День Рождения

Действие второе

Макканн сидит за столом и рвет газету на пять одинаковых частей. Вечер. Через несколько секунд из левой двери в гостиную входит Стэнли. Замечает Макканна, останавливается и внимательно на него смотрит. Затем идет по направлению к кухне. Останавливается.

Стэнли. Добрый вечер.

Макканн. Добрый.

Задняя дверь открыта. За дверью смех.

Стэнли. Какой теплый вечер сегодня. (Поворачивается к задней двери, а затем обратно.) Там кто-то есть?

Макканн продолжает рвать газету. Стэнли идет на кухню и наливает в стакан воды. Пьет, стоя у кухонного окна. Ставит стакан на стол, выходит из кухни и быстро идет к левой двери. Макканн вскакивает и преграждает ему путь.

Макканн. Мы, по-моему, незнакомы.

Стэнли. Да, незнакомы.

Макканн. Меня зовут Макканн.

Стэнли. Вы здесь надолго?

Макканн. Нет, не надолго. А вас как зовут?

Стэнли. Уэббер.

Макканн. Очень приятно познакомиться, сэр.

Протягивает ему руку. Стэнли пожимает руку Макканна, Макканн удерживает его руку в своей.

Поздравляю с днем рождения.

Стэнли вырывает руку. Они смотрят друг на друга.

Вы хотели уйти?

Стэнли. Да.

Макканн. В свой день рождения?

Стэнли. Да. А что?

Mакканн. А то, что сегодня вечером хозяйка собирается это событие отметить.

Стэнли. Отметить? Что ж, очень жаль.

Макканн. Почему же? Наоборот, хорошо.

За задней дверью слышны голоса.

Стэнли. К сожалению, сегодня у меня нет настроения принимать гостей.

Макканн. Правда? Обидно.

Стэнли. Да, этот день я хочу отметить скромно, наедине с самим собой.

Макканн. И вам не стыдно?

Стоят молча.

Стэнли. Позвольте мне пройти.

Макканн. Но все уже готово. Гостей позвали.

Стэнли. Гостей? Каких гостей?

Макканн. Меня, например. Оказали честь. (Насвистывает «Горы Морна».)

Стэнли (отступает назад). Какая там честь. Очередная попойка, только и всего.

Стэнли вместе с Макканном насвистывают «Горы Морна». В продолжение пяти последующих реплик один насвистывает, другой говорит или оба насвистывают одновременно.

Макканн. Нет, это большая честь.

Стэнли. Да будет вам.

Макканн. О нет, я бы сказал, очень большая честь.

Стэнли. А я бы сказал, чушь все это.

Макканн. Нет, вы не правы.

Они пристально смотрят друг на друга.

Стэнли. А кто остальные гости?

Макканн. Одна юная дама.

Стэнли. Правда? И?..

Макканн. Мой друг.

Стэнли. Ваш друг?

Макканн. Именно. Все уже готово.

Стэнли идет вокруг стола, подвигаясь к двери. Макканн встречает его.

Стэнли. Позвольте.

Макканн. Куда собрался?

Стэнли. Мне надо уйти.

Макканн. А почему бы тебе здесь не остаться?

Стэнли отступает к столу.

Стэнли. Значит, отдохнуть приехали?

Макканн. Ненадолго.

Стэнли поднимает со стола полоску газетной бумаги.

Руки.

Стэнли. Что это?

Макканн. Руки. Положи, где лежало.

Стэнли. У меня такое ощущение, что мы уже где-то встречались.

Макканн. Ничего подобного.

Стэнли. Вы когда-нибудь бывали в Мейденхэде?

Макканн. Нет.

Стэнли. Кафе Фуллера знаете? В свое время я часто заходил туда выпить чаю.

Mакканн. Не знаю такого.

Стэнли. А библиотеку Бутса? Помнится, я как-то видел вас мельком на Хай-стрит.

Mакканн. Да ну?

Стэнли. Прелестный городок, не правда ли?

Макканн. А я откуда знаю?

Стэнли. Ну что вы! А какие люди: чинные, благополучные. Я в этом городе родился, вырос. Жили мы довольно далеко от центра.

Mакканн. Да ну?

Пауза.

Стэнли. Так вы здесь проездом?

Макканн. Вроде того.

Стэнли. Здесь очень здоровый климат, вот увидите.

Макканн. Это смотря для кого.

Стэнли. Для меня-то нет. Скорее для вас. (Садится за стол.) Мне здесь нравится, но пора и честь знать. Домой поеду. Соскучился. (Смеется.) Я бы никогда из дому не уехал, но дела… Вот и пришлось поездить, сами знаете…

Макканн (садится за стол слева). В фирме работаете?

Стэнли. Нет. Больше не работаю. С меня хватит. Видите ли, у меня кое-что отложено. Как-нибудь проживу. Домой тянет. Ведь в свое время я жил очень тихо, только и делал что пластинки слушал. Не жизнь была, а рай. А потом решил небольшое частное дельце открыть, так, по мелочи, вот и пришлось сюда приехать, и застрял. В чужом доме жить — хуже некуда, правда? У меня ведь поначалу спокойно жизнь складывалась. Нет, не умеем мы простых вещей ценить, вот что я вам скажу. Закурим?

Mакканн. Не курю.

Стэнли закуривает. За задней дверью — голоса.

Стэнли. Кто там?

Макканн. Мой друг с хозяином дома.

Стэнли. Правда же, по мне никогда не скажешь, что у меня так спокойно жизнь складывалась? На лице морщины, верно? Я, собственно, что хочу сказать… сами ведь знаете… вдали от дома… всё наперекосяк… конечно… Ничего, вот вернусь домой… Знаете… на первый взгляд может показаться, что я сильно изменился. Не спорю, внешне я действительно изменился, но по существу остался таким же. То есть, если на меня сейчас посмотреть… никогда не подумаешь… Ну скажите, ведь такой, как я… мухи не обидит, верно?

Макканн смотрит на него.

Вы меня понимаете?

