Дети Одина

Давным-давно в далеких краях

Было время, когда другое солнце и другая луна освещали мир; не то солнце и не та луна, что являют нам свои лики сейчас. Солнце звалось Соль, а луна звалась Мани. Но за солнцем и луной неустанно гнались два волка, один преследовал Соль, другой — Мани. Наконец волки настигли Соль и Мани и проглотили их. И тогда в мире воцарились тьма и холод.

В те незапамятные времена жили боги — Один и Тор, Хёд и Бальдр, Тюр и Хеймдалль, Видар и Вали, а также Локи, делатель добра и делатель зла. И с ними вместе жили прекрасные богини — Фригг, Фрейя, Нанна, Идунн и Сив. Но боги нашли свой конец тогда же, когда и солнце с луной, — все они полегли на поле брани, все, кроме Бальдра, погибшего раньше, Видара и Вали — сыновей Одина и Моди и Магни — сыновей Тора.

В те дни землю населяли также мужчины и женщины. Но еще до того, как сгинули в волчьей утробе солнце с луной и были убиты боги, страшные события произошли в мире. Три года кряду снег валил на четыре стороны света. Налетели ветры, оставляя за собой пустыню. А люди, пережившие снегопад, стужу и ветры, стали биться друг с другом, брат с братом, и бились до тех пор, пока не истребился весь род человеческий.

Была некогда и другая земля, земля зеленая и прекрасная. Но чудовищные ветры смели с ее лица холмы, леса и жилища. Потом все выжег огонь. Наступила тьма, потому что волки пожрали солнце и луну. Боги встретили свою смерть. И время, когда все это случилось, было названо Рагнарёк, гибель богов.

Затем явились другое солнце и другая луна и пустились в странствие по небу. Были они лучезарней, чем Соль и Мани, и волки не гнались за ними по пятам. Земля опять зазеленела и похорошела, а в глухом лесу, не тронутом огнем, проснулись женщина и мужчина. Их спрятал там Один, погрузив в глубокий сон, и они проспали Рагнарёк, гибель богов.

Имя женщины было Лив, а имя мужчины — Ливтрасир. Они пустились бродить по свету, и их дети и дети их детей заселили новую землю. Из богов в живых остались Видар и Вали, сыновья Одина, и Моди и Магни, сыновья Тора. На возродившейся земле Видар и Вали нашли послание старших богов — золотые дощечки, исписанные рунами, в которых повествовалось обо всем, что произошло до Рагнарёка, гибели богов.

И людей, что жили после Рагнарёка, гибели богов, уже не беспокоили, как в старые времена, ужасные чудовища, которые привели к гибели мир и которые от веку воевали с богами.

Возведение стены

От веку шла война между великанами и богами — между великанами, стремившимися уничтожить мир и человеческий род, и богами, желавшими защитить человеческий род и сделать мир еще прекрасней.

Множество историй можно рассказать о богах, но начать следует с истории основания их города.

Боги поднялись на вершину высокой горы и там решили построить для себя огромный город, который великанам никакими силами не разрушить. Они договорились назвать его Асгард, что означает «селение асов» (то есть богов). Заложили асы город среди чудесного поля на вершине той горы и задумали окружить его стеной, выше и крепче которой еще не бывало.

И вот однажды, когда начали они возносить чертоги и палаты, явилось к ним странное существо. Тогда вперед выступил Один, Отец богов, и заговорил с ним.

— Что нужно тебе на горе богов? — спросил он пришельца.

— Мне ведомо, что замыслили боги, — сказал пришелец. — Они хотят построить здесь город. Я не умею воздвигать чертоги, зато умею возводить мощные стены, которые невозможно разрушить. Позвольте мне возвести стену вокруг вашего города.

— Сколько времени тебе понадобится, чтобы окружить стеной весь город? — спросил Отец богов.

— Год, о Один, — ответил пришелец.

Один понимал, что, если Асгард окажется за мощной стеной, богам не придется тратить все свое время на его защиту от великанов и тогда он сам сможет пойти к людям, и учить их, и помогать им. И подумал Один: какую бы плату ни запросил пришелец за строительство такой стены, она не будет чрезмерной.

В тот же день пришелец предстал перед Советом богов и поклялся, что ровно через год закончит постройку. Затем Один дал клятву, что боги не откажут пришельцу, чего бы тот ни попросил в награду, если стена будет готова точно в срок.

Пришелец удалился и вернулся на следующее утро, утро первого дня лета. Он не привел с собой никаких помощников, кроме могучего коня.

Сначала боги думали, что конь будет только подтаскивать камни. Но конь делал не только это. Он укладывал камни рядами и скреплял раствором. Днем и ночью, при свете и в темноте трудился гигантский конь, и скоро мощная стена стала подниматься вокруг чертогов, которые строили сами боги.

— Какой награды попросит этот чужак за свои старанья? — спрашивали друг у друга боги.

И вот Один отправился к пришельцу.

— Мы восхищены работой, которую ты и твой конь делаете для нас, — сказал он. — Нет сомнения, что великая стена Асгарда поднимется к первому дню грядущего лета. Какой награды ты требуешь? Мы приготовим ее для тебя.

Пришелец оторвался от своего занятия, предоставив коню громоздить камень на камень.

— О Отец богов, — сказал он, — о Один, в награду за свой труд я прошу у тебя солнце, луну и Фрейю, что пестует цветы и травы. Фрейю — себе в жены.

Услышав это, Один страшно разгневался, ибо непомерную цену заломил пришелец за свою работу. Он пошел к другим богам, занимавшимся в ту пору отделкой сверкающих чертогов внутри великой стены, и возвестил им о требовании пришельца.

— Без солнца и луны мир погибнет, — сказали боги.

— Без Фрейи Асгард погрузится в уныние, — сказали богини.

И решили асы, что лучше оставить стену недостроенной, чем дать пришельцу награду, которой он требует. Но тут слово взял Локи, который был богом-асом лишь наполовину: в нем текла кровь великана Фарбаути.

— Пусть пришелец продолжает строить стену вокруг Асгарда, — сказал Локи, — а уж я исхитрюсь и заставлю его нарушить строгий уговор. Пойдите и скажите ему, что стена должна быть закончена к первому дню лета, но если к этому времени он не уложит последний камень, то не получит ничего.

Боги отправились к пришельцу и объявили ему, что если он не уложит к первому дню лета последний камень, то не получит ни Соль, солнце, ни Мани, луну, ни Фрейю. Теперь-то они смекнули, что пришелец был великаньего племени.

Великан и его гигантский конь принялись работать еще более споро, чем прежде. Ночью, пока великан спал, конь все таскал и таскал камни, поднимая и укладывая их на стену своими могучими передними копытами. И день ото дня стена вокруг Асгарда становилась выше и выше.

Но боги не радовались, видя, как растет вокруг их чертогов мощная стена. Великан окончит работу к первому дню лета и тогда заберет с собой солнце и луну, Соль и Мани, и Фрейю в придачу.

Только Локи не тревожился. Знай себе твердил, что исхитрится и помешает великану выполнить условие, а стало быть, асам не придется приносить ужасную жертву, которой тот потребовал от Одина.

Три дня оставалось до начала лета. Вся стена была готова, за исключением ворот. Над воротами не хватало одного камня. И прежде чем улечься спать, великан наказал коню подтащить поближе громадный каменный брус — утром они укрепят его над проемом и, таким образом, закончат работу на целых два дня раньше срока.

Стояла дивная лунная ночь. Свадильфари, могучий великанов конь, как раз тащил громаднейший камень — ничего более тяжеленного ему еще таскать на приходилось, — когда заметил маленькую кобылку, скачущую галопом прямо к нему. Гигантский конь, в жизни не видавший такой ладненькой кобылки, засмотрелся на нее в восхищении.

— Раб Свадильфари, — бросила ему маленькая кобылка и, вскидывая круп, промчалась мимо.

Свадильфари уронил камень и окликнул маленькую кобылку. Она вернулась.

— Почему ты называешь меня «раб Свадильфари»? — спросил гигантский конь.

— Потому что ты день и ночь должен ломать спину на хозяина, — сказала маленькая кобылка. — Он заставляет тебя работать, работать и работать и никогда не пускает погулять. Ты не осмелишься бросить этот камень и пойти порезвиться со мной.

— Кто тебе сказал, что не осмелюсь? — спросил Свадильфари.

— Я знаю, что не осмелишься! — крикнула маленькая кобылка и, взбрыкнув, побежала по залитой лунным светом луговине.

По правде говоря, Свадильфари устал трудиться день и ночь. А глядя вслед быстро удаляющейся кобылке, он и вовсе почувствовал себя обделенным. Тут кобылка обернулась и, завороженный ее взглядом, Свадильфари припустил за ней.

Кобылку он нагнал не скоро. Она резво неслась впереди него. Летела по залитой светом луны луговине, то и дело оглядываясь на огромного Свадильфари, который тяжелым галопом скакал за нею вдогонку. Кобылка устремилась вниз по склону горы, и Свадильфари, упиваясь свободой, ветром и ароматом цветов, последовал за ней. На рассвете они очутились у входа в пещеру, и маленькая кобылка вбежала внутрь. Тут она позволила Свадильфари себя догнать и неторопливо зашагала рядышком с ним к просвету вдали, развлекая своего огромного спутника рассказами о карликах-цвергах и альвах.

Так они дошли до рощицы и остались там вдвоем. Маленькая кобылка так прелестно заигрывала со Свадильфари, что гигантский конь совсем позабыл о времени. А пока они миловались в рощице, великан метался в поисках своего могучего коня.

Утром он пришел к стене, надеясь водрузить камень на ворота и завершить свой труд. Но камня, который нужно было поднять, поблизости не оказалось. Он кликнул Свадильфари, но конь не явился. Великан бросился искать его. Обшарил весь склон горы до самой подошвы и всю землю вплоть до великаньих владений, но так и не нашел Свадильфари.

Боги увидели, что наступил первый день лета, а стена стоит недостроенная, и сказали друг другу, что, если она не будет достроена к вечеру, им не придется отдавать ни Соль и Мани, ни юную Фрейю великану в жены. Часы летнего дня пробежали, а великан так и не поднял каменный брус на ворота. Вечером он предстал перед богами.

— Твой труд не закончен, — сказал Один. — Ты вынудил нас дать страшное обещание, но теперь мы не обязаны его исполнять. Ты не получишь ни Соль, ни Мани, ни юную Фрейю.

— Если бы стена, которую я построил, не была такой крепкой, я бы снес ее, — сказал великан. Он попытался разрушить один из чертогов, но боги схватили его и выбросили за возведенную им стену.

— Иди и больше не беспокой Асгард, — повелел Один.

Потом в Асгард вернулся Локи. Он поведал богам, как превратился в маленькую кобылку и сманил Свадильфари, великанского коня. И боги-асы сидели в своих золотых чертогах за великой стеной и радовались, что их город теперь в безопасности и никакой враг никогда в него не проникнет. Но Один, Отец богов, восседая на своем престоле, был преисполнен печали. Его удручало, что боги получили стену обманом, что клятвы были нарушены и в Асгарде свершилась несправедливость.

