Девочка и мальчик

7

Бодо Лемке ждал, пока семья Шуманов не вошла в зал, и только в эту минуту подал знак своему ансамблю.

Мелодия старой здравицы звучит в современном ритме.

— Долгие годы нашим героям, долгие годы, ура, ура, ура!

Устроители праздника позаботились, чтобы ребята сегодня были в центре внимания, хотя Катрин, наоборот, хотелось бы быть незаметной, особенно оттого, что она не очень ловко чувствует себя в сшитом Габриель платье.

Главное дело у ребят уже позади — это выход на сцену кинотеатра, ярко освещенную прожекторами. Слова оратора взяли их за живое, пусть даже они не показывают вида. А теперь Катрин входит в зал под звуки ансамбля Бодо Лемке. За ней идут отец, мать, Габриель, брат Йорг, родители отца — дедушка Пауль и бабушка Эрна и веселая бабушка Герда, мать ее мамы. Муж бабушки Герды умер, но у нее есть друг, которого в их семье называют дядя, Фриц. Ладно хоть, что еще не все гости съехались. А те, кто в зале, заняты — ищут свои столы и места.

По лицу отца видно, что новомодное музыкальное приветствие пришлось ему не по вкусу, мать же напротив — смеется. Габриель сияет, рада сюрпризу, который приготовил ее Бодо для семьи; но больше всех смеются бабушка Герда и дядя Фриц.

«Хорошо, — думает Катрин, — что Франк не видит этого цирка. Он придет, хотя не мог сказать, когда точно».

День сегодня не слишком холодный и не слишком жаркий, как раз подходящий, чтобы справить праздник совершеннолетия.

— Место рядом с собой займи, — советует мать Катрин, — для твоего друга.

— Ты так строго всех рассадила, мама.

— Ну, для начала порядок должен быть. А уж кто с кем потом сядет, дело другое.

Катрин вдруг почувствовала себя одинокой. Дома лежат подарки, она их даже как следует не рассмотрела. Оказалось, что подарков много, напрасно отец распространялся о скромности и рамках.

Катрин мечтает о мопеде. На мопеде Франка она уже не раз ездила, он ее учил, за городом. Может, ее заработка за лето и подарка к нынешнему празднику хватит на мопед. Через две недели, когда ей исполнится пятнадцать, она сдаст экзамен и получит водительские права.

Ансамбль Бодо заиграл вальс.

— Не для нас с Гердой, — сказал дядя Фриц, — да и не для тебя, наша героиня.

— Бодо может кое-что еще, — говорит Катрин, — Герда останется довольна.

— А я всегда довольна, Катринхен, — подхватывает бабушка Герда, энергично встряхивая золотистой копной волос, и ей никак не дашь ее шестидесяти лет.

Для дедушки Пауля и бабушки Эрны эти пререкания подходящий повод вступить в разговор.

Предмет обсуждения — старая-престарая тема их семейных сборищ: что можно себе позволить, а что нет, нынче и вообще.

Катрин хочется сбежать, глянуть, что делается в других местах зала. В дальнем углу танцует молодежь, Бодо Лемке отлично понимает, что нужно им сыграть.

Но вот приходят еще гости, и каждый в зависимости от характера и наклонностей поздравляет Катрин Шуман с новым периодом в ее жизни.

Наконец появляется Франк. На нем белые брюки и светлая рубашка, легкую куртку он небрежно набросил на плечи. Катрин сразу же вспоминает воскресенье на берегу Штральзунда.

Да, это ее Франк, элегантный и уверенный в себе. Сердце у Катрин чуть заколотилось, ведь сидящие за столом во все глаза смотрят на Франка, когда он останавливается перед ней. Катрин побаивается острого язычка дядя Фрица и слишком четко направленных вопросов бабушки Герды.

Франк склонился перед Катрин, протягивает ей большой букет и узкую коробочку.

Мать поднимается со своего места, громко представляет:

— Это Франк. Друг Катрин, — И, обратившись к Франку, говорит: — А это наше семейство. Нет смысла называть каждого. Со временем вы всех узнаете.

Катрин смотрит на мать, та едва заметно улыбается, но она заслоняет отца, и Катрин не знает, какими глазами он смотрит на происходящее.

Франк слегка кланяется. Бабушка Герда в упор разглядывает его, не забывая, однако, лакомиться тортом.

— Этот стул, — говорит Катрин, — я оставила для тебя.

Франк сел, повесил на спинку свою куртку. И с Катрин как-то сразу схлынула скованность — Франк пришел и сидит рядом с ней, словно это само собой разумеется.

А тут отец наклонился к нему.

