Глава 12

Я никогда не думала, что похожа на свою мать, равно как и не считала её главной причиной своего нежелания обзаводиться детьми. Поэтому, вопреки её ожиданиям, пламенная речь Веры ничуть не изменила мою позицию насчет материнства.

Но все равно, было в её словах нечто, показавшееся мне откровением. Возможно, дело в том, что сегодня она впервые за что-то передо мной извинилась. А, может, в том, что каждому хочется, чтобы мать им гордилась, и в какой-то степени все мы видим себя материнскими глазами. Но, скорее всего, её слова напомнили мне о том, чем до сих пор наполнена моя жизнь. Конечно, у меня есть моя карьера. И, что не менее важно, у меня есть связи, которыми я дорожу. Я хорошая сестра, дочь и подруга. В моей жизни присутствует смысл, и он никуда не делся даже без Бена.

Вот так именно мама, хоть и непреднамеренно, помогла мне перейти на следующий уровень эмоционального выздоровления. Помогла после трагедии постичь светлую мысль, что жизнь продолжается. Я даже начинаю снова подумывать о свиданиях. Не то чтобы мне не терпелось с кем-то начать встречаться, но все же свидания – это самый верный признак того, что ты продолжаешь жить после громкого разрыва. Признак того, что ты движешься дальше.

Поэтому, когда однажды Майкл заходит ко мне в кабинет и предлагает угадать, кто поставил меня на второе место, я даже впадаю в азарт. О, я точно знаю, что означает «второе место». Неважно, страховой ли вы брокер в Айове или школьный учитель во Флориде, или редактор на Манхэттене: всем знаком обычай собираться у кулера с водой (в нашем случае у автоматической кофемашины) и обсуждать, кто из уважаемых коллег самый привлекательный. Обычно подобное времяпровождение рождается от скуки или из-за долгого рабочего дня, но все подходят к нему чрезвычайно серьезно. (Соперничать с офисным хит-парадом по силам только рейтингу «Знаменитости, с которыми мне дозволено изменить своей второй половине».) Естественно, мой список знаменитых потенциальных любовников нынче недействителен, так как теперь я вправе сблизиться с кем пожелаю без всяких ограничений, что, к несчастью, ничуть не приближает меня к постели 1) Стинга; 2) Колина Ферта; 3) Джонни Деппа; 4) Тома Брэди или 5) Эда Харриса.

Конечно, в большинстве издательств основная проблема составления таких списков заключается в том, что у женщин невелик выбор. Во-первых, соотношение мужчин и женщин в издательском бизнесе составляет примерно один к трем. А из этих мужчин процентов семьдесят – геи. Поэтому в итоге на одного гетеросексуального мужчину приходится десять женщин. Вдобавок, если не принимать во внимание наиболее статусные отделы, вроде продвижения, в издательский бизнес идут в основном бывшие ботаники (и я в том числе), которые большую часть детства провели в четырех стенах, читая книги. Например, моя подруга Жаклин удостоилась персональной статьи в местной газете родной Северной Каролины за то, что прочитала за год пятьсот книг – а на тот момент ей было всего пять лет. Сама я недалеко от нее ушла – в детстве моим самым большим достижением было участие в турнире штата по правописанию, где я срезалась в финале на слове «рентгеноэлектрокардиограмма». Я ни в коем случае не утверждаю, будто все бывшие ботаники непривлекательны. Напротив, я считаю нас прекрасными людьми: любознательными, умными и намного более интересными, нежели среднестатистические девушки из группы поддержки или бывшие качки. Но список-то формируется не по критериям любознательности, ума или привлекательных человеческих качеств, а по сексуальности.

В общем, одним из бонусов дружбы с Майклом было то, что я всегда знала о рейтингах, которые составляли мужчины, и – что особенно интересно – в чьих фигурировала я. Работает это так: Майкл проговаривается, что я в чьем-то списке, а я притворяюсь одновременно смущенной, безразличной или возмущенной, на самом деле втайне чувствуя себя польщенной. А кто бы не был? Даже если тебя выбрал откровенный зануда, приятно знать, что котируешься.