Макканн. Нет. (Замечает, что Стэнли взял полоску газеты.) Руки.

Стэнли (скороговоркой). Вы зачем сюда приехали?

Макканн. Морским воздухом подышать.

Стэнли. Странно все-таки, что вы остановились в этом доме. (Поднимается.)

Макканн. Почему?

Стэнли. А потому, что никакой это не пансион и никогда им не был.

Макканн. Пансион, самый настоящий пансион.

Стэнли. Почему вы выбрали именно этот дом?

Макканн. Что-то, я смотрю, для именинника у вас больно грустный вид, сэр.

Стэнли (резко). Почему вы называете меня «сэр»?

Макканн. А вам не нравится?

Стэнли (опустив глаза). Слушайте, не называйте меня «сэр».

Mакканн. Не буду, раз вам не нравится.

Стэнли (отходя в сторону). Да, не нравится. И вообще сегодня не мой день рождения.

Макканн. Нет?

Стэнли. Нет. День рождения у меня только через месяц.

Mакканн. Не знаю, хозяйка утверждает, что сегодня.

Стэнли. Хозяйка? Да она спятила. У нее не все дома.

Макканн. Надо же.

Стэнли (опустив голову). А вы что, еще не заметили? Вы вообще многого не знаете. Кто-то, по-моему, водит вас за нос.

Макканн. Кто бы это мог быть?

Стэнли (облокачивается на стол). Да она сумасшедшая!

Макканн. С чего вы взяли?

Стэнли. Да вы сами не знаете, что делаете.

Макканн. Уберите сигарету от бумаги.

За задней дверью слышны голоса.

Стэнли. Где же они, черт возьми! (Гасит сигарету.) Почему не входят? Что они там делают?

Макканн. Всё волнуетесь.

Стэнли подходит и хватает его за локоть.

Стэнли (настойчиво). Послушайте…

Mакканн. Не прикасайтесь ко мне.

Стэнли. Послушайте, прошу вас.

Макканн. Отпустите мою руку.

Стэнли. Пожалуйста, сядьте на минутку.

Mакканн (со свирепым видом бьет его по руке). Убери руку, говорю!

Стэнли пятится назад, держась за руку.

Стэнли. Послушайте, вы поняли, о чем я говорил вам?

Макканн. Да я знать вас не знаю.

Стэнли. Это ошибка! Понимаете?

Макканн. Слушай, друг, ты не в себе.

Стэнли (приближаясь, шепотом). Он вам что-нибудь говорил? Вы хоть знаете, зачем сюда приехали? Говорите. Не надо меня бояться. Или он вам ничего не говорил?

Макканн. Что говорил?

Стэнли (свистящим шепотом). Я же объяснил вам, черт побери, что за много лет, прожитых в Бейзингстоке, я ни разу даже на улицу не вышел.

Макканн. Удивляюсь я тебе.

Стэнли (рассудительно). Послушайте. На вид вы человек порядочный. Вам просто морочат голову, как вы не хотите понять. Откуда вы родом?

Макканн. Угадай.

Стэнли. Я хорошо знаю Ирландию. У меня там много друзей. Я люблю эту страну, восхищаюсь ее народом, доверяю ему. Да, доверяю. Ирландцы — честные люди, у них есть чувство юмора. По-моему, ирландцы — прекрасные полицейские. Я был в Ирландии. Таких закатов не бывает больше нигде. Послушайте, может, пойдем выпьем по стаканчику, а? Тут, неподалеку, в пабе есть настоящий «Гиннесс». В здешних местах это пиво — большая редкость.

Он замолкает, голоса становятся громче. Из задней двери входят Гольдберг и Пити.

Гольдберг (входя). Такая мать — одна на миллион. (Видит Стэнли.) О!

Пити. Привет, Стэн. Мистер Гольдберг, вы незнакомы со Стэнли?

Гольдберг. Увы, нет.

Пити. Познакомьтесь, это мистер Гольдберг, а это мистер Уэббер.

Гольдберг. Очень приятно.

Пити. А мы тут в саду свежим воздухом дышали.

Гольдберг. Я рассказывал мистеру Боулсу про свою старушку мать. Да, времечко было. (Садится за стол справа.) Когда я был еще совсем молод, мы с одной девушкой, моей соседкой, шли, бывало, в пятницу пройтись вдоль канала. Красавица она была писаная! А голосок какой! Соловей, одно слово — соловей! А какая добрая, чистая — не случайно же она в воскресной школе учительницей работала. Ничего, кроме поцелуя в щечку на прощанье, я себе с ней не позволял, можете мне поверить. В наши дни молодежь совсем другая была, не то что нынче! Мы умели уважать человеческое достоинство. Клюну ее эдак в щечку — и домой. Иду, мурлыкаю себе что-нибудь под нос, а рядом, на детской площадке, детишки играют, ковыляет навстречу малыш — я шляпу в знак приветствия приподниму, пробежит собака — поглажу ее, и все это из самых лучших побуждений. У меня эти сцены до сих пор перед глазами стоят. Солнце за собачьей площадкой садится. Ах! (Довольный собой, откидывается на спинку стула.)

Макканн. Точно так же солнце и за здание городской ратуши садилось.

Гольдберг. Какой еще ратуши?

Макканн. В Каррикмакроссе.

Гольдберг. И вы еще сравниваете?! Иду себе по улице, за калитку — и домой. «Сайми! — крикнет, бывало, моя старушка мать. — Быстрей, а то остынет!» И что бы вы думали, я нахожу на столе? Рыбу «фиш»! Ничего вкусней на всем белом свете нет.

Макканн. А я думал, тебя Нэт зовут.

Гольдберг. Матушка называла меня Сайми.

Пити. Да, все мы помним наше детство.

Гольдберг. И не говорите! А вы что скажете, мистер Уэббер? Детство. Грелки. Горячее молоко. Оладушки. Мыльная пена. Есть что вспомнить.

Пауза.

Пити (встает из-за стола). Ну, мне пора.

