Дерек Джармен

Глава 2 Школьник и студент

Дерек Джармен родился 31 января 1942 года, в разгар мировой войны. В ночь его рождения командование военно-воздушных сил отправило семьдесят два бомбардировщика в оккупированный немцами французский порт Брест. Пять из них не вернулись. В день его рождения завершилась эвакуация граждан Великобритании из Малайзии, хотя Сингапур еще не сдался японцам – это произошло, когда Дереку исполнилось две недели. Его отец, Ланс Джармен, родом из Новой Зеландии, был командиром эскадрильи бомбардировщиков ВВС, причем долгое время он управлял самолетом наведения, то есть вел к цели эшелон бомбардировщиков и освещал ее, сбрасывая зажигательные средства. Это была наиболее важная и ответственная задача, которую Ланс выполнял, невзирая на зенитки.

В семейных кругах вспоминают, что Ланс был очень необычным человеком. Несомненно, ему было трудно забыть о жестокости войны и после 1945 года. Он бил своих детей, Дерека и его сестру Гэй, если они плохо ели. Однажды вечером, когда у Джарменов были гости, у Дерека разболелось ухо и он заплакал. Чтобы его плач не досаждал гостям в другой половине дома, Ланс бил сына, пока тот не замолчал. Позднее Ланс бил Дерека за употребление вульгарных, непринятых в высшем обществе слов, таких как «пардон». Возможно, все это не так уж и выделялось на фоне среднего уровня домашнего насилия, принятого в те времена. Однако бывали и другие ситуации, уже откровенно похожие на пытки. Одна из них была связана с тем, что Ланс пытался насильно кормить сына (которому было тогда, вероятно, три или четыре года). Можно представить эту беспощадную неравную борьбу, кашу, «ты только и делаешь что плачешь и болеешь», слезы и ужасное предчувствие угрозы по мере приближения очередного завтрака, обеда или ужина[8]. В связи с этим интересно посмотреть на один эпизод из домашнего киноархива Ланса, который Дерек включил в фильм «Прощание с Англией» (1987). В нем показан Дерек в возрасте примерно двух лет, беззаботно бегающий по саду. Его мать сидит неподалеку на пледе, и, когда Дерек приближается и нагибается, чтобы что-то подобрать, она тихонько подталкивает к нему чашку, пытаясь напоить. Это всего лишь незначительное подтверждение, но можно предположить, что, даже в столь раннем возрасте, оба родителя были прямо-таки одержимы тем, как Дерек ест. Нужно учитывать и исторический контекст, а именно карточную систему; так что, возможно, родителей волновало не только здоровье Дерека, но и то, что могут пропасть продукты.

Это подводит нас к вопросу о том, какую роль в жизни Дерека играла его прекрасная мать Бетс и какое отношение она имела к той странной эмоциональной атмосфере, царившей в доме Джарменов. Кажется, Дерек ни разу не сказал не только критических, но и просто спорных слов в ее адрес. Для ее собственного отца она была «вечно улыбающейся Бетти», а в записках Дерека, где он вспоминал о детстве, всегда играла роль миротворца и вдохновителя. Тем не менее она любила своего мужа и терпела его грубое и бесцеремонное поведение. В определенной степени ситуация казалась приемлемой именно из-за ее терпимости по отношению к Лансу: она любила его, значит, с ним все в порядке, как позже сформулировал это Дерек[9]. Когда она заболела раком (Дереку было тогда восемнадцать) иллюзия мира в семье усилилась, и это удерживало Дерека, ощущавшего несправедливость, от конфликтов с отцом. Молчание, вызванное ее болезнью, продолжалось восемнадцать лет вплоть до ее смерти. Сама идея, что возможность выражения сильных эмоций была положена на алтарь защиты Бетс, довольна примечательна. Была ли «вечно улыбающаяся Бетти» воспитана в уважении к нормам среднего класса, что все должно выглядеть прилично, даже в ущерб выражению эмоций? Дерек написал позже, что ее улыбка и очарование были, возможно, «болезнью ее времени и ее класса»[10]. Есть и еще кое-что, не позволяющее упрощать сыновью любовь Дерека: ее собственный брат говорил, что она была «властной и тронутой»[11].

