Детская библиотека. Том 73

Иванова, Петров, Сидорова

Петров был двоечник и любил Сидорову.

А Иванову, отличницу и соседку Сидоровой по парте, терпеть не мог. Причём эти любовь и ненависть зародились в его сердце одновременно.

Раньше жизнь Петрова текла беззаботно. Он мирно сидел за партой, разглядывал в окно ворон, а при словах учителя «к доске пойдёт…» резво нырял под парту.

Однажды его умудрились всё же вызвать к доске. Петров, по обыкновению, начал было что-то мямлить. Но вдруг, обводя глазами класс в поисках подсказки, поймал на себе нежный взгляд Сидоровой и… онемел.

А Сидорова открыла учебник и стала шёпотом подсказывать. Иванова дёрнула соседку за рукав и укоризненно покачала головой.

Сидорова покраснела и замолчала, потупив нежный взгляд.

Ну а Петров так и простоял у доски до конца урока — онемевший и растерянный. Зато на перемену выбежал разъярённым: простить уплывшую подсказку он мог, а вот потухший нежный взгляд — никогда!

И с той поры он гонялся по школе за Ивановой. А когда настигал, то со всего маха опускал портфель на учёную отличницыну голову.

— У-у, дурак! — раздавался в ответ плаксивый голос.

Как-то раз Петров загнал отличницу в угол. Поднятый портфель готов был обрушиться на неё…

— Влюбился — так и скажи! — выпалила вдруг Иванова. — А рукам волю не давай!

Петров от неожиданности застыл, соображая, как могла Иванова догадаться о его тайных чувствах к Сидоровой? Он же Сидорову тихо обожал. Не толкал, не дразнил, не отнимал тетради с домашним заданием. Вообще не разговаривал: боялся обидеть.

— В кого? — опомнился наконец Петров. — В кого влюбился?

— В меня! В кого же ещё?! Знаем, знаем! Кого любят — за тем и бегают! — И отличница гордо прошествовала мимо. Конечно, ей было приятно, что в неё влюблены. И не важно, что это всего-навсего заурядный двоечник.

Только теперь Петров заметил, что класс шушукается и переглядывается — наблюдает за ним и за Ивановой, за развитием их отношений.

Отличница бросала вокруг победные взгляды. А Сидорова тихо страдала.

Петров соображал туго — дня три, наверное. И вот…

— Си-до-ро-ва-а-а! — эхом разнеслось по коридору. — Эй!

Сидорова обернулась: к ней со всех ног летел Петров. Во вскинутой руке — портфель!

Улыбка осветила лицо Сидоровой. Она сорвалась с места и бросилась наутёк…

Но Петров догнал и со всей силой своей любви приложил портфель к спине возлюбленной.

— У-у, дурак! — выдохнула счастливая Сидорова.

Батончики

Второй день Андрей влюблён в Ёлкину, а она и не догадывается.

Признаться? Но как? Что-то мешало подойти и сказать: «Ёлкина, я тебя люблю». Наконец его осенило.

На большой перемене Андрей вынул из портфеля горсть шоколадных батончиков и подозвал Серёжу. При виде конфет глаза у того радостно заблестели.

— Отнеси Ёлкиной, — попросил Андрей.

Серёжин взгляд мигом потух, как пламя спички от сквозняка.

— А сам-то ты чего? — насупился Серёжка.

Андрей не ответил. Он продолжал напутствовать друга:

— Слышь, Серёга! Она начнёт есть, а ты спроси: «Ёлкина, ты любишь батончики?» Она конечно же ответит: «Люблю». Тогда скажи: «А Андрей любит тебя». И слово в слово запомни, что она тебе на это скажет. Понял?

Серёжа вытаращил глаза. Он ничего не понял, но согласно кивнул.

Андрей облегчённо вздохнул.

— Ну, дуй! А я тебя здесь подожду.

Ёлкина доедала последнюю конфету, когда Серёжа уныло спросил:

— Ёлкина, ты любишь батончики?

— Не-а. Терпеть не могу! — И облизнула выпачканные шоколадом губы.

Серёжа возвращался не спеша.

— Ну что? — едва не задохнулся вопросом Андрей.

— Все слопала. — Серёжа сглотнул слюну. — В пять секунд. И ни одного не оставила.

Андрей досадливо отмахнулся.

— Сказала что? Любит?

Серёжа покачал головой:

— Терпеть, говорит, не могу.

Андрей ничего не ответил, только крепко сжал кулаки.

А после уроков он нагнал уходящую домой Ёлкину, забежал вперёд и громко сказал:

— Ёлкина, и я тебя ненавижу!

Приходи ко мне сегодня

На дворе стояла осень. Но дни всё ещё были по-летнему солнечные. Правда, Андрей Самохин этого не замечал. У него неожиданно возникла проблема. По дороге в школу он жаловался Серёже:

— Иванова меня достала! Постоянно придирается да учителям ябедничает. И что мне с ней делать? Может, поколотить?

— Что ты! — испугался Сергей. — Ещё хуже будет. Лучше задобри. Пригласи, к примеру, в гости. Чаем с тортом напои. Подари цветы, наконец! Девчонки это любят. Она растает и к тебе подобреет.

Андрей даже остановился. Идея показалась чудовищной.

А Сергей подумал: «Вечно у Андрюхи проблемы с девчонками, а мне приходится их решать».

Эту записку Андрей показал Серёже.

— Вот решил сделать, как ты посоветовал.

Сергей прочитал и накинулся на друга:

— Кто же после таких слов к тебе придёт? Я бы не пришёл!

— Почему? — искренне удивился Андрей.

— У тебя получилась угроза. А нужно завлечь. Пообещать: мол, приходи, НЕ пожалеешь.

Серёжа взял да и зарисовал ненужные буквы. Теперь на их месте красовалось яркое сердечко.

— Зачем сердце? Я ж её не люблю! — возмутился Андрей.

— И не надо, — успокоил Сергей. — Это тактический ход. Иначе не придёт.

— Да? — засомневался Андрей, но всё же отослал записку Ивановой.

После уроков Андрей потребовал, чтобы Серёжа тоже участвовал в приёме Ивановой. Но тот наотрез отказался. Даже угрозы типа «ты мне больше не друг!» не помогли.

Пришлось бедному Самохину самому со своей проблемой справляться.

Торт он купил. На городской клумбе нарвал игольчатых астр. И теперь, стоя перед зеркалом, приводил себя в порядок. Непослушные вихры не поддавались. Андрей махнул на них рукой, решил: и так сойдёт. Пора было сервировать стол.

Когда чашки были расставлены, салфетки кокетливо выглядывали из-под блюдечек, а букет красовался в центре стола, Андрей принёс из кухни торт.

Тут он вспомнил, что в холодильнике есть ещё коробка шоколадных конфет. Вот здорово! Надо и её поставить. «Чем больше Иванова съест сладкого, тем больше ко мне подобреет», — решил Андрей.

Он принёс конфеты и стал подыскивать им место на столе. Коробка была большая и никак не хотела помещаться. Одной рукой переставлять было неудобно, и Андрей временно поставил торт на стул.

Теперь конфеты удачно вписались в сервировку. Цветы наклонили над ними игольчатые головки и, казалось, вдыхают упоительный аромат шоколада.

Андрей залюбовался делом рук своих. Отошёл немного в сторону. Зашёл с одной стороны, потом с другой. И, репетируя, как это будет с Ивановой, опустился на стул.

То, что он ощутил, не поддаётся описанию! Самохина как током ударило: случилось непоправимое!

И в этот самый момент в прихожей раздался настойчивый звонок.

Андрей резко вскочил. Постоял, лихорадочно что-то соображая, и с опаской оглянулся на стул. Никаких сомнений! Розочки с торта переместились на его брюки. А то, что стояло на стуле, и тортом-то назвать язык не поворачивался.

Между тем звонок не унимался. Он делал короткие передышки и вновь заливался требовательным звоном.

Андрей на цыпочках прокрался к двери и прильнул к «глазку». На площадке стояла Иванова. Да не одна, а в сопровождении Сидоровой.

Самохин видел, как постепенно багровеет лицо Ивановой. Слышал, как она громко, с возмущением что-то говорит Сидоровой. А потом схватила подругу за руку и повлекла за собой прочь от ненавистной квартиры.

Постепенно до Андрея дошёл смысл услышанного. По словам Ивановой, выходило, что именно он, Самохин, постоянно издевается над бедной Ивановой, не даёт ей прохода. И вот это его очередная выходка, чтобы снова её унизить. Но он об этом ещё пожалеет!

Глаза Андрея от возмущения вылезли на лоб: он издевается над Ивановой?!

Самохин заметался по квартире. Случайно взгляд его упал на злополучный торт.

— А я-то хорош! Сладенького этой дуре приготовил! — прошипел он.

Недолго думая, Андрей схватил то, что раньше было тортом, выскочил на балкон и швырнул с пятого этажа.

Раздался пронзительный визг. Самохин перегнулся через перила и, к своему ужасу, увидел Иванову и Сидорову. Они только что вышли из подъезда.

Иванова подняла к нему залепленное кремом лицо и мстительно прокричала:

— Ну всё, Самохин! Завтра в школу не приходи!

Эксперимент

Противная задачка никак не решалась.

Серёжа задумчиво смотрел на чистый тетрадный лист. Ему казалось, что решение само вот-вот проступит на бумаге. Но чуда не происходило.

Глаза от напряжения устали, и клеточки запрыгали, нарушая ровное тетрадное поле. Серёжа положил голову на руки и подумал: «Чего я мучаюсь? Андрей наверняка всё решил. Пойду к нему и спишу. А потом и погулять можно».

Он зевнул, поёрзал на стуле, устраиваясь поудобнее, и задремал.

… Серёжа позвонил в квартиру Андрея и прислушался.

— Маша, открой! — долетел из-за двери голос приятеля.

В прихожую Серёжу впустила симпатичная обезьянка шимпанзе в розовом платье, с большим розовым бантом на голове.

— Всё дрессируешь? — входя в комнату, спросил Сергей и кивнул на шимпанзе, которая, слегка переваливаясь, прошла мимо него в ванную.

— Не дрессирую, а провожу эксперимент, — поправил Андрей. Он лежал на диване нога на ногу и ничего не делал.

— Какой эксперимент? — округлил глаза Серёжа.

— Эксперимент по превращению обезьяны в человека! — торжественно объявил Андрей.

— Как это? — заинтересовался Серёжа.

— Учёные считают, что труд сделал из обезьяны человека. И я решил это доказать.

— А как? — стал допытываться Серёжа.

— Поручаю Маше всякую работу, заставляю трудиться, — объяснил Андрей. — Надеюсь, человек из неё получится.

Серёжа осторожно заглянул в ванную. Шимпанзе как раз закончила укладывать бельё в стиральную машину. Она всыпала нужную дозу порошка и с помощью кнопок установила режим стирки.

— Во даёт! — восхитился Серёжа. Теперь, в свете эксперимента, ему всё казалось значительным. — И сдвиги есть?

— Да так, небольшие, — сдержанно ответил Андрей. — Ты-то чего пришёл? — поинтересовался он.

— Задачка не клеится, — ответил Серёжа, проходя в комнату. — А ты решил?

— Не знаю, — беззаботно сказал Андрей. Он приподнялся на локте и крикнул: — Маша! Ты математику сделала?

Серёжа улыбнулся: дескать, меня не проведёшь! Я шутки понимаю.

Шимпанзе не замедлила явиться на зов.

Она подошла к дивану, протянула Андрею учебник и тетрадь.

— Смотри-ка, решила, — сказал Андрей.

— Ха! — не поверил Серёжа и взял тетрадь из рук товарища.

По листу разбегались неровные строчки. Но Серёжа не простачок какой-нибудь! Не обманешь!

— Небось сам решил, а на обезьяну сваливаешь! — ехидно заметил он. — Вон и написано коряво, как у тебя.

— Да, с почерком у неё пока неважно, — согласился Андрей. — Прямо как у меня с математикой. Но зато никто не скажет, что не я решал.

Серёжа сверил ответ задачи с ответом в учебнике.

— Сходится! — обрадовался он. — Дай списать! — И направился к столу.

В соседней комнате натужно взвыл пылесос.

— У тебя что, предки дома? — отрываясь от задачи, шёпотом спросил Серёжа.

— С чего ты взял? — удивился Андрей.

Серёжа молча кивнул на ровный гул мотора.

— А-а, это Маша ковры пылесосит.

Наконец упрямая задачка перебралась в Серёжину тетрадь. Мальчик полюбовался ею и сказал:

— Всё! С математикой покончено. Можно и во двор идти.

— Сейчас пообедаем и пойдём, — отозвался Андрей. — Маша! Обед готов?

В кухне на плите что-то аппетитно шкварчало, а восхитительный аромат яичницы с ветчиной осторожно прокрадывался в комнату.

Серёжа присел рядом с Андреем на диван:

— Как думаешь, далеко ей ещё до человека?

— Спрашиваешь! Конечно! Ей сначала школу окончить надо, потом институт…

Тут в комнату заглянула девочка. Она расправила оборки розового платья и сказала:

— Мальчики, мойте руки. Обед готов! — И розовый бант на её голове согласно кивнул, приглашая к обеду.

Серёжа глядел во все глаза на девочку. Он толкнул Андрея локтем в бок и спросил:

— Кто это?

— Я — Маша, — улыбнулась девочка.

Серёжа долго непонимающе смотрел на неё, а потом вдруг засмеялся и сказал:

— Разыграли вы меня классно! Я и правда поверил, что обезьяна может стирать, готовить, задачки решать. — И он повернулся к Андрею.

Улыбка так и застыла на его лице. На диване в Андрюшиных джинсах и футболке, закинув ногу на ногу, лежал шимпанзе.

— А это кто? — испугался Серёжа.

— Андрей, — ответила Маша и пояснила: — Я — Маша, а он — Андрей.

Серёжа посмотрел на девочку, потом на шимпанзе, снова на девочку и опять на шимпанзе.

— Эксперимент удался! — наконец выдохнул он и опрометью бросился вон из квартиры.

— Куда ты? — удивилась Маша.

— Полы мыть! Ковры пылесосить! Бельё стирать! И задачки!.. Задачки я сам решать буду! — выкрикнул он и… проснулся.

«Вот так сон! — подумал Серёжа. — А во всём эта противная задачка виновата! — И он погрозил ей кулаком. — Пойду к Андрею».

Серёжа захлопнул тетрадь, встал. Неожиданно его глаза встретились с глазами… шимпанзе. На ярком, красочном плакате, что висел над письменным столом, она рекламировала новый суперпылесос. Серёжа сел на стул, тихо вздохнул и снова открыл тетрадь.

Мы сейчас…

Моросил осенний мелкий дождь.

Славка Пузырёв и Валера Белкин стояли под деревянным грибом песочницы и поджидали Ленку.

Мухина, как видно, не торопилась. Может, пережидала дождь. А может, это ребята пришли слишком рано.

— Я пойду-у? — поканючил Белкин.

— Что ты! — испугался Славка. — Сейчас Ленка придёт, все вместе и двинем.

— Ты влюбился — ты и гуляй с ней! — ныл Валера. — А мне уроки делать надо!

Наконец из подъезда показалась Мухина.

Пузырёв деловито ощупал туго набитые карамелью карманы: для Ленки целый килограмм припас!

— Здравствуй, Лен! А мы тебя заждались. Айда в парк! — выпалил он.

— Знаешь, Пузырёв, — загадочно произнесла Мухина, ковыряя носком кроссовки песок, — у нас тут с Белкиным дело. Валер, можно тебя на минутку? — И она потянула его за рукав.

Белкин недоуменно пожал плечами и нехотя тронулся следом.

— Вы куда? — забеспокоился Славка.

— Мы сейчас… — пообещала Мухина, сворачивая за угол дома.

Пузырёв развернул конфету, сунул за щёку и приготовился ждать.

Белкин едва нагнал спешащую к остановке Ленку.

— Какое дело, Мухина?

— Узнаешь, — неопределённо ответила она и вдруг крикнула: — Бежим!

И Белкину ничего не оставалось, как припустить следом.

Двери трамвая с шумом захлопнулись за их спинами.

— Куда мы? — отдуваясь после бега, спросил Валера.

— В парк! — развеселилась Мухина.

— Как в парк? — опешил Белкин. — А Славка? Мы же все вместе собирались…

— А зачем он нам? — удивилась Ленка. — Мы и вдвоём неплохо проведём время.

— Но ведь Славка нас ждёт, — демонстрировал свою бестолковость Белкин.

— Подождёт, подождёт и уйдёт, — отмахнулась Ленка.

— Ну, Мухина, ты даёшь! — изумился Валера. — Славка ведь, того… ну, то есть это… нравишься ты ему.

— Так это я ему, а не он мне. — И Мухина весело рассмеялась.

Небо ненадолго очистилось от туч. Выкатилось скупое осеннее солнце.

Пузырёв ждал. Карманы наполовину опустели. Лёгкий ветерок слегка шевелил рассыпанные по песку карамельные фантики.

— Сейчас, сейчас они придут, — убеждал себя Пузырёв, отправляя в рот очередную конфету.

Карусельные зонтики то рвались в небо, то стремительно неслись к земле.

Ленка хохотала и визжала как ненормальная. Вскоре и Белкин заулыбался.

А потом в полумраке видеозала было шоколадное мороженое вперемежку с вампирами, привидениями и прочей нечистью.

После фильма вышли на улицу. Смеркалось. Снова моросил дождь.

Они проехали несколько остановок в просторном аквариуме трамвая. Валера сошёл первым, обернулся и подал Лене руку. Так и дошли до её подъезда, крепко держась за руки.

— Мне пора, — проговорила Мухина и, привстав на цыпочки, быстро чмокнула Белкина в щёку. — Пока!

— Пока… — растерялся тот, чувствуя, что краснеет.

И тут под грибом песочницы Белкин заметил Пузырёва. Он стоял всё так же, прислонившись спиной к столбу.

Валера подошёл.

— Слав, ты чего здесь? — испуганно спросил он. И вдруг увидел, что вся песочница усыпана фантиками. — Ты что, все конфеты один съел? — не поверил Белкин. — А мы… это… — и, не зная, что сказать, умолк.

— Гад ты, Валерка! — И Пузырёв со злостью выплюнул недоеденную карамель. — Ещё в третьем классе надо было тебе накостылять, когда Танька вместо меня с тобой переписываться стала! — Пальцы его собрались в кулаки. — Я пожалел. А ты… А-а! — И он, махнув в сердцах рукой, поплёлся прочь.

— Славка! Я тут ни при чём! — попытался защититься Белкин. — Разве я виноват, что они сами… — прошептал он в пустоту тёмного двора.

Свет фонаря радугой переливался в каплях воды на разбросанных карамельных фантиках.

Моросил осенний мелкий дождь.

Записка

Во время урока от парты к парте путешествовала записка. Две пары мальчишечьих глаз внимательно следили за ней.

— Зря ты не подписываешься, — прошептал Карпухин Марочкину. — Так она никогда не догадается от кого.

— Ничего, поймёт! — отмахнулся Марочкин. — Когда она оборачивается, я смотрю на неё ОСОБЕННЫМ взглядом. — И он показал, как это делает.

От такого взгляда и без того взъерошенные волосы Карпухина встали дыбом.

— Я бы не понял, — честно признался он.

Конечно, Марочкину хотелось поставить подпись в записке, но он опасался, что она попадёт в руки учительнице или, что ещё хуже, кто-нибудь из одноклассников не вытерпит и прочтёт. Его же засмеют!

Вот Карпухин — другое дело. Карпухин — ДРУГ! Он хоть и презирает девчонок, но потешаться над Марочкиным не станет.

Наконец записка добралась до адресата. Миронова, украдкой поглядывая на учительницу, быстро развернула её.

— Ну что там? — сгорая от любопытства, спросила подружку Любочка, стараясь заглянуть через плечо. И две косички её приподнялись.

