День веснушек

Так бывает, что очень важное узнаёшь случайно. Пришла с работы мама и сказала, что ей надо собираться в командировку в Крым, в пионерский лагерь Прибрежный. Работать с иностранной делегацией.

А уж что Коля дальше услышал — ну просто арабская сказка: мама берёт его с собой.

Первыш скоро закончит первый класс, и ему надо будет отдохнуть, чтобы учиться потом дальше. Вот мама и берёт его.

Когда Первыш сказал об этом Боре и Серёже, они ему очень позавидовали. Первышу даже стыдно стало перед друзьями, что похвалился лагерем и что он весёлый и счастливый.

Со стороны, наверное, просто неприлично.

Но тут Боря сказал:

— А как же ты поедешь? Ты ещё не пионер!

Это он сказал совсем не от зависти, а просто вслух подумал.

И Серёжа вслух подумал:

— Вдруг тебя не пустят?

Коля испугался — и правда, лагерь называется пионерским. А он не пионер и вообще самый маленький в классе.

Мама обо всём этом забыла, что ли…

Тогда Боря опять сказал:

— Но ведь ты вожатый. Коллективный вожатый!

И Серёжа сказал:

— Пускай Светка подтвердит, что ты вожатый над ней.

Первышу было приятно, что друзья заботятся о нём и вот помогают ему, когда он попал в трудное положение.

Но Светка… Разве она что-нибудь подтвердит?

Когда узнала, что мама берёт Колю с собой в Крым, начала визжать, орать и даже по полу кататься туда-сюда. Никакого чувства меры.

И всё это от зависти.

Мама и папа еле-еле успокоили Светку. Прыгали вокруг неё, как слуга и слуга слуги. И даже Коля прыгал, веселил Свету, чтобы мама не передумала и не взяла Светку вместо него.

Но мама не передумала. И как только Светка

поднялась с пола, объяснила ей, что она ещё несамостоятельная и брать её нельзя.

Но Светка всё равно долго не успокаивалась. Папа принёс электрический вентилятор, поставил его перед Светкой и включил. Вентилятор, во-первых, заглушал Светку, а во-вторых, сушил ей слёзы. Недаром папа инженер.

Когда Света наконец успокоилась, она всё равно дулась и не разговаривала с Колей.

Разве она что-нибудь подтвердит?

Ни за что!

И тут вдруг Первыш сказал друзьям:

— Я еду в командировку. Вот. Мама едет в командировку, и я еду.

Прилетели скворцы, выгнали из скворечен Воробьёв и заняли свои квартиры. Грачи свили гнёзда на большом старом тополе. Не было никакого снега и никакой зимы. И вместо прошлогодних листьев и прошлогодней травы выросли новые свежие листья и трава. Было совсем тепло.

Первыш закончил первый класс и перешёл во второй. Это было событие!

Тамара Григорьевна объявила ребятам, что они закончили первый в своей жизни учебный год.

И директор школы Серафима Павловна их поздравила. И нянечка тётя Клава.

Нянечка тётя Клава сказала, что теперь, на будущий год, они самостоятельно будут ходить в буфет. Но что вообще до взрослого человека им ещё хлебать и хлебать киселя.

Вот как сказала тётя Клава.

И школьное радио их поздравило, и Глеб Глебыч поздравил — сыграл на рояле марш.

И коллективные вожатые поздравили, каждую октябрятскую звёздочку отдельно. Ребята разъедутся кто куда. А Коля поедет в командировку. И даже не поедет, а полетит. На самолёте.

Коля очень ждал этого часа командировки и наконец дождался, хотя мама и называла это для него не командировкой, а отдыхом, чтобы он потом учился дальше отдохнувший.

Автобус едет через всю Москву.

Коля уезжает из родного города. Ему немножко и грустно и боязно: он оставил друзей, школу, *®8 двор, где ему всё известно и привычно. Как говорит тётя Клава, «каждая кошка и собака».

А кто их во дворе не знает — кошек и собак? Их все знают. И в школе знают, потому что кошки и собаки приходят смотреть, как ребята играют в шайбу. Теперь в шайбе все разбираются.

Эпоха.

На аэродроме говорило радио — объявляло о самолётах, которые прилетели в Москву, и о самолётах, которые вот-вот улетят из Москвы. Радио говорило гораздо громче, чем школьное.

Пассажиры сидели в больших залах в креслах, разговаривали, курили, читали газеты или журналы, слушали, что объявляет радио.

Мама и Коля тоже сели в кресла.

Стены залов из стекла, и поэтому хорошо видны самолёты на аэродроме, трава, облака.

Коля сидит в кресле на Внуковском аэродроме.

Скоро по радио пригласят в самолёт. Коля может взять и почитать газету или журнал (он умеет читать газеты и журналы). Пройти в буфет и выпить чашку кофе (он умеет пить чашку кофе). Просто помолчать (он знает, что такое учреждение).

Первыш почувствовал себя смелым. Перестал грустить.

Что там кошки и собаки! Давайте сюда самолёт — техническое средство!

И самолёт дали: объявили посадку. Коля с мамой пошли к дверям аэровокзала. Двери тоже были стеклянными.

Коля и мама сели в электрический автомобиль, и он повёз их к самолёту.

Электрический автомобиль был красным, трава — зелёной, самолёт — белым, совсем таким, какими бывают облака. Первыш на всё теперь смотрит внимательно, как учил художник.

Если не забывает, конечно, смотреть внимательно.

Он храбро поднялся по крутой высокой лестнице в кабину самолёта. Но когда вошёл в самолёт, понял: храбрости особенной даже и не надо, потому что он вроде бы оказался в длинном уютном коридоре аэровокзала, где стояли большие кресла.

Пассажиров встретила стюардесса. Показывала места.

Она и Коле показала его место.

Коля, конечно, сидел у окна — круглого, с белой шторкой. Так было задумано сразу, и такой билет был куплен.

Иначе и быть не могло.

Когда все пассажиры заняли свои места, стюардесса сказала, что они будут лететь до Крыма час сорок минут. Сказала, как зовут командира корабля и как её зовут. И что если у пассажиров будут какие-нибудь просьбы или вопросы, чтобы обращались к ней.

В круглое окно было видно, как к самолёту подъехал автомобиль-тягач. Коля знал, что этот автомобиль-тягач потянет самолёт на взлётную дорожку.

А потом самолёт включит реактивные моторы и взлетит.

Стюардесса прошла по проходу между креслами и велела пассажирам пристегнуться. У кресел есть пояса. Это чтобы плотно сидеть, когда самолёт будет взлетать к облакам и выше облаков.

И ещё она выдавала пассажирам, у которых были самопишущие ручки, непромокаемые чехольчики. В эти чехольчики надо было убрать ручки, а то в полёте из ручек иногда вытекают чернила и пачкают карманы пиджаков. Как понял Коля, получаются кляксы.

Пассажиры начали пристёгиваться, прятать в чехольчики самопишущие ручки.

Стюардесса подошла к Первышу.

Мама сказала, что она уже пристегнула Колю как могла: Коля маленький (мама сказала — «худенький») и пристегнуть его поясом очень крепко невозможно.

Стюардесса проверила и ответила:

— Ничего. Достаточно.

Коля спросил:

— Мёртвых петель не будет? (Это Первыш пошутил.)

— Нет, — улыбнулась стюардесса (она оценила его шутку). — Не будет, — и хотела отойти.

Но Коля закричал:

— А чехольчик!

— Тебе-то зачем?

— У меня ручка самопишущая.

— Извините, — ответила стюардесса и протянула Коле чехольчик.

Коля подумал, что его ручка и валялась, и дралась, так что вряд ли потечёт в самолёте. Но чехольчик он всё-таки надел и убрал ручку в карман.

Автомобиль-тягач начал разворачивать самолёт, чтобы его поставить на взлётную дорожку. Скорее включайте моторы. Человек хочет подняться к облакам! И даже выше облаков!

Он почти пристёгнут, и ручка у него спрятана в чехольчик.

Коля поднялся к облакам. И даже выше облаков. Пролетел над страной и снова опустился на землю в Крыму, где Чёрное море, где пионерский лагерь. Вместе с ним опустилась и самопишущая ручка.

Коля с мамой поселились в небольшом доме из стекла.

В лагере все дома стеклянные. Как аэровокзалы. И стены у них — сплошное стекло. И ещё раздвигаются.

Дом, в котором поселились Коля с мамой, был не пионерским корпусом, а гостевым: в нём жили гости. Почётно, конечно, жить в таком корпусе. Но с первых же дней Коля уходил туда, где были корпуса пионерские, где играли в весёлую игру «стрелок». Где была пристань и отплывали в мор$ катера.

Около библиотеки на доске объявлений он прочитал:

Директор фабрики "Умелые руки"

ЯРОСЛАВ КОРИНЕЦ

из 2-го отряда

В отношении директора фабрики всё понятно. Коля сам был директором завода.

Председатель пресс-центра

Донна Рут

из 4-го отряда

Начальник пионерского почтамта

Кристина Букова

из 10-го отряда

Коля пошёл и отыскал почтамт. Ему надо будет отправлять письма друзьям. Для этого он и взял из Москвы самопишущую ручку.

Почтамт был в светлом маленьком павильоне. Здесь было крупно написано на разных языках:

POST

POSTES

ПОЧТА

POSTA

Стоял огромный почтовый ящик. Стоял на земле и был ростом с Колю. Коля подошёл и незаметно померился: ящик оказался даже выше. Оскорбительно про такое рассказывать, но ничего не поделаешь.

Папа говорит, что надо быть объективным и ещё надо уметь правильно оценивать события.

Почтовый ящик таких размеров — это, конечно, событие. И Коля правильно всё оценил. Он не Светка. Это она по полу катается и орёт, потому что не хочет правильно оценивать события. Не хочет быть объективной. А Коля старается быть объективным. Если и не всегда, то как можно чаще.

Подошла девочка и спросила, кто он и откуда. Не желает отправить письмо? Купить почтовую марку или конверт?

— А ты Кристина? — Он ведь уже прочитал про неё объявление.

— Да, — ответила девочка. — Начальник почтамта. Я из Болгарии.

— А я из Москвы. Первыш. — Но тут же подумал, а почему должны знать, что он Первыш. У него здесь новая жизнь начинается. — Собственно, я Коля Мухин.

— А ты в каком отряде?

— Ни в каком. Я гость.

— Гость?

— Гость в командировке, — быстро добавил он. — Живу в гостевом корпусе. — И ещё раз сказал: — Мухин Николай Николаевич.

Уже многие знали, что по лагерю ходит мальчик, гость из гостевого корпуса. А Коле так хотелось сказать, что он не гость.

Вот бы жить в корпусе с ребятами вместе!

А то ходишь один, объявления читаешь. Скучно. Даже устаёшь немного. Может быть, потому, что лето, жарко.

Мама с утра уходит к иностранной делегации. В делегации — дети, откуда-то из Аравии. И среди них девочка с нянькой. Имя у девочки длинное — Мада Селина Амина и ещё чего-то.

Девочку он ещё не видел, потому что она заболела и её положили в лазарет. От мороженого заболела. Ей очень понравилось русское мороженое.

Она ела его по пути в лагерь без перерыва и вот теперь кашляет. Простудилась.

Об этом знали все в лагере. Ходили навещать. А он не ходил: он ведь так, неизвестно кто в лагере, — гость из гостевого корпуса.

Нянька очень напугалась, что девочка простудилась. Послала письмо родным и всё сообщила про мороженое. Это мама сказала Коле, что нянька сообщила всё про мороженое, потому что письмо нянька показала маме, просила надписать обратный адрес по-русски.

И ещё об этом письме узнала Кристина.

Нянька пришла на почтамт отправлять письмо и тоже пожаловалась Кристине на свою Маду, что она объелась мороженым и вот теперь будут волноваться родные.

А лагерный доктор Наталия Ивановна сказала няньке, чтобы она не поднимала панику: все дети

объедаются мороженым — и ничего, выздоравливают. Мада уже почти здорова — прыгает на кровати, поёт песни. И ещё Наталия Ивановна сказала, что скоро её выпишут из лазарета и она поступит в отряд.

Мама перевела это няньке.

И когда нянька услышала об отряде, она опять напугалась и побежала к Кристине на почтамт. Отправила ещё одно письмо — можно ли девочке жить в отряде или она должна жить в гостевом корпусе с нянькой. Выздоравливать и вообще…

Другие приехавшие дети давно уже путешествуют с отрядами по всему Крыму — кто в Севастополе у моряков, кто в совхозе «Горное солнце», где выращивают персики и виноград, кто у керченских рыбаков…

Мама тоже была с ними, ведь это её делегация. И девочка — её делегация. И нянька.

Нянька начала у мамы всё выспрашивать о лагере. Поднимала руки к небу и опускала низко-низко. Очень смешно было на неё смотреть.

Коля жалел, что нет здесь Бори. Он бы всё показал про эту няньку, которая неизвестно чего боится.

Каменный век!

Мама позвала старшую пионервожатую Людмилу Фёдоровну, чтобы она помогла ей бороться с нянькой. А потом набежали ещё и ребята. Много!

Это Коля их позвал. Вышел из гостевого корпуса и давай ребят останавливать, звать на помощь.

Зашумели все, заговорили!

Мама едва успевала переводить. Ребята кричат, и нянька не сдаётся, тоже кричит. Совсем распалилась, надувает щёки, закатывает глаза.

