Несмотря на то, насколько она была утомлена поездкой, Кэлен была преисполнена благоговейного трепета от раскрывшегося вида вдали. Мимо тёмного прилива солдат Имперского Ордена, поперёк фиолетово-серых теней, обосновавшихся на протяжении обширной равнины, возвышалось огромное плато, очерченное последними золотыми лучами заходящего солнца.
По всей ширине этого плато простирался какой-то город. Высокие внешние стены пылали в вечерних лучах заката. Белый мрамор, штукатурка, и камень, в обширной череде множества зданий в бесконечном разнообразии размеров, форм и высот мерцали розовым оттенком уходящего дневного света. Крыши защищали город от холода прибывающей ночи сезона смертей, как будто вбирая всё это под защитным подолом.
Это было похоже на созерцание чего-то хорошего, чего-то благородного, чего-то красивого, в конце концов, всё, что она видела в бесконечных неделях путешествия, — были мрачные, угрюмые солдаты, предметом беспокойства для которых был лишь способ выразить их мерзкую природу.
Кэлен ощущала это так, как будто ложилась тень осквернения, наносимая этими мужланами на эти просторы. Она ощущала стыд, что находилась среди этой позорной толпы, собравшейся у подножья такого блистательного достижения человечества, так гордо возвышавшегося перед ними. Всего лишь взгляд на эти просторы каким-то образом заставил её сердце петь. Хотя она и не могла вспомнить, что когда-то видела это прежде, она чувствовала, что уже видела.
Пространство вокруг заполняли харкающие солдаты, рычащие на мулов, фыркающие лошади, скрипящие фургоны, и лязг брони и оружия — звуки наступающего быдла, пришедшего убить всё, что было хорошим. Зловоние походило на ядовитое облако, которое всегда сопровождало их, чтобы служить напоминанием тому с кем они столкнутся, насколько мерзкие эти мужланы. Как будто кто-то нуждается в дополнительном разъяснении.
Со всех сторон Кэлен сопровождали специальные охранники, которые в течение последних многих недель не спускали с неё осторожных глаз. Их было сорок три. Кэлен пересчитала всех, чтобы была возможность отслеживать каждого. Пока они совершали поход, она посвятила себя занятию изучать их лица, их привычки. Она знала, какие были неуклюжими, какие были глупы, в каких были проблески ума, и тех, которые хорошо владели оружием. Это было, как игра в дороге одного бесконечного дня после другого бесконечного дня, в которой она изучала их силы и слабости, планируя и мысленно представляя, как она сможет убить каждого следующего из них.
Пока, она не убила никого. Она решила, что её лучший шанс, в конечном счёте, состоит в том, чтобы пока что течь по течению, делать то, что ей говорили делать, быть покладистой, быть покорной. Все солдаты были предупреждены, что она принадлежит Джеганю, и они не должны коснуться её даже пальцем, исключая случаев предотвращения побега.
Кэлен хотела раствориться в монотонности повседневной жизни, убаюкать бдительность солдат, охранявших её и заставить думать о ней, как о безвредной, безопасной, и даже запуганной, чтобы задача охранять её превратилась в ещё одну утомительную рутинную работу. Ей множество раз представлялась возможность убить нескольких солдат. Но она не пользовалась этой возможностью, независимо от того насколько это было легко, вместо этого давая им возможность чувствовать себя удобно, безопасно, и, даже, скучающими с нею. Такое невнимание к опасности, которую она представляет, послужит ей однажды лучше, чем бесполезные нападения, которыми пока она действительно не достигнет ничего. Это не помогло бы её спасению, и только заставило бы Джеганя использовать ошейник — если не свои руки — чтобы причинить ей боль. Пока он не видел никакого повода причинять боль, она не видела смысла предоставлять ему таковой.
Джегань оставался единственным, кто оказался не убаюканным безразличием и небрежностью. Он не недооценивал её или её стремления. Он, казалось, любил наблюдать её тактику, даже тактику столь же неинтересную, как выполнение бездействия. Как и у неё, в его арсенале было припрятано терпение. Он оставался единственным, кто ни на мгновение не уменьшал бдительности в её охранении. Кэлен была уверена, что он знал точно, чего она пыталась добиться.
Она старалась игнорировать его; она рассудила так: даже если он понимал, что она делает, тем не менее, когда ничего не происходило, сохранявшаяся степень настороженности всё равно уменьшалась. Ожидание чего-то, что должно произойти, но никогда не происходит, притуплялось, даже если знать, что это неизбежно. Даже если он осознаёт, что она, в конечном счёте, испробует кое-что предпринять, то недели и недели её кроткого поведения должны окупить элемент внезапности, пусть это даже окажется только коротким моментом неожиданности. Этот момент преимущества может стать всем, что даст это преимущество, когда подойдёт время.
