Мама. Папа. Правильно ли я поступила?
Си Ванму шагнула ему навстречу. Юноша по имени Питер взял ее за руку и провел в космический корабль. Дверь тихонько закрылась.
Ванму опустилась во вращающееся кресло, которых было несколько в комнатке с металлическими стенами, и с любопытством огляделась по сторонам, ожидая увидеть нечто необычное, нечто новое. Если бы не стены из металла, весь корабль вполне мог сойти за один из деловых офисов планеты Путь. Не то чтобы комнатка блистала чистотой, но выглядела она вполне пристойно. Немножко мебели, самое необходимое. Ванму не раз видела голограммы космических кораблей – обтекаемых истребителей и трансатмосферных шаттлов, громадных, округлых судов, способных при необходимости развивать скорость, почти равную скорости света. Острые, всепроникающие иглы и массивные, огромные кувалды. Но это суденышко несколько не вписывалось в общепринятый образ. Изнутри так самая обыкновенная комнатушка.
А где пилот? Ведь должен быть пилот, вряд ли юноша, сидящий напротив нее и что-то диктующий компьютеру, управится с кораблем, обгоняющим свет.
Хотя, наверное, именно он и есть пилот этого судна, поскольку других дверей, ведущих в соседние помещения, не видно. Снаружи космический корабль выглядел совсем крохотным; очевидно, внутри его оболочки только и хватило места, что на эту комнатку. В углу располагались аккумуляторы, хранящие запас энергии, полученной от солнечных батарей на носу суденышка. Тот ящик, скорее всего, служит холодильником, в котором, должно быть, хранятся еда и напитки. Вот и все, минимум удобств. Где же романтика межзвездных перелетов, если больше ничего не требуется? Обыкновенная комнатушка.
Поскольку заняться было нечем, Ванму принялась разглядывать сидящего за терминалом юношу. Он назвался Питером Виггином. Именем древнего Гегемона, того самого, который первым объединил человеческую расу, а случилось это в те времена, когда люди еще ютились на одной крошечной планетке, когда нациям и расам, религиям и философам приходилось то и дело сталкиваться друг с другом, потому что уйти было некуда, разве что в земли своего соседа. Тогда небо было потолком, а пространство – огромной пропастью, которую в жизни не пересечь. Питер Виггин, человек, который правил всей человеческой расой… Конечно же, это не он, тем более он сам в этом признался. Его послал Эндрю Виггин; мастер Хань сказал, что Эндрю Виггин каким-то образом создал его. Значит, великий Говорящий от Имени Мертвых является отцом мертвого Питера? Или же Питер – брат Эндеру? Действительно ли этот юноша унаследовал тело и разум Гегемона, умершего три тысячелетия назад?
Питер закончил бормотать, откинулся в кресле и вздохнул. Потерев глаза, он потянулся и крякнул. Очень невежливо по отношению к присутствующему в комнате постороннему человеку. Такого беспардонного поведения можно ожидать только от неотесанного крестьянина.
Похоже, он каким-то образом почувствовал ее неодобрительный взгляд. А может, совершенно забыл о ней и только сейчас вспомнил, что теперь путешествует не один. Повернув голову, он взглянул на Ванму.
– Прошу прощения, – произнес он. – Совсем забыл, что я не один.
Ванму захотелось ответить так же прямо, хотя всю жизнь ее отучали высказывать свои мысли вслух. Но ведь он-то нисколько не смущался, когда его корабль, словно гриб, вырос на лужайке у реки. Именно тогда Ванму впервые увидела Питера – он вышел из судна, держа в руках пробирку с вирусом, который должен был излечить ее родной мир, мир под названием Путь, от генетической заразы. И пятнадцати минут не прошло с того момента, как он взглянул ей прямо в глаза и сказал: «Полетели со мной, и ты войдешь в историю. Ты сама будешь творить историю». Несмотря на весь свой страх, она согласилась.
Согласилась и вот теперь сидела во вращающемся кресле, а он тем временем демонстрировал свои отвратительные манеры, потягиваясь перед ней, как тигр. А может, и вправду в нем жил тигр? Ванму читала историю Гегемона, поэтому вполне могла поверить, что в душе этого великого и ужасного человека обитал тигр. Но этот мальчишка?.. Он, несомненно, старше Ванму, однако за свою жизнь она научилась с первого взгляда распознавать незрелость и неопытность. И он собирается изменить ход истории! Разобраться с коррупцией, захватившей Конгресс. Остановить флот, направленный к Лузитании. Сделать планеты-колонии равноправными членами Ста Миров. Мальчишка, который потягивается, словно огромная кошка…
– Что мне с того, одобряешь ты меня или нет, – сказал он.
Голос его звучал одновременно обиженно и насмешливо. Хотя Си Ванму была не вполне уверена в собственных выводах. Попробуй прочитай выражение лица, когда глаза не вытянуты в уголках, а круглые, как плошки. Лицо и голос Питера содержали какие-то намеки, но Ванму еще не научилась распознавать их.
– Ты должна понять, – продолжал он. – Я – это не я.
Ванму достаточно хорошо изъяснялась на звездном, но не сразу поняла, что Питер имел в виду:
– Ты хочешь сказать, что неважно себя чувствуешь?
Уже произнеся слова, она осознала, что речь идет не о каком-то там недомогании.
– Я – это не я, – повторил он. – На самом деле я – не Питер Виггин.