Идунн и ее яблоки Как Локи подверг богов опасности

В Асгарде был сад, а в саду росло дерево, и на этом дереве зрели золотые яблоки. Ты знаешь, любезный друг, что с каждым ушедшим днем мы делаемся старше и приближаемся к тому времени, когда будем согбенными и немощными, седыми и подслеповатыми. Но те, кому выпало счастье каждый день есть золотые яблоки, созревавшие в саду Асгарда, не старели ни на час, потому что яблоки прогоняли старость.

За деревом, на котором спели золотые яблоки, ухаживала богиня Идунн. Дерево не приносило бы плодов, если бы Идунн его не лелеяла. Никто, кроме Идунн, не мог срывать золотые яблоки. Каждое утро она собирала их и складывала в корзину, и каждый день асы и асини приходили в ее сад поесть золотых яблок, чтобы оставаться вечно молодыми.

Идунн никогда не покидала своего сада. От зари до зари порхала она вокруг растений или сидела в своих золотых палатах, выходивших окнами в сад, и от зари до зари слушала, как ее муж Браги рассказывает историю, которой не было конца. Но, увы, пришло время, когда Идунн вместе с золотыми яблоками исчезла из Асгарда, и боги и богини почувствовали приближение старости. Узнай же, как все это случилось, любезный мой друг.

Отец богов Один часто навещал края, где жили люди, чтобы знать, что там творится. Однажды он взял с собой Локи, делателя добра и делателя зла. Долго странствовали они по землям людей и наконец очутились неподалеку от Ётунхейма, страны великанов.

Это была унылая и голая местность. Там не росли даже плодовые деревья, не водились ни птицы, ни звери. Один, Отец богов, и Локи, делатель добра и делатель зла, шли по этому пустынному краю, и голод овладел ими. Но вокруг они не видели ничего съедобного.

Локи, обегав все окрестности, наткнулся наконец на стадо диких быков. Подкравшись к ним, он изловил молодого бычка и убил его. Затем освежевал и разделал тушу. Развел костер и стал жарить мясо на вертеле. Пока мясо жарилось, Один, Отец богов, сидел чуть поодаль, размышляя над тем, что он видел в мире людей.

Локи суетился вокруг костра, подкладывая сучья в огонь. Наконец он позвал Одина, и Отец богов подошел и сел у огня, чтобы подкрепиться.

Но когда мясо сняли с вертела и Один стал его резать, обнаружилось, что оно еще сырое. Отец богов посмеялся над промашкой Локи, и Локи, огорчившись, что так оплошал, опять подвесил мясо над костром и подбросил сучьев в огонь. Немного погодя он вновь снял мясо с вертела и позвал Одина есть.

Один взял мясо, которое поднес ему Локи, и увидел, что оно совсем сырое, будто и не висело над огнем.

— Это твои штучки, Локи? — спросил он.

Но Локи был вне себя от ярости, и Один понял: это не его штучки. Оголодавший Локи бушевал, изливая злобу на мясо и на огонь. Он опять насадил мясо на вертел и добавил сучьев в костер. Каждый час он снимал мясо, уверенный, что оно прожарилось, и всякий раз Один обнаруживал, что мясо такое же сырое, как тогда, когда они впервые сняли его с огня.

Теперь Один догадался, что мясо заколдовано великанами. Он поднялся и пошел своей дорогой, голодный, но сильный. Однако Локи не захотел оставлять свою добычу. Он заявил, что заставит мясо изжариться и, не насытившись, с этого места не уйдет.

Рассвело, и Локи в который раз стал проверять, не готово ли жаркое. Снимая его с огня, он услышал над головой шум крыльев. Посмотрел вверх и увидел могучего орла, самого большого, какой когда-либо парил в поднебесье. Орел кружил и кружил, пока не оказался над головой Локи.

— Что, никак не можешь состряпать себе еду? — крикнул ему орел.

— Никак не могу, — отвечал Локи.

— Я тебе ее состряпаю, если ты со мной поделишься! — закричал орел.

— Тогда спускайся и берись за дело, — сказал Локи.

Орел стал кругами спускаться к огню. Потом захлопал над ним своими огромными крыльями — пламя взметнулось и ослепительно заполыхало. Страшным жаром пахнуло на Локи, так что у него даже дух захватило. Через минуту Локи снял мясо с вертела и убедился, что оно хорошо прожарилось.

— Моя доля, моя доля, дай мне мою долю, — заклекотал орел.

Он опустился на землю и, сцапав огромный кусок, тут же заглотнул его. Потом сцапал еще кусок. Он заглатывал кусок за куском, явно не намереваясь ни с кем делиться.

Когда орел сожрал последний кусок, Локи не на шутку разъярился. Он схватил вертел, на котором жарилось мясо, и ударил им наглую птицу. Раздался звон, будто удар пришелся по железу. Вертел не обломился, а прирос к груди орла. Орел же вдруг взвился в воздух, и Локи, крепко державший свое оружие, взвился вместе с ним.

Прежде чем Локи понял, что случилось, он был уже высоко-высоко в небе и орел нес его к Ётунхейму, стране великанов. Орел кричал:

— Локи, о Локи, наконец-то я тебя поймал. Это ты хитростью лишил моего брата награды за возведение стены вокруг Асгарда. Но теперь, Локи, ты наконец-то в моей власти. Знай же, тебя похитил великан Тьяцци, о Локи, хитроумнейший из обитателей Асгарда.

Так кричал орел, летя с Локи к Ётунхейму, стране великанов. Они пересекли реку, которая отделяет Ётунхейм от Мидгарда, мира людей. И Локи увидел под собою страшную землю, страну льда и скал. Были там исполинские горы, и освещались они не солнцем и луной, а столбами огня, то и дело вырывавшимися из трещин в земле или из горных вершин.

Орел завис над огромной ледяной горой и вдруг стряхнул со своей груди вертел. Локи упал на лед. Орел закричал ему:

— Теперь ты наконец в моей власти, о ты, хитроумнейший из обитателей Асгарда!

Орел оставил Локи на ледяной горе, а сам скрылся в расселине скалы.

Локи чувствовал себя совсем скверно. Холод стоял мертвящий. Умереть от него Локи не мог, так как был из числа обитателей Асгарда и подобная кончина ему не грозила. Локи не мог умереть, но ему казалось, что он прикован к ледяной горе цепями стужи.

Через день к нему явился похититель, уже не в образе орла, а в своем собственном обличье великана Тьяцци.

— Хочешь покинуть эту гору, Локи, — спросил он, — и возвратиться в любезный тебе Асгард? Сладка тебе жизнь в Асгарде, хотя ты бог только наполовину. Твоим отцом, Локи, был великан Фарбаути.

— О, если бы я мог покинуть эту ледяную гору! — возопил Локи, проливая слезы, которые замерзали у него на щеках.

— Ты сможешь покинуть ее, если согласишься заплатить мне выкуп, — сказал Тьяцци. — Ты достанешь мне золотые яблоки, те, что Идунн хранит в своей корзине.

— Я не могу достать для тебя яблоки Идунн, Тьяцци, — ответил Локи.

— Тогда сиди на ледяной горе, — сказал великан Тьяцци и ушел, оставив Локи один на один с чудовищными ветрами, порывы которых были подобны ударам молота.

Когда Тьяцци пришел опять и завел речь о выкупе, Локи сказал:

— Нет способа отобрать у Идунн золотые яблоки.

— Должен быть какой-то способ, о хитроумный Локи, — возразил великан.

— Хотя Идунн очень бережет золотые яблоки, она простодушна, — сказал Локи. — Может быть, я сумею выманить ее за стену Асгарда. Если она пойдет, то возьмет с собой золотые яблоки, потому что не выпускает их из рук, разве только когда дает их богам и богиням.

— Сделай так, чтобы она вышла за стену Асгарда, — потребовал великан. — Если она выйдет за стену, я отниму у нее яблоки. Поклянись мировым древом, что ты выманишь Идунн за стену Асгарда. Поклянись, что сделаешь это, Локи, и я отпущу тебя.

— Клянусь Иггдрасилем, мировым древом, что выманю Идунн за стену Асгарда, если ты снимешь меня с этой ледяной горы, — сказал Локи.

Тогда Тьяцци превратился в могучего орла, подцепил Локи когтями и полетел с ним через поток, отделяющий Ётунхейм, страну великанов, от Мидгарда, мира людей. Там он опустил Локи наземь, и Локи сам пошел в Асгард.

К тому времени Один уже вернулся и рассказал обитателям Асгарда о том, как Локи пытался изжарить заколдованное мясо. Все посмеялись над тем, что, несмотря на свое хитроумие, Локи остался голодным. И когда он вернулся в Асгард хмурый и изможденный, боги решили, что это от голода, и давай над ним подтрунивать. Однако они отвели его в пиршественную залу, накормили лучшими яствами и напоили вином из кубка Одина. Когда пир окончился, обитатели Асгарда, по своему обыкновению, отправились в сад Идунн.

Там, в золотом чертоге, выходившем окнами в сад, сидела Идунн. Если бы она жила в мире людей, каждый при виде этой асини, такой прекрасной и доброй, вспомнил бы о днях собственной невинности. Глаза у нее были голубые, как небо, и улыбалась она так, будто находилась во власти дивных воспоминаний. Корзина с яблоками стояла подле нее.

Каждому богу и каждой богине Идунн дала по золотому яблоку. Каждый съел поднесенное ему яблоко, радуясь мысли, что никогда не станет ни днем старше. Затем Один, Отец богов, произнес руны, славящие Идунн, и обитатели Асгарда, покинув ее сад, разошлись по собственным сверкающим чертогам.

Ушли все, кроме Локи, делателя добра и делателя зла. Локи сидел в саду, созерцая прекрасную и простодушную Идунн. Вскоре она заговорила с ним.

— Почему ты все еще здесь, о мудрый Локи? — спросила Идунн.

— Чтобы получше рассмотреть твои яблоки, — ответил Локи. — Я прикидываю, действительно ли яблоки, которые я видел вчера, такие же золотые, как те, что у тебя в корзине.

— В мире нет таких золотых яблок, как мои, — сказала Идунн.

— Яблоки, которые я видел, золотятся еще ярче, — сказал Локи. — Да и пахнут они лучше, Идунн.

Идунн очень встревожило то, что сообщил ей Локи, которого она считала страшно мудрым. Ее глаза наполнились слезами обиды при мысли, что в мире могут быть яблоки лучше, чем у нее.

— О Локи, — сказала она, — это невозможно. Нет яблок, что золотятся ярче и пахнут лучше, чем те, которые я собираю с дерева в моем саду.

— Тогда пойди и посмотри, — сказал Локи. — Дерево с теми яблоками растет прямо за стеной Асгарда. Ты, Идунн, никогда не покидаешь своего сада и потому не знаешь, что существует в мире. Выйди из Асгарда и посмотри.

— Я пойду, Локи, — сказала Идунн, прекрасная и простодушная.

Идунн вышла за стену Асгарда и отправилась туда, где, по словам Локи, росли яблоки. Но пока она озиралась по сторонам, послышался шум крыльев. Запрокинув голову, Идунн увидела могучего орла, самого большого, какой когда-либо парил в поднебесье.

