Незачем было оборачиваться, чтобы убедиться, что это Хромой. Он узнавал его по звуку шагов.
Шмыгнув носом, главный распахнул дверь лифта и вместо приветствия бросил:
— Рано ты что-то…
Репортер согласно кивнул, переступая мелкими шажками, как барышня. Главный задумчиво наморщил лоб. Конечно, его люди стоили того, чтобы распахивать перед ними дверь. Но в том, что всего лишь за год газета побила рекорды популярности, была исключительно его заслуга. Он умел подбирать людей. И гордился этим. В человеке должна быть изюминка, любил повторять он, человек должен быть самородком, а не речной галькой. Он был убежден, что такая порода людей стоит господу особых затрат и сил. Он забрасывает все дела и с удовольствием мастерит их. Главный подбирал только таких. Вот, например, этот Хромой — он не просто самородок, он еще и отшлифованный. И хоть волочит ногу, а что до птичьей физиономии, его не взяли бы официантом и в самую занюханную пивнушку, но при этом доставляет информацию такой свежести, какой может похвастаться только живая рыба. Просто удивительно, как он ее вылавливает. Впрочем, не в привычках Главного было удивляться. Он просто хорошо платил.
— Ну как, поработаем? — спросил он, нажимая на кнопку лифта.
— М-м-м, — согласился репортер.
— Значит, сегодня ты меня чем-то порадуешь.
Репортер молча кивнул. «Сегодня он не очень-то разговорчив, — подумал Главный. — Ну и бог с ним, плачу ведь я ему за то, что он пишет, а не за то, что говорит». Репортер разглядывал ковер под ногами. Он был в том же костюме, что и в момент их последней встречи полгода назад. Только пятен прибавилось. Лифт остановился. Репортер захромал к своей комнате.
Главный вошел в кабинет. Остановился посередине, задумался. Впрочем, в голову ничего не лезло.
Через дорогу, точно на уровне его глаз, находились окна другого учреждения. Еще вчера там расхаживали две длинноногие красавицы, суетились вокруг письменного стола. Сегодня уже не было ни стола, ни красавиц. Остались одни занавески. Пустота за окнами напротив огорчила его. Так сильно, как может огорчить мужчину, почувствовавшего приближение старости. Главный напряг зрение, чтобы получше рассмотреть открывавшуюся его глазам картину. Эфемерное, недооформившееся ощущение пряталось за занавесками, невидимое или прозрачное, так тюль, но оставлявшее вполне определенный привкус горечи.
В дверь постучали. Не успел он оторвать взгляд от окна и сказать «да», как в кабинете возник этот тип. Не требовалось особого воображения, чтобы догадаться: в определенные дни на его плечах сверкают погоны. Очевидно, сегодня был беспогонный день и мундир остался висеть в платяном шкафу в спальне. Приблизившись к Главному, он достал из специального внутреннего кармана совсем уж специальное удостоверение. Поморщившись, Главный сделал неопределенный жест, который при желании можно было понять как приглашение сесть. Он недолюбливал этих типов. Правда, справедливости ради он признавал, что среди них тоже встречаются самородки. Но эту породу господь создавал без вдохновенья, вероятно предполагая, что она доставит немало неприятностей всем остальным.
Посетитель уселся на диван, который стоял напротив письменного стола. Он явно был настроен на длительную беседу. Почесывая кончик носа, Главный продолжал торчать посередине кабинета. Не в его правилах было разводить долгие разговоры.
— Мне нужна небольшая справка, — заявил посетитель.
— Я вас слушаю.
— Меня интересует ваш репортер из отдела новостей.
В глазах Главного загорелось любопытство.
— Хромой? — не скрывая своего интереса, переспросил он. Это прозвище уже крепко прилипло к репортеру. — Он один из моих лучших журналистов.
— Может — самый лучший?
— Балласт мы не держим, — фыркнул Главный.
— Расскажите мне о нем, — попросил посетитель, стараясь говорить любезным тоном.
«Любезность им не к лицу», — подумал Главный и решил, что ему лучше присесть.
— Вряд ли то, что я расскажу, может вас заинтересовать, — ответил он, пытаясь взять быка за рога.
Бык, однако, уклонился, в голосе посетителя зазвучали металлические нотки.