– Надеюсь, что так, – кивнула Ванму. – Я еще в школе читала о том, что он давным-давно умер.
– Хотя я очень похож на него, как ты считаешь?
Голограмма Гегемона, вызванная им, повисла над терминалом компьютера и повернулась к Ванму. Питер поднялся в кресле и принял похожую позу.
– Ну, какое-то сходство имеется… – нерешительно промолвила она.
– Сделай скидку на возраст, – напомнил Питер. – Эндер покинул Землю, когда ему было… сколько, пять? В общем, он тогда был совсем малявкой. И с тех пор мы больше не виделись. Так что, сотворив меня из воздуха, он придал мне тот образ, который помнил.
– Только не из воздуха, – поправила Ванму. – Из ничего.
– Как определение «ничто» тоже не годится, – возразил он. – В общем, он вызвал меня. – Питер нехорошо ухмыльнулся. – Я духов вызывать могу из бездны…
Эти слова наверняка что-то значили для него, но она их смысл не уловила. На Пути она с детства воспитывалась как служанка, поэтому образование получила не из лучших. Лишь сравнительно недавно, в доме Хань Фэй-цзы, ее способности были замечены: сначала на Ванму обратила внимание ее бывшая хозяйка Хань Цин-чжао, а потом и сам хозяин. Только тогда началась ее настоящая, хотя и несколько бессистемная учеба. Знания, приобретенные ею, касались в основном технических наук, а литература, с которой она знакомилась, происходила либо из Срединного Царства, либо с самого Пути. Ванму могла бесконечно цитировать великую поэтессу Ли Цин-чжао, чье имя носила ее бывшая хозяйка. Но автора тех стихов, что цитировал Питер, она не знала.
– Я духов вызывать могу из бездны, – снова повторил он. А затем, несколько изменив голос и манеру, ответил сам себе: – И я могу, и каждый это может. Вопрос лишь, явятся ль они на зов?[1]
– Шекспир? – наугад назвала она.
Питер довольно ухмыльнулся. Так ухмыляется кошка своей жертве, с которой играет.
– Если европеец цитирует какие-нибудь стихи, называй Шекспира, никогда не ошибешься, – объяснил он.
– Забавная цитата, – сказала она. – Один человек хвастается, будто умеет призывать души мертвых. Тогда как другой отвечает ему, что призвать их несложно, вся соль в том, чтобы заставить их явиться.
– Забавное у тебя понятие о юморе! – расхохотался Питер.
– Эта цитата, очевидно, что-то значит для тебя, поскольку Эндер вызвал тебя из мира мертвых.
Это заявление несколько ошеломило Питера.
– А ты откуда знаешь?
Холодные мурашки пробежали по ее коже. Возможно ли это?
– Я не знаю, я только пошутила.
– Так или иначе, это неправда. Эндер не умеет воскрешать мертвецов. Хотя он наверняка считает, что, если возникнет такая необходимость, он без труда решит и эту задачку. – Питер вздохнул. – Я начинаю нести всякие гадости. Говорю то, что приходит на ум. На самом деле я так не считаю. Просто болтаю то, что приходит в голову.
– Но можно сдержаться и не высказывать свои мысли вслух.
Он закатил глаза:
– В отличие от тебя меня не учили покорности и послушанию.
Вот оно, отношение свободнорожденного человека. Служанка, хоть она стала таковой не по своей воле, заслуживает лишь насмешки.
– Меня учили, что сдерживать оскорбительные речи означает проявить вежливость, – сказала она. – Хотя ты, возможно, считаешь, что вежливость – это обязанность только слуг.
– Как я уже сказал, Владычица Запада, всяческие оскорбления сами сыплются с моего языка…
– Я не Владычица, – перебила его Ванму. – Надо мной жестоко посмеялись, дав мне такое имя, и…
– И только очень злой, бессердечный человек может издеваться над твоим именем. – Питер ухмыльнулся. – Но я ношу имя Гегемон. Поэтому я подумал, что, может быть, глупые, незаслуженные имена, которые мы с тобой носим, – это то общее, что нас объединит.
Она замолкла, обдумывая вероятность того, что он на самом деле хочет стать ей другом.
– Я существую очень недолго, – произнес он. – Всего несколько недель. Думаю, мне следует поставить тебя в известность об этом факте.
Она окончательно запуталась.
– Тебе известен принцип действия этого судна? – спросил он.
Он перепрыгивает с темы на тему. Испытывает ее. Что ж, за свою жизнь она прошла немало испытаний.
– Человек заходит в него, садится в кресло и подвергается допросу невоспитанных незнакомцев, – ответила она.
Он улыбнулся и кивнул:
– Можешь выражать свои мысли без малейших стеснений. Эндер предупредил меня, что ты не любишь выслуживаться.
– Я была верной и преданной служанкой Цин-чжао. Надеюсь, Эндер не солгал тебе об этом.
– Я хотел сказать, что ты обладаешь собственным, независимым мышлением, – поправился Питер и снова окинул ее пристальным взглядом. Опять у нее возникло чувство, будто его внимательные глаза видят ее насквозь. Точно так же он смотрел на нее там, на берегу реки. – Ванму, помнишь, я сказал, что был создан? Так вот, это не метафора. Меня создали, понимаешь, я не был рожден. И то, как меня создали, имеет отношение к тому, как перемещается в пространстве этот корабль. Я не хочу снова растолковывать уже известные тебе вещи, но, чтобы понять, зачем ты мне понадобилась, ты должна узнать, что́ я есть на самом деле – именно что, а не кто. Поэтому я еще раз спрашиваю тебя: тебе известен принцип действия этого корабля?