Она бросилась назад к воротам Асгарда. Тогда огромный орел ринулся вниз. Идунн почувствовала, как ее подняли в воздух и понесли прочь от Асгарда, все дальше и дальше, над долинами Мидгарда, где жили люди, по направлению к скалам и снегам Ётунхейма. Через реку, которая отделяет мир людей от страны великанов, несли Идунн. Наконец орел влетел в расселину скалы, и Идунн очутилась в огромной пещере, освещенной столбами пламени, вырывавшимися из-под земли.

Орел разжал когти, и Идунн опустилась на пол пещеры. Крылья и перья спали с ее похитителя, и она увидела, что это ужасный великан.

— О, зачем ты забрал меня из Асгарда и принес сюда? — запричитала Идунн.

— Чтобы отведать твоих золотых яблок, Идунн, — сказал великан Тьяцци.

— Этого не будет, потому что я не дам их тебе, — сказала Идунн.

— Дай мне попробовать яблок, и я отнесу тебя назад в Асгард.

— Нет, нет, это невозможно. Мне доверили золотые яблоки, чтобы я кормила ими только богов.

— Тогда я отниму у тебя яблоки! — взревел великан Тьяцци.

Он вырвал из ее рук корзину и открыл, но едва дотронулся до яблок, они тотчас сморщились. Тогда он вернул корзину Идунн, ибо теперь понял, что не будет ему никакой пользы от яблок, если она не подаст их своими руками.

— Я не отпущу тебя, пока не получу из твоих рук золотых яблок, — сказал он ей.

Тут бедная Идунн испугалась; все пугало ее — и странная пещера, и огонь, то и дело вырывавшийся из земли, и ужасный великан. Но больше всего ее пугала мысль о беде, которая постигнет обитателей Асгарда, если не будет у них золотых яблок Идунн.

Великан опять пришел к ней. И опять Идунн отказалась дать ему золотых яблок. Так продолжалось изо дня в день: великан являлся в пещеру и донимал бедняжку своими требованиями. И все больше и больше овладевал ею страх, когда она представляла себе, как обитатели Асгарда приходят в ее сад — приходят и, не получая золотых яблок, чувствуют и видят перемену, происходящую и в них самих, и в окружающих.

И действительно, все было так, как представляла себе Идунн. Каждое утро обитатели Асгарда приходили в ее сад — Один и Тор, Хёд и Бальдр, Тюр и Хеймдалль, Видар и Вали, а с ними Фригг, Фрейя, Нанна и Сив. Но некому было срывать яблоки с дерева. И перемена стала происходить в асах и асинях.

Их походка утратила легкость, спины согнулись, глаза больше не искрились, точно капли росы. И когда они смотрели друг на друга, то замечали эту перемену. Старость подступала к обитателям Асгарда.

Они знали, придет время, когда Фригг поседеет и одряхлеет, когда золотые волосы Сив потускнеют, когда Один утратит свой ясный ум, а у Тора не хватит сил поднимать и метать свои громовые стрелы. Опечалились обитатели Асгарда, и казалось им, что свет покинул их сияющий город.

Где Идунн, чьи яблоки вернут асам молодость, силу и красоту? Боги обыскали весь мир людей, но не обнаружили даже ее следа. И вот Один, порывшись в сокровищнице своей мудрости, нашел способ узнать, где спрятана Идунн.

Он призвал двух своих воронов, Хугина и Мунина, двух воронов, которые излетали все небо над землей и над страной великанов и знали все, что было, и все, что будет. Он призвал Хугина и Мунина, и они явились и, опустившись один на левое, а другой на правое его плечо, открыли ему страшные тайны: поведали о Тьяцци и его желании заполучить золотые яблоки, которые вкушали обитатели Асгарда, и о том, как Локи обманул Идунн, прекрасную и простодушную.

Все, что Один узнал от воронов, он рассказал на Совете богов. Тогда богатырь Тор отправился к Локи и скрутил его. Оказавшись в руках могучего бога, Локи прохрипел:

— Что ты хочешь со мною сделать, о Тор?

— Я сброшу тебя в бездонную пропасть и поражу громом! — взревел могучий бог. — Это ты подстроил, чтобы Идунн вышла из Асгарда!

— О Тор, — взмолился Локи, — не сокрушай меня своим громом. Позволь мне остаться в Асгарде. Я постараюсь вызволить Идунн.

— Боги порешили, — сказал Тор, — что ты, хитроумный, отправишься в Ётунхейм и выкрадешь Идунн у великанов. Иди, или я низвергну тебя в пропасть и поражу громом.

— Иду, — отозвался Локи.

У Фригг, жены Одина, Локи одолжил соколиное оперение. Надел его и полетел в Ётунхейм в обличье сокола.

В Ётунхейме он разыскал дочь Тьяцци, Скади. Спустился к девушке-великанше и позволил поймать себя и приручить. И вот однажды Скади отнесла его в пещеру, где томилась Идунн, прекрасная и простодушная.

Увидев Идунн, Локи понял, что половина дела сделана. Теперь ему оставалось вывести асиню из Ётунхейма и доставить в Асгард. И он взмыл к высоким сводам пещеры. Скади посокрушалась, что ее питомец исчез, но перестала искать и звать и ушла.

Тогда Локи, делатель добра и делатель зла, слетел к Идунн и заговорил с ней. Идунн, узнав одного из обитателей Асгарда, заплакала от радости.

Локи объяснил ей, что нужно делать. Данною ему колдовской силой он превратил асиню в воробья. Но прежде она вынула из своей корзины золотые яблоки и разбросала так, чтобы великан не смог их найти.

Скади, вернувшись к пещере, заметила, как оттуда вылетели сокол и воробей. Она позвала отца, и великан тотчас понял, что сокол — это Локи, а воробей — Идунн. Он принял обличье могучего орла. К тому времени воробей и сокол уже скрылись из виду, но Тьяцци, зная, что способен лететь быстрее их, устремился в сторону Асгарда.

Вскоре он их увидел. Они напрягали последние силы, но с каждым взмахом огромных крыльев орел приближался к ним. Обитатели Асгарда, стоя на стене, наблюдали, как громадный орел преследует сокола и воробья, и, конечно же, догадались, что это Тьяцци гонится за Локи и Идунн.

Все ближе орел, все ближе, вот-вот настигнет сокола и воробья! Обитатели Асгарда испугались, ведь, того и гляди, Идунн опять станет пленницей великана Тьяцци. И они развели на стене огромный костер, твердо зная, что Локи сумеет проложить себе и Идунн путь сквозь пламя, а Тьяцци не сумеет.

Сокол и воробей летели прямо к костру. Локи, ведя за собой Идунн, проскользнул между языками пламени. А Тьяцци, подлетев к огню и не найдя лазейки, только опалил себе крылья. Он свалился со стены, и там настигла его смерть, которую впоследствии ставили в заслугу Локи.

Так Идунн была возвращена в Асгард. И опять сидела она в золотом чертоге окнами в сад, опять собирала золотые яблоки с дерева, за которым ухаживала, опять раздавала их обитателям Асгарда. И походка асов и асинь вновь обрела легкость, глаза вновь заискрились, щеки зарумянились. Старость отступила от них, молодость вернулась. Свет и радость вновь наполнили Асгард.

Золотые волосы Сив Как Локи натворил в Асгарде бед

Все, кто обитал в Асгарде, — асы и асини, что были богами и богинями, и ваны, что были друзьями богов и богинь, — гневались на Локи. И не удивительно, ведь это он помог великану Тьяцци похитить Идунн и ее золотые яблоки. Но да будет вам известно, что их бурный гнев вызвал у Локи желание еще как-нибудь им насолить.

И вот однажды ему представился такой прекрасный случай напакостить, что сердце его возликовало. Сив, жена Тора, заснула под открытым небом, на траве, в море дивных золотых волос. Локи знал, как сильно Тор любил эти золотые волосы и как, дорожа любовью Тора, берегла их Сив. Вот она — возможность сделать большую гадость. Улыбаясь, Локи достал ножницы и срезал сверкающие волосы, прядочку за прядочкой, завиток за завитком. Сив не проснулась и не ведала, что лишилась своего сокровища. А Локи не оставил на голове богини ни единого волоска.

Тор тем временем был в отлучке. Вернувшись в город, он направился к себе домой. Сив, его жена, не вышла ему навстречу. Он позвал ее, однако не услышал в ответ радостного отклика. Чертоги всех богов и богинь обошел Тор, но нигде не встретил он Сив, своей златовласой жены.

Возвращаясь домой, Тор вдруг услыхал шепот: кто-то произнес его имя. Он остановился, и тогда из-за камня выскользнула фигура, закутанная в покрывало. Тор едва узнал свою жену Сив. Он устремился к ней, а она стояла и судорожно всхлипывала.

— О Тор, супруг мой, — проговорила она, — не смотри на меня. Я стыжусь твоего взгляда. Я уйду из Асгарда, из семьи богов и богинь, и спущусь в Свартхейм, к карликам-цвергам. Я не в силах показаться на глаза обитателям Асгарда.

— О Сив, — воскликнул Тор, — что же с тобой случилось?

— Я потеряла свои волосы, — молвила Сив, — дивные золотые волосы, которые ты, Тор, так любил. Ты не станешь больше любить меня, поэтому я должна уйти, спуститься в Свартхейм, к карликам. Я теперь такая же уродина, как и они.

Тут Сив сбросила с головы покрывало, и Тор увидел, что ее чудесные волосы исчезли. Она стояла перед ним, исполненная стыда и скорби, и в груди его закипел могучий гнев.

— Кто сотворил это с тобой, Сив? — вопросил Тор. — Я Тор, сильнейший из обитателей Асгарда, и я добьюсь, чтобы могущество богов вернуло тебе твою красу. Идем со мною, Сив.

И, взяв жену за руку, Тор повел ее в Зал Совета, где находились боги и богини.

Сив накинула на голову покрывало, не желая, чтобы асы и асини видели ее остриженную голову. Но по яростному блеску в глазах Тора все догадались, что обида, нанесенная Сив, очень велика. Тут Тор поведал об исчезновении ее дивных волос. Ропот пробежал по Залу Совета.

— Это дело рук Локи, никто другой в Асгарде не совершит столь позорного поступка, — говорили асы друг другу.

— Да, это дело рук Локи, — сказал Тор. — Он спрятался, но я найду его и убью.

— Нет, так не годится, Тор, — возвысил голос Один, Отец богов. — Нет, ни один из обитателей Асгарда не может убить другого. Я призову Локи сюда, и ты сам заставишь его — ведь Локи хитроумен и способен на многое — вернуть Сив красу ее золотых волос.

И тогда клич Одина, клич, которому все в Асгарде обязаны были повиноваться, полетел по городу богов. Локи услышал его и вынужден был покинуть свое укрытие и войти в чертог, где боги держали совет. Посмотрел он на Тора — и увидел ярость в его глазах, посмотрел на Одина — и увидел суровость в лике Отца богов; и понял Локи, что придется ему расплачиваться за оскорбление, которое он нанес Сив.

— Верни Сив красу ее волос, Локи, — повелел Один.

Локи посмотрел на Одина, посмотрел на Тора и понял, что это веление должно исполнить. Быстрый его ум начал искать способ вернуть Сив ее красу.

— Я сделаю, как ты велишь, Всеотец, — сказал он.

