Глава 4. Защитник или мучитель?

ПРОШЛО 4 ГОДА…

Мидлена только что вернулась с собрания руководящего состава детских приютов в столице и была совершенно вымотана, как физически, так и эмоционально. В стране, после коронации нового императора несколькими годами ранее, до сих пор царил хаос. На детях, как всегда, решили сэкономить, а новый советник вообще предложил отказаться от какого-либо государственного финансирования: «Если вы так убеждены, что эти дети могут дать что-то хорошее нашему обществу, что ж я не запрещаю вам заботиться о них — но делайте это самостоятельно, так как я считаю это занятие напрасной растратой императорской казны».

— Сволочь, что б ему гнить в выгребной яме, — сыпала проклятьями женщина.

Больше всего она опасалась, что этот слизняк своего добьется, уж слишком внимательно прислушивался к его бредням новый император, а может, ему просто было плевать на свой народ.

В дверь постучали: три коротких звука, Натали, как и всегда, была тактична.

— Да-да, входите, — Мидлена со вздохом плюхнулась в кресло и настроилась выслушивать отчет о том, что происходило во время ее отсутствия.

Невысокая, пышнотелая старушка, с добрыми выцветшими глазами в закрытом сером платье с белоснежными манжетами и передником казалась самым добродушным и потому уязвимым существом в этом приюте

— Здравствуйте, кета Мидлена, вы сегодня поздно вернулись, уже стемнело.

— Здравствуй, кетана Натали, вы как всегда излишне официальны в обращении, — недовольно подметила директриса. — Дороги совсем размыло, я опасалась, что прибуду домой глубокой ночью. Как вы справлялись без меня?

— Как и всегда, кета, — старая няня упрямо следовала этикету в обращении с начальством, несмотря на все замечания.

— Нели сбегала, ее вчера привели ночные дозорные. Сказать, чем она занималась? — с грустной насмешкой спросила Натали.

— Не надо, — сморщилась Мидлена, — она уже не первый год пыталась бороться с этим и защитить своих девочек от пошлости уличной жизни, но каждый год находились те, которых не удавалось вытянуть из этой трясины.

— Я поместила ее в карцер, а вечером пришлось отпустить, так как появилась новая нарушительница.

— Неужели? Что на этот раз?

— Камила, как всегда, — опять подралась, — неодобрительно проворчала женщина.

— Ты уверена, что она зачинщица? — Мидлена прекрасно видела, что происходит вокруг этой девочки. С самого начала она плохо прижилась среди детей, поссорившись с теми, кто имел авторитет и уважение большинства. Камила до сих пор отчаянно боролась, защищая свое свободное пространство и свое мнение: гордая, одинокая, отрешенная от остального мира, скрывающая свое прошлое, которое, на самом деле, так и не могла вспомнить.

— Нет, — со вздохом призналась нянька, — но все показали на нее, а сама она не отпиралась и чуть ли не вприпрыжку отправилась со мной в карцер! У меня создалось ощущение, что ей там даже нравится!

— Глупости, кетана, кому может понравиться сидеть в бетонной коробке?! — возмутилась Мидлена.

В ответ Натали молча пожала плечами, выказывая свое сомнение.

— Она вчера отказалась от ужина, сегодня от завтрака и обеда и заявила, что будет есть только, если ей дадут почитать учебник по «Истории Миартании от начала времен».

— Странная она у нас, — удивилась Мидлена. — И что же? Вы дали ей то, что она требует?

— А как вы думаете, кета? Конечно, дали, бедняжка и так худая: скоро ветром сносить будет. А тут еще голодовку объявила! Да я б и с ложки взялась ее кормить, если бы она и от ужина сегодня отказалась!

— Да-а, надо мне побеседовать с ней, — не хотя пробормотала директриса. — А «пострадавшая» сторона?

— Лика и Анежка: у первой губа разбита, у второй синяк под глазом. Честно говоря, Камила выглядит хуже, — все так же подчеркивая голосом свое недовольство, высказала Натали.

— Ох уж эта Лика, несносная девчонка, зря Камила ссорится с подружкой Макса: они ее не оставят в покое, — расстроенно проговорила женщина.

— В любом случае, кета, сейчас уже поздно, девочка, наверняка, спит, — устало подметила нянька, которая тяжело переносила отъезды хозяйки, так как в ее возрасте справиться с детьми было практически невозможно.

