День револьвера

Глава 4

Выйдя на улицу, я прежде всего посмотрел на свою тень. Как ни странно, мой черный друг был на месте и даже не пытался намекнуть, что его хозяин – существо с копытами, скорпионьим хвостом и ростом добрых три ярда до кончиков рогов. Если поверить этой тени, я пока не был ни вампиром, ни демоном. Но в таком случае… орк меня проглотит без соли, чего же так испугался коротышка?

Судя по тени, время было чуть за десять – подходяще, чтобы вернуться в салун Мака, залить в себя чего-нибудь прохладительного, а может, и перекусить. В конце-то концов… последние две недели мое питание сложно было назвать сытным и регулярным, так что слегка отожраться могу себе позволить.

Я даже развернулся в сторону салуна, но почему-то ноги решили пронести меня мимо, а занятая тяжким процессом думанья голова не обратила на это внимание.

Занятно… Нарви, конечно, выглядит чертовски нетипичным гномом, но все же он гном, и для того, чтобы паренёк вроде меня сумел засечь его страх, это должен быть действительно СТРАХ, пробирающий коротышку от макушки до пяток. Не думаю, чтобы глава отделения «Компании» настолько боится всех, кто выше ростом. Или дело в вопросах, которые я задавал? Пропавшие гномы… с ними дело явно нечисто… впрочем, это и так даже самому тупому гоблину понятно. Загадочное исчезновение сразу нескольких сотен гномов – с охраной! – это перебор даже для Пограничья. Может быть, Нарви как-то замешан в этом? Запросто… но даже будь щеголь-коротышка замазан по уши, это не объясняет, с чего б ему трястись перед юнцом, которого прежде он никогда не видел.

Или все куда проще? К примеру, мистер Эйхайм болеет лихорадкой, вот его и трясло почем зря. И речи его, к слову, на горячечный бред очень похожи – ну слыханное ли дело, чтобы гном так вот плакался случайному человеку на свое коротышечье начальство?!

Я попытался восстановить в памяти лицо Нарви. Толку вышло немного – хина хиной, но даже будь коротышка желтее десяти китайцев, в гнилушечном освещении он все равно выглядел бледней вампира. Вот под солнце бы его вытащить…

На этом пункте мои вялые размышления закончились вместе с улицей – я дошел до ворот.

Точнее – до места, где они были еще вчера. Сейчас же на массивных петлях сиротливо болтались остатки рамы. Перекрытая же парой досок дыра в земле наглядно поясняла, почему ворота казались – да и были – настолько хлипкими: любого прорвавшегося сквозь них гостеприимно ждала яма-ловушка солидной глубины. Верно, мне ведь еще вчера почудилось, что земля у них тут необычно гулкая. Хитро придумано, ничего не скажешь.

Я оглянулся назад и решил, что у тех, кто пройдет яму по спинам и головам заполнивших её неудачников, поводов для радости тоже будет не много. Фасады домов выстроились почти вплотную друг к другу, а узкие проулки в случае чего наверняка перекрываются в два счета. Да, пожалуй, название у городка подходящее – по крайней мере, с точки зрения всяких орков, Погребальнец должен был выглядеть местом, куда сравнительно легко войти, но потом очень сложно выбраться… живыми.

– Хочешь покинуть город?

Только сейчас я, наконец, заметил часового, до этого момента почти неразличимого в густо-черной, как душа ростовщика, тени. Маленького роста, худой, со впалыми щеками, он был похож на мумию вчерашнего здоровяка-южанина. Очень усохший вариант человека.

– Нет.

– Т’гда хр’нгли т’рчишь перед вор’тами?

Он произнес это быстро, вдобавок проглатывая часть гласных.

– Я просто прогуливаюсь.

Часовой перегнулся через парапет. Нас разделяли ярда три, не больше, и теперь я мог разглядеть его лицо. Занятно… сдвинутый к затылку котелок выглядел изрядно выгоревшим на солнце, а вот его хозяин щеголял бледно-зеленоватым оттенком кожи, тут и там нарушаемым алыми пятнами.

– Вали пр’чь, живо.

Я посмотрел направо, затем налево, но ничего похожего на лестницу так и не увидел. Похоже, это было еще одной здешней хитростью – даже прорвавшись за стену, осаждавший не решал своих проблем. Сейчас же и для меня этот факт значил, что подняться наверх и объяснить часовому некоторые правила общения будет непросто.