Мы рассматриваем здесь конфликт Дерека с отцом, конечно же, не для того, чтобы объяснить очевидно совершенно утилитарное отношение взрослого Дерека к еде (на которое, в любом случае, повлияла и его еда в школьные годы). Наша цель – установить, что еще в очень раннем возрасте жизненный опыт Дерека включал в себя отвратительный и длительный конфликт с авторитарной жестокостью, хотя в то время и не вызванный его сексуальностью (как это случится в будущем). Он искал убежище в саду своей бабушки, где, как он потом утверждал, он стоял и смотрел, как растет сад[12]. Вспоминая сады своего детства, Дерек писал: «сад, где эмоции, способствующие миру и красоте, могли восстановить бедный заблудший гуманизм»[13]. Ему запомнились и другие моменты, в других садах: на вилле Зуасса у Лаго-Маджоре, куда Ланса Джармена отправили в 1946 году, сады Боргезе в Риме. В довершение родители подарили ему книгу «Прекрасные цветы и как их вырастить», которую Дерек сразу же полюбил. Он не просто впитал ее в себя, ее влияние на вполне сознательном уровне проявилось позднее в его живописи и сценическом дизайне балета[14]. Семья переезжала с одной позиции военно-воздушных сил Великобритании на другую, и повсюду Дерек разводил сады или ухаживал за ними. Когда он вырос, у него по-прежнему был сад в горшках в его знаменитой комнате в Бэнксайде, перевезенный затем на маленький задний балкон квартиры на Чаринг-Кросс-роуд.

Дерек воспитывался, как мы бы сейчас сказали, в семье, принадлежащей к верхнему слою среднего класса. Джармены не были богаты, но нельзя сказать, что они нуждались в деньгах. Несколько счастливых и запомнившихся месяцев семья провела в якобианском поместье на западе Англии. Были и путешествия за границу, в экзотические места (Италия, Пакистан). Затем Дерека отправили в закрытый пансион. Там он познакомился с другими представителями своего класса, узнал, как построено общество и воспитание, и обрел свободу, чтобы отвергнуть все это.

Школа, выбранная его родителями, располагалась на юго-западе Англии. В восемь с половиной лет Дерек стал учеником подготовительной школы «Хордэл Хаус» в Хэмпшире неподалеку от Солента. Вероятно, чтобы дать ему возможность привыкнуть к этой части Англии, семья провела отпуск в 1950 году в Свонедже, расположенном неподалеку на том же берегу. Там Дерек впервые увидел протяженные побережья, с которыми в определенной степени стал себя отождествлять. К западу от Свонеджа находятся три места, упомянутые Дереком в его фильмах и книгах: Тилли Вим (о котором говорится в конце «Юбилея»), Дэнсинг Ледж, давший название первой книге мемуаров, опубликованной в 1984 году, и Винспит, где он снимал некоторые сцены «Разговора с ангелами» и «Юбилея». Это неотразимые протяженные побережья. Утесы до сотни футов в высоту, стоящие вдоль края моря, испещрены старыми карьерами (давшими Дэнсинг Леджу и Тилли Виму их странные имена). От утесов земля идет вверх примерно на триста пятьдесят футов над уровнем моря до края плато на четверть мили вглубь острова. Высокий длинный обращенный к югу склон покрыт травой, кустарником и цветами, среди которых во множестве летают птицы и бабочки. Здесь свой собственный мир, отрезанный от остальной Англии, в который не ведут дороги и где стоит всего лишь один дом. В жаркие летние дни кажется, что ты на Средиземном море. Позднее, когда Дерек учился уже в другой школе, Кэнфорде, он бывал здесь на каникулах и, должно быть, чувствовал себя так, словно вышел из тюрьмы – переполненным восторженным чувством свободы.