Изображаю недоумевающий вид и переспрашиваю:

– На второе место? – потому что мне вовсе не хочется показаться отчаявшейся или воодушевленной.

– Ну, ты поняла. Он считает тебя второй по сексуальности в нашем офисе, – уточняет Майкл.

– Кто? – я закатываю глаза. – Джеральд-сисадмин?

– Не-а.

– Я сдаюсь.

– Ричард Марго, – лукаво раскрывает тайну Майкл.

Теперь он всецело завладел моим вниманием. Ричард Марго – наш исполнительный вице-президент и начальник пиар-отдела. О нем по всему издательству ходит слава, и не столько из-за его статусной должности, а больше из-за того, что он целый сезон отыграл питчером в одной из бейсбольных команд второй лиги, а также зарекомендовал себя бабником – не из мерзких приставучих типов, а скорее, «умным и обаятельным закоренелым холостяком, который любит водить красивых женщин по ресторанам». Ему уже далеко за сорок, но в отличие от многих его ровесников, которых изредка удостаивают эпитетов «симпатичный» или «привлекательный», Ричарда можно без натяжек назвать сексуальным. У него квадратный подбородок, глубоко посаженные голубые глаза и слегка редеющие волосы – черты, излучающие надежность и уверенность в себе. Даже его нос, который, по-видимому, ломали по меньшей мере один раз, выглядит аппетитно.

С самого моего прихода в «Элджин-пресс» Ричард не только постоянно присутствовал в моем списке, но и неизменно занимал в нем верхнюю позицию – в чем я призналась только Майклу и нескольким близким друзьям (в разговорах с остальными коллегами я сначала уклоняюсь от ответа, притворяясь, будто никогда об этом не думала, а потом предваряю перечисление фразой: «Ну, я попробую назвать, но не в каком-то определенном порядке», отчего последующие имена кажутся выбранными не слишком серьезно). На самом деле Ричард не только неизменно возглавляет мой хит-парад привлекательных коллег, но и занял место в моем списке знаменитостей, освободившееся, когда Джуда Лоу поймали на горячем с няней его детей и вся его харизма для меня обесценилась. Бен тогда настаивал, чтобы я не смешивала рейтинги, а я сказала, что в нашей профессии Ричард и есть знаменитость. Убедить Бена не вышло – он твердил, что весь смысл хит-парада знаменитостей заключается именно в недосягаемости известных людей. Поэтому я в конце концов вычеркнула Ричарда, заменив его Эдом Харрисом, который – по странному совпадению – внешне сошел бы за брата Ричарда.

– От кого ты это услышал? – спрашиваю я Майкла, чувствуя, что участившийся пульс сейчас меня выдаст. Но в свою защиту могу сказать, что у меня уже несколько месяцев не было секса.

– От надежного источника, – гордо похрустывая костяшками пальцев, скрытничает Майкл.

– Ты задал этот вопрос своему боссу? – уточняю я, восхищаясь способностью Майкла выуживать запретные сведения даже из руководства.

– Да, и что? – пожимает он плечами. – Мужская болтовня за обедом, и все такое. С нами были еще Фил Лумис и Джек Ханниген, и так совпало, что Ханниген тоже включил тебя в свой хит-парад.

– А чертов Фил даже в пятерку не вписал? – улыбаюсь я.

Майкл смеется, а я между делом возвращаю тему разговора к Ричарду.

– И кто же у Марго номер один? Стейси Юбэнкс?

Стейси Юбэнкс, секретарь отдела продаж – светловолосая и голубоглазая копия Бейонсе. Ходят слухи, что она подрабатывает порноактрисой. (Майкл утверждает, будто видел её в ролике под названием «Лесби Магуайр».)

– Нет. Стейси не прошла отборочный тур.

– Трудно представить, – фыркаю я, проникаясь к хит-параду Ричарда еще большим одобрением.

– Да уж. Меня это тоже шокировало.

– Так кто же номер один? – повторно интересуюсь я.

– Новая француженка из отдела смежных прав.

– Ах да, Марина Лакруа. Чересчур француженка.

– Ага. Но, видимо, у Ричарда пунктик на рыженьких, потому что Наоми Рубинштейн тоже в его списке.