— Каким образом он попал к вам в газету?
— Как и большинство других. Сидел без работы и куска хлеба. Я его взял.
— Только из сострадания?
Главный решил сменить тон беседы.
— Впервые я столкнулся с ним в каком-то кабаке. Он там рассказывал собутыльнику одну историю. Меня поразил его рассказ.
— Чем поразил?
— Он оказался блестящим рассказчиком, — рыкнул Главный. — Я попросил его записать эту историю для меня. Вот так все и началось.
— Гм, — промычал собеседник. Было непонятно, поверил он Главному или нет.
Во всяком случае чувствовалось, что он пока недоволен.
— А с кем он дружит, с кем встречается? Вообще, с кем он контактирует?
— А ни с кем. Он приходит сюда только затем, чтобы передать материалы. После чего исчезает. Никто никогда не пытался разыскать его, да это и невозможно. Он приходит, когда ему вздумается.
Мужчина углубился в свои мысли. Со стороны казалось, что он присутствует на погребении.
— Кстати, сейчас он здесь, — сказал Главный, надеясь, что это сообщение поможет ему избавиться от посетителя.
Тот сделал вид, что не расслышал. Затем не спеша провел взглядом по окнам дома напротив и, как видно, остался доволен осмотром.
— Он вам ничего не говорил о своих друзьях, о родственниках?
Вот ведь прилипала. А костюм сшит у того же портного, что кроил и мундир. Главный шмыгнул носом.
Где-то угораздило простыть.
— Насколько мне известно, у него нет родителей.
— А кто тот собутыльник, с которым вы его встретили в первый раз?
— Он работает художником в кинотеатре «Прогресс».
Оставивший мундир в шкафу посетитель задумался.
— Вам не кажется, что его материалы сделаны слишком профессионально?
Это переполнило чашу терпения. Лицо Главного растянулось в такой улыбке, которую с непривычки можно было принять и за оскал.
— У нас работают только профессионалы.
— Ага, — произнес посетитель и поднялся.
Он ничего не добавил. Что делать — не всем суждено добиваться своего. Главный улыбнулся, лицемерно выказывая сочувствие. Посетитель рассеянно взглянул на него. Пробормотав, как и положено, «до свидания», он вышел.
Еще один такой визит, и весь день пойдет коту под хвост. Главный задумался. С чего бы это они заинтересовались Хромым? Может, влип в какую историю? Но тогда этот крот вряд ли стал интересоваться его профессионализмом. Или все дело в последних репортажах Хромого о неудачах военных с ракетами нового типа? Это больше похоже на правду. Ух, до чего же они обидчивы. Стоит слегка задеть их, как они тут же начинают докапываться, как звали гувернантку вашей тетушки.
Занавеска в окне напротив затрепетала. «Это от пустоты», — подумал Главный, и вдруг ему припомнилась их первая встреча с Хромым. Это было в «Сером потоке». Он редко заглядывал туда — только когда его обуревало желание побыть в одиночестве. В тот день посетителей было немного. Официант куда-то запропастился. Одинокая муха по-хозяйски совершала облет жирного пятна, оставленного на скатерти. За его спиной кто-то вел неторопливый рассказ. Он невольно прислушался. Неужели речь шла о гибели «Сании Ли»? Ему ужасно захотелось увидеть лицо рассказчика. Он обернулся. За соседним столиком сидели двое. Из тех гордых оборванцев, которых не заставишь пахать на себя за кусок хлеба. Интеллигенты! Он спросил у них разрешения пересесть за их столик. Рассказчик что-то пробормотал и кивнул в знак согласия. Сидевший рядом с ним бородатый субъект сокрушенно покачал склонившейся над рюмкой головой. Ни его вид, ни даже его новый костюм, совершенно не подходящий для этого кабака, не произвели на эту парочку никакого впечатления. Пока рассказчик вещал, он успел как следует рассмотреть его. Лет тому было не больше тридцати пяти. Несмотря на заостренные черты лица, в нем угадывалась мягкость характера, присущая натурам эмоциональным и нервным. Как только к их столику приблизился официант, он предложил угостить их рюмкой-другой, «Не пью!» — бросил в ответ тот, который вел рассказ. Он тогда еще обратил внимание на его серые глаза. Почти без зрачков. Бородатый, ни