Фредерик МарриетДети Нового леса

Frederick Joseph Marryat

The Children of the New Forest

Иллюстрация Виктории Тимофеевой


© Иванов А., Устинова А., перевод на русский язык, 2015

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

Глава I

История, которую я решил здесь поведать дорогим моим юным читателям, началась в 1647 году. Иные из них, вероятно, сразу поймут, какие события послужили ей фоном. В Англии уже почти целых пять лет бушевала Гражданская война. Парламент восстал против короля Карла Первого и сражался за власть. В упомянутый мною год парламентские войска развеяли в пыль доблестных Кавалеров его величества, а сам он был схвачен и заключен в Хэмптон-Корте. Контроль над страной достался Парламенту; его армия под началом Оливера Кромвеля торопливо распространяла новую власть по всему государству.

В ноябре королю при помощи сэра Джона Беркли, Джона Эшбернхэма и Уильяма Легга удалось совершить побег, после чего опальный монарх и его спасители со всей стремительностью, на какую были способны их лошади, поспешили в ту часть графства Гемпшир, которая примыкала к Новому лесу. Король рассчитывал, что друзья его подготовят судно, на котором он сможет достичь спасительного берега Франции, но его ждало разочарование. Тщетно обследовал он побережье в поисках корабля. Убедившись, что план его рухнул, король укрылся в Титч-фильде, владельцем которого был граф Саутгемптон. Там Карл держал совет со своими сторонниками. Они посчитали разум-ным прибегнуть к поддержке губернатора острова Уайт – полковника Хэммонда, ибо он, хоть и был назначен на должность Парламентом, считался вполне расположенным к королю. Но то ли полковник умел хорошо, когда надо, скрывать свои чувства, то ли, как человек военный, привык всегда ставить на первое место приказы от тех, кому в данный момент служил, только король с его помощью вновь оказался пленником в замке Керисбрук.

На этом мы с вами пока оставим его и пустимся вспять по времени, к началу английской Гражданской войны. Неподалеку от Титчфильда, но не там, где какое-то время скрывался король, а по другую сторону от Саутемской воды, простиралось имение Кавалера Беверли под названием Арнвуд, примыкавшее с юга к Новому лесу. Было оно обширным, изобиловало деревьями дорогих пород и считалось завидным угодьем. Хозяин его носил чин полковника королевской армии, пользовался особым доверием принца Руперта и, связанный с ним прочной дружбой, неизменно способствовал всем его гениальным атакам в качестве командира лучших подразделений его кавалерии, пока, получив смертельную рану в битве при Нэсби, не скончался у него на руках.

Дома остались жена, урожденная Вилльерс, со старинным и знатным родом которых Беверли породнился браком, и четверо их детей. Миссис Беверли, до предела издерганную тревогой о муже с того самого дня, как он отправился воевать, известие о его гибели окончательно подкосило, и она через несколько месяцев последовала за ним в мир иной. Дом и сирот была вынуждена взвалить на себя мисс Вилльерс – ее пожилая тетя, которая со дня на день ждала, что заботу о них возьмут на себя богатые члены ее семьи. Но то ли из-за того, что сторонники короля пребывали тогда в смертельной опасности, то ли по каким-то иным причинам никто из Вилльерсов на призыв ее так и не отозвался, и к моменту, с которого начинается наш рассказ, дети Беверли и мисс Джудит жили по-прежнему в Арнвуде.

Границы Нового леса установили еще при Вильгельме Завоевателе, который отвел ему роль королевского угодья для собственных развлечений. Охота в ту пору была одним из любимых забав большинства монарших особ, а сын Вильгельма, король Вильгельм Руфус, даже нашел на одной из них свою гибель, сраженный шальной стрелой одного из своих приближенных – сэра Уолтера Тирелла. Этот лес и поныне остается собственностью английской короны, и, как и прежде, за ним присматривает регулярный отряд, состоящий из полусотни лесничих и егерей, чьи жилища разбросаны по обширной его территории.

