— Карл! Карл-у-кларры, Дерево! — На ветку яблони села крупная чёрная птица. — Как поживаете?
Яблоня в ответ приветливо скрипнула. Ей нравились птицы. Даже синицы, которые совершенно бесстыдно выклёвывали подсолнухи на грядке: с ловкостью цирковых акробатов забирались под марлевые колпаки, которыми хозяин укутывал цветочные головки, и — щёлк-щёлк — быстро выковыривали семечки. Даже дрозды, которые налетали в августе хулиганскими стаями, опустошали вишни и расклёвывали яблоки. А крупная чёрная птица нравилась ей больше всех. Она была говорящей — любила поговорить, и это наложило печать на их отношения.
Когда чёрная птица впервые появилась в саду, она тут же увидела яблоню, подлетела и стала устраиваться на ветке:
— Карл! Дерево, я тут присяду… Хотя ваши кривые рруки не очень-то ррасполагают… Кстати, я — Кларра. Воррон!
— Ворон? Вы ворон, Клара? — Яблоня не хотела обидеть гостью сомнениями. Просто она никогда не видела ворона и очень удивилась.
Но Клара захлопала крыльями и обиженно закричала:
— Карл-у-кларры, Дерево! Почему бы мне не быть ворроном? Все невежды уверены, что воррон — муж ворроны. Страшные предррассудки! Ворроны — это ворроны. А ворроны — ворроны. Только не вздумайте, Дерево, называть меня ворронихой. «Поэтесса» — и то съедобнее. «Музыкантша» — терпимее. Хотя и от них у меня сводит лапки и покалывает в носу. Едва я присела на ваши кривые рруки, как вы стали меня оскоррблять!
— Что вы, что вы, — слегка опешила Яблоня. — Я так рада, что вы присели. Мне так хочется с вами поговорить. Мелкие птички суетятся, шумят и не любят серьёзные темы. У них слишком много мелких забот. Вы так от них отличаетесь! Придвигайтесь поближе к стволу. Там у ветки такой изгиб — и вам будет удобнее. Я и не думала, будто вы поэтесса. Я не буду вас так называть. Не волнуйтесь, пожалуйста.
— Да уж, пррошу уволить… — ворчливо сказала Клара и, пару раз хлопнув крыльями, устроилась поудобнее.
— Карл! Карл-у-кларры, Дерево! Вы слышали, что они говорили? Представители местной человеческой стаи? Они утверждают, что я представляю для них интерес! Что я достопримечательность! Укррашение сада! И меня надо подкаррмливать! — Клара так волновалась, что ветка под ней дрожала. — Прраво, приятные человеческие разновидности.
Вы не поверите, Дерево, но это не в первый раз. Я уже была укррашением! Я была достопримечательностью. Я говорила: «Кларра!» — и все приходили в восторг. Вам нрравится, как звучит «Кларра»? Так меня звали там, где я раньше жила. У юных натюрралистов. У них были рразные книжки. И там было про Кларру. Правда, там Кларра была вороной. И её выдали замуж… За кого бы, вы думали, Дерево? Карл-у-кларры… За воррона! Представляете? Предрассудки! Даже юные натюрралисты не считают зазорным выдать воррону за воррона. А ведь натюрр… Вы знаете, что такое «натюрр»? Это значит «природа». Иногда «натюрр» — не просто «натюрр», а «морте». То есть мёрртвая, вы понимаете? Тогда её почему-то принято рисовать. Это дело художников — рисовать натюррморты. Но если натюрр не моррте, тогда за ней наблюдают, кормят её, чистят клетку. Тогда художник не нужен. Нужен натюрралист. И как правило, юный. А они не всегда способны отличить воррону от воррона. Но я прощала эту нелепость юным натюрралистам. Я сохрраняла внутреннее достоинство — рраз они чистят клетку. Клетка, однако, всё-таки тесновата. И хочется рразнообрразия… Дверцу забыли закрыть. Самое сложное — прролезть в оконную щель…
Но я не прочь опять побыть достопримечательностью. Вы давно тут живёте, Дерево? Что? Не помните, сколько лет? Считают обычно по годичным кольцам на пне? Нет, зачем же такие кррайности! Рразве нет дрругих способов?
Ах вы знаете бабушку? Ту особь преклонного возрраста, которрая догадалась, что меня зовут Кларра? Порразительно сообрразительна! Что? Вы помните, как она была невысоким рросточком? Она — росточком, а вы — уже Деревом? Карл-у-кларры… Забавно. Особь преклонного возрраста вызывает симпатию. Она чем-то очень похожа на юного натюрралиста. Карр, они все выглядят дрружелюбно. И самый юный натюрралист, и дрругие, постаррше.