Коля вдруг подумал, а что, если сбегать в лазарет и повидать девочку. Может быть, она и мороженым объелась с отчаяния. Впала в отчаяние от подобной няньки.

Коля всё ей расскажет.

Ну, не всё, потому что по-арабски не очень ещё разговаривает, но вот нянькины слова запомнил, которыми она кричала на ребят, уничтожала их.

Пусть узнает, о чём говорит нянька! И если она тоже испугается — скатертью дорожка! А что?

Разве надо уговаривать людей, если они пугаются и не хотят оставаться?.. Мама говорила, что в лагере много зарубежных гостей бывало — и ничего, довольны остались.

Коля выскочил из корпуса. Добежал до лазарета.

Решил вызвать девочку к окну. Она прыгает на кровати и песни поёт. Значит, может и к окну по-116 дойти. А в лазарет ему всё равно не проникнуть.

Нашёл окно. Бросил камушек. Из окна тут же высунулась… но совсем не Мада, а какой-то мальчишка высунулся. Рука его была в гипсе.

Он спросил:

— Тебе чего?

— Мне… — растерялся Коля. — Мне эту… как её… — Имя всё целиком вспомнить, конечно, не мог. Попробуй вспомни, когда оно под знаком бесконечности. И Коля тогда вдруг сказал: — Ну, шахиню мне.

— Шахиню? — удивился мальчишка. — А что это такое?

— Девочка из этой… — И Коля теперь забыл, откуда она. Ведь он главное сейчас помнил: слова няньки. — Ну, из этой… шейх, шах, падишах, — сказал Коля.

Всегда у него так: скажет чего-то, а потом

добавит чего-то, и в результате — неразбериха. Путаница… Шахиня — ведь это девочка из сказки о белой верблюдице!.. Эту сказку мама часто рассказывает Светлане.

— Да ты сам кто такой? — окончательно остолбенел мальчишка.

— Я? Первыш.

Ну вот, теперь и «Первыш» выскочило.

— Из первого отряда, что ли? — попытался наконец понять мальчишка.

— Да, — ответил Коля, хотя и не собирался врать. Само как-то так получилось: очень хотел быть в каком-нибудь отряде, и потом, надо было как-то выпутываться из всей этой неразберихи.

—; А я из шестого. Трещина на руке. Упал. Соревнования скоро. А у меня рука вот.

— Какие соревнования?

— Ракетчиков. Я ракетчик, понимаешь?

Тут Коля забыл о Маде.

— Ракетчик?

— Да.

Мальчишке было скучно, и он рад был поговорить.

— Ты что, летать собираешься на ракетах?

— И летать. А пока строю. Хочешь, покажу?

— Покажи.

Мальчишка с гипсом исчез внутри палаты и вскоре появился с маленькой ракетой. Он держал её здоровой рукой. Ракета была жёлтого цвета, будто лакированная, и с красным носом. На ракете было написано «Хабаровск» и номер стоял 8.

— Нос у неё снимается, а здесь внутри парашют. Чтобы ракета могла на землю спуститься. После старта. У меня не один парашют, а два маленьких. Из целлофана для прочности.

— Пластик и стеклопластик, — небрежно сказал Коля.

— Верно. Откуда знаешь?

— Большая Химия. — И при этом Коля пожал плечами: чему тут удивляться? — Можно поглядеть ракету?

— В лазарет принёс тайно. Не разрешают.

— А почему — «Хабаровск»?

— Потому что я из Хабаровска.

И мальчишка бросил на траву ракету к ногам Коли.

— Берегись, чтобы не увидели!

Коля поднял ракету и начал разглядывать. И беречься начал, чтобы с ракетой не увидели.

Наталия Ивановна не увидела. Кто же ещё!

Ракета лёгкая, сделана из картона. Он сразу догадался, из чего сделана. Сам умел конструировать и строить всякое из картона и цветной бумаги.

На ракете были две петельки, а сзади была дырка.

— Для чего дырка?

— Двигатель вставляют.

— А петельки для чего?

— Ракету надевают на стержень. Направляющая называется. Чтобы ракета стартовала. Она по этой направляющей и взлетает. Понимаешь? А то как ей взлететь? Соревнования скоро, а я вот с рукой… — вздохнул мальчишка.

— А где будут соревнования?

— Вон на той горе, — показал мальчишка здоровой рукой. — Чья ракета дольше в воздухе продержится, тот и победитель. У меня раньше часто аварии случались: двигатель выбьет, стропы у парашюта запутаются или вдруг совсем парашют сгорит.

— А бывает, чтобы ракета взорвалась?

— Бывает. В воздухе. Хлоп! На куски! Кричишь: «Эксперта сюда!»

Об экспертах Коля ничего не знал, не слышал о таких.

— Кто это?

— Эксперт?.. Он помогает установить причину аварии, если сам не разбираешься.

Коля кивнул и подумал: в школе бы хорошо — чуть что не понял, сам не разобрался или отметкой недоволен, кричишь: «Эксперта сюда!»

Коля так подумал, утешился и спросил про двигатель ракеты:

— Он из чего?

— Из охотничьей гильзы.

— Покажи.

— У меня нет. Двигатели выдают, когда соревнования. Жюри выдаёт, чтобы у всех одинаковые.

Коля начал разглядывать гору, где будут соревнования.

Гора возвышалась над лагерем Прибрежным — зелёная, открытая. Вроде на ней даже какая-то мачта.

Может быть, это большая направляющая для большой ракеты?..

Коля хотел сказать мальчишке, что в классе с друзьями он иногда летал на ракете, когда их звёздочка получала хорошие отметки и поведение тоже было хорошим: никто ни с кем не валялся и не дрался. И ещё он хотел спросить, что мальчишка думает в отношении планетоходов.

Вдруг послышался чей-то строгий голос из окна.

Коля глянул в окно, где только что был ракет-

чик, но его уже не было. А глядела оттуда Наталия Ивановна.

— Мешать больным нельзя.

— Я не мешаю.

— Нет, ты мешаешь.

За спиной Наталии Ивановны что-то хотел сказать ракетчик, но Наталия Ивановна закрыла окно.

Коля попытался показать ракету и объяснить, что она принадлежит мальчишке с гипсом, но Наталия Ивановна махнула рукой, чтобы уходил…

Тогда Коля решил отойти от окна и про ракету молчать. А то ещё Наталия Ивановна отберёт. Лучше вернуть потом. Мальчишка из 6-го отряда, он ведь сказал.

Тихонько начал красться вдоль других окон. Где тут лежит Мада? В какой палате?

Вдруг услышал, кто-то негромко кашляет: «Кх! кх! кх!»

Простудился.

Коля опять подобрал камушек и бросил в окно. Только бы не высунулась Наталия Ивановна… На всякий случай спрятался за маленький кипарис. Присел и спрятался. Как мог.

Из окна высунулась девочка — проворная, тоненькая, с большими тёмными глазами. На голове— пушистый фонтанчик тоже тёмных волос. На ниточке — бусинка, спускается на самый лоб из этого тёмного фонтанчика.

Настоящая шахиня из сказки.

Первыш рассматривал девочку, и, может быть, тогда впервые в нём что-то произошло, если говорить объективно. Что-то изменилось, улучшилось.

Первыш поднялся из-за кипарисов. В лагере их очень много. Недавно посадили, и они ещё

долго будут расти, пока станут настоящими деревьями.

Мада сразу его увидела. Начала смотреть. А он начал вспоминать арабские слова, которые должен был сказать ей.

И тут понял, что этих самых арабских нянькиных слов не может вспомнить. Забыл. В голове не осталось ничего похожего. Ни справа налево, ни слева направо. Что же делать?

Доктор может вот-вот прогнать. Зайдёт к Маде в комнату, увидит в окно и опять прогонит.

Тогда он решил всё показать «шахине». Показать так, как всё показывает Боря Завитков.

Не сумеет разве!

Положил на землю ракету, глубоко вдохнул, набрал в себя воздух, чтобы потолстеть, как нянька, и начал поднимать руки к небу и низко опускать.

А потом, уже не толстый, начал бегать вокруг кипариса, вроде это Мада бегает, и нянька за ней гоняется, грозит, что увезёт её отсюда, из лагеря.

«Шахиня» в окне смеялась, подпрыгивала от удовольствия. И вместе с ней подпрыгивала бусинка на лбу.

Коля начал показывать, что такое лагерь, пионерский отряд. Маршировал, трубил в горн, барабанил на барабане, поднимал флаг, стоял под салютом. Показывал, как пионеры сами одеваются, причёсываются, умываются. Он ведь всё это уже видел.

Мада взобралась на подоконник, села и давай болтать ногами и опять смеяться и веселиться.

И так громко — даже повизгивать.

Коля прикинул на глаз — ростом не выше почтового ящика. Значит, не выше Коли.

Теперь он опять показывал ей няньку. Что вот, мол. страшилище!.. Она, мол, первый твой враг.

Он надувал щёки, закатывал глаза. Тоже подпрыгивал.

Мада закричала от восторга.

Погубит и себя, и Колю. А надо ещё достучаться до ракетчика и постараться вернуть ему «Хабаровск».

Коля немного передохнул: легко ли надуваться, показывать толстую няньку. Вроде в гору бежишь. И ещё потруднее.

Вдруг вспомнил, как Валентин Васильевич сказал, что с марсианами можно будет договориться при помощи числовой оси.

Решил нарисовать на земле числовую ось и показать на оси лагерь, Маду и её няньку.

Быстро начал чертить. Сейчас они с «шахиней» договорятся.

Но тут случилось такое, чего он и опасался: Мада досмеялась и докричалась до того, что к ней в палату вошла Наталия Ивановна. Мада исчезла с подоконника, окно захлопнулось, и наступила угрожающая тишина. Неприятное состояние. Надо немедленно убегать.

Прижимая к груди ракету, Первыш побежал вниз, к гостевому корпусу.

Коля получил письмо. Его вручила ему Кристина.

— Из Москвы, — сказала она. — Вообще письма забирают по отрядам и раздают. А твои письма буду вручать тебе я, потому что ты ни в каком отряде. Ты гость.

— Нет, — ответил Коля. — В отряде. Первом.

— В первом отряде?

— Да. — Он уже сам поверил, что в первом отряде.

Сказал и быстро ушёл. Кристина начнёт что-нибудь спрашивать про первый отряд, а дальше обманывать не хотелось. Опять неразбериха. Да и письмо из Москвы ему лично — это очень интересно.

Он спустился к морю, туда, где строился для лагеря Прибрежного новый большой причал. Где работали водолазы, сверлили под водой и взрывали камни, чтобы к лагерю могли подходить корабли.

Здесь ещё была огромная плоская скала, вроде это всплыл кит. И торчит из воды его широкая спина.

Очень даже было похоже.

Все в лагере беспокоились: только бы водолазы не взорвали кита. Оставили его.

Коля сел на выступ будущего причала, поближе к морю. Кит тихонько дремал. Дышал носом. На его спину набегали волны.

В школе перед самыми каникулами ребята заспорили, кто такой кит: рыба или животное?

Коля тогда первый закричал: «Кит — животное и дышит носом!» Это вам не муха! Тамара Григорьевна сказала: «Правильно, кит — морское животное». И потом весь класс дышал носом, как дышит кит, чтобы запомнить, что это — животное и дышит носом. «А вот акула, про которую смотрели кино, — это рыба, и дышит она жабрами», — сказала Тамара Григорьевна.

Жабрами дышать люди не могут, поэтому в классе никто не смог дышать, как акула. Это у Юрика, того и гляди, от рыбьего жира вырастут жабры.

Коля распечатал конверт, достал письмо. Развернул. Письмо было от Серёжи и Бори. Они сразу оба вместе написали.

Никогда раньше Коля не представлял себе, что так приятно получать письма от друзей. Узнавать новости.

Оказывается, Серёжа и Боря видели, как старшеклассники сдавали экзамен по русскому языку (не машине ещё кибернетической, а директору Серафиме Павловне).

Боря и Серёжа подглядывали в щёлку в дверях. Вместе с ними подглядывали Петя и Галя. И даже тётя Клава подглядывала.

Старшеклассники тащили билеты и потом отвечали на вопросы. И директор Серафима Павловна (а не машина) выставляла отметки.

Тема Новиков катается в школьном дворе на велосипеде, потому что дома у него двора нет, а на улице ему кататься нельзя — в правилах уличного движения запрещается до четырнадцати лет. Тёма в милицию письмо писал, спрашивал.

Тамара Григорьевна велела Тёме приносить велосипед в школьный двор. Он приносит и катается. Иногда кто-нибудь из коллективных вожатых помогает ему приносить велосипед.

Команды Самохина и Ревякина играют в футбол. И опять «Чёрные бомбовозы» с «Космонавтами». Кошки и собаки приходят смотреть — они в футболе тоже разбираются.

Ревякин ставит Серёжу вратарём за воротами. И Серёжа стоит сзади настоящего вратаря, учится всё делать, как вратарь в настоящих воротах.

А на детском стадионе в Лужниках скоро откроется летняя спартакиада школьников. Будут вручать награды. Какие — пока неизвестно.

Написали Боря и Серёжа и про то, что в школу приводят детсадовцев, записывают в первый класс. Приводят к Серафиме Павловне. Они сидят у неё на диване и важничают. А потом детсадовцы ходили по школе. Боря и Серёжа детсадовцам всё показывали, как на экскурсии.