Когда Дереку было девять, в «Хордэл Хаус» произошло травмирующее событие, после которого он понял, что его счастье является мишенью для атак и жестокостей. Дерека нашли в кровати с другим мальчиком, дети радостно хихикали. Он рассказал об этом случае в книге «На рожон» (1987):

Его пребывание в школе стало травматичным: «меня сторонились». Его описание данного происшествия в главе с названием «Насилие над детьми» напечатано напротив совершенно невинной фотографии – как он собирает цветы вместе с матерью и сестрой. Это противопоставление, возможно, передает оставшуюся у Дерека горечь из-за того, как с ним обошлись. На самом деле он постоянно возвращался к этому происшествию, в книгах «Дэнсинг Ледж» (1984), «На рожон», «Современная природа» (1991) и «На свой собственный риск» (1992).

Одной из хороших вещей в школе Хордэл было то, что мальчикам выделялись делянки в огражденном саду, где они могли разводить свои собственные сады. В то время как другие мальчики выращивали овощи, Дерек уже продемонстрировал склонность к разведению цветов, навык, который еще в раннем детстве позволил ему выиграть приз. Сад в Хордэле компенсировал спартанский режим и различные травмы – например от занятий боксом, или же более серьезные происшествия, которые Дереку довелось там пережить.

После нескольких лет борьбы с позором, в течение которых он ощущал изоляцию, страдал от ужасной школьной пищи, используя в качестве защиты только озорной юмор, присущий школьникам, да дружбу с другими мальчиками, Дерек перешел в одну из небольших частных школ, Кэнфорд, расположенную в графстве Дорсет. Определение Дерека в частную школу было ключевым пунктом в программе Ланса по воспитанию Дерека как настоящего английского джентльмена. Ланс родился и вырос в Новой Зеландии, а в Англию приехал в начале 1930-х, где сделал карьеру в ВВС. Он одновременно и ненавидел британский истеблишмент, и хотел стать его частью. Частная школа дала Дереку непосредственный опыт классового устройства в действии, особенно в части воспитания классового сознания у молодого поколения. Там он на личном опыте познакомился с системой, разрушившей Британию. И в то же время именно полученное образование позволило Дереку отринуть эту систему: «Террористы в “Прощании с Англией” – это истеблишмент», написал он позднее[16].

Дерек описывал Кэнфорд как дом «мускульного христианства». Очень интересно сравнить его впечатления от учебы в Кэнфорде с воспоминаниями (тоже очень негативными) Джона Ле Карре, учившегося на несколько десятков лет раньше в другой частной школе на западе Англии – Шерборне[17]. Оба они осуждали частные школы по очень сходным причинам: школы были оторваны от современной духовной и политической жизни; там пестовалась атмосфера сентиментальности по отношению к истории и традициям как самой школы (например, неотъемлемая система соперничества, из-за которой Дерека, выигравшего для школы Кубок искусства, задирали атлеты, проигравшие в турнире по регби), так и Британии, поскольку именно это школа и должна была увековечить. Пестовались расовая и классовая вражда. Дерек написал позднее: «Я ненавижу голос моего класса. Я знаю этих людей, которым промыли мозги в посредственных частных школах, воспитали, чтобы они могли управлять быдлом и чумазыми»[18]. Оба автора также ненавидели «мускульное христианство», которое насаживали и продвигали учителя, процветающее запугивание сильными мальчиками слабых, на которое закрывали глаза взрослые, ложные ценности, прививаемые школой. Там царила очень странная атмосфера, потому что сотни мальчиков, изолированных от лиц противоположного пола, были вынуждены жить бок о бок друг с другом. Для гетеросексуальных мальчиков это представляло серьезную проблему, в некоторых случаях даже провоцировало патологическое поведение. У гомосексуальных мальчиков были свои проблемы, другие, но не менее серьезные. Жить с толпой гетеросексуалов, которые оказались на грани патологического поведения из-за лишения общения с противоположным полом, – само по себе испытание.

