Десятка (сборник)

Десятка (повесть)

За облезлым письменным столом сидел военком – рыжий мужик с седыми волосками на висках, в кителе с погонами полковника. Валера – в семейных трусах с сине-белым узором, с картой медосмотра в руке подошел к столу.

– Товарищ военный комиссар города Могилева! Призывник Шумаков медкомиссию прошел!

– Вольно…

Военком перелистал карту медосмотра.

– Везде без ограничений, только у хирурга… Разрыв связок… Что, спортом занимался?

– Шесть лет, футболом…

– И что?

– Из-за травмы пришлось оставить…

– С какого ты года, с семьдесят третьего?

– С семьдесят второго. В ноябре будет восемнадцать…

– Учишься где-нибудь?

– Да, в четвертом училище, на КИПиА.

– А почему не пошел в тридцать третье? На автокрановщика? Получил бы права вместе с дипломом… И не надо было бы в ДОСААФ вечерами ходить, с девушками бы лучше гулял. Девушка есть у тебя?

– Нет.

– А что так слабо? Как раз самое время, а то придешь с армии – надо думать про то, чтоб жениться, и тэ дэ и тэ пэ. А сейчас погулял бы… Ладно, это все лирика. С пятнадцатого числа начнутся занятия в ДОСААФе. Пройдешь подготовку на водителя – и в сухопутные, как ты и записан. Как раз закончишь свое училище – и в осенний призыв, через год, значится… Все, зови следующего.

Свет в квартире не горел, только в зале светился телевизор. Валера сбросил кроссовки, снял куртку и повесил на крюк, заглянул в комнату. Мама смотрела на экран, полулежа на диване.

– Ну, как военкомат?

– Обычно. Пятнадцатого начнутся занятия в ДОСААФе.

– Зачем тебе этот ДОСААФ, не пойму…

– Как – зачем? Права получить.

– И зачем тебе они? Когда ты машину сможешь купить? Через десять лет? Лучше бы в институт походил – на подготовительные курсы. Ты что, на будущий год поступать не собираешься? В армию хочешь идти?

– Не знаю, мне все равно.

– Как это тебе все равно? Ты думаешь, что ты говоришь? Туда, где эта дедовщина и все прочее? Я вообще тебе говорила – пойди в училище на сварщика, отучись год, получи красный диплом – и без всяких экзаменов, без этой нервотрепки – в институт, на «сварочное производство». Так нет же – уперся, пошел на свой КИПиА… Ладно, иди поешь, я тебе супу оставила.

Валера вышел в прихожую, снял с крюка куртку.

– Ты куда? – крикнула из комнаты мама.

– Так… Погулять…

– И куда ты пойдешь? Почти девять часов… Сидел бы лучше дома, делал уроки…

– Нам ничего не задают… Это – не школа…

Валера застегнул молнию на куртке, сунул ноги в кроссовки.

– Ладно, только долго не ходи. Чтобы к одиннадцати был дома… А лучше – раньше…

– Хорошо.

Под навесом остановки сидели Лёдя и Пыр. Валера поздоровался с ними за руку, сел рядом.

– Сигареты есть? – спросил Лёдя.

Валера тряхнул головой.

– А у тебя?

– Чего бы я спрашивал?

Валера пожал плечами.

– Вам в училе выдавали талоны на водку и на сигареты?

– На сигареты – да, а на водку – с восемнадцати лет.

– Да, мне тоже не дали. А этому – да. – Лёдя кивнул на Пыра. – Он же два года сидел в первом классе. Ты ж умственно отсталый, да?

– Я счас тебе как въебу за умственно отсталого…

– Попробуй…

– И попробую…

– Только потом посмотрим, что будет.

– И что ты сделал со своими талонами? – спросил Валера.

– Как – что? Получили стипуху, пошли с пацанами… А вам в хабзе форму выдали?

– Да. Костюмы.

– А туфли что – нет?

Валера мотнул головой.

– И что, заставляют обязательно в них ходить?

– Так, не особо… Некоторые ходят – в основном, деревенские…

– А много вообще крестов?

– Полгруппы, примерно.

К остановке подъехал троллейбус, остановился. Двери открылись. Никто не вышел и не вошел. Двери закрылись, и троллейбус поехал дальше. За задним стеклом покачивался кусок фанеры с кривой цифрой «2».

– Помнишь, мы эту херню выпиливали на трудах для троллейбусного? – спросил Лёдя.

Пыр кивнул.

– А ты, Шуня, помнишь? Или вы не делали в «а» – классе…

– Как – не делали? Все делали.

– Говорили еще, что троллейбусный школе заплатит, а мы потом на экскурсию съездим, в Ленинград, да? И что – съездили? Хуй там. Трудовик все спиздил. Вон – новую тачку недавно взял, «семерку». Пидарас… Ненавижу жидов, бля, вообще.