— Опять то же самое, — кисло ответила Миронова.

Под пронзённым стрелой сердцем красным фломастером горели слова:

Девочки, не сговариваясь, обернулись. Марочкин смотрел на них своим ОСОБЕННЫМ взглядом.

Карпухин вдруг почувствовал, что глаза его сами собой вытаращиваются и, как у Марочкина, лезут на лоб. И ничего с этим нельзя поделать.

Три дня назад, когда Миронова получила первую записку, Любочка сказала:

— Счастливая ты, Миронова! Не каждой девочке в пятом классе в любви объясняются.

А сейчас, когда пришла десятая, она сделала вывод:

— Чёрствая ты, Миронова! После такого количества признаний и я бы полюбила.

— Но я не знаю, кто их пишет, — оправдывалась Миронова.

— А чего тут знать! Это или Карпухин, или Марочкин, — кивнула на два ОСОБЕННЫХ взгляда Любочка. — Разве ты не видишь, как они на тебя смотрят?

Миронова задумалась, а потом робко сказала:

— И я полюбила!

— Кого? — вздрогнула Любочка.

— Ну… того… кто писал, — замялась Миронова.

— Тогда напиши ему об этом! — потребовала Любочка.

А у доски учительница продолжала объяснять новый материал.

Миронова старательно корпела над запиской.

— Подпись ставить? — спросила она.

— Зачем? Он и так догадается.

Миронова сложила исписанный листок и застыла в нерешительности.

— Ну что же ты? — поторопила Любочка. — Надписывай и посылай.

— Кому? — вымученно спросила Миронова.

Любочка вдруг выхватила записку, быстро что-то на ней нацарапала и послала по рядам.

На парту друзей легла долгожданная бумажка. Карпухин пододвинул её Марочкину:

— Читай!

Марочкин дёрнул плечом:

— Тебе прислали, ты и читай!

Карпухин, сопя, развернул записку. Под кружевным сердечком робко сообщалось:

Он долго, не понимая, смотрел на фразу. Затем огляделся. Взгляд Марочкина был устремлен в бесконечность, Миронова, красная от смущения, уставилась в парту.

Зато Любочка сияла ОСОБЕННЫМ нежным взглядом.

Карпухин ещё раз перечитал записку. Что-то шевельнулось в его душе. Он вытаращился на Любочку и, сам того не ожидая, вдруг одними губами прошептал:

— И я тебя тоже…

Сколзанка

Редкие медленные снежинки падали и таяли на раскатанной множеством ног ледяной дорожке — сколзанке. Влюблённый Скворцов подпирал плечом липу и терпеливо ждал.

«Может, хоть сегодня повезёт, — думал он. — Она подойдёт ко мне и спросит: «Мальчик, тебя как зовут?» Я отвечу: «Саша!» Она назовёт мне своё имя. И мы наконец-то познакомимся».

Из подъезда вышла девочка и заспешила к ледяной дорожке.

Скворцов заволновался: «Главное — попасться ей на глаза». Он отлепился от липы, подошёл к сколзанке и замер, словно снежный истукан.

Девочка с разбегу проскользила по льду мимо и… не обратила на Скворцова внимания.

Саша вздохнул: «Опять не вышло! Может, завтра получится?» И собрался идти домой.

— Так она никогда не обратит на тебя внимания, — произнёс кто-то.

Скворцов вздрогнул и обернулся. Позади — о ужас! — стоял прилипала Тарасов.

— О чём ты? — прикинулся дурачком Скворцов.

Тарасов разбежался и с удовольствием прокатился по льду.

— Я не первый раз вижу, как ты эту девчонку подкарауливаешь. Дело ясное: познакомиться хочешь, — сказал он. — Но действовать надо не так.

— А как? — невольно вырвалось у Скворцова.

Тарасов ещё раз, но теперь уже задумчиво проехал по льду.

— Придумал! У тебя носовой платок есть?

Скворцов долго обыскивал себя в надежде, что платок не отыщется и можно будет улизнуть от Тарасова. Но платок предательски выпал из кармана на снег.

А Тарасов катался взад-вперёд и разрабатывал стратегический план.

— Мы подкараулим её здесь! Она разбежится, покатится. Я — следом. Слегка подтолкну плечом. Она — шлёп! — и в слёзы. А ты тут как тут. Сунешь ей платок и скажешь: «Я Скворцов, а ты кто?» Вот и познакомитесь.

Приближались сумерки. Скворцов с носовым платком наготове ходил вдоль раскатанной дорожки. Он то негромко повторял: «Я Скворцов, а вас как зовут?», то молча ругал себя за то, что связался с Тарасовым.

А Тарасов притаился за липой. Он порядком замёрз, но нисколько не жалел о затее. Надо ведь другу помочь!

Наконец из-за поворота показалась та самая девочка. Плавно понесла её на себе ледяная дорожка. Скворцов от страха зажмурился: сейчас он должен будет с ней заговорить!

И тут на сколзанку выскочил Тарасов. Но не успел он преодолеть и половину пути, как ноги его часто-часто засеменили по льду, а потом и вовсе разъехались. Тарасов широко раскинул руки и шлёпнулся на живот. Неторопливо, словно самолёт на посадке, подкатил он к Скворцову и ткнулся головой в ноги.

Скворцов подумал, что перед ним предмет его обожания. Не открывая зажмуренных глаз, он опустился на одно колено, протянул платок и дрожащим от волнения голосом пробубнил намертво заученную фразу:

— Я Скворцов, а вас как зовут?

— Тарасов я, Тарасов! — колотя от досады кулаком по льду, ответил тот.

Скворцов открыл глаза, посмотрел на барахтающегося приятеля, на подъезд, в котором скрылась таинственная незнакомка, и со вздохом сказал:

— Вот и познакомились!

Реклама

Обычно после уроков Витя Тарасов куда-нибудь спешит. Сегодня ему вдруг потребовались золотые рыбки, и он решил съездить в зоомагазин.

В переходе метро Витя неожиданно наткнулся на Сашу Скворцова. Тот стоял возле стены с толстой пачкой газет.

— Торгуешь? — догадался Тарасов. — На жизнь зарабатываешь?

Скворцов поморщился. Не хватало ему перед Витькой оправдываться!

— Бабушке помогаю, — нехотя ответил он. — Она сегодня неважно себя чувствует.

— Ну и как бизнес? — не отставал неугомонный Тарасов.

— Плохо. Только две штуки продал, — пожаловался Скворцов.

— Да кто же так торгует?! — быстро просматривая газету, возмутился Тарасов. — Стоишь как истукан! Сейчас я покажу, как надо! — Похоже, ему было уже не до рыбок.

Он взял у Саши полпачки газет, вышел на середину перехода и стал кричать:

— Покупайте газеты! Покупайте газеты! Сенсация сегодняшнего дня! Беспроигрышная лотерея!

Раскрыв рот, Скворцов наблюдал, как виртуозно мечется Тарасов от одного прохожего к другому, продолжая выкрикивать:

— Того, кто купит сто лотерейных билетов, ждёт бесплатная поездка в Париж!

Прохожие быстро раскупили у Тарасова газеты, и он вернулся к Скворцову с пачкой денег. Победно глядя на приятеля, Витя сказал:

— Видал, как надо?

Скворцов удивился:

— Где ты вычитал про бесплатную поездку в Париж?!

— А нигде, это я для рекламы.

— Побьют! — обречённо сказал Скворцов.

— Не бойся! — успокоил Тарасов. — Статья про лотерею в газете есть? Есть! Дли-и-инная! Пока прочтут — на другом конце Москвы окажутся. А мы с тобой на другую станцию перейдём. Во всём, друг Скворцов, смекалка нужна. А теперь давай ты попробуй.

— Неудобно как-то людей обманывать, — засомневался Скворцов. — Ведь статья-то про мошенников, которые разными лотереями доверчивых людей облапошивают.

— А мы никого не обманываем! — возмутился Тарасов. — Мы же газету продаём! А в ней много чего полезного напечатано. И потом, газета в хозяйстве всегда пригодится! Ну, там селёдку завернуть…

Скворцов, сломленный железными доводами приятеля, несмело вышел на середину перехода и оглянулся.

— Давай-давай! — подбодрил Тарасов.

Скворцов робко начал:

— Бесплатная лотерея… Беспроигрышный Париж…

Вокруг него мигом собралась толпа желающих отправиться в Париж.

Утром Скворцов вышел из дома пораньше. Надо было успеть перед школой забежать к бабушке и отдать деньги от проданных вчера газет.

Проходя мимо «Сбербанка», он заметил, что от самых дверей тянется длинная очередь. Скворцов равнодушно шёл вдоль неё и вдруг в толпе заметил Тарасова.

— Ты чего это? — спросил, подходя, Саша.

— Вот решил сто лотерейных билетов купить, — серьёзно ответил приятель.

— Зачем?! — удивился Скворцов.

— Хочу бесплатно в Париж поехать. Диснейленд посмотреть.

Глаза у Скворцова стали как блюдца.

— Разве это возможно?! Ведь про Париж ты сам вчера придумал!

— Придумал-то я, но люди зря стоять не будут! — И Тарасов указал на всё прибавляющуюся очередь.

— Это все за лотереей? — не поверил Скворцов.

— А ты думаешь! — подтвердил Витя.

— Слышь, Тарасов, — засуетился Скворцов, — я впереди тебя стою! Я ещё с вечера очередь занял!

Он вынул из кармана бабушкины деньги и стал пересчитывать, бормоча под нос:

— Париж… Диснейленд… Непременно сто билетов куплю! Вдруг мне повезёт!

Джинн and Тоник

Сегодня Серёжа опять схлопотал в школе двойку. А это значило, что вечером его ждёт неприятный разговор с родителями.

И теперь он понуро брёл домой по пустынной улице, сердито поддавая ногой мелкие камешки. Вдруг на его пути оказалась жестяная синяя банка с английской надписью: GIN amp; TONIC.

Серёжа, не раздумывая, что есть силы ударил по ней ногой.

Банка неожиданно оказалась полной. Она взмыла вверх, легко преодолевая сопротивление воздуха, описала красивую дугу и прямёхонько угодила в фонарный столб.

От удара металлическая затычка вылетела, и из банки повалил густой дым.

«Бомба!» — испугался Серёжа и отбежал на несколько шагов в сторону. Он присел на корточки, прикрыл голову руками, ожидая, что вот-вот рванёт. Сто раз предупреждали его мама с бабушкой ничего на улице не трогать! А он…

Между тем дым из банки валить перестал. Он застыл на месте и постепенно обрел очертания джинна. Что это джинн, Серёжа догадался сразу. Недаром его любимой книжкой был «Старик Хоттабыч».

Джинн покачался немного в воздухе, а потом сказал:

— Приказывай, мой повелитель!

Серёжа ничуть не растерялся. В джиннов он верил всегда. И знал, что ему когда-нибудь повезёт с одним из них повстречаться. Поэтому он по-хозяйски оглядел Джинна и спросил:

— А что ты можешь?

— Всё! — заверил Джинн.

— А роликовые коньки достать можешь? — выдал свою заветную мечту Серёжка.

— Могу!

— Ладно, не надо. Мне родители и так купят, — решил Серёжа, лихорадочно соображая, что бы такое попросить, что обычным путём получить невозможно. — А уроки за меня сделать можешь?

— Раз плюнуть! — И Джинн плюнул на асфальт, демонстрируя несерьёзность просьбы.

— Здорово! — похвалил Серёжа. — Но этим мы после займёмся. А двойку по математике исправить слабо?

— Да запросто! — лениво отмахнулся Джинн и зевнул.

Серёжа моментально выхватил из рюкзака дневник и раскрыл на странице со свеженькой двойкой.

— А ну-ка!

Прямо на глазах жирная двойка превратилась в ещё более жирную пятёрку.

— Порядок! — подскочил от радости Серёжа. Сунул дневник в рюкзак, подобрал банку с надписью GIN amp; TONIC и скомандовал: — Полезай!

Джинн нехотя втянулся в жестянку, и Серёжа весело побежал домой.

Дверь ему открыла бабушка.

— Пришёл? Как дела в школе? — с порога спросила она.

Серёжа, распираемый гордостью, протянул ей дневник.

— Вот!

Бабушка вытерла о фартук и без того чистые руки и с благоговением открыла дневник.

— Что? Что это? Опять?! — схватилась она за сердце.

Серёжа глянул в дневник и, к своему ужасу, обнаружил в нём вместо пятёрки всё ту же двойку.

— Это… Это… — начал мямлить он. — Бабушка, я… я… честное слово, исправлю! Не говори только папе с мамой, пожалуйста. Хочешь, я сам уберу свою комнату? Всё-всё на места расставлю.

Бабушка сердито поджала губы и молча удалилась в кухню.

Серёжа ворвался в свою комнату, плотно прикрыл дверь и достал из рюкзака синюю металлическую банку.

— Эй, Джинн! — позвал он.

Джинн не замедлил появиться.

— Приказывай, мой повелитель! — сказал он.

— Ты что наделал?! — возмутился мальчик.

— Это не я! Это Тоник. Он всегда всё делает наоборот.

— Какой ещё Тоник? — не понял Серёжка.

Джинн кивнул на банку.

Серёжа повертел её, остановился глазами на надписи и вслух прочитал:

— «Джин энд тоник»…

— Ну, — кивнул Джинн. — Я ж говорю: нас двое.

— А где он? Где Тоник? — заволновался Серёжа.

— Где ж ему быть? В банке, конечно.

Серёжа встряхнул как следует жестянку. Из неё послышался недовольный голос:

— Чего надо?

— А ну вылезай! — потребовал Серёжа.

— Не вылезу! — отказался Тоник.

— Как это — не вылезу? — опешил Серёжа и сильнее затряс банку. — Вылезай, тебе говорят!

— Ещё чего! — сообщил Тоник.

— Ах так! — разозлился Серёжа и бросил банку на пол. Он стал топтать её ногами, приговаривая: — Вот тебе! Вот тебе! Вот тебе!

А Тоник вторил ему:

— Не вылезу! Не вылезу! Не вылезу!

Джинн наблюдал молча, болезненно морщился, хватался руками за скулы, словно у него ныли зубы, и недовольно качал головой.

Стены комнаты дрожали, с полок на пол сыпались книги, опрокидывались стулья. Грохот стоял как во время грозы. Но Серёжа в азарте ничего не замечал. Пока не сорвалась со шкафа и не разбилась нарядная фарфоровая вазочка. Бабушкина. Старинная.

Серёжа наконец остановился. Огляделся и пришёл в бешенство. Он схватил злополучную банку и вышвырнул подальше в окно.

— Ну и убирайся! — крикнул на прощание Тонику.

Следом за банкой в окно медленно просочился Джинн.

— А ты куда? — растерялся Серёжа.

— Я — раб этой банки, — пожал плечами Джинн и скрылся за ближайшими деревьями.

На шум прибежала бабушка. Она изумлённо посмотрела на разбросанные вещи и накинулась на внука:

— Ничего себе уборочка! Что это ты вытворяешь?

— Это не я! — оправдывался Серёжа. — Это Тоник!

Бабушка разгневалась:

— Я тебе покажу — тоник! Вот придут родители, я им всё расскажу! А про двойку — в первую очередь!

Серёжа вздохнул и посмотрел под ноги. На полу валялась любимая книжка «Старик Хоттабыч». С раскрытой страницы лукаво подмигивал джинн.

Вредная

Вася влюбился в Таню. И нахватал по математике двоек. Причём сделал это сознательно. Он как рассудил: Таня лучше всех в математике разбирается, а раз так, то он смело может обратиться к ней за помощью. Таня придёт к нему домой, вот тут-то он и расскажет ей о своей великой любви.

Однажды после уроков Вася попросил Таню:

— Помоги мне с математикой, а то меня на второй год оставят.

И так печально на неё глянул, что Таня согласилась:

— Ладно, я к тебе в три приду. — И пошла домой обедать.

Вася ликовал.

Он пулей влетел в квартиру и… растерянно замер. За его письменным столом, размазывая краски по листу картона, сидела младшая сестрёнка Катя.

— Ты почему не в саду? — накинулся на неё Вася.

— У нас карантин, а мама на работе, — радостно сообщила Катя.

Вася схватился за голову и зашагал по комнате. Вот те на! Хотел Тане в любви признаться, но разве при Катьке это сделаешь? Даже если запереть её в ванной, всё равно подслушает и маме наябедничает.

Вдруг Васю осенило.

— Собирайся! — потребовал он.

Петя отворил дверь.

— Выручай! — с порога взмолился Вася. — Пусть Катька у тебя побудет. Немного. Всего час!

— Это ещё зачем? — удивился друг.

— Матери дома нет, а ко мне Таня должна прийти. Математикой заниматься будем.

— Ну и что? — не понял Петя. — Что, Катька вам помешает?

— Ещё как! Знаешь, какая она вредная! — И Вася дёрнул Катю за рукав. — Скажи!

Катя скосила глаза за спину брата. Там её подкарауливал увесистый Васин кулак. Она вздохнула и подтвердила:

— Вредная.

А Вася уже кубарем катился с лестницы, крича на бегу:

— Слышь, я недолго… честное слово!..

Петя впустил Катю в квартиру и тут же спохватился:

— Тьфу ты! Совсем забыл. Я же договорился с Мишей встретиться.

Он взял девочку за руку и вывел на лестничную площадку. Но Васи уже и след простыл.

— Что же мне с тобой делать? — задумался Петя. — Взять с собой не могу: мешать будешь.

И тут взгляд его упёрся в дверь соседней квартиры. Петя обрадовался. Там, за этой дверью, живёт добрая девочка Люда. Она непременно выручит!

— Привет! — сказал Петя, когда на пороге оказалась Люда.

— Уже здоровались! Чего надо?

— Вот эту девочку не с кем оставить, — заробел Петя. — Не могла бы она у тебя немного побыть?

— А где её родители? — Люда подозрительно разглядывала Катю.

— Понимаешь, у неё старший брат… А к нему сейчас должна прийти девчонка… заниматься. А она им мешать будет! — заторопился объяснить Петя.

Люда склонила голову набок и прищурилась. «Была охота с малышнёй возиться!» — подумала она, а вслух сказала:

— Нет, не могу. Мне в аптеку надо.

— Вот и отлично! Вместе сходите. — Петя подтолкнул Катю вперёд и побежал вниз.

— Эй! — крикнула Люда, но было поздно: дверь подъезда с грохотом захлопнулась. Люда с сомнением посмотрела на Катю и предложила: — Может, гулять пойдём?

— Пойдём. — И Катя достала из кармашка мел. — Я рисовать буду.

Сначала на асфальте появился дом, затем цветы выше крыши, а ещё погодя — нечто непонятное с собачьим хвостом. Люда, скучая, смотрела, как ловко управляется Катя с мелом. И тут её окликнули:

— Привет, Вихрова!

— Привет! — обрадовалась Люда и улыбнулась подошедшему Вадику.

— Хочешь видик посмотреть? Мне новый фильм принесли. Потрясный! — предложил он.

— Спрашиваешь! Конечно, хочу!

— Тогда пошли.

— Пошли, — согласилась Люда, но тут же спохватилась: — Только я не одна, — и указала на Катю. — Её оставить не с кем.

— Ну извини, Вихрова! У меня дома не детский сад. — И Вадик повернулся, чтобы уйти.

— Подожди! — Люда беспомощно огляделась по сторонам.

По двору, радуясь весеннему теплу и солнцу, шла Таня.

— Выручай! — подскочила к ней Люда. — У нас с Вадькой срочное дело. А тут эта! — И кивнула в сторону Кати.

— Сестра? — спросила Таня.

— Какая там сестра! Подкидыш! У неё родителей нет. Только старший брат. А к нему сейчас девица должна прийти. Невеста, что ли… свататься… А она, вредная, — и Люда сердито указала на Катю, — будет им мешать. Вот меня и попросили её покараулить, а тут Вадик… срочное дело… Через час я её заберу. Честное слово! — И Люда побежала догонять Вадика.