– Вряд ли это можно назвать пунктиком на рыженьких.

– Две рыжули из пяти – определенно пунктик. Я к тому, что рыжие не составляют сорок процентов сотрудниц, значит, его выборка не пропорциональная.

– Справедливо, – киваю я, про себя гадая, кто же оставшиеся две не-француженки и не-рыжие в списке Ричарда.

– И что ты будешь с этим делать? – спрашивает Майкл.

– Ничего, – смеюсь я.

– Ничего? Почему нет?

– Потому что я профессионал, – шутливо-официозным тоном объясняю я.

– У нас нет запретов на дружбу и связи между коллегами. И ты не его подчиненная, – возражает Майкл. – Ты даже не работаешь в пиар-отделе. В чем конфликт?

– Не знаю. Возможно, это попахивает покровительством. И как-то дискредитирует мои книги.

– Да ладно тебе, эти доводы притянуты за уши, – отмахивается Майкл.

Технически он прав. Ричард руководит пиар-отделом и поэтому отвечает за все книги издательства. Но о моих книгах пишут многие журналисты, и в продажах и маркетинге другие бюджеты и зарплаты, поэтому практически невозможно, чтобы Ричард единолично сумел как-то повлиять на мою карьеру или на успех моих книг. Но мнение пиар-отдела много значит при презентации проекта, и маркетологи легко могут зарубить книгу на корню, поэтому любой мой успех будут объяснять благоволением Ричарда. К тому же я никогда не встречалась с коллегами и не намерена начинать сейчас, о чем и говорю Майклу, а затем добавляю:

– Весь этот разговор чисто теоретический, потому что Ричарду Марго я на самом деле неинтересна. Он всего лишь подыграл тебе на твоем поле.

– Я не был бы так уверен, – качает головой Майкл. – Кроме того, я сделал первый шаг.

– В смысле? – начинаю нервничать я.

– Рассказал ему о твоем разводе, – поясняет Майкл. – Он был не в курсе.

– Майкл! – восклицаю я. Знаю, глупо скрывать этот факт, но по-другому я не могу. Не люблю, когда мою личную жизнь обсуждают на работе. К тому же развод в любом случае отдает неудачей, а значит, это не то событие, которым можно похвастаться перед коллегами.

– Да ничего страшного, – машет рукой Майкл.

– И что он сказал?

– Что ему жаль это слышать. Но, думаю, тебе следует знать, что при этом он вовсе не выглядел сочувствующим, если понимаешь, о чем я.

В последний раз театрально приподняв брови и ловко выбив барабанную дробь по моему столу, Майкл выходит из кабинета.

Как бы я ни пыталась приглушить свой интерес к хит-параду Ричарда, вечером я все же сообщаю эту новость Джесс. Она никогда не встречалась с Ричардом, но годами слушала мои рассказы о нем и всегда рада даже намеку на служебный роман. Поэтому вместо того, чтобы воспринять эту историю такой, какой она есть на самом деле – пикантный эпизод для поднятия самооценки, Джесс оживляется и уверяет, что Ричард идеально мне подходит.

– Он уже слишком стар, чтобы хотеть детей, – говорит она.

Я качаю головой и прошу подругу перестать нести чушь.


* * * * *

Но неделю спустя, когда Ричард внезапно звонит мне с предложением обсудить кое-какие дела за обедом, я задаюсь вопросом, что ему от меня на самом деле нужно. Я сидела рядом с ним на множестве совещаний, но никогда прежде не беседовала наедине. И уж никак не за обедом.

– Конечно, – говорю я, напоминая себе, что, несмотря на хит-парады, я не заинтересована в Ричарде (как и он во мне). Уверена, он просто хочет обсудить рабочие вопросы. В конце концов, постепенно я становлюсь авторитетным сотрудником, и, возможно, обед с Ричардом просто констатирует мой статус в издательстве. Возможно, Ричард хочет пройтись по плану продвижения готовящегося к изданию романа Эми Дикерсон. Или желает обсудить стратегию по работе с самой сложной из моих авторов, Дженной Кобленц. Больше десяти лет книги Дженны пользовались коммерческим успехом, но сейчас она так требовательна к рекламным материалам, что ее претензии граничат с оскорблениями, а в обязанности редактора помимо прочего входит становиться буфером между авторами и рекламщиками.