Гольдберг. Куда это вы?

Пити. Сегодня вечером у меня шахматы.

Гольдберг. Так вы не останетесь на наше торжество?

Пити. Нет. Ты уж меня извини, Стэн. Меня заранее не предупредили, а у меня сегодня партия. Постараюсь пораньше вернуться.

Гольдберг. А мы оставим вам выпить, хорошо? Да, кстати, надо пойти забрать бутылки.

Макканн. Сейчас?

Гольдберг. А когда же? Давно пора. Вы помните, Макканн, магазин за углом? Назовете мое имя.

Пити. Нам по дороге.

Гольдберг. Поскорей поставьте мат вашему противнику и возвращайтесь, мистер Боулс.

Пити. Постараюсь. До вечера, Стэн.

Пити и Макканн выходят в левую дверь. Стэнли направляется к центру.

Гольдберг. Теплый сегодня вечер.

Стэнли (поворачиваясь). Да отвяжитесь вы!

Гольдберг. Что вы, простите?

Стэнли (двигается к авансцене). Боюсь, что произошла ошибка. Здесь свободных мест нет. Ваша комната занята. Миссис Боулс забыла предупредить вас. Придется вам подыскать себе другой пансион.

Гольдберг. А вы, простите, здесь управляющий?

Стэнли. Вот именно.

Гольдберг. Вы серьезно?

Стэнли. Да, здесь я управляющий. Боюсь, что вам и вашему другу придется обратиться в другой пансион.

Гольдберг (поднимаясь). Да, совсем забыл, поздравляю вас с днем рождения. (Протягивает руку.) Желаю всего самого наилучшего.

Стэнли (делает вид, что не замечает протянутой руки). Вы что, глухой?

Гольдберг. Нет, с чего вы взяли? Сказать по правде, я сейчас в особенно хорошей форме, организм как часы работает. Для человека, которому за пятьдесят, не так уж и плохо, согласитесь? И все-таки, что ни говори, а день рождения остается днем рождения, хотя в наше время и принято относиться к этому празднику как к чему-то будничному, невыразительному. Нашли, говорят, что отмечать — день рождения! День как день, ничем от любого другого не отличается. Каково? Некоторые вообще готовы день-деньской в кровати проваляться. Знаю я их. До чего, говорят, противно утром вставать: кожа, мол, раздражена, на лице щетина, глаза слиплись, во рту помойка, ладони вспотели, нос заложен, ноги воняют — ну чем не смердящий труп?! Когда я такое слышу, мне, признаться, смешно делается. Ведь я-то знаю, что такое встать с солнышком под треск сенокосилки. Птички щебечут, звонят колокола, пахнет травой и томатным соком…

Стэнли. Убирайтесь.

Входит Макканн с бутылками.

Унесите отсюда спиртное. В этом доме не пьют.

Гольдберг. Вы явно не в духе, мистер Уэббер, а между прочим, сегодня у вас день рождения, и добрая хозяйка с ног сбилась, чтобы отметить это событие.

Макканн ставит бутылки на буфет.

Стэнли. Я же сказал, унесите бутылки.

Гольдберг. Мистер Уэббер, присядьте на минутку.

Стэнли. Вот что я вам скажу. Не выводите меня из терпения. Ваши гнусные шутки на меня все равно не действуют. Но хозяев этого дома я в обиду не дам, так и знайте. Они живут замкнуто и, в отличие от меня, в людях разбираются плохо. И я никому не позволю злоупотреблять их простодушием. (Не так решительно.) И вообще, вы совершенно напрасно пришли сюда. Здесь вам делать нечего, абсолютно нечего. Шли бы вы отсюда без лишних разговоров.

Гольдберг. Мистер Уэббер, сядьте.

Стэнли. Со мной шутки плохи, предупреждаю.

Гольдберг. Сядьте.

Стэнли. С какой стати я должен садиться?

Гольдберг. По правде говоря, Уэббер, вы начинаете действовать мне на нервы.

Стэнли. Вот как? Ну, знаете…

Гольдберг. Сядьте.

Стэнли. Нет.

Гольдберг вздыхает и садится за стол справа.

Гольдберг. Макканн.

Макканн. Нэт?

Гольдберг. Попросите его сесть.

Макканн. Да, Нэт. (Подходит к Стэнли.) Пожалуйста, садитесь.

Стэнли. Не сяду.

Макканн. Лучше будет, если сядете.

Стэнли. А почему вы не садитесь?

Макканн. Сесть должны вы, а не я.

Стэнли. Нет уж, спасибо.

Пауза.

Макканн. Нэт.

Гольдберг. Да?

Макканн. Он не садится.

Гольдберг. Так попросите его.

Макканн. Уже просил.

Гольдберг. Еще раз попросите.

Макканн (Стэнли). Садитесь.

Стэнли. Зачем?

Макканн. Вам будет удобнее.

Стэнли. И вам тоже.

Пауза.

Макканн. Хорошо, если сядете вы, то сяду и я.

Стэнли. Сначала вы.

Макканн медленно садится за стол слева.

Макканн. Ну?

Стэнли. Ну вот, отдохнули, а теперь проваливайте!

Макканн (поднимаясь). Вот мерзавец! Сейчас я ему покажу!

Гольдберг (поднимаясь). Не надо! Я встал.

Макканн. Садись опять!

Гольдберг. Нет, уж если я встал, то не сяду.

Стэнли. И я тоже.

Макканн (надвигаясь на Стэнли). Ты заставил встать самого мистера Гольдберга!

Стэнли (повысив голос). Ничего, ему полезно!

Макканн. А ну сядь.

Гольдберг. Макканн.

Макканн. Сядь, говорю!

Гольдберг (подходит). Уэббер. (Тихим голосом.) Сядьте.

Молчание. Стэнли начинает насвистывать «Горы Морна». Небрежно подходит к столу. Они не сводят с него глаз. Перестает насвистывать. Пауза. Садится.

Стэнли. Смотрите, не зарывайтесь.