Но прежде чем поведать, как Локи возвратил Сив красу ее золотых волос, нужно рассказать о том, что существовало тогда в мире, кроме богов и богинь. Во-первых, были ваны. Когда боги-асы пришли на гору строить Асгард, там уже обитали другие создания. В отличие от великанов, они были пригожие и дружелюбные. Их то и звали ванами.

При всей своей пригожести и дружелюбии ваны не задавались вопросом, как сделать мир прекраснее и счастливее. Этим они отличались от асов, которые только о том и помышляли. Асы заключили с ванами мир, и стали они жить в согласии. Ваны создавали вещи, помогавшие асам делать мир прекраснее и счастливее. Фрейя, которую великан хотел забрать вместе с солнцем и луною в награду за возведение стены, принадлежала к ванам. Ванами были также Фрейр, брат Фрейи, и Ньёрд, их отец.

Внизу, на земле, обитали иные существа — легкие альвы, которые плясали и порхали, ухаживая за деревьями, цветами и травами. Ванам было дозволено править альвами. А под землей, в пещерах и рудниках, обитало другое племя — карлики, или цверги, маленькие сморщенные создания, злые и уродливые, но не существовало в мире равных им искусников-мастеров.

В те дни, когда и асы и ваны отворачивались от Локи, он часто спускался в Свартхейм, подземное обиталище карликов. И теперь, получив повеление вернуть Сив красу ее волос, Локи подумал о помощи, какую могут оказать ему цверги.

Все ниже и ниже спускался он извилистыми подземными ходами и наконец пришел туда, где в кузницах работали карлики, водившие с ним дружбу. Все карлики были искусными кузнецами, и Локи застал своих друзей за работой. Они орудовали молотами и схватами, придавая металлам причудливые формы. Некоторое время Локи наблюдал за ними, присматриваясь к изделиям, которые рождались у них под руками. Первым было копье таких совершенных пропорций и выделки, что даже самый неумелый метатель не послал бы его мимо цели. Вторым был корабль, который мог плавать по самому бурному морю, а сложенный, умещался в любом кармане. Копье называлось Гунгнир, а корабль — Скидбладнир.

Локи завел с карликами приветливый разговор, восхваляя их работу и суля им всякую всячину, о которой те мечтали и которую могли получить только в Асгарде. Долго он говорил с ними, и в конце концов маленькие уродцы возомнили, что весь Асгард будет принадлежать им.

И вот Локи сказал им:

— Найдется ли у вас слиток чистого золота, чтобы выковать нити, и не простые, а столь же тонкие, как волосы Сив, жены Тора? Одним только цвергам под силу создать такое чудо. А вот и слиток золота. Откуйте из него тончайшие нити, и сами боги позавидуют вашему искусству.

Польщенные речами Локи, карлики-кузнецы взяли слиток чистого золота и бросили в огонь. Затем, вытащив его и положив на наковальню, они принялись стучать по нему крошечными молоточками, пока не разбили на нити, тонкие, как волоски. Но этого было недостаточно. Волосы Сив по тонкости не имели себе равных на свете. Карлики все обстукивали и обстукивали нити, пока те не стали точь-в-точь как волосы Сив. Нити сверкали, будто солнце, а когда Локи поднял их над головой, они так и заструились к земле. До того воздушной оказалась золотая паутина, что ее можно было зажать в кулаке, и до того легкой, что даже птичка не ощутила бы ее веса.

Тогда Локи опять стал превозносить карликов, а уж сколько всего наобещал — не счесть! Всех цвергов очаровал, хотя были они народцем неприветливым и подозрительным. А перед уходом попросил у них копье и корабль, на которые сразу положил глаз, — копье Гунгнир и корабль Скидбладнир. Карлики отдали ему эти сокровища, хотя спустя некоторое время сами дивились, как могли с ними расстаться.

Локи помчался обратно в Асгард, вошел в Зал Совета, где собрались асы и асини, и веселой улыбкой встретил суровый взгляд Одина и гневный взгляд Тора.

— Прочь покрывало, о Сив! — вскричал он.

И, когда бедная Сив скинула покрывало, он возложил на ее остриженную голову чудесную золотую паутину, которую держал в кулаке. По ее плечам заструилось золото, невесомое, мягкое и сверкающее, как собственные ее волосы. И все асы и ваны, и все их прекрасные жены, глядя на Сив, вновь окруженную золотым ореолом, рассмеялись и захлопали в ладоши от радости. А золотые нити приросли к голове Сив навечно.

Как Брокк наказал Локи

И тут Локи, желая опять расположить к себе асов и ванов, извлек сокровища, которые выманил у карликов, — копье Гунгнир и корабль Скидбладнир. Асы и ваны ахнули от изумления при виде диковинных изделий. Локи преподнес копье Одину, а господину ванов Фрейру отдал корабль Скидбладнир.

Весь Асгард ликовал, что столь чудесные и столь полезные вещи достались его обитателям. А Локи, вручивший эти дары с большой важностью, сказал хвастливо:

— Никто, кроме карликов, работающих на меня, не умеет делать ничего подобного. Есть и другие карлики, но они столь же неуклюжи, сколь безобразны. Лишь те карлики, что служат мне, в состоянии творить чудеса.

Тут Локи хватил через край. Карликов-мастеров было много, и один из них находился в Асгарде. Не замеченный Локи, он стоял в тени трона Одина, прислушиваясь ко всему, что говорилось. Внезапно он подскочил к Локи. Его маленькое уродливое тельце сотрясалось от гнева. Это был Брокк, самый злопамятный из карликов.

— Ты мерзкий бахвал, Локи, — прорычал он, — все твои слова лживы. Синдри, мой брат, не унизится до того, чтобы служить тебе, а он лучший кузнец Свартхейма.

Асам и ванам стало смешно, что карлик Брокк оборвал Локи в разгар его хвастовства. Сам же Локи рассвирепел.

— Молчи, цверг, — гаркнул он, — твой брат узнает, что такое кузнечное дело, когда пойдет к цвергам, которые водят дружбу со мной, и кой-чему у них поучится.

— Поучится у цвергов, которые водят дружбу с тобой! Моему брату Синдри учиться у цвергов, которые водят дружбу с тобой! — взревел Брокк еще яростней прежнего. — Асы и ваны и не взглянули бы на те безделки, что ты принес из Свартхейма, если б увидели изделия моего брата Синдри.

— Когда-нибудь мы испытаем твоего брата Синдри и проверим, на что он способен, — сказал Локи.

— Испытайте сейчас же, испытайте сейчас же! — вскричал Брокк. — Ставлю мою голову против твоей, Локи, что его работа заставит обитателей Асгарда посмеяться над твоим бахвальством.

— Принимаю твое условие, — ответил Локи. — Моя голова против твоей. С радостью посмотрю, как твоя безобразная башка слетит с твоих горбатых плеч.

— Асы решат, будет ли работа моего брата Синдри лучшим произведением кузнецов Свартхейма. И они проследят, чтобы ты, Локи, расплатился своей головой. Вы согласны быть судьями, о обитатели Асгарда?

— Да, согласны, — сказали асы.

Засим, все еще кипя от ярости, карлик Брокк спустился в Свартхейм, туда, где работал его брат.

В своей раскаленной кузнице Синдри вертелся между мехами, наковальней и молотами в окружении гор металла — золота, серебра, меди и железа. Брокк поведал ему, как поспорил с Локи на голову, что Синдри может создать более удивительные вещи, чем копье и корабль, которые Локи принес в Асгард.

— Ты сказал правду, брат мой, — молвил Синдри, — и не проиграешь своей головы. Но мы вдвоем должны потрудиться над тем, что я собираюсь выковать. Твоя задача — поддерживать огонь, чтобы он горел ровно-ровно, не взвиваясь и не опадая ни на мгновение. Если ты сумеешь выполнить мое указание, мы сотворим чудо. Теперь, брат, крепко держи рукоять мехов и не спускай глаз с огня.

С этими словами Синдри бросил в огонь не металлическую болванку, а кабанью шкуру. Брокк раздувал мехи, следя за тем, чтобы огонь горел ровно-ровно. И в жарком пламени кабанья шкура распухла, приняв диковинную форму.

Но тут случилось непредвиденное! В кузницу влетел слепень, сел Брокку на руку и пребольно ужалил. Карлик вскрикнул, но продолжал орудовать мехами, поддерживая огонь, так как догадался, что слепень этот — Локи и что Локи хочет испортить изделие Синдри. Вновь слепень впился ему в руку словно раскаленными клещами, но Брокк, превозмогая боль, раздувал и раздувал мехи, так что пламя не взвивалось и не опадало ни на мгновение.

Синдри подошел, заглянул в огонь и произнес над распухшей шкурой заклинание. Слепень улетел. Синдри велел брату отдохнуть, а сам вынул форму, что образовалась в огне, и обработал ее молотом. Это и вправду было чудо — вепрь, весь золотой, который мог летать по воздуху, излучая свет каждой щетинкой. Брокк, позабыв о жгучей боли, вскрикнул от радости:

— Это величайшее из чудес! Обитатели Асгарда наверняка признают поражение Локи. Я получу голову Локи! Я получу голову Локи!

Но Синдри возразил ему:

— Вепрь Золотая Щетина не может превзойти ни копье Гунгнир, ни корабль Скидбладнир. Нужно создать нечто более удивительное. Раздувай мехи, как раньше, брат, и не позволяй пламени ни опадать, ни взвиваться ни на мгновение.

Взяв слиток золота, который сверкал так ярко, что освещал темную пещеру, где работали карлики, Синдри бросил его в огонь. Потом он отошел за каким-то орудием, оставив Брокка у мехов.

И опять прилетел слепень. Брокк заметил его, лишь почувствовав укус. Слепень жалил и жалил его в шею, пока у Брокка не сперло дыхание. Однако ж он продолжал раздувать мехи, так что пламя не взвивалось и не опадало ни на мгновение. Когда подошел Синдри и заглянул в огонь, Брокк только хватал ртом воздух, не в силах выдавить из себя ни слова.

Синдри вновь произнес заклинание над золотом, плавившимся в огне, извлек его из жара и принялся выделывать на главной наковальне, а в скором времени показал Брокку нечто вроде кольца из солнечных лучей.

— Это дивное кольцо, брат мой, — сказал он. — Кольцо на правую руку бога. И оно таит в себе чудеса. Каждую девятую ночь из него будут возникать восемь подобных ему колец, потому что это Драупнир, кольцо приумножения.

— Одину, Отцу богов, отдам я это кольцо, — проговорил оживший Брокк. — И Один поневоле признает, что в Асгард еще не доставляли ничего столь удивительного и столь полезного богам. О Локи, хитроумный Локи, я получу твою голову вопреки всем твоим уловкам.

— Не спеши, брат, — остудил его восторг Синдри. — Мы неплохо потрудились. Но куда совершеннее должно быть то, что заставит обитателей Асгарда отдать тебе голову Локи. Работай, как прежде, брат, и не позволяй пламени ни взвиваться, ни опадать ни на мгновение.

На сей раз Синдри бросил в огонь железную болванку и отошел, чтобы взять молот для ковки. Брокк по-прежнему раздувал мехи, но дрожал всем телом в предчувствии укуса слепня. Только его руки оставались тверды.