В Кэнфорде произошло еще одно травмирующее событие, непосредственно связанное с сексуальностью Дерека. Многое указывает на то, что в школе он был изгоем. По слухам, он был очень развит физически, что делало его объектом (и я намеренно употребил это слово) специфического интереса. Одним из его прозвищ было Чумазый из-за его относительно темного цвета кожи. Дерек даже начал утверждать, что среди его предков были маори, евреи (по линии его бабушки Рубен) и индусы (поскольку его мать приехала из Индии в имперские времена). В данном случае Дерек стал жертвой насилия, как психологического, так и сексуального, со стороны группы мальчиков. Он никогда не упоминал об этом случае в своих книгах. В разговоре со своим другом Роном Райтом он использовал слово «изнасилование», но на самом деле оно заключалось лишь в том, что Дерека раздели и унизили: кажется, это было похоже на пытку, которую совсем недавно американские военнослужащие применяли по отношению к заключенным в иракской тюрьме Абу-Грейб[19]. То, что его довели до семяизвержения, при самых что ни на есть травмирующих обстоятельствах, насильно и против его воли, контролируя его сексуальность, было возмутительнейшим надругательством, нанесшим глубокую психологическую травму.

Позднее Дерек рассказывал Киту Коллинзу, что годы в Кэнфорде были «самыми несчастными» годами его жизни[20]. К счастью, к прочим унижениям не добавились унижения, связанные с самим обучением, и это случилось благодаря двум его талантам, которые распознали два его учителя. Эндрю Дэвис, учитель английского, очень высоко оценил эссе Дерека о Клеопатре как Исиде (я не читал это эссе, но его тема свидетельствует, что еще тогда литературные интересы Дерека были направлены в сторону оккультизма). Это придало Дереку уверенности и удвоило его энтузиазм в изучении предмета; в результате он почувствовал себя лучше. И именно по этой причине много лет спустя Дерек критиковал песню Another Brick In the Wall (Part II) группы Pink Floyd – «Нам не нужно образование… Нам не нужно манипулирование сознанием» потому что он считал, что только учителя могут дать своим ученикам инструменты, необходимые для отрицания и борьбы с системой[21]. Другим учителем, оценившим способности Дерека, был преподаватель искусств, Робин Носко. Его Лачуга Искусств была прямой противоположностью самой школе, это было место становления художников, а ее моральный принцип был выражен цитатой из Эрика Джилла, повешенной над окнами:

Как подчеркивает Тони Пик, Носко оказал наиболее глубокое влияние на Дерека, и в 1990 году, когда Клэр Патэрсон, продюсер серии Би-би-си «Замечательные здания», попросила Дерека сделать девятиминутный фильм о его любимом здании, он выбрал дом Робина Носко (спроектированный им самим и построенный его учениками). За неделю до показа фильма Дерека вышла передача с Элис Росторн, писавшей для The Financial Times статьи по дизайну, которая представила квалифицированную академическую лекцию о доме Св. Олафа, офисе ар-деко, расположенном на Темзе, и складе в Саут-Банк в Лондоне. Через неделю после фильма Дерека был показан фильм Алана Беннетта о торговом центре в Лидсе, представляющий маленький отрывок социальной истории (протяженностью девять минут), сделанный с юмором и бесстрастным энтузиазмом, вперемежку с собственными воспоминаниями, все это в неподражаемом беннеттовском стиле. Серию про торговый центр снял опытный режиссер Дэвид Хинтон.

Таким образом, серию Дерека, снятую Китом Коллинзом, показали между этими двумя, и это была поистине ручная работа. «Гарден-Хаус» Носко датируется 1959 годом (когда Дерек был на шестом году обучения). Дерек утверждал, что в «Гарден-Хаусе» нашли отражение многие здания 1950-х годов, такие как, например, Нотр-Дам-дю-О в Роншане архитектора Ле Корбюзье. Дереку нравилось, что этот дом выглядит очень индивидуально, остроумно и очаровательно и отражает характер своего владельца, «всю жизнь остававшегося каким-то незаконченным и суматошным». На протяжении большей части фильма мы наблюдаем не общий вид здания, а какие-то отдельные вещи и детали. При строительстве дома Носко использовал бриколаж. Отдельные элементы были отобраны или по необходимости взяты из других мест, например средневековая дверь из Пула; были там и находки, такие как окаменелости и колесные пары. В доме висело множество картин учеников Носко, в том числе и одна картина Дерека, написанная им во время обучения в школе искусств Слейда в 1963 году, где «как мы тогда думали, живопись имела значение». В кабинет Носко ведет дверь, взятая из снесенного здания, на которой Дерек вырезал и раскрасил текст из «Кентерберийских рассказов». Носко лично изготовил большую часть мебели.