– Ну!

Его винтовка по-прежнему тускло поблескивала в тени под башней, но вот правый карман песочно-желтого кургузого сюртука вдруг словно бы сам по себе начал оттопыриваться.

Ход был за мной и особых вариантов я не видел. Пиф-паф, и победителю придется иметь дело с шерифом, а мистер Шарго навряд ли пребывает в хорошем расположении духа.

– Спокойно, спокойно. – На всякий случай я поднял руки, демонстрируя пустые ладони. – Уже ухожу.

В ответ мне продемонстрировали кривую ухмылку – зрелище, из которого следовало, что зубы мистера «щас укусит» явно нуждались в подравнивании. Я бы охотно провел эту операцию при помощи, скажем, рукоятки «Громового Кота», но, увы…

– Один вопрос напоследок, мистер? Гоблин тут не пробегал?

– Твой р’дственнич’к, штоль?

– Нет, мои три доллара.

Часовой задумался, ненадолго – видно было, что это занятие ему чуждо и неприятно, – а затем вернул нашу беседу в накатанную колею.

– Вали пр’чь.

– Спасибо.

Возвращаясь к салуну, я подумал, что в какой-то мере ответ все-таки получил. Если типус у ворот даже на людей лает не хуже цепной собаки, Толстяка он, скорее всего, просто бы пристрелил на месте. Конечно, факт, что гобл не проходил через ворота, вовсе не означал, будто Толстяк по-прежнему находился в городе, но… скажем так, шансы на это повышались.

– Это был Прыщавый Зомби, – сказал Хавчик.

– Ы? – удивленно прочавкал я. – Вроде ж от него не воняло.

– Потому что ублюдок еще жив. Местами.

– Ы?

– Мозги у него, по всему видать, давно разложились и сгнили за ненадобностью, – пояснил свою мысль гном. – В итоге получился законченный психопат и шулер. Если тебе случится оказаться с ним за одним столом, учти: в левом рукаве ублюдка механизм, подающий в ладонь карты или дерринджер. – Мак вздохнул: – Гному, который сделал для него эту штуку, Прыщавый не заплатил ни цента и вдобавок избил до полусмерти.

– Печальная история, – пробормотал я, благоразумно не став озвучивать дальнейшие свои мысли: что мастер, выполнивший подобную работу для столь явного мерзавца, на мой взгляд, вполне заслуживал хорошей взбучки. Ну а что получил он её от самого заказчика, свидетельствует – иной раз даже небесная справедливость не дремлет. И с чувством юмора у неё тоже все в порядке.

– Странно, что его до сих пор не убили.

Хавчик пожал плечами.

– Мозгов у него нет, но чутье на неприятности осталось.

– Хм…

От меня, выходит, Прыщавый неприятности не почуял. Что ж, в этот раз он, может, и был прав, но если судьба вновь сведет нас в темном переулке…

– Вдобавок, он один из любимых псов нашего шерифа. Кстати, как тебе суп?

– О, ошень-ошень вкусно, – булькнул я, заглатывая очередную ложку.

Гном как-то странно покосился на меня… так, что я едва не сплюнул обратно в тарелку все, что было во рту – но ведь суп действительно был вкуснейший.

– Рад, что тебе нравится.

– Угу. И, Мак, я хотел спросить, не видел…

– Эй-парень, куда ты провалился?! Я тебя с утра по всему городу ищу!

Когда тебе во время ленча прямо в ухо начинает орать клыкастая зеленошкурая сволочь – это неприятно. Если же чертов гоблин сопровождает вышеуказанный рев «дружеским» ударом по хребту – это неприятно вдвойне, нет, впятерне!

– Кха-тьфу-кха… Толстяк!

– О, ты не забыл мое имя! – восхитился гобл. – Просто удивительно долгая память для человека.

Он заглянул в мою почти опустевшую тарелку, пошевелил ноздрями, фыркнул и радостно заорал: «Хавчик! Мне тоже мышиного супа!»

– Мышиного супа?!

– А ты что, – изумился гоблин, – заказывал, не глядя в меню?

Мотнув головой, я уставился на стол, ясно чувствуя, как желудок решает – вывернуться ли ему наизнанку прямо сейчас или подождать еще немного. Судя по подступающему к горлу комку, пока на выборах лидировал первый вариант.

– Мак!!! Мак Хавчик!!!