Гольдберг. Уэббер, что вы делали вчера?

Стэнли. Вчера?

Гольдберг. И позавчера. Что вы делали позавчера?

Стэнли. Что вы от меня хотите?

Гольдберг. Почему вы ни черта не делаете, Уэббер? Почему мешаетесь у всех под ногами?

Стэнли. Я? Что вам…

Гольдберг. Зарубите себе на носу, вы — неудачник, Уэббер. Почему вы всюду суете свой нос? Почему морочите голову этой пожилой даме?

Макканн. Хочется ему!

Гольдберг. Почему вы так плохо ведете себя, Уэббер? Зачем заставляете старика по вечерам ходить играть в шахматы?

Стэнли. Я?

Гольдберг. Почему обращаетесь с этой юной дамой, словно она прокаженная? Она ведь не прокаженная, Уэббер!

Стэнли. Какого чер…

Гольдберг. Как вы одевались на прошлой неделе, Уэббер? Где вы храните ваши костюмы?

Макканн. Почему ты вышел из организации?

Гольдберг. Что бы сказала ваша старушка мать, Уэббер?

Макканн. Почему ты предал нас?

Гольдберг. Нехорошо, Уэббер. Вы ведете грязную игру.

Макканн. Черно-пегий,[1] одно слово.

Гольдберг. Кого вы из себя строите?

Макканн. Кто вы вообще такой?

Стэнли. Вы идете по ложному следу.

Гольдберг. Когда вы сюда приехали?

Стэнли. В прошлом году.

Гольдберг. А откуда?

Стэнли. Ниоткуда.

Гольдберг. Зачем вы сюда приехали?

Стэнли. У меня болели ноги.

Гольдберг. А почему вы здесь остались?

Стэнли. У меня были головные боли.

Гольдберг. И вы что-нибудь принимали?

Стэнли. Да.

Гольдберг. Что же?

Стэнли. Фруктовые соли.

Гольдберг. Какие — Энос или Эндрюс?

Стэнли. Эй… эй…

Гольдберг. Вы как следует размешивали соль? Она шипела?

Стэнли. Постойте, постойте, вы…

Гольдберг. Шипела или нет, отвечайте!

Mакканн. Да не знает он!

Гольдберг. Нет, не знает. Когда вы последний раз принимали ванну?

Стэнли. Я принимаю ванну каждый…

Гольдберг. Ложь.

Макканн. Ты предал организацию. Я его знаю!

Стэнли. Нет, не знаете!

Гольдберг. Без очков что-нибудь видите?

Стэнли. Всё вижу.

Гольдберг. Снять с него очки.

Макканн снимает с него очки. Когда Стэнли поднимается и тянется за очками, Макканн берет сго стул и переносит на авансцену. Стэнли натыкается на стул, хватается за него и, согнувшись над ним, замирает.

Вы прохвост, Уэббер.

Они стоят друг против друга, между ними стул.

Когда вы последний раз хоть чашку за собой вымыли?

Стэнли. На позапрошлое Рождество.

Гольдберг. Где это было?

Стэнли. В «Лайонсе».

Гольдберг. Где именно?

Стэнли. В Марбл-Арч.

Гольдберг. Где была ваша жена?

Стэнли. В…

Гольдберг. Отвечайте.

Стэнли (скрючившись, поворачивает к нему голову). Какая жена?

Гольдберг. Что вы сделали с вашей женой, Уэббер?

Макканн. Пришил он ее!

Гольдберг. Почему вы убили жену, Уэббер?

Стэнли (садится спиной к зрительному залу). Какую жену?

Макканн. Как он ее убил?

Гольдберг. Как вы ее убили?

Макканн. Ты ее задушил.

Гольдберг. Отравил мышьяком.

Макканн. Чистая работа, не подкопаешься!

Гольдберг. Где ваша старуха мать?

Стэнли. В санатории.

Макканн. Это точно!

Гольдберг. Почему вы остались холостяком?

Макканн (напевает). «Ждала девчонка у венца…»

Гольдберг. Вы удрали со свадьбы?

Макканн. «…удалого молодца…»

Гольдберг. Вы бросили ее в закусочной?

Макканн. «…Ждать пришлось ей без конца».

Гольдберг. Уэббер, почему вы сменили имя?

Стэнли. Потому что забыл, как меня звали.

Гольдберг. Как вас теперь зовут?

Стэнли. Никак.

Гольдберг. Пробы на нем негде ставить.

Макканн. Точно.

Гольдберг. Вы признаете воздействие на себя внешних сил?

Макканн. Вот это вопрос!

Гольдберг. Вы признаете существование внешних сил, которые отвечают за вас, страдают за вас?

Стэнли. Уже поздно.

Гольдберг. Уже поздно?! Позже некуда! Когда вы последний раз молились?

Макканн. Он весь вспотел!

Гольдберг. Когда вы последний раз молились?

Макканн. Он вспотел!

Гольдберг. Число восемьсот сорок шесть очевидное или вероятное?

Стэнли. Ни то ни другое.

Гольдберг. Неверно! Число восемьсот сорок шесть очевидное или вероятное?

Стэнли. И то и другое. Оно очевидно, но не вероятно.

Гольдберг. Неверно! Как вам кажется, почему число восемьсот сорок шесть вероятное по очевидности?

Стэнли. По аксиоме.

Гольдберг. Неверно! Оно очевидное по вероятности. Мы признаем вероятность лишь после того, как убеждаемся в очевидности. Оно вероятно, потому что очевидно, но не наоборот. Вероятность допускается лишь после доказательства очевидности.

Макканн. Правильно!

Гольдберг. Правильно?! Разумеется, правильно. Мы, вообще, Уэббер, во всем правы, а вы не правы.

Макканн. Абсолютно во всем!

Гольдберг. Сколько можно распутничать?

Макканн. Ты за это заплатишь.

Гольдберг. Чревоугодник!

Макканн. Развратник!

Гольдберг. Почему не платите за квартиру?

Макканн. Осквернитель супружеского ложа!