Карлик увидел, как слепень ворвался в кузницу, и вскрикнул, когда тот закружился вокруг него, примериваясь, куда бы ужалить посвирепее. Он сел Брокку на лоб, прямо между бровей. От первого укуса у карлика из глаз посыпались искры. От второго укуса кровь отхлынула от головы Брокка. Тьма объяла пещеру. Брокк не выпускал рукояти мехов, но не мог определить, ровно ли горит пламя. Он закричал, и Синдри поспешил к нему.

Синдри произнес заклинание над изделием, лежавшим в огне, и вытащил его.

— Еще мгновение, — проговорил он, — и это было бы поистине совершенное творение. Но поскольку ты позволил пламени на мгновение опасть, оно не так хорошо, как могло бы быть.

Синдри положил предмет, выплавившийся в огне, на главную наковальню и начал ковать. Когда к Брокку вернулось зрение, он увидел огромный молот, весь из железа. Только вот рукоять казалась коротковатой. Так вышло потому, что, пока молот выплавлялся, пламя на мгновение опало.

— Это молот Мьёлльнир, — сказал Синдри, — самое великое из того, что я способен сделать. Все в Асгарде должны возликовать при виде моего молота. Только Тору будет по силам справиться с ним. Теперь я не боюсь приговора, который вынесут обитатели Асгарда.

— Обитатели Асгарда должны признать наше превосходство! — закричал Брокк. — Признать наше превосходство и отдать мне голову Локи, моего мучителя.

— Никогда в Асгард не приносили более чудесных и более полезных даров, — сказал Синдри. — Твоя голова спасена, и ты сможешь получить голову Локи, который нас оскорбил. Принеси ее сюда, и мы бросим ее в огонь в кузнице.

Асы и ваны сидели в Зале Совета, когда перед ними появился Брокк во главе толпы карликов, тащившей предметы огромной тяжести. Брокк и его прислужники окружили трон Одина и застыли, ожидая речи Отца богов.

— Мы знаем, зачем вы пришли из Свартхейма в Асгард, — сказал Один. — Вы принесли чудесные вещи, полезные для обитателей Асгарда. Покажи их нам, Брокк. Если они чудеснее и полезнее, чем копье Гунгнир и корабль Скидбладнир, которые принес из Свартхейма Локи, мы присудим победу тебе.

Тогда Брокк велел карликам, которые ему прислуживали, показать обитателям Асгарда первое из чудес, сотворенных Синдри, и они вынесли вперед вепря Золотая Щетина. Вепрь стал летать по Залу Совета, оставляя за собой светящийся след. Обитатели Асгарда кивали и говорили друг другу, что это воистину диковина. Но ни один не сказал, что вепрь Асгарду нужнее копья, которое всегда поражает цель, каким бы неумелым ни был метатель, или корабля Скидбладнира, который может плавать по самому бурному морю, а сложенный умещается в любом кармане. Никто не сказал, что Золотая Щетина лучше этих сокровищ.

Фрейру, господину ванов, отдал Брокк чудесного вепря.

Затем цверги-слуги вынули кольцо, сверкавшее как солнце. Все восхищались благородным кольцом. А узнав, что каждую девятую ночь из этого кольца возникают восемь подобных ему золотых колец, обитатели Асгарда в один голос провозгласили, что Драупнир, кольцо приумножения, настоящее диво. Брокк торжествующе посмотрел на Локи, который стоял, стиснув зубы.

Одину, Отцу богов, отдал Брокк благородное кольцо.

Затем он велел карликам-слугам положить перед Тором молот Мьёлльнир. Тор поднял молот и с зычным кликом взмахнул им над головой. Как только обитатели Асгарда узрели Тора с молотом Мьёлльниром в руках, глаза у них загорелись, а с уст сорвался крик:

— Чудо, воистину чудо! Никто не устоит перед Тором, нашим богатырем, если у него в руках будет такой молот. Никогда Асгард не видел более великого творения, чем молот Мьёлльнир.

Тогда Один, Отец богов, сидя на своем троне, изрек приговор:

— Молот Мьёлльнир, который цверг Брокк принес в Асгард, — самый удивительный и самый полезный для богов дар. В руках Тора он может крушить горы и отбрасывать великанье племя от стен Асгарда. Цверг Синдри превзошел мастеров, создавших копье Гунгнир и корабль Скидбладнир. Это окончательный приговор.

Оскалив кривые зубы, Брокк посмотрел на Локи и закричал:

— Теперь, Локи, отдавай мне свою голову!

— Не проси этого, — сказал Один. — Требуй любого другого наказания для Локи за то, что он насмехался над тобой и изводил тебя. Пусть он заплатит тебе столько, сколько в состоянии заплатить.

— Ну уж нет, так не пойдет, — взвизгнул Брокк. — Вы, обитатели Асгарда, выгораживаете друг друга. А как же я? Локи взял бы мою голову, если бы выиграл. Он проиграл мне свою голову. Велите ему стать на колени, и я отсеку ее.

Локи вышел вперед, улыбаясь сжатыми губами.

— Я стану перед тобой на колени, цверг, — сказал он. — Бери мою голову. Но смотри не прикасайся к шее. Насчет шеи уговора не было. Я попрошу обитателей Асгарда покарать тебя, если ты ее заденешь.

Брокк с рычанием отпрянул.

— Таково решение богов? — спросил он.

— Ты заключил гнусную сделку, Брокк, — сказал Один, — и должен мириться со всеми ее гнусными последствиями.

Брокк в гневе посмотрел на Локи и, увидав, что губы его растянуты в улыбке, совсем рассвирепел и даже затопал ногами. Потом он подошел к Локи и сказал:

— Я не могу взять твою голову, зато могу кое-что сделать с твоими губами, которые насмехаются надо мной.

— Что же ты сделаешь, цверг? — спросил Тор.

— Я сошью губы Локи, — прошипел Брокк, — чтобы он больше не мог никого язвить своими речами. Вы, обитатели Асгарда, мне этого не запретите. Стань на колени, о Локи.

Локи обвел взглядом обитателей Асгарда и понял по их лицам, что ему придется склониться перед карликом. Нахмурив брови, он опустился на колени.

— Сожми губы, Локи, — приказал Брокк.

Локи, сверкая глазами, сжал губы. Вынув из-за пояса шило, Брокк проткнул своему врагу губы, потом достал ремень и сшил их.

— О Локи, — с торжеством сказал мстительный карлик, — ты похвалялся, что цверги, работавшие на тебя, более искусные мастера, чем мой брат Синдри. Тебя уличили во лжи. Теперь ты долго не сможешь похваляться.

Затем карлик Брокк величественной поступью покинул Зал Совета и Асгард, а карлики-слуги вереницей последовали за ним. Все ниже спускались карлики подземными ходами, распевая песнь о торжестве Брокка над Локи. И история о том, как Синдри и Брокк одержали победу, долго передавалась в Свартхейме из уст в уста.

А в Асгарде теперь, когда рот Локи был зашит, воцарились мир и покой. И никто из асов и ванов не жалел, что Локи вынужден бродить в молчании, понурив голову.

Как Фрейя получила ожерелье и как она потеряла любимого

Да, бессловесный Локи бродил по Асгарду, понурив голову, и обитатели Асгарда говорили друг другу:

— Это отучит Локи строить козни.

Не знали они, что прежние проделки Локи посеяли семена зла и что семена эти должны взойти и принести горе прекрасной дочери ванов Фрейе, той, которую великан хотел забрать вместе с солнцем и луною в награду за возведение стены вокруг Асгарда.

Фрейя тоже видела диковины, которые Локи принес в Асгард, — золотые нити, что стали волосами Сив, и Фрейрова вепря, излучавшего в полете свет каждой щетинкой. Ослепленная блеском золота, она возмечтала о том, чтобы самой обладать подобными сокровищами. И частенько думалось ей: «Какие дивные драгоценности могли бы дать мне три великанши, если б я решилась пойти на вершину той горы, где они живут».

Задолго до этого, — когда стена вокруг города еще не была построена, когда боги воздвигли только свои двенадцать престолов, чертог для Одина и чертог для богинь, — в Асгард явились три великанши.

Явились они после того, как боги поставили кузницу и начали обрабатывать металл для отделки своих жилищ. А металлом этим было чистое золото. Из золота выстроили они Глядсхейм, чертог Одина, из золота изготовляли всю домашнюю утварь. В тот золотой век боги раскидывали золото куда попало. И ничто не омрачало их счастья — ни тень, ни дурное предзнаменование.

Но у трех великанш боги научились ценить и прятать золото. Они больше не играли в него. И блаженная невинность первых дней покинула их.

В конце концов три великанши были изгнаны из Асгарда. Боги перестали бредить золотом, и выстроили свой город, и укрепили его.

А теперь Фрейя, прекрасная юная дочь ванов, только и думала что о великаншах и дивных золотых вещицах, которые они непрерывно пересыпали с ладони на ладонь. Но Оду, своему супругу, она не поверяла этих дум, потому что Од более всех других обитателей Асгарда сожалел о днях блаженной невинности, когда золото не прятали и не ценили. Од не позволил бы Фрейе приблизиться к вершине горы, где стоял высокий трон трех великанш.

Но Фрейю преследовала мысль о золотых вещицах, которыми они владели. «Как Од узнает, что я ходила к ним? — твердила она себе. — Никто ему не скажет. И что в этом страшного, если я схожу к ним и получу в подарок какое-нибудь украшение? Я ведь не буду любить Ода меньше из-за того, что один раз поступлю по-своему».

И вот однажды, когда Од, ее муж, возился с их маленькой дочуркой Хнос, она выскользнула из своего чертога, покинула Асгард и спустилась на землю. Там она некоторое время ухаживала за цветами, что было ее обязанностью, и наконец решилась спросить альвов, где находится гора, на которой сидят три великанши.

Альвы побоялись дать ей ответ, хоть она и была их владычицей. Она оставила их и крадучись спустилась в пещеры карликов-цвергов. И карлики показали ей дорогу к трону великанш, но сначала обидели ее и унизили.

— Мы покажем тебе дорогу, если ты побудешь здесь, с нами, — сказал один из карликов.

— Сколько времени вы хотите продержать меня здесь? — спросила Фрейя.

— До тех пор, пока в Свартхейме не прокричат петухи, — загалдели карлики, окружив ее плотным кольцом. — Нам хочется насладиться обществом одной из небожительниц.

— Хорошо, я побуду с вами, — уступила Фрейя.

Тогда один из карликов приблизился, обхватил ее за шею и чмокнул своими погаными губами. Фрейя попыталась вырваться, но карлики не отпускали ее.

— Теперь ты не можешь уйти от нас, пока в Свартхейме не прокричат петухи, — заявили они.

Один за другим карлики обнимали Фрейю и целовали, усаживаясь рядом с ней на груду шкур. Когда она заплакала, они прикрикнули на нее и побили. А самый чудовищный карла, придя в бешенство оттого, что она отвратила уста от его мерзких губищ, искусал ей руки. Вот какие ужасы терпела Фрейя в Свартхейме, пока не прокричали петухи.

На рассвете цверги указали ей гору, на вершине которой восседали, обозревая мир людей, три изгнанные из Асгарда великанши.

— Что ты желаешь получить от нас, жена Ода? — спросила великанша по имени Гулльвейг.

— Увы! Теперь, когда я нашла вас, я понимаю, что не должна просить ни о чем, — отвечала Фрейя.