Однако были случаи, когда она не могла игнорировать его. Когда он был в омерзительном настроении и она его злила — обычно просто своим присутствием или своим бездействием — он избивал её в кровь. Дважды ей пришлось быть излеченной Сестрой, чтобы она не истекла кровью до смерти. Когда он был одержим одним из действительно мерзких капризов, то это, обычно, заканчивалось намного хуже чем простое избиение. Он был очень изобретательным человеком, когда он придумывал способ, как оскорбить женщину. Когда он был в жестоком настроении, казалось, что не просто боль, а именно оскорбление очаровывало его. Приобретя жестокий опыт, она поняла, что он не остановится, пока, наконец, тем или иным способом он не вырвет из неё крика.
Но она кричала только при одном обстоятельстве — когда у неё совсем не оставалось сил сдерживаться, когда пронизывала до такой глубины испытываемая боль, или унижение, или отчаяние, что она просто не могла сдержаться от крика. И как только он этого добивался, Джегань наслаждался этим. Она начинала кричать не оттого, что он после этого прекращал пытки, но только лишь потому, что она была на той стадии, когда уже не могла контролировать себя. И именно это он любил видеть.
Случалось, что он притаскивал женщин к себе в палатку, в то время, как Кэлен должна была оставаться на ковре около кровати, где её всегда заставляли спать, будто она была его собакой. Он обычно приводил чем-то опечаленных, пленных женщин, которые меньше всего желали этого. Казалось, он выискивал пленниц, которые больше других боялись привлечь его внимание, и затем, в своей постели со всей своей жестокостью давал им понять, что они рабы императора. Когда он засыпал, Кэлен обнимая женщину, перенёсшую этот кошмар, говорила ей, что однажды придёт день, когда станет лучше и пыталась успокоить настолько, насколько могла.
Скорее всего, он делал это, потому, что он наслаждался такими вещами, но это было только дополнительным развлечением. Реальная цель, которую он преследовал, заключалась в том, чтобы постоянно напоминать Кэлен, что случится с нею, как только вернётся её память. Подразумевалось, что та Кэлен никогда не вернётся. Её память была испорчена.
Теперь, когда они добрались до места назначения, у них будет больше времени для игр Джа-Ла. Кэлен представлялось, что будут устроены турниры. Она надеялась, что внимание Джеганя переключится на игры. Она должна будет сопровождать его — она должна оставаться поблизости, но это лучше чем быть с ним наедине.
Как только они добрались до палаток императора, поначалу она была немного озадачена особенностью, с которой расставили палатки, да и как разбит лагерь в целом. Озадачивало расстояние, на которое всё было установлено от цели их похода. Очень близко. Было похоже, что час-другой пути и они будут там.
Кэлен не стала спрашивать, почему они резко остановились, но скоро она это поняла, когда офицеры прибыли для ночного брифинга.
— Я хочу, чтобы все Сёстры до одной были начеку сегодня вечером, — сказал им Джегань. — Мы близко и нет никакой необходимости говорить, какую силу зла враг со своей высоты может сбросить на нас.
Кэлен заметила, что Сёстры Улиция и Эрминия, были освобождены и стояли неподалёку, чтобы слушать эти распоряжения. Это значило, что их не отправят развлекать солдат. Обе выглядели как в преклонном возрасте, — на всём протяжении недель марша, почти каждую ночь их отправляли по палаткам в наказание за их преступления против Джеганя.
Они по-прежнему оставались довольно привлекательными женщинами, но не более того. Обе утратили всю красоту, какой обладали когда-то. Их глаза, отяжелённые тёмными мешками, были довольно впавшими и отстранёнными. Глаза цвета небесной синевы Сестры Эрминии, казалось, выражали застывшее удивление от того, будто она до сих пор не могла поверить своей судьбе. На их лицах проступили морщины, придавая их глазам тяжёлый, высохший, удручённый взгляд. Они всегда были грязными, волосы на них постоянно были спутанными, а одежда — разорванной. Их часто по утрам можно было встретить со страшными синяками.
Кэлен не нравилось видеть, как кто-то страдает, но ей не удавалось выработать никакой симпатии к этим двум. Если б не они, она никогда б не оказалась в тисках человека, который только и делал, что отсчитывал мгновения до того момента, как к ней вернётся память, когда он сможет всерьёз начать заставлять её переносить то, что он обещал сделать невыносимой мукой, как физически, так и морально. Не раз он обещал ей, что собирается оплодотворить её, как только память вернётся к ней, и она родит ему ребёнка — мужчину, как он всегда подчёркивал. Он всегда загадочно добавлял что, как только она вёрнет память, тогда к ней вернётся и понимание того, что за монстр будет этот мальчик.
