Дети крови и костей

Глава девятая. Зели

Илорин выглядит слишком мирной.

По крайней мере, после событий этого дня. Кокосовые лодки пришвартованы к берегу, полотна над дверными проемами ахэре опущены. Деревня готовится к спокойному сну вместе с заходящим солнцем.

Амари глазеет по сторонам, пока Найла плывет к хижине Мамы Агбы. Принцесса осматривает каждый дюйм плавучей деревни, словно голодный работник, глядящий на полный стол лакомств.

– Никогда не видела ничего подобного, – шепчет она. – Очаровательно.

Я вдыхаю свежий запах моря и закрываю глаза, ощущая, как туман касается кожи. Чувствуя на языке соленый привкус, думаю, как бы прошел вечер, не окажись здесь Амари. Свежая буханка сладкого хлеба, большой кусок острого мяса. Впервые за много дней мы уснули бы на полный желудок – после праздничного ужина в мою честь.

От невинного вида принцессы раздражение вспыхивает с новой силой. Рожденная в королевской семье, она, должно быть, ни разу не голодала за свою беззаботную жизнь.

– Отдай мне венец, – требую я, когда Найла подплывает к торговому кварталу.

Удивление Амари исчезает, она напрягается:

– Но Бинта… – девушка медлит, собирая всю волю в кулак. – Она отдала его мне. Это единственная память о ней.

– Мне плевать, даже если это подарок богов. Нельзя, чтобы люди узнали, кто ты.

– Не волнуйся, – мягко добавляет Тзайн, обращаясь к принцессе. – Она уберет его в сумку, а не утопит в море.

Я с удивлением гляжу, как брат пытается ее утешить. И у него получается – Амари некоторое время возится с застежкой и наконец бросает усыпанный драгоценностями убор в короб. Камни и серебряные монеты так сияют, что все это кажется мне сном. Еще утром у нас не было ни гроша, а теперь от богатства болит спина.

Я спрыгиваю на деревянный мост и, приоткрыв полотно над входом, заглядываю в дом Мамы Агбы. Папа, свернувшись, как дикий кот, крепко спит в углу перед очагом. Его кожа уже менее бледная, а лицо не такое худое и изможденное. Это дело ее рук. Забота Мамы Агбы может воскрешать мертвых.

Когда я вхожу, она выглядывает из-за манекена, одетого в прекрасный пурпурный халат. Аккуратные швы указывают, что он предназначен для аристократа – вещь, которая принесет ей деньги для следующего налога.

– Как дела? – шепчет она, откусывая нитку, а затем поправляет свой желто-зеленый геле и связывает концы халата.

Я открываю рот, чтобы ответить, но появляется Тзайн, а за ним робко следует Амари. Она осматривает ахэре с любопытством, присущим лишь знатным, и проводит пальцами по тростниковой стене.

Тзайн уважительно кивает Маме Агбе, берет мою сумку и, помедлив, вручает свиток Амари. Он с легкостью поднимает спящего папу, так что тот не просыпается.

– Я соберу вещи, – говорит брат. – Решите, что делать со свитком. Если надо уходить… – Его голос обрывается, и моя грудь сжимается от давящего чувства вины. Больше никаких если.

– Поторопись.

Тзайн уходит, едва сдерживая эмоции. Я смотрю вслед его мощной фигуре, от всей души желая, чтобы не я была причиной его боли.

– Уходить? – спрашивает Мама Агба. – Зачем? Кто она?

Она прищуривается и окидывает Амари взглядом. Несмотря на бедный плащ, превосходная осанка и высоко поднятый подбородок выдают королевское происхождение девушки.

– О… – Амари поворачивается ко мне, сжимая свиток в руках: – Я… Я…

– Это Амари, – наконец решаюсь я. – Принцесса Ориши.

Мама Агба громко смеется.

– Большая честь видеть вас в моем доме, ваше высочество, – с глубоким поклоном поддразнивает она.

Мы остаемся серьезными. Ее глаза расширяются. Она встает с кресла и распахивает плащ на Амари, открыв темно-синее платье. Даже в вечернем свете на его декольте блестят драгоценные камни.

– О боги… – Мама Агба поворачивается ко мне, прижав руки к груди. – Зели, во имя богов, что ты натворила?

Я прошу ее сесть и рассказываю о том, что произошло. Гордость на ее лице сменяется гневом, когда она слышит про наш побег, но рассказ о свитке и его возможностях заставляет ее замереть.

– Это правда? – спрашиваю я. – Хотя бы одно слово?

Мама долго молчит, глядя на свиток в руках Амари. Ее темные глаза остаются невозмутимыми, скрывая ответы, которых я жду.

– Дай его мне.

Пергамент ложится в ладонь Мамы Агбы, и она начинает задыхаться. Ее тело дрожит так сильно, что она падает с кресла.