В одном пустом классе Боря посадил их за настоящие большие парты и попробовал немного поучить, как Тамара Григорьевна. И даже немного повоспитывал и ещё поучил, пока одного детсадовца не ударила по голове парта. Ну, не парта, а крышка от парты. Он сам уронил крышку на свою голову.

Вот какая неприятность получилась.

Потом были вопросы о лагере, конечно. А в конце стояли подписи: «Завитков, Данилин».

Всё было как в настоящем письме — и «здравствуй», и всякие новости, и подписи. И число, месяц и год.

Не напрасно Тамара Григорьевна научила писать письма.

Сидишь разбираешь Борины и Серёжины буквы, и всё тебе ясно, что происходит в Москве, в школе, во дворе. А когда буквы не разбираешь, всё равно сидишь, и всё равно тебе всё ясно, потому что представляешь себе, что может происходить в Москве, в школе, во дворе. Очень удобная вещь — письма.

Тёма Новиков даже в милицию написал и спросил про себя и велосипед.

А здесь велосипеды по морю ездят. Водяные. Педали крутишь и едешь по морю. На колёсах не шины, а лопасти.

Коля самостоятельно ещё не ездил — не пускают, а с мамой ездил. Вдвоём на одном велосипеде.

Мама смеялась и веселилась. И была очень красивой и совсем молодой. Как Тамара Григорьевна тогда в лесу, в Измайлове.

Длинные светлые волосы рассыпались у мамы по плечам. Ветер разбрасывал их, закрывал лицо. И сквозь волосы были видны мамины смеющиеся губы и краешек глаза. А потом ветер распутывал волосы, и мамины губы становились от ветра особенно молодыми и яркими. И глаза тоже. И смех тоже.

Коля спрятал письмо в карман. Первое в своей жизни письмо, которое получил от своих личных друзей. Подумал, что, может быть, вернуться на почту и отправить своим личным друзьям ответ? Самопишущая ручка в кармане — готова к действию.

Написать можно об этом самом водяном велосипеде или про охоту на «лис».

У ребят есть маленькие приёмники с антеннами и наушниками. Ребята с этими приёмниками отыскивают шпионов — «лис», которые где-нибудь спрятались и ведут радиопередачу.

Шпионы, конечно, не настоящие. Это тоже ребята с передатчиками.

Игра такая.

Вот она и называется — охота на «лис», значит, на всяких шпионов, если бы такие объявились поблизости.

А может быть, написать, как разговаривал с Мадой?

Но с ней он ещё и не разговаривал, а неизвестно что: вроде с марсианским человеком объяснялся и не объяснился.

Лучше — про отряды, как они здесь живут в стеклянных домах. Ветер приносит в дома море, запах его. А ты лежи себе на кровати и дыши носом, словно кит.

Называется комфортом…

А по крыше домов можно ходить и даже в настольный теннис играть, потому что крыши плоские. А сколько здесь ребят фотокорреспондентов!

Тьма!

И все они работают в пресс-центре. Теперь-то Коля знает, что такое пресс-центр: там стенгазету делают и про международное положение разговаривают.

Туда даже мама ходит, рассказывает о Египте, где наши инженеры и рабочие помогают строить электростанцию.

Коля про всё это подумал, но сделать, написать об этом не сможет: Боря и Серёжа писали вдвоём, а он один должен.

Если только пойти к Ярославу Коринцу на фабрику «Умелые руки» и заказать письмо? Нет. Не на фабрику надо, а в пресс-центр.

Вот куда!

Но это будет нечестно. Хватит и того, что обманывает и говорит всем, что числится в первом отряде, а сам нигде не числится. Только в гостевом корпусе.

И друзей обманывать нельзя. Напишет письмо такой длины, какой сумеет.

Поднакопит сил и напишет.

А силы накапливаются. Мама говорит, что это от солнца и моря. Может быть, удастся вырасти немного. Ну, хотя бы повыше почтового ящика.

Надо будет и про это написать.

Светка тайно от него растёт в Москве. Как бы и правда не переросла!

Коля принял решение: начал ходить с первым отрядом. Подкараулит его и шагает сзади.

Вроде случайно.

А со стороны похоже, что и действительно в первом отряде.

Пусть все видят и думают так. И Кристина пусть думает, и Ярослав, и Донна Рут, и тот мальчишка-ракетчик. Он ведь будет искать Колю в первом отряде…

Коля бегал к лазарету, но мальчишки не было. И в конце концов Наталия Ивановна сказала, что его увезли в город Гурзуф, в настоящую больницу. Ракета «Хабаровск» с двумя парашютами осталась у Коли.

Мады тоже видно не было: нянька поселилась у неё в палате и стерегла, боялась, чтобы не убежала из лазарета в отряд.

Так говорили в лагере.

Однажды Коля пошёл с отрядом на утреннее построение, где поднимают флаг и начинают лагерный день.

А что?

Мама с утра ушла в лазарет, а он пошёл на построение. Весь лагерь идёт на построение, и он по- «о шёл. Со всех стеклянных корпусов выбегают ребята с барабанами и горнами. Только и слышны команды:

— Равняйсь!

— Смирно!

— Шагом марш!

Это отряды отправляются на костровую площадь.

Когда первый отряд шёл на построение, а сзади шёл Коля, вожатый отряда повернулся к нему и вдруг сказал:

— Ты что отстаёшь?

Коля не поверил своим ушам. С испугом подумал: шутит вожатый или не шутит?

— Ну да, ты! — продолжал обращаться вожатый. — Всё время отстаёшь! И потом, не являешься каждое утро. Вчера тебя не было и позавчера.

Неужели и правда числится в первом отряде? По-настоящему!

А как же иначе? Разве стал бы вожатый так разговаривать! На шутку это не похоже. И на путаницу не похоже, потому что Коля молчал, ничего сейчас не говорил и не добавлял тоже.

Командовал первым отрядом Саша-Аркаша. Коля вначале не знал, почему его звали Сашей да ещё Аркашей. А потом узнал.

Аркаша — это был псевдоним для стенгазеты. Это когда Саша выступал в стенгазете как писатель Аркаша. Но все в лагере быстро догадались про Сашу и его псевдоним Аркашу. Хотя псевдоним для того и бывает, чтобы никто про настоящее имя не догадался. Ну, а если и догадается, то не сразу.

А тут все сразу догадались.

И теперь вожатый Саша был ещё и псевдонимом Аркашей.

— Подтянись! — скомандовал Саша-Аркаша. — И в строю не разговаривать.

Коля подтянулся. Начал шагать, как шагал весь отряд. Хотя от счастья ног под собой не чувствовал. Говорят такое про ноги, а это правда бывает: идёшь и не чувствуешь их от счастья. А только громкие удары сердца чувствуешь вместо ног.

Когда на линейке Саша-Аркаша докладывал про первый отряд, он доложил, что имеется один октябрёнок, Мухин Николай Николаевич.

Старшая пионервожатая приняла рапорт и ничуть не удивилась, что в первом отряде имеется Мухин Николай Николаевич.

Первыш боялся, думал: вдруг не разрешит? А Людмила Фёдоровна даже ни о чём не спросила Сашу-Аркашу и не удивилась.

На построении была Кристина со своим десятым отрядом, Донна Рут со своим четвёртым отрядом, и Ярослав Коринец со своим вторым отрядом, и все они сделали вид, что и не сомневались никогда, что он в первом отряде.

Коля решил: сразу после линейки побежит в гостевой корпус, заберёт подушку, одеяло и переселится в корпус первого отряда.

Мама занята, ей не до него. Она и не заметит, куда перебрался. Только вечером заметит.

А вечер, — он ещё далеко!

Так и сделал — побежал к себе в корпус, схватил подушку, одеяло и ракету. Начал чувствовать под собой ноги.

Встретилась Людмила Фёдоровна. Спросила, куда он.

— В отряд иду.

— А зачем подушка и одеяло?

— Чтобы спать.

— В отряде всё есть. Подушку и одеяло отнеси обратно. Ракету можешь взять.

Коля понёс обратно подушку и одеяло. И тут встретился с мамой.

Вот уж не хотелось встречаться и всё объяснять! Лучше бы потом, когда переехал.

Мама тоже спросила — откуда и куда?

— Меня приняли в отряд.

— Кто тебя принял?

— Все. Я в первом отряде. На утренней линейке приняли и флаг подняли.

— Милый ты мой! — радостно сказала мама. — Я счастлива за тебя. Я горжусь тобой. — И мама обняла Колю вместе с одеялом и подушкой.

И Коля опять сделался таким счастливым, что перестал чувствовать ноги. Но вдруг заметил, что мама, несмотря на всю радость, чем-то расстроена. Очевидно, из-за няньки.

Международное обострение или конфликт?

Это папа так в шутку говорил, что у мамы обязательно будут международные обострения и конфликты с иностранной делегацией. А нянька — его иностранная делегация. Самая главная часть, как выяснилось.

Мама взяла у Коли подушку и одеяло.

Коля хотел спросить что-нибудь о «шахине», но постеснялся. Коля ведь промолчал, что бегал в лазарет и что вообще её видел. Поэтому заговорил совсем о другом. Сказал, что получил письмо из Москвы от Бори и Серёжи.

— И я получила письмо от папы. — И вдруг мама еще сказала: — Ты хоть не балуйся. Чтобы я за тебя не волновалась.

— Конечно, — ответил Коля.

Так вот почему мама грустная. В письме, наверное, про Светлану, про её поведение: где-нибудь что-нибудь склеила языком или разбила, отгрызла, порезала ножницами.

Коля помог маме положить на место подушку и одеяло.

— А это у тебя что? — спросила мама, показывая на ракету «Хабаровск».

— Ракета. Чужая. Отдать надо.

— В лазарете взял?

Коля кивнул. И сразу догадался, что про лазарет рассказала Наталия Ивановна.

Мада не знает, что Коля — это Коля. И мальчишка с гипсом не знал. Он, правда, знал, что Коля — Первыш, Знал его псевдоним.

А ведь «Первыш» действительно псевдоним… Так получается. Хотя Первышу никогда не приходилось выступать в стенгазете как писателю. Или ещё как-нибудь по-другому. Он самый маленький в классе — вот и получился такой псевдоним.

Удивительная история с этими псевдонимами… Ревякин ходил с псевдонимом «Бабушка», Тёма Новиков— с псевдонимом «Тарелка», а Петя Амосов даже с псевдонимом «Дурак» ходил. У него такой получился. Недолго, но ходил. Это когда он заполнил дневник и поставил числа — 32 января, 33 января, 34-е, 35-е.

— Мама, а какие слова нянька тогда всё кричала? — спросил Коля.

— Она столько слов кричит… Иди в свой отряд. Это главное сейчас для тебя.

У Коли появились штаны-тирольки, несколько великоватые, но ничего. Появился синий свитер, и появилась синяя пилотка.

Коля остался доволен собой, когда поглядел на себя в зеркало.

Большое зеркало было во Дворце пионеров, и он специально туда ходил. Вот бы кто-нибудь из корреспондентов снял его, чтобы получилась фотография, и он бы послал её друзьям пока что вместо письма.

С фотографиями ему не везёт. В школе корреспонденты обманули, фотографию не сделали и в стенгазете не поместили. А обещали, всяких хороших слов наговорили.

Мама, когда увидела его в форме, даже глаза прикрыла от удовольствия, вроде от яркого света.

— Очень ты нарядный. Поглядел бы на тебя папа!

Что — папа!..

Коля сам на себя не может наглядеться!

Коля помнит, как он, Серёжа и Боря впервые надели школьную форму и пришли показаться Серёжиной бабушке. Серёжина бабушка взяла папиросу, спички, закурила, глянула на всех троих и сказала:

— Какие вы, однако, в партикулярном платье взрослые.

Слово «партикулярный» понравилось всем троим.

Внушительное, важное. Вроде «кибернетики».

Интересно, что бы теперь сказала Серёжина бабушка, если бы глянула на Первыша, какое придумала слово…

* * *

В отряде Коля занимает место впереди колонны.

Саша-Аркаша назначил. Рядом с флаговым Вадимом. Вадим несёт флажок, на котором написано: «Первый отряд», а Коля шагает рядом. И ничуть не хуже у него получается. Главное — правильно размахивать в длину ногами. И он размахивает. И руками правильно размахивать, но только в ширину. И он размахивает.

Значит, надо: в длину — в ширину, в длину — в ширину. Если понятно, считай, что уже научился шагать. Удобная вещь, как и письмо.

Коля иногда сам с собой шагает. Один. Просто так. Нравится ему.

Пробовал и на барабане барабанить, и в горн трубить. А как же? Чтобы шагать и не барабанить или не трубить!

Но тут дела похуже.

С горном ничего не получилось, хотя и надувался, как «шахинина» нянька. И с барабаном пока тоже ничего не получилось, хотя и переворачивал барабан на обе стороны.

В школе учительница по пению Антонина Макаровна требовала петь и не торопиться, чтобы не оставалась лишняя музыка. Как поспешишь, обязательно останется лишняя музыка. Так вот — с горном у него вообще никакой музыки: не лишней и никакой. А с барабаном если и есть музыка, то одна только лишняя. Совсем лишняя — на музыку не похожая, даже барабанную. Торопится он или не торопится.

Сложная ситуация! Пока что.

Весь первый отряд знает — Коля бережёт ракету «Хабаровск». Её рассматривали, пробовали кидать с крыши корпуса. И ракета медленно опускалась на двух парашютах.