секунды не колеблясь, принял предложение полакомиться на дармовщину. Он заказал для него выпивку. И дождавшись, пока мрачный официант отойдет к стойке бара, предложил сероглазому написать то, о чем он только что рассказывал. «А за это платят?» — поинтересовался тот, а Бородатый закивал головой. Глядя на его потертый костюм, трудно было поверить, что он ценит свой труд. Однако одного взгляда на его лицо было достаточно, чтобы понять: ценит, и еще как. Он вытащил из кармана несколько купюр вместе с визитной карточкой и положил их на стол. Глаза без зрачков зажмурились при виде таких денег. Конечно, ему не дано было узнать, что творилось в этот момент в мозгу рассказчика. Да и незачем ему это было. «Это вам аванс, а это — он указал на визитную карточку — поможет вам выгрузить свое тело на правильном этаже, когда вы решите прийти». На следующее же утро новый знакомый явился к нему. Только тогда он обратил внимание на его хромоту. Одна нога у него была на несколько сантиметров короче другой. Может, врожденный дефект. Вытянувшись перед его письменным столом, пришедший терпеливо ждал. Он неторопливо пробежал глазами написанное и лишь после этого наградил своего визитера взглядом. При этом заметил нескрываемое любопытство в глазах хромого. Почему-то от этого ему стало не по себе. Хотя личные качества стоявших по ту сторону стола не имели никакого значения. Его интересовали люди, умевшие делать свое дело. От таких он не требовал подобострастия. Он выписал ему чек. Прежде чем вручить его, он сделал вид, что колеблется. Почувствовал, как тот смутился. «Вам что-то не нравится» — спросил Хромой. «Скажите, откуда у вас эта информация?» — ответил он вопросом на вопрос. «А-а-а, — протянул посетитель, успокаиваясь, — от одного знакомого моряка, очевидца». После нескольких таких репортажей Хромой был зачислен в штат. В прошлом месяце три крупных издания предложили Хромому работать на них. В ответ он повысил ему зарплату. Кто знает, вдруг ему взбредет в голову переметнуться к конкурентам. К тому же пока у него есть возможность платить своим сотрудникам больше, чем они получали бы в других местах. Будет и впредь! Он остался доволен своей уверенностью, кинул взгляд на улицу. В окне напротив торчали какие-то рабочие. Таскали новые письменные столы. «Кто-то должен уйти», — подумал Главный и начал просматривать материалы к новому номеру.
Вошедший окинул взглядом комнату. Скользнул по прислоненным к стене полотнам, двум мягким табуреткам с траченой обивкой некогда зеленого цвета, ободранному массивному столу, заваленному тюбиками краски. Бородатый перестал водить кистью и уставился на посетителя. Тот брезгливо присел на краешек стула. Предъявить свое удостоверение он не посчитал нужным.
— Меня интересует твой приятель — репортер.
Бородатый принялся размазывать краску по холсту. Название фильма нужно было выписать на небесно-голубом фоне.
— Я давненько его не видал, — бросил он, стараясь не смешивать сокрытие истины с ложью.
Посетитель встал со стула и, расчистив уголок стола, присел ближе к творцу.
— Ты хорошо его знаешь?
— Заходит иногда.
Посетитель умел держать себя в руках.
— И с каких пор ты с ним знаком?
— А что он натворил? — спросил Бородатый.
Посетитель зажмурился. Но промолчал.
— С полгода, — покладисто уступил Бородатый, не обижаясь на нелюбезность гостя. Положив кисть, он принялся размешивать краску.
— Он тебе рассказывал о своей работе?
— Никогда.
— Так уж и никогда?
— Он вообще не любитель болтать, — спокойно соврал Бородатый, утешая себя тем, что недоказанная ложь еще не есть тяжкий грех.
— Как вы познакомились?
— Однажды подсел к нему за столик. Искал себе компанию. Помню, он рассказал мне о гибели «Сании Ли». Тогда об этом трепались на всех углах.
Он нанес мазок на картонку, служившую палитрой.
Желтый цвет был то, что надо.
— Наверное, он рассказывал увлекательно, потому что за наш столик подсел один старый хрыч, который так и заглядывал ему в рот. Через неделю Хромой начал работать на него.