— Говори, дочь ванов, — сказала вторая великанша.

Третья не промолвила ничего, но открыла ладонь, на которой лежало золотое ожерелье самой причудливой выделки.

— Какое оно сверкающее! — воскликнула Фрейя. — Вы сидите в тени, о женщины, но это ожерелье озаряет своим светом все вокруг. О, как бы я была счастлива носить его!

— Это Брисингамен, ожерелье Брисингов, — сказала та, что звалась Гулльвейг.

— Оно твое, носи его, жена Ода, — сказала та, которая держала ожерелье в руках.

Фрейя взяла сверкающее ожерелье и надела его на шею. Она была не в силах поблагодарить великанш, потому что заметила в их глазах зловещий огонь, но она поклонилась им и спустилась с горы, на которой они восседали, обозревая мир людей.

Вскоре она наклонила голову, рассмотрела Брисингамен, ожерелье Брисингов, и ее печаль как рукой сняло. Ведь ожерелья краше этого не существовало на свете! Ни у одной асини, ни у одной из дочерей ванов не было столь восхитительного украшения. Оно очень шло ей, и Од, подумала она, простит ее, увидев, какой прекрасной и какой счастливой сделало ее ожерелье Брисингов.

Фрейя поднялась с цветочного ложа, рассталась с легкими альвами и устремилась в Асгард. Все, кто приветствовал ее, долго и с изумлением взирали на дивное ее сокровище. А в глазах богинь вспыхивал завистливый огонек при виде ожерелья Брисингов.

Но Фрейя ни с кем словом не перекинулась: она спешила к своему чертогу. Сейчас она покажется Оду и завоюет его прощение. Фрейя вбежала в свои сверкающие палаты и позвала мужа. Ответа не последовало. Ее дочка, малютка Хнос, играла одна на полу. Фрейя взяла ее на руки, но девочка заплакала и отвернулась от ожерелья Брисингов.

Богиня опустила Хнос на пол и опять принялась искать Ода. Его не было ни в одном из покоев. Она обошла чертоги всех обитателей Асгарда, расспрашивая о нем. Но никто не знал, куда он исчез. В конце концов Фрейя вернулась домой и стала ждать возвращения Ода. Но Од не приходил.

Вместо него пришла супруга Одина, царственная Фригг.

— Ты ждешь Ода, своего мужа, — сказала Фригг. — Увы, позволь открыть тебе, что Од сюда не вернется. Он исчез, когда ради блестящей побрякушки ты совершила то, что сделало его несчастным. Он ушел из Асгарда, и никто не знает, где его искать.

— Я буду искать его за пределами Асгарда! — вскричала Фрейя.

Она больше не плакала, только взяла малютку Хнос и передала ее Фригг, а затем взошла на свою повозку, запряженную парой кошек, и покатила из Асгарда на землю, в Мидгард, на поиски своего любимого.

Год за годом странствовала Фрейя по земле, разыскивая пропавшего Ода. Она добралась до самых пределов мира людей, откуда виднелся Ётунхейм, где жил великан, который хотел забрать ее вместе с солнцем и луной в награду за возведение стены вокруг Асгарда. Но нигде, от конца радужного моста Биврёста, соединявшего Асгард с землей, до границ Ётунхейма, не нашла она следа своего мужа Ода.

Наконец она повернула повозку к Биврёсту, радужному мосту, что протянулся от Мидгарда, земли, до Асгарда, селения богов. Хеймдалль, страж богов, охранял радужный мост. К нему и направилась Фрейя с трепетной надеждой в груди.

— О Хеймдалль, — крикнула она, — о Хеймдалль, страж богов, отзовись и скажи, если знаешь, где скрывается Од!

— Од в тех уголках, куда не заглянул ищущий. Од в тех уголках, откуда ушел ищущий. Тот, кто ищет Ода, никогда его не найдет, — сказал Хеймдалль, страж богов.

Фрейя стояла на Биврёсте и плакала. Фригг, царственная богиня, услышала всхлипывания и вышла из Асгарда утешить ее.

— Ах, чем ты можешь утешить меня, Фригг? — рыдала Фрейя. — Чем ты можешь утешить меня, если тот, кто ищет Ода, никогда его не найдет?

— Посмотри, как выросла твоя дочурка Хнос, — молвила Фригг.

Фрейя подняла глаза и увидела на радужном мосту Биврёсте прекрасную девушку. Она была юнее любой из дочерей асов и ванов, а лицо ее и фигура отличались таким совершенством, что все сердца таяли при виде ее.

И Фрейя утешилась в своей утрате. Она последовала за Фригг по Биврёсту, радужному мосту, и опять вступила в город богов. Вместе с дочерью Хнос стала жить Фрейя в собственном чертоге в Асгарде.

Она по-прежнему носила на шее Брисингамен, ожерелье Брисингов, отнявшее у нее Ода. Но теперь она носила его не для красы, а в напоминание о содеянном зле. Проливаемые ею слезы падали на землю золотым дождем. И поэты, знавшие ее историю, прозвали ее Плачущей Красавицей.

Как Фрейр завоевал Герд, девушку-великаншу, и как он потерял свой волшебный меч

Фрейр, господин ванов, очень соскучился по своей сестре, которая надолго исчезла из Асгарда, и ему захотелось хоть мельком взглянуть на нее. (Надобно вам знать, что случилось это как раз тогда, когда Фрейя странствовала по свету в поисках мужа, пропавшего Ода.) А в Асгарде существовало место, откуда можно было обозревать мир и видеть всех, кто скитался по его дорогам. Это была башня Одина — Хлидскьяльв.

Высоко в небесную лазурь возносилась эта башня. Фрейр отправился туда, точно зная, что Одина Всеотца на Хлидскьяльве нет. Только Гери и Фреки, два волка, которые во время пиршеств лежали у ног Одина, заступили Фрейру дорогу в башню. Но Фрейр заговорил с Гери и Фреки на языке богов, и волкам Одина пришлось его пропустить.

Но, поднимаясь по ступенькам внутри башни, Фрейр, господин ванов, понимал, что искушает судьбу. Ибо никто из высших богов — ни Тор, защитник Асгарда, ни Бальдр, любимец асов, — никогда не взбирался на вершину этой башни и не садился на престол Всеотца. «Но мне достаточно хоть одним глазком взглянуть на сестру, — говорил себе Фрейр. — И со мной не случится ничего дурного, если я посмотрю на мир».

Он взошел на Хлидскьяльв, уселся на высокий трон Одина и окинул взором мир. Он увидел Мидгард, мир человеческий, с его домами и городами, фермами и людьми. А за Мидгардом он увидел Ётунхейм, страшную страну великанов, с ее черными горами и нагромождениями снега и льда. Увидел он и Фрейю, странствующую по свету. Ее лицо было обращено к Асгарду и путь лежал к городу богов. «Мое желание исполнилось, — сказал себе Фрейр, — и ничего дурного со мной не стряслось».

Но, произнося это, он не отрывал глаз от жилища, стоявшего среди льдов и снегов Ётунхейма. Долго созерцал он его, сам не зная зачем. Тут дверь дома распахнулась и на пороге показалась девушка-великанша. Фрейр смотрел на нее как зачарованный. Так велика была красота ее лица, что оно озаряло мрачную великанью страну, подобно звезде. Девушка постояла на пороге, а затем повернулась и шагнула внутрь, захлопнув за собой дверь.

Долго сидел Фрейр на престоле Одина. Затем он спустился по лестнице и прошел мимо волков, Гери и Фреки, которые угрожающе на него оскалились. Он обошел весь Асгард, но не встретил в городе богов никого, кто был бы ему приятен. Сон бежал от него в эту ночь, потому что не давала ему покоя краса девушки-великанши. А когда настало утро, Фрейра охватило чувство одиночества — ведь она была так далеко. Он опять отправился к Хлидскьяльву, но на сей раз волки Гери и Фреки зарычали и не пропустили его, хотя он опять заговорил с ними на языке богов.

Тогда он отправился за советом к мудрому Ньёрду, своему отцу.

— Ты видел Герд, сын мой, — сказал Ньёрд, — дочь великана Гюмира. Ты должен забыть ее. Твоя любовь к ней обернется для тебя бедой.

— Почему она обернется для меня бедой? — спросил Фрейр.

— Потому что за нее тебе придется отдать то, что ты ценишь превыше всего.

— Превыше всего я ценю свой волшебный меч.

— Тебе придется отдать свой волшебный меч, — сказал его отец, мудрый Ньёрд.

— Я отдам его, — заявил Фрейр, срывая с пояса чудесный булат.

— Одумайся, сын мой! — воскликнул Ньёрд. — Если отдашь свой меч, чем ты будешь сражаться в день Рагнарёка, когда великаны пойдут войной на богов?

Фрейр промолчал, но подумал, что день Рагнарёка еще далеко, а уходя, бросил:

— В Герд мое счастье.

Жил в Асгарде один отчаянный малый, дерзкий в словах и поступках, по имени Скирнир. Ни с кем, кроме Скирнира, не мог Фрейр поделиться своей кручиной — кручиной, ниспосланной ему за то, что он посмел сесть на престол Всеотца.

Скирнир рассмеялся, услышав историю Фрейра.

— Ты, ван, влюблен в девушку из Ётунхейма! Вот так потеха! И что же, ты собираешься жениться?

— Мне бы хоть поговорить с ней или послать ей любовную весточку, — молвил Фрейр. — Но я не могу оставить альвов без присмотра.

— А если я передам весточку Герд, — сказал Скирнир Удалый, — что станет мне наградой?

— Мой корабль Скидбладнир или вепрь Золотая Щетина, — ответил Фрейр.

— Нет, нет, — возразил Скирнир, — я хочу всегда носить это на моем поясе. Хочу, чтобы это можно было сжимать в ладони. Отдай мне свой волшебный меч.

Фрейр вспомнил предостережение отца, что ему нечем будет сражаться в день Рагнарёка, когда великаны пойдут войной на богов и на Асгард. Вспомнил и, отпрянув от Скирнира, некоторое время размышлял. А коротышка Скирнир меж тем смеялся над ним во всю свою широкую глотку, и его голубые глаза тоже смеялись. В конце концов Фрейр сказал себе: «День Рагнарёка еще далек, а в Герд мое счастье».

Он снял с пояса меч, вложил его в руку Скирнира и произнес:

— Я дарю тебе мой меч, Скирнир. Передай мое послание Герд, дочери Гюмира. Покажи ей это золото и драгоценные каменья и скажи, что я люблю ее и добиваюсь ее любви.

— Я завоюю для тебя девушку, — молвил Скирнир Удалый.

— Но как ты попадешь в Ётунхейм? — спросил Фрейр, вдруг вспомнив, как мрачна страна великанов и как ужасны подступы к ней.

— О, с добрым конем и с добрым мечом можно попасть куда угодно, — ответил Скирнир. — Конь у меня богатырский, и ты дал мне свой волшебный меч. Завтра же я отправляюсь в путь.