Гольдберг. Почему нос задираете?

Макканн. Я требую справедливости.

Гольдберг. Чем промышляете?

Макканн. Как относишься к Ирландии?

Гольдберг. Чем промышляете?

Стэнли. Играю на пианино.

Гольдберг. Сколькими пальцами?

Стэнли. Без рук!

Гольдберг. Вы поставили себя вне общества. В том числе и строительного.

Макканн. Ты предал веру отцов.

Гольдберг. Что вы носите вместо пижамы?

Стэнли. Ничего.

Гольдберг. Вы осквернили собственные пеленки.

Макканн. Что ты скажешь про блаженного Оливера Планкетта?

Гольдберг. Говорите, Уэббер, почему цыпленок перебежал дорогу?

Стэнли. Он хотел… он хотел… он хотел…

Макканн. Он не знает!

Гольдберг. Почему цыпленок перебежал дорогу?

Стэнли. Он… он хотел…

Гольдберг. Почему цыпленок перебежал дорогу?

Стэнли. Он хотел…

Mакканн. Не знает. Он не знает, кто пришел первым.

Гольдберг. Кто же пришел первым, Уэббер?

Макканн. Цыпленок? Яйцо? Кто из них пришел первым?

Стэнли вскрикивает.

Гольдберг. Он не знает. Вы себя хоть в лицо знаете?

Макканн. Разбуди его. Воткни ему иголку в глаз.

Гольдберг. Подонок. Неудачник.

Макканн. Недоделанный.

Гольдберг. Но мы знаем, как с вами быть. Мы можем вас стерилизовать.

Макканн. Забыл про Дрогеду?![2]

Гольдберг. Больше он уже никого не укусит.

Макканн. Ты предал нашу землю.

Гольдберг. Ты предаешь наше племя.

Макканн. Кто ты, Уэббер?

Гольдберг. Это не жизнь, Уэббер!

Макканн. Ты труп.

Гольдберг. Труп. Вы не в состоянии жить, думать, любить. Вы — покойник. Смердящий труп. Вместо жизненных соков — трупный яд!

Молчание. Они стоят над Стэнли. Он скрючился на стуле. Медленно поднимает голову и ударяет ногой Гольдберга в живот. Гольдберг падает. Стэнли встает. Макканн хватает стул и заносит его над головой. Стэнли поднимает другой стул и прикрывает им голову. Макканн и Стэнли ходят по кругу.

Гольдберг. Спокойно, Макканн.

Стэнли (кружит по сцене). У-у-у-у!

Макканн. Ну, погоди, иуда.

Гольдберг (поднимаясь). Спокойно, Макканн.

Макканн. Поди сюда!

Стэнли. У-у-у-у!

Макканн. С него пот градом льет.

Стэнли. У-у-у-у!

Гольдберг. Главное — выдержка, Макканн.

Макканн. Ишь, вспотел, ублюдок поганый.

За сценой слева раздается громкая барабанная дробь. Кто-то спускается по лестнице. Гольдберг снимает с головы Стэнли стул, они с Макканном расставляют стулья. Все замирают. Входит Мег в вечернем платье, с барабаном и палочками.

Мег. А я барабан принесла. И принарядилась.

Гольдберг. Прелестно.

Мег. Вам нравится мое платье?

Гольдберг. Платье просто потрясающее. Неземной красоты.

Мег. Да, я знаю. Его мне еще отец подарил. (Кладет барабан на стол.) Красивый у него звук, правда?

Гольдберг. Отличный инструмент. Может, вечерком Стэн сыграет нам что-нибудь на барабане?

Мег. Сыграешь, Стэн?

Стэнли. Не могли бы вы вернуть мне очки?

Гольдберг. Ну конечно. (Протягиваетруку Макканну. Макканн передает ему очки.) Ну-с, что мы имеем? О, да здесь целая батарея. Четыре бутылки шотландского виски и одна ирландского.

Мег. Мистер Гольдберг, а что пить мне?

Гольдберг. Стаканы, первым делом стаканы. Откройте бутылку шотландского, Макканн.

Мег (подходит к буфету). Здесь моя лучшая посуда.

Макканн. Я шотландское не пью.

Гольдберг. У вас же есть ирландское.

Мег (подает стаканы). Прошу.

Гольдберг. Прекрасно. Думаю, миссис Боулс, разливать полагается Стэнли?

Мег. Да, да. Давай, Стэнли.

Стэнли медленно подходит к столу.

Так вам нравится мое платье, мистер Гольдберг?

Гольдберг. Не то слово. Повернитесь-ка. Когда-то я в этом неплохо разбирался. Ну-ка, пройдитесь.

Мег. Скажете тоже…

Гольдберг. Не стесняйтесь. (Хлопает ее по заду.)

Мег. О-о-о!

Гольдберг. Пройдитесь, а мы на вас полюбуемся. Какая осанка! Что скажете, Макканн? Графиня, не иначе. А теперь, мадам, повернитесь и пройдитесь на кухню. Как держится!

Макканн (Стэнли). Мне — ирландского.

Гольдберг. Гладиолус, ну прямо гладиолус!

Мег. Стэн, как тебе мое платье?

Гольдберг. Сначала даме, сначала даме. Мадам, ваш стакан, пожалуйста.

Мег. Спасибо.

Гольдберг. Дамы и господа, поднимем бокалы. Давайте выпьем.

Мег. Лулу еще нет.

Гольдберг. Тем хуже для нее. Итак, кто произносит тост? Миссис Боулс, вам слово.

Мег. Мне?

Гольдберг. Кому же еще?

Мег. А что мне говорить?

Гольдберг. Говорите то, что чувствуете. То, что у вас на сердце.

Мег смущена.

Сегодня день рождения Стэнли, вашего Стэнли. Посмотрите на него. Посмотрите на него, и вы найдете нужные слова. Минутку, свет слишком яркий. Нам нужен полумрак. Макканн, у вас фонарь с собой?