Да и сами вы, Дерево, не вызываете у меня особого отторржения. Ваши корявые руки в чём-то вполне пррактичны.
Нет причин, по которрым я не могу тут прижиться.
— Как поживаете, Дерево? Как вам весна и всё пррочее?
— Весна — это замечательно. Все радуются весне.
— Да? — Клара переступила на ветку потолще. — Вы так считаете, Дерево? И вас ничто не тревожит? Вы слыхали, что ожидается яблочный год?
— Значит, вы уже знаете…
— Дерево! Не смешите меня. Я знаю всё что нужно. В отличие от деревьев я умею летать. В соседних садах всё цветёт. Вот что я вам скажу. И яблони зацвели.
— Я так рада за них, — тихо вздохнула Яблоня.
— Карл-у-кларры… Что значит «ррада»? Дерево, вы неноррмальное? Говорю вам: яблочный год. Яблони зацвели. И вы тоже, кажется, яблоня. Только вы не цветёте. Хочу вас предупредить: вы рискуете жизнью. Через три дома отсюда выррубили яблони, которрые не зацвели. Они заслоняли солнце тем, которые плодоносят. Правда, юные натюрралисты, обитающие в этом доме, — симпатичные особи. Возможно, для них не важно, что вы заслоняете солнце. Но лучше бы подстрраховаться. Вы обязаны зацвести.
— Я очень старая, Клара. А цветение — счастье. Счастье требует сил…
— Карл-у-кларры, Дерево, не прикидывайтесь пеньком! Это форрма изощрённого эгоизма. Вы как будто забыли: я делю с вами место и время. Вспомните: вы — оррганизм. У каждого оррганизма есть резервные силы. Эту тему очень любили юные натюрралисты. А вам всего-то и нужно, что втянуть в себя больше соков. Вдохните поглубже, подумайте о хоррошем. О ворронах, о ворронах. Вы вообще-то помните, что я — достопримечательность?
— О, конечно, Клара, я помню! Как я могу забыть?
— Вот и не забывайте.
— Нет-нет, я не забываю!
— Дерево, вы попугай? Что вы всё повторяете? Или вы думаете, что попугаи цветут? Лучше втягивайте в себя соки, — проворчала сердито Клара.
Яблоня еле заметно вздохнула.
А птица решила, что разговор становится утомительным, нахохлилась и умолкла.
Ворон Клара вернулась после недолгой отлучки.
— Ах, Клара! Я рада вас видеть, — сказала ей Яблоня. — Присаживайтесь, пожалуйста.
— Приглашаете, карл-у-кларры? Ах, какое гостеприимство! Но я не вижу, куда можно присесть. Вы меня ослепляете.
— Ослепляю? — не поверила Яблоня.
— Да. Ослепляете. Улыбаетесь на весь сад. От вашей улыбки крружится голова.
— Клара, я зацвела, — тихо сказала Яблоня. — Присаживайтесь, пожалуйста… Лучше чуть-чуть пониже. И немного левее. Так вам лучше будет виден цветок.
Клара уселась на ветку и уставилась на цветок:
— Та престарелая особь, которая всё равно что юный натюрралист… Она сказала: вы можете не цвести. Она всё равно вас любит. Будто вы человек. Карл-у-кларры… Как стрранно. Но она утверждала, будто вы сверху донизу увешаны воспоминаниями. Я только не поняла, чьи это воспоминания — ваши или её? И я совершенно не вижу, чем таким вы увешаны. Но иногда приходится верить на слово… Короче, убить вас не собиррались. Ну и жили б себе спокойно. А то — «пониже, левее»… Теперь у вас только и мыслей, что об этом цветке. Вы вообще способны ещё о чём-нибудь думать? Или вы теперь ко всему равнодушны? Дерево, вы хуже пня с его годичными кольцами. Вы совершенно не думаете, что ворроны очень рранимы. Они могут решить, что их брросили. И им теперь соверршенно не с кем поговорить…
— О, Клара, о чём вы хотите поговорить? Я готова вас слушать.
— О чём-о чём… — Клара ожидала встретить сопротивление. — Значит, вы зацвели… Должна вам сказать, это выглядит стрранно. Только один цветок — и тот с головку пиона. Вы уже старрое, Дерево, могли что-нибудь перепутать.
