© Arkon Daraul, 1961.
© Юрий Зыбцев, перевод с английского, 1991.
Предлагаемые вашему вниманию две главы из книги Аркона Дэрола "История тайных обществ" посвящены секте асасинов-исмаилитов. Слово "асасин", мало что говорящее широкому советскому читателю, после крестовых походов вошло в некоторые западноевропейские языки (в частности, французский, английский и итальянский) в значении "убийца" — настолько сильное впечатление произвела на крестоносцев эта секта. Однако исторический очерк Аркона Дэрола интересен не только и не столько своей остросюжетностью, сколько актуальностью: прочитав его, начинаешь лучше понимать некоторые истоки терроризма, волна которого в последние годы захлестнула мир, иначе оценивать многое в нынешних событиях на Ближнем и Среднем Востоке.
В 1092 году на крепостном валу замка "Орлиное гнездо", расположенного высоко в горах Персидской империи, посланник султана беседовал с таинственным, закутанным персонажем, который считал себя воплощением Бога на земле. Хасан ибн Сабах, властитель гор и глава асасинов, произнес: "Видишь правоверного, который несет службу на вершине той башни? Смотри!" Он подал знак. В тот же миг фигура в белом приветственно вскинула руки и бросилась вниз — туда, где в многосотметровой пропасти кипел окружающий крепость поток.
— Семьдесят тысяч человек по всей Азии — мужчины и женщины — готовы выполнить любой мой приказ. Есть ли столько преданных людей у твоего повелителя Мелик-шаха? И он требует от меня покорности! Ты видел мой ответ. Ступай!
Похоже на сцену из посредственного фильма ужасов? И тем не менее это исторический факт. Летописец того времени позволил себе лишь одну-единственную шутку, написав, что "правоверных" у Хасана было "только около сорока тысяч". Повесть о том, как этот человек — Хасан — достиг такой жуткой власти и почему его фанатики вселяли ужас в сердца людей от Каспия до Нила — самый поразительный раздел в истории тайных обществ. В наше время секта хашишийунов ("потребляющих гашиш") все еще существует в виде тайного общества исмаилитов, неоспоримый и обожествляемый глава которого — Ага-хан[4].
Как и многие другие тайные общества, секта асасинов возникла не на пустом месте, поэтому надо сделать маленький экскурс в историю и рассказать о предшествующих организациях, об их целях и методах.
В VII веке исламский мир раскололся на два лагеря: на ортодоксальных мусульман (суннитов), считающих Магомета провозвестником божественной воли, и шиитов, которые убеждены в том, что преемник Магомета и четвертый имам (вождь) Али[5] является более важной фигурой. В нашем рассказе речь пойдет именно о шиитах.
После происшедшего в период раннего ислама раскола шииты в борьбе за выживание начали придавать особое значение секретности, организованности и обрядам посвящения. Они были в меньшинстве, но считали, что смогут победить большинство (а со временем и подчинить себе весь мир) благодаря силе и сплоченности своей организации. Для достижения этой цели они начали учреждать различные общества, члены которых обожествляли Али в своих ритуалах и учились бороться за самое главное — власть над миром.
Одно из самых эффективных тайных обществ шиитов группировалось вокруг "Жилища Просвещения" в Каире, являвшегося местом подготовки фанатиков, которым самыми хитроумными способами внушали, что им предстоит выполнить особую, божественную миссию. Для воспитания таких фанатиков требовалось преобразовать первоначально демократические идеи ислама, и правивший в то время Египтом халиф из династии Фатимидов[6] поручил решение этой задачи самым умелым наставникам. Неофитам обещали, что им будут даны тайная власть и высшая мудрость и они станут такими же могущественными, как и некоторые их учителя. Халиф позаботился о том, чтобы этими учителями были люди не простые. Один из них был верховным судьей, другой — главнокомандующим армией, третий — визирем. Недостатка в кандидатах не было — подобная проблема не возникает там, где в роли учителей выступают самые высокопоставленные должностные лица.
Классы делились на мужские и женские под общим названием "Собрание Мудрых''. Каждый урок тщательно готовили, записывали и приносили халифу, который ставил на нем свою личную печать. По окончании урока эту печать целовали все присутствующие — ведь халиф утверждал, что он прямой потомок Магомета через его зятя Али и через Исмаила, седьмого имама. Его обожествляли больше, чем далай-ламу.
Университет, ежегодно получавший от халифа четверть миллиона золотых монет, обладал богатейшей коллекцией рукописей и всеми существовавшими в то время научными инструментами. На первый взгляд это был типичный древнеарабский университет, и по своей организации он очень походил на Оксфорд. Однако истинным его назначением было полное преобразование образа мыслей студентов, которые проходили девять ступеней посвящения.
На первой ступени учителя вызывали у молодых людей сомнения во всех общепринятых понятиях — религиозных, нравственных и политических. Они использовали фальшивые аналогии и всевозможные приемы и уловки, дабы внушить студентам, что то, чему их обучали прежние учителя, основано на предубеждениях и, следовательно, не заслуживает доверия. По мнению арабского историка Макризи, их тем самым побуждали полагаться только на авторитет новых учителей как единственно надежную основу для правильного истолкования фактов. В то же время им постоянно намекали, что формальные знания есть только ширма скрытой, глубокой и всеобъемлющей истины, которую они узнают, когда будут в состоянии ее воспринять. Такая "техника запутывания" применялась до тех пор, пока студент не был готов дать клятву слепо повиноваться своему наставнику.
В положенное время студент, совершая все необходимые ритуалы, давал такую клятву и тем самым проходил первую ступень посвящения.
На второй ступени внушали, что только имамы (преемники Магомета) были единственными истинными обладателями тайных знаний и могущества — а поскольку учителя являлись представителями имамов, то студент должен был воспринимать каждое их слово и действие как исходящее от Бога.
На третьей ступени называли известные лишь посвященным имена семи имамов и тайные слова, с помощью которых можно было их заклинать, чтобы получить частицу их силы для использования ее как в личных целях, так и прежде всего в интересах секты.