Макканн (вынимает из кармана небольшой фонарик). Вот он.

Гольдберг. Уберите верхний свет и включите фонарь.

Макканн идет к двери, выключает свет, возвращается и направляет фонарь в лицо Мег. За окном еще не совсем стемнело.

Да не на хозяйку дома — на именинника! Осветите нам лицо юбиляра.

Макканн направляет фонарь в лицо Стэнли.

Итак, миссис Боулс, мы все вас слушаем.

Пауза.

Мег. Даже не знаю, что и сказать.

Гольдберг. А вы посмотрите на него. Посмотрите внимательно.

Мег. А ему свет не бьет в глаза?

Гольдберг. Нет, нет, начинайте.

Мег. Ну вот… сегодня у нас такая радость… такая радость… и я хочу выпить за здоровье Стэнли, потому что у него день рождения, и еще потому, что он давно здесь живет и стал уже моим Стэнли… И, по-моему, он хороший, хотя иногда и бывает плохим.

Гольдберг понимающе хмыкает.

Других Стэнли я не знаю, зато этого изучила лучше некуда, хотя он так не считает.

Гольдберг. Правильно! Правильно!

Мег. И знаете, у меня глаза на мокром месте, ведь я так счастлива, что он сегодня, в свой день рождения, остался здесь, никуда не уехал. И мне кажется, что ради него и всех наших дорогих гостей я готова на всё… понимаете, на всё… (Рыдает.)

Гольдберг. Блестяще! Блестящая речь! Включите свет, Макканн.

Макканн идет к двери. Стэнли не двигается.

Вот это тост!

Загорается свет, и из левой двери входит Лулу. Гольдберг успокаивает Мег.

Ну-ну, выше голову. Улыбнитесь имениннику. Так-то лучше. Ба! Смотрите, кто к нам пожаловал!

Мег. Это Лулу.

Гольдберг. Рад приветствовать вас, Лулу. Меня зовут Нэт Гольдберг.

Лулу. Здрасьте.

Гольдберг. Стэнли, налейте опоздавшей. Вы пропустили тост, дорогая моя, и какой тост!

Лулу. Правда?

Гольдберг. Стэнли, налейте вашей гостье. Стэнли!

Стэнли передает Лулу стакан.

Отлично. Ну, а теперь поднимем бокалы. Все встали? Нет, нет, Стэнли. Вы-то как раз должны сидеть.

Макканн. Вот именно. Сидеть.

Гольдберг. Будьте добры, присядьте на минутку. Мы хотим за вас выпить.

Мег. Садись!

Лулу. Садись!

Стэнли садится к столу.

Гольдберг. Ну вот, Стэнли. (Встает со стаканом в руке.) Прежде всего мне хотелось бы сказать, что предыдущий тост тронул меня до глубины души. Скажите, часто ли в наши дни мы сталкиваемся с проявлениями истинного чувства? Крайне редко. Всего несколько минут назад я, как и вы, дамы и господа, задавался тем же вопросом: что сталось с любовью, радушием, искренней привязанностью, к которым нас, в бытность нашу детьми, приучали родители?

Макканн. Как не бывало.

Гольдберг. И я до сегодняшнего дня думал так же. Я ведь человек простой, люблю от души посмеяться, посидеть денек с удочкой, покопаться в саду. Я, например, очень гордился своей старой теплицей, которую соорудил собственными руками, в поте лица, можно сказать. Такой уж я человек. Для меня важно не количество, а качество. Небольшой «остин», чашечка чая в «Фуллере», книжка из библиотеки Бутса — и я доволен. Сейчас же я не просто доволен, я совершенно потрясен тостом, который произнесла хозяйка дома. Одно могу сказать: счастлив тот человек, к кому обращены ее слова.

Пауза.

Как бы вам лучше объяснить? Понимаете, все мы странники в этом мире и одиночество — наш общий удел. Верно?

Лулу (восхищенно). Верно!

Гольдберг. Увы, это так. Но сегодня, Лулу и Макканн, нам с вами необыкновенно повезло. Мы стали свидетелями того, как один представитель рода человеческого, не стесняясь, высказывает другому свои сокровенные чувства, во всей их глубине и силе. Стэнли, примите мои самые искренние поздравления. От имени всех нас желаю вам счастья. Думаю, что сегодня самый счастливый день в вашей жизни. Мазальтов![3]

Лулу и Мег аплодируют.

Давайте выпьем этот тост в темноте. Выключите свет, Макканн.

Лулу. Замечательная речь!

Макканн выключает свет, возвращается и освещает фонариком лицо Стэнли. За окном стемнело.

Гольдберг. Поднимем бокалы! Стэнли, с днем рождения!

Макканн. С днем рождения!

Лулу. С днем рождения!

Мег. Желаю удачи, Стэн.

Гольдберг. И поскорей!

Все пьют.

Мег. О, Стэнни!.. (Целует его.)

Гольдберг. Свет!

Макканн. Слушаюсь! (Включает свет.)

Мег. Чокнись со мной, Стэн.

Лулу. Мистер Гольдберг…

Гольдберг. Называй меня просто Нэт.

Мег (Макканну). Чокнитесь со мной.

Лулу (Гольдбергу). У вас пусто. Давайте налью.

Гольдберг. Не откажусь.

Лулу. Вы превосходный оратор, Нэт, понимаете, превосходный. Где это вы так говорить научились?

Гольдберг. Тебе понравилось, а?

Лулу. Не то слово!

Гольдберг. Впервые мне довелось читать лекцию в Бейсуотере. Никогда не забуду этого вечера. Лекционный зал не смог вместить всех желающих. Шарлотт-стрит опустела. Давно это было.

Лулу. А о чем вы читали лекцию?

Гольдберг. Очевидное и вероятное. Успех был колоссальный. С тех пор я всегда выступаю на свадьбах.

Стэнли не двигается. Гольдберг сидит за столом слева. Мег и Макканн выходят на авансцену справа. Лулу на авансцене слева. Макканн подливает себе в стакан из бутылки, которую держит в руке.