Таня присела на корточки возле Кати.

— Тебя как зовут?

— Катя, — сказала девочка, продолжая водить мелом по асфальту. — Смотри, я сказочный дворец нарисовала.

— Молодец! — похвалила Таня и протянула ей жвачку. — Держи!

— Спасибо! — поблагодарила Катя.

— Никакая ты не вредная, — улыбнулась Таня и встала. — Пошли. Я тоже иду по делу, к одному мальчику. Мы с ним математикой заниматься будем, но ты нам не помешаешь.

В квартире соловьём защёлкал звонок. В такт ему забилось Васино сердце: «Пришла!» Вася распахнул дверь. На пороге стояла Таня. Вася открыл было рот, как вдруг из-за Таниной спины выглянула Катя и закричала:

— Я уже нагулялась!

— Так это твоя сестра? — вытаращила глаза Таня.

— Его, его! — обрадовалась Катя. — И я всё маме скажу, что ты приходила к нему свататься.

— И правда, вредная! — охнула Таня и покраснела.

Приз

Вася Сёмочкин очень любил кошек. Он знал о них буквально всё: откуда появились, когда приручились, как за ними ухаживать и как воспитывать…

Он мечтал о котёнке. Но мама была против. И всё из-за Катьки — младшей Васиной сестры. Мама считала, что Катька котёнка непременно затискает.

После кошек Сёмочкину больше всех нравилась Таня Сачкова. Однажды он решил признаться Тане в любви. И повод для этого нашёл подходящий. Но помешала всё та же вредная Катька.

Кроме сестры Сёмочкина раздражала Танина подруга — Эля Картошкина.

Она всюду следовала за Сачковой, словно кошачий хвост. А Сёмочкину хотелось побыть с Таней. Сходить куда-нибудь. На выставку кошек, например. Но ведь Картошкина следом покатится…

А ещё у Васи был заклятый враг — верзила Дюжев из параллельного класса. Как-то он подошёл к Сёмочкину и говорит:

— Слышь, кошатник, чегой-то ты возле Сачковой вертишься? Смотри у меня! — и показал внушительный кулак.

Вася от неожиданности пробормотал:

— Так она всё время с Картошкиной…

— Ах, тебе Картошкина нравится?! — разулыбался Дюжев. — Тогда ладно. — И тут же сердито добавил: — С Картошкой гуляй, а Сачкова — моя!

Но Васе так хотелось сходить с Сачковой на выставку! И он решился. А Картошкина?… Пусть рядом шагает для отвода Дюжевых глаз.

Уговаривать Сачкову пришлось долго. Если бы не всё та же Картошкина, которая повисла на Таниной руке и, подпрыгивая от нетерпения, канючила: «Танюсечка, давай сходим!» — поход вряд ли бы состоялся.

Огромный павильон изнутри мяукал, фырчал, царапался. Вася водил Сачкову от одной клетки к другой.

— Тань, ты только посмотри, какие лапки…

— Как в носочках, — моментально откликалась Картошкина, а её подружка равнодушно молчала.

— Тань, гляди, какой хвост… — не унимался Сёмочкин.

— Словно ёршик для мытья посуды, — поддерживала разговор Картошкина.

— А вон у той кошки уши… Тань, видишь, видишь, какие уши…

— Повисли, как у нашего дворового Бобика! — восхищалась за себя и подругу Картошкина.

Но тут динамики женским голосом объявили:

Сёмочкин мгновенно среагировал на магические слова «котёнок породы корниш-рекс».

— Девчонки, скорее! — позвал он. — Бежим!

— Куда? — удивилась Сачкова, которая будто и не слышала объявления.

— Участвовать в конкурсе! — догадалась Картошкина.

Когда через плотную толпу ребята наконец пробрались к сцене, девушка-ведущая как раз объясняла условия:

— Нужно ответить на несколько вопросов о кошках. Я буду спрашивать, а вы поднимайте руки.

Сёмочкин поискал глазами приз. Вот он, маленький рыжий комочек. У Сёмочкина захватило дух: он может стать хозяином курчавого рекса! И имя ему тут же сыскалось — Рыжик. А может, Пират.

Состязание началось. Вопросы для Сёмочкина были так себе, средней сложности. Поэтому Васина рука постоянно взмывала вверх. А рядом в унисон с Васиной рукой радостно скакала Картошкина. Азартная оказалась особа. Но лучше бы ею была Сачкова, которая по-прежнему оставалась безучастной.

Постепенно из борьбы выбывало всё больше и больше народу. И вот в поле остался один воин — Сёмочкин. Ведущая обнаружила это с удивлением — такой маленький, а всё о кошках знает.

— И последний вопрос, — сказала она, глядя на Сёмочкина. — Ответишь — котёнок твой.

В толпе заспорили: выиграет мальчишка приз или нет.

Сёмочкин приготовился.

— Кто написал повесть «Шамайка»?

Толпа затихла. В воздухе сгущалось напряжение.

— Что же ты, мальчик, молчишь? — удивилась ведущая. — Не знаешь? — В голосе послышалось разочарование.

А Сёмочкин… Конечно же он читал «Шамайку», ведь эта книжка о приключениях бездомной кошки. Он хорошо помнил всё, что с ней происходило. А вот кто автор…

— Ну что? — переспросила девушка. — Сдаёшься?

Сёмочкин похолодел. И тут, как на уроке в школе, скорее лопатками, чем ушами почувствовал взволнованный шёпот:

— Коваль… Юрий Коваль…

Это, присев позади Васи на корточки, подсказывала не желающая сдаваться Картошкина.

Повинуясь подсказке, Сёмочкин робко повторил:

— Юрий Коваль.

— Правильно! — ахнула потрясённая ведущая, и толпа вокруг взорвалась аплодисментами.

— Ура! — ликовала Картошкина.

— Поздравляю! — промямлила Сачкова. Всю обратную дорогу Вася прижимал котёнка к себе. Он был счастлив. Правда, немного мешала Картошкина. Она всё время норовила погладить приз.

Когда ребята подошли к дому Сачковой, Сёмочкин вспомнил мамин запрет и поскучнел. Но вскоре улыбка снова появилась на его лице.

Вася протянул котёнка Тане:

— Это тебе.

— Зачем? — удивилась та.

— Жить у тебя будет. Назовёшь Рыжиком или Пиратом.

— Я не знаю, как за кошками ухаживать.

— Ничего, вырастим вместе! Я каждый день навещать его буду.

Сёмочкин отдавал Тане котёнка с умыслом. Этим он решал главную проблему. Больше Дюжев к нему не придерётся, потому что не будет видеть, как Вася вертится возле Сачковой. Отныне Вася будет возле Сачковой у Сачковой дома.

Таня вопросительно посмотрела на подругу.

— Бери! — воскликнула Картошкина. — Я бы ни за что не отказалась! — честно призналась она.

— Ладно, — нехотя согласилась Таня и понесла котёнка домой.

— Пока! — кивнула Васе Картошкина и засеменила следом.

А Сёмочкин стоял, смотрел им вслед и любовался. Не Картошкиной, разумеется, а Таней и Рыжиком или Пиратом. Интересно, как она его назовёт?

На следующий день Вася прибежал в школу первым. Хотел узнать, как его приз поживает.

Из-за угла появилась Сачкова со своей неизменной Картошкиной. Сёмочкин было ринулся им навстречу, но вовремя заметил шедшего позади Дюжева и отступил. «Ничего, — успокоил он себя, — на перемене всё узнаю».

Но школьный день закончился, а Сёмочкину так и не удалось поговорить с Сачковой. Все перемены возле неё и Картошкиной топтался Дюжев.

«Вот приду к Тане домой, там никто не помешает!» — сердито думал Вася, идя по знакомой улице.

В сильном волнении он надавил на кнопку звонка. Дверь распахнулась. Перед Сёмочкиным стояла Таня. На руках у неё сидел Рыж…

Нет, не Рыжик! Потому что тот, кого ласково трепала Сачкова, был чёрным, лохматым, с высунутым красным языком.

— Кто это? — прошептал Сёмочкин.

— Нравится? — застенчиво улыбнулась Сачкова.

— Это я подарил! — гордо пробасил из-за её спины Дюжев. — Вчера на выставке собак в конкурсе выиграл! Ничего щеночек, а?

— Где мой котёнок?! — хриплым от волнения голосом спросил Сёмочкин.

— У Картошкиной… Эля — заботливая… — начала объяснять Сачкова.

Но Сёмочкин не слушал, а, перепрыгивая через три ступеньки, мчался к Картошкиной.

Повинуясь настойчивому звонку, дверь открылась. На пороге стояла Эля.

— Где? — еле переводя дыхание, вымолвил Сёмочкин.

— На кухне. Пьёт молоко, — догадываясь, о ком речь, улыбнулась Картошкина.

В порыве гнева Вася набросился на неё:

— Как ты посмела взять мой приз?! Да разве ты знаешь, как за котятами ухаживать?

Картошкина скромно потупилась.

— Но ведь ты будешь его навещать? — с надеждой спросила она.

Сёмочкин пригляделся к Картошкиной. А что? Нормальная вроде девчонка. Кажется, любит кошек. Вон как на выставке от восторга прыгала! А глаза-то у неё… надо же, золотистые. И волосы рыжие, как у Рыж…

«И чего я этого раньше не замечал?!» — удивился Сёмочкин.

Тут из кухни сытым колобком выкатился объект Васиного беспокойства. Сёмочкин заулыбался.

— А как ты его назвала? Барсиком? Мурзиком?

— Рыжиком.

— Ладно, будем растить Рыжика вместе! — согласился Сёмочкин и смело шагнул через Элин порог.

Подарок

Витя Тарасов с утра был озабочен. Его пригласил к себе на день рождения Саша Скворцов. Хотелось подарить другу что-то особенное, чтобы угодить, поразить и обрадовать.

Тарасов долго перебирал в голове разные варианты. И вдруг его осенило: Скворцов обожает собак! Сто раз Саша твердил ему об этом! А когда на уроке литературы им читали рассказ Чехова «Каштанка», Скворцов даже плакал. Тихо так. Никто не заметил, только он, Тарасов, это видел, но промолчал.

И ещё. У Скворцова была особенность — при виде собаки застыть столбом и стоять так, пока она не скроется из виду. Об этом весь класс знал.

Отличная идея! Тарасов подарит Скворцову щенка!

Даже на примете подходящий имеется. У соседки Марьи Ивановны месяц назад ощенилась Марта. Десять забавных щенят. Тарасов иногда заходил поиграть с ними и одного приглядел для себя. Но родителей уговорить пока не удалось. Так что этого щенка он подарит другу!

Со спортивной сумкой в руках Тарасов позвонил в квартиру соседки.

— Марь Иванна, я за щенком. У друга сегодня день рождения! — выпалил Витя, когда пожилая женщина открыла дверь.

— А родители друга согласны? — первым делом поинтересовалась Марья Ивановна.

— Согласны? — Глаза Тарасова сделались круглыми. — Да они просто мечтают о собаке! — для убедительности закричал он.

— Ну, тогда проходи.

Соседка проводила Витю в комнату, где на подстилке возле Марты возился с мячиком лохматый щенок.

— Вот этот подойдёт? — спросила Марья Ивановна.

Тарасов растерянно поискал по сторонам.

— А где остальные? — залезая под диван, поинтересовался он.

— Разобрали. Вот только этот остался, сказала Марья Ивановна. — Не подойдёт, что ли? — насторожилась она.

— Подойдёт, подойдёт, — затараторил Тарасов, сажая щенка в сумку. — У вашей Марты всегда щенки самые лучшие. Спасибо, Марь Иванна. — И выскочил за дверь.

Тарасов нетерпеливо трезвонил в квартиру друга. Дверь открыла Сидорова.

— Привет! Все собрались? А где Сашка?

Сидорова ничего не ответила, а молча провела Тарасова в комнату.

Возле празднично накрытого стола переминались с ноги на ногу растерянные одноклассники. Именинник столбом застыл рядом. Взгляд его был устремлён в одну точку, словно он увидел там нечто и не может от этого «нечта» оторваться.

Не обращая ни на кого внимания, Тарасов достал из сумки щенка и протянул другу.

— Держи, Саша! С днём рождения! — захлебнулся восторгом он.

Но Скворцов не отреагировал.

— Ты чего? — испугался Тарасов. — Ты же мечтал… я знаю! — неуверенно начал он, переводя взгляд на одноклассников.

И тут позади него раздалось задорное тявканье. Тарасов обернулся.

На диване с полотенцами на головах и держась за сердце, сидели Сашины родители. По ним и по дивану бегали девять лохматых Мартиных щенков.

— Здрасте… — только и смог вымолвить Тарасов.

На букву «Л»

Петрова разбудил солнечный зайчик, настырно скакавший по лицу. Мальчишка улыбнулся тёплому весеннему лучику и стал бодро собираться в школу.

Заталкивая в портфель учебники, Петров вдруг наткнулся на тетрадь по литературе. И его словно током ударило. Настроение сразу же испортилось.

Накануне вечер он провёл на улице. Переделал кучу важных дел: сломал качели, обрызгал из лужи девчонок, покатался на отнятом у дошкольника скейтборде, нарисовал в подъезде портрет Ивановой. Затем поужинал, посмотрел боевик и, вполне довольный, лёг спать.

Ему и в голову не пришло, что завтра литература и нужно выучить стихотворение. А ведь Ольга Борисовна предупреждала, что спросит именно его, Петрова. Ведь надо же исправлять двойку!

Он стал лихорадочно искать учебник, чтобы прочитать то, что задали. Но тот, как назло, куда-то запропастился.

И вот теперь, повесив буйную головушку, Петров тащился в школу, еле переставляя ноги. Он сосредоточенно думал, усиленно шевелил мозгами в поисках ответа на вечный вопрос: что делать? Может, прогулять?

— Привет, Петров! — прервал его размышления Тарасов.

— Здорово! — отозвался одноклассник.

— А у тебя шнурки развязаны, — радостно сообщил тот.

— Где? — удивился Петров и посмотрел на ноги. Он носил ботинки без шнурков. Специально для ленивых, как говорила мама.

— Первый апрель — никому не верь! — прокричал Тарасов и заспешил дальше.

«Сегодня же первое апреля! — ударил себя по лбу Петров. — Ольга Борисовна ни за что в болезнь не поверит! Что делать?»

Знать бы, как стих называется. Да автора назвать. Да первые строчки продекламировать.

А потом сказать: мол, учил, но забыл. Может, и обошлось бы.

Петров напряг память, стараясь припомнить, на какую хоть тему было стихотворение. Но в голову предательски полезли никчёмные строчки:

Это было единственное стихотворение, которое Петров выучил самостоятельно. Он тогда был влюблён в Сидорову и даже подумывал признаться ей в любви. Из той же литературы он знал, что признаваться лучше стихами. Как Пушкин, например…

Но Петров не Пушкин. Сам сочинять не умеет. Вот и откопал стихотворение в «Мурзилке». Как же оно называлось? Кажется, «На букву «Л»».

А написала его… Точно! Агния Барто. А что, если?…

Петрова осенила гениальная идея! Он догнал Тарасова.

— Классно ты меня разыграл! — похвалил Петров товарища.

— Ха! — обрадовался тот. — Я уже полкласса в дураках оставил. Я ещё и не то могу…

— А училку по литературе разыграть слабо?! — подзадорил Петров.

— Ольгу Борисовну? А что, есть идея? — заволновался Тарасов.

— Могу поделиться, — сдержанно ответил Петров и стал рассказывать. — Сегодня она обещала вызвать меня к доске. Так вот, когда Ольга Борисовна у меня спросит, что на дом задано, я отвечу: стихотворение Барто «На букву «Л»». Она, конечно, мне не поверит. А ты подтвердишь! А если ещё и весь класс подтвердит… Представляешь, как у неё лицо вытянется?!

— А вдруг она заставит тебя стих рассказывать? Что тогда?

— Ну и прочту. Я его назубок знаю!

— А если литераторша директора позовёт?

— Мы её остановим. Скажем: «Шутка! Первый апрель — никому не верь!»

— Ну ты даёшь! — восхитился Тарасов.

— Что, сдрейфил? — боясь, что Тарасов и впрямь дрейфит, спросил Петров.

— Кто? Я?! — возмутился Тарасов. — А чего мне бояться? Шутка ведь! Пойдём поговорим с ребятами.

— А как же девчонки?

— Девчонок я беру на себя! — заверил тот.

И мальчишки сломя голову побежали к школе.

Ольга Борисовна вошла в класс. Ученики необычно тихо встретили её, чем сильно встревожили.

«Что-то здесь не так!» — открывая журнал и пробегая глазами строчки с фамилиями, решила она. Хитрые улыбки и многозначительные переглядывания убедили учительницу, что ребята что-то задумали.

— Хорошо, — сказала она. — Начнём новую тему. Откройте тетради и запишите название.

По тому, как разочарованно заёрзали за партами пятиклассники, Ольга Борисовна удовлетворённо отметила, что сегодня урок им сорвать не удалось. Она успокоилась и продолжила объяснение.

Успокоился и Петров. Он с облегчением вздохнул и унёсся мечтами в облака, туда, где нет никакой литературы да и других предметов, впрочем, тоже.

Урок подходил к концу. Оставалось минут десять до звонка.

— А теперь, — сказала Ольга Борисовна, — посмотрим, как вы справились с домашним заданием. К доске пойдёт…

Класс замер. А Петров продолжал витать в облаках, совершенно ничего не видя и не слыша.

— Петров, — назвала учительница.

Петров так и рухнул с облаков на парту.

— Стихотворение выучил?

— Конечно, Ольга Борисовна, — отрапортовал он.

— Иди рассказывай. И дневник с собой прихвати.

Петров встал у доски, приосанился, как народный артист перед публикой, и начал:

— Агния Барто. «На букву «Л»».

— Погоди, Петров, какая буква?! — удивилась Ольга Борисовна.

— «Л», — повторил Петров. — Барто.

— Какая Барто?

— Агния, — уверенно кивнул мальчик.

— Я знаю, что Барто — Агния! — рассердилась Ольга Борисовна. — Позволь узнать, какое стихотворение я просила выучить?

— «На букву «Л»». Агния Барто, — упрямо твердил Петров.

— Не морочь мне голову. Садись — «два»!

Тихо веселившийся до этого класс вдруг загудел потревоженным ульем:

— За что?!

— Это несправедливо!

— Вы сами задали!

Только отличница Иванова не возмущалась. Она пыталась приструнить не в меру разошедшуюся Сидорову.

Ольга Борисовна посмотрела на класс. Потом лукаво сказала:

— Ну хорошо. «На букву «Л»» так «На букву «Л»». Читай, Петров.

Петров снова принял позу артиста и начал. Постепенно он всё больше и больше воодушевлялся. Видимо, вспомнил, как был влюблён в Сидорову. Даже глаза засияли.

Когда он закончил, класс потрясённо помолчал, а потом разразился аплодисментами.

Ольга Борисовна поставила оценку.

— Молодец, Петров, — возвращая дневник, сказала она. — Садись. «Пять»!

Петров победителем вернулся на своё место. Раскрыл дневник, чтобы полюбоваться. И брови его медленно поползли вверх. Вместо пятёрки он увидел жирную двойку.

— Ольга Борисовна-а! — жалобно протянул он. — Вы же сказали — «пять»!

— Первый апрель — никому не верь! — улыбнулась учительница.

Не хочу учиться — хочу жениться

Пете Бычкову очень нравилась Светка Султанова. Часто по утрам он подкарауливал её возле дома и молча, на почтительном расстоянии провожал до школы. Не приближался и не разговаривал, потому что стеснялся.

Сегодня он, как обычно, притаился в кустах сирени возле Светкиного дома. Солнечное утро, благоухание цветущих веток настроили Бычкова совсем уж на лирический лад. И он незаметно погрузился в свои мысли.