– Вроде да, – кивнула она. – Джейн, существо, обитающее в компьютерах, удерживает в своем разуме как можно более четкий и подробный образ корабля и всех, кто в нем находится. Пассажиры также стараются как можно более точно запомнить, кто они такие, как выглядят и так далее. Затем Джейн перемещает судно из реального мира туда, где ничего нет, – это не занимает ни секунды, – после чего возвращает корабль в то место, в которое пожелает. Что также не требует времени. Поэтому космический корабль перемещается с планеты на планету в мгновение ока, а не летит меж звезд долгие годы.
Питер одобрительно кивнул:
– Очень хорошо. Только ты должна понять, что корабль, оказавшийся во Вне-мире, окружает вовсе не пустота. Вокруг него роится бесконечное число айю.
Она отвернулась от него.
– Ты не понимаешь, что такое айю?
– Вы говорите, что люди существуют вечно… Что мы старше самых древних богов…
– Что-то вроде того, – поморщился Питер. – Только о тех айю, что находятся во Вне-мире, нельзя сказать, что они существуют. Во всяком случае, они существуют не в общепринятом смысле этого слова. Они просто… просто находятся там. Хотя нет, это тоже неправильно, потому что «находиться» они не могут, нет того самого «там», где они могут существовать. Они просто существуют. Пока некий разум не призовет их и не даст некое имя. Тогда они организуются, приобретая форму и очертания.
– Глина может превратиться в медведя, – задумчиво сказала Ванму, – но пока она лежит мокрой и холодной на берегу реки, этого не произойдет.
– Именно. Поэтому Эндер Виггин и с ним еще несколько человек, с которыми, при некоторой доле везения, тебе никогда не придется встретиться, предприняли первую вылазку во Вне-мир. На самом деле они никуда не летели. Целью первого путешествия было задержаться во Вне-мире, пока одна женщина, весьма талантливый генетик, не создаст новую, чрезвычайно сложную молекулу, строение которой она держала в своей памяти. Правда, сошла бы и любая другая молекула, лишь бы она отвечала некоторым требованиям… Ладно, не буду объяснять, все равно твоих знаний по биологии не хватит. В общем, эта женщина сделала все, что необходимо, создала новую молекулу, ура-ура, но вся проблема заключалась в том, что не она одна в тот день решила посвятить себя созиданию.
– Тебя создал разум Эндера? – уточнила Ванму.
– Неумышленно. Я, если можно так выразиться, стал несчастным случаем. Отходом производства. Надо сказать, что в этом Вне-мире все и вся буквально помешано на созидании. Тамошние айю только и ждут удобного момента, чтобы во что-то превратиться. К примеру, вокруг нас появилось множество зеркальных отражений нашего корабля. Со всех сторон появлялись и тут же исчезали всевозможные неясные, размытые, фрагментарные, хрупкие, эфемерные призраки. Но четыре образа остались. Одним из них стала та генетическая молекула, которую сотворила Эланора Рибейра.
– И одним из них был ты?
– Да, правда, боюсь, самым неинтересным и скучным. Наименее любимым и желанным. На корабле присутствовал один парнишка по имени Миро, который некоторое время назад в результате трагической случайности серьезно пострадал, стал калекой. Говорил с трудом, ходил хромая, руки едва двигались… Так вот, он вызвал в своем разуме полноценный, четкий образ самого себя, каким когда-то был. И громадное количество айю не замедлило организоваться в его точное подобие. Только он был повторен не таким, каким стал, а таким, каким когда-то был и каким мечтал стать. Следуя образу в его сознании, айю создали его совершенного двойника, целого и невредимого. Настолько совершенного, что это самое создание испытало глубокое презрение к тому искалеченному телу, в котором ютился Миро. Перед пассажирами корабля появился новый, восстановленный Миро – точнее, двойник старого, еще не искалеченного юноши. И вдруг у всех на глазах отвергнутое тело калеки рассыпалось в прах, превратилось в ничто.
Представив эту картину, Ванму судорожно вздохнула:
– Так он умер?!
– Нет, в этом-то все и дело. Неужели ты не поняла? Он выжил. Это создание стало настоящим Миро. Его айю – не те триллионы айю, что составляют атомы и молекулы его тела, а то, что управляет всеми ими, то, что содержит его «я», его волю, – эта айю просто переселилась в новое, совершенное тело. Его вместилищем стал воскрешенный Миро. А в старом Миро…
– Исчезла необходимость.
– В старом не осталось ничего, что смогло бы поддержать его форму. Видишь ли, мне кажется, наши тела связывает воедино любовь. Любовь главной айю к прекрасному, сильному телу, которое подчиняется ей, которое дает «я» ощущение и переживания окружающего мира. Даже Миро, несмотря на все презрение, которое он питал к самому себе как к калеке, даже он любил жалкие останки собственного тела. До того самого момента, пока его айю не получила новое вместилище.
– И не переселилась туда.
– Хотя он даже не понял, что произошло, – подтвердил Питер. – Он просто следовал своей любви.