Чтобы Джегань не делал с этими двумя женщинами, это не так беспокоило Кэлен, как эта таинственность.
Собрав воедино услышанные обрывки и куски, Кэлен поняла суть того, что они сделали с ней, в чём заключался их заговор и что те две планировали сделать со всеми. Хотя бы только из-за этого, они не заслуживали даже жестокого обращения. Если бы выбор был за Кэлен, она просто казнила бы их. Кэлен не видела никакой пользы от пыток; она просто полагала, что у них нет ни малейшего права продолжать жить. Они утратили право на жизнь и тем злом, которое уже причинили другим, и тем, что они планировали сделать, чтобы отнять жизнь абсолютно у каждого. И по этой мерке, вся эта армия заслужила смерти. Джеганю Кэлен желала именно такой участи.
— По крайней мере, их армия сбежала, — сказал один из высокопоставленных офицеров Джеганю, как только увели лошадь императора. Другой взял под уздцы кобылу Кэлен.
У офицера была срезана половина левого уха. Оно давно зажило рубцами, превратившись в уродство, которое было тяжело проигнорировать. И те солдаты, которым не удавалось проигнорировать это уродство, иногда теряли и своё ухо.
— У них не осталось никаких защитников, — сказал другой офицер.
— Я уверен, что у них остались там люди, обладающие Даром, — сказал Джегань, — но они не представляют собой препятствие, которое может остановить нас.
— В сообщениях от разведчиков и шпионов говорится, что дорога, ведущая наверх — узкая — слишком узкая для любого варианта массированной атаки. И что на пути есть разводной мост, который был поднят. Доставить строительные материалы, чтобы сделать дорогу и обороняться пока будет идти строительство перехода через пропасть, будет очень тяжело.
Что касается огромных ворот, преграждающих проход к внутренней дороге на плато, то они закрыты. Ни у кого нет никакой веры в то, что эти ворота можно разрушить. На протяжении тысяч лет оно выдерживало любое нападение. Кроме того, наши люди с Даром говорят, что их силы слабеют вблизи Дворца.
Джегань улыбнулся.
— У меня есть кое-какие идеи.
Солдат, у которого была отрезана часть уха, склонил голову.
— Да, Ваше Превосходительство.
Пока Джегань и его офицеры беседовали, Кэлен заметила маленькую группу солдат в отдалении, мчавшихся с головокружительной скоростью через лагерь. Они прибыли сзади, с юга. На каждом сторожевом посту, солдаты приостанавливали своих лошадей и, соскользнув с них, быстро переговаривались с часовыми, после чего, сопровождались дальше через посты.
Джегань тоже заметил наездников. Его беседа с офицерами прекратилась, и вскоре все они наблюдали вместе с императором, как наездники добрались до внутреннего оборонительного круга, сопровождаемые облаком пыли. Они ждали у последнего стального кольца обороны разрешения войти в резиденцию императора.
Как только Джегань подал сигнал, солдаты двинулись вперёд. Они спешно шли, несмотря на то, как утомлённо они выглядели.
Солдат, возглавлявший их, был крепким парнем, постарше остальных, с твёрдым взглядом его тёмных глазах. Он отсалютовал.
— Ну, — сказал Джегань, — в чём срочность такой спешки?
— Ваше Превосходительство, города Древнего Мира атакуются.
— Ну и что с того, — Джегань нетерпеливо вздохнул. — Это — те мятежники, в основном из Алтур-Ранга. Разве их до сих пор не подавили?
— Нет, Ваше Превосходительство, это не мятежники, хотя и те тоже продолжают доставлять неприятности, возглавляемые человеком, которого называют кузнецом. Чересчур много мест подверглось нападению, чтобы это могли сделать мятежники.
Джегань подозрительно уставился на солдата.
— Какие места были атакованы?
Солдат вытянул свиток из внутренней части пыльной рубашки.
— Вот — список тех мест, о которых мы пока узнали.
— Пока? — спросил Джегань, выгибая бровь и начал разворачивать свиток.
— Да, Ваше Превосходительство. Есть сведения, что это волна разгрома, несущегося поперёк земли.
Джегань просмотрел длинный перечень мест на свитке. Кэлен пыталась не привлечь внимание тем, что краем глаза глядела на донесение. Она увидела список в две колонки городов и центров. Было перечислено больше чем тридцать пять или сорок мест, указанных в свитке.