Хорошая ракета. Ребятам она понравилась.

А купаться как в&ело со всеми вместе!

Когда он с мамой впервые пришёл к морю, только побегал вдоль прибоя. Скучно и холодно, если долго одному в воде бегать.

А с ребятами — вот это да! Вот это море!

И совсем не холодно, и даже не замечаешь, что лето ещё не наступило как надо. И по грудь он в море заходил. И нырял и плавал.

Саша-Аркаша научил его плавать и нырять.

А потом с деревянной горки как начали все съезжать в воду. Девочки, мальчики, Саша-Аркаша и даже толстый мальчик Леванёнок.

Есть такой в первом отряде.

Наталия Ивановна запретила ему спать во время тихого часа. И ещё запретила «ходить лечебно» (это значит просто ходить и не лазить в горы), а наоборот, велела по горам лазить, велела «ходить нелечебно».

Коля завидует Леванёнку: человек не спит — лазит по горам. Да и многие завидуют. Кому охота среди белого дня валиться в постель и спать?!

В школе на уроке спать будет приятно: спишь и учишься по новому методу. Автоматически,

А в лагере зачем спать?

Вокруг солнце и море — и никакой школы!

Когда Леванёнок съезжает с деревянной горки, то брызг в море поднимается больше всего. И потом, никто лучше не умеет показывать няньку, чем Леванёнок.

Тут бы, пожалуй, и Боря позавидовал.

Леванёнку не надо надуваться, чтобы показывать няньку. Вот в чём дело. Он сам толстый. Он просто начинает переваливаться с ноги на ногу и как побежит мелким шагом по лагерю… И как закричит что-нибудь несуразное…

Саша-Аркаша запретил ему это делать, потому что очень похоже получается. Могут возникнуть международные обострения или конфликт.

Коле нравится Леванёнок. Он весёлый и смешной. И ещё нравится Нина и её подруга Вероника. Они всегда вместе.

Нина и Вероника перешили ему тирольки, чтобы не болтались. Кружочки из ниток сделали, добавочные полосочки.

Очень красиво получилось. И удобно.

Нину и Веронику уговаривал Ярослав Коринец, чтобы поступили к нему на работу на фабрику.

Нина и Вероника отказались. Нет свободного времени. Вероника — член интернационального клуба, а Нина — заместитель начальника Турграда.

В Турграде и в интернациональном клубе узнали, что Ярослав сманивает их кадры. Устроили скандал, чтобы сам выращивал кадры, а не сманивал чужие.

Кадры — это специалисты значит.

В отряде ещё Гриша — кадр и Митя — кадр. Потому что Гриша — барабанщик, а Митя — горнист.

К Первышу приходила мама. Это в те дни, когда она не выезжала в Керчь, в Севастополь или в «Горное солнце», где проведывала, как живёт остальная делегация. Мама была очень занята.

Но и Коля тоже был очень занят, хотя и не состоял членом интернационального клуба и никуда не выезжал. А главное — в Турград ещё не попал.

Турград — это специальный городок, где ребята будут сдавать нормы на «Юного туриста». Он скоро откроется. Нина рассказывала.

Но свободного времени у Коли всё равно не было: встаёшь, делаешь зарядку, умываешься, строишься, идёшь на линейку (в длину — в ширину), завтракаешь. Потом катание на лодках или катерах, а то и просто сбегаешь поглядишь, как работают водолазы — строят причал. Или немного поучишься барабанить. А там обед и тихий час.

После тихого часа — подготовка к фестивалю: песни, игры (в «стрелка», например. Две команды выбивают мячом игроков). Даже выделено специальное время, когда каждый должен написать письмо родным. А то и не успеешь.

Вертишься день-деньской как белка в колесе.

В это самое время, «письма к родным», Коля и написал наконец письмо Боре и Серёже. Достал из кармана самопишущую ручку и написал.

Много всего.

Нина и Вероника проверили, поправили ошибки. После них Саша-Аркаша проверил. И тоже поправил. Уже маленькие, почти незаметные. Только Саша-Аркаша их заметил, потому что писатель.

Он даже некоторые слова поменял местами. Стрелочки нарисовал — какое слово куда передвинулось. Но это не ошибки, сказал Саша-Аркаша, это стиль.

В письме Коля рассказывал (уже стилем), что у него здесь много друзей. А недавно ещё познакомился с начальником музыкального отряда Захаром. Захар проходил мимо, когда Первыш барабанил. Остановился послушать. Сказал: чтобы хорошо барабанить, надо про себя напевать то, что барабанишь, а не просто стучать палочками. Колошматить. Написал Коля и о ракете, и о водяном велосипеде (это для Тёмы Новикова). И что с деревянной горки нырял в море, в глубину.

И ещё написал, что проглотил живого комара. Это когда напевал песню и барабанил. Он, конечно, написал «барабанил», а не «колошматил».

Но самое важное сообщение приберёг к концу письма: он член пионерского отряда…

А! Каково!

Не гость в командировке, а член отряда. На нём — синий свитер и тирольские штаны. Форма, одним словом.

И штаны не только тирольские, но и бархатные. И он ходит в них в пресс-центр. И на крышу корпуса.

Про всё написал как мог. Боря и Серёжа вдвоём писали, а он один. Разве что ошибки проверили и стиль нарисовали стрелочками.

Коля отнёс письмо на почтамт и опустил в ящик.

Никогда бы Коля не поверил, что случится такое: Мада в одном с ним отряде и стоит рядом в строю! Тоже рядом с Вадимом!

Но всё это случилось.

Мада перестала кашлять, и её выпустили из лазарета. И ещё от родных пришло распоряжение, чтобы нянька не мешала поступить в отряд.

Мада улыбается Коле. И он ей улыбается. Что довольно-таки глупо с его стороны. Вроде он мадам Тюлюлю какая-то. Очень глупо.

Недостаточно ему Светки и Алёнки, что ли! «Великой мороки»!

Про «великую мороку» сказал водопроводчик в Москве. Он сказал это о моторе, который плохо качает воду на верхние этажи. Но его слова подходят не только к мотору, но и к Светке и Алёнке.

Первыш уверен, что водопроводчик про них так бы и подумал.

А что бы теперь водопроводчик подумал, если бы увидел, в каком Первыш оказался положении? Даже не оказался, а сам себя оказал…

И взбрело ему в голову бежать в лазарет! Вмешиваться в международные дела!

Мада решила, что он её первый друг. Конечно.

Бегал, прыгал, надувался. Веселил, одним словом. И теперь, кажется, именно это и будет делать. Уже глупо улыбается и как-то странно переставляет ноги.

А Мада ещё умеет смеяться — громко, смешно смеяться и так вертеть головой, что бусинка запутывается у неё в волосах. Нина и Вероника бусинку выпутывают из волос, чтобы снова была на лбу. Ма-де до этой бусинки и дела нет. Не замечает она её.

Но в отряде всегда замечают, что бусинка не в порядке, потому что всем эта бусинка нравится. И Первышу нравится. Висит себе на ниточке…

Мада была сейчас не шахиней из сказки, а девочкой из настоящей жизни, какой она и была на самом деле.

И он готов был оказывать ей услуги.

Почувствовал себя рыцарем!

Никогда не чувствовал, а тут почувствовал.

О рыцарях говорил опять-таки водопроводчик в Москве. Вообще он говорил о печной саже. Но как-то очень похоже у него получалось и о людях, которые ничего не боятся, живут не только для себя, но и для других и всегда готовы помочь слабому. Женщине помочь, вот.

И как-то у него тут всё время присутствовала сажа, которую боятся все те, которые нерыцари, которые трусливы и обижают женщин.

Может быть, Коля начал разбираться не только в ракетах и космосе, но и ещё в чём-то. Может быть, тоже очень важном?

Вот что наделала бусинка!

И между прочим, когда бусинка в очередной раз запуталась у Мады в волосах, Коля помог её выпутать. За что Мада сказала ему по-русски «спасибо».

Она умела говорить многие русские слова. Научилась в лазарете или ещё раньше где-нибудь. И поэтому, когда он прыгал перед ней у окна, пытался договориться, как с марсианским человеком, он её просто веселил. И она смеялась, потому что любила громко и смешно смеяться.

Но Коля не был за это в обиде — Коля был рыцарем.

И не чувствовал от счастья ног, а вместо ног чувствовал, что он рыцарь.

К его бархатным штанам шпагу бы! Совсем недавно видел в кино в лагере… И после сеанса, когда возвращался в корпус, кажется, чувствовал её на боку. Походка даже сделалась другой при шпаге— очень гордой, И взгляд сделался другим при шпаге — очень мужественным.

И никакая он не мадам Тюлюлю! И улыбается вовсе не глупо!

Он всегда готов помочь слабому. Женщине помочь, вот.

И для других готов жить.

Он вызовет на поединок всякого, кто в его присутствии оскорбит женщину. Маду, например. И если даже погибнет, то упадёт посреди зелёной травы (в лагере много зелёной травы) и будет лежать, пока не оценят его подвиг по достоинству, как в кино. А «шахиня» уронит слезу, тоже как в кино.

А потом надо будет только успеть поужинать, чтобы не опоздать на очередной сеанс. В лагере

каждый день новый фильм показывают.

* * *

Маде выдали белую юбку, белую кофточку, синий свитер и синюю пилотку. Ну и обрадовалась она!

Совсем как Первыш обрадовался!

К зеркалу бегала во Дворец пионеров. И не один рае, а много раз.

Нина и Вероника хотели показать ей, как правильно надевать пилотку, которая долго не надевалась на пушистый фонтанчик, сваливалась у Мады с головы.

Но всё-таки Нина и Вероника справились с фонтанчиком.

Показали ещё, как из-под свитера выпускать белый воротничок кофточки. А если жарко — подворачивать у кофточки рукава.

Нянька пыталась приходить в отряд к подъёму и суетилась вокруг «шахини» с гребешками, полотенцами, щётками. Убирала постель.

Но Саша-Аркаша сказал няньке (мама переводила), чтобы Маду не отвлекали и не мешали приобретать знания и опыт.

Собственный опыт.

Мада научится всё делать, и ей в этом помогут: таков закон отряда. Отряд твой дом, и ты в нём хозяин. Будь самостоятельным, привыкай к этому.

Нянька после разговора с Сашей-Аркашей еле живая ушла в гостевой корпус. Мада спряталась от няньки среди девочек и отсиделась. Потом, когда нянька еле живая ушла, сказала:

— Джеид джидан.

Это значит «очень хорошо».

Все ребята выучили и тоже начали говорить:

— Джеид джидан.

Мада говорит:

— Мархаба (здравствуй).

И ребята говорят:

— Мархаба.

Мада говорит:

— Очень хорошо.

И ребята говорят:

— Очень хорошо.

И вообще первый отряд перешёл на арабский язык.

Интересно.

Вероника завела тетрадку, записывала разные слова. Спрашивала у мамы и записывала русскими буквами. Сказала, что ей необходимо знать несколько языков. Уметь здороваться и ещё что-нибудь.

Бегала к Донне Рут в пресс-центр, учила у неё французский. Донна Рут — француженка. Бегала в третий отряд и записывала английские слова у пионеров-англичан.

В Англии пионеры называются «лесной народ», и носят эмблему — два зелёных дерева. Вероника всем в отряде объяснила. Не напрасно ведь она член интернационального клуба.

А во Франции пионеры называются вайянами. Вайян — это значит «отважный». V них синий галстук с красной каймой (красная кайма — символ Парижской коммуны). Донна Рут — она вайян.

Леванёнок сказал, что сама Вероника называется полиглотом.

Коля поинтересовался, что такое полиглот.

— Человек, который знает много иностранных языков, — объяснил Леванёнок. — Глотает их.

Коля тоже хочет глотать языки. Давно уже глотает арабский. Писал «арабской» ручкой.

И как Маду зовут по-настоящему, всю до конца, он почти уже выучил: Мада Селина Амина Тауфи-ка ад-Дин.

И ещё он знает, что «Аль-Ахрам» — это значит «пирамиды».

Но сейчас глотать языки не хочется. Сейчас хочется купаться в море, играть в «стрелка», кино смотреть, на барабане барабанить.

Леванёнок с грустью сказал:

— Ты счастливый. Тебе можно ходить лечебно и спать когда вздумается.

Коля Леванёнка пожалел, сказал ему:

— Ложись. Покараулю, чтобы Наталия Ивановна не увидела.

Леванёнок обрадовался:

— Правда?

— Ну да. Слово.

Леванёнок лёг прямо около корпуса и уснул. Приучает себя к новому методу — учиться во сне.

Коля вначале просто так сидел около Леванёнка, караулил.

Скучно. Тогда сходил в корпус, взял барабан. Положил на землю и начал барабанить.

Леванёнок долго и крепко спал. Коле надоело барабанить, и он решил: «Отнесу в корпус барабан и принесу горн, поучусь горнить — буду полиглотом».

Но когда вернулся с горном, Леванёнок уже не лежал, а стоял. И перед ним стояла Наталия Ивановна и что-то говорила, строго помахивая пальцем.

Леванёнок обиделся на Колю: человек доверился в спящем состоянии, а он не сумел докараулить его до конца. Рыцарем себя ещё называет. Слово давал. Перед девчонкой только рыцарем быть, где один фасон требуется.