На четвертой ступени студентам рассказывали о семи мистических законодателях и о магических персонажах. Их имена были Адам, Ной, Авраам, Моисей, Иисус, Магомет и Исмаил. Затем шли семь магических "покровителей'': Сет, Шэм, Ишмаэль, Аарон, Симон, Али и Мухаммед, сын Исмаила. Этот последний имел таинственного заместителя — Повелителя Времени, уполномоченного наставлять "Народ Истины", как называли себя исмаилиты[7]. Ссылаясь на эту загадочную фигуру, халиф мог утверждать, что действует по наущению свыше.
На пятой ступени рассказывали об оккультной власти двенадцати апостолов, подчиняющихся семерым пророкам. По утверждению одного автора, для того чтобы овладеть искусством оказывать влияние на людей, студенты проходили еще и психологическую подготовку, в частности учились сосредоточиваться, повторяя магическое слово "акзабти".
На шестой ступени обучали методам разрушающей доводы оппонента аргументации. По этому предмету студент должен был выдержать строгий экзамен. На седьмой ступени посвящали в Великую Тайну, суть которой состояла в том, что все мироздание едино: человечество, природа и всякая вещь — часть целого, которое включает в себя как созидательную, так и разрушительную силу. Исмаилит может воспользоваться этой силой благодаря посредничеству таинственного Повелителя Времени и тем самым возвыситься над непосвященными.
Для того чтобы пройти восьмую ступень посвящения, студент должен был осознать, что все религии и философские доктрины — обман. Важна только личность, могущая реализовать все свои возможности на службе величайшей власти в лице имама. На девятой, и последней, ступени раскрывали секрет, что вообще не существует никакой веры: главное действие, а глава организации — единственный, кто знает, когда и как именно следует действовать.
Тайное общество исмаилитов, несомненно, было влиятельным и способным воспитывать множество людей, готовых слепо повиноваться своим вождям, но, как и другие организации подобного типа, оно не добилось существенных результатов.
Возможно, запланированные акции по каким-то причинам не состоялись, или же общество просто не ставило перед собой иных целей, кроме воспитания. Как бы то ни было, секта только один раз добилась успеха за пределами Египта: один из ее членов временно захватил власть в Багдаде и стал чеканить монету от имени египетского халифа. Этот султан был убит тюрками-сельджуками, которые тогда только появились на исторической сцене, но уже всерьез угрожали Каиру. Вероятно, усиление сельджуков настолько обескуражило властолюбивую каирскую секту, что она пришла в упадок и в конце концов была запрещена визирем Ардалом в 1123 году.
Наступила очередь Хасана ибн Сабаха, которого впоследствии назовут "Горным старцем", — именно ему предстояло усовершенствовать методы распавшегося тайного общества и основать организацию, просуществовавшую почти тысячу лет.
Хасан был сыном фанатика-шиита (почитателя Али) из Хорасана[8], считавшего себя потомком арабов из Куфы[9]. Претензия на такое происхождение, наверное, позволяла подкрепить притязания на важную роль в религиозных делах, как это и сейчас принято у мусульман. Окрестные жители, среди которых преобладали шииты, решительно утверждали, что человек этот был персом, как и его предки. Такая версия кажется более правдоподобной. Наместник провинции был ортодоксальным мусульманином, и Али[10] не пожалел усилий, чтобы выдать себя за суннита. Подобное поведение считается вполне допустимым в соответствии с "Учением о разумном притворстве". Но поскольку сомнения в чистоте его религиозных убеждений оставались, он начал вести жизнь отшельника, а своего сына Хасана отправил в суннитскую школу. Это была необычная школа: занятия там шли под наблюдением грозного имама Мувафика, благодаря покровительству которого, как утверждали, отличившиеся ученики впоследствии занимали высокое положение.
Именно здесь Хасан познакомился с изготовителем шатров, астрономом и будущим великим поэтом Персии Омаром Хайямом. Другим его однокашником был Низам-уль-Мульк, который, несмотря на крестьянское происхождение, со временем станет первым министром. В своем жизнеописании Низам потом расскажет, как все трое поклялись друг другу, что тот, кто первым займет высокий пост, поможет друзьям.
Довольно скоро Низам стал визирем тюркского султана Персии Алп-Арслана. Помня о клятве, он добился для Омара денежного содержания, которое позволило поэту вести беззаботную жизнь в его любимом Нишапуре, где были написаны многие рубаи. Тем временем Хасан оставался в тени, путешествуя по Передней Азии в ожидании благоприятного момента для достижения желанной вла сти. Когда умер Арслан ("Лев"), ему наследовал Мелик-шах. Неожиданно Хасан явился к Низаму и потребовал себе место при дворе. Визирь, обрадованный возможностью выполнить юношескую клятву, добился для него выгодной должности и впоследствии рассказал в своем жизнеописании о том, что из этого вышло: "Благодаря самым настоятельным моим рекомендациям и обременительным хлопотам его назначили министром. Однако, как и его отец, он оказался мошенником, лицемером и своекорыстным негодяем. Он был так искушен в притворстве, что казался благочестивым, не будучи таковым, и вскоре каким-то образом вошел в полное доверие к султану".
Мелик-шах был молод, а Хасан хорошо овладел искусством располагать к себе людей напускной честностью. Однако Низам со своим внушительным послужным списком и безупречным ведением дел по-прежнему оставался самым влиятельным человеком в государстве.
Хасан решил устранить его.
В 1078 году султан потребовал полного отчета о доходах и расходах империи. Низам сказал, что на это потребуется больше года — Хасан же заверил, что всю работу можно сделать за сорок дней, и предложил доказать свои слова на деле. Работу поручили ему, и к обещанному сроку отчет был представлен. И тут дело получило непредвиденный оборот. Многие историки утверждают, что Низам нанес ответный удар, так пояснив свои действия: "Клянусь Аллахом, этот человек всех нас погубит, если его не обезвредить — но не могу же я убить друга детства!" Неизвестно точно, что произошло на самом деле, но, судя по всему, Низаму удалось внести такие несуразности в последний вариант отчета, что султан, прочитав его, в гневе изгнал Хасана. Поскольку тот утверждал, что написал отчет собственноручно, оправдываться было бесполезно.