— Странно — это когда ворона выходит замуж за ворона, — спокойно ответила Яблоня. — А на яблоне может быть сколько угодно цветков. Но если они появились — пусть даже один цветок, — значит, яблоня зацвела. И должна вам сказать, что пионы на яблонях не растут. Это знают даже юные натуралисты.
— Карл-у-кларры… — птица не нашла что ответить.
В саду суетились шмели. Бабочки делали вид, будто они — цветы и будущие гусеницы не имеют к ним отношения. Ветер назойливо требовал, чтобы все танцевали, а сам всё сбивался с ритма. Однако Яблоня с радостью приняла его приглашение. И ей было не важно, как называется танец. Во время танца ветка, на которой устроилась Клара, легонько покачивалась и птица покачивалась вместе с ней.
— Карл-у-кларры, Дерево! Что вы так голосите?
— Скорее, Клара. На помощь! Я боялась, вы не услышите. Ах, это ужасно! Ужасно!
— Я давно вас услышала. И сейчас прекррасно вас слышу. Из-за чего сырр-борр?
— Клара, скорее, скорее! Видите — там червяк!
— Вижу. Червяк. — Ворон Клара устроилась поудобнее и принялась чистить перья.
— Он ползёт прямо к яблочку. Сделайте что-нибудь!
— Что именно я должна сделать? — Под мышкой у птицы обнаружилось нечто такое, что всецело её поглотило.
— Клара! Пожалуйста, съешьте его. Или он съест моё яблочко.
— Дерево, вы меня удивляете. Вы знаете, что я — воррон? Пусть я жила у юных натюрралистов и они добывали мне пищу. Но я точно знаю, что ворроны — настоящие ворроны — не едят черрвяков.
— А что же они едят? — Яблоня всеми порами своей старой коры ощущала, как двигается червяк.
— Воррон питается падалью.
— Клара, ради меня! Представьте, что вы — ворона! Клара, пожалуйста! На короткое время.
— Это почти ничего не меняет. Какой ррацион, по-вашему, у воррон? Их ррацион всецело обусловлен их миссией. Чаще всего они коррмятся на помойках — потому что они санитарры. Горродские ворроны сокращают объём отбросов. Разве среди отбросов есть яблочные червяки?
— Клара, он уже близко…
— Дерево, вы существо с огрраниченным крругозором. Вы способны ещё о чём-нибудь думать, кроме этой невзррачной завязи? Ваш нелепый цветок, он хотя бы вызывал удивление… Если вам так надо избавиться от червяка, позовите синицу.
— Клара, синицы теперь редко меня навещают. Они знают, что я дружу с вами.
— Карл-у-кларры, а как вы хотели? Наше общение — это что-то вроде искусства. Оно требует жертв. Вы спррашивали себя, чем готовы пожертвовать? — Птица всё продолжала исследовать свои перья и находила там много лишнего.
— Клара… — Яблоня больше не могла говорить. Все листочки её дрожали.
Птица в последний раз ковырнула у себя под крылом и взглянула на червяка. Червяк был большой и косматый. От малюсенького яблочка его отделяло расстояние в один листик.
«Ну и съем, — подумала Клара, — может, никто не заметит. И вряд ли это как-то повредит моей репутации. В конце концов, ворроны часто промышляют ловлей мышей. А если не съесть червяка, Дерево очень расстроится».
Червяк уже потянулся к яблочку — но коснуться его не успел.
Ветви Яблони облегчённо качнулись.
— Я вам так благодарна, Клара, — прошептала бедная Яблоня. — Извините мою навязчивость. Я переволновалась. Вчера был ужасный ветер. Знаете, у малышей бывают слабые черенки.
Лето стояло чудесное. Оно не губило жарой, не иссушало жаждой. Не изводило нудными затяжными дождями. Лето царствовало по-доброму, щедро одаривая всё живое светом, теплом и влагой. Яблочко счастливо избежало нападения гусениц и разных яблочных хворей и к августу выросло и округлилось. Оно нежилось в солнечной ласке и тихонько хихикало, когда его щекотал летний дождик. Светло-зелёная кожица Яблочка была нежной, но прочной. За ней ощущалась мякоть. И Яблочко в летней ночи светилось, как ёлочный шар.
— Карл! Подрастает, однако. Ни рродинок, ни борродавок. Может выйти приличный Фррукт! — Склонив голову, Клара посматривала на Яблочко круглым блестящим глазом.
Яблоня засияла от гордости и незаметно погладила Яблочко листиком.