Тут уж Коля покраснел от обиды. Хоть сейчас выхватывай шпагу! И как раз они стояли посреди зелёной травы. не

Но в этот момент показалась нянька Мады. Пришлось разойтись без шпаг и без поединка. Иначе— просто без драки. Неудобно ведь драться перед иностранной делегацией!..

Вот нянька Мады. Она всё время караулит Маду. Сидит под каждым кустом, под каждым бугорком или кочкой. Безотлучно.

Даже в столовую пробралась.

А в столовой ребята сами всё делают — разливают суп по тарелкам, раскладывают котлеты, чай заваривают. И пироги сами пекут в электрических духовках. И крем делают. И посуду моют.

Нянька, когда увидела, что ребята в столовой всё сами делают, как запричитала…

Саша-Аркаша велел флаговому Вадиму сбегать и привести Колину маму.

И опять Саша-Аркаша и мама перечислили няньке заповеди, и главную из них — отряд твой дом, а ты в нём хозяин.

А Нина сказала, что всё это простые истины. И если нянька не может их запомнить, надо написать на арабском языке и повесить у неё в гостевом корпусе — пускай учит и запоминает. А Митя сказал, что няньку следует протянуть в стенгазете. А Гриша сказал, что ей нужно устроить политбой. С воспитательной точки зрения.

Коля не понимает — чего Мада с этой нянькой нянчится!

Взяла бы и отправила её обратно, домой, попросила, чтобы какой-нибудь шейх, шах, падишах её казнил.

Была нянька — и нет няньки.

И точка.

Нина и Вероника помогают Маде справляться с MB её волосами и гребешком. Следят, чтобы утром как следует умылась и растёрлась полотенцем. Показали, как гладить кофточку электрическим утюгом. Как накрывать постель. И подушки правильно класть, и полотенце, и одежду на ночь правильно складывать.

Саша-Аркаша даже специальную беседу провёл в отряде насчёт всего такого. И тут неожиданно выяснилось, что Коля, ну, в общем… кровать у него мятая, подушка не на месте, в тумбочке беспорядок.

Кто-то сказал в отряде, что, может быть, няньку определить к нему?

Опять оскорбили. Чуть ли не всем отрядом!

Но заступился Гриша, и Митя заступился, и даже Леванёнок перестал дуться и тоже заступился. Никаких больше обид. Леванёнок очень добрый. Он тоже называет себя рыцарем. Только печальным. Есть такие, оказывается, печальные рыцари.

Гриша, Митя и Леванёнок сказали, что Коля учтёт критику. Критика для того и существует, чтобы помогать людям, а не смеяться. Когда смеются — это уже фельетон.

Коля испугался и быстро сказал, что он критика, а не фельетон. Забарабанился на барабане и перестал смотреть за собой, за кроватью, подушкой и тумбочкой.

Но всё равно очень неприятно было.

Мада что-то поняла из этого разговора. Она уже выучила целые русские фразы, которые первый отряд кричит хором, когда приветствует другой отряд:

— Болгария! Болгария! Красивая страна!

— Наш лучший друг — фабрика «Умелых рук»!

Или первый отряд иногда говорит первому отряду, то есть самому себе:

— Храбрецы!

— Удальцы!

— Чемпионы!

Не очень скромно. Зато для души радостно! Идёшь и веришь во всё это.

Недавно Коля сумел объяснить Маде, что если она не хочет няньку казнить, то можно няньке приказывать: «Смирно, нянька!»

А если нянька всё равно будет допекать, то можно крикнуть и такое:

— Как дам по башке, так… — Но Коля не смог придумать, что же будет дальше. В отношении Светки тогда всё было понятно. А в отношении няньки придумать не смог.

Но достаточно и этого, решил Коля. Без объяснения, что будет дальше.

А если договориться с Сашей-АркашеЙ, чтобы он скомандовал: «Раз! Два!»?

Отряд крикнет: «Три! Четыре!» — и потом хором что-нибудь про няньку. Леванёнок придумает или Вадим.

А может быть, нельзя так смеяться? Может быть, надо критикой, а не фельетоном? Ведь он решил стать рыцарем… А рыцарь, он вроде перед всеми женщинами рыцарь. И перед нянькой и даже перед Светкой и Алёнкой. Куда больше, если перед Светкой и Алёнкой. Но Первыш постарается, когда приедет. Правда, на нём не будет бархатных штанов…

Открылся Турград. Объявила на общем построении дружины Людмила Фёдоровна.

Но первый отряд об этом знал. Ещё с вечера. Нина сказала: она ведь заместитель начальника. Она всё знает про Турград — когда, что.

Сразу после завтрака отряды друг за другом должны пройти через Турград. Научиться всему тому, что необходимо знать в походе, когда отправятся в горы.

Коля бывал уже в походах — в Измайлове. Но Измайлово. — не горы. Измайлово — это сел на метро и приехал. Стыдно здесь рассказывать.

Умеет руками ноги доставать и делать вдох и выдох.

Слабое утешение.

Беспокоился ещё и Леванёнок: он толстый. Может быть, беспокоился в отношении рыцарства тоже?

Коля его понимает. Сам за себя беспокоится.

Ведь там, говорят, надо палатку ставить, узлы какие-то вязать, по канатной дороге через речку переправляться.

И ещё Нина сказала, что надо будет выучить всё про солевой режим человека в походе. Потому что из человека уходит соль.

Теряет он её в походе.

И начинается солевой голод: это значит, пить хочется. Л пить нельзя. Надо съесть или хлеб с солью или просто щепотку соли. Уничтожить солевой голод.

И ещё Нина сказала, надо выучить топографические знаки. Нина даже показала эти знаки, нарисовала на земле палочкой.

Два маленьких треугольника (∆∆) — скалы. Короткие чёрточки, похожие на кавычки (",""), — луга.

Кружочек с точкой посредине и хвостом, похожий на головастика, — родник. Тонкая палочка с усиками — указатель дорог.

Митя и Гриша будут штурмовать Турград с горном и барабаном, потому что отряд выходит в полной форме. А Вадим — с отрядным флажком.

Во время завтрака Коля постарался съесть щепотку соли, чтобы не случился солевой голод. Хотя бы этого избежать.

Взял щепотку и высыпал на язык.

Попробовал глотнуть. Не получилось: соль прилипла к языку и не глоталась. Опять попробовал — не глотается. На глазах даже слёзы выступили.

Горько до невозможности!

Члены дежурного отряда по кухне смотрят на Колю. Подавился, может быть?

Подбегают с чайником и наливают в стакан чаю.

— Пей! — кричат. — Пей, если подавился!

Коля начал пить. А чай сладкий. Совсем во рту всё перепуталось.

Саша-Аркаша подошёл, тоже смотрит на Колю. Тогда Коля добрался с духом и проглотил сладкий чай с солью.

Саша-Аркаша спрашивает:

— Ты что?

А Коля и разговаривать не может.

Саша-Аркаша опять спрашивает:

— Ты что? Заболел?

Коля испугался и сказал хрипло, как мог:

— Чай пью.

Саша-Аркаша вроде бы поверил, отошёл от стола. А Мада улыбается. Сидит рядом. Она, конечно, поняла, что Коля сладкий чай с солью пьёт. Но промолчала. Молодец.

Коля решил и ей дать щепотку соли. Показал, чтобы открыла рот. Насыпал соли на язык. Мада попробовала проглотить. С ней случилось всё то же самое, что случилось и с ним. Проглотить не смогла, и на глазах выступили слёзы.

Коля теперь знал, что делать: протянул стакан с чаем.

Но тут опять подошёл к столу Саша-Аркаша. Никак он не мог понять, что сегодня происходит с Колей и Мадой.

А Коля говорит Саше-Аркаше:

— Это она чай пьёт.

И Мада кивнула — да, чай пьёт она. Слово «чай» выучила, понимает. И вообще теперь отряд говорит по-арабски, а Мада по-русски.

Когда Саша-Аркаша отошёл, Мада улыбнулась совсем дружески. Она не знала, для чего надо глотать соль. Но во имя дружбы глотнула.

После завтрака отряды строились, чтобы идти, в Турград. Первый отряд идёт первым, так сказала Людмила Фёдоровна.

Все ребята были одеты в походные костюмы — куртки, длинные брюки и кеды.

Гриша вынес барабан, Митя — горн. Нины не было. Она ушла в Турград к своему начальнику — инструктору по туризму Дмитрию Михайловичу.

Коля знаком с Дмитрием Михайловичем.

Как приехал, так и познакомился. Когда ещё гостем был, жил в гостевом корпусе. Дмитрий Михайлович встретил его на территории лагеря раз, другой. Коля ходил туда-обратно.

Дмитрий Михайлович спросил:

— Не скучно одному?

Коля сказал, что скучно.

— Ходи с людьми, — посоветовал Дмитрий Михайлович. — Веселее будет.

Коля тогда и начал ходить с людьми, с первым отрядом. И всё очень хорошо получилось.

Ребята приблизились к плакату, который давно уже видели в лагере:

ТУРГРАД

В зарослях видна была тропинка.

Саша-Аркаша скомандовал, чтобы ребята стали гуськом, и отряд направился по тропинке.

Тропинка круто спускалась вниз. Где-то шумела речка. Из-под ног сыпалась щебёнка. Надо было соблюдать осторожность, чтобы не поскользнуться.

Впереди шёл Саша-Аркаша. Потом — Вадим. За Вадимом — Коля. С Колей — Митя и Гриша. Потом Вероника с Мадой.

Коля понимал, что он и Мада не очень самостоятельно спускаются по тропинке. За ними наблюдают.

Где-то в конце шёл и Леванёнок. Коля очень жалел, что не смог посоветовать Леванёнку съесть щепотку соли. Разве посоветуешь, когда во время завтрака Саша-Аркаша беспрерывно подходил к столу? Мешал развитию самостоятельности.

Он следит за Колей, чтобы сдержал своё слово и не делал нарушений ни в спальне, ни в столовой, нигде.

А тут ещё недавно Мада взяла да и сказала няньке: «Как дам по башке!..» Просто так сказала, чтобы получше запомнить эти слова. Нянька ничего не поняла, а мама всё поняла. Даже поняла, откуда Мада выучила их.

Очень серьёзно разговаривала с Колей в присутствии Саши-Аркаши.

И Коля тогда подумал, что было бы с мамой и Сашей-Аркашей, если бы они узнали, что он хотел посоветовать няньку казнить!

И ещё он провинился во время тихого часа: убежал на берег моря, потому что показалось, что водолазы взорвали кита.

Убежал из корпуса прямо сквозь стену. Стены ведь раздвигаются!..

Водолазы кита не взорвали. Коля довольный вернулся обратно и тут встретился с Людмилой Фёдоровной. Людмила Фёдоровна взяла за руку — ну совсем как маленького — и отвела на место.

Уже не сквозь стену.

Заставила снова лечь в постель. А после тихого часа велела самому доложить о нарушении Саше-Аркаше.

Коля доложил. И нельзя сказать, чтобы доклад на подобную тему доставил Саше-Аркаше радость. А Вероника строго сказала:

— Ты ещё сырой материал.

Когда тропинка кончилась, перед отрядом оказалась речка, а через речку — канатная дорога.

У канатной дороги стоял дежурный с красной повязкой.

Он объяснял, как надо переправляться. Одну ногу просовываешь в петлю из каната и едешь в петле на другой берег. Едешь, потому что сам при этом перебираешь руками, везёшь себя.

Ребята сказали:

— Понятно!

— Давайте поедем!

Саша-Аркаша и дежурный начали помогать ре-бятам надевать петли. Их было две, так что сразу могли ехать два человека.

Первым отправился по канатной дороге Вадим с отрядным флажком. Он доехал быстро. Потом Митя и Гриша. Тоже доехали быстро. Вместе с ними доехали барабан и горн.

И тут возник вопрос: что делать с Колей и Мадой?

Позвали Дмитрия Михайловича. Это Нина позвала: заместитель всегда должен вовремя позвать начальника.

Дмитрий Михайлович по бревну перешёл на эту сторону. Бревно лежало для тех, кто не сможет перебраться через речку по канатной дороге: кто физически не подготовлен.

Чтобы не отправили по бревну, Коля сразу сказал Дмитрию Михайловичу:

— Я с людьми.

Дмитрий Михайлович улыбнулся. Он, конечно, вспомнил свои слова.

Тогда Коля ещё заявил, что съел соль и она тоже — показал он в сторону Мады. Теперь он всё может. И она может — и Коля снова показал в сторону Мады.

Дмитрий Михайлович ответил:

— Хорошо. Демонстрирую, как должен переправляться турист с грузом. Например, с рюкзаком.

Дмитрий Михайлович просунул ногу в петлю, а Коле велел просунуть обе ноги. Коля просунул. Дмитрий Михайлович велел ухватиться за него. Покрепче. Коля ухватился покрепче за Дмитрия Михайловича. И они вместе переправились на другой берег. Прямо над речкой. Это ничего, что Коля переправился как рюкзак. Зато не по бревну, а по канату.

И Мада переправилась как рюкзак. Кричала, радовалась:

— Соль! Соль!

По канатной дороге быстро поехали и остальные ребята. И Леванёнок поехал. Бревно никому не понадобилось.

Когда весь первый отряд стоял на противоположном берегу, Вадим незаметно махнул флажком — дал команду, и отряд хором крикнул:

— У-даль-цы!

Самому себе крикнул.

И вдруг откуда-то сверху тоже хором ответили:

— Хвас-ту-ны!

