – единственной не выведенной из строя. Ее огня хватало, чтобы задержать на некоторое время штурм.

– Запрос им нельзя на доработку? – осведомился я.

– Нет… Нет больше штурмовиков! – воскликнул капитан. – Не осталось. Ушли… Мы одни… И должны вырываться. И так задержались на пятнадцать минут… А основная цель – вон, – он указал на «Саармаш». – Хрен достанешь!

Опять рядом ухнуло, и почва содрогнулась, над окопом просвистели осколки…

Оборонительная башенка продолжала изрыгать плазмозаряды и полчища «пчел».

– Шарх, – взвыл капитан, видя, как группу десантников накрыло выстрелом тяжелого плазменного орудия, и заорал в браслет связи: – Третий, где огневая поддержка? Точка не зачищена! Не можем прорваться!

По дороге я видел три десантных орудия, которые могли бы добить защитную башенку. Но их добили раньше – они были расщеплены на куски вместе с боевым расчетом и группами поддержки…

– Можно зайти с того края, – я прочертил пальцем по комппланшету, на котором отображалась картина боя. – И обычными объемными гранатами развалить и башню, и меркан.

Действительно, если подобраться поближе к башенке, то окажешься вне досягаемости главной их убойной силы – плазменных орудий.

– Не прорвешься…

Тут он прав. Чтобы прорваться, нужно перехитрить автоматику, заморочить голову клонам, сидящим у орудий…

– Равване? – кивнул я на группу десантников, прятавшуюся за искореженной броневой гравиплатформой. – Сильно прижало.

– Ну да. С места не сдвинешься. Хоронятся. Ха, крутые воины, – капитан усмехнулся. – Прижаты точно, как мы…

– Пора, – сказал я.

С собой ничего брать не стал. Только гранаты-шарики. И тяжелый десантный разрядник – отличная машинка, только весит многовато – килограммов десять, но в этот момент я спокойно держал его одной рукой…

– Пилот, – ошарашенно посмотрел на меня капитан. – Ты далеко?

– Да есть вариант… Я поднялся…

– Идиот, – простонал капитан. – Назад!

Я секунду простоял, открытый для врага и как бы заговоренный. Потом рывком ушел в сторону. На месте, где я только что был, полыхнуло – мерканский кибер боевой башни едва не ссадил меня, но я оказался быстрее. Я достиг, чего хотел. Уловил импульс автомата, который посылал в меня заряд, и между ним и мной протянулась ниточка, по которой я сумел проникнуть в цепи и скользнуть в компьютерную информсферу. И мог, не слишком хорошо, но достаточно для выполнения своей задачи, воздействовать на нее… Автоматика на время нейтрализована. Оставались живые – клоны, сидящие у орудий. Но клон в стрельбе по мишеням далеко уступает человеку.

Я пустился вперед. Двигался очень медленно, через вязкую преграду… Точнее, мне казалось, что я двигаюсь медленно, на самом деле я летел стрелой.

И я обыгрывал врага. Они никак не могли накрыть меня. Я болидом прочертил опасную зону. И скрылся за оплавленными, еще горячими обломками среднего танка с гравитационным движком…

– Будем жить, – прошептал я. Дальше меня не пропустят, Плотность огня чересчур велика даже для НЕЧЕЛОВЕКА с фантастическими возможностями, чем, кажется, был я сейчас.

Вдыхая горячий воздух, я зажмурился, пытаясь воздействовать на информационные потоки…, И нащупал нужную струну. И тронул за нее, ее звук отозвался дрожью в теле… Ощутил ликование от осознания того, что у меня опять получается. Да, сегодня у меня получалось все!

А если замкнуть автономную систему энергообеспечения башни, устремить весь поток на плазмооружие… Так, перегрев… Сделано…

В башенке, располагавшейся теперь не более чем в пятидесяти метрах от меня, ухнуло. Я выглянул и увидел, как от бронеобшивки отвалилось два куска, как будто сорванные лоскуты кожи, обнажая неприглядные внутренности – провода, пластоусилители, трубы плазмоорудий.

Теперь автоматика башенки вообще вырублена, одно из орудий разорвано. И с противником будем биться ствол на ствол…

Я устремился вперед. В пролом… Откуда-то справа от башенки, будто из-под земли возникла массивная, показавшаяся мне демоном войны фигура воина-клона в зеркальных латах. Я срезал ее выстрелом… Ощутил присутствие еще двух целей – два выстрела… Выщелкнул опустевшую кассету и воткнул новую…

Десантники поняли, что сторожевая башенка выведена из строя. Им ничего не надо было долго объяснять. Они выскочили из-за укрытия и рванули вперед, прикрывая один другого, выбивая появляющиеся на «доске» фигуры меркан.

А я уже был перед проломом в массивных металлических дверях, открывавших вход в «Саармаш» – самый засекреченный объект меркан На миг я прижмурился. Послал мощнейший импульс по тонким нервам сторожевой автоматизированной системы. Это был как всполох огня, невидимого глазу, но выжигающего, путающего компьютерные сети… Все, проход свободен…

Я кинулся вперед, прыгнул в проем и в полете выстрелил три раза…

Пластокерамический материал пола рядом со мной вспенился, брызнул, капли попали на скаф и тут же затвердели. Но две фигуры мерканских клонов отлетели, как от удара в грудь, будто игрушечные, потом опали. Одному разворотило грудь. Другому повезло больше – он лишь потерял сознание, заработав удар в плечо такой силы, что снесло бронепластины и обуглило ткани. Энергии я не жалел…

– Добро пожаловать, – подбодрил я себя шепотом.

И поднялся на ноги, напряженно прислушиваясь…