— Слушайте, Дерево, нужно подумать о перспективах Фррукта.
— Клара, это же яблоко. Его перспективы понятны. — Яблоня снова погладила Яблочко листиком, но на этот раз — с лёгкой грустью.
— Дерево, вы опять выдаёте себя за пень. Очевидно, что Фррукт съедят. Но ведь важно, кто именно и при каких обстоятельствах. Почему-то вы не хотели, чтобы его съел червяк.
— О-о-о… — прошептала Яблоня. Её мелкие веточки дрогнули.
— Вы принудили съесть червяка одного знакомого воррона. А ведь это было против его натюрр!
— Я вам так благодарна, Клара!
— И в чём ваша благодаррность? Вы не даёте мне стать достопримечательностью!
— Вы и так достопримечательность!
— Дерево, вы хотите сузить мои перспективы. Все должны говорить: знаете, Фррукт вызрел на том самом дерреве, где любила сидеть воррон Кларра. Очень редкая птица. И не путать с ворроной! Понимаете, Дерево?
— Кажется, понимаю.
— Это ррадует, карл-у-кларры… Я же знаю, что вы не пень. Вы должны сделать выводы. Вы должны меня допустить!
— Я допускаю вас, Клара. Разве вам неудобно?
— Дерево, мне удобно. И по этой причине я хочу вас напрравить. Чтобы вы, Дерево, двигались в прравильном напрравлении.
— Я давно не саженец, Клара.
— Но вы только что отказались думать о перспективах Фррукта. Вы не хотите опереться на научную почву.
— Клара, но я опираюсь на почву! Я всегда на неё опираюсь. — Яблоня чувствовала, что возражения прозвучали неубедительно.
— Дерево, это дрругая почва. Я говорю о почве высшего свойства. Мы должны из нормального Фррукта вырастить выдающийся. А для этого непременно нужен прроект! Пррограмма! Ярркий пример! Обрразец! Или вы возрражаете? Хотите прослыть ретррогррадом?
— Ретро? Это так плохо, Клара?.. А какое у вас предложение?
Тут ворон Клара захлопала крыльями и покинула Яблоню. У неё пока не было никакого проекта.
Скоро Клара вернулась в прекраснейшем настроении.
— Дерево! Вы не поверите… Я и сама удивилась. Но фррукт врроде вашего яблока на такое способен!
Яблочко на вершине запрыгало от любопытства.
— Маленькое, не вертись, — одёрнула его Яблоня. — Не ослабляй черенок.
— Нет, вы только послушайте! — Птица от возбуждения не могла усидеть на месте и перепрыгнула на соседнюю ветку. — Был один сад. Давно. Будто бы самый лучший. Жили там Он и Она. А больше — никого. Я имею в виду представителей человеческой рразновидности.
— Даже лучше, чем наш? — перебила ворона Яблочко.
— Некорректный вопррос, — слегка рассердилась птица. — Но мне совершенно ясно, что там обитали ворроны. Много ворронов. Белого цвета. В те времена почему-то прредпочитали белое. И эти ворроны не страдали от одиночества… — У птицы снова поднялось настроение. — Да, чудесный был сад.
— А червяки там были? — осторожно спросила Яблоня.
— Думаю, нет… Уверена! Ползанье не поощрялось. Был только один червяк. Он назывался змей. Да и тот был, представьте, с ногами. И он забрался на самое главное дерево. Прямо с ногами забрался. И тут приходит Она. Змей говоррит ей: смотри-ка, я сейчас соррву яблоко! Хотя с главного дерева ничего нельзя было ррвать. Но змей зацепился за ветку, покачивает ногами и ррасхваливает яблоко: какая гладкая кожица! А сквозь неё просвечивает такая душистая мякоть! Смотри на меня: я откусываю кусочек… Ты думала, я умрру? А со мной всё в порядке. Если съешь, такое узнаешь… Ты такое узнаешь…
— И Она съела? — не выдержало Яблочко.
— Фррукт! Не перебивай! Да, съела. Но съела не всё, а одну половинку. Ту, что змей надкусил. А оставшееся съел Он. Она сказала ему: от этого не умирают. И Он тоже съел половину.
— Но ведь они не умерли? Они не умерли, правда? — разволновалось Яблочко.
Птица взглянула блестящим глазом:
— Карл-у-кларры… Не умерли! Но вроде как отрравились. И их пррогнали из сада. А вместе с ними — и ворронов, — птица грустно вздохнула. — Ворроны очень рранимы. Не всякий способен выдержать… С тех пор они — редкие птицы.