Ванму ни на секунду не усомнилась в этом необычном, сказочном повествовании, поскольку постоянно слышала упоминания об айю в разговорах между Хань Фэй-цзы и Джейн. История Питера Виггина целиком и полностью вписывалась в то, что она слышала. Его история просто обязана была быть правдивой – хотя бы потому, что корабль, появившийся на берегу реки за домом Хань Фэй-цзы, действительно возник словно из ниоткуда.
– Но сейчас ты, наверное, изводишь себя вопросами, откуда в том корабле объявился я, столь нелюбимый и нежеланный. Правда, я и сам не привык дарить любовь, но это не важно…
– Но ты уже говорил об этом. Из разума Эндера.
– Миро хранил в своем разуме юное, здоровое, сильное подобие себя. Но сознание Эндера занимали несколько иные образы – образы его старшей сестры Валентины и старшего братца Питера. Правда, его настоящий брат, которого звали Питером, давно умер, а Валентина… она сопровождала Эндера во всех его метаниях по космосу, поэтому дожила до нынешнего момента, постарев ровно настолько, насколько постарел он. В общем, она превратилась в зрелую женщину и была настоящим, существующим в нашей реальности человеком. Однако, переместившись на борту того корабля во Вне-мир, Эндер создал ее юное подобие. Юную Вэл. Бедная старушка Валентина! Она не отдавала себе отчета, насколько постарела, пока не увидела юную себя, это совершенное создание, этого ангелочка, который с раннего детства обитал в извращенном умишке Эндера. Должен сказать, в нашей маленькой драме Валентине досталось больше всего. Представляешь, каково это – узнать о том, что обожаемый братец лелеет в уме твой юный образ, вместо того чтобы любить тебя такой, какой ты стала! В общем, как бы Вэл ни отнекивалась, но все вокруг – в том числе и она сама, бедняжка, – понимают, что́ за испытание выпало на долю старушки Валентины.
– Но если первая Валентина еще жива, – непонимающе удивилась Ванму, – кто тогда юная Валентина? Кто она на самом деле? Ты можешь быть Питером, потому что тот давно мертв и его имя свободно, но…
– Забавная ситуация, не правда ли? – фыркнул Питер. – Но я хочу донести до тебя, что я не Питер Виггин, не важно, мертв он или нет. Как я уже говорил прежде, я – это не я.
Он откинулся на спинку кресла и уставился в потолок. Голограмма, висящая над терминалом, повернулась к нему. Хотя никаких клавиш он не трогал.
– Джейн тоже здесь, – заметила Ванму.
– Джейн постоянно крутится где-то поблизости, – нахмурил брови Питер. – Шпионит, чтобы Эндеру потом донести.
– Эндер не нуждается в доносчиках, – произнесла голограмма. – Он, скорее, нуждается в друзьях, если может приобрести таковых. Или, по крайней мере, в союзниках.
Питер равнодушно потянулся к терминалу и отключил его. Голограмма пропала.
Этот поступок очень не понравился Ванму. Как будто Питер ударил ребенка. Или избил служанку.
– Джейн – благородное существо, и не пристало обращаться с ней с таким неуважением.
– Джейн – это сбрендившая компьютерная программа, у которой вирус в одном месте завелся.
Очевидно, мальчишка, который взял Ванму в свой космический корабль и унес прочь с планеты Путь, пребывал сейчас в дурном настроении. Но она догадалась о причинах его мрачности и язвительности, только когда голограмма, стоявшая все это время перед ее глазами, исчезла.
– Дело не в том, что ты слишком юн, а голограммы Питера Виггина, Гегемона, запечатлели облик взрослого человека… – пробормотала Ванму.
– Что? – раздраженно очнулся он. – Что не в чем?
– Ну, дело не в физическом различии между тобой и Гегемоном.
– А в чем же тогда?
– Он выглядит… удовлетворенным.
– Он покорил весь мир, – напомнил Питер.
– Значит, проделав то же самое, ты будешь так же доволен жизнью, как и он.
– Думаю, да, – пожал плечами Питер. – Это и есть смысл моей жизни, если таковой имеется. Как раз эту миссию и поручил мне Эндер.
– Не ври, – упрекнула Ванму. – На берегу реки ты говорил об ужасных поступках, которые я совершила на пути удовлетворения собственного честолюбия. Признаю, я была честолюбива, я отчаянно жаждала подняться над той незавидной участью, которая была уготована мне от рождения. Мне знаком вкус и запах желаний, и я ощущаю, как от тебя пахнет амбициями, – так пахнет смола в жаркий день. Ты весь провонял этим запахом.
– Честолюбие? Стремления? Пахнут?
– Я сама пила из сей чаши.
Он широко ухмыльнулся, после чего коснулся сережки, висящей на ухе.
– Помни, Джейн все слышит и непременно доложит о нашем разговоре Эндеру.
Ванму замолкла – но не потому, что слова Питера ее оскорбили. Просто ей было нечего сказать, поэтому она ничего не ответила.
– Да, я честолюбив. Но таким создал меня Эндер. Я честолюбив, жесток, и в голове моей бродят отвратительные, грязные мыслишки.
– Но мне казалось, ты – это не ты, – притворно изумилась она.
Его глаза яростно блеснули.
– Правильно, я – это не я. – Он отвернулся. – Извини, Джеппетто, но я не могу стать настоящим мальчиком[2]. У меня нет души.