– Мама Агба! – Я подбегаю к ней и хватаю за руки, удерживая, пока судороги не прекратятся. Постепенно они ослабевают. Она лежит на полу, неподвижная, как один из ее манекенов.

– Мама, ты в порядке?

Слезы застилают ей глаза, бегут по морщинкам, испещрившим темную кожу.

– Это было так давно, – шепчет она. – Не думала, что снова почувствую огонь магии.

Мой рот открывается от удивления. Я отступаю, не веря своим ушам. Не может быть. Я не думала, что хоть кто-то из взрослых магов пережил Рейд…

– Вы – маг? – спрашивает Амари. – Но ваши волосы…

Мама Агба снимает геле и проводит рукой по бритой голове:

– Одиннадцать лет назад у меня было видение, что я пришла к губящей и попросила ее избавить меня от белых волос. Она использовала магию болезни, чтобы уничтожить их.

– Ты видящая? – вырывается у меня.

– Раньше была, – кивает Мама Агба. – Но лишилась волос в день Рейда, за несколько часов до нападения.

Поразительно. Когда я была ребенком, тех немногих видящих, живших в Ибадане, уважали и чтили. Их власть над временем не раз спасала другие кланы. Я улыбаюсь: следовало догадаться. Мама Агба всегда обладала знанием, мудростью человека, прожившего не одну жизнь.

– Еще до Рейда, – продолжает Мама Агба, – я чувствовала, как магия уходит из нашего мира. Пыталась увидеть будущее, но, когда это было нужно сильнее всего, не смогла.

Она вздрагивает, словно снова переживая ужас той ночи. Я могу только догадываться, какие кошмарные воспоминания всплывают в ее голове.

Мама бредет к забранным сеткой окнам и опускает занавески. Смотрит на свои старые руки, сморщенные от долгих лет шитья.

– Орунмила, – шепчет она, призывая бога времени. – Ба ми соро. Ба ми соро.

– Что она делает? – Амари пятится, будто слова Мамы Агбы могут ранить ее. Но я слишком потрясена, услышав слова йоруба – впервые за десять лет, и не могу ответить.

Со времен Рейда я не слышала ничего, кроме резких пауз и гортанных звуков, свойственных оришанскому языку, на котором мы должны были говорить. Последний раз при мне произносили заклятие очень давно, и долгое время язык моего народа жил только в моей памяти.

– Орунмила, – перевожу я, пока Мама Агба взывает к нему. – Ответь мне. Ответь…

– Она зовет своего бога, – объясняю я Амари. – Пытается колдовать.

Я легко нахожу слова для объяснения, хотя сама все еще не могу поверить в то, что вижу. Мама Агба повторяет заклинание с абсолютной верой в то, что делает, терпеливая и готовая ко всему, как и положено слуге бога времени.

Она просит Орунмилу помочь нам, и тоска сжимает мне сердце. Я никогда не верила в Ойю так сильно, как она – в свое божество.

– Это безопасно? – Принцесса вжимается в стену ахэре, когда вены на горле Мамы Агбы набухают.

– Это часть магии, – киваю я. – Такова цена аше.

Чтобы колдовать, мы должны говорить на языке богов, управляя силой, текущей в нашей крови. Это легко для опытного видящего, но после стольких лет бездействия заклятие, должно быть, высасывает из Мамы Агбы всю энергию. Аше тренируется, как любая мышца нашего тела. Чем чаще ее используешь, тем легче управляешь и тем сильнее становится магия.

– Орунмила, ба ми соро. Орунмила, ба ми соро…

Ее дыхание становится более прерывистым с каждым словом. От напряжения морщины становятся глубже. Управление силой требует много энергии, и я знаю: если она перенапряжется, может умереть.

– Орунмила. – Мама Агба говорит все громче. Серебряный свет наполняет ее руки. – Орунмила, ба ми соро! Ба ми соро…

Воздух в ладонях Мамы Агбы взрывается, и мы с Амари падаем на пол. Принцесса кричит, а у меня ком застывает в горле. Ночное небо, синее и пурпурное, мерцает в ладонях Мамы Агбы. Мое сердце замирает от его красоты. Она вернулась…

После стольких лет магия снова здесь.

Меня охватывает волна эмоций, словно где-то внутри прорвало плотину. Боги вернулись. Они живы и наконец рядом с нами после стольких лет.

Мерцающие звезды в ладонях Мамы Агбы кружатся и пляшут. Постепенно у нас перед глазами появляется образ, застывая, словно глина. Я различаю три фигурки на горном склоне: они неустанно пробираются сквозь густой подлесок.

– О небо! – восклицает Амари, осторожно выходя вперед. – Это… я?