– Я занят, – донеслось из-за двери на кухню, – имейте смирение.

– Что-о-о? Да я сейчас тебя…

– Не стоит. – Гобл плюхнулся на соседний табурет. – Видал я его кухню… на четвереньки встанешь и все равно будешь макушкой полки считать. Дождись, – Толстяк перешел на заговорщицкий шепот, – пока он выйдет и вынесет мой заказ, а потом сразу бей столом по лбу. Только не нашим столом, соседним.

Я покосился на соседний стол. Выглядел он ничуть не менее массивно, чем наш, да и все прочие столы в салуне – цельновырубленные из секвойи э-э… чурбан с выемками для ног. Причем из секвойи, посаженной лично Ноем на следующий день после окончания потопа. Возможно, поднатужившись, я и сумел бы его приподнять… дюйма на полтора… с одного края. То ли дело табурет…

– Даже не думай, – гоблин, похоже, перехватил мой взгляд, – этим ты ему и шишки толковой не оставишь.

– А тобой?

– Моя сильная, – гобл схватил мою тарелку, одним движением вылил в пасть остатки супа, громко рыгнул и закончил, – но мягкая.

Для наглядности он ткнул себя в пузо – кулак погрузился едва не по запястье.

– Тебе пора садиться на диету, – мрачно сказал я.

– Диету? – удивленно переспросил Толстяк. – Странная кличка для лошади, хотя если ты решил сделать мне подарок, я буду безмерно рад…

– …заткнуться и дать мне подумать!

«Суп был вкусный, суп был вкусный, суп был вкусный…» Я твердил про себя эту фразу, словно адепт-недоучка. Он был вкусный, орк меня сожри без соли, а из чего клятый коротышка его сварил – дело десятое. Французы вон, говорят, вообще жаб лопают почем зря, а уж орки с гоблинами…

Я припомнил утренние разглагольствования Толстяка, и мне неожиданно стало легче. Не в смысле «совсем перестало тошнить», но желудок осознал, что мыши – далеко не самый худший мясной продукт из числа употребляемых в Запретных Землях.

Впрочем, желание убраться куда-нибудь подальше от Хавчика с его стряпней при этом только увеличилось. Конечно, меню салуна «Мои седельные сумки» состоит всего из двух блюд: «бобы с беконом» и «бекон с бобами», но зато про эту простую честную жратву не узнаешь всяких неожиданных новостей.

– Толстяк, где тут можно лошадь купить?

– Тут? – гоблин с очень удивленным видом огляделся по сторонам, вздохнул и с очень опечаленным видом сообщил: – Нигде. Мак не торгует лошадьми.

Я скрипнул зубами. В принципе ответ был как раз тем, которого и следовало ждать от гоблина… НО НЕ ОТ ЭТОГО КОНКРЕТНОГО ГОБЛИНА!

– Толстяк… – хоть у меня и не было таких шикарных клыков, я постарался, чтобы улыбка выглядела очень… плотоядно, – говоря «тут», я имел в виду не салун мистера Хавчика, но нечто большее, так сказать, более общее. А именно – ВЕСЬ ПОГРЕБАЛЬНЕЦ!

– Ну так бы сразу и сказал, – ничуть не смутившись, хмыкнул гобл. – Орать-то зачем?

Вздохнув, я посмотрел на потолок. Доски, как и следовало ждать, были непрозрачные, но не будь их и сто против одного, я бы разглядел сияющий нимб, а под ним – гнусно ухмыляющуюся физиономию того крылатого негодяя, что авансом ниспослал за грехи мою рассевшуюся рядом зеленошкурую скотину. Ну ничего… вот избавлюсь от клятого гобла и буду сквернословить, пить, играть в карты и развратничать лет пять напролет… глядишь, к шестому году и сравняю счет.

– Ну-у-у?

– Ы?

– Где в этом м-м-м… милом городе можно купить лошадь?

– Сложный вопрос, – вздохнул Толстяк. – Надо подумать.

– Подумай, – благостно изрек я. – Хорошо подумай. А я подожду. И суп тоже подождет, верно, Мак?

– Эй, какого еще…

– Он платит, – выбравшийся из недр кухни Хавчик аккуратно водрузил дымящуюся миску на край стойки, – он и решает, чего и когда ты будешь жрать.