Она не знала имени, которое он упомянул, зато прекрасно поняла слово «душа».
– В детстве я считала, что быть служанкой мне предначертано природой. И это означало не иметь души. Затем в один прекрасный день обнаружилось, что у меня все-таки имеется душа. Пока что это открытие не принесло мне особого счастья.
– Я не имею в виду некое религиозное понятие. Я говорю об айю. Которой у меня нет. Помнишь, что произошло с искалеченным телом Миро, когда айю оставила его?
– Но ты же не рассыпался в пыль, значит ты все-таки обладаешь айю.
– Это не я ею обладаю, это она обладает мной. Я существую только потому, что айю, чья непреодолимая воля вызвала меня к жизни, продолжает поддерживать мой образ. Она еще нуждается во мне, еще контролирует меня, заменяя мое «я».
– И это Эндер Виггин? – спросила Ванму.
– Да. Это мой брат, мой создатель, мой палач, мой бог, мое «я».
– А юная Валентина? Он и ее поддерживает?
– Да, только ее он любит. Гордится ею. Он рад тому, что создал ее. Меня же он презирает. Презирает, однако именно его волей я руководствуюсь, когда совершаю свои поступки и говорю всякие гадости. Так что, когда преисполнишься презрения ко мне, вспомни, что я все время иду на поводу у своего братца.
– Но винить его в том…
– Я ни в чем его не виню, Ванму. Я просто излагаю существующее положение дел. На данный момент его воля управляет тремя телами одновременно. Моим, моей сестренки – этого невообразимого ангелочка – и его собственным постаревшим, уставшим от жизни телом. Каждая айю, что обитает в моем теле, руководствуется приказами его айю. По сути дела, я – это Эндер Виггин. Создавая меня, он воплотил в моем теле то, что сам ненавидит и чего больше всего боится. Свое честолюбие; да, именно его честолюбие ты чувствуешь, впитывая запах моих стремлений. Он передал мне свою агрессию. Свой гнев. Свою жестокость. Ничего моего во мне нет, потому что я давно мертв. В любом случае я никогда не был таким, каким видел меня он. То, что ты сейчас видишь, – это пародия, насмешка! Я – извращенное воспоминание. Страшный сон. Кошмар. Я – то существо, что прячется под детской кроваткой. Он вызвал меня из хаоса, чтобы воплотить ужас детских лет.
– А ты не будь таким, – предложила Ванму. – Если не хочешь олицетворять все то, что ты только что наговорил, просто возьми и не будь таким.
Он вздохнул и утомленно закрыл глаза:
– Если ты такая умная, почему ж ты ровным счетом ничего не поняла?
Однако кое-что она все-таки поняла:
– Но что такое воля? Ее никто не видит. За тебя она не думает. Ты определяешь ее, только когда оглядываешься назад, на свою жизнь, и видишь последствия собственных поступков.
– Это и есть самая ужасная шутка, которую он сыграл надо мной, – мягко промолвил Питер, не открывая глаз. – Я смотрю на свою жизнь и вижу только те воспоминания, которые он в меня заложил. Его забрали из дому, когда ему было всего пять лет. Что он знает обо мне и о моей жизни?
– Он написал книгу «Гегемон».
– Ага, основываясь на воспоминаниях Валентины, на том, что она ему рассказала. На документах, повествующих о моем блестящем, стремительном восхождении. И, разумеется, на тех нескольких разговорах по ансиблю, которые Эндер и мое прежнее «я» вели перед самой моей – его – смертью. Мне от роду всего несколько недель, но я легко цитирую «Генриха Четвертого». Диалог Оуэна Глендаура и Генри Перси по прозвищу Хотспер… Откуда я могу это знать? Разве я ходил в школу? Сколько бессонных ночей я провел, перечитывая старые пьесы и запоминая тысячи любимых строк? Или это Эндер каким-то образом вызвал на свет все то, что его мертвый братец изучил за долгие годы? Возродил его тайные мыслишки? Настоящего Питера Виггина Эндер знал всего пять лет. Я пользуюсь воспоминаниями вымышленного человека. Именно этими воспоминаниями, по мнению Эндера, я должен обладать.
– То есть ты знаешь Шекспира только потому, что это он считает, будто ты обязан его знать? – усомнилась Ванму.
– Если б только одного Шекспира… Если б это были только великие писатели и философы. Если б только эти воспоминания имелись у меня…
Она ждала, думая, что сейчас он начнет рассказывать о беспокоящих его воспоминаниях. Но он, передернувшись от отвращения, замолк.
– Но раз тебя на самом деле контролирует Эндер, значит… ты – это он. Значит, вот кто ты на самом деле. Ты – Эндрю Виггин. И обладаешь айю.
– Я – страшный сон Эндрю Виггина, – поправил ее Питер. – Я – то презрение, которое Эндер Виггин испытывает к самому себе. Я – все, что он ненавидит в себе и чего боится. Такой сценарий мне положен. Так я должен поступать.
Он сжал руку в кулак, а затем слегка разжал пальцы. Получилась когтистая лапа. Снова проявился тигр. Внезапно Ванму испугалась его. Правда, на какое-то мгновение. Он расслабился. Страх прошел.
– А какая роль в этом сценарии отведена мне?
