Дети, которые хотят умереть

1

Мяу… Тихое, жалобное. Один раз. На грани слуха.

Андрей замедлил шаг, прислушался. И помотал головой. Показалось. Здесь не могло быть живых кошек – слишком мало раздали порций в обед. Любую пробегавшую по школе кошку поймали и съели бы. Как и мышь или крысу.

Андрей поднимался по лестнице внутри громады общежития. В поле зрения ученика помещалась вся шахта, включая пройденные лестничные пролеты внизу.

Волк молчал. После того как Андрей изувечил ноги тому наглецу на кендо, волк словно насытился. Конечно, на время.

Наглецу повезло. Что шел урок. Что они дрались на деревянных мечах. Что Андрею больше не нужны были выговоры директора.

Памятка бусидо. Долг чести перед именем. Постулат четвертый: «Ученик не допустит плохо отзываться о его чести, навыке владения мечом и успехах в учебе».

И не даст обзываться. Это я-то слабак? А кто просто смотрел, как его ноги дробят? От слабака и трусихи слышу!

Памятка бусидо. Долг чести перед именем. Постулат пятый: «Ученик не успокоится до тех пор, пока не сведет все счеты и не устранит оскорбление или пятно на имени, или поражение».

Сломанные ноги – более чем достойная оплата. Пусть теперь обзывается в зеркало на кушетке в медпункте.

По монолитным стенам забарабанило эхо топота множества легких ног впереди. Пятиклассники неслись на последние этажи, чтобы закрыться, затаиться, спрятаться в своих маленьких комнатах, пытаясь пережить еще одну ночь. Утром они опять будут спускаться в холл, через все восемь этажей старших классов. Большие пчелы-убийцы опять будут жалить маленьких.

Андрей стал подниматься медленней, чтобы не наткнуться на маленьких пчел.

Перед глазами всплыло строгое лицо Амиды Сугияма-сенсей, с черными раскосыми глазами и острой бородкой. Сенсей, что это был за урок? Чему меня учили?

Это битье палками нельзя назвать кендо. Ученики не уклонялись от деревянных мечей, не отбивали встречные удары. Местные неслись друг на друга как ошалелые и лупили, лупили, лупили, не замечая бряканья мечей по собственным доспехам, толчков в нагрудники, шлемы, лупили, словно вдруг обрели бессмертие и, когда выйдут в коридор на перемену, острые катаны отскочат от их безрассудных голов как тупые деревяшки. Учитель Гниломяс явно одобрял такое лупиндо.

Лицо Сугиямы растаяло, но наставник успел сказать не своим зычным голосом:

– Живо выбирай!

Андрей поднялся на восьмой этаж и свернул в коридор. В полутьме проходов хоть и белели на полу кучи чистящего порошка, уборщики появлялись на этажах общежития редко. Черная грязь в углах смешалась с сияющей мукой, на стенах темнели засохшие потеки. Только трупы не торчали из грязи. О мертвых заботились везде.

Андрей шел в левом крыле мимо облезлых косых дверей комнат. Выбить тонкие доски казалось нетрудным. Но это не дозволялось.

В холле общежития под гляделкой и круглыми часами висела красная доска. На ней черными буквами выведена надпись:

«Ученикам ЗАПРЕЩАЕТСЯ:

рубить, ломать, бить, пинать, пачкать, царапать, грызть, пинать стулья, парты, столы, двери, умывальники, подмывальники, писельники, окна, зеркала, гляделки, трубы, провода, лестницы, полы, стены, лампы, потолки;

разжигать и приносить огонь;

жить в двух и больше комнатах.

НАКАЗАНИЕ: выговор и выселение в коридор на ночь».

Андрей остановился. В дальнем конце коридора стоял худой мальчик на голову ниже. Мальчик измерил взглядом длину рук и ширину плеч Андрея и зашел обратно в комнату. Дверь захлопнулась, скрипнул замок.

Щеки обожгло огнем.

Меня подселили на этаж к шестиклассникам! Какой позор!