Из подъезда вышла Султанова и прямёхонько направилась к Пете. Мальчишечье сердце так и заколотилось.

— Привет, Бычков! — кокетливо склонила набок голову Султанова. — Хочешь понести? — И протянула Пете разноцветный рюкзак.

Бычков радостно подхватил его. Душа ликовала. Он так долго ждал этого момента! И вот свершилось! Хотелось петь, скакать, а главное — сделать что-нибудь для Султановой приятное. Ведь она не откажется принять в подарок — Петя огляделся вокруг — вот хотя бы эту душистую ветку сирени.

Бычков только протянул руку, чтобы сорвать тяжёлую фиолетовую гроздь, как услышал голос:

— Не губи меня!

Он посмотрел по сторонам. Впереди маячила спина Султановой, и больше — никого.

Петя притронулся к ветке и снова услышал:

— Не ломай меня! Я исполню любое твоё желание! Хочешь, отличником сделаю?

Бычков зажмурился, а когда открыл глаза, упёрся взглядом в спину Султановой и решился:

— Не хочу учиться! Хочу жениться! — И выпустил ветку из рук.

Дальше для Бычкова всё происходило словно во сне. Вот он и Султанова в свадебных нарядах стоят перед директором школы Ириной Геннадьевной. Она зачитала им торжественную бумагу, и грянул марш Мендельсона. Вот жених и невеста поздравили друг друга пожатием рук, а Ирина Геннадьевна обняла своих учеников и подтолкнула к выходу из кабинета.

В квартире Султановых Светка сразу же взяла с тумбочки красочный журнал мод и удобно устроилась на диване. Бычков последовал её примеру: взял с полки «Фантастику» и скромно присел с краю.

Реакция Султановой последовала мгновенно:

— Чего расселся? Ступай на кухню готовить обед!

Пока Бычков чистил морковь, шинковал капусту и жарил мясо, Султанова красила губы, подводила глаза, накладывала румяна — всё, как ей советовали в модном журнале.

Потом она пришла на кухню и спросила:

— Ну что, готово? — и захрустела сочной морковкой.

После обеда Бычков снова было устроился с книжкой, но Султанова сдвинула брови.

— А посуду кто мыть будет?

Пока Султанова играла с Барби, Бычков успел даже отдраить плиту.

Он устало вздохнул и, довольный, улыбнулся: вот теперь можно передохнуть и почитать любимую «Фантастику».

— А ну марш бельё стирать! — прогнала его Султанова.

И Петя покорно поплёлся в ванную, а Светка включила телевизор.

Когда глубокой ночью мокрый, измотанный Бычков на четвереньках выбрался из ванной, Султанова уже сладко спала. Бычков нашарил в прихожей карманный фонарик и выбежал во двор.

Он обыскал кусты сирени, но так и не нашёл давешней ветки. От отчаяния он стал обламывать подряд все цветущие гроздья, приговаривая:

— Вот тебе! Вот тебе!

Неожиданно сверкнула молния, раздался оглушительный гром и грозный голос произнёс:

— Напрасно ты меня загубил! Теперь твоё желание обратится в НИЧТО!

Новая вспышка молнии ослепила Бычкова. От страха он зажмурился.

Когда Петя очнулся от страшных мыслей, он открыл глаза и встряхнул головой. Надо так крепко задуматься! Чуть в школу не опоздал!

А тут как раз из подъезда выходит Султанова и прямёхонько направляется к нему.

— Привет, Бычков! — Она кокетливо склонила голову набок. — Хочешь понести? — И протянула ему свой разноцветный рюкзак.

Петя спрятал руки за спину.

— Ты чего? — удивилась Султанова.

Бычков попятился.

— Некогда мне с тобой ерундой заниматься! — И припустил к школе. А на ходу выкрикнул: — У тебя, Султанова, одни глупости на уме, а мне учиться надо!

С днём рождения!

Утром впечатлительную Фокину потряс Верочкин праздничный вид. Одноклассницы окружили Верочку, и добрая Фокина ласково спросила:

— Чего вырядилась?

Верочка смутилась.

— У меня, девочки, сегодня день рождения.

Все наперебой стали поздравлять её. Только отзывчивая Фокина и толстушка Кучкина не приняли участия в общем оживлении.

Не спеша, вразвалочку к одноклассницам подошёл гроза школы Орлов. Нарочито грубо позвал:

— Вер, поди на минутку!

Девочки замерли в трепетном ожидании. Верочка оглянулась на них и покорно поплелась за Орловым.

Фокинская шея мгновенно устремилась вослед.

— Куда это он её? — задала вопрос любознательная обладательница длинной шеи.

У колонны Орлов и Верочка остановились. Орлов вынул из брючного кармана шоколадный батончик и протянул Верочке.

— С днём рождения, Вер!

Он наклонился, быстро чмокнул Верочку в щёку и кинулся прочь, в бурлящую перемену.

Шея наблюдательной Фокиной нехотя вернулась на место. А сама смышлёная Фокина еле дождалась Верочкиного возвращения и, глядя на шоколадный батончик, громко сказала:

— Это он ей за поцелуй подарил.

— Неправда! — оскорбилась Верочка.

Последнее слово толстушка Кучкина уже не услышала. Взгляд её был обращен в противоположную сторону. Там, возле стены, маленький Лагутин достал из портфеля бутерброд, нежно посмотрел на него, поправил сползший на сторону кусочек колбасы и приготовился есть. Кучкина неровной грозовой тучей двинулась на него.

— Лагутин, поцелуй меня! — прогремел над головой мальчишки раскатистый кучкинский бас. — Разрешаю.

От страха маленький Лагутин вжался в стену и высоко поднял бутерброд над головой.

Кучкина подошла вплотную. Правой рукой взяла Лагутина за шею и прижалась щекой к его губам. Левой — выхватила бутерброд.

— За поцелуй, — пояснила она.

Маленький Лагутин не смел пошевелиться. Он видел, как уходила Кучкина, унося заветный бутерброд.

Кучкина вернулась к девочкам. Те молчали. Даже находчивая Фокина не нашла, что сказать.

Это было вторым самым сильным потрясением за сегодняшний день. И возвышенная Фокина стойко вынесла его с раскрытым от удивления ртом.

Поцелуй

Сегодня девчонки пятого «В» обсуждали вчерашнее потрясающее событие. Вернее, их было два: Орлов поцеловал Верочку, а Кучкина поцеловала Лагутина.

— Я считаю, что в нашем возрасте целоваться просто неприлично, — убеждённо заявила Кошкина.

— Это смотря что ты за поцелуй получишь, — возразила практичная Фокина. — За бутерброд, может, и неприлично, а вот за шоколадный батончик — вполне сойдёт. — И она многозначительно посмотрела на Верочку.

Та мигом покраснела и опустила глаза.

— Неужели ты можешь поцеловаться с любым?! — ахнула Кошкина.

— Не с любым, а с тем, кто мне за это что-нибудь необычное преподнесёт. — И Фокина смерила взглядом непонятливую одноклассницу.

— А, к примеру, с Пузырёвым сможешь? — не выдержала отличница Иванова.

— А что, Пузырёв не человек, что ли? — пожала плечами справедливая Фокина.

В это время мимо проходил Валера Белкин. Услышав фамилию «Пузырёв», он притормозил.

— Вот если Пузырёв подойдёт ко мне, — не замечая Белкина, фантазировала Фокина, — протянет тетрадку и скажет: «Фокина, хочешь, дам списать домашнее задание по математике?» — я ему отвечу: «Как мило с твоей стороны» — и непременно поцелую.

Дальше Белкин слушать не стал, а бегом припустил к Пузырёву.

Пузырёв влюблялся часто. Только девочки, которые ему нравились, почему-то не спешили заводить с ним дружбу. То ли оттого, что он был эдаким упитанным крепышом, то ли по какой другой причине.

Девчонки Славке Пузырёву предпочитали Белкина. Из-за этого мальчики часто ссорились и подолгу не разговаривали друг с другом.

Валера девчонками не интересовался, ну не то чтобы совсем, но, во всяком случае, сам дружбу им не предлагал. Поэтому иногда ему было обидно, что Пузырёв на него понапрасну дуется.

Сейчас они были в очередной ссоре.

— Слышь, Славка, — подбегая к другу, затараторил Белкин. — Давай мириться. Я такое тебе скажу!

— Ну? — насупился Пузырёв.

— Я только что узнал, что в тебя Фокина влюбилась!

— Да ну-у! — не поверил Славка.

И Белкин передал ему услышанный разговор.

— А ты ничего не перепутал? — опасливо спросил Пузырёв.

— Я запомнил всё слово в слово, — заверил его Валера.

— Так чего ж ты стоишь?! — заволновался Славка. — Давай скорей свою тетрадь по математике. Я-то ведь домашнее задание не сделал!

Белкин быстро вынул тетрадь и протянул другу.

— Только целуй Фокину при всех, — предупредил он.

— Это ещё зачем? — удивился Славка.

— Чтобы от своих слов не отказалась, — пояснил дальновидный друг.

Пузырёв, краснея, подошёл к одноклассницам и протянул Фокиной тетрадь:

— Вот.

— Что это? — не поняла смышлёная Фокина.

— Хочешь, дам списать домашнее задание по математике? — громко спросил Пузырёв, закрыл глаза и вытянул губы для поцелуя.

Девчонки замерли в ожидании.

Скромная Фокина побагровела. Со словами «как мило с твоей стороны» она вырвала тетрадь из рук Пузырёва и треснула ею незадачливого ухажёра по голове.

— А поцеловать? — под дружный хохот одноклассниц пробормотал несчастный Пузырёв.

«Крыша»

Лагутин был самым маленьким и худым в классе. Его каждый обидеть мог. А после того как могучая Кучкина отобрала у него бутерброд, он и вовсе столкнулся, как оказалось, с неразрешимой проблемой.

Дело в том, что толстушке Кучкиной понравилось лакомиться лагутинскими завтраками. Она подкарауливала его на переменах и забирала бутерброды себе.

Нельзя сказать, что Лагутин не пытался с этим бороться. Поначалу он прятался в раздевалке или в спортзале и тайком наскоро перекусывал. Но Кучкина выслеживала его, а после и вовсе стала на уроках показывать из-под парты кулак, так что бедному Лагутину ничего не оставалось, как добровольно расставаться с завтраками. Как только Кучкина получала желаемое, она тут же теряла интерес к его хозяину.

Каждое утро Лагутин с тоской наблюдал, как мама искусно нарезает хлеб, колбасу, сыр и ловко пакует всё это в фольгу. Он ломал голову над тем, как избавиться от прожорливой одноклассницы.

Однажды, после того как заветный серебристый свёрток перекочевал в полные кучкинские руки, к Лагутину подошёл крепыш Пузырёв.

— Чего сам не ешь? Не хочется? — безразлично спросил он.

— Ещё как хочется! — возразил Лагутин. — Только она всё требует и требует, — пожаловался он.

— Так это же рэкет! — неизвестно чему обрадовался упитанный Пузырёв.

— Рэкет… — вздохнув, согласился Лагутин. — И ничего с этим нельзя поделать.

— Как — нельзя? — удивился Пузырёв. — Так не бывает.

Он посмотрел на уплетающую бутерброды Кучкину, и у него возникла идея.

— Не боись, что-нибудь придумаем, — пообещал маленькому Лагутину Пузырёв.

— Что? — с надеждой спросил тот.

— А вот что. Приноси завтра бутерброд. Только побольше.

На другой день Кучкина, по обыкновению, подошла к Лагутину. А тот на сей раз и не прятался.

— Давай! — потребовала она и протянула руку за серебристым свёртком.

Но свёрток вдруг перехватил Пузырёв.

— Знаешь, Кучкина, как это называется? — прищурясь, спросил он.

— Как? — растерялась толстушка. А смутил её не столько вопрос, сколько то, что заветный завтрак очутился в посторонних руках.

— Называется это, Кучкина, рэкет! И я намерен его прекратить, — разворачивая фольгу, сказал упитанный Пузырёв. — Дело в том, Кучкина, что я — «крыша»! «Крыша» Лагутина. Подтверди! — велел он, откусывая от бутерброда приличный кусок.

Лагутин кивнул.

— А это, Кучкина, значит, что он под моей защитой, — сурово продолжил Пузырёв, не забывая набивать рот. — Тебе ясно?

Толстушка окинула взглядом крепыша, прикинула, что он, пожалуй, поупитанней её будет, пробурчала что-то невнятное и укатилась восвояси.

— Ура! — обрадовался Лагутин и даже подпрыгнул.

— Нет проблем, приятель! — улыбнулся Пузырёв. — Теперь будешь отдавать бутерброды мне! А если возникнут какие трудности — обращайся. Помогу. Ведь я — твоя «крыша»!

Дожёвывая бутерброд, он хлопнул маленького Лагутина по плечу. И тот медленно поплёлся в класс.

Кто любит — пусть приснится

— Везёт же некоторым! — завидовала Верочке на перемене Фокина. — Вон какого ухажёра отхватила.

— Ты о чём? — искренне удивилась та.

— Я про Орлова, — пояснила наблюдательная Фокина. — Это, прямо скажем, не хухры-мухры — отхватить знаменитого на всю школу хулигана.

Рядом оказался маленький Лагутин. Он невольно услышал разговор своих одноклассниц да так и застыл с раскрытым от удивления ртом.

Верочка покосилась на него, покраснела и стала отпираться:

— Никого я не отхватывала. Он сам…

А снисходительная Фокина успокоила:

— Да ладно! Чего там. Я ведь тоже собираюсь в кого-нибудь влюбиться. Вот только ещё не выбрала — в кого.

Тут она заметила Лагутина и продолжила:

— Хочется, чтобы парень был видный. Рокер там или хакер. — И Фокина изобразила качка с литыми мускулами. — А то вокруг одна мелкота вертится.

И Лагутин схлопотал от неё подзатыльник.

Мальчишка рассвирепел. Толкнул с силой верзилу Фокину так, что она зашаталась и едва устояла на ногах. Отбежав в сторону, он показал ей кулак и пригрозил:

— Ну, дылда, погоди!

На следующей перемене Лагутин изловчился и пребольно дёрнул Фокину за жиденький «хвост» и снова толкнул. По лицу его блуждала довольно коварная улыбка.

Фокина, перебирая длинными ногами, погналась за ним, но вёрткий мальчишка мгновенно затерялся в бушующей перемене.

Раздосадованная Фокина вернулась в класс, подошла к своей парте и неожиданно обнаружила на ней записку. Она развернула её, быстро прочла и бросилась к Верочке.

— Вот! — победно сказала она. — Читай!

И Верочка прочитала:

— Как думаешь, кто написал? — И, не дожидаясь Верочкиного ответа, Фокина ответила сама: — Думаю, или Бычков, или Петров, или Тарасов.

— Петров вроде Сидоровой интересуется, — робко уточнила Верочка.

— Ерунда! — бросила Фокина. — Захочу — мной заинтересуется.

— Но ведь тобой кто-то уже заинтересовался, — справедливо заметила Верочка.

— Да, — спохватилась Фокина и задумалась. — Как бы поточнее узнать — кто?

Верочке очень хотелось помочь неугомонной Фокиной, поэтому она несмело сказала:

— А я одно гадание знаю.

В это время мимо девочек пробежал замухрышка Лагутин. Он снова дёрнул Фокину за волосы. Но Фокина отмахнулась от него, как от надоедливой мухи.

— Говори гадание! — вежливо потребовала она.

Верочка, по обыкновению, покраснела и понизила голос:

— В пятницу, ложась спать, нужно расчесать гребнем волосы. Гребень положить под подушку и произнести:

Невозмутимая Фокина растерялась.

— У меня гребня нет, только расчёска.

Верочка зашептала:

— Это не важно, можно и расчёской.

— Слушай, так сегодня же пятница! — обрадовалась Фокина.

Тем временем Лагутин оттолкнулся от противоположной стенки, разбежался как следует и боевым тараном врезался в Фокину.

Это заставило девицу заметить его и моментально отреагировать:

— Дурак!

Лагутин, довольный, с безопасного расстояния скорчил ей рожу и убежал в раздевалку.

Вечером Фокина сидела на приготовленной ко сну кровати и разглядывала фотографию своего класса.

Снимок был прошлогодний. На нём все они ещё совсем юные. Вон у Тарасова волнистый чуб только-только пробивается. А у Лагутина уши совершенно по-детски оттопырены. Впрочем, они и сейчас выглядят также. А всё потому, что он дурак! Сидоров весь веснушками утыкан. Снимались весной. Вот он от солнышка и вспыхнул. Зимой веснушки бледнеют…

Но другой фотографии всё равно нет. Поэтому сгодится и эта.

Фокина вздохнула, расчесала волосы и со словами: «Пятница-пятни́ца, кто любит — пусть приснится» — положила расчёску и фотографию под подушку.

Она долго ворочалась, прикидывая, кого больше всех хочет увидеть во сне, и наконец угомонилась.

Сначала ничего не снилось. Потом стали появляться картинки. Вот она для кого-то наряжается, нацепляет бантики, заколки, бусы. Вот с кем-то мило беседует. И этот КТО-ТО вот-вот предстанет перед ней.

Надежды не обманули романтичную Фокину.

В её сон вдруг ворвалась кривляющаяся рожа Лагутина, и он нагло признался: «Это я тебе записку написал! Ради смеха!» — и громко захохотал.

Затем Лагутин разбежался и что есть силы толкнул обалдевшую Фокину.

«Это я тебя люблю!!!» — издеваясь, выкрикнул он.

Фокина недолго приходила в себя.

«Ах так! Ну держись!» — И решительно выхватила из одного кармана рогатку, а из другого спелый гранат. Снайперски прицелилась и выпустила снаряд в неприятеля.

Фрукт угодил точно в центр лагутинского лба. Мальчишка ойкнул и схватился руками за ушибленное место. Потом обречённо опустил руки, и Фокина увидела на его лбу огромную шишку.

Бдительный будильник вовремя выдернул Фокину из бурного сна.

Хмурая, подходила она к школе. На пороге её нетерпеливо поджидала Верочка.

— Ну кто? Кто в тебя влюбился? — трепетно поинтересовалась она.

Но Фокина Верочку не видела и не слышала.

Прямо на неё надвигался маленький Лагутин. На лбу его сигнальным маяком мерцала фиолетовая шишка.

Лагутин повертел пальцем возле виска и обиженно спросил:

— Фокина, ты что, шуток не понимаешь, что ли?

Надпись

Лагутин неторопливо подходил к пятиэтажному дому. В одной руке, как пику, он держал щётку для мытья окон, в другой — мерно покачивалось ведро, на две трети заполненное водой.

В этом доме на первом этаже жила его одноклассница Фокина.

Войдя в подъезд, Лагутин остановился и по-хозяйски оглядел окрашенную масляной краской стену. По зелёному фону в разные стороны разбегались сделанные мелом рисунки, очень схожие с наскальной живописью дикарей, и более современные надписи типа: «Димон — козёл», «Маша + Саша = дружба», «Не влезай — убьёт!» и прочие.

Какое-то время Лагутин с интересом изучал их, затем вздохнул и, окунув щётку в воду, стал отмывать стену.

Из квартиры за зелёной стеной выглянула старушка.

— Чего это ты творишь, хулиган? — упёрла она руки в бока. — Я сейчас милицию вызову! Мало вам мела, так вы теперь ещё и швабрами орудуете!

Лагутин молча окунул щётку в ведро и, глядя перед собой, продолжил облагораживать стену.

Старушка пригляделась и ахнула:

— Ах ты, милый! Ах, касатик! Вот молодец! — Но тут же спохватилась, заподозрив неладное: — А с чего это ты вдруг такой хороший? Небось сам стену исписал, а теперь совесть замучила — вот и драишь!

— У-у! — помотал головой Лагутин.