Он бежал в Исфахан, к друзьям. Сохранился документ, проливающий свет на то, что было тогда у него на уме Один из его друзей — Абу-аль-Фазал — рассказывает, как Хасан, поведав горькую историю своей опалы, воскликнул в дикой ярости: "Будь у меня двое, всего лишь двое преданных людей, я бы низверг и турка, и деревенщину!" Решив, что у Хасана помутился рассудок, Фазал попытался его успокоить. Но взбешенный Хасан заявил, что намерен расквитаться за все. Вынашивать план мщения он отправился в Египет.
Два десятилетия спустя, когда Фазал станет одним из приверженцев главы асасинов, Хасан напомнит ему об этом дне в Исфахане: "Вот я в Аламуте, властелин всего, что охватывает взгляд, — и много большего. Султан и деревенщина-визирь мертвы. Я выполнил свой обет. Разве был я безумцем, как ты тогда считал? Я нашел двух преданных людей для осуществления моего плана!"
Хасан сам продолжает рассказ о том, как сложилась его судьба после бегства из Персии[11]. Воспитанный в духе тайного учения исмаилитов, он прекрасно понимал заложенные в нем возможности. Ему было известно, что ядро организации исмаилитов находится в Каире, и, если верить Фазалу, у него уже имелся план, как превратить членов секты в хорошо организованных фанатиков, готовых умереть за своего главаря. В чем состоял этот план? Хасан пришел к заключению, что недостаточно обещать людям рай, исполнение всех желаний и вечное наслаждение. Это надо было им показать, создав искусственный рай, в котором обитают веселые гурии, бьют чистые источники и где каждое чувственное желание получает удовлетворение среди прекрасных цветов и вызолоченных шатров. Именно это и осуществил Хасан.
Для своего "рая" он выбрал окруженную горами долину, описанную Марко Поло, который проезжал через нее в 1271 году: "В прекрасной долине, которая замыкается двумя величественными горами, он разбил роскошный сад, где произрастали всевозможные восхитительные фрукты и благоухающие кустарники. В разных местах долины возведены были всяческих размеров и форм дворцы, отделанные золотом, расписанные и обставленные обитой дорогими шелками мебелью. По устроенным в этих сооружениях маленьким трубам и каналам текли ручейки вина, молока, меда и чистой воды. Тут жили красивые девицы, овладевшие искусством пения, танца, игры на разных музыкальных инструментах, но особенно искушенные в любовных забавах. Одетые в богатые платья, они все время резвились в садах и шатрах, тогда как их женоподобным сторожам было наказано сидеть в помещении и не показываться. Создатель этих дивных садов руководствовался вот какой целью: поскольку Магомет обещал тем, кто будет повиноваться его воле, наслаждения рая, где в обществе прекрасных нимф им будут дарованы все чувственные услады, он пожелал, чтобы его последователи поверили, что он тоже пророк, ровня Магомету, и обладает властью допустить в рай каждого, кого считает нужным вознаградить. Тайный проход вел в эту чудесную долину через мощный, неприступный замок, который он велел воздвигнуть у ее входа, дабы никто не мог проникнуть туда без его дозволения".
Хасан начал отбирать в окрестных деревнях молодых людей в возрасте от двенадцати до двадцати лет, которые представлялись ему наиболее подходящими для воспитания из них убийц. Ежедневно он призывал их к себе, рассказывал о наслаждениях рая… и в определенный момент приказывал опоить десять — двенадцать юношей одурманивающим зельем и перенести их, пока они спали мертвецким сном, во дворцы долины. Пробудившись после своей летаргии, те приходили в изумление, видя себя окруженными множеством прекрасных вещей и восхитительными девушками, которые пели, веселились, расточали самые изощренные ласки, потчевали их изысканными яствами и превосходными винами, пока, опьяненные всякого рода излишествами среди потоков молока и вина, они не начинали считать себя действительно в раю и не чувствовали сильнейшее желание навсегда остаться в плену его услад. По прошествии четырех-пяти дней их снова опаивали и выносили из сада. Доставленные к нему и вопрошаемые, где они были, юноши отвечали: "В раю, по доброте Вашей Милости!", а затем перед всеми собравшимися, которые слушали с изумлением и острым любопытством, они подробно рассказывали обо всем, что видели. Тогда их повелитель говорил им: "Пророк заверяет нас, что защищающий своего господина попадет в рай, и, если вы докажете мне свою полную преданность и будете повиноваться моим приказаниям, вас ждет эта счастливая участь!"
Поначалу были случаи самоубийства, но оставшимся в живых заявили, что только смерть на службе Хасана открывает дорогу в рай. В XI веке в это верили не одни лишь доверчивые персидские крестьяне. Достоверность райских садов с их гуриями не оспаривалась и менее наивными людьми. Многие суфии[12] утверждали, что райские сады являются только аллегорическим образом, но немало людей были твердо убеждены в их реальности.
В древнем "Искусстве плутовства" Абдель-Рахмана из Дамаска разоблачается еще одна хитрость Хасана. В полу его приемной был сделан глубокий, узкий колодец. Один из учеников Хасана становился в него так, чтобы над полом возвышалась только его голова. На шею ученика надевали круглое блюдо, состоявшее из двух половинок с отверстием посредине. Это создавало впечатление, что в стоящем на полу металлическом блюде находится отрубленная голова. Для большей убедительности Хасан приказывал налить в блюдо свежей крови. Затем в комнату вводили юношей. "Расскажи им, что ты видел!" — приказывал Хасан. Ученик описывал райские наслаждения. "Перед вами голова человека, которого все вы знали, — говорил Хасан. — Я оживил ее, чтобы он поведал вам все сам".
Позднее этого человека вероломно убивали, и его отрубленная голова выставлялась на всеобщее обозрение. Такой зловещий трюк до требуемой степени разжигал стремление к самопожертвованию.