Одна из дверей была распахнута настежь. Внутри блестела плитка, рыжели потекшие трубы, ряд умывальников и писельников покосился. Андрей бросился внутрь, винт крана скрипнул под рукой, живительная струя влилась в вонючий сухой рот, прогнала по пищеводу, заполнила пустой желудок. Вода брызнула на порошок на дне умывальника и разбудила запах морской свежести. Искусственная прохлада тут же забилась в ноздри. Вызвала кашель.

Андрей никогда не видел моря, зато не мог забыть его запах.

В комнате Андрея дверь от пластикового окна отделяли шесть локтей узких стен и грязного пола, устланного широким тюфяком. На тюфяке поместились бы двое.

«Разреши мне спать с тобой».

Выберу клан потом, сначала – седьмой постулат третьего Вечного долга, Долга чести перед именем. Сначала – помыться.

Андрей прошел в угол к широкой бадье с кастрюлей. Мимо приколотого к стене листка – памятки бусидо.

«Всего одна ночь. Сегодня».

Прямая спина наклонилась, набитые ладони обхватили толстые ручки бадьи.

«…со мной, а?»

И вовсе не для этого! Завуч Буглак уже пристыдил за грязное кимоно!

На потолке над шатким шкафом чернела маленькая гляделка. В стеклянном глазе мутнело стыдливое лицо.

«…вечером, а?»

В дверь торопливо постучали.

– Сингенин-сан, ты здесь, а?

Руки отпустили ручки бадьи. Тяжелая железка с грохотом запрыгала по бетону.

Все-таки пришла.

Нога резко придавила бадью к полу. И Андрей посмотрел в глазок.

Рыжая наложница мертвого оябуна стояла одна. Если к стене у двери не прильнули головорезы.

– Сингенин-сан?

Андрей открыл и отошел в сторону. Вытянул катану из ножен на четверть.

Дверь распахнулась в коридор. Амурова ворвалась внутрь так стремительно, что Андрей чуть не высвободил меч. Чуть не полоснул по веснушчатому лицу, по белой переносице между зелеными камнями.

Наложница захлопнула дверь, щелкнула замком. И тяжело задышала.

– Объяснись, – сказал Андрей, – что за…

Белый пальчик поднялся к розовым губам, большие глаза мигнули. Андрей замолк и прислушался. Топот ног в коридоре. Тяжелый. Восьмиклассник или девятиклассник. Приближается.

Тонкая доска дрогнула от мощного стука. Амурова отступила на шаг.

– Шестиклассник! – раздалось из-за двери,– у тебя в комнате наложница клана Красоткина! Не обязуй нас платить местью! Верни девчонку!

Рита выгнулась, как клинок. Камни на бледном лице блеснули, приковали взгляд к Андрею.

– Сам ты шестиклассник, – прошептал Андрей, щеки раскалились от стыда.

– Сингенин-сан, что ты будешь делать?– спросила девочка. Тихо и нежно.

Дверь тряслась от ударов.

– Живо верни девчонку!

Живо выбирай!

Широкоротик, живо задавай верные вопросы!

Амурова принадлежит клану Охотникова, причем здесь некий Красоткин?

– Тебя хочет присвоить чужой клан? – спросил Андрей. Рита кивнула. Барабанные стуки сотрясали дверь.

– Шестиклассник! Живо открой!

Никакой невозмутимости.

Никакого стыда.

Никакого уважения.

Амурова встала рядом и повернулась к двери. Тонкое плечо задело руку Андрея.

Волк наблюдал.

– Не выдашь меня – и клан Охотникова примет тебя, – сказала наложница и пожала плечами: – хотя, может, ты не хочешь к нам.

В дверь колотили.

Живо выбирай!

И все это из-за цветущих ландышей в сердце Стаса Охотникова. Ландышей, что посеял Андрей.

Так. Больше никакого самокопания. Никакого самобичевания. Никакой ширмы от настоящего.

Широко раскрой рот, напряги челюсть и зевни. Шире. Подай сильный поток крови в мозг. Прогони остатки лживой морской свежести из легких. И реши.

– Я не отдам тебя, – сказал Андрей и повернул замок.