Валера встал со скамейки.

– Ладно, короче, пошел я.

– Ну, давай.

Валера сидел за столом у окна. Рядом с ним толстый пацан с темными, криво подстриженными волосами рисовал ручкой танк в полуобщей тетради. Преподаватель – невысокий, сморщенный, с остатками курчавых волос по бокам и сзади – рисовал мелом на плохо вытертой доске.

– …твердые сплавы могут включать в себя такие компоненты, как… – бормотал он себе под нос. Его слов почти не было слышно из-за разговоров и шума.

Валера посмотрел в окно. Шел дождь. Ветка с остатками пожелтевших листьев царапала по стеклу. По улице, тарахтя, ехал трактор.

Валера закрыл тетрадь, поднял руку.

– Иван Николаевич, можно выйти?

Преподаватель молча кивнул.

Валера встал, пошел к двери. Два парня в ряду у стены сцепились, схватив друг друга за воротники одинаковых темно-серых костюмов.

Валера протянул металлический номерок с кривыми цифрами «203» старухе в облезлом синем халате. Она глянула на него.

– А куда это ты собрался? Звонка ж еще не было!

– Меня отпустили. К врачу…

– Знаю, к какому ты врачу. Который возле пивбара, да?

Она отошла, вернулась, подала Валере куртку.

– Не бойся, я никому не скажу. Дело молодое…

Старуха улыбнулась. На всех зубах у нее были металлические коронки.

Троллейбус катился по путепроводу. Слева дымили трубы шелковой фабрики, справа валялись за забором клейзавода горы костей. Света сидела на последнем сиденье – в зеленой куртке, голубых джинсах-«пирамидах», с тубусом в руках. Валера сделал к ней шаг. Троллейбус тряхнуло на ухабе. Он схватился за поручень.

– Привет, – сказал он.

– Привет. – Света улыбнулась.

– Что, с учебы?

– Да.

– А куда ты поступила?

– В «машинку». На «технологию материалов».

– А я поступал на «сварку»… Не хватило баллов. Пошел вот в четвертое училище… А кто еще из ваших куда поступил?

– Ленка Васильева – в технологический, Таня Сакович – в пединститут, на филфак… Рудинский – тоже в «машинку», на ПГС… А больше, вроде, никто никуда… Ну, в смысле в училища там…

– Ты на моторном выходишь?

Света кивнула.

– Я тоже.

За поворотом начинался поселок Куйбышева – две девятиэтажки, несколько пятиэтажек и целые улицы частного сектора. Троллейбус остановился. Валера выпрыгнул первым, протянул Свете руку. Она неуклюже, кончиками пальцев взялась за нее, ступила на тротуар. На лавке остановки сидели несколько пацанов лет по десять-двенадцать, курили, передавая друг другу сигарету без фильтра. У перевернутой урны валялись бычки, пробки от пива, помятая пачка от сигарет «Астра». Валера и Света повернули к гастроному.

У бокового входа – в винно-водочный отдел – стояли три местных алкаша. Один, прищурившись, посмотрел на Валеру и Свету.

– А ты разве не в сто сорок шестом живешь? – спросила Света.

– Да, в сто сорок шестом. Но я могу тебя проводить. Мне спешить некуда…

– Ну, пойдем тогда ко мне, чаю попьем…

Валера кивнул.

Валера и Света прошли через комнату на кухню.

– Присаживайся.

Валера сел на табуретку. Света взяла с плиты чайник, сняла крышку, заглянула в него, подошла к раковине, открыла кран. Под столом стояли трехлитровые банки с «закатанными» помидорами и огурцами, на столе – два ряда полулитровых банок с вареньем.

– Это все с дачи, – сказала Света. – Родители надоели уже с этой дачей. Мало того, что сами там каждые выходные торчат, так еще и меня заставляют… А тебя?

– У нас нет дачи.

– Что, серьезно? И участка вообще никакого?

– Нет, мама этим не занимается…

– А отец?

– Он с нами не живет.

Света кивнула, взяла квадратную пачку чая с надорванным краем, насыпала в две чашки.

– Ничего, что прямо в чашке, а не в заварнике?

Валера пожал плечами.

Окно выходило во двор. Тетка в халате развешивала белье на веревках, привязанных к деревьям и ограде газовых баллонов. Дед в шляпе сидел на лавочке у подъезда, опираясь на трость, и курил сигарету без фильтра. Два пацана с игрушечными пистолетами гнались друг за другом.

Света взяла с плиты чайник, налила в чашки кипяток, пододвинула к Валере начатую пачку печенья «К чаю».

– Странно, что ты не поступил, – сказала он. – Ты ж, вроде, неплохо учился, да? Без троек?

Валера кивнул.