Исторические документы сохранили много свидетельств отчаянности и безрассудства фанатиков-святош (фидаев)[13] из секты исмаилитов. Одним из европейцев, удостоенных зрелища, подобного тому, которое столетием раньше ужаснуло посланца Мелик-шаха, был Анри, граф Шампанский. Вот что он рассказывает о своем путешествии по землям исмаилитов в 1194 году: "Повелитель послал своих людей приветствовать его и пригласил на обратном пути почтить визитом его замок. Граф принял приглашение. Его принял Дай-эль-Кебир (Великий Проповедник), оказавший ему все знаки уважения и показавший свой замок и крепости. Когда они проходили мимо одной из необыкновенно высоких башен, на вершине которой стояли двое караульных в белых одеждах, повелитель, указывая на них, сказал: "Они умеют повиноваться гораздо лучше, чем христианские подданные!" — и по его знаку оба бросились вниз и разбились насмерть. "Если желаете, сказал он пораженному графу, — все мои люди в белом сделают то же самое". Граф великодушно отклонил это предложение и откровенно признал, что ни один христианский владыка не может ожидать такого повиновения от своих подданных. Когда он, получив много богатых подарков, собрался продолжить свой путь, повелитель многозначительно сказал ему: "С помощью этих преданных слуг я избавляюсь от врагов нашего сообщества".
Лучше познакомиться со складом ума Хасана можно в приписываемой ему автобиографии, где он рассказывает о своей юности. Судя по всему, документ этот подлинный, поскольку история религиозного обращения Хасана довольно точно отражает психологию фанатиков, каких бы религий или политических взглядов они ни придерживались.
Хасан рассказывает, что отец воспитал в нем веру в божественность имамов. В юности он повстречался с проповедником исмаилитов (эмиром Дхареба) и вступил с ним в яростный спор, пытаясь доказать ему ошибочность его религиозных убеждений. Некоторое время спустя он тяжело заболел и, боясь умереть, начал задумываться над тем, что учение исмаилитов может быть путем к душевному спасению. Как знать, не будет ни он проклят, если умрет необращенным? После выздоровления он разыскал другого проповедника исмаилитов — Абу Наджама, а затем еще нескольких, перед тем как отправиться в Египет, чтобы изучать вероучение в его центре.
Учитывая прежнее положение Хасана при дворе Мелик-шаха, халиф принял его с почестями. Высокопоставленные каирские должностные лица в надежде придать себе больше важности постарались преувеличить значение новообращенного, что в конечном счете оказалось выгоднее не им, а Хасану. Вскоре он затеял какую-то политическую интригу, был взят под стражу и приговорен к заточению в крепость. Но, когда его вели к месту заключения, рухнул один из минаретов, и это истолковали как знак того, что Хасан пользуется божественным покровительством. Халиф поспешил богато одарить его и посадить на корабль, отплывавший в северо-западную Африку. Подарки халифа и составят тот капитал, на который Хасан впоследствии построит свой "рай", а благодаря причуде судьбы он сумеет найти нужных ему людей.
Во время плавания поднялся сильнейший шторм, повергнувший в ужас и капитана, и команду, и пассажиров. Все, кроме Хасана, начали возносить молитву. Когда его спросили, почему он не молится, Хасан ответил: "Я сам вызвал шторм — зачем же мне молиться, чтобы он стих? Я указую на гнев Всемогущего. Я бессмертен и поэтому не погибну, когда корабль пойдет ко дну. Если вы хотите спастись — веруйте в меня, и я успокою стихию!"
Поначалу это требование осталось без ответа. Но когда пассажирам показалось, что судно переворачивается, они в отчаянии бросились к Хасану и дали ему клятву в своей вечной преданности. До окончания шторма Хасан оставался спокойным. Судно прибило к сирийскому берегу. Двое пассажиров последовали за Хасаном. Это были торговцы, которые стали его первыми приверженцами.
Считая, что он еще не готов выполнить свое предназначение, Хасан некоторое время путешествовал под видом проповедника каирского халифа. В поисках подходящего места для осуществления своих планов он проделал путь от Алеппо до Багдада. Затем дорога привела его в Персию, где он продолжал привлекать на свою сторону людей, экзальтированно внимавших его проповедям, которые все еще в значительной степени основывались на доктрине египетских исмаилитов. Находя особенно восприимчивого к своему влиянию фанатика (фидаи), Хасан приказывал ему оставаться на месте и вербовать новых последователей. Эти группки стали питательной средой для формирования "смертников", отбиравшихся из числа самых многообещающих неофитов. Таким образом, уже через несколько месяцев после возвращения Хасана на родину там возникли своего рода маленькие центры подготовки, созданные по образцу каирского "Жилища Просвещения".
Во время одного из путешествий доверенный помощник Хасана — некий Хуссейн Кахини — сообщил ему, что округ, где находится крепость Аламут[14], — идеальное место для прозелитизма. Большинство местных жителей охотно воспринимали идеи исмаилитов; единственным препятствием был наместник Али Махди, считавший багдадского халифа своим духовным и светским повелителем. Первые неофиты были изгнаны из округа. Но не прошло и нескольких месяцев, как среди населения оказалось так много исмаилитов, что наместнику пришлось позволить изгнанникам вернуться. Тем не менее Хасан не собирался выжидать. Будущий владелец Аламута решил пойти на хитрость: он предложил наместнику три тысячи золотых за "клочок земли, который можно окружить бычьей шкурой". Махди согласился на сделку. Хасан нарезал шкуру на тончайшие ремни, соединил их и окружил ими замок Аламут. Когда наместник отказался выполнить условия сделки, Хасан показал ему приказ, подписанный высокопоставленным чиновником сельджукских правителей Персии, из которого следовало, что замок должен быть продан ему, Хасану ибн Сабаху, за три тысячи золотых монет. Чиновник оказался тайным последователем будущего "Горного старца".
В 1090 году Хасан осуществил следующий этап своего плана: атаковал и наголову разбил войско управляющего провинцией эмира и объединил население окружающих областей в дисциплинированное и преданное ему сообщество тружеников и воинов. Не прошло и двух недель, как подосланный Хасаном убийца вонзил нож в сердце визиря Низама-уль-Мулька, и есть серьезные основания полагать, что султан Мелик-шах, осмелившийся послать на Аламут войска, умер от яда. Обуревавшая Хасана жажда мести сделала его бывшего однокашника первой жертвой царства террора, а со смертью Мелик-шаха все государство раскололось на враждующие друг с другом фракции, и длительное время только асасины могли обеспечить его целостность. Менее чем за десять лет они стали хозяевами всего персидского Ирака и многих укреплений по всей империи. Они добились этого, используя те средства, которые представлялись им наиболее подходящими: набеги и сражения, засады и отравленный кинжал. Ортодоксальные мусульманские лидеры периодически отлучали последователей секты, но никакого эффекта это не давало.