— Клара, как это можно — отравиться яблоком с дерева? — насторожилась Яблоня. — Это самые свежие яблоки. Они полны витаминов.
— Карл-у-кларры, в том-то и дело! — Птица тут же перестала страдать и опять вдохновилась. — Яблоко было свежим. Может быть, слишком свежим. Содержало свежую мысль. И когда они съели яблоко, они такое узнали! Такое, что хуже отрравы.
— А что? Что там было? — запрыгало от любопытства Яблочко. — Что такого они узнали?
— Они узнали, — птица пробежала по ветке, — они узнали… У-кларры-карл… Узнали, что ходят голыми. Вот что они узнали. И это, представьте, перевернуло мирр! Вверх ногами. А? Крруто?
— Голые? — захихикало Яблочко. — Это было внутри у яблока? А у меня это есть?
— Можно проверить. Если я тебя клюну…
— Маленькое, успокойся, — строго сказала Яблоня. — Если вы его клюнете, Клара, никто ничего не узнает. Даже если вы закричите: «Посмотрите! Я голая!» — вам никто не поверит. Где вы видели голых воронов? И ещё… Про главное дерево… Это что — была яблоня?
— Яблоня? Кто вам сказал?
— Вы сказали: там росли яблоки.
— Дерево! Вы передёргиваете! Искажаете мою речь! Рразве я говорила «яблоки»? Карл-у-кларры… Что я сказала? Я сказала: змей соррвал яблоко. Разве я говорила: «там рросли только яблоки»? Вот у вас всего одно яблоко. Остальное — воспоминания. И на дереве в том саду могло ррасти всё что угодно: сливы, инжирр, марракуйя. Почему-то змей выбррал яблоко… Вы сбиваете меня с мысли.
— А если бы Он и Она съели инжир или сливу? Что бы они узнали? — снова влезло с вопросом Яблочко.
— Фррукт, не встревай в разговор, когда ррассуждают старршие. Когда они прродумывают воспитательную прогррамму…
— Так я и думала, это была не яблоня. Такая программа нам не подходит, Клара, — твёрдо сказала Яблоня.
— Совершенно дрругой проект! Совершенно дрругая программа! Не проект, а сама кррасота! — Птица уселась на ветку в сладостном изнеможении и ненадолго прикрыла глаза. — Вы только послушайте, Дерево. Жили-были богини. Три. И все такие кррасавицы, что боги и люди в них постоянно влюблялись. И так влюблялись, Дерево, что порой преврращались в животных… Но это я отвлеклась. Трём богиням…
Яблочко завертелось, расталкивая листики, чтобы они не мешали видеть ворона Клару.
— Им важно было решить, кто из них крраше всех. Все, естественно, уклонялись от роли судьи в их споре. Понимали, что это опасно. Вдруг богини решат превратить в животное и того, кто в них не влюбился? Тогда эти богини сами выбрали в судьи юношу (про него было точно известно, что он самый кррасивый на свете), дали ему в руки яблоко и сказали: отдай кррасивейшей… Дерево, чувствуете, к чему я клоню?
— К чему вы клоните, Клара?
— Фррукт может стать нагррадой. Призом за кррасоту! А? Вот это программа!
— Тётя Клара, а кого же он выбрал? — не утерпело Яблочко. — Кого он признал красивейшей?
— Карл-у-кларры… Он стррашно мучился, всё не знал, кого выбррать. И тогда одна из богинь отозвала его в сторронку и говорит на ушко: дай это яблоко мне, дай — и не пожалеешь. Я тебя отблагодарю. В мире есть одна женщина. Кррасотой с ней никто не сравнится — разве только богини. Ты отдаёшь мне яблоко, она отдаёт тебе сердце. И судья согласился…
— Тётя Клара, это нечестно! — закачалось на ветке Яблочко.
— Честно — нечестно — не имеет значения. История про богиню, которой вручили яблоко, очень нравится рразным человеческим представителям. Они её постоянно пересказывают друг другу. А уж сколько эту историю рисовали!
— Клара, откуда вы это знаете? — Яблоне требовалось кое-что уточнить.
— Однажды мне в клюв попала открытка. Юные натюрралисты выррывали её друг у друга. Открытка теряла кусочки, а потом залетела ко мне. На открытке один знаменитый человеческий представитель нарисовал трёх богинь. Они были не очень одеты…
— Тётя Клара, эти богини, они тоже ходили голыми — как Он и Она в прошлой сказке? — с любопытством спросило Яблочко.