Это отряд, который шёл на переправу. Спускался по тропинке.

Ребята хотели обидеться, что-нибудь ответить. Но Саша-Аркаша сказал:

— Правильно крикнули. Хвастуны и есть.

Дмитрий Михайлович отмолчался, ничего не сказал. Он ведь тоже переправился с первым отрядом. Правда, он не кричал, что удалец.

А Нина сказала:

— Идите к узлам.

И ребята пошли к узлам.

Узлы, уже завязанные в узлы, висели на ветках дерева. Были прицеплены таблички с названиями, где какой узел, — рифовый, штык, марка, кноп. Висели ещё и коротенькие верёвочки.

Надо было смотреть на узлы и учиться завязывать такие же на этих коротких верёвочках. При узлах были дежурные, которые всё показывали.

Мастера-вязальщики. Сюда бы Тёму Новикова!..

Дали верёвочку и Коле.

— Смотри, — сказал дежурный. — Так, так, так и так. — Он завязал какой-то узел. — Чтобы в походе всем идти не падать. Теперь ты. — И верёвочку он развязал.

Не падать — это замечательно. Коля взял верёвочку — так, так, так и… не так.

Никакого узда не получилось.

И это опять Коле напомнило только историю со шнурками, когда 1-й «А» учился быстро завязывать шнурки на ботинках. Глеб Глебыч давал такое задание на дом, потому что не получалось. И класс не мог быстро переодеть ботинки на тапочки или тапочки на ботинки. Кроме Тёмы Новикова.

Дали бы сейчас такое задание на дом. И всё in можно было бы завязать. А то не как у людей — всё с одного раза.

Дежурный сказал:

— Крышка. Ты бы в походе упал. Эй! Санитары! Тут один упал!

Коля даже опомниться не успел, как подбежали санитары, положили его на носилки и понесли куда-то.

Быстро понесли, прямо бегом.

Коля начал брыкаться на носилках. А санитары бегут и говорят:

— Не брыкайся. Это игра.

Хорошенькое дело! Что же он, какой-нибудь Юрик, которого повалили в магазине на прилавок (чтобы не испугался и не убежал) и начали мерить галоши?

Хотя бы Саша-Аркаша заступился или вообще кто-нибудь из людей!

Безобразие!

Носилки поставили на землю. Над Колей склонились две девочки. Совсем незнакомые.

Одна из них сказала:

— Больной, спокойно.

Другая сказала:

— Ты перепутала — он не больной, а пострадавший в походе.

Что такое! Где поход?!

Человек и шагу не ступил, а его уже в пострадавшие!

— Вот смотрите, — сказала опять первая девочка. — Мы сейчас будем показывать, что надо делать, если у кого-нибудь случится перелом ноги. В походном медпункте имеется специальная шина из проволоки, которую надо приложить к повреждённой ноге и плотно прибинтовать.

Тут Коля увидел Митю, Вадима, Гришу. И Веронику. И Маду тоже увидел.

Она стояла й смотрела с сочувствием. Покачивала фонтанчиком на голове. Она ведь знала, что такое болеть и что такое больница, лазарет. С тобой не считаются ни как с рыцарем, ни как с человеком.

И даже Вероника смотрела на него с сочувствием. Тоже покачивала головой.

А Колину ногу продолжали забинтовывать вместе с длинной проволокой.

— Если под руками не будет проволоки, надо использовать палку.

Другая девочка бинтовала и приговаривала:

— Запоминайте, товарищи туристы, запоминайте, как мы его обрабатываем…

Первыш лежит — и правда, сырой материал.

Девочкам показалось мало, что сломана нога. Они начали обрабатывать голову и рассказывать, что делать в походе, если ушиблась голова. Потом они начали обрабатывать руку — накладывать шину, бинтовать.

Отряд стоит слушает. Даже кто-то что-то записывает в записную книжечку.

Чем больше и гуще бинтовали, тем больше сочувствия Первыш видел в глазах Мады. И вдруг девочки из медпункта заговорили о соли, о солевом голоде.

Первыш как начал брыкаться «поломанными» ногами и руками, вертеть «ушибленной» головой…

Не хочет он больше соли! Вот и всё!

Крышка!

А девочки говорят: потерял организм четыре процента, и уже организм пить хочет. Иногда и шестьдесят процентов организм теряет. Уходит соль из организма.

Тут Саша-Аркаша заступился за Первыша, сказал девочкам:

— Пожалуй, достаточно. Снимите с него повязки.

Девочки начали снимать бинты и проволоки, а сами всё про соль говорят.

Отряд стоит слушает. Кто-то проценты в книжечку записывает, ещё и переспрашивает.

Митя и Гриша помогли Коле подняться. Даже не просто помогли, а сразу поставили на ноги.

Мада обрадовалась. Засмеялась громко и начала подпрыгивать. И Коля тоже подпрыгнул, чтобы она увидела, что он совсем целый и здоровый. И что вовсе ничего не сломал и голову не ушиб, когда завязывал узлы — так, так, так и… не так.

Потом отряд повели показывать, как правильно устанавливать палатку, где какой кол забивать, в каком углу «севера» или «юга».

А потом показали костры, какие они бывают из хвороста и поленьев или даже из целого дерева. И топографические знаки. Они были выложены маленькими камушками на земле.

Но вдруг выяснилось, что знаки ночью кто-то поломал: сдвинул камушки. Нина побежала к Дмитрию Михайловичу: заместитель всегда должен вовремя позвать начальника.

Пришёл Дмитрий Михайлович и сказал, что знаки, наверное, разрушили лягушки. Скакали тут, веселились и камушки сдвинули.

Знаки восстановили. Теперь их можно было разглядывать и запоминать. А кто боится, что не запомнит, может зарисовать у себя в книжечках.

В Турграде, там, где на ветках дерева висели узлы, было весело, шумно: это следующий отряд переправился через речку и занимается теперь узлами. И в медпункте, конечно, уже кого-то бинту-ют, обрабатывают.

Дмитрий Михайлович сказал Саше-Аркаше, что сейчас будет совершено посвящение отряда в туристы.

Хитро улыбнулся.

Первый отряд стоял себе вокруг топографических знаков и ни о чём не подозревал. Из кустов выскочили дежурные с котелками, в которых обыкновенно варят в походе кашу, и давай поливать всех из котелков водой.

Это было очень неожиданно и весело.

Первый отряд начал веселиться и скакать лягушками. Нина только кричала:

— Осторожно! Топографические знаки!

Вдруг все видят: чужой отряд несёт носилки прямо сюда. А на носилках кто-то забинтованный.

Несут и смеются. Весело им тоже.

Ну и веселились бы там, в медпункте. А зачем сюда идти со своим забинтованным? Но чем ближе отряд подходил, тем отчётливее забинтованный становился похожим на Леванёнка.

Так и есть — Леванёнок!

Оказывается, Леванёнок уснул. Завязал первый узел, сел отдохнуть и уснул. Чужой отряд его обнаружил и в наказание наложил шины и забинтовал. А теперь принесли — нате, получайте вашего.

Хором крикнули:

— У-даль-цы!

Первый отряд просто онемел от изумления.

А Леванёнок вздохнул и, забинтованный, сказал:

— Они меня солью накормили от теплового удара. — Потом опять вздохнул и совсем тихо добавил: — И ещё сфотографировали.

— Я тебя огорчу, — сказала мама.

Огорчаться не хотелось, но что поделаешь.

— Нам надо уехать.

— В Керчь?

— Нет.

— Тогда в Севастополь?

— Нам надо уехать совсем.

Коля приготовился к огорчению, но не к такому, чтобы совсем уезжать из лагеря.

— Заболела Светлана. Папа прислал телеграмму.

То про Светлану письмо, а теперь и вовсе телеграмма.

Коля хотел, конечно, сказать что-нибудь утешительное, но сказал совсем другое. Это другое само как-то сказалось.

— Не хочу уезжать. Не поеду!

Мама не удивилась. Она словно знала, что Коля так ответит:

— Не могу тебя оставить. Не имею права.

— А Мада как же? И вся другая делегация?

— Я вернусь. Погляжу, что со Светланой, и вернусь.

— Я тебя здесь подожду.

— Нельзя.

— Почему?

— Ты здесь случайно.

— Я уже юный турист. Меня водой обливали, — говорит Коля, а сам чувствует, что мешают Говорить слёзы. Но он всё равно говорит, что и кровать сам убирает, и подушку. И что мышеловку выиграл на соревнованиях в «стрелка». А разве легко было выиграть… Пускай даже она и мышеловка!

Мама обняла Колю. Но он не успокаивался. Разве можно успокоиться, когда такое происходит, когда над тобой такое нависло!

И всё из-за Светки. Будешь тут рыцарем, как же!.. Светка всё самое лучшее в человеке может погубить. И это лучшее так и останется в кино, а в тебе ничего не останется. Никаких высоких помыслов. Ни одной мечты. Только желание — лупить… А всё-таки жалко её. Заболела…

Коля ещё пытался маме сказать, что у него и ракета чужая на сохранении, и что песню он выучил новую для фестиваля, и…

— Вырос ты. Самостоятельный совсем.

— Конечно, вырос. И не поеду! — И тут он опять вспомнил слова Дмитрия Михайловича: «Иди к людям».

И он не пошёл к людям, а побежал. К себе в отряд. И кажется, плакал — не мог больше сдерживаться.

Таким и попал в руки к Саше-Аркаше и к ребятам. Ко всем людям! Начал говорить и про маму, и про Свету, и про подушку и мышеловку. И про то, что он здесь случайно. В лагере случайный человек…

Эксперта сюда!

Саша-Аркаша взял Первыша за руку, отвёл к умывальнику, умыл. Потом сказал:

— Докладывай, что случилось. Вразумительно.

Первыш, умытый, начал докладывать. Как мог!

Вразумительно.

Когда доложил, Саша-Аркаша приказал Вадиму:

— Срочно построить отряд!

— Есть срочно построить отряд!

Отряд построился.

— Принести барабан.

Гриша вышел из строя, побежал в спальню и принёс барабан.

— Дай ему барабан, — приказал Саша-Аркаша.

Гриша надел Первышу через плечо барабан, дал в руки палочки.

— Барабань, чтобы все слышали, что это ты барабанишь и что это идёт твой отряд! — сказал Саша-Аркаша.

Первыш от радости засмеялся. Он будет идти по лагерю с барабаном и барабанить.

Сам!

По-настоящему!

Разве может быть барабанщик случайным человеком в лагере!

Конечно, не может.

И ещё Саша-Аркаша сказал, чтобы он встал впереди отряда. Он сейчас барабанщик. И пусть все видят, кто это барабанит и кто идёт впереди.

— Отряд, шагом марш!

И Коля ударил по барабану. Громко. Может быть, и не совсем ещё барабанил как надо, но всё равно его было слышно во всём лагере и видно, потому что они ходили шагом маршем по всему лагерю и ещё дальше.

Коля и Мада сидят на берегу моря, смотрят, как работают водолазы. Уже почти закончен новый причал. Но водолазы что-то ещё сверлят под водой.

Кит сохранился, его не тронули. Поставили только на нём сигнальный фонарик: а то ночью не увидишь, где он — кит.

На берегу, на пляже, разложены из деревянных планочек тропинки, чтобы по ним спускаться между камнями, входить в море. Удобно очень. Деревянные тропинки цветные, красивые.

На концах тропинок, где они совсем подходили к морю, и сидели Коля с «шахиней». На концах других тропинок сидели другие ребята. Все они наблюдали, как работают водолазы.

Интересно.

Море пенилось множеством бугорков. Это потому, что под водой сверлили. Тянулись в глубину Шланги и тросы. Покачивались на волнах лодки со всякими насосами. Там, где водолазы, обязательно должны быть насосы.

В горах лежали сегодня большие белые тучи. Может быть, поэтому и вода прохладная. Наталия Ивановна запретила купаться.

Коля с Мадой наблюдали и за тучами, как они шевелились сами внутри себя.

Тоже интересно.

Все говорили, что Коля и Мада очень похожи. Издали, конечно, похожи.

Коля не обижался, потому что Мада была его другом. И ему нравилось сидеть рядом с ней на деревянных тропинках, и смотреть на всё вокруг, и показывать что-нибудь в море или в горах, где шевелились сами внутри себя тучи.

Мада смеётся, и тогда бусинка запутывается у неё в волосах. И они вместе находят её и вытаскивают. И Мада опять смеётся, потому что вытаскивать бусинку очень смешно.

Думает Коля и про числовую ось, что она не может помочь человеку, — когда он хочет объяснить что-то другому человеку — немарсианину. И оба человека из одного и того же отряда, и одному из вих не хочется расставаться с другим, но, как это объяснить, он не знает. Не помогают в этом алгебра и геометрия. Может быть, он тоже печальный рыцарь…

Он теперь один живёт в лагере. Как все живут. А то раньше был при маме. Так, случайным человеком. А теперь самостоятельно живёт. И думает обо всём самостоятельно. О себе и обо всём.

Отряд твой дом, и ты в нём хозяин!

Теперь и Мада борется за свою самостоятельность. Чтобы. без няньки. Но бороться ей трудно, потому что, когда уехала мама, нянька сделалась очень приставучей. Пытается даже шагать сзади отряда, чтобы не быть случайным человеком. Хотя она типичный случайны^ человек,

Вот и сейчас её голова торчит над забором.

Следит нянька.