— Ты права, доброй ночи, кетана Натали!

— И вам, кета, — няня склонила голову в знак уважения и ушла.

* * *

Камила не спала. Она в очередной раз прокручивала в уме события прошедшего дня. Боль в груди уже ослабла, да и голова почти не кружилась, лишь изредка напоминая о драке резкими острыми уколами в висок.

Когда же они оставят ее в покое? Почему нельзя просто забыть о ее существовании. Она ненавидела их. Все они издевались над ней и с каждым разом придумывали все более изощренные способы задеть, обидеть, унизить, сломать. А те, кто все же не лез к ней, боялись даже заговорить с Камилой, опасаясь тем самым навлечь на себя немилость Макса, Лики или кого-нибудь еще из их шайки. Но она все равно не хотела сдаваться, поэтому так часто дралась и, как следствие, попадала в карцер.

Карцер представлял собой крошечную комнатушку с бетонным полом, стенами и потолком, старая деревянная лавка была единственным предметом мебели, а еще было крохотное окно с решетками под самым потолком, откуда днем падал тонкий луч света, позволяющий читать книги, а ночью луна заглядывала через толстые прутья и заполняла комнату мягким, едва уловимым холодным светом.

Сюда не закрывали надолго. Карцер вообще считался самой жестокой мерой наказания. Но Камилу ничего здесь не пугало, как раз наоборот: здесь она могла отдохнуть ото всех, погрузиться в свои мысли, почитать то, что считала необходимым. И если раньше ее запирали не более чем на день, позволяя спать в своей постели, то в последнее время она могла проводить в заточении два-три дня.

Когда ворох повседневных мыслей постепенно начал утягивать в сон, в замочной скважине что-то щелкнуло.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ «Поздновато Ната решила меня отпустить — с чего бы это?» — подумала Камила.

Дверь распахнулась, и на пороге возник знакомый силуэт столь ненавистного ей человека. Свет лампы, которую он подвесил на крюк в стене сразу заполнил комнату, заставил зажмуриться.

— О, Макс? — наигранно бодро поприветствовала его девушка. — Где ключ взял, не расскажешь? — Камила с притворным энтузиазмом посмотрела на гостя. — Привет от своей ненаглядной решил передать? — на последнем слове ее бравада была сорвана очередной головной болью в висках. Камила чуть сморщилась, пытаясь перетерпеть боль. Она старалась не показывать своего страха, хотя Макс и так все знал, чувствовал ее страх, дышал им.

— Паршиво выглядишь! — заметил парень

— Ты сюда приперся, чтобы мне об этом напомнить? Так я и не забывала! — огрызнулась девушка.

— Не за этим… — отозвался Макс.

Камила была удивлена его тихим и чуть напряженным голосом.

— Меня сюда часто закрывали, и я решил, что проще спереть ключ и сделать себе дубликат! Так что я здесь обычно не ночую! — он лукаво улыбнулся ей.

— Так ты похвастаться пришел? Ждешь восхищенных вздохов и комплиментов…от меня? А Лика не смогла по достоинству оценить твои таланты? — насмехалась Камила. Лучшая защита — нападение: с этим девизом она шла по жизни последние четыре года, а когда дело касалось Макса, приходилось всегда быть начеку.

— Заткнись, — угрожающе прорычал парень. — Я хотел помочь тебе, — он изучающее уставился на девушку, словно пытался подчинить, поработить ее волю одним лишь взглядом.

— Помочь? Ты? Странные у тебя шутки в последнее время! — девушка не скрывала сарказма.

— Лисенок…вдруг ласково прошептал он.

А в комнате наедине с ним девушке стало совсем тесно и неуютно. Макс с шумом выдохнул и сделал шаг навстречу.

— Стой! — она выставила перед собой ладони. — Какой я тебе лисенок? А? Ты с кем-то меня перепутал, приятель, потому как я — «рыжая тварь», а временами и «рыжая мразь»! — Камила вложила в эти слова как можно больше горечи и злой иронии, — это Макс дал ей эти обидные прозвища, и мало кто в приюте вообще когда-либо обращался к ней по имени.

Парень замер на месте. На мгновение закрыл глаза, очевидно, пытаясь успокоиться и взять себя в руки.