— Я не сказала «голыми». Я сказала «не очень одетыми», — строго заметила Клара. — И для данной истории это совсем не важно. Важно то, что одна из богинь… Ну-ка, Фррукт, догадайся: что было в рруке у богини?
— Яблоко! Яблоко! У неё было яблоко! — Яблочко так обрадовалось, что прямо заплясало.
— Именно, яблоко! И это не натюррморте, где всё кучей — дохлые птицы, яблоки и виноград (карл-у-кларры, какая гадость!). Нарисовали одно отдельное яблоко. Только представьте, Дерево: на картине ваш Фррукт! Это была бы верршина!
— Вершина? Какая вершина? Как это Яблочко окажется на вершине? — Яблоня недоверчиво качнула верхними ветками.
— Да не на вашей верршине! Не рраскачивайте ветвями. Речь идёт о верршине славы!
— Но послушайте, Клара, маленькое право. Эта история с яблоком — как оно досталось «красивейшей» — всё это как-то нечестно. И что-то внутри сердцевины подсказывает мне, что у истории с яблоком было и продолжение. — Яблоня ощущала внутреннюю тревогу.
— Прродолжение нас не касается. В продолжении фррукт не участвовал. — Птица вдруг утратила весь свой энтузиазм.
— Тётя Клара, ну расскажите, интересно, что было дальше, — тихонько заныло Яблочко. — Красивейшая богиня нарушила обещание?
— Лучше б наррушила. Карл…
— Бедный юноша превратился в животное? — испуганно вздрогнула Яблоня.
— Карл… Если бы превратился…
— Вы пугаете меня, Клара. Рассказывайте дальше.
— Рассказывайте, тётя Клара! — От нетерпения Яблочко снова завертелось на ветке.
— Ну… Кррасавица отдала своё сердце юноше. Рраз богиня приказывает, приходится отдавать. Но, видите ли, красавица… Она уже была замужем. В результате таких накладок прроизошёл адюльтерр.
— Что-что-что? — удивилось Яблочко.
— Маленькое, не слушай. Прикройся получше листиком…
— Вот именно: что-что-что! — посуровела Клара. — Супрружеская измена. Представьте себе: кррасавица отдала своё сердце юноше. Вынула и отдала. Вы понимаете, что это значит? Это значит, что сердце находится вовсе не там, где ему нужно быть. — Клара склонила голову, очевидно, прислушиваясь к собственному сердцу. Но оно было на месте.
— Красавица умерла? — в ужасе вскрикнуло Яблочко.
— Фррукт, не надо истерик. Красавица не умерла. — (Яблочко повеселело.) — Но ррадоваться тут нечему. Она убежала с тем, кто забррал её сердце. И этим сильно рразгневала бывшего мужа. А он, между пррочим, был царь.
— Клара, что сделал царь? Маленькое, не слушай! Сколько раз тебе повторять?
— Карл-у-кларры… Что-что… — Птица щёлкнула клювом. — Царь решил разрушить тот город, куда убежала кррасавица. Он собррал огрромное войско и пошёл на город войной. Каждый третий воин царёва войска был ужасным героем, сыном бога или богини. Чтобы его убить, нужно было попасть ему в пятку. В результате война длилась десять лет. Деревянный конь, пррорицатели, реки кррови, стррашные змеи…
— Всё, Клара, замолчите, — оборвала ворона Яблоня.
— Я же предупреждала, прродолжение не интересно. И оно совершенно не имеет к нам отношения.
— Клара, не будем об этом. Это нам не подходит.
Клара громко захлопала крыльями и улетела, не попрощавшись с Яблоней.
Её не было несколько дней. Яблоня с Яблочком даже начали волноваться.
— Карл-у-кларры… Фррукт, посмотри вон туда! — Птица села на Яблоню как ни в чём не бывало. — Что ты кррутишься как неноррмальный? Ну да, это я, ворон Клара. Не на меня смотри. Видишь вон там, внизу, юного натюрралиста? Можешь упасть ему на голову?
— Здравствуйте, Клара! Где вы пропадали, Клара? — Яблоня так обрадовалась возвращению птицы, что не сразу услышала, что та говорит.
— Дерево! Новый прроект! Фррукт падает на голову юному натюрралисту!.. Конечно же, вы его знаете! Он из человеческих перелётных. Гнездится в доме в тёплое время года. В первый раз в этом году появился, когда Фррукт ещё был цветком. Вот я и говорю: пусть Фррукт упадёт ему на голову… Что значит, он вам нрравится? Как он может не нрравиться? Он же кормит меня! Вместе с той престарелой особью.