Теперь лояльность исмаилитов была перенесена с египетского халифа на "Горного старца", внушавшего страх каждому властелину в этой части Азии, включая вождей крестоносцев. "Презирая усталость, опасности и пытки, всецело повинуясь воле великого магистра, асасины с радостью отдают свою жизнь либо для защиты его персоны, либо при исполнении вынесенного им смертного приговора. Когда правоверному указывают жертву, он, облаченный в белые одежды и подпоясанный красным поясом — цвета невинности и крови, — идет выполнять приказ, и его не страшат ни расстояния, ни опасности. Найдя искомого человека, он ждет благоприятного момента, и в конце концов его кинжал почти всегда достигает цели".
Ричарда Львиное Сердце однажды обвинили в том, что он попросил "Властителя Горы" убить Конрада Монферратского[15]. Вот как это было выполнено: "Двое убийц, принявших крещение, расположились у него за спиной; казалось, они усердно молятся. Дождавшись подходящего момента, они нанесли ему удары кинжалами, после чего один из них спрятался в церкви. Однако, услышав, что принца унесли еще живого, он бросился за ним и нанес последний удар кинжалом — а затем без единого стона испустил дух под самыми изощренными пытками". В мировой истории есть не очень много примеров такого абсолютного повиновения.
Асасины вели войну на два фронта. В эпоху крестовых походов они в зависимости от своих интересов вступали в союз то с одной, то с другой противоборствующей стороной. Одновременно они продолжали борьбу против персов[16]. Сын и преемник Низама-уль-Мулька пал от кинжала асасинов. Султан, наследовавший своему отцу Мелик-шаху и укрепивший власть над большинством провинций, шел на них войной. Проснувшись однажды утром, он увидел кинжал асасинов, воткнутый в землю у его изголовья. В рукоятке кинжала находилась записка, призывавшая его отказаться от осады Аламута. И этот могущественный государь предпочел заключить с асасинами договор, по которому те получали практически полную свободу действий в обмен на обещание ограничить свою военную мощь.
После приобретения Аламута Хасан прожил тридцать четыре года. И хотя за все это время Торный старец" покидал свою комнату лишь дважды, он эффективно правил империей, не менее грозной и могущественной — хотя и невидимой, — чем любая из тех, которыми когда-либо доводилось править человеку.
Почувствовав приближение смерти, он начал хладнокровно разрабатывать план действий, позволяющих обеспечить вечное существование ордена асасинов.
Глава одной из самых страшных организаций в истории человечества не имел прямого наследника. Оба сына "Горного старца" были казнены по его же собственному приказу: один — за то, что совершил убийство, не получив на сей счет никакого указания; другой — за пристрастие к вину. Дети явно нарушили заповедь "Руководствуйся моими словами, а не делами!". Хасан призвал к себе двух самых верных своих помощников, которые командовали его крепостями: Кийа Бузург-Умида ("Многообещающего" Кийа) и Абу-Али из Казвина. Кийа должен был унаследовать руководство религиозной жизнью организации, а Абу-Али предстояло осуществлять командование ее военными и административными делами. Говорят, что почти сразу после выбора своих наследников Хасан ибн Сабах умер в возрасте девяноста лет, в 1124 году, дав миру новое слово: "асасин". По-арабски "асасеен" означает "хранитель", и существует предположение, что первоначальное значение этого слова — "хранитель тайн". При Хасане организация состояла из "проповедников" (даи), "друзей" (рафик), "апостолов" секты и "фидаев" — фанатиков-святош. Эта последняя группа была создана Хасаном в дополнение к заимствованной им структуре каирского общества исмаилитов и состояла из натренированных убийц. Фидаи носили белые одежды с красным поясом, красный колпак и сапоги. Помимо владения кинжалом, их учили говорить на разных языках и изображать воинов, купцов, членов различных религиозных общин и других персонажей, поскольку эти навыки могли пригодиться при выполнении задания. Главу организации официально именовали "Сайедна" ("Наш Господин"), а неофициально — "Горным старцем" (из-за местонахождения Аламута). В документах крестоносцев его называют "Sydney" и "Senex de Monte"[17]. Первое имя — дословный перевод слова "пир": по-персидски "древний" и "мудрый". Ему подчинялись три "Великих Проповедника", управлявшие тремя областями. Затем в нисходящем иерархическом порядке шли "друзья", "фидаи" и, наконец, "лазики" (претенденты) — те, кто еще не прошел обряда посвящения.
Хасан уменьшил первоначальное количество ступеней посвящения с девяти до семи (магическое число). Столько же предписаний было основой устава, который являлся не чем иным, как рабочим планом распространения секты. Предписание первое гласило, что проповедник должен хорошо знать человеческую натуру и уметь отбирать подходящих людей — это было отражено в девизе "Не сей в скалах!". Предписание второе напоминало о необходимости завоевать доверие будущего неофита и с этой целью широко применять лесть. Согласно третьему предписанию следовало, используя превосходство своего образования, заронить в него сомнения. Четвертое требовало, чтобы наставник взял с ученика клятву никогда не разглашать ни одну из "истин", которые тому предстояло узнать. В соответствии с пятым ученику сообщали, что исмаилиты образуют могущественное тайное общество, которое поддерживают некоторые из самых влиятельных людей в мире. Потом его подвергали экзамену, чтобы выяснить, насколько глубоко он усвоил идеи своего наставника и готов ли всецело ему повиноваться. Для этого ученику предлагали поразмыслить над словами пророка: "Рай находится в тени мечей". И наконец, ему в аллегорической форме растолковывали многие неясные места из Корана.
Читатель вправе спросить: каким образом структура и устав этого тайного общества стали известны в таких подровностях? Ответ прост: когда монголы в 1256 году захватили Аламут силой оружия, их вождь, Хулагу-хан ("Разрушитель"), приказал своему первому министру осмотреть библиотеку асасинов. Этот прекрасно образованный человек, "Отец Царей" Джувейни, в своей основательной книге подробно описал секту и возвел этимологию слова "асасин" к гашишу, который, как утверждали, использовался для одурманивания юношей перед их отправкой в вышеописанный "рай".