– Не знаю, – помотал головой Питер. – Ты очень умна. Надеюсь, даже умнее меня. Хотя, конечно, мое тщеславие необъятно, и на самом деле я просто не верю, что другой человек может быть умнее меня. Но это означает, что я особенно нуждаюсь в добром совете – хотя сам считаю, что советов со стороны мне не потребуется.
– Ты говоришь парадоксами.
– В этом отчасти заключается моя жестокость. Разговоры со мной должны стать пыткой для тебя. А может быть, все куда запутаннее и глубже. Может, я должен запытать тебя насмерть, убить, как когда-то я поступал с белками. Может, я должен оттащить тебя в лес, прибить твои руки-ноги к корням дерева, а потом начать сдирать с тебя кожу, чтобы посмотреть, когда над твоим телом соберутся мухи и начнут откладывать яички на освежеванную плоть.
Картина, описанная им, заставила ее содрогнуться от отвращения.
– Я читала книгу. И знаю, что на самом деле Гегемон не был чудовищем!
– Меня создал не Говорящий от Имени Мертвых. Я был порожден испуганным малюткой Эндером. Я не тот Питер Виггин, которого он представил в своей книге. Я – Питер Виггин из его кошмарных сновидений. Я тот, кто свежует белок.
– Он видел, как ты это делаешь? – спросила она.
– Не я, – раздраженно огрызнулся он. – Нет, Эндер не видел, как он это делал. Об этом ему рассказала Валентина. Она нашла трупик белки в лесу, неподалеку от того дома, где они жили. Это произошло еще в Гринсборо, в штате Северная Каролина, что находился в Северной Америке на Земле. Но эта картинка настолько удачно вписалась в его страхи, что он не замедлил поделиться ею со мной. И с этим воспоминанием я живу. Умозрительно я могу представить, что настоящий Питер Виггин на самом деле вовсе не был жесток. Он учился и изучал. У него не было сострадания к белке, поэтому он потом не терзался угрызениями совести. Белка для него была просто животным. И ничем не отличалась от головки лука, к примеру. Наверное, расчленить зверька для него было все равно что нарезать салат. Но Эндер так не думает, а следовательно, и я помню это несколько иначе.
– И как же?
– Мои воспоминания вымышлены. Они все взяты из Вне-мира. Чувство дьявольского удовольствия, которое я нахожу в собственной жестокости, буквально околдовывает. Мои воспоминания начинаются с того момента, как я возник на корабле Эндера, висящего во Вне-мире, и прошлую жизнь я вижу как бы чужими глазами. Очень странное ощущение, должен тебе признаться.
– А сейчас?
– Сейчас я вообще не вижу себя, – ответил он. – Потому что у меня нет собственного «я». Я – это не я.
– Но ты помнишь. У тебя есть воспоминания. Ты ведь помнишь нашу беседу. Помнишь меня. Во всяком случае, должен помнить.
– Да, – кивнул он. – Тебя я помню. И помню, как находился здесь, как смотрел на тебя. Но за моим взглядом нет «я». Я чувствую себя усталым и глупым, даже когда мозг мой работает вовсю и выдает одно гениальное решение за другим.
Он очаровательно улыбнулся, и снова Ванму заметила то, что различало Питера и голограмму Гегемона. Все обстояло так, как он сказал: какое бы презрение Питер ни испытывал к самому себе, в глазах его полыхал гнев. Он был опасен. Стоило хорошенько к нему приглядеться, и это становилось очевидно. Когда он смотрел на тебя, возникало ощущение, будто он прикидывает, как и когда ты должен умереть.
– Я – это не я, – повторил Питер.
– Ты твердишь это, чтобы взять над собой власть, – догадалась Ванму. Это была даже не догадка, это была уверенность. – Ты твердо намерен удержать себя от того, чего жаждешь больше всего на свете.
Питер вздохнул и наклонился, положив голову на терминал и прижавшись ухом к холодной пластиковой поверхности.
– Так чего же ты жаждешь? – спросила она, заранее страшась ответа.
– Убирайся, – произнес он.
– Куда я уйду? В твоем корабле только одна каюта.
– Открой дверь и уходи, – сказал он.
– Ты хочешь, чтобы я погибла? Хочешь выбросить меня в открытый космос, где я замерзну, даже не успев задохнуться?
Он выпрямился.
– В открытый космос? – недоуменно переспросил он.
Она тоже смутилась. А где ж еще они находятся? Ведь космические корабли путешествуют именно по космосу.
Но только не этот.
Увидев, что она поняла, какую глупость только что сморозила, он рассмеялся:
– Ты действительно обладаешь блестящим умом! С ума сойти, мы целую планету переделали, чтобы возник такой гений, как ты?
Она постаралась не придавать значения едким насмешкам.
– Я думала, что почувствую какое-то движение. Или что-то еще. Мы что, уже перенеслись? Мы уже на месте?
– Мы переместились в мгновение ока. Побывали во Вне-мире и вернулись обратно, только в другом месте. Это произошло настолько быстро, что только компьютер мог бы заметить наше отсутствие. Джейн перенесла нас еще до того, как я закончил беседовать с ней. Еще до того, как мы затеяли этот спор.
– Тогда где мы? Что там, за дверями?
– Мы находимся в лесу, на планете под названием Священный Ветер. Воздухом можно дышать. И ты не замерзнешь. Там сейчас лето.
Она подошла к двери и опустила рукоять, открывая герметичную дверь. Та распахнулась. В каюту хлынули солнечные лучи.