С началом Гражданской войны все эти люди продолжали нести свою службу, однако вдруг обнаружили, что им больше не платят жалованья. Когда же король призвал под знамена своих сторонников, Беверли, игравший одну из главных ролей в управлении Новым лесом, увел оттуда с собой на битву всех молодых и сильных работников. На месте остались лишь несколько человек, чей возраст не позволял им уже участвовать в битвах, и среди них – Якоб Армитидж, старый бывалый егерь, крайне привязанный к семье Беверли. Никто точно не знал его возраста. По виду ему немного перевалило за шестьдесят, но был он еще достаточно крепок и ловок, чтобы даже в отсутствие жалованья продолжать жизнь в лесу, добывая, как и другие оставшиеся, для пропитания и продажи оленей, и всецело заботиться о семье ушедшего на войну своего господина.

Домик Якоба затерялся в чаще, милях[1] в полутора от Арнвуда, и, уходя сражаться за короля, полковник Беверли, совершенно не убежденный, что в столь тревожные времена семье его гарантирована безопасность, попросил старого Якоба не терять ее из виду и почаще справляться у миссис Беверли, нет ли в чем у нее нужды. Он даже пытался уговорить его переселиться в их дом, но старик наотрез отказался, сославшись на то, что всю жизнь привык жить в лесу и оттуда ему гораздо сподручней заботиться о жене и детях дорогого полковника. В заключение он поклялся тщательно за ними приглядывать и при первой же надобности всегда быть рядом.

Слово свое он держал усердно и трепетно. Весть о гибели дорогого хозяина потрясла его, когда же и миссис Беверли разделила печальную участь мужа, старик удвоил усилия и проводил в Арнвуде почти все свободное время. Оба мальчика Беверли находились под постоянным его приглядом. И хоть были они очень юны, Якоб старательно обучал их всему, что сам знал и умел. Такую вот жизнь вела осиротевшая семья Беверли в тот момент, когда королю, к которому мы сейчас вернемся, удалось сбежать из плена.

Как только Кромвелю и Парламенту было об этом доложено, они приказали направить в погоню несколько кавалерийских подразделений, которые с разных концов страны устремились к югу. Когда район поиска сузился до пределов Нового леса и ближайших его окрестностей, преследователи разбились на группы от полудюжины до двадцати человек, одним из которых велели прочесать лес, а другим – поспешить в Саутгемптон, Лимингтон и прочие порты и части берега, откуда король мог отплыть за границу.

Именно в этот момент старый Якоб, проведший безвылазно в Арнвуде несколько предыдущих дней, посчитал, что настала пора поохотиться и доставить сегодня своим подопечным свеженькой оленины, к которой питала такое пристрастие пожилая мисс Джудит Вилльерс, ни разу еще не забывшая сообщить ему, когда в кладовке кончалась очередная порция дичи. Сейчас был именно такой случай, и Якоб отправился за добычей.

Ему удалось выследить замечательного оленя. Прячась за кряжистыми дубами и проползая под высокими папоротниками, он подкрадывался к нему все ближе и ближе. Внезапно животное, которое все это время беззаботно себе паслось, резко отпрянуло в сторону и скрылось в чаще. Мгновение спустя на лужайку вынеслись всадники. Во время войны парламентские войска сюда не наведывались, Якоб их никогда не видел. Но и темные одеяния этих всадников, и железные шлемы на их головах, и амуниция из желтой буйволиной кожи до того отличались от ярких мундиров кавалерии короля под командованием принца Руперта, что он моментально смекнул: перед ним неприятель. К моменту их появления Якоб лежал среди папоротников за приземистыми кустами терновника и теперь старался по мере сил остаться для них незамеченным до тех пор, пока они не проедут. «Король для них враг, а я – королевский егерь, – размышлял он в своем укрытии. – Стало быть, и меня как пить дать посчитают своим врагом и навряд ли слишком уж ласково обойдутся».