Дверь дернулась наружу, но Андрей удержал ее и лишь приоткрыл. К щели вплотную приникло лицо с искусанными губами. Глаза ученика увидели черное кимоно Андрея, удивленно заморгали.

– Новичок? Тот самый?

– Сингенин Андрей, – кивнул Андрей, – еще раз стукнешь – разбужу.

Твердая ладонь Андрея двинула по искусанным губам, и ученик улетел в белесо-черную глубь коридора.

Андрей захлопнул дверь, приник ухом. Долгий шорох жесткого кимоно – встает, отряхивается. Затихающие топ-п-п… топ-п… топ – убегает. За подмогой.

Андрей стиснул дверную ручку.

– Нужно прорываться к Лису-сан и Лютину-сан, – сказал Андрей. – Где их комнаты?

Маленькая ладонь легла на руку Андрея. Слегка сжала.

– Может, лучше останемся, Сингенин-сан? – сказала наложница. – Вдвоем, а?

Андрей посмотрел в глаза цвета свежей зелени. На выпуклый треугольник, источавший чистый мыльный запах. И сглотнул. Он ничего не понимал.

Верные вопросы, где же вы?

– Почему ты не побежала к ним сразу? Почему ко мне?

Губы Риты улыбнулись. Большие глаза успокоились, снова окаменели.

– Здесь бы меня не стали искать, – сказала наложница, – если бы я оторвалась.

«Разреши мне спать с тобой».

– Поэтому хотела переночевать со мной? Ты знала, что тебя будут ждать?

Рита кивнула.

– Сингенин-сан, ты ведь убил Охотникова-сан, – просто сказала девочка, – а Красоткин-сан боялся только его.

Андрей помрачнел, а Рита сказала, как бы утешая:

– Просто Красоткин-сан пока не узнал Сингенина-сан.

На что она намекает?

Топот двух пар ног.

В глазке двое присели у стены: прежний ученик с теперь уже разбитыми губами и новый с кровоточащей рукой. Новый скреб ногтями царапины на запястье, драл рану вширь и вглубь.

Кожа в шрамах – достойная оправа для Духа. Некоторые тщеславные самураи мошенничают и сами покрывают себя шрамами.

Андрей оторвался от глазка. Пробиться еще можно. В ножнах сторожей вместе с катанами сидит возможность остановить Андрея. Сейчас у них нет даже запаха возможности.

Долгие, долгие вытянки.

– Он ушел, а? – спросила Рита. И потянулась к глазку, выпятив грудь.

Амурова не слышит. Ни скребущих по полу сандалий. Ни шороха жесткой ткани на локтях и под коленями. Ни шумного непоставленного дыхания. Да что не так с Кодзилькинской школой Катаны?

– Нет, их теперь двое, – сказал Андрей.

– Сингенин-сан очень спокоен, – Рита закрыла один глаз, прижалась к облезлой доске, – вот я и подумала.

– Сингенин-сан!– вдруг сказала наложница, – их уже…

– Восемь, – буркнул Андрей. – Амурова-сан, отойди от двери.

Есть ли теперь запах возможности у меня?

Снаружи куча ног месила белую муку. Андрей облегченно выдохнул, разглядывая коридор. Во главе подошедших шести стоял Лис. Двое из клана Красоткина отошли дальше, к границе видимости глазка. Все ученики в коридоре держали правые руки на бедрах рядом с рукоятями катан.

Лис стукнул в дверь.

Андрей открыл замок, толкнул доску. Шестеро новоприбывших вошли в узкую комнату, у всех на запястьях оранжевели повязки. Ни Лютина, ни смуглого ученика с глазами-черточками. Дверь захлопнулась.

Лис, а следом и остальные кивнули Андрею.

– Сингенин-сан, благодарим тебя за защиту столь ценного члена нашего клана, – громко сказал Лис. И улыбнулся Амуровой.

Наложница подняла глаза к потолку, тонкие губы прошептали:

– Бесхвостый.

Андрей вслушался в шаги за дверью.

– К нам пришли, – сказал хозяин комнаты.

Один из шести приник к глазку, вскрикнул:

– О сегун!