Я фыркаю при мысли о таком тщеславии, но замолкаю, увидев свою укороченную дашики. Она права – мы вместе с Тзайном идем через джунгли. Моя рука цепляется за камень, я ползу вверх, а брат ведет Найлу по хребту. Мы поднимаемся выше и выше, карабкаясь, пока наконец не выбираемся.

Видение рассеивается в мгновение ока.

Мы смотрим в пустые ладони Мамы Агбы – на руки, только что изменившие мой мир.

Ее пальцы дрожат от напряжения, а глаза полны слез.

– Такое чувство, – произносит она, всхлипывая, – что я снова могу дышать.

Я киваю, хотя не могу описать охватившие меня эмоции. После Рейда я никогда не думала, что снова увижу магию.

Когда руки Мамы Агбы перестают дрожать, она жадно хватает свиток и изучает его. Видя, как ее глаза бегут по пергаменту, я понимаю, что она читает.

– Это ритуал, – говорит она. – Он очень древний и поможет призвать богов.

– Вы сможете его провести? – спрашивает Амари, ее янтарные глаза светятся от страха и восхищения. Она смотрит на Маму Агбу так, словно та сделана из бриллиантов, но вздрагивает, стоит ей приблизиться.

– Это не моя судьба, дитя. – Мама вкладывает свиток мне в руку. – Вам тоже было видение.

– В-вы шутите, – запинается Амари. Сейчас я полностью с ней согласна.

– К чему спорить? – говорит Мама. – Вы втроем были в пути. Странствовали, чтобы вернуть магию.

– А разве она еще не вернулась? – спрашивает Амари. – То, что вы сделали…

– Лишь малая часть того, что могла прежде. Свиток пробуждает магию, но нужно нечто большее, чтобы полностью ее вернуть.

– Надо выбрать кого-то получше, – качаю я головой. – Кого-то более опытного. Ты не можешь быть единственным магом, пережившим Рейд. Давай используем твою силу и найдем еще кого-нибудь.

– Девочки…

– Мы не можем, – обрываю я. – Папа не сможет без нас…

– Я позабочусь о твоем отце.

– Но стражники…

– Не забывай, кто учил тебя драться.

– Мы даже не знаем, что там написано, – вклинивается Амари, – не можем прочитать!

Взгляд Мамы Агбы затуманивается, словно она обдумывает какую-то идею.

Она быстро перебирает свои вещи и протягивает нам выцветшую карту.

– Сюда! – Она указывает на точку в джунглях Фунмилайо, в нескольких днях к востоку от побережья Илорин. – В моем видении вы шли сюда. Должно быть, там находится Шандомбль.

– Шандомбль? – повторяет Амари.

– Легендарный храм, – объясняет Мама Агба. – По слухам, это дом священных сентаро – защитников магии, членов духовного ордена. До Рейда только новые лидеры десяти магических кланов могли посещать их, но раз в видении вы направлялись туда, значит ваше время пришло, нужно отправиться в путь. Возможно, в Шандомбле вы найдете ответы.

Чем больше говорит Мама Агба, тем сильнее холодеют мои руки и ноги. Как ты не поймешь? – хочется кричать мне.

У меня не хватит сил.

Я смотрю на Амари и на мгновение забываю, что она – принцесса. В свете свечей она кажется маленькой и неуверенной девчонкой.

Мама Агба кладет морщинистую ладонь мне на щеку, другой рукой берет Амари за запястье.

– Я знаю, что вы напуганы, девочки, но еще знаю, что вы справитесь. Из всех дней ты выбрала для торговли в Лагосе именно сегодняшний. Из всех людей на рынке ты, – она поворачивается к Амари, – обратилась к ней. Боги благословляют нас после всех этих лет. Они не станут играть судьбами магов. Вы должны поверить в себя.

Я глубоко вздыхаю и смотрю на циновки, устилающие пол. Боги, которые были так далеко, внезапно оказались ближе, чем я когда-либо мечтала. Сегодня мне просто хотелось пройти инициацию. Просто продать рыбу. Но случилось нечто большее.

– Помогите!

Крик разбивает безмолвие ночи. Мы вскакиваем в мгновение ока. Я хватаю посох. Мама бежит к окну. Когда она распахивает занавески, мои ноги подкашиваются.

Огонь пожирает торговый квартал, каждая ахэре охвачена пламенем. Клубы черного дыма поднимаются к небу. Деревенские кричат, умоляя о помощи. Наш мир исчезает в огне.

Взрыв-порох. Ужасная смесь, которой могут пользоваться только королевские стражники.

Ты, презрительно шепчет внутренний голос. Ты привела их сюда. Теперь стражники не просто убьют всех, кого я любила. Они сожгут нашу деревню дотла.