Ситуация осложнялась тем, что они не проехали мимо, а остановились. Последовал приказ спешиться. Загремели их сабли в железных ножнах. Якоб уже решил, что его сейчас обнаружат, однако кусты оказались надежной защитой. Выждав немного, старый егерь отважился приподнять голову и взглянуть сквозь просвет меж ветвей на полянку. Всадники ослабляли подпруги на своих вороных лошадях и стирали пучками травы пот с их боков. Рядом, положив ладонь на шею коня, хоть и взмыленного от хвоста до холки, но вполне еще бодрого и энергичного, стоял, несомненно, их командир, в крепком теле которого легко угадывалась весьма ощутимая мощь.

– Оботрите их хорошенько, – обратился он к подчиненным. – Они уж и так почти загнаны, а на отдых у нас всего полчаса. Потом надо двигаться дальше. Приказ есть приказ.

– Говорят, этот лес уйму миль занимает, что вдоль, что поперек, – проворчал один из его подчиненных. – Эдак без пользы до конца дня и проездим. Хотя… – словно бы спохватившись, он несколько оживился. – Ну-ка, Джеймс Саутуолд, не ты ли мне как-то обмолвился, что служил тут лесником? И вообще здесь родился и вырос?

– Так точно, – откликнулся молодой человек весьма энергично. – И родился в этих местах, и рос, и егерствовал. А до меня здесь был в лесниках мой папаша.

Якоб, слышавший каждое слово этой беседы, яростно сжал кулаки. Ему был прекрасно знаком этот Джеймс Саутуолд. Он казался таким открытым и честным. Один из тех, кто отправился вместе с хозяином биться за короля. И что же? Выходит, переметнулся на службу к врагу. И Якоб подумал, что лучше бы этому Джеймсу вовсе не покидать Новый лес. Здесь бы, по крайней мере, он не попал под дурное влияние. «А ведь таким славным был юношей, – продолжал сокрушаться старик. – Кто б заподозрил тогда, что он до того двуличный. В предателя превратился!»

– Ну, коли ты, Джеймс Саутуолд, родился и вырос здесь, значит, должен знать все местные тропки-дорожки, – сказал командир отряда. – Вспомни-ка поживее, нет ли в лесу таких тайных местечек, где впору и человеку, и его лошади схорониться? Глядишь, мы, на свою удачу, там короля и накроем.

– Ведома мне здесь лощина, в миле от Арнвуда, – поторопился обрадовать его перебежчик. – В ней не один человек с конем, а целый отряд вдвое больше нашего может спрятаться.

– Вот туда мы сейчас прямиком и продвинемся, – принял решение командир. – Кстати, ты еще что-то там говорил про Арнвуд. Не владение ли это случаем того самого королевского прихвостня Кавалера, которого пристрелили при Нэсби?

– Так точно! – отрапортовал Саутуолд. – Немало я в этом Арнвуде выпил кружек доброго эля, прежде чем с вашей помощью встал на праведный путь.

– Скоро ты его выпьешь снова, – заверил командир. – Кончилось время грешников-богачей. Теперь добрый эль достанется праведникам. Вот проверим твой схрон в лесу, а оттуда прямиком в Арнвуд.

– Может, Карл в Кавалерском доме как раз и прячется, – предположил еще один человек из отряда.

– Днем вряд ли, – покачал головой командир. – А ночью – возможно. Кавалеры ведь неженки. Привыкли спать в мягких кроватках. Вот мы в их сны аккурат и вмешаемся.

– Много мне их хоромов приходилось обшаривать, да больно сложно в них было что-либо найти, – с досадой проговорил всадник, который устроился чуть поодаль от остальных. – Не дома, а одни заморочки. И стены в них есть фальшивые, и потолки двойные, и панели всякие там сдвигаются, а за ними какой-нибудь тайный ход…

– Научены эти католики своим папой римским нашего брата дурить, – бросил зло командир. – Только и у меня против них есть надежное средство. Затеем мы с вами здесь славный пожарчик на двадцать миль. Подожгу все дома королевских прихвостней Кавалеров. Огонь и дым кого хочешь выкурят. Но сделаем это ночью, чтоб уж наверняка короля накрыть. Послушай-ка, Саутуолд, ты хорошо знаешь дом в Арнвуде?

