Детская исповедь

Особенности детской исповеди

Начну со случая, происшедшего на исповеди с девочкой семи-восьми лет. Она подошла к исповеди и, как многие дети, замолчала. «Какие у тебя, Машенька (имя изменено), грехи?» – спросил я ее. Честно глядя мне в лицо, она без тени сомнения ответила: «А у меня их нет». «Ну, может быть, хоть какие-то, Маруся, найдутся?» – допытывался я. «Нет», – последовал еще более, чем в первый раз, уверенный ответ. «Ну ты хоть, Марусенька, каешься?» – «Нет, не каюсь», – спокойно отвечала мне девочка.

Какая радость – слышать, видеть, чувствовать чистую, правдивую от глубины сердца исповедь этого маленького человека. «Почему?» – спросите вы. Да потому, что она сказала самую настоящую правду. Нет у нее грехов ни в правом кармане, ни в левом, ни даже на столе, и в них она не кается, потому что не в чем. И даже не понимает она, что это такое «должна каяться», что такое «грех».

«А что это такое?» – спросила она потом о грехе. С разрешения мамы и самой девочки и памятуя о том, что кого-то может заинтересовать этот случай, я решил написать о нем в этой статье. Правдива душа Машеньки. Маленькая девочка сказала то, что многие-многие взрослые люди (включая и меня, конечно, в первую очередь) не говорят из-за своей псевдостеснительности, забывчивости или даже незнания грехов.

Другой пример. К исповеди подходит отрок лет десяти, достает из кармана аккуратно сложенную записочку и начинает читать свои грехи: «Гордыня, тщеславие, нет любви к Богу… не сижу на месте, с утра до ночи смотрю телевизор…» Чувствуете, кто стоит за этой исповедью? Конечно, мама. Это мама написала за сына его грехи. Кстати, если оглянуться, то можно увидеть и саму маму. Она стоит неподалеку, за его спиной и наслаждается тем, как ребенок аккуратно и хорошо вычитывает грехи, ею же написанные. Конечно, почерк-то детский, но написано все с ее слов. После того как ребенок закончил читать, я попросил у него записочку и, разорвав, сказал: «Все это написала твоя мама». – «Да нет, батюшка, я сам написал», – возразил мне ребенок. – «Написал ты, конечно, сам, но диктовала тебе мама». – «Да, это правда», – ответил он. «А теперь скажи мне, Саша (имя изменено), были ли у тебя какие-то плохие дела? (Значение слова “плохо” он понимает.) Что тебе подсказывает твое маленькое сердце? Скажи то, что можешь сказать, а если стесняешься, так и скажи: “Стесняюсь сказать словами, но сожалею о сделанном”». И мальчик стал перечислять совсем простые грехи: уронил, разбил. Куда-то подевались сразу и гордыня, и тщеславие, и отсутствие любви к Богу. Мальчик каялся в том, что не помогал маме, огрызался… Вот почему я хотел бы обратиться с просьбой к родителям маленьких детей: «Дорогие папочки и мамочки, когда вы пытаетесь помочь ребенку подготовиться к исповеди, не забывайте, что он просто в силу возраста многого не понимает».

А после прочтения над ребенком разрешительной молитвы подошла ко мне его мама и стала жаловаться на сына: «Вы знаете, батюшка, он у меня исповедуется каждый месяц и все равно продолжает грешить. Вот какой у меня сын-то нехороший. Не может отказаться и от одного, и от другого… И причащается он, и исповедуется, и все равно продолжает грешить. Сколько раз я ему говорила, чтобы он исправился, а он – никак». Еще сказала мне, что сын ее исповедуется неискренне. Как будто есть у нее прибор для измерения искренности исповеди.

Но особенность детской исповеди (если исповедь действительно детская, а не материнская) как раз в том и состоит, что она непосредственна, искренна и правдива, и если мы будем это поддерживать, то ребенок, исповедуясь, будет меняться. Если правда и непосредственность, с которой говорят дети, останутся в их душах, то и они исправятся, ну а если будут, как попугаи, повторять, что им сказани другие, исправление затянется.

Дети часто молчат на исповеди. Священник спрашивает: «Ну ты хоть каешься?» «Я не знаю», – отвечает ребенок. Но, я думаю, даже на молчаливого ребенка можно наложить епитрахиль и простить ему грехи. И молчание их считается покаянием.

Очень важно дать ребенку ощущение свободы. Ты – свободен и поэтому вправе сам выбирать – зло творить или добро, и ты вправе исповедоваться так, как ты считаешь нужным. Если чувство свободы подавить в детстве, внушая ребенку, что и как он должен говорить на исповеди, то он станет не лучше, а хитрее. Это само по себе насилие над духом человека. Когда мама или священник из-за псевдолюбви заставляют детей на исповеди говорить «как надо», не учитывая их возрастные психологические и психиатрические особенности, то первое время ребенок поступает так, как от него требуют, но потом, как правило, отходит от храма, потому что это – не его волеизъявление.

В моей практике было очень много примеров тому, как, взрослея, ребенок отходил от церкви, а мама удивлялась: «Мы с самого раннего детства ездили по монастырям, источникам, молились, а сейчас ребенок даже слышать не хочет о храме». А почему? Потому, что не внесена была радость в церковную жизнь через маму. Не внесено было чувство свободы, особенно необходимое для мальчика. Были нарушены главные каноны Православной Церкви – любви и свободы. Я бы даже поставил сегодня свободу на первое место. Потому ребенок и отходит от веры, что буквой убивается дух. Потом, может быть, и вернется в Церковь молитвами матери, собственными страданиями, искушениями. Но мы уже сейчас должны трудиться над тем, чтобы детскую душу наполняла радость от посещения храмов, богослужений, формировать в ребенке чувство свободы и любви.

А теперь самое главное. Исповедь – это тайна, и тайна, дорогие мои родители, сия велика (Еф. 5, 32). На исповеди присутствуют исповедующийся, священник и Господь. Что именно вкладывает Господь в душу исповедующегося, в сердце священника, неизвестно никому. Только одному Богу. Хорошо или плохо прошла исповедь, правильно или неправильно каялся исповедующийся, судить не имеет права никто, потому что это – Таинство, и как оно свершилось и свершилось ли оно, не знает никто: ни священник, ни тот, кто исповедуется, а только Бог. И если мы подходим к исповеди человека, особенно ребенка, памятуя о том, что это – тайна, то знаем и то, что к Таинству нельзя подходить с человеческими мерками.

Мы можем подготовить ребенка к исповеди, рассказать ему, что есть плохо, что есть хорошо, что мучит совесть, что не мучит совесть, за что сердце болит, за что не болит, но поучать ребенка тому, как надо каяться, мы не имеем права. Почему? Да потому, что у нас самих-то исповедь слабая. Если бы у нас была большая вера и сильная исповедь, мы могли бы горы двигать и после покаяния не грешить. Но мы слабы, и говорит с ребеночком о покаянии, скорее, наша немощь, а потому и бываем мы часто похожими на тех, кто, не будучи каменщиком, берется строить дом, не будучи моряком, пытается переплыть бушующий океан.

Все начинается с простого и благоговейного отношения к чаду: оно – создание Божие, и подходить к нему для назидания надо с миром. Отвечая ребенку на вопрос: «Для чего мы исповедуемся?» – можно сказать: «Чтобы быть ближе к Богу, чтобы Господь мог нам помочь». Исповедь – это общение с Богом, а о Боге с ребенком надо говорить просто, искренне, с любовью и без чувства превосходства.