– Пятеро или шестеро? – спросил Лис. Ученик у двери сосчитал вслух:

– Два… четыре… пять… шесть!

– Значит, сам Красоткин тоже под дверью, – сказал Лис.

– Ты тоже слышишь их шаги? – спросил Андрей. Лис покачал головой.

– Только их мысли, – сказал блекловолосый, – в клане Красоткина пятнадцать самураев. Девять караулят комнаты наших дайме. Остальных Красоткин-сан взял как свиту в крыло Амуровой-сан. – Лис усмехнулся и потеребил большим пальцем обрубки фаланг. – На ночь страсти.

Амурова вздернула подбородок выше, ее лицо поднялось почти параллельно потолку, медные волосы опустились до самого оби.

– Полгода назад Красоткин-сан так же истребил клан Рубцов, – сказал Лис.– Красоткин-сан слишком самонадеян и повторил раз удавшийся трюк. Точь-в-точь.

– Грязный клан чистоплюев! – выругался ученик у двери.

– Ты знал? – Андрей шагнул вплотную к Лису, синие иглы вонзили взгляд в мутно-серые зеркала под белесыми ресницами. – И не предупредил Амурову-сан?

Ученики с оранжевыми повязками напряженно положили ладони на оби. Андрей не смотрел на них и в тоже время фиксировал боковым зрением движения каждого. Трепет каждой складки кимоно.

Лис развел руки в стороны и поднял плечи, плотно прижав к шее, медленно опустил.

– По-другому было никак, – сказал Лис синим иглам, – надменный Красоткин-сан не уважает сэме. За нами не следили. Поэтому мы все скрылись в комнате союзного нам клана Зотова на девятом этаже. Ночью мы бы напали на красоткинских сторожей комнат дайме со стороны лестницы, а Лютин-сан, Султанов-сан, Смирнов-сан, Казаков-сан, Коваль-сан, Рябов-сан – по моему сигналу – выбежали бы из комнат и врубились бы сторожам в спины. Зажали бы их в острые тиски. Перебили бы поголовно. И затем уже – в крыло Амуровой-сан. Оборвать ночь страсти.

– Амурова-сан могла быть уже мертва! – крикнул Андрей и прикусил язык.

Никакого равнодушия. Никакого покоя. Никакого отсутствия привязанности.

Искры запрыгали в серых глазах Лиса.

– Красоткин-сан очень давно засматривается на Амурову-сан, – вкрадчиво сказал Лис. – Одной ночи ему не хватит.

Серые глаза посмотрели на замершую Амурову.

– Но мысли Красоткина услышал не я один, – вздохнул Лис. – Красоткин-сан не отдался всецело ночи страсти, а ходит по этажам, и теперь нам предстоит бой лоб в лоб.

Предстоит еще один урок. Еще одно лупиндо. С катанами вместо деревянных мечей. В голой кожей вместо доспехов из стеганой ткани.

Все из-за цветущих ландышей.

Дверь затряслась под градом ударов.

– Сингенин-сан, – раздался звонкий голос, серебристо чистый, словно горные реки спустились к Андрею под дверь, – и вы, удивившие меня сэме Гардеробщика. Красоткин Сергей говорит с вами. Кто будет говорить со мной?

Лис молчал и улыбался Андрею. Рита спустила взгляд с потолка и тоже смотрела на новичка. На убийцу ее господина.

– Сингенин Андрей говорит с тобой, – крикнул Андрей.

– Рыжая наложница приглянулась и тебе? – голос зажурчал смехом, – из-за нее ты разбудил Охотникова-сан?

Нет. Из–за поиска ответа на неверный вопрос.

– Я не отдам Амурову-сан! – крикнул Андрей. – Ты уйдешь ни с чем.

– Открой говняную комнату, – сказал кристальный голос, – и я уйду с твоей отрезанной головой в руке.

Открыть дверь? Шестеро слабейших воинов клана Охотникова и Андрей против шестерых дайме клана Красоткина. Длинные катаны в узкой комнатушке. Смертельное лупиндо. Урок Истины. Отметку «отлично» заслужат многие.