Гобл совершенно человеческим жестом взялся за подбородок, раздул ноздри, наморщил шкуру на лбу и принялся злобно таращиться на меня, бормоча при этом что-то ну очень похожее на проклятье. Шаман, однако, из него был никудышный – любоваться потолком, насвистывая при этом «Диксиленд», его проклятье мне ничуть не мешало. Разве что фальшивил я чуть больше обычного.

– На конюшне.

– Чего-чего?

– Коняку можно купить у Майка Рэдхока, что держит конюшню в конце улицы, – выдавил гоблин. – С желтой крышей, там еще вывеска…

– Можешь обойтись без подробностей. Просто подними свой зад и отведи меня туда. Сейчас же.

– Эй-парень, а мой суп?

– Он все равно еще горячий, – заметил я, вставая и берясь за шляпу. – А улица короткая. Так что ты обернешься быстро, Толстяк… если, конечно, не окажется, что ты мне соврал.

Идея взять гоблина с собой была хороша, даже, можно сказать, великолепна. Я допустил только лишь единственную промашку, первым подойдя к выходу из салуна. Распахнул дверь, замер на миг – после царившего внутри салуна полумрака солнечный свет казался почти нестерпимым. Я едва смог различить рельефно-черный контур дома напротив – ломаную уступчатость крыши, вытянутый прямоугольник трубы и второй, более короткий, чуть правее. А в следующее мгновение в мой зад с маху впечаталось копыто бешеного мустанга и я гордой птицей кондором – в смысле, раскинув руки-крылья и хрипло крича – воспарил над крыльцом, пролетел добрых шесть футов и приземлился, точнее, приводнился точно посредине лужи.

– Твою мать!

Это было… все. Нет, не так – ВСЕ! Запах, как оказалось, не передавал и десятой доли вкуса этой… тоже жидкости. Полный рот, а хватило бы одной капли – последней. Сейчас прольется чья-то кровь…

Кое-как проморгавшись, я рывком выдернул из жижи верхнюю половину туловища, поднял револьвер, навел его на дверь салуна – и почувствовал, как сердце со свистом проваливается куда-то в подметки.

Потому что на двери, примерно в четырех футах от пола, весело скалилась каймой щепок здоровенная дыра от пули.

КОГДА Я ОТКРЫВАЛ ДВЕРЬ, ЭТОЙ ДЫРЫ ТАМ ЕЩЕ НЕ БЫЛО!

Пока мозг, пыхтя от натуги, пытался осознать этот факт, инстинкты повели себя куда разумней, заставив тело кувыркнуться набок. Мигом позже рядом со мной взметнулся небольшой грязевый гейзер.

– Мать-мать-мать…

Теперь я хотя бы увидел стрелка – почти черный силуэт на границе крыши и ослепительно-белого сияния небес. Присев на колено, тот заталкивал в ружье очередной патрон. Успеть выбраться из лужи не выйдет никак, понял я и, вытянув руку, принялся жать на спуск. Бах-бах-бах-бах!

Нас разделяло не так уж много – дома, из старого папулиного «ремингтона» я и на вдвое большей дистанции укладывал в жестянку из-под кофе пять пуль из шести. Но банка кофе не занимала выгодной позиции на фоне солнца и уж тем более не собиралась палить в ответ – вдобавок, ствол револьвера выделывал такие восьмерки, что и попадание в дом сошло за изрядное достижение.

Ружье упало почти беззвучно, взметнув небольшое облако белой пыли. Следом, золотисто блеснув, шлепнулся цилиндрик патрона. Стрелок, хватаясь за правое плечо, встал с колена… качнулся… потащил из кобуры револьвер… снова покачнулся и, уже падая боком вперед, выстрелил – вдоль улицы.

– С-сучье…

Упал он плохо – даже я в своей луже услышал отчетливый хруст костей. Но упрямства ему, видно, было не занимать – хрипя, он приподнялся… и приподнял револьвер.

Времени выдираться из лужи у меня не оставалось. Вместо этого я встал на колени, держа «максим» обеими руками, взвел курок и выпустил последнюю пятую пулю, целясь чуть ниже встречной рыжей вспышки.

Мгновением позже меня резко дернули за правый бок. Покосившись вниз, я увидел дыру в плаще. Мой же выстрел заставил стрелка откинуться назад – и больше он уже не шевелился.

– Эй-парень…

– Только не говори… – не сводя глаз со стрелка, прошептал я, – что ты…

– Что я «что»? – осведомился гобл минуты две спустя, так и не дождавшись окончания фразы.