Мег. Плесните и мне вашего виски.

Макканн. Прямо сюда?

Мег. Да.

Макканн. Вы что, мешать любите?

Мег. Нет.

Макканн. Давайте ваш стакан.

Мег садится на ящик из-под обуви, на авансцене справа. Лулу подливает Гольдбергу и себе и передает ему стакан.

Гольдберг. Благодарю.

Мег (Макканну). А что, лучше не мешать?

Гольдберг. Лулу, садись ко мне на колени, я тебя покатаю.

Макканн. Почему бы и нет.

Лулу. Покатаете?

Гольдберг. Садись.

Мег (отпивает глоток). Очень вкусно.

Лулу. Я буду подпрыгивать до самого потолка.

Макканн. Удивляюсь, как вы такое пьете.

Гольдберг. Ну, рискни!

Мег (Макканну). Садитесь на эту табуретку.

Лулу садится Гольдбергу на колени.

Mакканн. На эту?

Гольдберг. Удобно?

Лулу. Да, спасибо.

Макканн (садится). Удобно.

Гольдберг. Какой у тебя многозначительный взгляд.

Лулу. И у вас тоже.

Гольдберг. Ты находишь?

Лулу (хихикает). Будет вам.

Макканн (Мег). Где это вы такое допотопное платье откопали?

Мег. Отец подарил.

Лулу. Вот уж не думала, что мы с вами сегодня встретимся.

Макканн (Мег). В Каррикмакроссе доводилось бывать?

Мег (пьет). Я была в Кингс-Кроссе.

Лулу. Так все неожиданно, ужас прямо…

Гольдберг (она ерзает у него на коленях). Эй, полегче!

Мег (встает). Танцевать хочу!

Лулу и Гольдберг, не отрываясь, смотрят друг на друга. Макканн пьет. Мег подходит к Стэнли.

Стэнли, потанцуем?

Стэнли сидит неподвижно. Мег одна кружится по комнате, затем возвращается к Макканну, он наливает ей виски. Она садится.

Лулу (Гольдбергу). Сказать по секрету?

Гольдберг. Ну?

Лулу. Я тебе доверяю.

Гольдберг (поднимаетстакан). Гезундхайт![4]

Лулу. У тебя есть жена?

Гольдберг. Была. Зато какая! Слушай. В пятницу днем отправлялся я обычно в парк. Эй, сделай одолжение, пересядь-ка на стол, ладно?

Лулу садится на стол. Он потягивается и продолжает.

Да, в парк. Прогуляться. Иду себе по дорожке, со всеми здороваюсь, с мальчиками, с девочками — я ведь со всеми одинаково вежлив. Погулял — и обратно, домой. «Сайми! — крикнет, бывало, моя женушка — Быстрей, а то остынет!» И что, ты думаешь, я нахожу на столе? Аппетитнейший кусочек рольмопса с маринованным огурчиком. Пальчики оближешь!

Лулу. А я думала, тебя зовут Нэт.

Гольдберг. Жена называла меня Сайми.

Лулу. Муж ты, видать, образцовый был.

Гольдберг. Видела бы ты ее похороны! Незабываемое зрелище.

Лулу. Похороны?

Гольдберг (тяжело вздыхает и качает головой). Никогда не забуду.

Мег (Макканну). Отец как-то хотел взять меня с собой в Ирландию, а потом раздумал и поехал один.

Лулу (Гольдбергу). Как ты думаешь, ты знал меня, когда я была маленькой?

Гольдберг. Ты была хорошей девочкой?

Лулу. Да.

Мег. А может, он и не в Ирландию ездил…

Гольдберг. Может быть, я играл с тобой в «лошадки»?

Лулу. Может быть.

Мег. Не взял он меня с собой.

Гольдберг. Или в «ласку».

Лулу. А разве это игра?

Гольдберг. Разумеется.

Макканн. Почему же он не взял тебя в Ирландию?

Лулу. Ой, щекотно!

Гольдберг. Не выдумывай.

Лулу. Я всегда любила мужчин в возрасте. Они такие жалостливые.

Обнимаются.

Макканн. Я знаю одно местечко. Роскри. Пивная «У матушки Нолан».

Мег. Когда я была маленькой, у меня в комнате горел ночник.

Макканн. Как-то просидел я там с ребятами до утра. Всю ночь пели и выпивали.

Мег. А няня сидела рядом и пела мне песни.

Макканн. А утром съедали по тарелке жаркого. А теперь что?

Мег. У меня вся комната розовая была. Розовый ковер, розовые занавески, повсюду музыкальные шкатулки разбросаны. Под них я и засыпала. А мой отец был очень известный врач. Поэтому со здоровьем у меня всегда все было в полном порядке. Родители души во мне не чаяли, а в других комнатах жили мои братья и сестры. Все комнаты — разного цвета…

Макканн. Эх, Тулламор, где ты теперь?

Мег (Макканну). Налей-ка еще.

Макканн (наливает ей виски и подпевает). Отважным фениям[5] слава!

Мег. Какой у тебя приятный голос.

Гольдберг. Спой нам, Макканн.

Лулу. Любовную песню!

Макканн (декламирует).

Гольдберг. Любовную, тебе говорят!

Макканн (поет громким голосом).

Лулу (Гольдбергу). Ты как две капли воды похож на моего первого мужчину.

Мег (встает). Давайте в какую-нибудь игру поиграем.

Гольдберг. В игру?

Мег. Любую.

Лулу (подпрыгивает). Ой, давайте!

Гольдберг. Так в какую игру играем?

Макканн. В прятки.

Лулу. В жмурки.

Мег. Да!

Гольдберг. Вы хотите играть в жмурки?

Лулу и Мег (хором). Да!

Гольдберг. Хорошо. Жмурки так жмурки. Ну-с, все встали. (Встает.) Макканн, Стэнли. Стэнли!

Мег. Стэнли, вставай!

Гольдберг. Что это с ним?