– А Рудинский наш вообще ничего не делал весь девятый класс и десятый, а смотри – поступил. И что ты теперь будешь делать?

– Закончу хабзу, а там будет видно… Может, на будущий год опять буду поступать…

– А я вообще никуда поступать не хотела. Я УПК закончила на продавца промтоваров и хотела пойти работать. В универмаг, конечно, попробуй устройся, но, может, родители бы помогли… А там – ну, ты сам понимаешь – дефицит всякий, хоть одеться можно нормально. А то они подарили мне к поступлению – «лакосту» и «пирамиды». Это все уже скоро будет немодно… Но нет, они мне – поступай обязательно в институт, сейчас без высшего образования – никуда… Пошли, телевизор посмотрим?

Света нажала на кнопку «Горизонта». Появился звук, потом – изображение. Шли новости. «Десятки тысяч немцев вышли на улицы, чтобы отпраздновать объединение Германии», – говорил диктор. На экране мелькали улыбающиеся лица.

Света подошла к дивану, села рядом с Валерой. Он положил ей руку на плечи. Она сбросила ее.

– Не надо…

Валера придвинулся ближе, повернулся, схватил ее руками за оба плеча, повалил на диван, лег сверху.

– Что ты делаешь? Я же сказала – не надо… Ты что, не понимаешь русского языка? Не надо!..

Света молотила Валеру кулаками по спине, старалась вылезти из-под него. Он расстегнул ее джинсы, потащил вниз, вместе с трусами.

– Перестань сейчас же! Я милицию вызову! Ты что – вообще? Кому сказала…

Света замолчала, перестала вырываться. Валера расстегнул свои джинсы, стянул с задницы. На экране телевизора самолеты взлетали с палубы авианосца. «НАТО наращивает свое присутствие в Персидском заливе, – говорил диктор. – Нападение Ирака на Кувейт…»

Валера поднялся с дивана, застегнул джинсы.

– Курить будешь?

Света покачала головой, накрылась соскользнувшим со спинки дивана покрывалом. Валера подошел к вешалке, взял в кармане куртки пачку сигарет и спички, прикурил, подошел к окну. Внизу экскаватор копал траншею. Он поднес ковш к куче свежей коричневой земли, опрокинул.

Валера вышел из троллейбуса, повернул к универмагу. Тетка в засаленном белом халате продавала беляши. У ее ног на асфальте стояла большая алюминиевая кастрюля. Валера порылся в карманах, набрал мелочи, сунул тетке.

– Один.

Она бросила монетки в карман, оторвала от рулона кусок оберточной бумаги, сняла крышку кастрюли, достала беляш, протянула Валере.

– Что, тоже любишь собачье мясо? – сказал дед в темно зеленом плаще. – Они их жарят возле нашего дома, собачьи головы постоянно валяются…

– Иди отсюда, чмо сраное! – крикнула продавщица. – А то счас дам по мозгам – не встанешь!

Валера отошел, начал жевать беляш.

Около универмага, у бокового входа толпился народ. Валера бросил под ноги бумажку от беляша, подошел поближе.

– Что там дают, не знаете? – спросил он у дядьки в коричневой куртке.

– Пуловеры какие-то, но, вроде, не очень. Польские, что ли…

Валера стоял у афиши кинотеатра «Октябрь». Фильм назывался «Короткий фильм о любви». Он посмотрел на часы, стал подниматься по ступенькам ко входу.

В фойе было пусто. Валера подошел к буфету, вынул из кармана рубль.

– Мороженое.

Буфетчица кивнула, достала из холодильника вафельный стаканчик. Валера снял приклеенную сверху круглую бумажку, бросил в урну.

Валера, Лёдя и Пыр сидели на остановке, пили жигулевское пиво из бутылок с желтыми этикетками.

– Не, я жидов вообще ненавижу. – Лёдя поставил бутылку на заплеванный асфальт под ногами, вынул из пачки «Столичных» сигарету. Пыр потянулся к пачке, Лёдя спрятал ее в карман. Валера достал из кармана такую же, взял себе сигарету и дал одну Пыру. Все закурили.

– Ну, хули вы молчите? – Лёдя затянулся, взял бутылку, сделал глоток. – Хули вы, бля, молчите? Я им говорю, что жидов надо давить, а им, типа, насрать.

Валера поднял глаза, посмотрел на Лёдю.

– Что, типа, я херню говорю? Правильно их Гитлер давил. И вообще, все это – пиздеж, что нам про Гитлера говорят. Концлагеря там… У него концлагеря были только для жидов. А все нормальные люди жили хорошо. Лучше бы мы под Гитлером жили, чем под коммунистами. Мне дед рассказывал – его взяли в плен. Подержали три недели, потом выпустили, дали работу – заведующим офицерской столовой. Марки платили, прикиньте? А немка одна – жена там какого-то их начальника, давала ему и потом подарила кольцо золотое, прикиньте? А нам говорят – Гитлер плохой, хуе‑мое. Счас и про Ленина говорят столько всего, а раньше молились, бля, на него, долбоёба…

Лёдя одним глотком допил пиво.