Близко не подходит. Мада сердито ей что-то говорит. Возможно, она по-арабски говорит то, что Коля ей советовал. И никаких этих самых… антимоний. Кто они такие, антимонии, Коле не известно. Серёжиной бабушке известно. Она часто говорит про антимонии.

„Коля тронул Маду за руку и показал в сторону забора. Это всё равно что сказать: «Вон твоя нянька».

Мада вздохнула и покачала головой. Это всё равно что сказать: «Ну и надоела она мне».

Тогда Коля состроил весёлую рожу. Это всё равно что сказать: «Давай учиним над нянькой что-нибудь весёлое».

Мада улыбнулась и закивала:

— Давай.

Они помолчали, начали думать, что бы учинить такое весёлое.

А учинить надо, потому что нянька опять написала письмо родным.

Даже Людмила Фёдоровна ругала няньку, когда пришёл ответ на имя старшей вожатой. Это случилось ещё до маминого отъезда в Москву, и мама перевела ответ Людмиле Фёдоровне.

Оказывается, нянька сообщала, что Мада бегает в тапочках с гвоздями (это значит в беговых туфлях), надела штаны с карманами (это значит тирольки), слушается только высокого и худого человека (это значит Сашу-Аркашу).

И ещё нянька написала, что Маду кормят хлебом и солью, а иногда и просто солью.

Голова няньки по-прежнему торчала над забором.

Мада взяла Колю за руку и показала на Дворец пионеров. Крыша дворца была видна среди скал. Это всё равно что сказать: «Давай сегодня просто убежим от неё во Дворец пионеров».

Коля знал: Мада хочет во Дворце поглядеть на подарки от зарубежных гостей. Целый зал подарков. Игрушек разных.

Их, наверное, здесь больше, чем в городе на площади, куда привозила ребят белая верблюдица.

Коля и Мада встали с деревянных тропинок и побежали.

Нянькина голова замелькала над забором. А они вдоль берега, а потом прыг в канаву и затаились. Нянька потеряла их из виду. Выбежала на дорогу и оглядывается.

А они давно уже пробираются ко Дворцу пионеров. Поднялись по мраморной лестнице и вошли в зал.

Вот дракон. Сделан из бумаги и жемчужинок. Он из Японии. Мада застывает перед ним. Коля подходит к подвесному лодочному мотору. Он из Германии. Недалеко от мотора стоит «Миссис Комод». Это на самом деле комод с ящичками, полочками, дверцами.

В прозрачной коробке глиняный петух. Не отличишь от настоящего.

Забавный надувной глобус, эмблемы, значки, открытки и даже белый высокий чепец.

Из Италии приехала деревянная трубочка. Свирель. Бери играй. Захар играл. Репетировал к празднику песни. Будет выступать с этой свирелью. Быстро закрывал пальцами дырочки, и деревянная трубка тихонько насвистывала.

Мада стоит и разглядывает коньки для фигурного катания. Коля разглядывает модель токарного станка с программным устройством.

Но пора в лагерь, Саша-Аркаша скоро даст команду строиться на обед.

Коля и Мада выбегают из дворца и чуть не наскакивают на Веронику. Хорошо, что у неё завязаны глаза: она тренировалась в охоте на «лис».

В руках у неё был маленький радиоприёмник с коротенькой антеннкой. На голове — наушники.

Сейчас «лисой» была огромная радиомашина. Она и подавала сигналы. Надо было выйти на машину. У Вероники были завязаны глаза, чтобы не видела машину и точно на неё вышла.

Для Коли с Мадой было как нельзя кстати, что у Вероники завязаны глаза: значит, не увидит и не будет воспитывать, что нельзя опаздывать на обед. Сама Вероника может сегодня опоздать — она ловит «лис».

Убежали от Вероники и натолкнулись на Кристину. Кристина — это не страшно.

— Тебе письмо, — сказала Кристина Первышу. — Даже два письма. Саша-Аркаша взял.

— Спасибо!

Никогда не получал по два письма сразу. Хватит читать на весь тихий час.

Ляжет в кровать и будет незаметно читать, потому что во время тихого часа читать нельзя. Только спать можно. А он будет читать.

После обеда так оно и было. Коля начал читать свои письма незаметно от Саши-Аркаши.

Несчастный Леванёнок, как всегда, пошёл гулять, потому что Наталия Ивановна до сих пор не разрешала ему спать.

Первое письмо было от мамы и от папы. Легко им вдвоём одно письмо писать. Второе письмо было от друзей, от Бори и Серёжи. Тоже двое одно письмо пишут. Тоже им легко.

А ему что делать?

Всё-таки придётся заказывать письма на фабрике или в пресс-центре.

Папа с мамой, конечно, требовали, чтобы Коля был послушным и внимательным. Не нарушал дисциплину, не дразнил няньку, не скучал. Мама скоро вернётся.

Стена полностью открыта, отодвинута. Слышно, как шумит море. И горы лежат у моря. Они уже не белые: тучи куда-то ушли.

Заглянул в спальню Саша-Аркаша, проверил, все ли спят. Коля сразу притворился, что спит.

«Будь послушным и внимательным…»

Коля откинулся на подушку и закрыл глаза. А письмо с этими словами лежало у него, на одеяле.

Саша-Аркаша ушёл, и Коля приподнялся.

Митя тоже не спал, он читал книгу. Вожатый разрешает ему читать во время тихого часа. И Вадиму разрешает. И Грише. А Коле разрешает только спать.

За стеклянной отодвинутой стеной ходит Леванёнок и не спит, бедняга.

Махнул рукой. Коля махнул в ответ. И Леванёнок снова пошёл гулять. Печальный рыцарь.

Может быть, ему удастся где-нибудь в траве уснуть?

Но вообще-то не спрячешься: трава низкая и кипарисы ещё маленькие, не выросли. Лежащего человека отовсюду видно. Даже из окна лазарета, где в кабинете сидит Наталия Ивановна.

Иногда Леванёнка забирает в Турград Дмитрий Михайлович: ведь Леванёнок уснул после первого узла, и теперь он вяжет узлы, ставит палатки, переправляется по канатной дороге, поправляет топо-. графические знаки, если их опять разрушили лягушки.

В дружине вышла стенгазета. Пресс-центр выпустил. В стенгазете была фотография Леванёнка, как он спит в Турграде.

Коля утешал Леванёнка, рассказывал ему про Ревякина. Что вначале в школьной стенгазете Ревякин кусался, а потом был в ней чемпионом.

Так с Леванёнком может случиться.

Распечатал второе письмо от друзей. Боря и Серёжа писали, что Серёжа по-прежнему стоит вратарём сзади настоящего вратаря, учится всё делать, как вратарь в настоящих воротах.

В Лужниках открылась летняя спартакиада для школьников. Победителям будут вручать грамоты. Про это уже известно.

Костя Волгушин уехал в село Медное помогать колхозникам по сельскому хозяйству. И все старшие классы уехали. И Глеб Глебыч с ними. Их провожали.

Директор школы Серафима Павловна речь сказала.

Юрику сняли проволочку с зубов, но говорить понятнее он не стал. Шипит и без проволочки.

Коля теперь знает: всякая проволока на ноге, на руке или даже на зубах называется шиной. Самому едва на зубы не надели!

Коля тихонько окликнул:

— Гриша…

Гриша спал.

Окликнул Митю, но и Митя спал. И Вадим спал. Хотел показать им письмо.

Сквозь стену пробрался Леванёнок. Быстренько разделся, лёг в свою кровать. И тоже уснул. Прямо сразу.

Первый отряд сегодня дежурный по кухне.

Раньше первый отряд только видел, как другие отряды дежурят. А теперь будет дежурить сам.

В кухне всегда происходило что-то очень интересное. Ребята нажимали кнопки, смотрели на какие-то приборы, что-то проверяли.

А широкие чугунные сковородки! От страха такие не съёжатся. На плите штук шесть, и на всех жарятся оладьи, пыхтят, как паровозы.

Или огромные кастрюли! В них молоко, желтки (сотня желтков — не меньше!), а в других — яичная скорлупа, чищеный лук (кто-то слезами заливался!), красная редиска. Или черешня для компота, или клюква для киселя. Может быть, Коле поручат когда-нибудь сварить кисель?

В раздаточной Коля видел, как ребята лопаточками раскладывали по тарелкам котлеты и гарниры. Л в кондитерском цехе машина сбивала крем (вёдрами черпай!).

Поэтому Коля обрадовался, когда его и Маду назначили в помощники к кондитеру. Он спросил:

— Крем сбивать будем?

Мада спросила про мороженое. Забыть его не может. Кондитер ответил, что ни крема, ни мороженого сбивать сегодня не будут, а будут печь сладкие ватрушки.

Первыш, конечно, знал, что такое ватрушки. Мада не знала. Ей постарались объяснить — это m круглые пирожки с начинкой. Только начинка не внутри пирожка, а снаружи. Очень удобно, потому что видно, с чем пирожок. Звали кондитера дядя Саша. Псевдонима у него не имелось.

Нину и Веронику назначили к котлу, в котором варили кашу. Митю и Гришу — к другому котлу, в котором варили чай. Вадима — в подсобные рабочие. Леванёнка — в хлеборезку. Остальных — в раздаточную и к тележкам, на которых возят подносы с едой и убирают грязную посуду.

Командовать тележками будет непосредственно вожатый Саша с псевдонимом Аркаша.

Повариха тётя Глафира поглядела на дежурный отряд и сказала:

— Можно приступать к работе.

Когда первый отряд шёл на кухню, другие отряды хором кричали:

— Желаем успеха, люди!

Приятно было такое услышать.

И задвигались кастрюли, поднялись над котлами крышки, зашумела в кранах вода, загудела автоматическая хлеборезка. Ребята начали брать тарелки для хлеба, грузить их на тележки и укатывать в столовую.

Загремели вилки, ножи, чашки, ложки.

Кондитер дядя Саша дал Маде гирьку, которой она должна была в круглых лепёшках из теста делать вмятины. Надавишь гирькой на тесто и — вмятина.

А Коле он дал шприц. Такой большой, с повидлом. Чтобы в эти вмятины выдавливал из шприца повидло. Начинку, которая не внутри, а снаружи.

И получились сладкие ватрушки. Только ещё сырые. А потом их в духовку. Электрическую. С кнопками.

Мада работает гирькой. Чтобы гирька не приставала к тесту, посыпает её мукой. Гирька в муке, и Мада вся в муке.

Смеётся, довольная: она теперь поняла, что такое ватрушки.

Подсобный рабочий Вадим бьёт в кастрюлю яйца. В такую огромную. И яиц перед Вадимом полный ящик. А скорлупу кидает в другую кастрюлю.

Коля давит свой шприц. Руки у него липучими стали от повидла.

Но это совсем не соответствует положению, когда человек теряет человеческий облик. Это производственное состояние. Дядя Саша так и сказал — «производственное состояние».

Дядя Саша мажет ватрушки сверху кисточкой. Обмакнёт кисточку в какое-то густое молоко и мажет. Отойдёт, поглядит издали, как получается. Будто он в лесу картину рисует.

А потом закладывает ватрушки в духовку.

Мада гирькой работает и всё белее от муки становится. И Коля совсем уже весь в повидле. Но работает, не унывает. Весело.

Вот бы предложить Вадиму: «Давай я тебе, Вадим, надавлю из шприца полный рот повидла, а ты разреши мне побить яйца».

Прямо руки чешутся — так охота попробовать.

Дядя Саша помог зарядить шприц повидлом, потому что оно кончилось в шприце.

Пробежала Нина. За поясом передника у неё появились деревянная ложка и короткое посудное полотенце. Как и у тёти Глафиры.

Коля поглядел, куда это она торопится.

А Нина уже обратно бежит, в руках — скамеечка. Подставила скамеечку к котлу и заглядывает в котёл. Так, конечно, удобнее.

Неужели будет деревянной ложкой мешать в котле кашу? Нет. Тётя Глафира подошла с железным черпаком.

Нина попросила, чтобы тётя Глафира дала ей черпак. Тётя Глафира дала. И Нина размешивает изо всех сил кашу.

Коля не утерпел и говорит Маде:

— Я сейчас.

Подскочил к Нине, ухватился за черпак и начал помогать. Но поскользнулся и, чтобы удержаться, схватился за кастрюлю, в которой доверху была насыпана яичная скорлупа.

Кастрюля лёгкая, опрокинулась и засыпала его скорлупой.

Подбежала тётя Глафира, поднимает с пола. Спрашивает:

— Ты не ушибся? И Наталия Ивановна подбежала, и Людмила Фёдоровна откуда-то взялась. Все отряхивают Колю от скорлупы. А за стеклянной стеной ребята стоят. Это уже к завтраку начали отряды подходить. Кричат, смеются:

— Человек вылупился!

Коля чуть не заплакал от обиды. Это второй раз захотелось плакать. Тогда— из-за Светки, а теперь — из-за яичной скорлупы. И даже не из-за яичной скорлупы, а совсем по другой причине. Кто он теперь? Ну кто?

Опять всё рыцарство начинать сначала?

Смотрит — Мады нет. Маду нянька куда-то утаскивает. Воспользовалась тем, что он упал в скорлупу и получилась суматоха.

Коля хотел быть сейчас самым смелым в отряде, поэтому кинулся на подмогу к Маде. Что было сил. Даже чуть в другую кастрюлю не упал, с редиской.