Мег (наклоняетя к Стэнли). Стэнли, мы сейчас будем играть. Вставай, Стэн, не упрямься.

Лулу. Скорей.

Стэнли встает. Макканн встает.

Гольдберг. Хорошо! Итак, кто будет водить?

Лулу. Миссис Боулс.

Мег. Только не я.

Гольдберг. Конечно вы.

Мег. Кто, я?

Лулу (снимает с шеи платок). Вот, пожалуйста.

Макканн. А как в эту игру играть?

Лулу (завязывает Мег глаза). Неужели вы никогда не играли в жмурки? Не вертитесь, миссис Боулс. Она не должна до вас дотронуться. Но после того, как ей завяжут глаза, двигаться нельзя. Надо стоять на одном месте. Если она дотронется до вас, водить будете вы. Повернитесь. Сколько пальцев?

Мег. Не вижу.

Лулу. Хорошо.

Гольдберг. Так! Все расходятся, Макканн, Стэнли! А теперь остановились, замерли. Ищите!

Стэнли на авансцене справа. Мег ходит по комнате. Гольдберг ласкает Лулу. Мег дотрагивается до Макканна.

Мег. Поймала!

Лулу. Снимайте платок.

Мег. Какие чудесные волосы!

Лулу (развязывает платок). Ну вот.

Мег. Это вы!

Гольдберг. Надевайте платок, Макканн!

Лулу (завязывает Макканну глаза). Так. Поворачивайтесь. Сколько пальцев?

Mакканн. Не вижу.

Гольдберг. Отлично! Все расходятся. Стоп! Замерли!

Макканн ходит по комнате, расставив руки.

Мег. Ой, как здорово!

Гольдберг. Тихо! Тсс! Опять все расходимся. Стоп! Замерли!

Макканн ходит по комнате. Гольдберг ласкает Лулу. Макканн останавливаетя возле Стэнли. Протягивает руку и дотрагивается до его очков.

Мег. Это Стэнли!

Гольдберг (Лулу). Тебе нравится игра?

Мег. Твоя очередь, Стэн.

Макканн снимает платок.

Макканн (Стэнли). Я возьму ваши очки.

Макканн забирает у Стэнли очки.

Мег. Дайте мне платок.

Гольдберг (обнимает Лулу). Завяжите ему глаза, миссис Боулс.

Мег. Сейчас. (Стэнли.) Видишь мой нос?

Гольдберг. Нет, не видит. Готовы? Отлично. Все расходятся. Стоп! Замерли.

Стэнли стоит на одном месте. Макканн медленно пятится налево. Ломает очки пополам. Мег на авансцене слева. Лулу и Гольдберг сзади в центре, стоят обнявшись. Стэнли начинает очень медленно двигаться налево. Макканн хватает барабан и подставляет его Стэнли под ноги. Стэнли налетает на барабан, падает, одна нога застревает в барабане.

Мег. Ой!

Гольдберг. Тсс!

Стэнли встает. Идет по направлению к Мег, барабан волочится за ним. Подходит к Мег и останавливается. Протягивает к ней руки и хватает за горло. Начинает ее душить. Макканн и Гольдберг бросаются к Стэнли и оттаскивают его.

Затемнение.

В окне теперь совсем темно. Сцена погружена во мрак.

Лулу. Свет!

Гольдберг. Что случилось?

Лулу. Свет!

Макканн. Сейчас.

Гольдберг. Где он?

Макканн. Пусти меня!

Гольдберг. Кто это?

Лулу. Кто-то трогает меня!

Макканн. Где он?

Мег. Почему нет света?

Гольдберг. Где ваш фонарь?

Макканн светит фонарем Гольдбергу в лицо.

В меня-то зачем?!

Макканн отводит фонарь в сторону, его выбивают у него из рук, фонарь падает и гаснет.

Макканн. Мой фонарь!

Лулу. О боже!

Гольдберг. Где фонарь? Поднимите его!

Mакканн. Не могу найти.

Лулу. Держите меня! Держите меня!

Гольдберг. Встань на колени. Помоги ему найти фонарь.

Лулу. Не могу.

Макканн. Куда же он делся?

Мег. Почему нет света?

Гольдберг. Да тише вы! Помогите ему найти фонарь.

Тишина. Макканн и Гольдберг ползают по сцене, тяжело дыша. Внезапно из глубины комнаты раздается громкий барабанный бой. Лулу тихо скулит.

Гольдберг. Сюда, Макканн!

Макканн. Иду!

Гольдберг. Ко мне, ко мне. Осторожнее. Вон там.

Гольдберг и Макканн ползком огибают стол слева, Стэнли — справа. Лулу замечает, что Стэнли приближается к ней, визжит и теряет сознание. Гольдберг и Макканн поворачиваются и сталкиваются.

Гольдберг. Что это?

Макканн. Кто это?

Гольдберг. Что это?

В темноте Стэнли поднимает Лулу и кладет на стол.

Мег. Это Лулу!

Гольдберг и Макканн двигаются к авансцене справа.

Гольдберг. Где она?

Макканн. Упала.

Гольдберг. Где?

Макканн. Где-то здесь.

Гольдберг. Помогите мне поднять ее.

Макканн (двигается к авансцене слева). Не могу найти ее.

Гольдберг. Должна быть где-то здесь.

Макканн. Здесь ее нет.

Гольдберг (двигается к авансцене слева). Должна быть.

Макканн. Пропала куда-то.

Макканн находит на полу фонарь и направляет его на стол и на Стэнли. Лулу лежит на столе, раскинув руки. Стэнли склонился над ней. Когда свет от фонаря падает на него, он начинает хихикать. Гольдберг и Макканн приближаются. Стэнли пятится назад и хихикает. Лицо освещено фонарем. Они следуют за ним по пятам в глубь сцены. Хихикая, он натыкается спиной на окно в кухню и останавливается. Свет от фонаря бьет ему в лицо. Он вжимается в стену, смех становится все громче. Фигуры Гольдберга и Макканна надвигаются на него.

Занавес