Я вылетаю из хижины, не обращая внимания на призыв Мамы Агбы. Нужно найти родных и убедиться, что они в порядке.

Я бегу по шатким мосткам и вижу, как мой дом пожирает пламя. От запаха горящей плоти в горле першит. Пожар лишь усиливается. Вся Илорин уже охвачена огнем.

– На помощь!

Узнаю этот голос. Малышка Биси. Полные отчаяния крики доносятся из тьмы, но я проношусь мимо ее ахэре. Сможет ли она выбраться из огня?

Я бегу домой, а люди, пытаясь спастись от пламени, прыгают в океан. Их крики пронзают ночь. Кашляя, они цепляются за обожженные балки, пытаясь остаться на плаву.

Странное ощущение вновь посещает меня. Оно струится по венам, мешает дышать. Следом под кожей разливается теплое покалывание. Не знаю, что это, но чувствую смерти людей и присутствие духов. На ум приходит только одно слово: магия. Я собираю кусочки вместе. Моя магия.

Магия, которую я не понимаю. Та, что навлекла на нас этот ужас.

Чувствую жжение, словно пылающие угли обжигают меня, и вспоминаю о приливщиках, призывавших воду, чтобы потушить пожар. О поджигателях, приказывающих огню оставаться на месте. Будь здесь больше магов, их сила остановила бы этот кошмар. Если бы мы знали заклятия, у огня не было бы ни единого шанса.

Громкий треск раздается в воздухе. Деревянный настил у меня под ногами скрипит, когда я приближаюсь к рыбацкому району. Я бегу, пока держат мостки, а потом прыгаю.

Дым раздирает горло, когда я приземляюсь на шаткие доски моста у дома. Из-за огня я ничего не вижу, но заставляю себя идти вперед.

– Папа! – зову я, горло дерет от кашля. – Тзайн!

В районе нет ни одной ахэре, которая бы не горела, и все же я бегу к нашей, надеясь, что ее эта судьба миновала.

Мостки качаются под ногами. Я задыхаюсь и падаю на землю у самого дома, опаленная жаром пламени.

– Папа! – в ужасе зову я, пытаясь отыскать в огне малейший признак жизни. – Тзайн! Найла!

Кричу, пока не срываю голос, но никто не отвечает. Не знаю, остались они внутри или сумели выбраться. Не знаю, живы ли они.

Медленно поднимаюсь на ноги и, взмахнув посохом, распахиваю дверь ахэре. Хочу вбежать внутрь, но мне на плечо ложится рука, и кто-то дергает меня назад с такой силой, что я падаю на спину.

Слезы застилают глаза. Я не вижу лица противника, но вскоре вспышки пламени озаряют медную кожу. Амари.

– Туда нельзя! – кричит она, задыхаясь от дыма. – Дом вот-вот рухнет!

Толкаю принцессу на землю, полная решимости чуть позже утопить ее в море. Когда она отпускает меня, я ползу к своей хижине.

– Нет!

Тростниковые стены, где мы встречали полнолуние, складываются с резким треском, проваливаются сквозь настил и уходят под воду.

Я жду, что в волнах появится голова Тзайна, жду визга Найлы, но вижу лишь кромешную тьму.

В мгновение ока мою семью стерли с лица земли.

– Зели…

Амари вновь берет меня за плечо. От ее прикосновения кровь закипает. Я хватаю ее за руку и тащу за собой, полная отчаяния и ярости.

Я убью тебя, проносится в голове. Если мы умрем, ты – тоже.

Пусть твой отец почувствует эту боль. Пусть король узнает горечь невосполнимой утраты.

– Нет! – кричит Амари, когда я тяну ее в пламя, но ее едва слышно из-за шума крови в ушах. Глядя на принцессу, вижу лицо короля, и ярость становится еще сильнее.

– Пожалуйста…

– Зели, стой!

Отпускаю Амари и оборачиваюсь на крик, доносящийся с моря. Найла плывет среди волн, на ее спине Тзайн. За ними следуют папа и Мама Агба – в кокосовой лодке, привязанной к седлу Найлы. От потрясения я не сразу понимаю, что они живы.

– Тзайн…

Подпорки, удерживающие рыбацкий район над водой, шатаются. Прежде чем мы успеваем спрыгнуть, они падают в море, утягивая нас за собой. Ледяная вода погребает наши тела, смягчая ожоги, о которых я позабыла.

Я иду ко дну среди бревен и обломков. Тьма уносит боль, остужает ярость.

Можно остаться здесь, тихо говорит внутренний голос. Необязательно продолжать этот бой…

С секунду раздумываю, страстно желая скрыться от того, что творится наверху. Но, когда легкие начинают гореть, принимаюсь работать ногами, выталкивая себя на поверхность разбитого мира.

Неважно, как сильно я жажду покоя. У богов другие планы.