– Как насчет четверга? – спрашивает Ричард своим глубоким, словно у радиоведущего, голосом.

– Четверг замечательно подойдет, – отвечаю я, даже не сверяясь с ежедневником.

– В час в «Боло»? – предлагает Ричард.

«Боло» – популярное заведение у наших коллег и у людей из издательского бизнеса в целом. Ричард ни в коем случае не выбрал бы «Боло», не будь его намерения вполне невинны.

– Договорились, – деловым тоном соглашаюсь я.


* * * * *

В четверг надеваю на работу джинсы, которые особенно хорошо на мне сидят, и пиджак из зеленого сирсакера. Смотрюсь повседневно, но стильно. Затем перед обедом прямо на рабочем месте трачу минут десять на приведение макияжа в порядок. Я продолжаю придерживаться убеждения, что ничуть не заинтересована в Ричарде, но считаю, что хорошо выглядеть никогда не повредит, а в особенности если идешь обедать с привлекательным мужчиной.

Ранее Ричард написал по электронной почте, что будет возвращаться от стоматолога и встретит меня уже в ресторане. Я быстро прохожу несколько кварталов до «Боло», но переступаю порог все равно на пять минут позже условленного. Сразу же замечаю за столиком в углу Ричарда в ветровке и галстуке. Перед ним стоят бокал красного вина и мисочка с оливками. Он с возбужденным видом говорит по телефону, уткнувшись в маленький блокнот вроде тех, с которыми не расстаются журналисты старой школы. У Ричарда важный вид. Но опять же может, мне так кажется, потому что он и есть важная шишка.

Когда он поднимает глаза и замечает меня, его лицо проясняется, и он приветственно машет. Жестом показываю, что подожду здесь, пока он не закончит звонок. Ричард кивает, быстро прощается и захлопывает телефон, сует его в карман пиджака и туда же кладет блокнот. Я подхожу, и он, чуть привстав, здоровается:

– Привет, Клаудия.

– Привет, Ричард, – говорю я, вдыхая запах его лосьона после бритья, который помню еще с тех пор, как много лет назад мы вместе проехались в лифте. Мне нравится исходящий от мужчин запах лосьона или одеколона. Бен никогда не пользовался ни тем, ни другим. Даже его дезодорант был без запаха. Приятно получать удовольствие от каких-то вещей, из-за которых не приходится скучать по Бену. К несчастью, пока что таких набралось немного. – Нашли кариес?

– Ни следа, – хвастается он.

– Пользуешься зубной нитью? – интересуюсь я.

– Нет, – с застенчивым видом признается он. – Наверное, просто повезло с генами.

Наш официант, юный блондин, настолько преувеличенно радушный, что кажется мне актером с Бродвея, останавливается рядом с нашим столиком, представляется Тэдом и спрашивает, чего бы мне хотелось выпить. Обычно я не пью вино за обедом на рабочей неделе, но так как Ричард уже пьет, заказываю бокал шардоне.

– Отлично. Не люблю пить в одиночку, – говорит Ричард, когда Тэд отходит. – То есть если только я не один.

Я смеюсь, и он тоже.

Затем, покончив с темой напитков, Ричард пропускает дальнейшую светскую беседу и резко переходит к делу. Наш план на лето. Новый автор, с которым я недавно подписала контракт. Недавняя отрицательная рецензия «Таймс» на мемуары Скварлы. (Не то чтобы пиар-отделу было дело до содержания рецензий. Даже плохая реклама – это реклама.)

– И самая главная новость, – объявляет Ричард, словно обозначая причину, ради которой позвал меня пообедать. – Я уже вот на столько, – он показывает миллиметровое расстояние между большим и указательным пальцем, – близок к тому, чтобы Эми Дикерсон пригласили на утреннее шоу на Эн-би-си.

– Шутишь? – восклицаю я, хотя уже слышала эту новость от Майкла. Раскрутка автора на телевидении очень важна для любой книги, в особенности для романа, но все равно, не тот повод, ради которого затевается обед один на один с главой пиар-отдела.