Вероятно, кроме вербовки легковерных молодых людей существовали и другие способы пополнения секты. Согласно легенде, Хасан, обосновавшись в Аламуте, начал покупать у родителей нежеланных детей и воспитывать их в духе безоговорочного послушания, культивируя в них одно-единственное стремление — умереть за него.
Бузург-Умид ("Многообещающий") — второй глава секты — руководил ею по тому же принципу: строил новые укрепления, занимался вербовкой и терроризировал тех, кого не считал нужным убивать, заставляя их содействовать реализации своих планов завоевания мира. Персидский султан Синджар совершил несколько безуспешных походов против "Гадючьего гнезда", как теперь называли Аламут. Послы обеих сторон были убиты, а одного крупного религиозного деятеля, захваченного асасинами, сожгли в печи после наспех разыгранного судебного процесса. В этот период глава асасинов редко выставлял на поле боя свыше двух тысяч человек сразу, но следует иметь в виду, что это были профессиональные убийцы, объединенные железной дисциплиной, и ни одна армия не могла с ними сравниться.
Секта начала распространяться в Сирии, где ей удалось установить контакты с крестоносцами, которые захватили территорию, простиравшуюся от египетских границ на юге до Армении на севере.
Глава персидской организации асасинов, "Великий Проповедник" Бахрам из Астрабада, овладел многими укрепленными пунктами в Сирии, в частности мощной крепостью в "Долине демонов" (Вади-эпь-джан) и имеющим особенно важное стратегическое значение Массия-том. Преемник Бахрама, Исмаил Биченосец, внедрил одного "фидаи" в окружение известного своим благочестием багдадского визиря. Этот асасин настолько расположил к себе визиря, что был назначен верховным судьей Багдада. Жители города стали называть его "Отец Надежды".
После тридцатилетнего господства крестоносцев в Святой Земле асасины решили вступить с ними в союз, выгодный обеим сторонам и направленный против Багдада. Глава асасинос и иерусалимский король Балдуин II заключили тайный договор, согласно которому верховный судья-исмаилит должен был изменнически открыть ворота Дамаска крестоносцам, при условии, что последние уступят асасинам укрепленный город Тир.
Однако предприятие не удалось. Когда судья велел начальнику караула открыть городские ворота, тот признался в этом военному наместнику Дамаска и сказал, перед тем как был им убит, что визирь и еще шесть тысяч человек в городе — переодетые асасины. Дамаскский гарнизон напал на крестоносцев и отбросил их от города во время разразившейся грозы, которую христово воинство приписало божественному гневу из-за их недостойной сделки, а асасины — стремлению сил природы помочь крестоносцам ворваться в город под ее прикрытием.
Тем временем "Горный старец" устраивал кровавую баню правителям, сопротивлявшимся его экспансии. Список жертв нескончаем, поэтому ограничимся лишь одним типичным примером: "Эмир Мосула[18], прославленный Аксункур, был воином, которого в равной степени боялись и христиане, и асасины. Вернувшись из Маар Масрина, где мусульманские и христианские войска разошлись, так и не рискнув завязать бой, он отправился в мосульскую мечеть, где на него напали восемь асасинов, переодетых дервишами. Трое из них пали от руки доблестного эмира, но, прежде чем его люди успели прийти к нему на помощь, он был смертельно ранен и испустил дух".
Двигавший убийцами фанатизм, похоже, разделяли и члены их семей. Историк Камаль-эд-Дин пишет: "Когда мать одного из юношей, который был среди нападавших на Аксункура, услышала, что сын ее убит, она насурьмилась и надела праздничные одежды и украшения, радуясь, что он оказался достойным погибнуть славной смертью мученика за дело имама. Но увидав, что он вернулся целым и невредимым, она отрезала себе волосы, вымазала лицо черной краской и была безутешна".
Так шли дела на протяжении четырнадцати с лишним лет правления второго властителя асасинов. Умирая, он передал власть своему сыну Кийа Мохамеду. При Мохамеде убийства продолжались, секта завладела частью побережья Палестины, а ее вожди подтвердили свою показную приверженность ортодоксальному исламу. На первый взгляд исмаилиты были обычными мусульманами — тайное учение воодушевляемого богом "Горного старца" не подлежало обсуждению с непосвященными.
Но эффективность этого самого грозного из всех тайных обществ, как вскоре выяснилось, в конечном счете зависела от энергичного главаря, а Кийа Мохамед таковым не являлся. Со временем стало очевидным, что его сын, Хасан Ненавистный, был более сильной личностью. Он сумел разжечь, а затем и покорить воображение асасинов, внушив им, что он — не кто иной, как упомянутый первым главой сообщества скрытый имам, Могущественнейший из Могущественнейших и воплощение всяческого величия[19]. Он был столь значителен, что представлял собой источник власти и силы, а все остальные пользовались влиянием только постольку, поскольку на то имелось его дозволение.
Все это было принято за чистую монету фанатиками, привыкшими верить в то, что, мягко говоря, не является бесспорным для нормального человека. Учение о всемогущем скрытом имаме было составной частью исмаилизма, и Хасан с юношеских лет готовил себя к этой роли. Однако Кийа Мохамед сумел укрепить свои позиции, умертвив две с половиной сотни последователей сына, и тот почел за лучшее повременить. Вскоре судьба дала ему шанс. В 1163 году Мохамед умер, и Хасан II приказал всем исмаилитам собраться у замка Аламут. Вряд ли когда-либо прежде происходил подобный съезд убийц, фанатиков и профессиональных извратителей истины. Охваченный манией величия Хасан заявил собравшимся, что по желанию Всемогущего все религиозные ритуалы отныне перестают иметь первостепенное значение, — тут каждый волен поступать как хочет. Он же, Хасан, — не кто иной, как скрытый имам. Его слово — закон, ибо он ровня Аллаху, а не жалкий посредник между ним и людьми.