— А что же тогда? Неужели за деньги? Подрабатываешь, да? На карманные расходы?…

— У-у! — отрицательно промычал Лагутин.

— Неужели сам?

Не отвлекаясь на старушку, Лагутин всё так же усердно тёр стену.

— Молодец! Да ты у нас просто тимуровец! — распрямилась от гордости за мальчишку старушка. — Прям такой же, как моя внучка Наташка!

Швабра на секунду замерла в руках Лагутина, а затем заскользила с удвоенной скоростью. Наташкой звали Фокину.

— И скромный какой! Ну, ладно, ладно, не буду мешать! А ты, если чего надо — ну там чистой воды набрать, швабру сполоснуть, — не стесняйся, звони прямо ко мне! — И она скрылась за дверью.

Когда стена была полностью отмыта, Лагутин отошёл в сторону. Сначала он склонил голову на одну сторону, затем на другую, полюбовался делом рук своих и тихо пробормотал под нос:

— Ну, скромный… Ну, тимуровец… Ну, молодец… — и достал из кармана баллончик с краской.

Как же широко размахнулась его молодецкая рука!

И вот…

гордо, во всю свою зелёную длину, похвасталась надписью подъездная стена.

Фамилия

Известно — каждая девчонка с пелёнок мечтает о женихе.

С самого утра у Фокиной было лирическое настроение. Сидя за партой и уставившись в окно, она щурилась на тёплое весеннее солнышко и размышляла: какая фамилия у неё будет после замужества.

Фокина перебрала все варианты, которые ей щедро предлагал заоконный пейзаж, — Фонарёва, Тёткина, Липова, Воронина, Дворникова, Асфальтова, Газонова, Милиционерова… Всё не то! Она недовольно поморщилась и перевела хищный взгляд на одноклассников.

Здесь выбор был победнее: Марочкин, Белкин, Самохин, Петров, Пузырёв(бр-р-р!), Лагутин (бя-я-я!)…

Тут взгляд её упёрся в новенького. ГРАНАТКИН. А что? Звучит вроде ничего. Гранаткин… Гранат… Гранатовый браслет… Откуда это? Ах да! «Гранатовый браслет» написал Куприн. Это же классика русской литературы! Там один человек влюбился то ли в княгиню, то ли в графиню…

Точно! Фокина станет Гранаткиной. ГРАФИНЕЙ Гранаткиной!

И она, подперев рукой голову, погрузилась в сладкие девичьи грёзы. Ей привиделось, как она грациозно покидает карету… нет, лучше пусть это будет красный лимузин, дверь которого любезно придерживает личный шофёр, скажем, Скворцов; вот её изящная ножка в туфельке, усыпанной кристаллами Сваровски… нет, пожалуй, натуральные гранаты выглядят дороже… вот её изящная ножка ступает на…

И вдруг…

— Граната! Граната! Слышь, Граната! Ты чо сёдня после уроков делаешь? — разрушил высокие мечты Фокиной яростный шёпот Тарасова.

Вот так всегда! Вечно этот Тарасов всё испортит! Ну кто она после этого? Графиня Граната? Лучше уж оставаться Фокиной!

Ну-ка, ну-ка. А здесь что получается? Фокина… Фокина… Фокс! «Фокс» по-английски — «лис». А лисица — особа хитрая. Это прямо про неё, про Фокину. Ведь и Фокину на мякине не проведёшь — просто так не обманешь!

И на губах девочки заиграла счастливая улыбка. Что ж, замуж, конечно, когда-нибудь выйти придётся, но фамилию… Решено! Фамилию она оставит свою, девичью — ЛЕДИ ФОКС!

Красавица пятого «В»

Пятый «В» готовился к конкурсу красавиц.

Мальчики должны были назвать самую красивую девочку класса. Победительницу ждал приз — новенький плеер.

Вначале девочки сильно волновались. Возбуждённо обсуждали наряды, кто какое стихотворение прочитает, кто какую песню споёт. Каждой хотелось показать, на что она способна. Но чем меньше оставалось времени до знаменательного события, тем всё более хмурыми и неразговорчивыми становились они.

Пожалуй, только две одноклассницы были уверены в своей победе. Это Света Султанова, признанная красавица среди пятых классов (впрочем, шестиклассники тоже на неё поглядывали), и отличница Иванова. Эта просто не могла себе представить, что её, такую учёную, не назовут красавицей.

А вот мальчиков конкурс не увлёк. Им было всё равно. Они пока ещё красавицами всерьёз не интересовались. Тем более что приз пообещали этим воображалам, то есть девчонкам.

Но вот назначенный день настал. После уроков всё должно решиться.

На перемене Витя Тарасов подошёл к Саше Скворцову.

— Саш, ты за кого голосовать будешь? — поинтересовался Тарасов.

— За Султанову, конечно, — удивлённо ответил тот. — За кого же ещё?

— А я за Фокину проголосую, — ответил друг.

— Так она же, того… страшилище… — вытаращил глаза Скворцов.

— Знаешь, красавицу каждый выбрать может. А ты за такую вот, как Фокина, проголосуй, — назидательно сказал Тарасов.

Скворцов задумался. А ведь Тарасов прав!

— Ладно, попробую, — неуверенно пообещал он.

Потом Тарасов подошёл к Андрею Самохину, к Пете Бычкову, к Славке Пузырёву, к Белкину, Карпухину, Марочкину…

Дольше всех пришлось уговаривать Лагутина. Тот ни в какую не соглашался считать Фокину красавицей. Но наконец и он сдался.

«Уф, кажется, всех убедил!» — с облегчением подумал Тарасов.

… Фокина сияла, как начищенный самовар. Только что её провозгласили красавицей пятого «В» класса и торжественно вручили заветный плеер. Она победно оглядывала растерянных одноклассниц, и улыбка фотомодели не сходила с её лица.

Улыбка у неё и впрямь была удивительная. Что там Мона Лиза со своей ухмылкой! Фокинской улыбке позавидовал бы сам Буратино.

Фокина покидала класс под недовольное перешёптывание одноклассниц. Только двое — отличница Иванова и красавица Султанова — не принимали участия в общем обсуждении.

Иванова в недоумении рассуждала сама с собой:

— Как же так? Ведь Фокина троечница. А у меня отличные знания. А знания, как говорит мама, — лучшая в мире красота!

Султанова же напоминала куклу Барби. Она застыла с широко раскрытыми глазами и от несправедливости не могла даже заплакать.

Так и покинула Фокина не спешащих расходиться одноклассников.

Она торопливо шагала домой, поминутно озираясь. Будто чего-то опасаясь. Может, погони?

Вот так, не глядя вперёд, Фокина врезалась во что-то мягкое.

От неожиданности она ойкнула и отпрыгнула в сторону. И на минуту растерялась.

Перед ней стоял Тарасов.

— Чего тебе? — быстро придя в себя, спросила строгая Фокина.

— Сама знаешь чего! — намекнул Тарасов.

— Не понимаю, о чём ты… — попыталась прошмыгнуть мимо Фокина.

Но Тарасов снова преградил ей дорогу.

— Фокина, гони плеер! — неуверенно потребовал он.

— Какой плеер? — удивилась непонятливая Фокина.

— А тот, что на конкурсе выиграла!

— Ты-то тут при чём? — возмутилась справедливая Фокина. — Я его выиграла — значит, он мой!

— А наш уговор? — оторопел Тарасов. — Сама сказала: «Если поможешь выиграть конкурс, поделимся честно: мне — звание красавицы, тебе — плеер». Я помог. Гони плеер!

— Ничего не знаю! Меня мальчишки выбрали единогласно! Даже мой враг — Лагутин — и тот считает меня красавицей! Вот!

Фокина гордо задрала нос и обошла вконец ошарашенного Тарасова. Она продолжила свой путь, неожиданно прерванный одноклассником. Но теперь Фокина шла не торопясь. И по сторонам больше не оглядывалась.

Тарасов глядел ей вслед и невесело размышлял: «И почему я такой доверчивый? Вечно меня норовят провести… А уж с Фокиной вообще нельзя было связываться!»

На следующий день Тарасов, издали разглядывая Фокину, сказал Скворцову:

— Знаешь, Саш, ты был прав: она, и правда, страшилище.

— Жаль… — вздохнул тот. — Я уже привык к ней как к красавице.

Дама сердца

К чудачествам Тарасова весь класс давно уже привык. Поэтому, когда он вдруг ни с того ни с сего во всеуслышание объявил себя рыцарем, никто не удивился. А наоборот, все оживились, предвкушая новое развлечение. А любознательная Фокина заинтересовалась больше всех.

На перемене Тарасов подошёл к стайке одноклассниц и сказал:

— У каждого уважающего себя рыцаря должна быть дама сердца. Я назначаю дамой своего сердца… — Он немного помедлил, оглядел замерших в ожидании девчонок и торжественно произнёс: — Кошкину!

Кошкина чуть не упала в обморок от стыда. А у Фокиной от досады нос заострился.

— Что я ему сделала? — обратилась Кошкина со слезами к подругам. — Я не давала ему повода так меня оскорблять! Я всё Ольге Борисовне скажу! — пообещала она Тарасову.

— И правильно, — поддержала одноклассницу отзывчивая Фокина.

— Ну, Кошкина, ты даёшь! — чуть не задохнулся от возмущения Тарасов. — Темнота! Быть дамой сердца — большая честь! Я — единственный рыцарь в нашем классе. А может, и во всей школе или даже в нашем городе. Представляешь, ты будешь единственной дамой сердца в городе?!

Потрясённая Фокина раскрыла рот от удивления и позабыла его закрыть.

— А что я должна делать? — растерялась Кошкина. — Учти: целоваться с тобой не буду!

И она, покраснев, уныло уставилась в пол. А девчонки прыснули в кулачки.

Только Фокина выпучила глаза и пошла пятнами.

— Кошкина, ты что, сумасшедшая?! — откровенно удивился Тарасов. — Я же не в невесты тебя зову, а в ДАМЫ СЕРДЦА!!!

— А что это значит? — пролепетала Кошкина, косясь на подруг.

Но и те недоумевали.

— Тебе ничего делать не придётся. Это я буду прославлять даму своего сердца и совершать в её честь подвиги.

— Подумаешь! — фыркнула независимая Фокина и отвернулась.

— А если кто усомнится в том, что дама моего сердца, то есть ты, Кошкина, столь прекрасна, тот будет иметь дело со мной. Ух, я ему покажу! — И Тарасов потряс в воздухе кулаком. — Ну что, Кошкина, согласна?

Кошкина победно посмотрела на подруг, ловя на себе их завистливые взгляды: как же, ЕДИНСТВЕННАЯ в школе ПРЕКРАСНАЯ ДАМА СЕРДЦА!

— Я согласна! — гордо выпрямилась она.

Кошкинское окружение больше уже не считало Тарасова чудаком. На него смотрели с уважением, а на Кошкину — с плохо скрываемой завистью: везёт же некоторым почему-то!

Прозвенел звонок на урок.

Учительница литературы скользила взглядом по журналу. Словно гончая, она выискивала добычу. Класс, будто куропаткины дети, затих, затаился, перестал дышать, пережидая опасность. И тут Тарасов сказал:

— Лучше всех стихи читает Кошкина!

— Да? — И Ольга Борисовна посмотрела из-под очков на Тарасова. — Ну что ж, Кошкина, иди к доске.

Кошкина урок подготовила, но странная робость вдруг охватила её. Вызубренные строчки никак не желали слетать с языка. А ещё Фокина ехидно пялилась и многозначительно покашливала. В конце концов Ольга Борисовна с трудом поставила Кошкиной тройку.

На перемене Кошкина подлетела к Тарасову.

— Кто тебя просил вылезать?! — накинулась она на своего рыцаря. — Из-за тебя мне влепили тройку!

— А я считаю, ты замечательно декламируешь стихи, — защищался Тарасов. — Ты — прирождённая актриса. Разве не так?

— Ну!.. — хмыкнула тщеславная Кошкина, подумала немного и успокоилась. Даже улыбка засветилась на её лице. Хотя рядом и прогуливалась настырная Фокина.

Следующим уроком было рисование.

Елена Михайловна поставила на учительский стол пирамиду, рядом положила шар и объявила, что сегодня они будут рисовать натюрморт.

Все склонились над альбомами, а Елена Михайловна ходила по классу, изредка наклоняясь к кому-нибудь из учеников, подсказывая и поправляя.

К концу урока она добралась до Кошкиной.

— Да-а… — только и вымолвила Елена Михайловна, рассматривая рисунок.

— А по-моему, здорово! — заглядывая через кошкинское плечо, сказал Тарасов. — Просто Малевич и его «Чёрный квадрат»!

— Ты считаешь? — засомневалась Елена Михайловна.

А правдолюбивая Фокина подкралась ближе, мельком глянула на рисунок и подтвердила:

— Конечно, Малевич. От слова «малевать».

Класс так и покатился со смеху. Кошкина залилась краской и насупилась.

На перемене она чуть не плакала. А Тарасов, как мог, утешал её.

— Я же прославляю тебя. Стараюсь.

Кошкина облизала пересохшие губы и вдруг ойкнула.

— Ну вот! — захныкала она. — Ко всему прочему у меня ещё и лихорадка на губе вскочила.

Вертевшаяся рядом Фокина тонко заметила:

— Ты теперь стала ещё прекраснее.

Несчастная Кошкина не выдержала комплимента и заревела.

— Ты обещал защищать честь своей дамы, — всхлипывая, напомнила она Тарасову. — Так пойди и поколоти Фокину.

Витя покосился на ухмыляющуюся Фокину и стал убеждать Кошкину:

— Не могу драться с девчонкой! Я же рыцарь!

— В таком случае я не желаю быть дамой твоего сердца! И больше не смей меня так называть! — выкрикнула обиженная Кошкина.

Последним уроком была физкультура.

— Сегодня вы будете соревноваться в беге на длинные дистанции, — сказал физрук Фёдор Иванович, когда класс выстроился на школьном дворе.

— Лучше всех… — начал Тарасов и осекся.

Он по инерции собрался было объявить, что быстрее всех бегает длинноногая Кошкина, но наткнулся на её колючий взгляд и съёжился. Ему стало холодно, как, наверное, в ненастную погоду рыцарю в его железных доспехах. Тарасову захотелось удрать. Ноги стали приплясывать, а потом и вовсе понесли своего хозяина неведомо куда.

Дама сердца, не раздумывая, кинулась следом. Тарасову далеко убежать не удалось. Он не заметил ямку, оступился и растянулся во весь рыцарский рост.

Кошкина грозно нависла над ним. Она сняла с ноги кроссовку и помахала перед носом Тарасова.

Их мигом окружили одноклассники.

— А ну, отвечай, кто я! — грозно потребовала Кошкина.

— Прекрасная дама сердца… — пролепетал Тарасов и тут же пожалел об этом.

— Что?! — взревела Кошкина и приготовилась нанести удар.

Сейчас она вовсе не походила на прекрасную даму, скорее, была разъярённой фурией. Поэтому Тарасов зажмурился и затараторил:

— Нет-нет! Что я говорю?! Ты самая гадкая, самая вредная, самая некрасивая девчонка в мире! Тебе не дамой сердца быть, а ворон на огороде пугать!

— То-то же!.. — с облегчением выдохнула Кошкина, обула кроссовку и пошагала прочь от Тарасова.

Тут же к поверженному рыцарю подскочила довольная Фокина.

— Вот теперь ты сделал правильный выбор, Тарасов! — сказала она.

— Какой? — очумело спросил тот.

— Я согласна быть дамой твоего сердца, — засияла в ответ скромная Фокина.

Глава 1

Гена лежал на диване и накручивал на палец Митрофановы усы.

Митрофан — большой белый кот — сидел рядом и делал вид, что дремлет. Только кончик его хвоста мелко подрагивал, ходил из стороны в сторону, выдавая недовольство. Изредка кот приоткрывал один глаз, но тут же снова закрывал. Ему не нравилась такая ласка, но у хозяина было скверное настроение, и приходилось терпеть.

А каким могло быть настроение у Гены?

«Сегодня 31 декабря, — грустно размышлял он. — Новый год на носу. А папы всё нет. Он должен был вернуться из командировки ещё вчера. И ёлка не куплена, не наряжена. Мама думала, папа приедет — папа купит. А теперь…»

В замке диким селезнем крякнул ключ. Гена и Митрофан соскочили с дивана и наперегонки побежали в прихожую.

— Папа приехал! — радовался Гена, пытаясь на ходу обуть свалившийся с ноги тапочек.

Но это пришла из магазина мама, и Гена вновь загрустил. Его как магнитом потянуло назад, к дивану, и он повернулся, чтобы уйти.

— А как же торт? — удивилась мама и протянула большую нарядную коробку.

Гена нехотя взял её, собираясь отнести на кухню.

— Что случилось на этот раз? — стягивая перчатки, спросила мама. — Чашка пошла купаться и разбилась или цветочный горшок с подоконника спрыгнул?

— Я думал, папа вернулся, — не отзываясь на шутку, ответил Гена.

— Обязательно вернётся, — убеждённо сказала мама. — До Нового года ещё о-го-го сколько времени. — Она внимательно поглядела на сына, прикинула что-то в уме и предложила: — Пойдём ёлку покупать. Папа приедет, а у нас всё готово к празднику.

Гена оживился и даже улыбнулся.

Весело болтая, они вышли из дома.

На землю неспешно наступали сумерки. Было безветренно, и редким снежинкам никто не мешал опускаться, куда им хочется.

На ёлочном базаре товара было много, а народу — никого. Одни предпочитали живым ёлкам искусственные: достал из коробки — и нет проблем. Другие заранее купили настоящие, нарядили и теперь с нетерпением ожидали, когда придёт к ним Новый год.

Обойдя полбазара, Гена остановился:

— Мам, давай возьмём вот эту, — и приподнял лапу трёхметровой ели с крупными медными шишками у самого верха.

— Что ты! — испугалась мама. — Нам для неё потолок прорубать придётся. А вот эта пушистенькая, пожалуй, подойдёт.

И Гена залюбовался стройной, ровненькой, как по заказу, ёлочкой. Она была ни мала, ни велика — как раз такая, как надо.

— Эта ёлка моя! — вдруг послышался позади них скрипучий голос.

Мама обернулась и стала разглядывать собеседника. Им оказался маленький сморщенный старик с чёрной бородой.

— Как это — ваша? — удивилась мама.

— Я первым её приглядел, — с вызовом сказал старик и загородил собой ёлочку.

Мама решила не уступать. Ей так приглянулась эта ёлка, что, казалось, лучше уже не найти.

— Здесь никого не было, когда мы пришли, — возразила она. — Поэтому ёлку берём мы.

Но и старик, как видно, отступать не собирался.

— Не было, не было!.. — проворчал он. — А я эта… как его… за деньгами бегал, — пряча глаза, нашёлся он.

Гена тоже решил во что бы то ни стало отстоять ёлочку, поэтому сердито выпалил:

— Врёт он всё!

И, пожалуй, был прав. Когда человек говорит правду, глаза ему прятать незачем. Пальцы мальчика сами собой собрались в кулаки. Не нравился ему этот старик. Решительно не нравился. Было в нём что-то неприятное, заставляющее нервничать и злиться.

Хотя и маме показалось, что старик говорит неправду, она всё же осталась недовольна поведением сына и сказала Гене:

— Разве можно так о взрослых?

— А что он… — огрызнулся сын и тайком от мамы показал старику язык.

Старик не обиделся, а вроде даже обрадовался:

— Какой замечательный мальчик!

Он хотел было потрепать Гену по плечу, но тот отскочил в сторону и состроил уморительную рожицу.

Привлечённый спором, к ним подошёл продавец.

— Не волнуйтесь, граждане, не шумите. Ёлок хватит всем, даже ещё останутся. — И предложил маме: — Пойдёмте, я выберу вам наилучшую.

— Нет-нет, — вдруг поспешно остановил его старик, — пусть забирают эту, раз она им так понравилась.