– Ну че, пошли погуляем?

Валера пожал плечами. Парни поднялись с лавки, поставили пустые бутылки на асфальт. Там уже стояло несколько. Одна упала, звякнула, покатилась.

– Зря ты, Шуня, бросил футбол, – сказал Лёдя.

Парни шли по пустынной неасфальтированной улице в частном секторе. Фонарь освещал телефонную будку с оторванным проводом.

– Ну, бросил – и бросил. Что сейчас про это говорить? – сказал Валера.

– Как это – что говорить? Играл бы сейчас в «Днепре». Знаешь, сколько они получают? Тысяча в месяц – зарплата, за победу – еще пятьсот каждому, за победу в гостях – восемьсот, за ничью в гостях – триста? Ты прикинь, неплохо, да? Ну и форма там, «адидасы», само собой… Надо это, купить себе «кроссы». Футболисты, конечно, не сдают – им это не надо. А со спортинтернта – там легкоатлеты всякие, если в карты продуют, то чтоб долг отдать, могут новые «адидасы» за сотню сдать. Ты прикинь – «адидасы» за сотню?

Улица упиралась в насыпь железной дороги. Два последних фонаря не горели. Еле светилось окно в крайнем деревянном доме. У калитки лежали распиленные поленья.

Навстречу парням от железной дороги шел мужик в куртке и вытертых джинсах, с сумкой через плечо. Он посмотрел на парней.

– Э, ну и чё вы ходите тут, а? – Мужик остановился. – Ищите, где что украсть, да?

– А какое пизде дело? – Лёдя глянул на него. – И кто ты вообще такой, а?

– Не понял… Я что, тебе должен отчитываться? Это ты мне скажи, кто ты такой, ясно? Чтобы мне всякое там говно мелкое…

– Повтори, что ты сказал, ну-ка!

Мужик сделал два шага к парням. Он был невысокого роста, но плотный, лет тридцать – тридцать пять.

Лёдя посмотрел на него, улыбаясь.

– Что, борзый, скажешь? – Мужик посмотрел ему прямо в глаза.

– А если и борзый, то что? Что, может, выскочим?

– Это ты мне предлагаешь?

– Да, тебе, а кому еще?

Мужик осклабился, покачал головой.

– Что, сцышь?

– Это ты, может, сцышь.

Мужик снял с плеча сумку, повесил на забор. Лёдя посмотрел на него, улыбнулся. Мужик резко ударил Лёдю локтем под дых. Лёдя присел. Мужик со всей силы ударил его ботинком в лицо. Лёдя отлетел к забору.

– Ну а ты что смотришь? – Мужик повернулся к Пыру.

– Я это, ничего…

Мужик дал ему ногой по яйцам. Пыр сморщился, сделал два шага назад. Мужик подошел, стал молотить его кулаками. Пыр упал. Мужик, наклонившись над ним, продолжал его бить.

Валера ударил его поленом по голове. Мужик вскрикнул, повернулся, упал на спину. Валера ударил опять – с замахом, круглой стороной. Хрустнули кости. Мужик приглушенно застонал. Валера ударил еще и еще. Мужик перестал стонать.

Лёдя приоткрыл глаза, улыбнулся.

– Ну, ты даешь, футболёр, стране угля.

– Хоть мелкого, но до хуя. – Пыр захихикал, размазывая рукавом кровь по лицу.

– Ладно, валим отсюда, на хуй.

Лёдя поднялся, держась за забор. Парни пошли к железной дороге. Где-то рядом загавкала собака.

Валера повесил куртку на крюк.

– Ну, как ты сегодня? – спросила из комнаты мама. – Что в училище?

– Ничего, все нормально.

– Есть будешь?

– Да.

– Там котлеты есть. Хочешь – разогрею?

– Не надо.

Валера и Света сидели на заднем крыльце школы. На забитой досками двери ножом было вырезано «Рабочий – сила, Менжинка – козлы». Несколько пацанов лет по четырнадцать-пятнадцать играли на вытоптанном поле в футбол потертым мячом.

– Ты, вроде, занимался футболом? – спросила Света. – Или кто-то другой из ваших пацанов?

– Я. До девятого класса, до середины…

– А потом?

– Потом у меня была травма. Разрыв связок…

– Да, точно, я помню – ты еще на костылях ходил в школу… И потом ты уже не мог играть, да? То есть, ты, получается, инвалид?

– Нет, конечно. Ты что – вообще? Инвалид… У меня все в порядке, я и в футбол могу играть, только не на таком уровне. Там знаешь, какие нагрузки?