Скирнир ехал по Биврёсту, радужному мосту, и смеялся в лицо Хеймдаллю, стражу Асгарда, во всю свою широкую глотку, и его голубые глаза тоже смеялись. Богатырский конь Скирнира перемахнул земли Мидгарда и переплыл реку, отделяющую Мидгард, мир людей, от Ётунхейма, страны великанов. Бесшабашный и беспечный во всех своих делах, Скирнир лихо мчался вперед. Тут из железных лесов вышли кровожадные волки Ётунхейма, чтобы разорвать и проглотить всадника и его богатырского коня. Счастье Скирнира, что у него на поясе висел волшебный меч Фрейра. Острие меча разило, а блеск пугал лютых зверей. Все дальше и дальше уносил Скирнира его могучий конь. Наконец они оказались перед огненной стеной. Никакой конь, кроме богатырского коня Скирнира, не смог бы проскакать сквозь нее. Конь взвился, пронес всадника сквозь огонь и приземлился прямо в долине, где стояло жилище Гюмира.

И вот Скирнир очутился перед домом, в который, как видел Фрейр, вошла Герд в тот день, когда он поднялся на Хлидскьяльв, башню Одина. Исполинские псы, охранявшие жилище Гюмира, с лаем окружили его, но блеск волшебного меча отпугивал их. Скирнир повернул коня крупом к двери и заставил его бить в нее копытами.

Гюмир находился в пиршественной зале, где пил со своими друзьями великанами, и не слышал ни лая собак, ни громового стука в дверь. Но Герд пряла со служанками в общих палатах.

— Кто там у порога Гюмира? — спросила она.

— Воин на могучем коне, — сказала одна из служанок.

— Даже если он наш враг, убивший моего брата, мы впустим его и поднесем ему кубок хмельного Гюмирова меда, — решила Герд.

Одна из служанок отворила дверь, и Скирнир вступил в жилище Гюмира. Он узнал Герд среди ее служанок, подошел к ней и показал золото и драгоценные каменья, которые принес от Фрейра.

— Это для тебя, прекраснейшая Герд, — сказал он, — если ты отдашь свою любовь Фрейру, господину ванов.

— Завлекай своим золотом и каменьями других девушек, — отвечала Герд. — Мою любовь не купить драгоценными побрякушками.

Тогда Скирнир Удалый, дерзкий в словах, выхватил меч из ножен и занес над ней.

— Отдай свою любовь Фрейру, вручившему мне этот булат, — вскричал он, — или прими смерть от его клинка!

Герд, дочь Гюмира, только рассмеялась над наглостью Скирнира.

— Пугай человеческих дочерей остротою меча Фрейра, — сказала она, — но не пытайся испугать ею дочь великана.

Тогда Скирнир Удалый, дерзкий в словах, замахал у нее перед глазами мечом и возопил диким голосом:

Услышав эти ужасные слова и странные присвисты волшебного меча, Герд упала ниц и взмолилась о пощаде. Но Скирнир стоял над нею, и волшебный меч сверкал и свистел. Скирнир завывал:

Герд поднялась на колени, умоляя Скирнира не заколдовывать ее.

— Только если ты отдашь Фрейру свою любовь, — сказал Скирнир.

— Я отдам ему свою любовь, — вымолвила Герд. — А теперь спрячь свой волшебный меч, выпей кубок меда и уходи из жилища Гюмира.

— Я не стану пить твой мед и не уйду из жилища Гюмира, пока ты не пообещаешь встретиться и поговорить с Фрейром.

— Я встречусь с ним и поговорю, — пообещала Герд.

— Когда ты встретишься с ним? — спросил Скирнир.

— В лесу Барри через девять ночей после этой. Пусть он придет туда.

И Скирнир убрал в ножны свой волшебный меч и выпил кубок меда, который поднесла ему Герд. Всю дорогу от дома Гюмира до радужного моста Биврёста он оглушительно хохотал, потому что завоевал для Фрейра Герд, а для себя — волшебный меч.

Скирнир Удалый, дерзкий в словах, проезжая по Биврёсту на своем могучем коне, увидел, что Фрейр поджидает его, стоя рядом с Хеймдаллем, стражем моста, ведущего в Асгард.

— Какие вести ты мне везешь? — закричал Фрейр. — Отвечай сейчас же, Скирнир, не сходя с коня.

— Через девять ночей после этой ты встретишь Герд в лесу Барри. — Скирнир засмеялся во всю свою широкую глотку, и его голубые глаза тоже смеялись.

Но Фрейр отвернулся и прошептал:

Мучительно тянулись эти дни для Фрейра. Но вот наступил девятый день, и вечером Фрейр отправился в лес Барри. И там он нашел Герд, девушку-великаншу, и не был разочарован. Герд, увидав Фрейра, такого высокого и благородного, возрадовалась, что Скирнир Удалый вырвал у нее обещание встретиться с ним в лесу Барри. Они обменялись золотыми кольцами, и было решено, что девушка-великанша вступит в Асгард невестой Фрейра.

И Герд пришла в Асгард, но с ней пришла и другая девушка-великанша. Вот как это случилось.

Все обитатели Асгарда собрались у огромных ворот, готовясь приветствовать невесту Фрейра. И тут появилась девушка-великанша, но не Герд. И была она с ног до головы закована в броню.

— Я Скади, — сказала она, — дочь Тьяцци. Мой отец принял смерть от обитателей Асгарда. Я требую возмещения.

— Какого возмещения ты хочешь, дева? — спросил Один, улыбаясь при виде девушки-великанши, так смело явившейся в Асгард.

— Мужа из вашего племени, как у Герд. И по моему выбору.

Все расхохотались над словами Скади. Потом Один проговорил, смеясь:

— Мы позволим тебе выбрать у нас мужа, но ты должна выбрать его по ступням.

— Я согласна, — сказала Скади, не сводя очей с Бальдра, самого прекрасного из всех обитателей Асгарда.

Великанше завязали глаза, и асы и ваны уселись вокруг нее. Переходя от одного к другому, она каждому клала руки на ступни и наконец добралась до того, у кого ступни были настолько красивые, что у нее не возникло сомнений, что это Бальдр. Она встала и сказала:

— Вот тот, кого Скади выбирает себе в мужья.

Тут асы и ваны расхохотались еще громче, сняли у нее с глаз повязку, и Скади узрела… нет, не Бальдра Прекрасного, а Ньёрда, отца Фрейра. Но чем дольше Скади всматривалась в Ньёрда, тем больше она радовалась своему выбору, ибо Ньёрд был силен и благороден обликом.

Эта пара, Ньёрд и Скади, сперва отправилась жить в прибрежный чертог Ньёрда, но крики морских чаек слишком рано будили Скади по утрам, и она увлекла мужа на вершину горы, где чувствовала себя гораздо лучше. Ньёрд же тосковал по шуму прибоя. Так с горы к морю и обратно путешествовали Скади и Ньёрд. А Герд оставалась в Асгарде с Фрейром, своим супругом, и асы и ваны очень полюбили Герд, девушку-великаншу.

Хеймдалль и малютка Хнос Как зародился мир

Хнос, дочка Фрейи и пропавшего Ода, была в Асгарде самой юной. А поскольку было предсказано, что девочка соединит своих родителей, маленькую Хнос часто выводили за городские ворота к Биврёсту, радужному мосту, чтобы она могла приветствовать Ода, если он обратит свои стопы к селению богов.

Во всех чертогах Асгарда малютку Хнос принимали с радостью — в Фенсалире, туманных палатах, где Фригг, супруга Одина Всеотца, пряла золотые нити; в Брейдаблике, где Бальдр Драгоценный жил со своей красавицей женой, юной Нанной; в Бильскирнире, доме Тора и Сив; и в собственном чертоге Одина, Вальяскьяльве, крытом серебряными щитами.

Самым величественным из чертогов был Глядсхейм, построенный у златолистной рощи Глясир. Здесь пировали боги. Малютка Хнос часто заглядывала сюда и видела Одина Всеотца, восседающего за пиршественным столом, в синем плаще и сверкающем шлеме, увенчанном головой орла. Всеотец не вкушал никаких яств, только пил вино богов и бросал куски мяса со стола Гери и Фреки, двум волкам, лежавшим у его ног.

Хнос любила выходить за огромные ворота и коротать время с Хеймдаллем, стражем радужного моста. Когда по мосту никто не шел и не на кого было смотреть, она сидела рядом с Хеймдаллем и слушала его чудесные рассказы.

У Хеймдалля в руках был рог, называвшийся Гьяллархорн. Когда кто-то появлялся на мосту, он трубил в него, предупреждая обитателей Асгарда. И Хеймдалль рассказывал малютке Хнос, что научился слышать, как растут травы, и видеть все на сотню миль вокруг. Ночью он различал предметы так же хорошо, как днем, и никогда не спал. У него было девять матерей, поведал он Хнос, и питался он силою земли и студеного моря.

Сидя изо дня в день рядом с Хеймдаллем, малютка Хнос постепенно узнавала о происхождении всего сущего. Хеймдалль жил от начала времен, и ему было ведомо все.

— Задолго до возведения Асгарда, — говорил он, — и до рождения Одина не существовало ни земли, ни моря, ни неба — одна мировая бездна. На севере находился Нифльхейм, царство мертвящего холода, а на юге — Муспелльсхейм, страна огня. В Нифльхейме был поток Хвергельмир, из которого вытекало двенадцать рек, вливавшихся в мировую бездну.

Гинунгагап, мировая бездна, наполнялась льдом, потому что воды рек, вливаясь в нее, замерзали. Из Муспелльсхейма шел жар, превращавший лед в густые туманы. Туманы же оседали изморозью, и из этой изморози произошел Имир, древнейший великан.

Имир, древнейший великан, пустился в странствие по двенадцати рекам и наконец различил в туманах очертания еще одного существа. То была громадная корова по имени Аудумла. Имир лег рядом с нею и попил ее молока. С тех пор он стал питаться молоком, которое давала ему Аудумла. Из изморози, упавшей на землю, возникли и другие существа — дочери инея. Имир, древнейший великан, женился на одной из них и дал начало роду великанов.

Однажды Имир заметил, что Аудумла дышит на глыбу льда и лижет языком то место, на которое подышала. И чем дольше она лизала, тем отчетливей под ее языком вырисовывалась фигура, не похожая на великанью — несравненно более стройная и красивая. Вот из глыбы появилась голова, и золотые волосы упали на лед. Разглядев нарождающееся существо, Имир возненавидел его за красоту.

Аудумла, гигантская корова, продолжала лизать глыбу, и наконец на свет вышел совершенно законченный человек. Имир, древнейший великан, испытывал к нему такую ненависть, что готов был убить тут же, на месте. Но он знал, что за это Аудумла перестанет кормить его своим молоком.

Бури звался человек, появившийся из ледяной глыбы. Бури, первый из героев. Он тоже был вскормлен молоком Аудумлы. Бури женился на дочери древнейшего великана и имел с нею сына. Но Имир и сыновья Имира ненавидели Бури и в конце концов убили его.

Тогда разгорелась война между Имиром и его сыновьями и сыном Бури и его сыновьями. Среди сыновей сына Бури был Один. Он созвал своих братьев, и они сумели уничтожить Имира и всех его потомков — всех, кроме одного. Огромен был Имир, и кровь из его раны хлынула таким мощным потоком, что в нем утонули все его чада, все, кроме Бергельмира, который вместе с женой сидел в это время в лодке. Поток унес их в то место, что теперь зовется Ётунхеймом, страной великанов.