Никем не замеченная злость промелькнула в его глазах и тут же погасла. Он быстро пересек базар и скрылся за распахнутыми воротами.

Мама пожала плечами, расплатилась с продавцом, и они с Геной понесли ёлку домой.

За ними, прикрываясь спинами редких прохожих, прячась за домами и телефонными будками, крался чернобородый старик.

Глава 2

Гена и мама, разрумяненные морозцем, вполне довольные, поднялись на свой этаж. И тут они увидели в двери своей квартиры сложенную вчетверо телеграмму.

Мама, предчувствуя недоброе, разволновалась, быстро развернула серый квадратик и прочитала вслух:

— «Вылет задерживается. Встречайте праздник без меня. С Новым годом, родные. Папа»… Ну вот, — только и вымолвила она.

Ёлку внесли и положили в прихожей у стены. Теперь она лежала, как связанный по рукам и ногам пленник. И никому не было до неё дела. Разве что Митрофану. Кот заходил с разных сторон, обнюхивал ёлку, жадно вдыхал терпкий аромат оттаивающей хвои.

Не раздеваясь, мама прошла в комнату и опустилась в любимое папино кресло.

Никогда раньше она не позволяла себе вот так запросто войти в комнату в уличной обуви. Гена — это другое дело. Бывало, уже обует ботинки и вдруг вспомнит, что забыл что-то очень нужное. И, не разуваясь, на цыпочках, на цыпочках — в комнату… Но ему за это влетало.

— Мам, что с тобой? — удивился Гена. — Устала?

— Нездоровится что-то, — сказала она и прикрыла ладонью глаза.

Гена испугался: уж очень мама побледнела.

— Может, принести лекарство? — спросил он, но тут же подумал: «А вдруг что-то серьёзное?» И решил: — Лучше вызову врача! — И побежал к телефону.

Мама попыталась возразить, но Гена уже набрал 03 — телефон «Скорой помощи».

Митрофан, кажется, тоже заволновался. Он оставил ёлку в покое, прыгнул к маме на колени и легонько потёрся головой о её плечо.

— У вас сильнейшее воспаление лёгких! — сказал маме после осмотра врач. Он покачал пухлыми розовыми щёчками и заключил: — Немедленно в больницу!

Огоньки «скорой» мигнули в последний раз и скрылись за поворотом. В густой темноте Гена остался один на пустынной заснеженной дороге. Он очнулся от того, что кот настойчиво тёрся об его ноги.

— Это ты, Митя, — сказал он коту. — Пойдём домой.

Они медленно поднимались по лестнице. Гена рассуждал вслух:

— Не пойду я ни к какой тёте Виолетте! Ну и что, что маме обещал?! Не могу же я Митю одного в Новый год оставить. А может, папа ещё вернётся…

Вдруг шерсть на спине кота встала дыбом, и Митрофан сердито зашипел. Гена поднял глаза и увидел, как из их квартиры, озираясь по сторонам, вышел невысокий старик с мешком.

— Вы кто? — испуганно спросил Гена.

— Дед Мороз! Я подарки вам принёс! — проговорил старик, прикрывая узорчатой варежкой чёрную бороду.

— Подарки? — обрадовался Гена, продолжая разглядывать старика.

Тот был в валенках, в красной шубе, отороченной белым мехом, с полным мешком подарков. Казалось, перед Геной стоял настоящий Дед Мороз. А если он и был ненастоящий, то совсем чуточку.

— Да-да, подарки. Я их тебе под ёлкой оставил, — подтвердил Дед Мороз и махнул рукой в сторону двери.

Гена, позабыв сказать «спасибо», бросился в квартиру.

— Только, чур, до двенадцати не трогать! — понеслось ему вслед.

Дома без Деда Мороза явно не обошлось: из прихожей ёлка переместилась в комнату и теперь стояла в ведре с песком. Она не казалась больше сиротливой: радостно переливалась игрушками и подмигивала гирляндой радужных лампочек.

Гена приподнял нижнюю ветку и увидел: на ватном снегу выстроились в ряд тринадцать игрушечных пиратов. В расшитых камзолах и треуголках, с кривыми ножами и старинными пистолетами, кто одноног, кто одноглаз, они так и просились в руки. У Гены от восторга перехватило дыхание. Он стоял как зачарованный, не в силах отвести взгляд.

А на лестнице между тем происходило вот что.

Когда Гена вошёл в квартиру, Дед Мороз преградил дорогу Митрофану, ловко ухватил его за загривок и раскрыл мешок.

Из мешка тотчас выпрыгнул огромный чёрный кот по кличке Таракан. Едва он коснулся лапами пола, как его шерсть из чёрной стала белой, точь-в-точь как у Митрофана. Теперь коты были похожи, словно близнецы.

Они яростно зашипели друг на друга, но Дед Мороз проворно затолкал Митрофана в мешок. Мешок завязал верёвкой и закинул себе на спину.

А бывшему чёрному коту приказал:

— Прикинься Митрофаном и следи за мальчишкой.

— Хорошо, хозяин, — ответил Таракан и юркнул в квартиру.

Глава 3

Гена не удержался и взял в руки одного пирата. Кот, который всё время крутился возле его ног, сердито замяукал, зашипел, давая понять, что Гена нарушил запрет Деда Мороза.

— Да погоди ты! — отмахнулся от него мальчик. — Сам знаю, что до двенадцати — нельзя. Я только посмотрю. Классная вещь! Ни в одном магазине таких не видел. — Он по очереди брал фигурки, рассматривал и ставил на прежнее место.

Кот немного успокоился, но всё равно продолжал наблюдать за мальчиком.

Гена поставил последнего пирата и выбрался из-под ели.

Задетая им нижняя ветка закачалась, а вместе с ней стала нырять вверх и вниз серебристая картонная мышка. Петелька, на которой она висела, внезапно соскользнула с иголок, и мышка незамеченной упала в вату.

Гене было скучно и тоскливо. Впервые он остался на ночь один. Он побродил по квартире, не зная, чем заняться. Не надеясь на себя — вдруг уснёт и пропустит наступление Нового года, — завёл будильник ровно на двенадцать часов.

— Что будем делать, Митя? — спросил Гена кота. — У нас ещё уйма времени. — Он взял программу телепередач. — Сейчас начнутся «Новогодние приключения Кота в сапогах». Тебе должно понравиться.

Кот фыркнул: мол, такой ерундой не интересуюсь.

— Тогда давай накроем стол, — вздохнув, предложил Гена. — А то как-то не празднично.

Холодильник ломился от разной снеди. Мама всё успела приготовить: и разные салаты, и холодец, и рыбу под маринадом, и курицу гриль с золотистой корочкой.

Гена постелил на большой стол скатерть с весёлыми гномами и стал носить из кухни тарелки со всякой всячиной.

Войдя очередной раз в комнату, он чуть не выронил из рук тяжёлый салатник: кот стоял на столе и с хрустом грыз селёдочный хвост.

— Что это ты, Митрофан?! — возмутился Гена.

Кот воровато оглянулся и поспешил спрятаться под столом.

— Ладно-ладно, — миролюбиво сказал мальчик, — ради праздника я тебя прощаю. И даже посажу рядом с собой. — И Гена принёс из кухни Митрофаново блюдечко с голубой каёмочкой.

Вскоре всё было готово.

Гена налил себе смородиновый сок и включил телевизор. Там важный дяденька долго и скучно поздравлял народ с наступающим Новым годом.

Наконец стрелка часов преодолела последние пять минут старого года, и звонкий голос будильника слился с боем кремлёвских курантов по телевизору.

И тут под ёлкой начали твориться чудеса. Пираты неожиданно зашевелились и один за другим, как горох из стручка, стали выкатываться на середину комнаты и расти.

Когда последний, тринадцатый, присоединился к остальным, пираты издали победный клич, обхватили друг друга за плечи и станцевали дикий, никому неизвестный танец.

В глазах мальчика светились одновременно любопытство, восторг и удивление.

— Вы кто? — переведя дух, спросил он.

Пираты обступили Гену. Оказалось, он на целую голову выше их.

— Ты не смотри, что мы меньше ростом, — грозя кулаками, сказали пираты. — Мы — настоящие разбойники! Нам раз плюнуть растереть тебя в порошок.

Но тут пираты заметили уставленный яствами стол и вмиг потеряли к Гене всякий интерес.

— Ба-а! Да тут есть чем поживиться! — обрадовались они и, как осы на варенье, разом слетелись к столу.

В это время в квартиру трижды коротко позвонили. Гена вздрогнул, а пираты замерли с набитыми едой ртами. Кот, доселе спокойно сидевший на спинке дивана, вдруг грозно промяукал что-то похожее на «Смирно!» и побежал в прихожую открывать дверь.

Глава 4

Через минуту в комнате появился уже знакомый Гене Дед Мороз. За ним по пятам семенил кот. Пираты застыли перед стариком в почтительных позах, словно придворные в свите короля.

Дед Мороз пристально оглядел их, поцокал языком и вроде остался доволен. Затем, не обращая внимания на Гену, будто его здесь нет, по-хозяйски сунул под ёлку шевелящийся мешок, снял шапку, вытер ею раскрасневшееся лицо и огладил рукой бороду.

Гена оторопело наблюдал за ним, постепенно приходя в себя.

«Да у него же борода чёрная! — вдруг осенило мальчика. — Это не Дед Мороз!»

Но лицо старика всё равно казалось знакомым. И он стал вспоминать, где его видел.

— Это… это… — бормотал Гена. — Да это же старик с ёлочного базара! — наконец узнал он и возмутился: — Что вам здесь надо?!

— Уф, — сказал старик, сбрасывая шубу, — жарко! — Он подошёл к Гене: — Давай знакомиться, скверный мальчишка. — И криво улыбнулся. — Меня зовут Дымор. Я — магистр Чёрной магии. — И протянул Гене руку.

Но Гена спрятал руки за спину и промолчал.

— У-у, вредный какой! — обрадовался старик. — Мне как раз такие и нужны! — И, не дожидаясь приглашения-разрешения, уселся в папино кресло.

— Зачем это я вам понадобился? — настороженно спросил Гена. Вот уж кому-кому, а этому старику Гене совершенно не хотелось быть полезным.

Дымор пальцем поманил к себе мальчика, а когда тот подошёл и наклонился, зашептал на ухо:

— По секрету тебе скажу: я хочу открыть школу злых волшебников. Раньше я лепил себе помощников из глины. С помощью колдовства оживлял. Но подумал и решил, что помощники мне нужны настоящие, а не эти тупые болваны из глины. — И он указал на пиратов, а те, не зная, о чём идёт речь, согласно закивали. — Волшебная ночь — подходящее время, чтобы набрать учеников — самых злых, самых вредных, самых капризных детей. Ты подойдёшь!

— Ещё чего! — рассердился Гена и отпрянул от старика. — Уходите все отсюда! — И пригрозил: — Сейчас придёт мой папа! Он вам покажет!

Гена думал напугать незваных гостей и поскорее выпроводить из квартиры. Но Дымор усмехнулся, давая понять, что хитрость не удалась.

— Папа твой не придёт, — ехидно заговорил он. — Я отменил вылет его самолёта. И мама не придёт! Я отправил её в больницу. А братьев и сестёр, насколько мне известно, у тебя нет. — И победно засмеялся.

Вторя хозяину, засмеялись и пираты. Но неприятнее всего было то, что Генин любимец — белый кот тоже смеялся вместе со всеми. И смех этот был недобрым и обидным.

— Ах ты, гад! — не на шутку разозлился Гена и бросился к старику.

— Хватайте его! — опасаясь нападения, приказал пиратам Дымор.

И пираты поспешили на защиту хозяина.

— Только подойдите! — предупредил Гена, молотя кулаками воздух.

Но пираты окружили его, разом накинулись и повалили на пол. Гена отчаянно сопротивлялся. Разбойникам пришлось порядком повозиться, прежде чем удалось связать упрямого мальчишку по рукам и ногам.

Они перенесли пленника на диван, а чтобы не шумел и не кричал, заткнули рот солёным огурцом.

— Равняйсь! — скомандовал Дымор. — Смирно!

Пираты послушно выстроились в шеренгу.

— Сейчас вы отправитесь на ответственное задание, — сказал Дымор и стал расхаживать взад-вперёд вдоль шеренги. — Но перед этим я вас подробно проинструктирую. Это ясно?

— Нет, не ясно, — хором ответили пираты. Они пожимали плечами и переглядывались, толкая друг друга в бок.

— Что не ясно? — удивился злой волшебник.

— Что такое «про… ин-стру… кту-ри… рую»? — пытаясь повторить незнакомое слово по слогам, спросили они. Вид у них был испуганный. Они всегда терялись, если слышали незнакомое слово, — мало ли чем оно могло для них обернуться.

— Про-ин-струк-ти-рую, — чётко произнёс Дымор. — Болваны! Это значит — растолкую, что надо делать.

— А-а… — облегчённо выдохнули пираты и согласно закивали: мол, теперь понятно.

— Первое, — продолжил старик. — Каждый из вас должен отыскать и принести самого противного, самого злого, самого вредного ребёнка. Вы будете заманивать их вот в эти волшебные мешки. — И он выложил перед пиратами большую серую стопку. Мешки на вид ничем не отличались от тех, в которые обычно ссыпают картофель. — Как только дети в них очутятся, то сразу заснут. Поскорее завязывайте мешки и несите сюда. Это ясно?

— Не ясно! — снова хором грянули пираты.

Дымор постепенно стал выходить из себя. Он привык, что подчинённые понимают его с полуслова.

— Что опять не ясно?! — зловеще прошипел он.

— Как заманить детей в мешки, — весело ответили пираты.

— Очень просто, балбесы! — с трудом сдерживаясь, стал объяснять Дымор. — Обманите, скажите, что на дне мешков они найдут горы шоколада, жвачек, роликовых коньков, щенков, велосипедов или чего они там ещё пожелают.

Пираты с сомнением посмотрели на серые картофельные мешки. Будь они на месте детей, то вряд ли бы поверили, что в них могут храниться все эти сокровища.

Дымор словно прочитал их мысли. Он взмахнул руками и пробормотал заклинание. Мешки вмиг преобразились. Вместо серой застиранной холстины вдруг заискрилась радужная парча.

— Ну, теперь-то всё ясно? — хитро улыбнулся Дымор, видя, как заблестели глаза у его команды.

— Нет! — обрадованно закричали пираты, а Дымор схватился за голову и забегал по комнате.

— Башки глиняные! — ругался он. — Мозгов столько, сколько серебра в пустом сундуке. И, бестолочи, чем больше не понимают, тем больше радуются! Что вам теперь не ясно? — спросил чародей.

— Кого мы должны ловить? В это время все дети уже спят! — осмелился объяснить одноногий пират.

— Это спят послушные дети. Они нам не нужны, — терпеливо растолковывал чернобородый старик. — Не спят только НАШИ ДЕТИ! Они требуют от родителей всё новых и новых подарков. Вот этих и тащите. И не говорите, что вам опять что-то не ясно! — И Дымор перевёл дух. Такие помощнички кого угодно утомят. — Это первое, — продолжил он. — Теперь второе — самое главное! Знайте: у вас мало времени. Вы должны до того, как прозвенит вот этот будильник, — и он потряс над головой Гениным будильником, — а прозвенит он ровно в пять часов утра, забраться с мешками вот под эту ёлку. — Старик прошёлся по комнате и коснулся рукой колючей ветки. — Она волшебная! Если к назначенному времени хотя бы одного из вас не будет под ней, то чары развеются и все вы превратитесь в речную глину, а дети вернутся домой и станут самыми добрыми, самыми послушными и самыми справедливыми.

Закончив речь, Дымор стал раздавать волшебные мешки.

— А что станет с тобой, хозяин? — наивно спросил одноглазый пират.

— Не твоё дело! — рассердился старик. — Будешь много знать — второй глаз потеряешь! Всё. Ступайте! Налево шагом марш! — скомандовал он.

— Обещал нас подробно проинструри… в общем, всё растолковать, а сам… — обиженно проворчал Одноглазый, но вместе со всеми послушно повернулся налево и зашагал к двери.

Глава 5

— Один, два, три, четыре, пять… — выпуская пиратов из квартиры по одному, считал Дымор, — одиннадцать, двенадцать, тринадцать. Все, — сказал он и закрыл дверь.

Пираты ушли. Старик опустился в кресло, и тут к нему на колени прыгнул белый кот.

— С этим что будем делать, хозяин? — поинтересовался он и кивнул в сторону Гены.

Глаза у мальчика от удивления округлились: говорящий кот! Скажи ему кто-нибудь, что такое бывает, ни за что не поверил бы да ещё и на смех поднял. Но почему Митрофан называет старика хозяином? Ведь его хозяин — он, Гена.

— Ты, Таракан, можешь больше не маскироваться, — сказал коту чародей.

И тотчас кот из белого стал чёрным.

Вот это да! Гена не верил своим глазам. Да и с ушами происходило что-то странное: вместо «Митрофан» ему послышалось «Таракан». Но послышалось ли?

— А мальчишка пусть пока тут полежит. Новый год, ха-ха, встречает! — засмеялся Дымор. Настроение у него, видимо, было хорошее. — Главное — чтобы нам не мешал, а после мы его с собой заберём. Сейчас я отправлюсь в город — давненько здесь не был, — а ты останешься его сторожить и пиратов встречать.

С этими словами чародей встал, снова надел костюм Деда Мороза и вышел из квартиры.

Таракан тут же, не дожидаясь, пока за хозяином захлопнется дверь, забрался на стол.

— Фу, ну и свиньи эти пираты! Все кушанья руками перетрогали, — сердито заметил он. — Порядочному коту и поживиться-то нечем.

Он спрыгнул со стола и отправился на кухню, посмотреть, не осталось ли чего в холодильнике.

Гена услышал, как на пол посыпалась посуда. «Ну и дела-а! — подумал он. — Чёрный кот… Дымор… пираты. Надо срочно отсюда выбираться».

Он поёрзал на диване, стараясь ослабить путы. Но ничего не вышло: верёвки были завязаны настоящими морскими узлами. Пришлось эту затею оставить и попытаться придумать какую-нибудь хитрость, чтобы до возвращения пиратов заставить кота развязать верёвки.

Наконец Таракан появился. Он шёл переваливаясь, тяжело дыша, — нашёл в холодильнике полный лоток холодца и съел весь без остатка.

— Теперь бы чего-нибудь экзотического, — сказал кот, взял из вазочки мандарин, понюхал и отшвырнул в сторону. — Фу, гадость!

И тут взгляд его упал на коллекцию курительных трубок. Её собирал Генин папа. Часто, возвращаясь из командировок, он привозил в качестве сувенира разные трубки: деревянные или пенковые, затейливые — с головами животных, индейцев — или простые. Трубок было собрано порядочно.

— О, это как раз то, чего мне сейчас не хватает, — решил Таракан, разглядывая коллекцию.

Он выбрал изящную, с самым длинным чубуком трубку, набил табаком, раскурил и блаженно развалился в папином кресле.

— Люблю вот так, после обеда, выкурить трубочку, — лениво разглагольствовал кот, — повести светскую беседу о том о сём. Кстати, с кем бы мне побеседовать? Самому с собой неинтересно.

Он обвёл комнату томным взглядом, заметил Гену и оживился:

— Пожалуй, за неимением других собеседников и этот сгодится, если, конечно, лаяться не будет.

Таракан с трудом запрыгнул на диван, к мальчику, вынул у него изо рта огурец и вернулся в кресло.

— Что скажешь? — ухмыльнулся кот.

— Предатель ты, Митя, — вот ты кто! — в сердцах выкрикнул Гена. Наконец-то он мог сказать коту всё, что о нём думает.

— Ну-ну, не лайся, — беззлобно ответил Таракан.

— Другом прикидывался, а сам волшебниковым слугой оказался! — не унимался Гена.

