Детский дом

– Давай, письку показывай! – услышала Вера проходя мимо приоткрытой двери комнаты детской.

Она от неожиданности остановилась, и, не зная, что делать, инстинктивно заглянула в приоткрытую дверь.

На не прибранной с утра кровати в разбросав по одеялу ноги, лежала двенадцати летняя Иришка, поочередно откусывая от сжатых в обеих руках пряников, которые по одному каждому из детей дала после завтрака Вера, а в ногах у нее сидел ее восьмилетний брат Мишка и канючил:

– Показывай письку!

– Отстань! – отвечала Иришка, доедая его пряник.

– Да?! А пряник тогда зачем я тебе отдал?

– Дурак, потому что! Мал еще!

–Да, а Вовке можно было?

– А ты видел?

– Ребята говорили.

– Мало что говорили.

Вера отшатнулась от двери. Яркое утреннее солнце погасло в ее глазах.

Шел всего второй день ее нового счастья

И шел ее восьмой год их супружеской с Петром жизни. Восемь лет назад Петр сказал:

– Я все сделаю, чтобы мы были счастливы. И сделал. Он хорошо зарабатывал, и к тому времени у них было все, что считается признаком обеспеченности семьи – квартира и машина, и на деньги ни когда не скупился – каждый год они ездили на море. Бывали даже в Турции, в доме часто бывали гости.

Не сделал только одного – детей. Оказалось – семя его было нежизнеспособным.

А какая семья без детей! Иногда толи в шутку, толи от отчаяния говорил Вере:

– Ну, сходила бы ты налево! Какая разница – это будет твой ребенок!

– Дурак, ты Петька! – отвечала Вера. А потом как-то сказала:

– Хорошо! Только это будет на твоих глазах! Хочешь!?

– Я тебя вместе с ним убью! – ответил Петр, и больше разговоров на эту тему не было.

А потом и родилась эта идея – взять ребенка из детского дома. Ни ее, ни его – общий значит ребенок.

Дело это оказалось трудным, порой казалось даже невозможным. На поиски, переговоры, походы в различные инспекции ушел год. Пока, наконец, в одном из детских домов, где то на окраине их большого города, директорша не сказала:

– Ну, посмотрите одну девочку. Ей, правда, двенадцать лет, но на маленьких у нас большая очередь.

В начале, казалось, странным – везде от ворот поворот, а здесь сразу!

Но тут уже не до странностей – не искать, же еще год, а может два!

Девочка оказалась красивой, смотрела на них правда, из подлобья, но что тут такого, они ведь для нее тоже чужие!

Правда, сразу же сказала:

– Без брата не пойду! Увезете, знайте – сбегу на следующий день!

Сказала спокойно, так что сразу стало понятно – сбежит!

Посоветовались. Решили взять сразу двоих – Ирину и Мишу.

Отойдя от шока и отведя детей в школу- в ту школу, в которую они ходили из детдома, Вера еле дождалась приходящего на обед Петра. Как могла, пересказала утренний разговор. Петр помрачнел, поиграл желваками, но успокоил:

– Вера, мы ведь еще не знаем наших детей. Детдом, понятно, не институт благородных девиц. Но если что не так, будем исправлять! – Однако, уж чтобы знать всю правду, Иришку решили показать врачу.

– В собесе, требуют медицинскую справку, такие там порядки, – под таким благородным предлогом было это обследование дочки.

Седенькая, с узкими глазами врачиха не обрадовала.

– Девочка, дефлорирована и, по всей видимости, не вчера.

– А когда? – в один голос вскрикнули Вера и Петр.

Врачиха развела руками.

– Ладно, Вера, – уже на пути к дому успокаивал Петр, – ну, такая уже она нам досталась! Начнем их жизнь с чистого листа.

Но жизнь с чистого листа как-то не получалась. Ребята приходили из школы – Ирина, как старшая, – водила Мишу в школу и приводила из школы самостоятельно, и закрывалась в своей комнате. Вера, специально взявшая отпуск на первый месяц новой жизни, через час звала их на обед.

Они, молча и без эмоций ели и опять закрывались в своей комнате.

– Давайте я с вами уроки поучу. Может вам что непонятно, – кричала им Вера через дверь.

– Мы сами – немногословно отвечала Иришка.

Часа через два уходили во двор гулять. Вера тихо выходила, садилась на скамейку вместе с другими мамашами, уже знавшими их историю.

– Что, все время сторожить будете? – зло сказала Иришка в первый их день.

– Да нет, я просто смотрю, ведь у меня еще детей не было, – оправдалась Вера.

Дети ни ее, ни Петра никак не называли. Если и обращались, то безыменно.

Петр, по обыкновению успокаивал:

– Ну, не сразу, привыкают. У нас детей не было, а у них родителей…

Родители, как им рассказывали в детдоме, были. Но пили беспробудно, и когда родился Мишка, а Иришке было четыре года, их лишили родительских прав, и детей определили в ясли и детдом. А потом родители куда-то пропали. Их никто не искал, они про детей ни разу не вспомнили. Может даже умерли.

Вечерами пытались наладить контакт. За ужином заводили разные разговоры, задавали вопросы.

Но диалог шел на уровне междометий:

– да, нет, ладно, или еще каких-то коротких слов.

По выходным стали ездить на машине по разным интересным местам вокруг города. Или в парк развлечений. Здесь ребята оживлялись. Но на обратном пути снова замыкались.

– Понравилось?

– Да.

– А что больше понравилось?

– Ничего.

Было морально тяжело. В квартире стояло гнетущее молчание, новая счастливая жизнь с детьми рассыпалась на куски.

Все-таки появлялась спасительная мысль вернуть все назад, жить вдвоем спокойной жизнью в любви и согласии.

– Нет, – говорил Петр, – еще мало прошло времени, привыкание так быстро не бывает.

– Да уж, третий месяц пошел! – возразила Вера.

Потом стали пропадать деньги. Сумочка с кошельком всегда висела на вешалке. И на школьный буфет Вера всегда давала по пятьдесят рублей.

Но как-то в магазине открыла кошелек – ну вот, точно вчера еще лежали несколько сотен в этом отделении!

– Петру ничего не сказала. Но кошелек проверяла каждый день. На третий день пропала тысячная. Вечером позвали детей.