Правда, существовала одна помеха: согласно учению исмаилитов, скрытый имам должен происходить из рода Хашима[20], кровь которого текла в жилах пророка Магомета. Потомков этого рода знали и почитали; известно было и то, что Хасан II к их числу не принадлежал. Новый глава асасинов вышел из положения, заявив, что в действительности он не сын перса Кийа Мохамеда, а приемный сын египетского халифа. Обман продолжался четыре года, в течение которых Хасан весьма эффективно упрочил власть секты, продемонстрировав тем самым, что он, возможно, не был таким бесноватым, каким мог показаться. В конце концов он был убит своим зятем Намваром ("Знаменитым"). Отныне династическое наследование стало узаконенным. Сын Хасана II, Мохамед II, начал покровительствовать наукам и искусствам, что станет характерной чертой и его преемников. У Мохамеда II была тщеславная причуда считаться лучшим среди поэтов и философов в эпоху величайшего расцвета персидской литературы — и чтобы все это как следует поняли, он использовал своих убийц. Имам Рази, один из выдающихся мыслителей того времени, отказался признать асасинов самыми сведущими богословами. Мохамед II послал к нему своего человека, предлагая либо быструю смерть от кинжала, либо ежегодный доход в несколько тысяч золотых. Внезапно проповеди ученого имама утратили всю свою едкость. Однажды его спросили, почему он не нападает больше на асасинов. "Потому что, — ответил старый имам, нервозно оглядев собравшихся, среди которых мог таиться убийца, — у них очень колкие и острые аргументы!"
Тридцать пять лет Мохамед II железной рукой правил исмаилитами — единственным законом было повиновение его воле. Соблюдение исламских ритуалов было отменено. А тем временем восходила звезда султана Саладина[21] — человека, который преградит путь крестоносцам и станет неумолимым врагом асасинов.
В этот период сирийская ветвь организации усиливалась, а ее деятельность на Востоке протекала довольно спокойно: проповедники посылались в Индию, Афганистан и даже в отдаленные памирские горы, между Китаем и Россией, где еще и сегодня можно найти последователей их учения.
Саладин задушил организацию исмаилитов на их бывшей родине — в Египте — и восстановил "истинную" веру на берегах Нила. Войск у него теперь было предостаточно, а награбленной добычи могло хватить для ведения десятилетней войны с крестоносцами в Палестине. Первоочередной его задачей было объединение всего исламского мира, и он твердо намеревался применить для этого силу, если потребуется. Глава сирийских асасинов Синан приказал уничтожить этого злейшего врага фатимидов. Трое асасинов напали на Саладина, и ему удалось уцелеть лишь благодаря счастливой случайности. Отныне секта стала главной мишенью сарацинского вождя. "Горный старец", со своей стороны, спустил на Саладина орду своих переодетых фанатиков. В 1176 году Саладин решил раз и навсегда покончить с организацией асасинов. Он вторгся в ее земли и начал опустошать их, пока "Горный старец" не обещал предоставить ему свободу действий в борьбе с крестоносцами и не подсылать к нему убийц, если он, в свою очередь, откажется от попыток сокрушить асасинов. Стороны пришли к согласию, и с тех пор асасины больше ни разу не покушались на Саладина.
В эту эпоху в лице Синана появляется еще один своеобразный и особенно страшный лидер асасинов. Решив, что он является воплощением Бога на земле, Синан вознамерился жить в соответствии с этим представлением. Никто никогда не видел, как он ест, пьет, спит или плюет. От восхода до заката он стоял в волосяной рубахе на вершине крутого утеса и рассказывал восторженно внимавшим асасинам о своем могуществе и великолепии. Таким образом, одновременно существовали два вождя асасинов, каждый из которых твердо заверял своих сторонников, что он, и только он является Богом. Каждый — Хасан в Персии, Синан в Сирии — повелевал легионами фанатиков-убийц, поклявшихся ему в верности.
После смерти Мохамеда II ему наследовал его сын Джалалуддин, отменивший приказ не совершать никаких религиозных обрядов. Он понял, что сможет добиться очень многого, если будет действовать под маской ортодоксального благочестия, и послал во все концы исламского мира своих представителей, поручив им возвестить о его преданности истинной вере. Он даже стал открыто поносить своих предшественников, желая убедить недоверчивых в том, что асасины собираются начать новую жизнь. В результате того, что сегодня назвали бы реализацией долговременного и масштабного пропагандистского плана, он был признан половиной ортодоксальных владык как глава законной религиозной общины и (первый асасин, удостоенный такой чести) получил титул эмира.
После двенадцатилетнего правления Джалалуддин умер в 1203 году, передав власть Алаэддину (Аладдину) — девятилетнему ребенку. Слабый, бездарный и глупый Алаэддин не оставил почти никакого следа в истории. Насколько известно, главным его увлечением были овцы, к которым он был так сильно привязан, что для него специально построили маленькую хижину возле овчарни, где он проводил почти все свое время. Несмотря на любовь к овцам, он отличался необыкновенной жестокостью и, следуя традициям, продолжал терроризировать любого мелкого или крупного деятеля, который не платил дань секте или отказывался с ней сотрудничать. Асасины имели глаза, руки и уши повсюду. Посвященный член секты мог быть отправлен за тысячу миль, где ему следовало обосноваться и ждать, когда из Аламута придет приказ выполнить его кровавую миссию. Вот, например, какая история случилась при дворе хорезмшаха: "Посол исмаилитов часто наведывался к визирю. Однажды, к концу превосходного званого обеда, когда вино, которое они пили в нарушение закона, ударило им в голову, посол в порыве откровенности рассказал визирю, что среди придворных, конюхов, телохранителей и других людей из непосредственного окружения шаха было несколько исмаилитов. Напуганный и в то же время охваченный любопытством визирь упросил посла показать ему этих опасных слуг, дав свою салфетку как залог того, что с ними не случится ничего плохого. В тот же миг по знаку посла пять человек из числа прислуживающих на пиру выступили вперед, признавая тем самым, что они переодетые асасины. Один из них, индус, сказал визирю: "В любой день и час я мог без шума убить тебя — и не сделал этого только потому, что не получил приказа от моих повелителей". Визирь взмолился о пощаде. История дошла до шаха, который приказал схватить этих асасинов и сжечь их заживо. "Все пятеро были брошены в пылающий костер и сгорели, торжествуя, что оказались достойными принять страдание и смерть ради великого "Горного старца".