И вдруг лежащий до этого спокойно под ёлкой мешок зашевелился и возразил:

— Я не предатель! Меня самого предали! В мешок сунули!

— А ну, цыц! — прикрикнул на мешок Таракан. — Тебе слова никто не давал. Будешь лишнее мяукать — в мышь превращу, а после слопаю, — важно сказал он, изображая из себя волшебника.

И мешок на всякий случай умолк.

Гена разглядывал чёрного кота и размышлял: «Вот перекрасить его в белый цвет — и от Митрофана не отличишь. Один к одному».

Он и не отличил, на свою голову. Вот и лежит теперь по рукам и ногам связанный.

— Значит, ты не Митрофан? — уточнил Гена.

— Нет, конечно. Я — Таракан, — лениво сказал кот. — А твой Митрофан в мешке под ёлкой парится.

И он зевнул во всю пасть. Ему надоело вести светскую беседу. После сытной еды и выкуренной трубки его так и тянуло поспать.

Таракан свернулся в кресле калачиком и задремал.

Глава 6

Как только в квартире стало тихо, краешек ватного снега под ёлкой приподнялся. Оттуда высунулась острая мордочка.

Розовый проворный нос, быстро двигаясь, жадно принюхивался. Наконец наружу показался весь зверёк — серебристо-голубая мышка с петелькой на спине, как у ёлочных игрушек. Впрочем, совсем недавно она и была ёлочным украшением, пока не попала под волшебную ёлку и не ожила вместе с пиратами.

Какое-то время мышка осматривалась, потом быстро юркнула под диван, на котором лежал связанный мальчик. Она ловко вскарабкалась по диванной спинке и побежала по Гениной груди.

Гена хотел вскрикнуть и стряхнуть нахального зверька, но мышка приложила лапку ко рту, давая понять, чтобы он не шумел. Гена с удивлением смотрел на неё и думал: «Вместо того чтобы встречать Новый год, я заснул. И теперь мне снятся говорящие коты, смышлёные мыши, злые волшебники и пираты».

Тем временем мышка подобралась к его уху и зашептала:

— Я помогу тебе. Повернись на бок, я постараюсь перегрызть верёвку.

Гена попробовал пошевелиться. Таракан немедленно открыл один глаз.

— Но-но, лежи спокойно! — сердито проворчал он.

Гена замер. Тогда мышка осторожно пробралась к его ногам. И вскоре Гена почувствовал, что верёвка потихоньку ослабевает. Он слегка пошевелил ногами. Но Таракан открыл глаза и сказал:

— Не нравится мне эта мышиная возня, — спрыгнул с кресла и направился к дивану.

— Развяжи мешок, — тихо попросил Гена.

— Ишь чего захотел! — возмутился кот, укладываясь на Гениной груди.

Но слова мальчика адресованы были вовсе не коту. И мышка поняла это. Она бесшумно спустилась на пол, выждала, когда Таракан задремлет, перебежала под ёлку и принялась за работу.

Когда с верёвкой на мешке было покончено, она шепнула Митрофану:

— Вылезай! Отвлеки Таракана, а я освобожу твоего хозяина.

Разъярённым тигром вырвался Митрофан из мешка. Но после темноты яркий свет ослепил его. Кот завертел головой, отыскивая противника.

Таракан вскочил. Шерсть на нём вздыбилась. Он мгновенно оценил обстановку и с криком «Измена!» первым ринулся в бой. При этом коварный кот из чёрного снова превратился в белого.

Через мгновение два белоснежных кота сплелись в один огромный ком, который с душераздирающими воплями покатился по комнате.

Гена скинул с ног перегрызенные верёвки и сел на диване. Мышка была тут как тут. Она быстро освободила руки мальчика. Наконец-то он был свободен! Гена размял затёкшие руки и поспешил на выручку Митрофану.

Коты сильно его исцарапали, пока он их разнимал. Но теперь мальчик крепко держал обоих за загривки, пытаясь разобраться, кто из них Митрофан, а кто Таракан.

— Хозяин! — потребовал один из котов, тот, что был в правой руке. — Отпусти меня. Я задам трёпку этому негодяю!

— Не выпускай его, Гена! Митрофан — это я! — возразил другой кот, которого мальчик держал в левой руке.

— Да как ты смеешь называться моим именем?! — рассердился кот в правой руке.

— Сейчас я тебе покажу! — прохрипел тот, что в левой.

И оба кота задёргались, пытаясь вырваться из рук мальчика и броситься в когтистые объятия друг друга.

Но Гена встряхнул обоих как следует и прикрикнул:

— А ну, брысь! Я сам разберусь, кто из вас Митрофан! Я знаю один верный способ.

Коты притихли.

Тогда Гена поступил так, как обычно поступала его мама. Она часто говорила, что язык может лгать, а вот глаза — никогда! Гена посмотрел сначала в одни кошачьи глаза — и увидел в них горячую любовь и преданность. Глянул в другие — и чуть не выронил их обладателя: настолько они были холодными, полными злобы и жгучей ненависти.

— Теперь я знаю, кто из вас кто! — сказал он, разжимая пальцы левой руки. — Митя, тащи мешок! Пусть в нём теперь посидит вот это чудовище.

И кот, который остался у Гены в руках, из белого превратился в чёрного. Он зашипел, стал кусаться и царапаться, не желая лезть в мешок. А потом долго выл, ругался и грозил:

— Вот вернётся Дымор, мы вас в головешки заколдуем!

Глава 7

Тринадцатый пират, тот самый, что вышел из квартиры мальчика последним, был ужасно голоден. Как ни старался он отойти подальше от Гениного дома, ноги вновь приводили его к заветному подъезду. Ведь там, на столе, думал пират, томятся яства.

Он был самым младшим среди пиратов и бороться со своими желаниями не умел, поэтому решил так: «Пойду-ка я, пожалуй, подкреплюсь. А то и с заданием-то не справлюсь. Буду думать о жареной курице или копчёной колбаске — желудок возьмёт да и заурчит в самый неподходящий момент, как рассерженный волк, и всех детей распугает».

В первый раз он очутился возле Гениного дома в тот момент, когда Дымор выходил на улицу. Не отпрыгни Тринадцатый в темноту, нос к носу столкнулся бы с чародеем. Вряд ли бы ему поздоровилось.

Во второй раз ноги привели пирата к подъезду, когда Гена уже разобрался, кто из котов ему друг, а кто враг, и отнёс мешок с Тараканом в ванную комнату, чтобы вопли кота не мешали размышлять над случившимся.

Пират подошёл к Гениной двери, воровато огляделся и прислушался. На лестнице было пусто, а из-за всех соседних дверей слышалась музыка, задорный смех и топот. Всё говорило о том, что люди веселятся, встречая Новый год.

Не заметив ничего подозрительного, Тринадцатый достал нож и стал ковырять в замке.

Гена и Митрофан в это время сидели на диване и разговаривали. Вернее, говорил Гена, а кот по привычке молчал.

— Здорово, что ты заговорил! — радовался мальчик. — Теперь мне будет с кем словом перемолвиться, когда мама и папа уйдут на работу. А ещё я научу тебя считать, писать и решать задачки из моего учебника. А ещё я познакомлю тебя со своими друзьями. А ещё тебя покажут по телевизору, и ты станешь знаменитостью, — фантазировал он.

Чуткие уши кота вдруг уловили посторонние звуки за дверью.

— Гена! — негромко воскликнул он. — Дверь!

— Папа приехал! — слыша возню в замке, воскликнул мальчик. Он упрямо продолжал верить в то, что папа непременно вернётся. Мало ли что там наговорил противный волшебник.

— Нет! — остановил его Митрофан. — Это пираты!

Гена заметался по квартире: что делать? Что делать? Он не ожидал, что пираты явятся так скоро, надеялся до их возвращения что-нибудь придумать. На глаза ему попался расписной жостовский поднос. Он висел в коридоре на стене как украшение. Гена схватил его и притаился за входной дверью.

Медленно, без скрипа дверь отворилась. Гена замахнулся и выставил вперёд правую ногу.

Удар пришёлся точно по пиратской голове. А в следующую минуту Тринадцатый споткнулся о выставленную ногу и растянулся на полу.

Гена приготовился ударить следующего. Немного подождал, но больше никто не появился. Тогда он отбросил поднос, который с уханьем и стоном откатился в сторону, и кинулся на ставшего приходить в себя пирата.

Тринадцатый сдаваться не собирался, хотя был слегка оглушён и жутко голоден. И они покатились по полу, поочерёдно меняясь местами: то Гена сверху, то пират его к полу прижимает.

— Давай, Гена! Давай! — подбадривал хозяина Митрофан, бегая рядом.

Внезапно в дверь просунулась чья-то голова в разноцветных стразах, заколках и бусинах, а затем на пороге квартиры возникла Светка — соседская девчонка с третьего этажа. В руках она держала небольшую тарелку, на которой горкой высились пирожные — песочные трубочки с малиновым джемом. Светкины любимые. Они с мамой специально напекли их к Новому году, и Светке захотелось угостить ими Гену.

Девочка с интересом понаблюдала за борьбой, но ей это вскоре наскучило. Видя, что на неё по-прежнему не обращают внимания, она громко и капризно спросила:

— Гена, во что вы играете?

Гена с трудом оторвался от пирата и только тут заметил девочку.

— Светка, на помощь! — взмолился он, потому что в этот момент Тринадцатый уселся на него верхом и пытался заломить руки за спину.

Светка хоть и была ещё не совсем взрослой девочкой восьми лет, но соображала быстро.

Она поставила тарелку с пирожными на телефонный столик, подобрала с пола оброненный пиратом мешок и ловко надела на голову Тринадцатому. Ослеплённый, пират ослабил хватку, а после и вовсе повалился на пол. Мешок-то ведь был волшебный.

Когда Гена поднялся на ноги, пират уже крепко спал с мешком на голове. А Светка на всё это недоуменно взирала.

Глава 8

— Я видела, как твою маму увезла «скорая помощь», — объясняла Светка. — И решила пойти тебя навестить. Пирожными угостить. — И девочка указала на телефонный столик с аппетитными розовыми трубочками. — Думала, что тебе не очень весело, а ты тут вовсю развлекаешься! — упрекнула она Гену.

— Ха, развлекаюсь! Все бы так развлекались! — горько усмехнулся мальчик. — Ну, всё, всё, иди домой, — стал он выпроваживать непрошеную гостью, которая, впрочем, появилась как нельзя вовремя. Если бы не она, неизвестно, чья была бы победа.

Последние слова Светка пропустила мимо ушей. Она спросила, указывая на мешок, в котором сладко спал пират:

— А это кто? Твой друг?

— Эх, если бы ты только знала, что здесь происходит! — выдохнул Гена и неожиданно для самого себя стал торопливо рассказывать о том, что случилось, стараясь ничего не упустить. Даже про ёлочный базар вспомнил.

Светка занервничала. Следя за повествованием, подошла к телефонному столику и машинально взяла с тарелки песочную трубочку. Увлечённо слушала она Генин рассказ. Трубочки так и таяли одна за другой.

— Выходит, ёлка эта с самого начала была волшебная, — сделал вывод Гена.

Рассказ закончился. Закончились и трубочки.

— Врёшь ты всё! — вдруг ошарашила приятеля Светка, отряхивая от крошек руки и рот. Разве нормальная девчонка может поверить подобным вракам. Мальчишки всегда всё нарочно придумывают, чтобы потом посмеяться. Нет, она не простофиля какая-нибудь. — А я ему ещё пирожные принесла! — посетовала девочка и указала на телефонный столик, где скромно стояла тарелка, усыпанная песочными крошками.

— Да ты что! — растерялся Гена. Он и подумать не мог, что его рассказ выглядит так неправдоподобно.

Светка упёрла руки в бока.

— Где говорящий кот? И мышку покажи, а то не поверю! — потребовала она.

— И не надо! — рассердился Гена. — Топай отсюда вместе со своими трубочками. — Он сунул ей в руки тарелку с крошками, совершенно не замечая, что трубочек-то и нет. — Дымор вернётся, то-то тебе не поздоровится, — пригрозил он.

— А тебе? — дерзко спросила Светка.

— И правда, Гена, — вмешался в разговор взволнованный Митрофан, — тебе тоже уходить надо.

Он давно топтался возле Гены, не решаясь заговорить с хозяином при посторонних.

— Ой! — изумилась Светка. — Кот разговаривает…

Как будто Гена только что не об этом ей рассказывал!

Из-под ёлки вдруг послышался тоненький писк:

— И нас с собой забери.

— Я же говорил: она существует! — победно воскликнул Гена. — Мышка, где ты? Иди к нам, — позвал он.

Всё тот же тоненький голосок спросил:

— А меня кот не съест?

— Ну вот! — обиделся Митрофан. — Что я, добра не помню?!

И тогда к ним выбежала серебристая мышка с петелькой на спине.

Светка присела возле неё на корточки и протянула ладошку:

— Какая хорошенькая!

Мышка взобралась на руку и стала умывать мордочку. Светка осторожно провела пальцем по шелковистой спинке, потрогала петельку.

— А это что? — заинтересовалась она.

— Раньше я была игрушкой, — созналась мышка, — но случайно упала под волшебную ёлку и ожила. А ниточка, на которой я висела, осталась.

И тут Светка предложила:

— Ген, давай назовём мышку Ниточкой?

— Давай, — согласился мальчик.

А мышка обрадовалась: теперь у неё, бывшей ёлочной игрушки, есть настоящее имя!

— Спасибо, Ниточка, за помощь, — поблагодарил Гена. — Если бы не ты…

Мышка пошевелила тонкими прозрачными усиками и сказала:

— Всё будет напрасным, если мы немедленно не уйдём отсюда.

— Пошли к нам, — предложила Светка. — Пираты никогда не догадаются, куда ты делся. Им и в голову не придёт искать у нас.

Гена, Светка с Ниточкой и Митрофан подошли к двери и почти открыли её, когда Гена неожиданно сказал:

— Стойте! А как же дети?

— Какие дети? — не поняла Светка.

— Ну те, которых принесут пираты, — напомнил Гена.

— А что? Они сами виноваты, что такие злые и вредные, — пожала плечами Светка. Она недоумевала: как можно переживать за плохих людей? Лично ей никогда не приходило в голову это делать.

— Может, они и виноваты, — возразил Гена, — но Дымор сделает из них злых волшебников или пиратов. Ох и бед они тогда натворят! Нет, я никуда не пойду! Останусь здесь и до утра никого не пущу под волшебную ёлку.

Он говорил так решительно, что было ясно: как он сказал, так и сделает.

— Тогда и я остаюсь, — расхрабрилась Светка. С одним пиратом она справилась и теперь думала, что другие ей тоже не страшны.

— Нет, — сказал Гена, — иди домой и Митрофана с Ниточкой забирай.

Светка потупилась, а в разговор вступила мышка.

— Боюсь, один ты с ними не справишься… — вздохнула она. — Пиратов много. Они дверь выломают.

— Остаёмся все, — решил Митрофан.

— Ага, забаррикадируем дверь и никого не пустим, — развеселилась Светка.

Митрофан не разделял её веселья, потому что ему уже пришлось побывать в руках злодеев.

— Дымор одним заклинанием дверь откроет, — возразил он.

Наконец общая тревога передалась и девочке.

— Что же делать? — растерялась она.

Все ненадолго замолчали, размышляя, как быть.

— Придумал! — воскликнул Гена. — Только действовать надо быстро.

Глава 9

— Придётся тебе, Светка, побыть пиратом, — сказал Гена. — Взамен того, что спит в мешке.

— Зачем это? — не поняла девочка.

— А затем, чтобы Дымор раньше времени ничего не заподозрил, — пояснил Гена.

Он порылся в шкафу и вынул оттуда свои старые, местами протёртые джинсы и тельняшку.

Джинсы Светке были длинноваты. Но их подвернули, и они стали выглядеть совсем по-пиратски. Голову ей повязали красным маминым платком, к левому уху прицепили металлическую клипсу, а за пояс заткнули пистолеты, которые Гена забрал у спящего пирата.

Сходство с Тринадцатым вышло поразительное, даже Митрофан это отметил. И всё же Ниточка переживала, как бы Дымор Светку не разоблачил. Страшно подумать, что тогда будет!

Таракан тем временем продолжал вопить и ругаться в ванной, куда его отнесли ребята.

— Вот кто может нас выдать! — забеспокоился Гена.

— А давайте его утихомирим, — предложила Светка. — Засунем в волшебный мешок, к пирату. Он тоже уснёт и вопить перестанет.

Так и сделали: вытряхнули кота из одного мешка в другой. Ничего не успевший понять Таракан сразу же угомонился. Мешок положили под ёлку, и Гена снова лёг на диван. Светка для вида замотала ему руки и ноги верёвками. От солёного огурца мальчик отказался.

— Пожалуй, это лишнее, — сказал он. — На всякий случай рот должен быть свободен.

И все с ним согласились.

Теперь оставалось лишь дождаться чародея с помощниками и действовать по плану.

А план был такой. Когда придёт время, Светка вместе с остальными пиратами по команде Дымора встанет под ёлку. Как только начнёт звенеть будильник, она выскочит вместе со своим мешком — тем, в котором спят настоящий пират и Таракан. А Гена, если что, придёт ей на помощь. Тогда под ёлкой окажутся не все злодеи. Чары развеются, и, как сказал Дымор, пираты превратятся в речную глину.

— Главное, не перепутать мешок, — подсказала Ниточка.

Дело в том, что Дымор холщовые мешки превратил в парчовые, которые переливались всеми цветами радуги. Посмотришь с одной стороны — мешок зелёный, глянешь с другой — жёлтый, а с третьей стороны он вообще красный. Поэтому перепутать мешки ничего не стоило.

— Надо сделать на нём какую-то метку, — задумалась Светка.

— Что, если приколоть к нему булавку? — предложила Ниточка.

— Так её же невозможно будет издали заметить, — возразил Гена.

— Вот и хорошо! — обрадовалась Ниточка. — Это вам и пиратам она не будет видна. Зато будет приметой для меня. В нужный момент я вскарабкаюсь на мешок с пиратом и Тараканом. Света увидит меня, и ей сразу станет ясно, что из-под ёлки вытаскивать.

На том и порешили.

А вот о том, как одолеть Дымора, друзья поговорить не успели, потому что в дверь неожиданно позвонили.

Гена и Светка замерли, Ниточка юркнула в ёлочную вату, а Митрофан пошёл отпирать дверь.

Это вернулся пират Одноглазый. Он сразу же положил свой мешок под ёлку. Светка исподлобья разглядывала его и слегка волновалась: вдруг он признает в ней чужака? Как тогда быть? Но пират равнодушно скользнул по девочке взглядом, а приметив на столе недоеденную курицу, сверкнул единственным глазом и поспешил к ней.

Светка и Гена облегчённо вздохнули. Но тут один за другим стали возвращаться и остальные. Они быстро избавлялись от мешков и бежали к столу. Никто не проявил к переодетой девочке интереса.

Тогда Светка, чтобы не вызвать подозрения, тоже подошла к столу. Пираты ели жадно, часто ссорились, выхватывая друг у друга кусочки полакомей.

Светка осмелела, потянулась через стол и отняла у одного из них яблоко. Пират хотел было его вернуть, но Светка треснула ложкой по протянутой руке. Пират взвыл, показал ей кулак, но драться не полез. Он отобрал банан у своего соседа.

Всё шло как по маслу. Светка совсем было успокоилась, вошла в роль, но в разгар пиршества пришёл Дымор. Он оглядел своих подчинённых. Чуть дольше, чем на других, как показалось Светке, смотрел на неё, но всё обошлось.

Чародей спросил:

— Все вернулись?

— Все! — хором ответили пираты.

— Давайте, хвалитесь своими трофеями, — потребовал он.

Этого заговорщики никак не ожидали. Гена на своём диване заёрзал, а Митрофан подбежал к волшебнику. Нужно было отвлечь его от этой затеи и как-то оттянуть время до пяти часов.