– И ты ездил на какие-нибудь соревнования? Ну, когда занимался?

– Да. В Минск, в Гомель, в Бобруйск.

– И забивал голы?

– Да.

– А какой у тебя был номер?

– Сначала восьмерка, а потом – десятка. Это как раз после чемпионата в Мексике… Все хотели десятку, а она как раз освободилась. Пацан, у которого она была, уже по возрасту не попадал. А десятка была у Марадоны, и все хотели, как он. Чуть морды друг другу не поразбивали. Решили в конце концов кинуть жребий – и она мне досталась.

– А теперь ты играешь в футбол? Ну так, для себя…

– Играл на физкультуре в училе…

Валера поднялся, подошел к краю поля.

– Э, пацаны, можно с вами сыграть?

Невысокий сухой пацан сморщился, оскалил зубы.

– Ну, сыграй, если не сцышь…

– Пусть к нам идет, – крикнул другой – повыше и постарше, в майке с самопальным номером «11», мы и так дуем…

– Ладно, пусть идет к вам.

Игра началась. Валера легко отобрал мяч у «сухого», пробежал полполя, сделал ложный замах перед вратарем. Вратарь прыгнул в одну сторону, Валера легонько катнул мяч в другую – в ворота. Соперники начали с центра поля, тут же мяч потеряли. Валера получил передачу, обвел двоих, ударил. Мяч, скользнув по рукам вратаря, влетел под перекладину.

– Лучше б ты к нам пошел, – сказал «сухой».

Команда ушла обороняться, Валера остался на половине соперника, помахал рукой Свете. Она достала из пачки сигарету, прикурила. Мяч высоко взлетел над полем. Валера, оттеснив плечом пацана на голову ниже его, принял его на голову, сбросил на пустой кусок поля и побежал к воротам. Вратарь выбежал ему навстречу, Валера обвел его, катнул мяч в ворота. Добежавший до ворот «сухой» остановил его рукой.

– Одиннадцать метров! – закричали пацаны.

«Сухой» оттолкнул своего вратаря, встал в ворота. Валера установил мяч, отошел на несколько метров назад, разбежался. Удар получился несильный. Мяч полетел по центру ворот, «сухой» поймал его, заулыбался.

– Все, пацаны, спасибо, – сказал Валера.

– Что ты так слабо? Поиграй еще! – крикнули пацаны из его команды. – С тобой мы их сделаем, как щенков…

Валера подошел к Свете, сел рядом с ней, вытащил из пачки сигарету.

– Ты, Шуня, знаешь Слона? – спросил Лёдя. Он, Валера и Пыр шли по улице с бутылками пива. – Он не в нашей школе учился, а в одиннадцатой, на Менжинке. Но живет в доме, где сберкасса – значит, по типу, наш, рабочинский пацан. С семидесятого года, весной пришел из армии. Крутится – не надо баловаться. Поступил учиться в пед, на «конский» факультет.

– Что значит – конский? – спросил Пыр.

– Ну ты, бля, дебил. Там где на физруков и военруков учатся. Туда только после армии берут, но поступить, говорили пацаны, как два пальца обосцать. Сам бы поступил, только в армию что-то не охота… – Лёдя захохотал.

– Ты что, хочешь быть физруком?

– Дебил ты, Пыра. Ты думаешь, Слон пойдет работать в школу? Я ж говорю, он фарцует – не надо баловаться. Он, прикинь – староста группы, стипендию выдает. Получил в пятницу на всю группу. Это – штуки полторы, а может, больше, своих добавил – и поехал в Пинск ночным, в субботу на учебу не пошел. Утром – в Пинске. Набрал говна там всякого – жвачек там, резинок – на все деньги – и сразу на автобус. Выспался, а в воскресенье – на «Спартак», и все сдал в два раза. Наварил, две штуки, в общем. Короче, в понедельник выдал всем стипуху, и две штуки, бля, из ничего, прикинь, за выходные. Ясный пень, так можно жить – он на моторе постоянно ездит, на троллейбусе – ни разу. Вечером сидит в «Туристе» или в «Габрово».

Парни подошли к остановке, сели на лавку.

– Как ты думаешь, ты его – с концами? Ну, того мужика… – Лёдя посмотрел на Валеру.

– Вряд ли, с концами, – сказал Пыр. – Если б с концами, шухеру было бы знаешь, сколько? А так, вроде вообще никаких на районе базаров про это…

– Не, все это – говно, – сказал Лёдя. – Такие, как этот – пидарасьё, мне на них насрать. Надо ёбнуть цыгана или жида, этих я, бля, ненавижу…

– Ты что, предлагаешь – трудовика? – Пыр захихикал.

– Не, лучше Барона…

– Цыгана?

– Ну да.

– А он, правда, барон? – спросил Валера.