И вот Один и его сыновья взяли тело великана Имира — громаднейшее из когда-либо существовавших на свете — и сбросили в мировую бездну, заполнив им пустоту. Они выковырнули из него кости и, нагромоздив их друг на друга, соорудили горы. Выдрали зубы и, понатыкав их там и сям, сотворили скалы. Волосы Имира они превратили в леса. Его ресницами огородили Мидгард, где теперь обитают люди. А из полого черепа Имира создали небо.

Но Один, сыновья его и братья сделали не только это. Искры огня, сыпавшиеся из Муспелльсхейма, они превратили в солнце, луну и звезды. Сам Один отыскал сумрачную великаншу по имени Ночь, имевшую сына по имени День, и дал обоим по коню, чтобы они ездили по небосводу. Ночь ездит на коне, зовущемся Хримфакси, Инеистая Грива, а День ездит на коне, зовущемся Скинфакси, Сияющая Грива. С мундштука Хримфакси летят брызги, оседающие на землю росой.

Затем Один и его сыновья создали племя мужчин и женщин и поселили их в Мидгарде. Уродливые карлики народились и расползлись по всей земле. Их Один прогнал в подземелья. Альвам он дозволил остаться на земле, но повелел им ухаживать за реками, травами и цветами. А с ванами он заключил мир после недолгой войны, взяв у них в заложники Ньёрда.

Бергельмир, не утонувший в крови Имира, наплодил в Ётунхейме сыновей и дочерей, которые ненавидели Одина и его сыновей и боролись против них. Когда Один осветил мир, они разъярились еще пуще и послали в погоню за солнцем и луной двух свирепейших волков Ётунхейма. До сих пор за солнцем и луной, за Соль и Мани, гонятся те исполинские волки…

Вот такие диковинные истории златозубый Хеймдалль рассказывал Хнос, самой юной из обитателей Асгарда. Часто девочка, сидя рядом с ним у радужного моста, видела, как боги направляются в Мидгард или возвращаются оттуда: вот шагает Тор в своей звездной короне, с огромным молотом Мьёлльниром в руках и в железных перчатках, без которых ему не поднять Мьёлльнир; вот он уже в поясе, удваивающем силу, катит на своей колеснице, запряженной двумя козлами; вот быстро, как птица, мчится Фригг в соколином оперенье; вот сам Один Всеотец в золотых латах, золотом шлеме, увенчанном головой орла, и с копьем Гунгнир в руке скачет верхом на Слейпнире, своем восьминогом коне.

Хеймдалль обычно вешал свой рог на ветвь огромного дерева. Это дерево зовется Иггдрасиль, говорил он маленькой Хнос, и на него дивятся и боги, и люди.

— Никому не ведомо о временах, когда Иггдрасиля не было, и все боятся думать о временах, когда его не станет.

У Иггдрасиля три корня. Один уходит глубоко под Мидгард, другой — под Ётунхейм, а третий тянется над Асгардом. Над чертогом Одина простирается ветвь Иггдрасиля, и она зовется Ветвь Мира.

Ты видишь Иггдрасиль, Хнос, но тебе неизвестно, какие чудеса таит в себе это дерево. Высоко в его ветвях пасутся четыре оленя. Они стряхивают со своих рогов влагу, которая падает на землю каплями дождя. На самой верхушке Иггдрасиля, такой высокой, что сами боги едва способны ее разглядеть, сидит орел, которому ведомо все, а между глазами орла — ястреб, видящий то, чего не видит орел.

Корень Иггдрасиля, уходящий под Мидгард, достигает самого царства мертвых, где злобный дракон Нидхёгг постоянно гложет его, пытаясь погубить Иггдрасиль, мировое древо. И Рататоск, вероломная белка, — вот она! — снует вверх-вниз по Иггдрасилю, разжигая вражду между орлом и драконом. Она бежит сказать дракону, что орел хочет разорвать его на куски, и мчится назад к орлу сообщить, что дракон намеревается проглотить его. Брань, которую Рататоск передает Нидхёггу, побуждает свирепого дракона еще яростнее грызть Иггдрасиль, мировое древо, дабы скорее добраться до орла и пожрать его.

Рядом с корнями Иггдрасиля есть два источника — один внизу, другой наверху. Первый находится у корня, который растет в Ётунхейме. Это источник познания, и охраняет его старец Мимир Премудрый. Всякому, кто пьет из этого источника, открывается будущее. Второй источник — у корня, простирающегося над Асгардом. Из этого источника пить никому не дозволено. Три сестры, священные норны, охраняют его. Они обрызгивают Иггдрасиль кристальной влагой, чтобы древо жизни оставалось зеленым и сильным. Этот источник, малютка Хнос, называется источником Урд.

И малютка Хнос узнала, что у источника Урд живет пара прекрасных белых лебедей. Они поют дивные песни, которые часто слышат обитатели Асгарда. Но Хнос была еще слишком мала, чтобы слышать пение лебедей над водами источника Урд.

Предчувствия Всеотца Как он покидает Асгард

У Одина Всеотца было два ворона, Хугин и Мунин. Они летали над всеми мирами и каждый день возвращались в Асгард, чтобы рассказать Одину обо всем, что видели и слышали. Однажды день миновал, а вороны не вернулись. Тогда Один, стоя на башне Хлидскьяльв, сказал себе:

Миновал еще день, и вороны прилетели и сели на плечи Одину. Тогда Всеотец пошел в Зал Совета у златолистной рощи Глясир и стал внимать откровениям Хугина и Мунина.

Говорили они ему только о дурных предвестиях и предзнаменованиях. Всеотец не открыл обитателям Асгарда, о чем поведали ему вороны. Но Фригг, его владычица, прозрела в очах супруга предвестия и предзнаменования грядущих бед. И когда он завел речь об этих бедах, Фригг сказала:

— Не пытайся отвратить то, что должно случиться. Пойдем к священным норнам, сидящим у источника Урд, и посмотрим, не исчезнут ли дурные предвестия и предзнаменования, когда ты заглянешь им в глаза.

И вот Один и боги покинули Асгард и отправились к источнику Урд, где под огромным корнем Иггдрасиля, оберегая пару дивных лебедей, сидели три норны. В путь двинулись Один, и Тюр, великий воитель, и Бальдр, прекраснейший и драгоценнейший из всех богов, и Тор со своим молотом.

Радужный мост вел из Асгарда, города богов, в Мидгард, мир людей. Но другой радужный мост, еще более чудесный и трепетный, вел от Асгарда к тому корню Иггдрасиля, под которым плескались воды источника Урд. Этот радужный мост редко бывал виден людям. И там, где соединялись концы двух радуг, стоял златозубый Хеймдалль, страж богов, хранитель пути к источнику Урд.

— Открой ворота, Хеймдалль, — обратился к нему Всеотец, — открой ворота, ибо сегодня боги посетят священных норн.

Без единого слова Хеймдалль широко распахнул ворота, за которыми начинался мост более яркий и более зыбкий, чем любая радуга, видимая с земли. Тогда Один, и Тюр, и Бальдр ступили на него. Тор последовал за ними, но прежде чем его нога опустилась на мост, Хеймдалль положил руку ему на плечо.

— Ты не можешь идти этой дорогой, Тор, — сказал Хеймдалль.

— Что? Ты, Хеймдалль, остановишь меня? — вскричал Тор.

— Да, потому что я хранитель пути к норнам, — отвечал Хеймдалль. — Ты со своим молотом слишком тяжел. Мост, который я охраняю, обломится под тобой, Тор Молотоносец.

— И все же я пойду к норнам вместе с Одином и моими собратьями, — сказал Тор.

— Но не этой дорогой, Тор, — повторил Хеймдалль. — Я не допущу, чтобы под твоей тяжестью и тяжестью твоего молота рухнул мост. Оставь мне свой молот, если собираешься идти здесь.

— Нет, нет! — отшатнулся Тор. — Я никому не доверю молот, защищающий Асгард. И ничто не помешает мне пойти с Одином и моими собратьями.

— Есть другой путь к источнику Урд, — сказал Хеймдалль. — Видишь эти две широкие клубящиеся реки — Кермт и Эрмт? Можешь ли ты перейти их вброд? Они холодны, и испарения их удушливы, но они приведут тебя к источнику Урд, где сидят три священные норны.

Тор посмотрел на две широкие кипучие реки. Воды их были холодны, а испарения удушливы. И все же, переходя их, он сможет нести на плече молот, который никому не решается доверить. Он шагнул в дымящуюся реку, омывавшую основание радужного моста, и с молотом на плече стал пробираться к другой реке.

Один, Тюр и Бальдр были уже у источника Урд, когда Тор выбрался из бурлящей реки, мокрый и запыхавшийся, но по-прежнему с молотом на плече. Тюр, прямой и красивый, опирался на свой меч, сплошь испещренный магическими рунами. Бальдр стоял с опущенной головой и с улыбкой на устах, очарованный тихой песней двух чудесных лебедей, а подле него стоял Один Всеотец, в своем синем плаще, окаймленном золотыми звездами, без шлема-орла на голове и без копья в руках.

Три норны — Урд, Верданди и Скульд — сидели у источника, вытекавшего из дупла огромного корня Иггдрасиля. Урд была седовласой старухой, Верданди — юной красавицей, а Скульд почти невозможно было разглядеть, потому что она сидела позади сестер и волосы падали ей на лицо. Урд, Верданди и Скульд прозревали все прошлое, все настоящее и все будущее. Всеотец заглянул им в глаза, даже в глаза Скульд. Долго, долго взирал он на норн божественными зеницами, пока другие слушали песнь лебедей и шорох листьев Иггдрасиля, падающих в источник Урд.

И в глазах норн воочию увидал Всеотец предвестия и предзнаменования, о которых поведали ему Хугин и Мунин. И тут через радужный мост перешли Фригг, Сив и Нанна, жены Одина, Тора и Бальдра. Фригг посмотрела на норн, потом обратила взор, полный любви и печали, на Бальдра, своего сына, и, отступив, положила руку на голову Нанны.

Всеотец оторвал взгляд от норн и перевел его на Фригг, свою царственную супругу.

— Я должен на время покинуть Асгард, супруга Одина, — молвил он.

— Да, — отозвалась Фригг. — Многое нужно сделать в Мидгарде, мире людей.

— Я обращу свое знание в мудрость, — продолжал Один, — дабы то, что неминуемо случится, по возможности обернулось к лучшему.

— Тебе нужно идти к источнику Мимира, — сказала Фригг.

— Я пойду к источнику Мимира, — сказал Один.

— Иди, супруг мой, — сказала Фригг.

Они опять прошли по радужному мосту, более чудесному и более зыбкому, чем тот, который люди видят с земли. Все вернулись по радужному мосту, асы и асини, Один и Фригг, Бальдр и Нанна, Тюр со своим мечом и Сив рядом с Тюром. Что до Тора, то он с молотом Мьёлльниром на плече опять побрел через кипящие реки Кермт и Эрмт.

Малютка Хнос, самая юная из обитателей Асгарда, стояла рядом с Хеймдаллем, стражем богов и хранителем моста, ведущего к источнику Урд, когда Один Всеотец и его царственная супруга Фригг с поникшими головами вышли из огромных ворот. И она слышала, как Один произнес:

— Завтра я стану Вегтамом Странником, бредущим по дорогам Мидгарда и Ётунхейма.