Почему Лис так улыбается? Неужто слышит и мои мысли тоже?

– Утром все равно выйдете на уроки, так зачем ждать ночь? – струился ручей под дверью, – у тебя уже есть выговор, Сингенин-сан, мало? Хочешь просидеть уроки в комнате и упасть на самое дно? Хотя бы умри с честью.

Волк рыкнул. Андрей сделал успокаивающие вдох и выдох синдо. Грудь и живот медленно поднялись и опустились.

Все в комнате смотрели на Андрея. На замершее лицо с синими иглами. На медленно раскрывшийся рот.

Живо решай!

– Я вызываю тебя, Красоткин-сан! – крикнул Сингенин, – один на один! Оябун против наказанного! Твои кисти удержат мой вызов?

В коридоре тоже есть гляделки. И они видят, как Красоткин и Андрей принудили друг друга к седьмому постулату Долга чести перед именем. Ученик, тем более оябун, не позволит оскорблять честь, мастерство самурая или успехи в учебе.

Красоткин молчал. Лис улыбался. Рита шагнула к Андрею, серая ткань обтянула коленку выставленной вперед ноги.

– Не надо, – сказала девочка, – не дерись за меня.

Русло коридора снова наполнилось звенящим голосом:

– Моя кисть сильнее стали, Сингенин-сан. Уж твою пустую голову она удержит, – журчащий смех, – утром в шестом урочнике встречаемся в холле – там просторно, есть где размахнуться.

Волк зарычал и ударил дубленым лбом об клетку. Прутья зашатались. Пустая голова, значит?

– Это уже не только за тебя, – сказал Андрей наложнице и крикнул в дверь. – Почему утром?

– Я так хочу – сегодня намечалась ночь страсти, а не мечей, – сказал голос. – Не согласен – открой дверь и сразимся сейчас. Все вместе.

Андрей посмотрел на Лиса. Ну и чего ты там наслышался? Кроме хвастовства и криков о пустой голове? Ими все крыло уже разбужено.

Улыбка сошла с узкого лица. Лис два раза беззвучно вытянул губы трубкой и один раз широко открыл рот. ЛО-ВУШ-КА.

Андрей прошептал: «И чего?»

Лис кивнул. Андрей от удивления взмахнул рукой и указал пальцем на дверь.

Лис кивнул. И улыбнулся.

Андрей бросил сердитый взгляд на бесцветного сэме. Лис пожал плечами и улыбнулся еще шире.

– Нет! – сказала Рита, но Андрей крикнул облезлой доске:

– Утром так утром. А сейчас проваливай с моего этажа!

Красоткин засмеялся, ровное журчание переросло в громкое бульканье, будто ручей наткнулся на писельники в конце коридора и наполнил их.

– Ты уже метишь территорию? Зря, – сказал оябун, успокоившись. – Мои слуги так же будут сторожить ваших дайме. Не вздумайте напасть на них – за подходами к ним теперь следят двое караульных. Дерзнете – и передавим вас в тисках. Как вишенки. До утра, Сингенин-сан!

Топот ног. Одна пара ступала изящнее остальных. Шагала немного иначе, по-девчачьи что ли?

– Ушли, – сказал ученик, смотревший в глазок, – по крайней мере от двери.

– С крыла, – поправил Андрей, – а теперь и с этажа.

– Тогда мы тоже пойдем, – сказал Лис и посмотрел на Амурову.

– Я остаюсь, – сказала наложница, выступающая коленка почти коснулась Андрея, – коридор у моей комнаты могут проглядывать. Сингенин-сан, не против, а?

– Не против,– сказал Андрей и покраснел. Сегун, да что со мной такое? Никакой невозмутимости. Никакого спокойствия. И это у меня?

Рита низко поклонилась. Сэме вышли из комнаты. Лис задержался в дверях.

– Сэме клана Охотникова тоже придут, – сказал Лис, – утром.

– Уж надеюсь, – буркнул Андрей. – Что будем делать с ловушкой?

– Сначала посмотрим, – улыбнулся Лис, – что Красоткин-сан решит за ночь раздумий.