Но тут вмешался Саша-Аркаша. Он раньше всех успел к няньке. Остановил её и сказал: «Нехорошо вы, нянька, поступаете. Вам объяснили, что такое лагерь, а вы опять за своё. Нарушаете порядок. Систематически».

Мада тоже была готова заплакать от обиды, что нянька хотела её увести.

В общем, всё кондитерское производство пережило ряд потрясений. Это дядя Саша так сказал.

Но потом производство потихоньку наладилось. Пошли в ход шприц, гирька, кисточка и электрическая духовка. А Саша-Аркаша скомандовал, чтобы поскорее развозили хлеб. И ребята начали развозить хлеб.

В раздаточной выдали редиску и масле.

Витя и Гриша заварили чай в котле. Поглядели на приборы, нажали кнопки и заварили.

Кастрюлю со скорлупой помощники тёти Глафиры перенесли в угол, чтобы кто-нибудь случайно туда не упал.

Засыпали муку — будут готовить оладьи. Положат на сковородки, и оладьи запыхтят, как паровозы.

Из хлеборезки выбежал Леванёнок. Крикнул: «Сколько ещё резать хлеба?» Тётя Глафира ответила, что пока достаточно. А то будет засыхать. Лучше потом дорезать свежего.

Леванёнок сказал Коле:

— Приходи в хлеборезку. Моя машина как зверь работает.

Коля кивнул — ладно, придёт.

Леванёнок спросил:

— А что за шум был? Кто-то куда-то упал, что ли?

— Это я упал. В скорлупу.

Леванёнок не стал смеяться. Он только снял Кусочки скорлупы, которые на Первыше ещё остались.

* * *

Это придумал Саша-Аркаша. Людмиле Фёдоровне его план понравился.

И вот Саша-Аркаша приглашает няньку к столу. Пускай нянька позавтракает с ребятами. Нянька вначале отказывалась: стеснялась. Но потом села.

Саша-Аркаша вместе с ребятами, которые выделены были обслуживать «зал» (это кондитер дядя Саша так говорил — «зал», хотя столовая была открытая), принесли няньке вилку и ложку. Подкатили на тележке хлеб.

На другой тележке подкатили тарелку с кашей и редиской. Вазочку с маслом и тарелку с оладьями и сметаной.

Все обслуживают няньку, стараются. Пускай поглядит, как ребята всё сами умеют делать, (lie Потом прикатили тележку с чашками и чайником. Налили няньке горячего чаю.

А под конец вышли из кухни Коля и Мада. Принесли ватрушку.

Нянька обняла их. И видно было, что она взволнована. По-настоящему. Очень! Говорить не может от волнения.

Тогда Коля сказал:

— Джеид джидан.

Нянька признала свою ошибку в отношении лагеря. Коля тоже умеет признавать свои ошибки.

Критика.

Фестиваль лагерной песни. Конкурс. Сколько готовились, волновались…

Первый отряд единогласно решил, что солист-

кой будет Нина, хотя песню для праздника ещё не выбрали. У Нины — голос. Просто настоящий голос, которым поют настоящие певицы. Она пела этим голосом в интернациональном клубе на сцене.

«Как меняются люди…» — подумал Коля. Тамара Григорьевна в Измайлове была совсем другая, мама — здесь, в лагере, когда они катались на водяном велосипеде, а Нина — в интернациональном клубе на сцене.

Интересно, когда это происходит с ним? Когда он улучшается? В какие минуты своей жизни?

Первый отряд наконец выбрал для фестиваля песню, бодрую и весёлую, о здоровье. Вадим предложил: чтобы песня получилась совсем бодрой и весёлой, звонить в колокол. Достать для этого рельс.

— Можно, — согласился Саша-Аркаша. — Достанем рельс.

— Или кастрюлю из кухни, — сказал Митя. — Тоже колокол.

— Можно и кастрюлю, — согласился Саша-Ар-каша.

Достали рельс и начали отдельно его репетировать, без хора и солистки. Били по рельсу камнем и слушали. Баянист сказал, что ему надо настроиться под рельс баяном. Получался какой-то «симинор». А надо было не «симинор».

Попробовали большую кастрюлю из-под редиски. Митя и Гриша сбегали, принесли. По кастрюле били барабанной палочкой. Потом — эстафетной.

Всё равно минор.

Хотели ударить камнем, но Саша-Аркаша запретил. Митя и Гриша сбегали, принесли кастрюлю поменьше, из-под соуса. Ударили по ней. И вдруг получилось то, что надо, — весело и никакого минора.

От этой беготни и звона переполошился лагерь. Пришла Людмила Фёдоровна узнать, в чём дело. Ей объяснили. Она тоже не возражала против колокола в песне о здоровье и осталась на репетиции.

Настроили баян под колокол и начали репетировать уже с хором и солисткой. И тут на тебе! Несчастье: Нина охрипла. Потеряла голос…

Хрипит и хрипит, вроде Первыша, когда он чай с солью пил.

Кто-то схватился за голову и крикнул:

— Скандал!

И ещё кто-то крикнул:

— Трагедия! Пропало здоровье!

Но Саша-Аркаша поднял руку:

— Отставить панику!

И даже в колокол ударил.

Нине сказал:

— На репетиции будет петь кто-нибудь другой. А ты должна молчать эти дни, экономить голос.

Саша-Аркаша умел обращаться с певцами, совсем как Антонина Макаровна в школе. Она тоже всегда говорила, чтобы 1-й «А» отставлял панику (это когда выступали на празднике «Красная звёздочка»), потому что петь надо на хорошей нервной почве, Коля хотел сейчас сказать про хорошую нервную почву, но тут Нина хриплым голосом проговорила:

— Не могу я молчать. Я в Турграде всё время кричу, командую.

— Дмитрий Михайлович другого кого-нибудь назначит. Временно.

— Конечно, — сказала Людмила Фёдоровна.

— Это называется «врио», — сказал Митя.

— Да, — кивнула Людмила Фёдоровна. — Временно исполняющий обязанности.

Коля подумал, что в Турграде Нина не очень-то кричит, командует. Но, очевидно, ей хотелось, чтобы про неё так думали, что она кричит и командует. Может быть, ей даже казалось, что именно в эти минуты жизни она улучшается.

Но это не так. И Коля может подтвердить.

— Леванёнка в Турград, — предложил Вадим.

— Не возражаю, — согласилась Людмила Фёдоровна. — Он возмужал, окреп.

Коля очень обрадовался, что Леванёнка могут назначить в Турград. Всё как с Ревякиным: вначале кусался, а потом висел в газете чемпионом.

И Леванёнок теперь будет заместителем Дмитрия Михайловича. Пускай даже таким странным, как «врио».

Коля спросил у Людмилы Фёдоровны:

— А в газете про это сообщат?

— Сообщат.

— С портретом?

— Да. С портретом.

У Леванёнка недавно был день рождения, и Саша-Аркаша прибил над его кроватью расписание — сон, еда, сон, еда. А перед строем отряда Лева-нёнку надели медаль: плитку шоколада на ленте. И даже сфотографировали. Пусть эту фотографию и поместят в следующей стенгазете. Всё равно что Ревякин с «Олимпийской Снежинкой».

Теперь на репетициях вместо Нины пела Мада. Она давно уже выучила песню.

Мада становилась рядом с Ниной и пела. А Нина только открывала рот, экономила голос.

Песню о здоровье репетировали несколько дней.

Мада очень старалась. Под конец тоже едва не потеряла голос и начала путать вдох с выдохом.

А колокол голоса не терял. Иногда, правда, колокол забирала на кухню тётя Глафира. Но потом снова возвращала.

Коля опять бегал к Наталии Ивановне, спрашивал про мальчишку, у которого рука в гипсе.

Нет. Его ещё не выписали из больницы из Гурзуфа. Коля хотел сказать Наталии Ивановне, что этого мальчишку надо выписать из больницы, потому что он ракетчик и у него ракета. И не простая, а с двумя парашютами.

Хотел сказать, но не сказал, а ушёл. Даже убежал: в лечебнице происходил осмотр зубов. Всю дружину будут осматривать. Весь Прибрежный лагерь. Повально. И вообще пришел узнать про ракетчика, а попал к зубному врачу. Смешно! И Коля припустился бежать — только его и видели!

* * *

В день праздника Прибрежный лагерь поднялся рано.

Раздвинулись стеклянные стены: пускай ветер приносит море, запах его. Замелькали щётки, полотенца, гребешки, всякие нарядные ленточки-тесёмки, пряжки-пуговички. Застучали по лестницам парадные ботинки и туфли.

Гришин барабан на ночь был закрыт тряпкой, чтобы барабан не потерял своего голоса: с барабанами тоже такое бывает, как с певицами-солистками.

Митя начистил горн, и он стоял на тумбочке сверкающий.

Девочки нагладили кофточки и повесили их на палочках-плечиках, чтобы не помялись к утру. Этих белых кофточек висело очень много во всех отрядах. И белых рубашек висело очень много. И вымпелы для горнов и барабанов были отглажены, и отрядные флажки, и синие пилотки. И конечно, тирольки и белые парадные юбки.

Нина попробовала голос — всё в порядке. Саша-Аркаша успокоился. И с барабаном всё было в порядке. И с колоколом. Колокол даже не пробовали: в нём не сомневались.

Но главное всё-таки Нина, и тут успокоился весь отряд.

Коля опять хотел сказать про хорошую нервную почву, но в это самое мгновение его отозвал в сторону Леванёнок и, радостный, сообщил: он теперь w не «врио», а настоящий заместитель, постоянный. Дмитрий Михайлович утвердил его в этой должности. Вот и Леванёнок улучшился. А Коля, наверное, всё ещё не очень. Потому что никто никуда не назначает и ничего такого не говорит.

Только если Мада скажет? Шахиня из сказки.

Ну, а если и она не скажет, остаётся водопроводчик в Москве…

Отряды готовились к исполнению песен. Проверяли свою музыкальную часть и солистов.

Третий отряд устраивал инсценированную песню-шутку. Им понадобилась для этого змея. И они сделали её из шланга. А седьмому отряду понадобилась для конкурса сумка почтальона. Достали. А кому-то понадобился петух. Совсем настоящий, не глиняный. Достали и совсем настоящего.

В день праздника было ещё назначено соревнование ракетчиков. Объявил пресс-центр. Выпустил специальный бюллетень. Были нарисованы ракеты и самолёты. Не хватало только грузовика, стрекозы и улитки, чтобы знать, кто из ракетчиков после соревнований на чём окажется…

Хлоп! И взорвалась ракета в воздухе. На куски!

Вот тебе и улитка.

Будет и мальчишка, у которого рука в гипсе. Он, конечно, попросит в Гурзуфе, в больнице, чтобы его отпустили на соревнования. А если его не отпустят, он, конечно, убежит. Гурзуф рядом с лагерем. Убежать и прибежать обратно ничего не стоит. Болел, болел — убежал в лагерь и снова вернулся в больницу, чтобы доболеть.

Это в классе один болел, болел, потом пришёл в школу, немного поучился и опять остался дома, noise тому что недоболел.

Так и в записке было написано, которую прислала его мама Тамаре Григорьевне, что сын болел и что сын недоболел.

А мальчишка с гипсом — он что, не сын? Он тоже чей-нибудь сын! Он тоже вправе доболеть потом, когда ему надо. Судьи скомандуют: «Ракета номер восемь, на старт!» Коля поможет мальчишке вставить в ракету двигатель, потом надеть ракету на стержень, расправить картонные рули.

Заработает двигатель, и ракета устремится со старта в небо. И не может случиться такого, чтобы авария, чтобы двигатель выбило или стропы у парашюта запутались. Это раньше аварии случались у мальчишки из Хабаровска, а теперь они не случаются: не напрасно на ракете стоит номер 8. Он уже научился их строить. Коля в этом уверен.

И все будут смотреть на ракету, весь лагерь Прибрежный.

Даже кит высунется из воды.

Приехали из путешествия по Крыму все другие аравийские дети.

Они тоже будут выступать на фестивале — петь свои песни.

Мада с утра убежала к ним. Ей, конечно, не терпелось узнать, как они жили там, в других городах Крыма, что видели. Если бы не заболела, она бы добилась того, чтобы поехать в Севастополь или в Керчь и всё посмотреть.

Она говорила, и Коля ей верил. Она теперь стала такой. Но ей казалось, что всегда была смелой и решительной.

А это потому, что улучшилась. И сама не заметила.

А со стороны заметно.

Коля сидел на плоской крыше один. Смотрел, как весь лагерь бегает, приятно суетится, наряжается.

Коля думал про то, чтобы скорее вернулась Мада. Чтобы не сидеть одному, да ещё в день праздника.

И барабанить не хочется.

И на море смотреть, и на горы.

Запускать ракету «Хабаровск» уже не хочется, и петь не хочется.

Ему показалось, что он один не только на плоской крыше, но и во всём Крыму. Начал глядеть куда-то в угол крыши. Много народу, праздник, а ты один.

Почему это так? Чувствуешь себя, как будто бы ты один.

И обидно становится. И сидишь, и сидишь.

И в угол крыши уже не хочется смотреть. И никуда не хочется.

И вдруг он услышал: кто-то кричит, зовёт его. Даже пытается выговорить «Николай Николаевич».

Зовёт и бежит сюда, на крышу. Голос всё ближе и ближе.

Это Мада.

И тогда он поворачивается и снова видит море, горы. Крым видит. И праздник видит, и Маду, и всех!