– Что ты знал про стрелка.

– Хы! – фыркнул Толстяк. – Умей я откалывать эдакое, сидел бы сейчас в шатре шамана и жрал в два горла пеммикан, запивая спотыкаловкой в четыре. Ну, и, понятное дело, с парой-тройкой аппетитных таких… – лапы гоблина очертили в воздухе нечто вроде мешка с мукой.

Только сейчас я заметил, что пытаюсь перезарядить револьвер. Без участия головы это получалось неважно – руки помнили, куда нужно вставлять новый патрон, однако напрочь забыли о необходимости сначала выбить стреляную гильзу.

А еще я осознал, что по-прежнему сижу посреди лужи, с ног до головы перемазанный вонючей жижей – и меня это ничуть не беспокоит. Потому что быть мокрым, грязным живым, оказывается, куда приятнее, чем сухим и сравнительно чистым покойником.

– …и, эй-парень, вообще я даже не думал, но когда ты распахнул дверь и замер, твой зад выглядел так заманчиво, что я просто не смог удержаться.

– Спасибо, Толстяк.

– Что?! А, нет проблем, эй-парень. Кстати, вот, возьми – твоя шляпа. Ей, можно сказать, повезло, слетела еще у самой двери.

– Ты не понял, Толстяк, – медленно произнес я. – Спасибо, что только пнул.

– Ну, знаешь… – удивительно, но гобл вдруг стал выглядеть… смущенным, что ли?

– …не все слухи, что ходят про нас, правдивы. Вот орки, те да, вечно озабоченные на это дело, а мы, гоблины, все-таки поразборчивей будем. Был бы ты женщиной… или козой… ну, в крайнем случае, эльфом…

– Ванну принимаешь?

Голос шерифа звучал почти участливо – что, впрочем, плохо вязалось как с выражением его лица, так и с лицами троих «серебряных звезд» за его спиной. Служитель и прислужники закона выглядели так, словно моя перестрелка выдернула их из-за карточного столика, причем на руках у каждого в этот момент был королевский флеш, не меньше.

– Билли, его только что грохнуть пытались, – ответил вместо меня гоблин.

– Вижу.

Судя по разом изменившемуся тону, увиденное явно не доставляло мистеру Шарго удовольствия. Под тяжелым взглядом шерифа стайка зевак, начавшая было собираться вокруг покойника, резко уменьшилась в числе с дюжины до трех: хозяина салуна, здоровенного громилы – кажется, именно за его спиной мы вчера сидели – и рыжего мальчишки лет десяти.

– Мистер Хавчик, что вы скажете?

– Все так и было, шериф.

На мой взгляд, этот ответ, мягко говоря, не блистал полнотой по части любимых шерифом подробностей, но, как ни странно, Шарго счел его удовлетворительным.

– Док, – обратился он к одному из своих подручных. – Прочтите-ка нам лекцию.

На мой взгляд, докторским в этом типе была разве что позолоченная дужка очков – без всяких признаков стекол. В остальном же перекрещенная патронными лентами небритая личность не тянула даже на учителя воскресной школы. Скорее уж он походил на пациента – бледность кожи и нездоровый блеск глаз наводили на мысль о чахотке… или недавно перекусившем вампире.

– С удовольствием, шериф, – кивнул Док, вручил соседу справа дробовик, не забыв украсить его шляпой, и, подойдя к телу, присел на корточки.

– Тэк-с, и что мы тут имеем?

– Трупак? – предположил верзила.

– Мясо? – выдвинул свою версию гоблин.

– Интересная версия, – хмыкнул Док. – А что скажет наш герой?

Я тем временем закончил перезаряжать «Громового Кота» и выбрался наконец из лужи. Шериф с подручными дружно расступились, пропуская меня к телу – то ли опасаясь револьвера, который я по-прежнему держал в руке, то ли боясь, что стекающие с меня… субстанции могут попасть и на них.

– Знаком? – Док осторожно приподнял голову покойника, разворачивая его лицом в мою сторону.

– Впервые вижу.

Это была чистая правда. За последние недели я перевидал множество народу, но этого человека наверняка бы запомнил – больно уж приметно ветвился по его правой щеке рубец.

– Бывает, – ничуть не удивившись моему ответу, Док опустил голову назад и накрыл лицо мертвеца откатившейся в сторону шапкой. – Я, знаете ли, тоже не могу похвастать прижизненным знакомством с этим джентльменом, и неудивительно. Взгляните только на его куртку!