— Я не знаю то, что ты подразумеваешь под «несущимся поперёк земли» — зарычал Джегань. — Все эти места случайны. Они не расположены в линию, или группой, или в одной области Древнего Мира. Они — повсюду.
Солдат прочистил горло.
— Да, Ваше Превосходительство. Так было сказано в послании.
— Часть этого явно преувеличена, — чтобы сделать ударение на этом, Джегань ткнул жирным пальцем в бумагу. Серебро, зазвеневшее на каждом пальце, осветилось в лучах заката. — Така-Мар, например. Така-Мар подвергся нападению? Атака бы не оказалась эффективной для недовольной толпы дураков, надумай они напасть на такое место. Там гарнизоны войск. Это перевалочная база для обозов снабжения. У этого места вполне достаточная обороноспособность. Там даже есть Братья Ордена, отвечающие за город. Они не позволили бы толпе направить свой путь в Така-Мар. Этот рапорт вполне смахивает на преувеличения возбуждённых дураков, которые боятся собственных теней.
Солдат склонился и произнёс извиняющимся тоном:
— Ваше Превосходительство, Така-Мар был одним из мест, которые я видел своими собственными глазами.
— Что-о-о? — взревел Джегань. — Что тогда ты видел? Я хочу знать всё!
— Дороги, идущие в город с каждого направления, утыканы копьями с нанизанными на них обугленными черепами, — начал солдат.
— Сколько черепов? — отвержено качнулся Джегань. — Количество? Целых сто?
— Ваше Превосходительство, сосчитать было невозможно, я прекратил счёт, когда перевалило за несколько тысяч, поскольку это не давало понятия о полном числе. Города, как такого, больше нет.
— Больше нет? — Джегань заморгал в замешательстве. — Что ты подразумеваешь под «больше нет»? Такое невозможно.
— Он был испепелён до основания, Ваше Превосходительство. Не осталось хотя бы одной постройки, которая осталась стоять. Пожары были настолько интенсивны, что ни одна головешка не уцелела. Сады по всей дороге в холмы полностью уничтожены. Поля с созревшим урожаем на долгие мили и мили в каждом направлении были выжжены. Всю землю засыпали солью. Ничто там не сможет когда-нибудь вырасти. То, что было плодородным местом, теперь никогда и ничто не взрастит вновь. Похоже, что сам Владетель разрушил те края.
— Ну, а куда делись солдаты! Чем они занимались во время всего этого!
— Черепа на пиках принадлежали солдатам того гарнизона. Боюсь, каждый замыкающий принадлежал им.
Джегань бросил взгляд на Кэлен, как будто она была, так или иначе, ответственна за катастрофу. Его блеснувший взгляд подсказал ей, что он, так или иначе, связал эту неприятность с ней. Он смял бумагу в кулаке и вновь обернул своё внимание к посыльному.
— Что ты можешь сказать про Братьев Ордена? Они рассказали, что случилось и почему они не были в состоянии остановить это?
— Было шесть Братьев, прикреплённых к Така-Мар, Ваше Превосходительство. Они были насажены на колья на постах, размещённых в середине различных дорог в город. С каждого была содрана кожа от шеи донизу. Капюшон служителя был одет на голову каждого так, чтобы все могли узнать, кем они были.
Массы людей, сбежавшие из города, говорят, что нападение началось ночью. Они были настолько напуганы, что как бы ни старались, мы оказались не в состоянии получить достаточно полезных сведений от них, кроме той, что солдаты, напавшие на них, были воинами Д`Харианской Империи. Все были абсолютно уверены относительно этого. Каждый из этих людей потерял их дом.
Нападавшие не сделали ни одного движения, чтобы вырезать убегающих беженцев, если они не предпринимали какого-нибудь вооружённого сопротивления, но они явно и ясно давали понять сбежавшим людям, что они намереваются пройти и вырезать каждого по всему Древнему Миру, кто будет поддерживать Имперский Орден.
Солдаты сказали людям, что Орден и верные его проповедям, учинили эту войну на их Родине и это те, кто разоряет их земли. Солдаты поклялись, что они будут преследовать людей Древнего Мира и упрячут их в могилы в самых тёмных углах их преступного мира, пока те не отринут учения Ордена и их путь агрессии, который проистекает от этого учения.
Кэлен поняла, что она улыбалась, когда Джегань обернулся к ней и сшиб её с ног тяжёлым ударом тыльной стороной руки. Она знала, что он будет избивать её до крови этой ночью.
Её это не заботило. Она вполне готова была заплатить такую цену за то, чтобы услышать то, что она только что услышала. Она не в силах была сдержать улыбку.