Посетитель записал адрес Хромого и слез со стола.
— Но очевидцев-то не быдо, — сказал он.
Бородатый сделал вид, что ничего не понял.
— Были. Этот, собственник «Времени», что уселся за наш столик.
Посетитель облизал губы.
— Очевидцев гибели «Сании Ли», — пояснил он.
— Какое это имеет значение? — пожал плечами Бородатый.
Гость бросил на него пристальный взгляд и промолчал. У двери он остановился.
— Ну так что? — спросил он.
Бородатый уставился на буквы, которые уже начал выписывать.
— Наверное, для кого-то это имеет большое значение.
Прежде чем закрыть за собой дверь, гость немного подумал и, видимо, принял такой ответ, но это не улучшило его настроения.
В последнее время вид у Хромого был мрачнее тучи. Вот и сегодня он угрюмо сидел на покоробившемся диване и молча смотрел, как рисует Бородатый. Прошло больше месяца с тех пор, как его схватили и несколько дней продержали взаперти. Наконец-то догадались, что он был очевидцем всех событий, описываемых в репортажах, поскольку других очевидцев не было и быть не могло, но при этом он не покидал своего квартала и даже стен своей ветхой мансарды. Они не знали, как ему это удается. Воображение помогало ему или?… Попытались уговорить его работать на них. А уговаривать они умели. Но на этот раз вышла осечка. Потом все улеглось. Но мирное течение времени продолжалось недолго. В жизнь Хромого ворвалась женщина. Этому-то он и был обязан своим угрюмым видом. Несколько дней назад он заявил Бородатому, что уезжает. Куда? Да к ней. Бородатый ничего не ответил, так как в отличие от своего приятеля действительно был молчуном по натуре. Теперь он возился с плакатом — рекламой нового фильма. В какой-то момент он так увлекся работой, что не сразу заметил повисшую в комнате тишину, а молчание не входило в отличительные черты характера Хромого. Может, уснул? Он повернул к нему голову. Нет, Хромой не спал. Следил за тем, как он работает. С таким любопытством, с каким дети наблюдают за ползущей букашкой.
— Странно, — промолвил Хромой.
Бородатый опустил кисть в банку с растворителем и включил плитку.
— Странно, — повторил Хромой. Он казался очень нервным.
Вода закипела быстро. Бородатый опустил в чайник щедрую порцию сухих красных лепестков, и цвет воды стал рубиновым. Хромой вертел в руках вымазанную краской кисть и смотрел, как Бородатый наливает чай в белые фарфоровые чашки. Смотрел так, как будто открывал для себя новый мир.
— Божественное существует! — изрек он.
Бородатый бросил в чашки по куску сахара. Хромой впал в какое-то оцепенение.
— Старик снова повысил мне зарплату, — произнес он каким-то чужим голосом.
Бородатый отхлебнул чай. Обжегся.
— Какое это имеет значение! — с кривой улыбкой промолвил Хромой.
Бородатый стрельнул глазами в его сторону. «Имеет, — подумал он, — но не для таких психов». Он был убежден, что у Хромого не все дома. Может, поэтому он любил его.
— А я ведь ничего другого и не умею, — сказал Хромой. — Ведь ничего же… Разве я сумею набить подметки, например? А? — по голосу было заметно, что он нервничает.
Бородатый молча согласился: нет, не сможешь.
Хромой успокоился. Священнодействуя, он отпил глоток и зажмурился от удовольствия, как будто собирался навечно задержать этот вкус во рту. Потом надолго замолчал.
— Нет, — сказал он наконец. — Не поеду! Потому что ничего другого не умею делать. Даже рыбу не могу ловить.
Его объяла тоска. Страшная тоска.
Бородатый понял. Он не уедет к той женщине, единственной на свете. У большинства мужчин не бывает «единственных», но отдельным дуракам выпадает такое счастье, вот они и страдают.
— Божественное существует, — снова заявил Хромой. — Оно кроется в деле. Неважно каком — заваривать чай или писать картины. В любой работе есть что-то божественное, даже в работе обыкновенного, рядового репортера.
Он шагал по песку. Мысли бежали впереди него.