– Священный Ветер, – проговорила она. – Я читала об этой планете. Если на Пути собрались исповедующие таоизм, то эта колония была основана синтоистами[3]. Сливки древней японской культуры. Хотя, мне кажется, сейчас планета не так чиста, как прежде.
– По правде говоря, Эндрю, Джейн и я – если, конечно, меня можно считать отдельным от Эндера человеком – посчитали, что именно на этой планете сосредоточилась власть управляющего мирами Конгресса. Именно здесь живут те, кто выносит решения. Кукловоды, управляющие королем-марионеткой.
– И вы замыслили свергнуть их, захватив власть над человеческой расой в свои руки?
– Мы решили попробовать остановить надвигающийся на Лузитанию флот. Захват власти стоит следующим пунктом в повестке дня. Флот требует неотложных мер. У нас осталось всего несколько недель до того момента, как корабли появятся перед Лузитанией и применят Маленького Доктора, чтобы разнести ее на составные элементы. Эндер же и все остальные убеждены, что у меня ничего не выйдет, и поэтому строят маленькие жестяные кораблики наподобие этого, чтобы транспортировать как можно большее количество обитателей Лузитании – людей, свинксов и жукеров – в другие пригодные для жизни, но еще не освоенные человеком миры. Моя дражайшая сестренка Валентина – та, что помоложе, – носится вместе с Миро, который стал настоящим красавчиком, разыскивая новые планеты. Вот такой вот проект сейчас осуществляется. И все они уверены в моем – нашем – провале. Ну что, разочаруем их, а?
– Что значит «разочаруем»?
– Добьемся своего. Одержим победу. Выявим ту центральную силу, что управляет человечеством, и убедим ее остановить флот, прежде чем целая планета будет бессмысленно уничтожена.
Ванму с сомнением посмотрела на Питера. Убедить этих людей остановить флот? И этого намерен добиться жестокосердный мальчишка-грубиян? Да разве он способен хоть кого-нибудь убедить? Хоть в чем-нибудь?
Словно прочитав ее мысли, он ответил на терзающие ее сомнения:
– Вот поэтому-то я и прихватил тебя. Изобретая меня, Эндер совсем забыл, что в то время, когда я убеждал людей, сплачивал их в союзы и призывал ко всякой чуши, он уже не знал меня. Поэтому Питер Виггин, которого он сотворил, получился слишком грубым, слишком честолюбивым. Такой Питер Виггин не убедит даже больного чесоткой прямой кишки почесать собственный зад.
Она снова отвернулась от него.
– Вот видишь? – указал он. – Я снова и снова оскорбляю тебя. Взгляни на меня. Видишь мою дилемму? Настоящий Питер без труда справился бы с той работенкой, которая свалилась на меня. Даже от стола бы не оторвался. У него уже созрел бы действенный план. Он мог завоевать доверие людей, улестить их, внедриться в их советы. Вот на что был способен Питер Виггин! Даже пчелы не могли устоять перед его очарованием – они собственными лапками вырывали свои жала и отдавали ему! Но способен ли на это я? Сомневаюсь. Поскольку я – это не я.
Он поднялся из кресла, бесцеремонно протиснулся мимо нее и ступил на луг, посреди которого стояла небольшая металлическая коробка, переместившая их с планеты на планету. Ванму замерла на пороге, глядя, как он бродит вокруг судна.
«Я понимаю, что он чувствует, – думала она. – Мне известно, что такое подчинять свою волю другому человеку. Что значит жить, будто этот человек есть центр твоей жизни, а ты всего лишь подыгрываешь ему. Я была рабыней. Но, по крайней мере, все это время я чувствовала собственное сердце. Я знала, о чем думаю, пока исполняла чужие приказы, пока добивалась от других того, чего сама желала. Но Питер Виггин понятия не имеет, чего он хочет на самом деле, поскольку даже отрицание собственной свободы исходит не от него самого. Ему это досталось по наследству от Эндрю Виггина. Даже его привычка обливать себя грязью принадлежит на самом деле Эндрю Виггину, и…»
Снова и снова все возвращалось к своему началу, накручивая круги, как бродящий по лугу Питер.
Ванму вспомнила свою хозяйку – бывшую хозяйку – Цин-чжао. Та тоже следовала странным побуждениям. Следовала приказам, которые отдавали ей боги. Так все думали раньше. На самом деле ею управлял маниакально-побудительный синдром. Она должна была опускаться на колени и прослеживать жилку в половицах, прослеживать, не отрывая глаз, пока та не заканчивалась, после чего браться за новую. Это ничего не значило, однако ей приходилось подчиняться приказам, потому что только бессмысленным, тупым повиновением она могла добиться глотка свободы от импульсов, контролирующих ее тело и ум.
«На самом деле рабыней была Цин-чжао, а не я. Ибо хозяин, управляющий ее телом, поселился прямо у нее в голове. Тогда как мой господин всегда находился рядом со мной и до моей души ему было не дотянуться.
Питер Виггин знает, что им правят бессознательные страхи и страсти человека, находящегося за многие сотни световых лет отсюда. Но Цин-чжао искренне верила, что ею управляют боги. Бессмысленно твердить себе, что твой хозяин снаружи, если его приказы ты переживаешь сердцем. Куда ты от них сбежишь? Где скроешься? Цин-чжао, наверное, уже освободилась. Новый вирус, который привез Питер и вручил прямо в руки Хань Фэй-цзы, разбил ее оковы. Но Питер… каким образом ему достичь желанной свободы?