– Откуда я знаю? Так говорят. Одно знаю, что у него бабок немерено. Раз пришел в магазин на Моторный – с мешком. Прикинь, бля. И ложит, и ложит в мешок. Полный набрал – и на кассу. И кассирше дает сто рублей – типа, сдачи не надо. Что, она будет все из мешка доставать и считать? И так ясно, что там меньше, чем «сотка». Может, рублей на семьдесят или на восемьдесят.

– Зачем тогда нам его это самое? – спросил Пыр. – Может, лучше бабок снять с него, а?

– Таких, как ты, умных знаешь, сколько? К нему пацаны приходили – рэкет, типа…

– И что?

– Ничего. Больше, сказали, к нему не пойдем… У него, понты, типа, думает, что такой деловой, никого не боится вообще. Так что, его будет ёбнуть легко… Ты как, Шуня, хочешь его? Поленом по ебалу?

Валера прошел по первому этажу универмага, вышел на улицу через центральный вход. Начал накрапывать дождь. Валера вынул из сумки зонтик, стянул чехол, раскрыл.

У коммерческого отдела универсама стоял Малах – длинный, сутулый, в черной кожаной куртке «из кусков». Валера поздоровался с ним за руку.

– Что, тоже учило симуляешь? – спросил Малах.

Валера не ответил.

– Тебя что-то давно не видно. Я сам, конечно, не сильно часто хожу, но и ты тоже. Деньги есть? Взяли бы банку коммерческой водки. У меня как раз пятерка, если добавишь червонец…

Валера и Малах сидели, подстелив газеты, на крашеных деревянных лавках на трибуне стадиона.

Между ними стояла бутылка водки и лежал разломанный «кирпичик» хлеба. Дождь прекратился, но небо оставалось серым и пасмурным.

Малах взял бутылку, отпил, отломал хлеба, начал жевать.

– Херня какая-то творится в чемпионате, да? Грузины, вышли, «Жальгирис» вышел, осталось тринадцать команд. Что это за чемпионат такой, тринадцать команд? Ну, станут хохлы чемпионами, ну и что? Это все равно не считается, потому что не все команды играли…

Валера поднялся.

– Ну, я пошел, короче…

– Как – пошел? А допить?

– Все, давай.

Валера пожал Малаху руку, взял сумку и начал спускаться по проходу между секторами.

Троллейбус остановился. Валера и Света вышли.

– Это у тебя японская «аляска» или финская? – спросила Света.

– Я не знаю. Мама привезла из Москвы – ездила в командировку.

– По-моему, это – японская. Ничего такая… Ты «книгу покупателя» получил?

– Нет, мне восемнадцати нет еще… А ты?

– Ну и мне нет. Хотя толку с этой книги – того, что там расписано, куртка там зимняя или что там еще? В магазинах нету все равно, а если выбросят в продажу, надо в очереди стоять, и если не достоишься, то все равно, с книгой ты там или без книги.

Валера и Света прошли неработающие фонтаны у «китайской стены», ресторан «Габрово».

– Тебе интересно учиться? – спросила Света.

Валера пожал плечами.

– А мне, я тебе честно скажу, не особенно. Все эти предметы – высшая математика, инженерная графика… Надо было лучше в технологический идти, на «организацию общественного питания»… Но я побоялась, там конкурс большой. Все хотят быть директором ресторана…

Валера и Света подошли к афише кинотеатра «Родина». На заштопанном в нескольких местах холсте было написано название фильма – «Спаси и сохрани» – а чуть ниже, шрифтом поменьше: «эротический фильм».

Людей в зале было немного. Валера и Света сидели на последнем ряду. На экране бегали по траве голые мужчина и женщина.

– Как Адам и Ева, – сказал кто-то впереди. Несколько человек захохотали.

Валера расстегнул молнию в джинсах, положил руку Свете на затылок, наклонил.

– Ты что? – шепнула она. – Здесь? Нет, ну ты вообще… – Она улыбнулась. – Ну, ладно…

Света рукой отбросила волосы с лица, наклонилась к расстегнутой ширинке.

Валера и мать сидели на диване, смотрели телевизор. Начиналось «Поле чудес».

Зазвенел звонок. Раз, второй.

– Сходи посмотри, кто там? – Мать посмотрела на Валеру.

Он поднялся, прошел в прихожую, чуть не споткнулся о свои ботинки, открыл дверь. На площадке, еле освещенной лампочкой на верхнем этаже, стоял участковый лейтенант.

– Шумаков? – спросил участковый. – Валерий Иванович? Семьдесят второго года рождения?

Валера кивнул.

– Есть к тебе разговор. Оденься, сходим в опорный.

– А насчет чего?

– Все узнаешь.

– Знаешь Лёдова и Параскевича? – спросил участковый. Валера сидел у стола в его кабинете в опорном пункте.

– Знаю.