— Клара, зачем же бить мальчика по голове?
— Нет, Дерево, вы невозможны. Я ж говорю: прроект! Я тут такое рразведала! Я рразузнала такое! Перелётная особь — победитель ррайонной олимпиады. Он умеет решать примеры! Он умеет решать уравнения! Но вы не поверите, Дерево: он занял вторрое место. Фррукт непременно должен стукнуть его по макушке.
— Но, Клара… — совсем растерялась Яблоня. — Зачем?
— Фррукт стукнет его по макушке — и он займёт перрвое место.
— Нет, я не понимаю…
— Вы хоть раз что-то поняли, Дерево? С первого рраза? — Ворон Клара не пыталась сдержать своё раздражение. — Вы хоть знаете прро человека, который откррыл закон? Жил-жил себе человек, думал о рразных вещах. Ну думал себе и думал. А как-то в полдень заснул под яблоней, и его неожиданно стукнуло яблоком по лбу. Он вскочил и откррыл закон. И срразу стал знаменитым.
— Какой такой закон, Клара? — немного смутилась Яблоня.
— Что яблоки падают вниз.
— Клара, конечно, вниз. А куда они могут падать?
— Карл-у-кларры, Деррево, не моррочьте мне голову. Важно не только куда, важно почему. Вы вот знаете, почему яблоки падают вниз?
— Потому что они созрели, — робко сказала Яблоня и тихонько вздохнула: Яблочко тоже скоро совсем созреет.
— Не обижайтесь, Дерево, но ваш крругозор иногда потрясает своим убожеством. Яблоки падают вниз, потому что их тянет земля. Это сразу становится ясно, если тебя стукнет яблоком. Вы меня понимаете? Это прекрасный проект! Предельно прростой и прриличный. Тот, кого бьют по макушке, совершенно не должен быть голым. И никаких коварных богинь в этом прроекте нет.
— Но вы уверены, Клара, что в результате получится первое место? Мне кажется, нужно учесть, что Яблочко выросло крупным. — (Яблоня не пыталась скрыть свою гордость.) — Сколько должно весить яблоко, чтобы оно упало — и получился закон?
— Карл-у-кларры… — сказала птица. Она не хотела признаться, что это ей неизвестно.
— Знаете, головы разные… Мои яблоки столько лет притягивались к земле… Нет, Клара, — Яблоня вдруг упрямо качнула вершиной, — нет, нельзя рисковать. Это очень хороший мальчик.
— Карл-у-кларры… — сказала птица.
На неё напало уныние. Невозможно, ну невозможно направлять это Дерево!
…Лето решило вернуться — несмотря на сентябрь. И теперь казалось: лето будет всегда. Воздух мягкий и тёплый, ветер где-то забылся. В соседней малине радостно скандалили воробьи. Воробьи — в сентябре! Абсурд! Ворон Клара сидела на Яблоне под сентябрьским солнышком и лениво поглядывала вокруг. «Вон, висит себе, — думала Клара, поглядывая на Яблочко. — Вымахал, как аррбуз. Без прроекта. Без перспективы…»
— Тётя Клара, правда сегодня хороший день? — Яблочко словно почувствовало, что думают про него.
«Конечно, если взглянуть с дрругой стороны, он вполне симпатичный… Хотя какие стороны могут быть у круглого Фррукта?» — Клара решила не поддаваться сентиментальным чувствам. Может, ещё не поздно что-то исправить…
Воробьи разорались на спор, кто из них громче чирикнет. Клара сердито подумала: «Хоть бы они заткнулись!» И воробьи неожиданно перестали кричать: они все разом вспорхнули.
Стало как-то неправильно тихо. От забора двигалась тень. Точнее, две тени, слившиеся в одну. Они приближались к дому.
— Дерево, это кто?
Яблоня в недоумении чуть качнула ветвями.
— Дерево, это не юные натюрралисты. Юные натюрралисты попадают в гнездо по-другому. — Клара тревожно задвигалась. — Карл, должна вам сказать… Мне не нравится эта человеческая рразновидность. Карл, мне кажется, это нехоррошая рразновидность!
Тени исчезли в доме, потом появились снова. Один долговязый, сутулый. Другой — невысокий, широкоплечий.
Долговязый что-то тащил. Невысокому было легче, он повертел головой вокруг и резко бросил сутулому:
— Давай шевелись, шестёрка! Всё рассчитано по минутам. Ещё чуть-чуть — и сработает сигнализация. Давай к забору, туда.