Последнее слово все-таки осталось за асасинами: сразу же после этого события из Аламута поступил приказ, чтобы шах заплатил за каждого сожженного по десять тысяч золотых, — и тот подчинился.
Одним из любимых, хотя и побочных занятий асасинов было содержание в Аламуте в качестве пленников талантливых и образованных людей, приносящих секте пользу благодаря своим познаниям в военном деле, педагогике и других областях. Среди этих пленников были, в частности, врач, знаменитый астроном и крупнейший художник Персии, работавший только по личным заказам "Горного старца".
Конец главы был близок: монгольские орды Хулагу — внука Чингисхана — методично разрушали все исламские цивилизации, лежавшие на пути их неумолимого движения на Запад. Сын и преемник Алаэддина, Рукнеддин, попробовал остановить волну монгольского наступления, однако после ряда стычек, сражений, а также происков и козней с той и с другой стороны потерпел поражение. Насколько возможно, он пытался выиграть время, но в конце концов был убит победоносными монголами. Могущество асасинов в Персии было сокрушено, и оставшиеся в живых члены секты получили приказ — никто не знает от кого — затаиться и ждать, когда поступит сигнал действовать. В Аламуте воцарилась тишина; неразгромленной оставалась только сирийская часть организации.
Прошло немало времени, прежде чем египетский султан-мамлюк смог противостоять натиску монголов. В 1260 году он наконец одержал победу под знаменами ислама и вернул асасинам, терпеливо ждавшим в подполье своего часа, замок Аламут и другие их владения. Очень скоро, однако, те обнаружили, что сменили одного хозяина на другого, так как египетские мамлюки начали использовать их в своих собственных целях. Знаменитый путешественник XIV века Ибн Батута пишет, что асасины прочно обосновались в своих прежних укреплениях и"…стали для египетского султана стрелами, которыми тот поражает своих врагов".
Уничтожение секты асасинов в результате опустошительного монгольского нашествия шесть столетий тому назад — в чем дружно уверяют нас историки — не что иное, как миф. Время от времени становятся известными факты, свидетельствующие о том, что она все еще существует. В XVIII веке это, например, попытался доказать британский консул в городе Алеппо, в Сирии. "Некоторые авторы утверждают, — пишет он, — что эти люди были полностью истреблены татарами в XIII веке… но после длительного пребывания в здешних проклятых местах я берусь засвидетельствовать, что их отродье все еще живет в окружающих горах, ибо нет таких жестоких, варварских и отвратительных вещей, которые не совершались бы ими и даже не были бы предметом гордости этих гнусных негодяев".
Асасины рассеялись по Азии. После захвата монголами Персии в Индии возникло тайное общество убийц — тугов. По крайней мере, одна из условных опознавательных фраз тугов ("Али бхай салам!") означает приветствие преемнику пророка — Али, которого более всего чтили асасины. Современные исмаилиты, не все из которых признают одного и того же вождя, живут в таких отдаленных друг от друга местах, как Малайский архипелаг, восточная Африка и Цейлон Они могут не считать себя аса-синами и не обязательно должны походить на фанатиков "Горного старца", но по меньшей мере некоторые из них почитают потомков властителей Аламута, вплоть до их обожествления.
Современный период исмаилизма начинается в 1810 году, когда французский консул в Алеппо узнал, что персидские асасины признавали своим богоизбранным вождем предполагаемого потомка четвертого владельца Аламута, который жил в Кехке — деревушке между Исфаханом и Тегераном. Этот шах Халилулла"…почитался почти как Бог, ему приписывали власть творить чудеса… обожатели Халилуллы дрались за обладание обрезками его ногтей, а вода, в которой он мылся, становилась святой водой".
В следующий раз общественность получила возможность убедиться в существовании секты благодаря одному необычному судебному процессу, который состоялся в 1866 году в Бомбее. В этом городе есть крупная община торговцев, которых называют "ходжаи". "Некий перс, — говорится в одном официальном документе, — Ага-хан Мехалати, послал доверенное лицо в Бомбей потребовать от ходжаев причитающуюся ему дань — примерно 10 000 фунтов стерлингов. Его требование было отклонено, и Ага-хан обратился в британский суд. Сэр Джозеф Арнольд провел расследование. Ага-хан доказал, что является потомком четвертого Великого Магистра Ала-мута, и сэр Джозеф объявил его происхождение установленным; в ходе судебного процесса было также обнаружено, что ходжаи являются членами древней секты асасинов и что в вышеупомянутую секту они были вовлечены четыреста лет тому назад одним исмаилитским проповедником, написавшим книгу, которая до сих пор считается у них святой".
Во время Первой англо-афганской войны[22] тогдашний Ага-хан предоставил в распоряжение английской армии отряд легкой кавалерии, за что получил денежное содержание. Хитти в своей "Истории арабов" отмечает, что члены секты асасинов, которые называются "ходжаи" и "мальваи", отдают десятую часть своих доходов Ага-хану, "почти все свое время проводящему в конноспортивных состязаниях в Париже и Лондоне".
Многие исследователи признают влияние организационной структуры, методов подготовки и обрядов посвящения, разработанных асасинами, на развитие последующих тайных обществ. Дошедшие до нас документы крестоносцев, с подробными описаниями секты, свидетельствуют о том, что они немало знали об асасинах-исмаилитах. С. Амир Али. востоковед с солидной репутацией, даже утверждает, что"…крестоносцы заимствовали у исмаилитов концепции, которые легли в основу всех европейских тайных обществ, религиозных и мирских. Ордена тамплиеров и госпитальеров и учрежденное Игнатием Лойолой "Общество Иисуса", состоявшие из людей, чья преданность своему делу остается непревзойденной; монашеские ордена суровых доминиканцев и умеренных францисканцев — все эти организации имеют свои истоки либо в Каире, либо в Аламуте. Тамплиеры же с их великими магистрами, великими приорами, фанатиками-святошами и степенями посвящения особенно похожи на исмаилитов Востока".