Ричард кивает.

– Очевидно, Кэти действительно втрескалась в книгу, – говорит он.

Улыбаюсь, слыша «втрескалась». Ричард частенько вворачивает в речь жаргонные словечки времен семидесятых. Обычно сленг предыдущего поколения звучит старомодно или глупо, но в устах Ричарда он кажется даже милым. Наверное, если человек симпатичен и достаточно успешен, ему сходит с рук почти все.

Борюсь с желанием сказать «балдежно» и скрещиваю пальцы.

Тэд возвращается с моим бокалом шардоне и двумя меню и спрашивает, желаем ли мы узнать блюда дня.

– Конечно, – хором отвечаем мы и слушаем, как Тэд тараторит самое долгое и подробное в мировой истории описание креветочного супа. Бен всегда терпеть не мог относящиеся к еде прилагательные, в особенности «сочный» и «вязкий». Реклама печенья вызывала у него судороги. «Так, хватит думать о Бене!» – одергиваю себя я и внимательно изучаю меню, пытаясь найти что-нибудь, что можно съесть аккуратно. Останавливаюсь на салате из обжаренного тунца. Ричард выбирает хорошо прожаренный бургер. Мне нравится сочетание бургера и красного вина.

– Читала в последнее время что-нибудь достойное? – спрашивает Ричард.

– Имеешь в виду вообще или из рукописей? – уточняю я.

– И то, и другое.

Перечисляю несколько книг из первой категории и пару проектов из второй.

– Что еще ты можешь мне рассказать? – интересуется Ричард после того, как Тэд принимает наш заказ и уходит. Марго выжидательно смотрит на меня, словно именно я внесла в расписание наш маленький «деловой» обед.

Делаю глоток вина и уточняю:

– О работе?

Лихорадочно пытаюсь вспомнить какие-нибудь сплетни из издательского мира. И как только собираюсь спросить, слышал ли он, что автор детективов Дженнифер Коутс недовольна своим редактором в «Патнеме» и пытается пристроить новую рукопись в другое издательство, Ричард пожимает плечами и откидывается на спинку стула.

– О чем угодно. – И эти слова дают мне понять, что у нас уж точно не деловой обед.

Осторожно обдумываю ответ, чувствуя себя так, будто подъехала к дорожной развилке. Как в сказках из серии «налево пойдешь – коня потеряешь, направо пойдешь – себя потеряешь», которые я очень любила в начальной школе. Легко можно было бы обсудить слухи о Дженнифер Коутс или вернуться к теме Эми Дикерсон на Эн-би-си, но вместо этого поднимаю левую руку, шевелю безымянным пальцем и выпаливаю:

– Я развелась.

Ричард выглядит удивленным, и я надеюсь, что он не станет разыгрывать простофилю и притворяться, будто ничего об этом не знал. Но, возможно, он просто удивился, что я столь охотно поделилась с ним такой новостью. Я и сама слегка удивлена.

Ричард дергает себя за мочку уха и говорит:

– Слышал. Мне жаль.

Раздумываю, не сказать ли: «Все нормально», но я всегда терпеть не могла, когда так отвечают на соболезнования или сожаления по поводу печальных событий в жизни. В конце концов, ничего нормального в этом нет. И я вздыхаю:

– Спасибо. Бывает.

Ричард кивает и вращает свой бокал. Делает большой глоток.

– Слышал, что так бывает в половине случаев.

– Ага, – киваю я. – Но сам ты никогда не рисковал, да?

Карта первого личного вопроса официально разыграна.

– Ты верно угадала, – с усмешкой говорит Ричард.

– А когда-нибудь был близок к женитьбе?

Вторая карта.

– Конечно.

– И насколько?

Третья.

– На самом деле, не слишком.

Ричард внезапно вскидывает руку, приветствуя кого-то на другом конце зала. Подумываю оглянуться и посмотреть, с кем он поздоровался, но не хочется выглядеть такой пойманной с поличным, какой я теперь себя чувствую.

Словно догадываясь, о чем я думаю, Ричард сообщает:

– Джейсон Сол.