– Дружишь с ними?

– Нет. Так, знакомые. Учились когда-то в параллельном классе…

– Когда последний раз виделся с ними?

– Вчера вечером.

– Где?

– На остановке, на Рабочем. Я гулял, они сидели… Подошел, поздоровался…

– И что потом?

– Ничего. Я пошел домой, они остались.

– Ничего тебе не говорили интересного?

– Нет.

– Ты знаешь, что эти гондоны сделали?

Валера покачал головой.

– Напали на цыганского барона – ну, знаешь, на Горках живет. С ножом. Четыре ножевых ранения. Операцию делали, еле выжил… Если б скорая позже приехала…

– Я ничего про это не знаю.

– Может, и не знаешь. Их сразу нашли, по горячим следам, как говорится. Потому что дебилы…

– А я тут причем?

– Что ты делал в понедельник вечером?

– Не помню. А какого числа это было?

– Ты дурачком не прикидывайся. Понедельник он не помнит, а по числам помнит?

– Мне так проще. В училище…

– Что – в училище? Ты там не был неделю…

– Не был. Ну и что с того? Вы меня из-за этого вызвали?

– Ты сейчас довыебываешься… Мне насрать на твое училище и вообще на тебя, ты понял? Но твои друзья мне кое-что рассказали…

– Они – не друзья. Я ж сказал – так, знакомые. Здравствуй, до свиданья…

– То есть, ты хочешь сказать, что ты с ними не гулял в понедельник? И не был на улице Успенского?

Валера помотал головой. Участковый взял из пачки «Астры» сигарету, закурил.

– Может, и спиздели, гондоны… Сами отработали, а на тебя говорят… Только я одно не пойму – почему на тебя? Ты ж, вроде, тихий пацан. На учете у нас не стоял. Десять классов закончил, пошел в училище… Не, я вообще не пойму… Посмотри мне в глаза и скажи, только честно… Ты не трогал мужика на улице Успенского?

– Какого мужика?

– Такого. Которому нанесли шесть ударов по голове и лицу тупым тяжелым предметом. Переломы скулы, носа, лобной кости. Лежит в областной, без сознания… Короче, посидишь здесь. Сейчас приедет опер с РОВД, тебя допросит. Если ты не при чем – тебе ж лучше.

Участковый поднялся, заглянул в соседнюю комнату.

– Мужики, посмотрите за пацаном – чтоб никуда не делся, пока опер не приедет. А я – патрулировать…

Участковый посмотрел на Валеру.

– Короче, чтоб без шуток, ты понял?

Валера кивнул.

– Сиди здесь и никуда не суйся. А то сам знаешь, что будет.

Участковый взял со стола фуражку, надел и вышел. Хлопнула дверь. На улице завелся милицейский «уазик».

Валера встал со стула, подошел к двери, остановился. В углу стоял черно-белый телевизор, на экране шло «Поле чудес». Три дружинника с облезлыми красными повязками сидели на стульях. Еще на одном стуле стояла бутылка водки, на газете был нарезан хлеб и сало.

– Вы теряете право на ответ, – сказал на экране ведущий. – Переход хода. Вращайте, пожалуйста, барабан.

– Да, ну он, что-то переиграл… – сказал пожилой дружинник с зачесанной на лысину седой прядью, посмотрел на Валеру.

– Садись, пацан, посмотри телевизор.

– Может, ты ему еще водки дашь? – спросил мужик помоложе, курчавый, в свитере под горло.

– Водки не предложу – самим мало. – Пожилой засмеялся. – Ну, Коля, разливай, что осталось.

Третий мужик – невысокий, худой – взял бутылку, разлил по стаканам. Мужики выпили, стали закусывать.

– А что ты такое утворил, а, парень? – спросил пожилой.

Валера не ответил.

– Ну, не хочешь – не говори.

Мужики уставились на экран.

– Вы абсолютно уверены в вашем ответе? – спросил ведущий.

– Абсолютно уверенной быть нельзя, но мне кажется, что… – сказала полная тетка в сиреневом платье.

– Тишина в студии! – крикнул ведущий. – Минутку тишины. А сейчас – правильный ответ. – Он сделал паузу.

Девушка начала открывать буквы.

– Вы, Наталья, абсолютно правы! Вы – победитель суперигры, вы выиграли холодильник!

– Лучше бы машину, – сказал курчавый. – Что это – холодильник… Холодильник у всех есть…

Валера резко вскочил и побежал к двери.

– Э, куда? Стоять! – заорали дружинники.

Валера пробежал мимо почты, повернул к магазину, пересек улицу и вбежал в темный двор трехэтажного старого дома, оттуда – в следующий двор. Крики дружинников сзади затихли. Валера перелез через забор детского сада, пробежал мимо беседок и горок, опять перелез через забор. Он оглянулся по сторонам и быстрым шагом пошел по переулку.