– Только по части хозяйственных помещений, – откликнулся тот. – Ну, там маслобойню, подвал и кухню. В господской части не доводилось бывать.

– А нам ее и не нужно, – сказал командир. – Проведешь нас вниз, и достаточно.

– Это пожалуйста, мистер Ингрем, – кивнул предатель. – И туда, где у них лучший эль, попадем.

– Достаточно, Саутуолд, достаточно, – повторил командир. – Работу следует выполнять на совесть. Ну-ка, затягивайте подпруги. Едем в твою лощину, Джеймс Саутуолд. А после подсветим окрестности пламенем Арнвуда. И чтоб я был проклят, если оттуда хоть кто-то сумеет сбежать. По коням, левеллеры!

Всадники, оседлав коней, пустились на быстрой рыси в путь. Предатель, ехавший впереди, указывал дорогу остальным. Якоб сидел в своем убежище, пока не исчез из вида последний всадник, затем резко встал на ноги, подобрал ружье и тихо пробормотал:

– Чую во всем этом знак Провидения. Даже в том, что пса своего с собой сегодня не взял. Ему столько бы молча не пролежать. И кто б мог подумать, что Джеймс-то Саутуолд станет предателем. Даже хуже предателя. Это ж вообще как назвать, если кусаешь того, кто тебя столько лет кормил и заботился. Сжечь дом, где его всегда привечали! Куда ж это мир-то катится? Нет, в лесу лучше. И слава богу, что я здесь живу. Однако сейчас мне следует поскорее из него выйти.

И, перекинув через плечо ружье, он спешно направился в сторону своего домика. «Выходит, король-то сбежал, – торопливо шагая по тропинке, продолжал размышлять старый Якоб. – И вполне может статься, он теперь в нашем лесу, а то и впрямь в Арнвуде. Ой как мне надо сейчас туда торопиться, чтобы скорей повидать мисс Джудит! Как там сказал их старшой? По коням, левеллеры. Кто же это такие?» – терялся в догадках он.

У многих из вас, вероятно, возникнет тот же вопрос, и я поспешу внести ясность. Левеллерами называли себя весьма многочисленные отряды парламентской армии, которые выступали за полное равенство всех и во всем. Все люди должны быть равны, всю собственность в государстве нужно конфисковать, разделить и в равных долях раздать гражданам. Ненависть этих поборников равенства к каждому, кто занимал положение выше их собственного, оказывался богаче или поддерживал короля, была беспредельна. Бились они со своими противниками беспощадно, не ведая жалости и снисхождения, и зверство свое прикрывали сухими, как камень, и блеклыми, как их одежды, пуританскими догмами, где отсутствуют полутона и есть лишь свои и чужие. Кромвель потратил немало усилий, чтобы утихомирить их. Они успокоились только после того, как многих из них казнили.

Якоб, однако, об этом ничего не знал. Впрочем, для крайней тревоги ему было вполне достаточно и подслушанного в лесу. Он понял, что Арнвуд сегодня ночью сожгут и никто помешать злодеям не сможет, а значит, надо как можно скорее увести оттуда семью полковника. Счастье еще, что ему с Божьей помощью удалось узнать о коварном плане. Он спешил, насколько был в силах. Достигнув собственного жилища, Якоб спрятал ружье, оседлал крепкого своего лесного конька и поспешил к дому Беверли. Спустя два часа он поравнялся с дверями усадьбы. Пробило три пополудни, а так как стоял ноябрь, до наступления темноты оставалось недолго. «Ох, тяжело мне придется со старой леди, – звоня в дверной колокольчик, подумал Якоб. – К ней хоть всю армию Кромвеля приведи, все равно не встанет из кресла. Ну да посмотрим».

Загрузка...