— Хозяин! — позвал он.

Старик внимательно посмотрел на кота и удивлённо спросил:

— Почему ты снова белый?

— На всякий случай, для маскировки, — сказал Митрофан и, чтобы усыпить подозрительность волшебника, собрался потереться о его ноги, но вовремя спохватился, потому что Таракан вряд ли был способен на кошачьи нежности, поэтому лучше не рисковать. — Ты отдохни, перекуси, — предложил он волшебнику.

— Нет, сначала посмотрю, что притащили мои помощнички, — жёстко сказал Дымор. — Всё остальное после.

Пираты уже успели слегка подкрепиться и ничего не имели против того, чтобы похвастаться своим уловом.

Для Светки, Гены и Митрофана положение становилось угрожающим. Одна только Ниточка могла спокойно сидеть под ёлкой и не бояться, что её обнаружат. Но вот спокойной-то как раз она быть и не могла. Мышка страшно переживала за друзей и от волнения грызла мандариновую корочку, которую зашвырнули под ёлку пираты.

Глава 10

Гена слегка пошевелил ногами, на всякий случай готовясь к драке.

Дымор глянул на него и спросил:

— И тебе не терпится увидеть, кого притащили мои болваны?

Гена промолчал. Да и что он мог ответить злому волшебнику?

Дымор пребывал в прекрасном расположении духа: видимо, прогулка по ночному городу была удачной.

— Я и сам сгораю от нетерпения, — довольно потирая руки, сказал он. — А ты успеешь ещё с этими детишками познакомиться. На уроках, в моей школе, — пообещал старик и засмеялся.

Пираты стали выбираться из-за стола, направляясь к ёлке.

И тут случилось непоправимое.

Ниточка, которая уже сидела на заветном мешке, решила на всякий случай на время спрятаться в вату. Она побежала вниз. Но её петелька нечаянно зацепилась за булавку. Да так крепко, что, сколько мышка ни пыталась освободиться, у неё ничего не получалось.

А пираты уже приближались. И никто Ниточке не мог помочь: ни Гена, ни Светка, ни Митрофан. Они просто не видели, что с ней приключилось.

И тогда Ниточка замерла, стала неподвижной, словно плюшевая игрушка на рюкзаке школьника.

Светка же решала, как ей быть. Видя, что пираты идут за мешками, она помедлила всего несколько секунд, сорвалась с места и, расталкивая их, первой вытащила из-под ёлки чей-то подвернувшийся под руку мешок.

Дымор подошёл к ней и спросил:

— Ну что, Тринадцатый, кто там у тебя? Мальчишка? Девчонка?

Вот так вопрос! Прямо скажем, неожиданный.

Светка наморщила лоб, задумалась: наобум сказать — вдруг ошибёшься. Надо схитрить! Светка слегка прокашлялась и сказала басом:

— У меня там весьма капризная особа.

— Показывай! — потребовал Дымор.

Он заглянул в мешок и обрадовался:

— Какая вредная на вид девчонка! Небось нелегко с ней было справиться?

— Да, пришлось повозиться, — стала самозабвенно врать Светка. — Я у неё спрашиваю: «Хочешь сто жвачек?» — «Не хочу!» — отвечает. «А сто шоколадок?» — «Не хочу!» — «А сто кукол Барби?» — «Не хочу!» А у самой глаза так и горят от жадности. «А чего же ты хочешь?» — выпытываю. «Всего этого, — говорит, — но в сто раз больше!» Вот как!

— Ну-ну, — похлопал Светку по плечу Дымор и заглянул в следующий мешок. — Какой славный мальчишка! Знатный разбойник из него получится!

Он переходил от мешка к мешку, всё больше радуясь.

А напряжение у друзей всё больше и больше нарастало. Что-то будет, когда Дымор обнаружит в мешке своих подданных?

И вот наконец он заглянул в последний мешок, который достался Одноглазому.

— Что это? — удивился Дымор. — Ты кого приволок?

— Девчонку, — не моргнув глазом, сказал Одноглазый. — Самую вредную! Вредней не бывает.

— Она что, в маскарадном костюме? — допытывался волшебник.

— Какое-то нарядное платьице на ней было, — ответил пират.

— Какое платьице?! — воскликнул Дымор и вытряхнул содержимое мешка на пол.

Одноглазый тупо уставился на Тринадцатого и на Таракана, которые, зевая и потягиваясь, медленно просыпались.

— Ничего не понимаю… — пробормотал он, почёсывая затылок. — Я принёс девчонку. Может, это не мой мешок?

— А чей? — подозрительно спросил Дымор.

Одноглазый оглядел мешок и увидел висящую на нём Ниточку.

— Конечно, не мой! Вот на нём и брелок чей-то болтается, — сказал он.

Тогда Дымор решил провести расследование и обратился к коту:

— Ты кто?

— Я — Таракан. Разве не узнаёшь, хозяин?

Дымор поискал глазами белого кота и не нашёл. Митрофан благоразумно до поры до времени укрылся под диваном и оттуда с тревогой наблюдал за развитием событий, готовый по первому же зову друзей прийти на помощь.

— Так чего же ты в мешок забрался? — спросил чёрного кота чародей.

— Не помню, — жалобно промяукал Таракан, потирая лапой за ухом. — Память словно отшибло.

Дымор оглядел Тринадцатого, заставил повернуться налево, направо, кругом.

— Ну а ты кто такой? — спросил он у пирата.

— Я твой помощник, хозяин, — храбро отчеканил тот. — Тринадцатый.

— А ты как в мешке оказался? — Старик пытался понять, что произошло.

— Не знаю, хозяин. Сам понять не могу.

«Видать, это мои волшебные мешки так на память действуют, — подумал Дымор. — Те, кто в них побывал, поначалу ничего вспомнить не могут, поэтому с ними легче справиться».

— Постройтесь! — скомандовал он пиратам.

Все, включая Светку и Тринадцатого, выстроились в ряд. Злой волшебник слева направо пересчитал подопечных. Их оказалось четырнадцать. Дымор, тыкая в каждого пальцем, вновь пересчитал, но уже справа налево. Всё равно — четырнадцать.

— Измена! — завопил Таракан, бегая вдоль шеренги. — Измена!

— Всё равно узнаю, кто из вас ненастоящий. Лучше сознайтесь сами, а то хуже будет! — пригрозил старик.

Пираты загомонили, подозрительно оглядели друг друга и вытолкнули на середину комнаты Светку и Тринадцатого пирата:

— Вот, два одинаковых, а который из них наш, не знаем.

Дымор пристально рассмотрел обоих: одно лицо, одинаковая одежда. Неожиданно, видимо что-то решив для себя, старик протянул руку к одному из «близнецов» и сдёрнул с головы его красный платок.

Тут перед присутствующими предстала взлохмаченная девчонка с разноцветными заколками и бусинами в волосах.

Возглас удивления вырвался из тринадцати пиратских глоток. К нему, незамеченным, присоединился Генин вздох отчаяния. И всё это неподвижно повисло в воздухе.

Глава 11

— Ты кто? — спросил Дымор у Светки, когда пиратское возмущение слегка улеглось.

— Света, — сказала Светка.

— Почему в таком наряде?

— А я дома, на празднике, пирата изображала, — нашлась Светка.

— А здесь как очутилась? Тебя Тринадцатый принёс?

— Нет, я сама пришла. Хотела Гену попугать-поздравить. Гляжу, а он уже с друзьями, — и она указала рукой на разбойников, — сам в пиратов играет. Видите, он у них пленник — на диване лежит связанный. Я и решила: «Дай-ка и я с ними поиграю».

— Врёшь, поди, — не поверил Дымор. — Зачем же ты мне мешок с девчонкой показывала?

— Как — зачем? — обиделась Светка. — Говорю же, я думала — игра такая. А разве вы не играете? — И она посмотрела на старика такими ясными глазами, что он подумал: «Не врёт».

— Играем, играем, — пробурчал чародей. — И по правилам игры ты теперь тоже наша пленница. Слышь, Тринадцатый, будем считать, что это твой трофей. Сажайте её поскорее в мешок да кладите под ёлку! — велел он пиратам и посмотрел на часы. — Времени у нас осталось всего пять минут. Да и этого прихватить не забудьте, — кивнул Дымор в сторону Гены.

Пираты разделились: одни во главе с Тринадцатым приступили к Светке, другие направились к мальчику.

Светка стала отбиваться от них.

— Не хочу быть пленником! — кричала она, размахивая руками. — Хочу быть пиратом! А иначе я не играю! — Она так вошла в роль, что никак не могла остановиться.

А Гена, не дожидаясь, когда к нему подойдут, сбросил с ног и рук верёвки, соскочил с дивана и приготовился к драке.

Дымор посмотрел на будильник. Минутная стрелка неумолимо приближалась к двенадцати. А часовая уже прочно стояла на пяти.

— Что вы копаетесь?! — спохватился старик. — Время уходит!

Но, видя, что его помощники не успеют к назначенному сроку справиться с непокорными ребятами, крикнул:

— Бросьте их! Бегите скорей под ёлку! Я сам с ними разделаюсь!

Дважды повторять не пришлось. Пираты со всех ног кинулись в укрытие. Но Гена помнил, что если хотя бы одного пирата не будет под ёлкой, когда зазвенит будильник, то чары развеются, разбойники исчезнут и дети будут спасены. Поэтому он ухватил одного из них за руку. Этим одним оказался Тринадцатый. Да, не везло сегодня бедняге.

Тем временем Дымор стал бормотать заклинание, водя по воздуху руками.

Тут из-под дивана выскочил Митрофан. Он понял, что пришёл его черёд выступить против злого волшебника. И, ни секунды не раздумывая, прыгнул на старика.

От неожиданности и сильного удара в грудь Дымор не удержался на ногах и рухнул на пол. Но на помощь своему хозяину пришёл Таракан. Он выбрался из-под ёлки, где сидел вместе с пиратами, и вцепился зубами Митрофану в шею. Оба кота сплелись теперь уже в пёстрый клубок, задавая друг другу трёпку, яростно вопя и шипя.

Дымор, сидя на полу, продолжал творить заклинание. Но Светка тоже была начеку. Она схватила со стола коробку с остатками торта и запустила ею в злого волшебника. Хотя Светке некогда было целиться, её бросок оказался на редкость удачным. Торт перевернулся в воздухе, и коробка нахлобучилась на голову старика, являя собой забавный головной убор.

— А-а-а! — закричал Дымор и всплеснул руками.

Из-за этого движения заклинание получилось странное: на столе вдруг поднялся и заплясал скелетик обглоданной пиратами курицы. Он спрыгнул на пол и, пританцовывая, двинулся на чародея.

Когда Дымор избавился от коробки и протёр залепленные кремом глаза, то увидел наступающего на него врага. Он хотел спрятаться под ёлкой, но скелетик преградил ему дорогу. Словно молодой драчливый петушок, наскакивал он на волшебника, не давая пройти.

Светка весело расхохоталась, махнула на Дымора рукой и поспешила на помощь Гене, потому что Тринадцатый извивался в руках мальчика, грозя вот-вот вырваться на свободу.

Во всей квартире творилось невероятное: по полу катался орущий дикими кошачьими голосами клубок, Гена со Светкой с трудом удерживали вырывающегося пирата, а Дымор на пару с куриным скелетиком отплясывали чудный петушиный танец. Пираты из-под ёлки свистели, улюлюкали, хлопали себя по коленкам, но на выручку не торопились: боялись выйти.

И вот в разгар этой катавасии раздался оглушительный звон будильника.

Глава 12

Будильник захлёбывался радостным звоном, а чудеса продолжались. Прямо в руках у Светки и Гены Тринадцатый пират вдруг стал быстро сморщиваться и уменьшаться, пока не превратился в кусочек речной глины.

Ребята перевели взгляд под ёлку. Оказалось, что с остальными пиратами происходит то же, что и с Тринадцатым, — они уменьшаются! Вот уже из-за их спин показались волшебные мешки. И на одном из них… Что это?… Бьётся и никак не может высвободиться из ловушки Ниточка.

Светка внезапно поняла: если немедленно не вызволить Ниточку, то она снова станет картонной игрушкой. Девочке потребовалось всего несколько секунд, чтобы сдёрнуть петельку с булавки и благополучно выбраться из-под ёлки. Она облегчённо вздохнула. Бережно держа мышку, отнесла и выпустила её на стол.

А Митрофан тем временем, катаясь по полу, вдруг почувствовал, что объятия его пусты. Он вскочил и растерянно огляделся вокруг. От него к стене стремительно удирал большой чёрный таракан. Добежав до плинтуса, таракан забрался в щель и замер там, прикидываясь щепкой.

Ребята поискали глазами волшебника. На том месте, где недавно размахивал руками Дымор, теперь возвышался небольшой холмик из пепла, и от него к потолку поднимался едкий чёрный дым.

— Сгорел, — сказала Светка, но тут же спохватилась: — А может, он превратился в дым, чтобы улизнуть?

— Пусть убирается! — закашлялся Гена и открыл форточку.

Ядовитой змеёй дым выбрался на улицу и растворился в зимней ночи.

— Давай заглянем в мешки, — предложил Гена. — Как там дети? — И развязал первый мешок.

Из него медленно выплыло облачко. Внутри облачка безмятежно спала и тихо улыбалась во сне девочка. И такая она была хорошенькая! Вовсе не злая. Облачко проскользнуло мимо переставших чему-либо удивляться ребят, подлетело к форточке, повисело, покачиваясь, словно прощаясь, и медленно вытекло наружу.

— Как ты думаешь, куда оно полетело? — задумчиво спросила Светка.

— Домой, конечно, — уверенно сказал Гена. — Ведь Дымор говорил пиратам, что если чары развеются, то дети станут добрыми и послушными и вернутся к мамам и папам.

Ребята принялись развязывать мешки. Одно за другим покидали облачка с детьми Генину квартиру. Наконец последнее исчезло в форточке, и весёлый звон будильника оборвался.

В наступившей тишине Гене и Светке вдруг показалось, что ни Дымора, ни пиратов, ни Таракана не было. Что это они сами придумали такую игру, поверили в неё и приняли вымысел за действительность.

Светка зажмурилась и попросила:

— Ген, ущипни меня. Кажется, я сплю.

— Я и сам вроде сплю, — пожаловался Гена, оглядывая царящий в комнате беспорядок. — Давай спросим у Митрофана, что это было. Кис-кис-кис! Где ты?

Митрофан мяукнул и потёрся о ноги хозяина. Гена взял его на руки и спросил:

— Скажи, Митя, это сон или не сон?

Но кот ничего не ответил, а лишь раскатисто замурлыкал и подставил ухо: мол, почеши.

А ёлка сияла и переливалась новогодним дождём, мишурой и шарами. Под ней сиротливо жались друг к другу глиняные конусы — всё, что осталось от бестолковых пиратов.

— Это не сон, — наконец сказала Светка, — это новогоднее приключение, которое, кажется, удачно закончилось. — И вдруг воскликнула: — Где Ниточка? Неужели и она исчезла?

Но мышка преспокойно сидела там, где Светка её оставила, — на столе между тарелками, и как ни в чём не бывало чистила усики.

— Вот она! — обрадовался Гена и взял зверька в руки.

Это и впрямь была Ниточка, только петелька на её спине чудесным образом исчезла.

— Как ты думаешь, — спросил Гена, разглядывая мышку, — почему Ниточка снова не превратилась в картонную игрушку? Ведь волшебство, как мне кажется, уже кончилось. Вот и Митрофан больше не разговаривает.

— Очень просто! — засмеялась девочка. — Вспомни, какой год настаёт по восточному календарю?

Гена задумался.

— Ну же, ну! — торопила его Светка. — Ты сам недавно об этом читал в журнале «Мурзилка» и мне рассказывал.

— Вспомнил! — обрадовался Гена. — Наступает год Серебряной Мыши!

— Вот тебе и разгадка! — сказала Светка.

Неожиданно в дверь позвонили. Ребята вздрогнули и переглянулись. У обоих мелькнула одна и та же мысль: неужели Дымор с пиратами воротился?

Глава 13

Осторожно ступая, Гена и Светка прокрались к двери. Гена заглянул в глазок. На лестничной площадке стояла тётя Нина, Светкина мама.

Гена открыл дверь.

— С Новым годом, Гена! — сказала тётя Нина. — Света у тебя?

— С Новым годом! — высунулась из-за Гениного плеча взлохмаченная Светкина голова.

— Проходите, — пригласил Гена.

Тётя Нина вошла и стала с любопытством разглядывать Светкин наряд, а та запрыгала вокруг мамы и затараторила:

— Мама, мама, смотри, кто у меня есть! — И показала Ниточку. — Правда, забавная?

Тёте Нине серебристо-голубая мышка понравилась, но в воспитательных целях она напустила на себя строгий вид и сказала:

— Света, тебе не кажется, что уже слишком поздно и пора идти домой?

Светка растерянно обернулась и пробормотала что-то невнятное. Тут только тётя Нина обратила внимание на царящий в комнате беспорядок.

— Ну и повеселились вы! — всплеснула она руками.

Гена со Светкой переглянулись и решили пока ничего не рассказывать.

— Так, конечно, всё оставлять нельзя, — сказала тётя Нина. — Вернутся Генины родители и расстроятся. А ну-ка, ребята, давайте приберёмся.

Гена стал возражать, говорить, что и сам справится. Но тётя Нина засучила рукава нарядного платья и без лишних слов стала собирать со стола посуду.

Когда порядок был наведён и тётя Нина со Светкой собрались уходить, Светка попросила:

— Ген, можно Ниточка поживёт у меня?

— Можно, — великодушно разрешил Гена и спохватился: — Если, конечно, она не возражает.

Ниточка, похоже, не возражала. Она бегала по Светкиной руке, смешно дёргала носом и шевелила усиками. Тётя Нина тоже не возражала.

Наконец Гена остался один. Он прилёг на диван и стал думать. Рядом, в ногах, пристроился Митрофан. Оба не заметили, как заснули. Но долго им поспать не удалось. В дверь снова позвонили.

Кот соскочил с дивана и побежал в прихожую. Гена вышел следом. Там он осторожно прильнул к глазку. Прямо на него смотрело лукавое лицо Деда Мороза.

Гена отпрянул от двери и прижался к стене. Сердце бешено застучало. Мысли одна страшнее другой затоптались в его голове. Но Митрофан не выказал никаких признаков беспокойства, а радостно мяукал и тёрся о Генины ноги.

Мальчик постарался унять стук собственного сердца и прислушался. За дверью подозрительно шушукались и шуршали.

Гена схватил спасительный жостовский поднос, который однажды его уже выручил. В двери стал поворачиваться ключ. И мальчик, готовясь защищаться, снова поднял над головой поднос.

Дверь распахнулась. На пороге стояли смеющиеся папа и мама. В папиной руке улыбалась маска Деда Мороза.

Увидев Гену, папа быстро приложил маску к лицу и радостно воскликнул:

— С Новым годом!

Но поднос в руках сына поверг его в изумление.

— Вот так та-ак! Хорошо же ты нас встречаешь! — И опустил маску.

И снова поднос с грохотом и стоном отлетел в сторону, а Гена повис на шее у долгожданного папы.

— С Новым счастьем! — сказала мама и потрепала сына по волосам.

— Откуда вы? — не веря своим глазам, спросил Гена.

— А мы у подъезда встретились, — ответила мама.

— Как ты себя чувствуешь? — заволновался Гена.

— Отлично! — улыбнулась мама. — Врачи что-то напутали. Я абсолютно здорова.

— Как хорошо, что мы снова вместе! — сказал папа, прижимая к себе жену и сына.

На улице постепенно светало. Кружил медленный снег, укутывая утомлённый праздником город. А город спал и не спешил просыпаться.

Вот такие чудеса иногда происходят в новогоднюю ночь. А кто не верит, пусть пойдёт к Светке и познакомится с её Ниточкой.