— О Темные правители! — наигранно взмолился Макс. — Малышка, ты зацепила меня еще четыре года назад, когда я впервые тебя увидел — маленькую, хрупкую куколку! Но-о! Ты же с первых слов уперлась и начала эту войну, ты все время нарываешься! Раньше я пытался сдерживаться, сваливать все на твою поврежденную психику и все такое: ясно ведь было, что ты напугана и никому не доверяешь. Но, мать твою, прошло ЧЕТЫРЕ года, — он сделал акцент на цифре. — А ты никак не успокоишься! — парень почти перешел на крик, и каждое его слово теперь градом упреков сыпалось на голову девушки.

— Ма-а-акс, — осторожно позвала Камила. — Я тронута твоим признанием, но я не могу ответить тебе взаимностью, я просто хочу, чтобы меня оставили в покое, не замечали, не трогали — понимаешь? — она старалась говорить спокойно и унять дрожь в теле, потому что его слова пугали ее.

Несколько секунд, во время которых он просто молчал, показались ей вечностью. Макс снова закрыл глаза, выдохнул, расправил плечи, потом решительно посмотрел в лицо своей жертве… Он надвигался неотвратимо и неизбежно, медленно, но уверенно и твердо, а она, как раньше, давным-давно, отступала, пока не прижалась лопатками к холодной стене. Он приблизился к ней настолько близко, что она могла ощущать на своих губах его горячее дыхание.

— Они оставят тебя в покое, никто больше не посмеет и посмотреть на тебя косо, только скажи одно слово, — он осторожно прикоснулся губами к ее губам, горячие руки легли на поясницу девушки, согревая и почти обжигая кожу под тонкой сорочкой. Макс прижался к ней грудью, напирая, лишая воздуха, окутывая своей страстью и силой. Он глубоко дышал, касался сухими губами нежной кожи там, где отчаянно бьется пульс, медленно спускаясь к тонким ключицам.

Камила отвернулась и попыталась оттолкнуть — не вышло, тогда она укусила его за шею: парень вскрикнул, сделал полшага назад, и девушка смогла сделать быстрый вдох, а потом ударила его по лицу. Она знала, что это его разозлит, знала, что он ударит в ответ, но не могла подпустить его к себе снова. Сдерживая слезы, она торопливо терла губы, к которым он прикасался.

Разозленный парень действительно попытался ударить ее, но Камила теперь знала его повадки, не хуже чем свои, поэтому и смогла избежать боли, увернулась от тяжелой руки, которая с такой легкостью оставляет на теле синяки и ссадины.

— Никто говоришь? — голос был охрипшим, а дыхание надрывным. — Никто, кроме тебя, Макс, ведь так? — И ни один не посмеет меня обидеть… как и заступиться, если ты опять разозлишься, — на последнем слове ее голос сорвался на шепот, и она замолчала, упрямо прижимая кулаки к груди.

— Что с тобой не так, Камила? — прошептал он, снова закрыв глаза и успокаивая дыхание.

— Кажется, так ты меня еще не называл? — осторожно заметила девушка, все еще напряженно наблюдая за ним.

— Я не трону, — хрипло произнес он. — Подумай над моими словами еще раз, а сейчас, можешь идти в постель! Утром я разбужу тебя, и ты вернешься в карцер.

Камила изумленно выгнула бровь. «И в чью же постель ты меня приглашаешь?» — тревожная мысль заставила снова отступить подальше от навязчивого гостя.

— Я никуда не пойду, уходи, — ее глаза почти умоляли, хотя она старалась придать своему голосу уверенности.

Было в его взгляде что-то такое: безумие, граничащее с одержимостью, усталость, упрямство. И она отчаянно смотрела ему в глаза и мысленно молила уйти.

— Уходи, просто уходи, Макс, — шептали ее губы.

Он выглядел так, словно это решение далось ему невообразимо тяжело, но парень сделал два шага назад, забрал лампу и вышел.

— Единственное, почему я до сих пор не прибил тебя, так это то, что остальных парней ты тоже отшиваешь, если бы ты выбрала вместо меня другого… — он с силой ударил по стене и посмотрел безумными глазами на девушку, — убил бы, обоих.

Затем Макс с грохотом захлопнул дверь и ушел, в карцере снова стало темно. Камила облегченно выдохнула и только спустя пару минут позволила своим мышцам немного расслабиться и присела на лавку, уснуть она так и не смогла.

Загрузка...