– Работа черных орков, – сказал Толстяк. – Клык даю, только у них так дубят и выделывают.

– Ценная информация, – с кислым видом отозвался Док, – но я хотел несколько другого. Куртка эта, как вы можете видеть, сделана из толстой кожи, каковая особенность делает её не совсем подходящей для здешнего климата. Прибавьте к этому меховую шапку, и вы получите…

– Охотника на бизонов, это и последнему троллю понятно, – раздраженно бросил Мак. – Кем еще может быть идиот, палящий из «шарпса» даже там, где до цели меньше двух дюжин шагов.

– Точняк, – поддержал гнома один из помощников шерифа. – Нож, что у него на поясе – шкуры снимать, я три сезона подряд таким же орудовал.

– Ну-ка-с, а что у нас тут? – Док, быстро шевеля пальцами, провел рукой вдоль тела – и неожиданно в этой руке, словно сам по себе, появился небольшой мешочек. – Ух ты. Кисет… кха-кха-кха, с бисерной вышивкой, заметим… а в нем.

– Золото!

– И действительно – золото! – подтвердил Док. – Причем не просто золото, а калифорнийские доллары. Семь… десять монет, то есть двадцать пять долларов. Смотрите, как блестят, а, – добавил он, пересыпая монеты с ладони на ладонь. – Золото, сладкое золото…

– Слишком хорошо блестят, – хмуро заметил Хавчик, – для монет, которые чеканились еще до войны. Дай-ка одну на пробу.

Заполучив требуемое, гном с очень задумчивым видом прокрутил монету между пальцев, поскреб ногтем, попробовал на зуб и, довольно хмыкнув, отдал обратно.

– Так и есть, фальшивка. Беднягу надули минимум на четверть.

– Пытаться обмануть наемного убийцу, – Док цокнул языком, – не самая лучшая идея.

– Нанимать убийцу, который проваливает дело, – прорычал Шарго, – еще более дурная идея! Дьявол… не могу поверить… в моем городе – и такое!

Смотрел он при этом на меня, и достаточно злобно, чтобы мне очень захотелось куда-нибудь исчезнуть.

– Шериф, клянусь, я понятия не имею, с чего этот человек захотел меня ухлопать! Ей-ей, сам бы очень желал это узнать, а то ведь теперь и на улице стоять неуютно.

– Да и рядом с тобой тоже не очень… – Помощник не договорил, потому что Шарго стремительно развернулся к нему.

– Сэм, – почти ласково произнес он, – будь добр, скажи что-нибудь по делу или…

Судя по бледности помощника, дело после «или» явно было посерьезней, чем обычное: «заткни свою вонючую пасть!».

– Ну-у, – запинаясь, начал он, – я так думаю, что стрелок запросто мог и обознаться. В таких вот фермерских шляпах, – Сэм ткнул пальцем в мой «стетсон», – цвета дорожной пыли здесь каждый третий ходит.

– Подслеповатый охотник на бизонов? – недоверчиво хмыкнул шериф. – Я скорее поверю в белого дракона.

– А может, он как раз потому и забросил охоту, – возразил Сэм. – Иначе с чего бы ему тут околачиваться? Я слыхал, в этом сезоне правительство снова дало эти… как их… суп… суб…

– Субсидии, – подсказал Толстяк. – Они этим уж который год занимаются. Думают, что перебив бизонов, смогут лишить Союз Племен кормовой базы.

– И как, получается? – с интересом спросил Мак.

– Как посмотреть… – гоблин зевнул. – Бизон, это, конечно, много мяса и хорошая шкура, но с другой стороны, охотник на бизонов – это порох, пули и хорошее ружье, а если повезет, еще и много мяса и шкур. Так что, я бы сказал, веселье пока идет с переменным успехом.

– Зеленый, – процедил Шарго, – я не давал тебе слова.

– Билли, – гобл с наигранным ужасом вскинул лапы и отступил на шаг, – прости-прости, дальше я буду нем как могила.

Навряд ли шериф ему поверил, но, похоже, сейчас голову мистера Шарго занимали другие проблемы. Он обошел покойника по кругу, встал рядом с Доком – тот поспешно вручил ему золотые – попробовал, по примеру гнома, одну из монет на зуб и скривился.

– Мне это не нравится.