2

Красоткин не дышал. Никто не дышал в холле на первом.

Еще спускаясь с лестницы, Андрей слышал внизу только вяжущую уши пустоту. Сквозняк шелестел листами на красной доске. Постукивала стрелка часов. Сторож чавкал едой в конуре. Кроме пустоты, никого. Если только Красоткин за ночь не выучился искусству крадущихся и не освоил технику «мертвого камня». У Андрея ушло на это пять лет.

Вместе с Андреем спускались сэме клана Охотникова. И Рита. Наложница. Безвольная вещь клана.

Почему я отдал свой тюфяк этой вещи? Почему поместил вещь у двери, а сам лег у окна, у сквозняка? Не это ли верный вопрос, сенсей?

После ухода Красоткина и Лиса напряжение в узкой комнате не спало. Наоборот. Как только Андрей лег на пол не раздеваясь. Как только Амурова скинула кимоно и хакама, на тюфяке растянулось маленькое тело в одной бледно-голубой рубашке. Очень тонкой рубашке. И всю ночь девочка дергалась, поднималась, опускалась, шепталась сама с собой, скребла ногтями выпуклый треугольник, оказавшийся под рубашкой вовсе не треугольником, а двумя шариками, и не просто выпуклыми, а спелыми, наполненными скрытой силой, готовыми вот-вот взорваться так громко, что аж опасно.

А заодно не спал и Андрей. При каждом шорохе наложницы его рука резко хватала катану рядом, ступни поджимались под бедра, тело механически, как кукла, вскакивало на колени, садилось на корточки, и только затем ученик открывал глаза. Чтобы чуть не ткнуться носом в голубые шарики и лечь обратно.

Андрей не доверял Рите, но отдал спальный тюфяк. Не доверял, но не мог оторвать глаз от бледно-голубой рубашки.

Не доверял, но задавался вопросом, могут ли спелые шарики взорваться. Вряд ли этого вопроса ожидал от него Сугияма-сенсей.

За ночь раздумий Красоткин не обернулся в «мертвый камень». В пустом холле беззвучно двигался лишь свет восхода в стекле конуры, вонзал розово-желтые мечи в красную доску, где на багряной поверхности вскрывались, затягивались и снова вскрывались оранжевые рубцы. Полыхали, как крошки ватрушки вчера в волосах Риты.

Андрей пересекся взглядом с Лисом.

– Один в центральном крыле, в конце коридора, – сказал Андрей, – возможно, кто-то еще – в левом.

Холл занимал на этаже все правое крыло. В левое крыло не попасть мимо коридора центрального. Но кому туда нужно?

– Сингенин-сан! – зазвенел чистый голос из глубины крыла. – Я тут! Сразимся же!

По знаку Лиса сэме окружили вход в узкий коридор. В толще бетона звонко ударил родник:

– Ха-ха… Сингенин-сан, один на один же, ты забыл? – заливался смехом Красоткин. – Ничего, скоро я чем-нибудь наполню твою голову. Ты не против крысиного помета?

В тусклом свете ламп далекий ученик скрестил руки на груди и улыбался. В черепашьем панцире на оби болтались ножны с катаной.

– А как же просторный холл? – крикнул Андрей.

– Здесь мы никому не помешаем, – ответил Красоткин, – подходи же.

Острый подбородок Лиса указал на семь тонких дверей между светлым холлом и стройным оябуном.

– В этих комнатах живут члены клана Красоткина, – тихо сказал он. – За какой–то дверью тебя ждут.

Острые катаны. Пчелки с жалами.

Удары в спину, ловушки, западни не позорны, если приносят победу. Позорен тот, кто проигрывает. Тот, кто не готов к бою.

Андрей произнес:

– Мой наставник говорил: когда защищаешься от меча – не замечаешь стрелы.

– Тогда покажи стрелу, – ответил Лис, улыбнувшись, – и мы убьем лучников.

Покажи стрелу, говорили серые глаза. Воткнутую в твой живот. И мы отомстим.