Троллейбус подъезжал к остановке. Валера выскочил из кустов и вбежал в заднюю дверь. Створки закрылись. Троллейбус отъехал. Валера встал в углу задней площадки. Он достал из кармана деньги, пересчитал. Десятка, пять рублей, рубль и еще почти рубль мелочью.

В вагоне электрички было пусто – только старуха с кульками и дядька в шапке-ушанке. Валера лег на дерматиновом, прорезанном в нескольких местах сиденье, натянул шапку низко на глаза.

Валера открыл глаза, пошевелил ногами и руками. Он сидел, скрючившись, на деревянной лавке в зале ожидания маленькой станции. Рядом храпел дядька в ушанке из электрички. У его ног, обутых в кирзовые сапоги, лежал полупустой мешок.

Валера встал, вышел на улицу. На площади перед станицей стоял старый «пазик». За площадью начиналась улица деревянных домов. На голых деревьях за заборами висели яблоки.

Валера обошел здание станции и пошел вдоль полотна железной дороги.

Валера купил в ларьке три пирожка с мясом, съел, не отходя далеко, бросил замасленную бумажку под ноги. Рядом был ларек «звукозапись». Валера подошел. В витрине были выставлены написанные от руки, шариковой ручкой, списки. В ларьке сидел парень лет двадцати пяти, с оспинами и прыщами на щеках.

– Сколько стоят кассеты? – спросил Валера.

– Они так не продаются, только с записью.

– А сколько с записью?

– Десять рублей девяносто минут.

– А когда будет готова запись?

– Дня через три. А что ты хочешь записать?

– Еще не знаю.

– Запиши «Лондон бойс». Ничего темы. Или тебе только наши нравятся?

Из здания станции вышли два милиционера, остановились на ступеньках, оглядели площадь. Валера уткнулся носом в списки, обошел ларек, как будто читая, быстрым шагом пошел прочь.

Валера шел мимо путей, занятых товарными вагонами.

– Э, пацан!

Валера вздрогнул, обернулся. Из открытой двери вагона выглядывал молодой мужик в телогрейке, стриженный налысо.

– Выпить хочешь?

Валера пожал плечами.

– Что ты, как целочка, ломаешься? Залазь!

Валера подошел к вагону, мужик протянул ему руку, помог забраться. В пустом вагоне сидел еще один стриженный налысо, постарше. На расстеленной газете стояли две бутылки водки, лежал нарезанный зельц и черный хлеб.

– Садись, будь как дома! – сказал молодой.

Валера присел на грязный пол.

– На! – Молодой протянул ему бутылку. – У нас все по-простому, стаканов нет…

Валера сделал глоток, сморщился, взял с газеты кусок зельца, прожевал.

– А мы с Петровичем только два дня, как откинулись… В Шклове были на зоне. Знаешь?

Валера кивнул.

– Выручишь трохи? Хоть червончик, а? А то мы, что выдали, все ж пропили – сам понимаешь… А надо ж еще до дому доехать…

– Червонца не будет… Трульник пойдет? – Валера покопался в кармане, вынул мятую зеленую купюру.

– Да сколько не жалко… Ты ж понимаешь, мы так, по-нормальному… – Мужик спрятал деньги в карман серых грязных брюк. – Ладно, надо еще по пять капель, да? Тебе, Петрович, по старшинству…

Он взял бутылку, подал Петровичу. Петрович сделал долгий глоток, рыгнул, взял корку хлеба, понюхал.

– Ну, за все доброе…

Молодой тоже отпил. В бутылке осталось на дне. Он передал ее Валере. Вагон резко тряхнуло, и он поехал.

– Не сцы, – сказал Петрович. – Это только до станции – туды, сюды… Пей, а то грошы не будут вестись…

Валера выпил, поставил бутылку на пол. Она упала, покатилась по вагону. Поезд набирал ход.

– Я когда у стройбате служил, у нас че-пэ было, – сказал молодой. – Один салага ебанулся, расстрелял шесть человек «стариков» и овчарку…

– А овчарку нашто? – спросил Петрович.

– Откудова я знаю? Я ж говорю – ебанулся… Но они его, конечно, пиздили, в жопу торканули…

Валера повернулся к открытой двери. Состав ехал по мосту. Мелькали опоры. Молодой взял бутылку, подошел сзади к Валере, ударил по голове. Валера растянулся на полу. Молодой сунул руку в карман куртки, нашел пятерку, несколько смятых рублей и мелочь, положил себе в карман.

– Не особо, да? – Он поглядел на Петровича.

Петрович кивнул. Молодой вынул из кармана телогрейки складной нож, вытащил лезвие, несколько раз ударил Валеру в грудь, подтащил к двери, столкнул вниз. Состав ехал мимо свежевспаханного поля.