Я недоуменно смотрю на него, и он поясняет:

– Коротышка из маркетинга, помнишь? С козлиной бородкой?

– Ах, да, – киваю я. – Вообще-то у него эспаньолка, а не козлиная бородка.

– Какая разница?

Объясняю разницу, используя для иллюстрации собственный подбородок. Ричард кивает с просвещенным видом, и я вспоминаю свою любимую историю про растительность на лице. Несколько лет назад Майкл и еще один наш коллега на спор отращивали усы. Майкл сильно отставал и однажды за обедом, признавая свой очевидный проигрыш, кивнул в сторону девушки по имени Салли, в которую тогда был слегка влюблен, и пораженчески сказал, что даже она одержала бы над ним победу. Майкл попытался пошутить, но, к несчастью, Салли была темноволосой итальянкой из тех, кто эпилирует верхнюю губу. Бедняжка пришла в ужас и почувствовала себя униженной, как и сам Майкл, когда осознал скрытый смысл своей реплики. Пересказываю этот анекдот Ричарду, и он смеется.

– А Салли еще у нас работает? – спрашивает Ричард.

– Нет. Она вскоре уволилась. Наверное, ей была нанесена сокрушительная травма.

Ричард кивает:

– Итак, на чем мы остановились?

– Почему ты ни разу не был женат? – спрашиваю я.

Четвертая карта из колоды личных вопросов.

– Когда встречу ту, с которой мне будет лучше, чем одному, – отвечает он, – сразу женюсь.

Смеюсь и говорю, что на момент знакомства с Беном я тоже придерживалась похожей философии.

– И что? Позже ты поняла, что с самой собой тебе лучше, чем с ним?

Пятая карта.

– Не совсем. Просто возникли непримиримые разногласия.

Ричард молчит, словно ожидая продолжения. Затем оживает и дает Тэду знак принести еще один бокал вина.

Я решаю сказать как есть.

– Я не хотела детей. А он хотел.

Наверное, имеет смысл заказать футболку с такой надписью. Причину большинства разводов невозможно сформулировать столь кратко.

– Разве не стоило прояснить этот вопрос до брака? – недоумевает Ричард.

– Мы и прояснили. Но он изменил своему слову. Внезапно захотел детей. Хотя бы одного. На одного больше, чем хочу я.

– Вот мудак.

Я смеюсь: отличное определение подобрал Ричард для Бена.

Возвращается Тэд с вином для Ричарда. Думаю: «Ну и ну, пьем бокал за бокалом за деловым обедом и обсуждаем мой развод и его холостяцкую жизнь». Возможно, Ричарду пришла в голову та же мысль, потому что нас вдруг прорывает и мы начинаем без остановки сыпать личными вопросами, настолько быстро, что не уследить.

Среди прочего я спрашиваю:

– Слышала, ты и Ханниген включили меня в свои хит-парады?

– А я слышал, что возглавлял твой рейтинг тринадцать лет.

– Наш Майкл – ужасная сплетница.

– Значит, это правда?

Сердце начинает колотиться, когда я признаюсь, что да.

– Польщен, – улыбается Ричард.

– Так и было задумано, – киваю я.

Он перегибается через стол и постукивает по основанию моего бокала.

– И, поверь мне, задумка сработала.

Я изо всех сил стараюсь не отвести взгляд, а потом тоже перегибаюсь через стол и постукиваю по основанию его бокала.

– Аналогично.

Мы заканчиваем обедать, болтая и смеясь. Затем соглашаемся с предложением услужливого Тэда выпить по чашечке кофе. Когда приносят чек, Ричард забирает его, говоря, что запишет расходы в счет подотчетных средств.

– Потому что мы так долго обсуждали рабочие вопросы? – хихикаю я.

– Именно, – кивает он.

Улыбаюсь, чувствуя себя одновременно расслабленной и возбужденной – признак хорошего свидания. В которое этот обед и вылился. И хотя понимание приходит не сразу, но после того, как мы с Ричардом вместе прогулялись до офиса и я снова села читать переработанную рукопись, я осознаю, что впервые за долгое-предолгое время думаю не о Бене, а о другом мужчине.


Загрузка...