Андрей поправил кимоно на животе и плечах, поднял ногу над тусклой полоской света у входа в пещеру. Сзади приблизились легкие шаги. Андрей обернулся. Амурова схватила его за рукав. Резко дернула.

– Не смей драться за меня! – прошипела наложница,– я тебе же говорила!

Тонкие губы напряглись, вздернутый носик наморщился. Рита рванула кимоно сильнее.

– Говорила, но ты все равно идешь, почему? Ты слышишь шаги за дверью, но не меня рядом?

Рита дергала черный рукав, а Андрей стоял недвижно на одной ноге. И молчал.

– Почему ты так спокоен? Ты победишь, а?

В зеленых камнях сверкали холодные злые молнии. Рита обеими руками трясла широкий рукав. Касалась самурая, грубо, без разрешения. Не думая, оскорбится ли Андрей. Не думая, должен ли он теперь свести с ней счеты. Должен?

– Вряд ли, – сказал Андрей. Пальцы Риты разжались, и он шагнул под тусклый свет.

Однажды Амида Сугияма-сенсей рассказал, как один юноша выбрал путь Черного металла.

Первая дверь осталась позади. Плечи Андрея поравнялись со второй. Сергей Красоткин стоял совсем рядом и то же время слишком далеко, чтобы разбудить его от иллюзий.

Четвертая дверь ходила ходуном, тряслась. Там западня? Нет, просто внутри открыто окно, шумит ветер, выдыхает в коридор сильным сквозняком.

У третьей двери Андрей встал. Пора обнажить катану. И приглядеться к дверям.

Сквозняк протяжно выл, скрывал вдохи и выдохи засевших где-то «лучников».

Тогда, однажды, наставник Сугияма рассказывал: когда юноша охотился, на его деревню напали. Всех мужчин перебили, вещал учитель, а женщин пленили.

Красоткин тоже вытянул меч из ножен. Оябун оглядел мятое кимоно и серые грязные ноги Андрея, поморщился, холеная ладонь помахала у носа с ноздрями, выковырянными до блеска.

– О сегун! – вскричал Сергей, – ты хоть бы помылся! От тебя пахнет как от говняшки!

Андрей шарил взглядом по дверям комнат. Не четвертая. Пятая? Дверь оставили приоткрытой, торчащей наружу, облезлая доска слегка дрожала. Ловушка или еще один сквозняк?

– Даже жалко марать катану, – говорил Красоткин.

– Тогда заверни эту брезгливую катану себе в живот, – бросил Андрей. – Поглубже, куда пыль не залетит.

Может, шестая? Ее почти не видно за пятой. Нет, шестая вроде захлопнута. Вроде…

Волк ощутил неуют, стал шастать по клетке, хлестать хвостом по прутьям.

А наставник вещал в том далеком безопасном «однажды»: юноша взял доспехи и меч из каменного склепа и отправился мстить. Доспехи и меч были выкованы из дурного Черного металла.

– Дерзкий? – спросил Красоткин, перекрикивая стон ветра. – Конечно, иначе бы не полез на Гардеробщика.

– Гардеробщик? – переспросил Андрей не слушая. Где же драная ловушка? Лис, ты правда услышал? Точно за дверью ждут? Мог Красоткин придумать эту мысль, чтобы обмануть тебя?

Ветер обдувал ноги, жалобно выл в узкой темнице.

А наставник вещал: черным мечом юноша разрубил броню, плоть и кости врагов, черные доспехи выдержали удары вражеских мечей и топоров. Когда последний враг пал, сразу за ним рухнул замертво и неуязвимый юноша.

– Так звали Охотникова-сан, – Красоткин поскреб панцирь черепахи на ножнах, – не знал?

– Нет, – сказал Андрей. – Почему же?

И-и-ик.

«Лучник»! За пятой! Слава сегуну, никакой скрытности!

Освобожденные женщины, вещал наставник, раздели героя, сняли доспехи и увидели скелет, обтянутый желтой кожей в пузырях и язвах. Скелет без волос и зубов. С высохшими глазами.

– Охотников раздевал трупы врагов. Догола. Забирал всю их одежду. – Красоткин широко поставил ноги, прицелился катаной в Андрея. – Не волнуйся, Сингенин-сан, с тебя я сниму вовсе не тряпье.