Гоблин за моей спиной издал что-то вроде сдавленного кашля. Как следствие, я заработал очередной исполненный подозрения взгляд.

– Ты появился здесь вчера вечером, верно?

– Именно так, шериф, – подтвердил я. – Вы ж сами…

– Повздорить с кем-нибудь успел?

– Только с его бандой, – кивнул я в сторону гобла, живо сообразив, что рассказывать про сегодняшнюю беседу с Прыщавым Зомби сейчас не самое подходящее время.

– И все?

– Да.

Шарго, похоже, решил превзойти гнома по части монетознания – он по очереди брал доллары и старательно принюхивался к ним, сопя при этом на манер рассерженного дикобраза.

– Зеленый, – фы-фы, – у Кривоклыка, – фы-фы, – остались друзья, – фы-фы, – в этих местах?

– Друзей у Кривоклыка отродясь не водилось, – отозвался гоблин. – А приятели его за двадцать пять долларов, даже на четверть фальшивых, сами бы кого хош голыми лапами удавили.

– И то верно, – согласился шериф. Он донюхал последнюю монету и почему-то выражение лица у него стало глубоко задумчивым – точь-в-точь как у таксы миссис Пибоди, когда хозяйка заходила с ней в аптеку.

– Мистер Хавчик… и все остальные – кто из вас видел этого человека раньше, при жизни?

– Вроде я видал его позавчера, – неуверенно произнес третий, молчавший до сих пор помощник шерифа. – Шапка эта меховая… приметная, помню, я еще удивился, как у него мозги не спеклись.

– Ко мне в салун этот человек не заходил, – твердо сказал гном. – Ручаюсь за последние пять, нет семь…

– Дней? – уточнил Сэм и тут же заработал целых три презрительных взгляда – от гнома, гоблина и своего начальства.

– Лет!

– А раз он остановился не у Хавчика, – Док обошел мертвеца и, присев, начал стягивать с него левый сапог, – и не у вдовы Мунро, где мы б его точно хоть раз, да видели б, по всему выходит, жил он либо у старой троллихи, либо у Заксенхаузера, если был знаком с ним раньше.

– Сэм, Лесли, проверить обоих, – приказал Шарго. – Док…

– Я, с вашего позволения, – Док, наклонив голову, коснулся пальцем кончика носа, – еще раз обыщу тело.

– И позаботишься о нём. В конце концов, – шериф неожиданно заулыбался, – за двадцать пять долларов у нас можно заказать перворазрядные похороны?

Лично я уже некоторое время назад расстался с надеждой, что в мой карман перекочует хотя бы часть наследства стрелка. Но, как оказалось, надежда эта умерла не у всех.

– Что-о? Билли, да за двадцать пять золотых можно похоронить весь этот вшивый городишко?!

– Весь? – повторил шериф. – Нет, здесь ты, пожалуй, не прав. Мы можем разве что похоронить двух по цене одного. Хочешь испытать эту скидку на себе, а, зеленый?

Билли Шарго не выхватил при этих словах револьвер, он даже не потянулся к рукояти, все еще продолжая улыбаться. Но что-то изменилось в его лице, и это «что-то» вполне четко намекнуло мне – хотя «Громовой Кот» по-прежнему в руке, шансов опередить шерифа нет и в помине.

Потому что Билли Шарго почему-то ждал именно моего хода в этой игре «на двоих с вылетом». Словно мы с ним одни стояли сейчас на длинной пыльной улице, друг против друга и дома вдруг потеряли цвет, став однообразно-серыми, мир лишился звуков, обретя взамен оглушительную тишину, воздух стал тягучим и плотным, как патока, и ледяной, словно прямиком из ада, ветер закрутил столбы пыльных смерчей…

Это длилось пару секунд, не больше – словно тень от пробежавшего по солнечному диску облачка. Затем наваждение пропало.

– Вижу, что не хочешь, – шериф то ли подмигнул гоблину, то ли просто дернул щекой. – Ну и ладно. Вот будешь подыхать где-нибудь в пустыне, под крики стервятников… или в котле у своих сородичей – тогда и пожалеешь, что не принял мое щедрое, ха-ха, предложение.

– Ыгы, щедрости в тебе, Билли, хоть ведрами черпай, – угрюмо пробурчал Толстяк – Аж лопаешься по шву.

– Истинно так, – кивнул шериф. – А в доказательство, – Шарго вновь оглянулся на труп, – позволю вам взять… скажем, ружье и шапку.