Спокойное море казалось удивительно серым. У самого залива он увидел ее. Она сидела на том самом камне, который они притащили сюда в прошлый раз. Чтобы смотреть на море. Она любила этот остров и этот залив. Считала, что даже богам не требуется ничего больше, кроме берега и костра. А здесь можно было найти и то, и другое. Прекрасный залив, посредине острова вулкан-костер. Ей казалось, что именно на этом острове останавливались на отдых боги. Он соглашался: богам тоже нужно где-то отдыхать. Он и сам был бы не прочь родиться на берегу моря, вот только этот выбор был совсем не в его власти. Хотя он считал, что лишь в силу какой-то нелепой случайности появился на свет в забытой богом безводной долине.
Он подошел к ней. Черные волосы казались на солнце разноцветными.
Сел рядом. Она не повернулась, но почувствовала его присутствие, хотя и не слышала шагов.
Они долго молчали. На морском берегу легко молчать.
— Ну как, ты останешься? — спросила она.
Он прикрыл глаза. Он уже всё решил.
А теперь решил заново.
Вспомнил лицо капитана, только что получившего сообщение о вспыхнувшем на борту корабля пожаре, изумленное лицо молоденького пилота, обнаружившего, что оба двигателя не работают, лица уверенных в себе военных, с которых смело уверенность после взрыва ракеты, не пощадившего даже пуговиц на их парадных мундирах-, вспомнил лицо рекордсмена перед прыжком с десятиметровой вышки и публику, вскочившую на ноги, чтобы получше разглядеть кровавые пятна на поверхности бассейна, когда ее любимец плюхнулся животом, вспомнил другие картины, описанные в его репортажах, и решил.
— Я поеду.
Он не останется.
Она поежилась от порыва ветра, который еще не достиг их.
Шли они долго. Он шагал спокойно, как человек, раз и навсегда принявший решение. Наконец подошли к дому. Когда несколько дней назад он впервые попал сюда, его поразила каменная статуя у входа. Грустное божество метровой высоты. При виде его он почувствовал смутное беспокойство. Но почему? Он стал всматриваться пристальнее, чтобы понять.
И солнце вдруг покатилось прочь.
И еще не слыша гула, он уже понял. И посмотрел вверх.
Костер богов извергал пламя. Это было грандиознейшее зрелище! Чувство восторга смешалось с чувством преклонения. Со стороны поселка до него донеслись сдавленные крики, которым через несколько мгновений суждено было потонуть в реве кипящей лавы. И не останется ни одного очевидца. Все же сначала сработала мысль, а страх искрой вспыхнул только потом. «Беги!» крикнул он ей. И в ту же секунду увидел ее глаза. У них царило любопытство, смешанное с чемто еще. Глубоким и черным. Она стояла молча, словно надеясь обмануть огонь. «Беги!» — повторил он и потянул ее к морю, зная, что ему будет очень, очень трудно вернуться с ней вместе, но что он справится, и в тот момент, когда он оглянулся, чтобы посмотреть на лаву бежавшую вслед за ними, он увидел, что каменное божество у дома начало оживать и понял, что его так обеспокоило в этой фигуре. Божество захромало им вслед. Подозрение мелькнуло раньше мысли, но мысль догнала его, в надежде, что слепец прозреет.
Он на секунду остановился. И тут что-то толкнуло его в спину.
Сегодня был один из тех особых дней, когда он доставал из шкафа свой мундир. Раскрыв свежий номер газеты «Время», он пробежал глазами колонку сообщений. В Тихом океане после извержения вулкана ушел под воду остров. Информация в одну строчку. Он отложил газету в сторону. Да, грустный же вид будет у Главного редактора на похоронах Хромого. Какая глупая случайность. То же самое, что попасть под машину, переходя улицу на красный свет. Он облизал губы. За неосторожность приходится расплачиваться!
— Неплохо справилась, — произнес он, оглядываясь.
Женщина стояла рядом по стойке «смирно», как и полагается младшему по званию. Ее черные волосы под лучами солнца казались разноцветными.
Он взглянул на висевший на стене календарь — 12 февраля 1983 года.
Еще один был «выключен». Но оставалось много других.
— Свяжи меня с Галактическим бюро контроля за индивидуальностью. Нужно получить новые инструкции! — приказал он, расправляя плечи, которые венчали блестящие погоны.