Острие меча целилось Андрею в макушку. Шептало: «Беги же ко мне!» Соблазняло тонким стройным телом: «Сойдемся?»

Теперь можно. Теперь Андрей слышал икоту «лучника». Теперь пора позлить Красоткина. В отместку.

Сугиям-сенсей сказал, что каждый выбирает свой Путь Черного металла, сказал, что в конце концов все платят за этот выбор. Черный металл у всех свой, но плата всегда одна. Жизнью. Всего-то.

Андрей широко открыл рот, слегка зевнул, потянулся.

Тонкие брови над синими глазами Красоткина поднялись.

– Ты смеешь зевать? – закричал оябун, – мне в лицо?

– С Амуровой-сан просто не спалось, – пожал плечами Андрей и еще раз зевнул,– всю ночь как белка прыгала на тюфяке.

– Ты тыкался в нее? – орал покрасневший Красоткин, – в Амурову-сан?

Андрей молчал и зевал. Самурай не врет. Но и не обязан бороться с чужими иллюзиями.

Шея Красоткина взбугрилась, руки вскинули меч над головой.

– Гад! Тресни!

Красоткин бросился на Андрея.

Челюсть Андрея со щелчком захлопнулась, катана взметнулась над растрепанным хвостом. Ноги бросили тело навстречу Истине.

Два ученика летели друг на друга с мечами, вскинутыми для удара сверху вниз, оба стройные, оба синеглазые и черноволосые, похожие, как отражения в двух зеркалах. Грязном и сверкающем.

Плечо Андрея пронеслось рядом с пятой дверью, рядом с черной щелью между косяком и створкой. Правая нога шагнула чуть в сторону, взгляд скользнул по двери туалета напротив. По капле крови возле приоткрытой доски. По капле свежей крови.

Дверной глазок возник в голове Андрея, внутри него самурай раздирал царапину на руке. Быстрая мысль обожгла мозг: кожа в шрамах – …

Живо развернись! Живо!

… – достойная оправа…

О сегун! Как я медленен! Левую ногу назад. Назад!

Сизый клинок блеснул в черноте. Окровавленная рука вылетела из-за двери туалета.

…для Духа.

Носок левой ноги Андрея коснулся пола. Успел, уф!

Серые лучи выстрелили из темных щелей с двух сторон. Ткнулись жалами в живот и плечо Андрея. Черная ткань порвалась.

Андрей сник, повис на двух клинках. Закачался на сквозняке, как драная тряпичная кукла на нитках.

На миг.

И резко рванулся вперед. Застучал сандалиями, не опуская катану.

Острия мечей распороли кимоно, соскользнули с тела, пролетели мимо. Остались позади.

Оябун и наказанный все еще бежали. Все еще были отражениями друг друга. И будут. Пока одно из них не разобьют.

Пять шагов до удара, четыре, три… Меч Андрея вовсю опускался, Красоткина – только начал.

Меч чистоплюя ударит только у пятой двери, на стыке жал «лучников». Так рассчитал оябун. Но остановят Сергея раньше, два отражения сойдутся у шестой двери. И Красоткин не успеет ударить.

Два шага. Катана Андрея летела на чистые волосы врага. Высоко вздернутые руки Красоткина дрогнули, в глазах сверкнула бессильная ярость.

Удары в спину, подставы, западни – это Черный металл Красоткина. Собственная западня подвела оябуна, заморозила его меч. Ибо сегодня Черный металл наконец потребовал плату. Жизнью. Ну как всегда.

Один шаг. Катана Андрея со свистом разрубила пластиковую рукоятку, запястья холеных рук, гладкую прическу с хвостиком, изогнутые брови, синие глаза, выковырянный до блеска нос. Разбитое отражение Андрея рухнуло на пол.

Андрей поднял красный клинок и развернулся.

Лис и сэме рубили в коридоре «лучников». Шесть мечей сверкали вокруг двух катан. Одной катаны. Пустоты. Шесть красных мечей победно взметнулись к тусклым лампам.