Лично я предпочел бы сапоги – опыт с прошлыми ботинками внушил мне мысль, что хорошая запасная обувь весьма нужная часть снаряжения путешественника. Но сапоги покойника уже с нежностью, словно долгожданного первенца, баюкал на груди Док.

– Просто неслыханное мотовство, – фыркнул гобл. – Нам осталось только дойти до ближайшего музея, скинуть им этот антиквариат как бесценную реликвию времен вашей драчки за независимость и на выручку год пить не просыхая.

– Знаешь, Толстяк, – после минутной паузы сказал Шарго, – когда из тебя начинают сыпаться подобные словечки, мне очень хочется содрать эту зеленую шкуру – просто, чтобы убедиться, что под ней не хохочет какой-нибудь хитрозадый дарко.

– Ы-ы-ы, нет, – закрутил башкой гоблин. – Я могу доказать свою натуральность куда проще.

– Как же.

– Дыхнув на тебя. Хочешь? Я не полной грудью дыхну, с копыт не брякнешься.

На мой взгляд, Толстяк преувеличивал убойные возможности своего выдоха. Да и вообще, по части вони я мог сейчас дать ему изрядную фору – проклятая жижа и не думала стекать, наоборот, она понемногу начала подсыхать на солнце. Не будь рядом трупа, я бы давно стал пиршеством для мух – впрочем, судя по назойливому жужжанию, даже при наличии покойника в кровавой луже многие мухи далеко не сразу определялись с выбором обеда.

– Не стоит, зеленый, не стоит….

Гримаса уныния и глубочайшего разочарования пропала с морды гоблина в тот самый миг, когда за последним слугой закона хлопнула дверь борделя. Взамен чертов нелюдь начал скалиться так, словно его только что выбрали сенатором.

– Эй-парень, а нам здорово повезло.

– Да, – безучастно подтвердил я. – Особенно мне.

– Брось… – наклонившись, Толстяк поднял патронный пояс, из-за порванного ремня свалившийся с покойника и по этой же причине оставленный Доком на месте происшествия.

– …ну, подумаешь, стрельнули в тебя разок-другой. Здесь, в Пограничье, это дело совершенно житейское. В меня вот вчера стреляли… ты же и стрелял.

– В Кривоклыка, – возразил я.

– Ыгы, а значит, почти в меня… стоял-то я рядом с ним.

Спорить с гоблином у меня сейчас не было ни сил, ни желания. Поэтому я молча развернулся и потащился обратно к салуну Мака. Открыл дверь… дополз до стойки… взгромоздился на стул и хрипло прошептал: – Рому мне, рому!

– Есть черный кубинский, – гном искоса глянул на подвесную полку. – Еще неплох мексиканский и золотой из республики Псов Господних. Но я советую тебе…

– Самый крепкий! – выпалил я.

– …подняться наверх, – невозмутимо продолжил гном, – и окунуться в бадью с горячей водой. Одежду можешь оставить за дверью – я отдам её прачке.

Я открыл рот – и закрыл, не найдя подобающих случаю слов. Затем открыл снова.

– Мак Хавчик… ты… ты… истинный чудотворец!

Гном улыбнулся.

– Ты все еще здесь?

Меня уже «здесь» не было. Клянусь, когда я взлетал по лестнице, догнать меня было бы не по силам и пуле. Вода! Горячая! С белой, как свежевыпавший снег, пеной! Аллилуйя, Мак! Хавчика в президенты! Гномы – я вас люблю!

Я ушел на дно как обожравшийся аллигатор, нырнул с головой и оставался под водой, пока в груди не начали скрести когтями сразу дюжина кошек. Лишь тогда я медленно и с большой неохотой высунул наружу кончик носа и принялся блаженствовать…

…пока не услышал четкий металлический щелчок, ну-у очень похожий на звук взводимого курка…

…кое-как протерев глаза, я увидел этот самый курок – а заодно и все остальное ружье, кончик ствола которого находился не дальше чем в двух дюймах от моего носа. Из черт-знает-какого калибра черной дыры мне зловеще ухмылялась костлявая старуха с косой, а над прикладом ничуть не менее отвратно кривилась морда гоблина.

– Как насчет предсмертного слова, эй-парень!

– Сдохни!

– Сейчас не моя очередь, – гнусно хихикнул нелюдь, – и нажал на спуск.