«Карл-у-кларры! Укррал! Укррал! — Птица сорвалась с ветки и, громко хлопая крыльями, полетела прямо к теням. — Карл-у-кларры! Укррал!»
— Это ещё что за чёрт? Ты ж говорил, у них нет собаки? — сердито спросил невысокий.
— Ну, говорил… Нет собаки. Где ты увидел собаку?
— А эта тварь? Хуже собаки! Вон как орёт. Всех перебаламутит. Это что ли, ворона?
— Скажешь тоже — ворона… Тут три вороны в одной.
— Щас как двину — тогда пошутишь. А ну быстро к забору! Чё-ё-ёрт! Она нападает!..
— Эй, куда?! Бейсболку отдай! Отдай, говорю, зверюга!
— Вот я ей вмажу сейчас… — Невысокий стал что-то вытаскивать из кармана.
— Брось, Сивый, шуму будет…
— Шуму будет… А то нету шума! Она ж не даст нам спокойно уйти… — Невысокий прицелился.
Раздался сухой щелчок. Клара метнулась в сторону, по-прежнему громко крича, завалилась на бок, рванулась к Яблоне и не села — рухнула в крону, продолжая кричать.
— Да заткнёшься ты, тварь? Дрыда, ты её видишь?
— Вон, в самой гуще. Сидит, как в форпосте. Вишь ты, зверюга с мозгами!
— Сейчас я мозги-то ей вышибу…
Невысокий снова прицелился — злобно, медленно, точно…
— Мама?.. — тихо спросило Яблочко.
— Да, — ответила Яблоня.
По стволу, по ветвям, по листьям пробежала крупная дрожь. Черенок отломился, в воздухе что-то хрустнуло, надломилось — и Яблочко бросилось вниз.
Щелчок так и не раздался.
Зато, надрываясь, сработала сигнализация…
— Карл! Как поживаете, Дерево?
После долгой зимы птицу вынесли в сад погулять.
— Клара, как же я рада вас видеть! Вам удобно — на нижней ветке?
— Можно подумать, я могу выбирать, — ворчливо заметила птица и потянула крылья. Левое плохо двигалось. Но ей было очень удобно. — Ну а как поживает порросль?
— Здравствуйте, тётя Клара! У меня уже почки набухли! У меня будут листики!
— И у меня!
— И я!
Чуть поодаль, среди подпорок, тряпочек и верёвочек, росли пять маленьких саженцев.
— Листики… Экая невидаль… Третий год — и всё листики, — птица была так растрогана, что решила ворчать.
— Их недавно привили, Клара. Так что листики — это серьёзно.
— Наконец-то! У кларры-карл… А что ещё можно сделать? Как добавить ума порросли из огрызка? Тут нужны ррадикальные методы. Хирургическое вмешательство…
— Клара, саженцы выросли из семян, — спорить с птицей Яблоне не хотелось: она по ней так соскучилась. Но ради справедливости…
— Между пррочим, замечу, Дерево… Вот вы такое большое. Раскинули руки по сторронам, занимаете столько места… А ваши семена? Прямо хоть в лупу разглядывай… Это прросто безумный прроект — что-то из них выращивать. Такое могли придумать только юные натюрралисты — в первую очередь, та престарелая особь. Теперь они только и знают, что носятся с этой порослью. Вот я смотрю, окопали их в первую очередь. Столько внимания каким-то тощеньким пррутикам.
— Вы же знаете, Клара: это очень хороший сорт. На яблонях этого сорта вызревают крупные яблоки, — сказала Яблоня с гордостью. — Крупные и красивые.
— Да, карл-у-кларры. Случается… Бывают и очень кррупные… Кстати, у нас маленькая неприятность. Или вы уже слышали?
— Что? Что случилось, Клара?
— Снова олимпиада — и снова вторрое место. Олимпиада, Дерево, — это очень серьёзно. Особенно — по математике. Особенно — междунарродная. Вот я и думаю, карл… Может, мы с вами что-то не ррассчитали? Может, не очень правильно распорядились ресурсом?.. А, вон и юный натюрралист! Он идёт вас окапывать…
Небо над садом сияло солнцем. Сырая от снега земля впитывала тепло. В воздухе было разлито радостное напряжение.
Ворон Клара умолкла и стала дышать весной.
Между прочим…
Между прочим, у яблок есть память. Они помнят весну, помнят, как были цветками.
Разрежьте яблоко поперёк — и убедитесь сами.