И все-таки он должен жить так, как будто на самом деле свободен. Он должен отстаивать собственную свободу, пусть даже эта борьба есть еще один симптом его рабства. В нем живет частичка, которая отчаянно жаждет быть собой. Обрести собственное „я“.
Так какова же моя роль? Должна ли я сотворить чудо и подарить ему айю? Это не в моей власти.
И все же некоторой властью я обладаю».
Она просто обязана обладать силой, иначе с чего бы он говорил с ней так открыто? Они абсолютно незнакомы, и тем не менее он сразу открыл ей свое сердце? Почему? Зачем? Не только потому, что она должна была быть посвящена во все тайны. Наверное, почему-то еще.
Ну да, конечно. Он говорил с ней так открыто, потому что она никогда не встречалась с Эндрю Виггином. Может, Питер действительно всего лишь частичка природы Эндера, он – то, чего Эндер боится и что презирает. Но она не могла сравнивать их друг с другом. Каким бы Питер ни был, кто бы его ни контролировал, она была его личной наперсницей.
А стало быть, она снова стала чьей-то служанкой. Она однажды уже была наперсницей Цин-чжао.
Си Ванму содрогнулась, словно отбрасывая в сторону это неприятное сравнение. «Нет, – упрямо заявила она себе. – Это не одно и то же. Потому что этот бесцельно бродящий среди луговых цветов юноша не обладает властью надо мной. Он может лишь поведать мне о своей боли и надеяться на мое понимание. И то, что я дам ему, я буду дарить от всего сердца, сама».
Она закрыла глаза и прислонилась к двери. «Да, – подумала она, – отныне я буду дарить сама. Но что я собираюсь дать ему? Именно то, чего он добивается, – мою преданность, мое почитание, мою помощь? Я растворюсь в нем. Но почему я иду навстречу его желаниям? Потому что, как бы он в себе ни сомневался, он все-таки обладает способностью привлекать людей на свою сторону».
Она снова открыла глаза и направилась через высокую, достающую до пояса траву к нему. Увидев ее, он остановился и стал ждать. Вокруг жужжали пчелы; над цветами пьяно порхали бабочки, в самый последний момент резко сворачивая в сторону, чтобы не врезаться в человека. Неожиданно взмахнув рукой, Ванму поймала пчелу в сложенную чашечкой руку, а затем быстро, прежде чем насекомое успело ужалить ее, кинула пчелу прямо в лицо Питеру.
Тот, совершенно ошеломленный и растерянный, принялся отбиваться от разъяренной пчелы, уклоняясь и отступая. В конце концов ему даже пришлось отбежать на несколько шагов. Наконец пчела оставила его в покое и, сердито жужжа, снова вернулась к своим цветам. Кипя от злости, Питер повернулся к Ванму:
– Это еще что за шуточки?!
Она захихикала. Не смогла сдержаться, настолько смешно он выглядел.
– Замечательно, смейся, смейся. Вижу, я подобрал себе замечательную компаньонку.
– Сердись сколько пожелаешь, – ответила Ванму. – Но я вот что тебе скажу. Неужели ты думаешь, что где-то там, на Лузитании, айю Эндера внезапно подумала: «Ой, пчела!» – и заставила тебя махать руками и прыгать, как клоуна?
Питер закатил глаза:
– Ага, очень умно. Что ж, мисс Владычица Запада, ты определенно решила все мои проблемы! Теперь я вижу, что всегда был настоящим мальчишкой! А эти желтые башмачки с самого начала могли перенести меня обратно в Канзас![4]
– В какой такой Канзас? – спросила она, посмотрев на его ботинки, которые были отнюдь не желтого цвета.
– Так, еще одно воспоминание Эндера, которым он со мной милостиво поделился, – проворчал Питер Виггин.
Сунув руки в карманы, он внимательно оглядел ее.
Она, не произнося ни слова, сцепила руки перед собой и наградила его таким же изучающим взглядом.
– Ну, так ты со мной или нет? – поинтересовался он в конце концов.
– Ты должен постараться не грубить мне, – ответила она.
– Этот вопрос урегулируй с Эндером.
– Мне плевать, чья айю управляет тобой, – заявила она. – У тебя есть собственные мысли, которые несколько отличаются от мыслей Эндера, – ты испугался пчелы, а он в этот момент даже не думал о ней, и ты это знаешь. Так что, какая бы часть тебя ни отвечала за твое поведение и каково бы ни было на самом деле твое настоящее «я», на передней стороне головы у тебя имеется рот, посредством которого ты будешь общаться со мной. Если хочешь, чтобы я помогала тебе, постарайся вести себя повежливее.
– И пчел больше не будет? – уточнил он.
– Не будет, – кивнула она.
– Тогда договорились. К счастью, Эндер подарил мне тело, которому наверняка будет больно, если пчела его ужалит.
– Пчеле тоже придется несладко, – заметила Ванму.
Он ухмыльнулся.
– Знаешь, а ты мне нравишься, – проговорил он. – И это меня бесит.
Решительным шагом он направился к кораблю.
– Пошли! – крикнул он ей. – Посмотрим, что за информацию сможет выдать нам Джейн. Как-никак этот мир мы должны подчинить одним ударом.