— Хочешь выпить? — спрашивает он.

— Охотно.

— Водку? Коньяк?

— Коньяк, если можно.

Отец наливает две полные рюмки.

— Со свиданьицем, — говорит он и пьет. Франк тоже выпивает свою рюмку до дна.

— А теперь угощайтесь, — предлагает мать.

Катрин поставила цветы в вазу, которая была на столе.

Перед ней лежит та самая узкая коробочка.

— Можешь заглянуть, — говорит Франк.

— Ясное дело, — поддерживает его Габриель. — Не обязательно ждать до вечера. Не мучайся.

«Это значит, — думает Катрин, — не мучай меня».

Она открывает коробочку, и в руках у нее взблескивают маленькие дамские часики.

— Ой, это невозможно, — тихо говорит она Франку, краснея от смущения и радости.

Все хотят взглянуть на часы. Катрин понимает, что это дорогой подарок.

— Самое правильное — надень их сейчас же. Тогда все без труда разглядят, — предлагает Габриель.

— Большое спасибо, — благодарит Катрин Франка.

Она пытается застегнуть браслет, Франк ей помогает.

Очень удачно, что к столу подходит Бодо Лемке — у ансамбля перерыв.

— Ну-с, — говорит он, — вам тут явно хорошо. Торт и кофе всем по вкусу.

— Вы бы что-нибудь веселенькое сыграли, — просит дядя Фриц, — нам же тоже хочется поплясать.

— Все впереди. Не торопись. Это мы аккомпанировали кофепитию. Или вы хотели бы лихой рок к кофе? У вас бы чашки полопались.

За столом все опять оживились, продолжают прерванные было разговоры. А Габриель для своего Бодо припасла по куску от разных тортов. Торты бабушки Эрны пользуются огромным успехом, но Франк ест мало.

Катрин то и дело глядит на часы. Это не просто часы, это еще и изящное украшение.

— Ты сделал мне очень дорогой подарок, — говорит она Франку.

— Подумаешь, главное, чтоб тебе нравился. Будешь все время обо мне помнить. На часы смотрят часто. — Франк как-то странно поглядывает на нее и говорит очень серьезно.

— Вы ничего не едите, — качает головой мать.

— Все очень вкусно, — заверяет ее Франк, — только я плохой едок.

Катрин знает, что это не так. У своей бабушки Франк здорово наворачивал. Правда, после целого дня, с солнцем, ветром и водой, этого чудесного дня на берегу Штральзунда. Когда удастся им провести еще такой день?

На сцене ансамбль занял свои места.

Бодо Лемке объявляет, что на празднике совершеннолетия принято, чтобы сыновья приглашали своих матерей, а отцы — дочерей.

Все одобрительно аплодируют.

Отец встает и склоняется перед Катрин. Красивая пара идет на танцплощадку. Отец танцует очень хорошо, Катрин приноравливается к нему, оба получают удовольствие.

Бодо Лемке как завел вальс, так никак его не кончает. Катрин смотрит на отца, улыбается, отец улыбается ей в ответ. А на руке Катрин то и дело взблескивают часы.

Наконец-то Лемке сменил мелодию, ему аплодируют. К Катрин подскочил Йорг, его сменил дядя Фриц, того — школьные приятели. Катрин едва переводит дух.

Но когда она, танцуя с отцом своего одноклассника, проходит мимо их стола, то видит, что Франк сидит один. Он как раз закуривает сигарету.

Катрин извиняется и идет к Франку. Она быстро дышит.

— Странное это удовольствие, — говорит Франк.

— Пошли танцевать? — предлагает Катрин.

— Нет, эти танцы не для меня.

— Но я тебя прошу.

— Обязательно?

— Если обязательно — тогда не надо.

— Пошли. Твое семейство хочет наверняка, чтобы мы потанцевали.

Они протискиваются к сцене.

— Бодо, выдай-ка что-нибудь стоящее. Ты уж знаешь, — просит Катрин.

— Ага, это твой друг, — говорит Лемке.

— Да.

Бодо протягивает Франку руку:

— Лемке, Бодо.

— Франк Лессов.

— Что ж, ради вас ошарашу-ка я стариков, — говорит он, — но надолго не рассчитывайте.

— Ты отличный парень, Бодо.

— Для милых родственничков чего не сделаешь.

— Теперь они выдадут кое-что для нас, — говорит Катрин Франку.

— Посмотрим, на что они способны. — Франк настроен скептически.

Первые же звуки подействовали на присутствующих как удар грома. Но Катрин и Франк танцуют в одиночестве всего секунду-другую. Мальчишки и девчонки сразу почувствовали себя в своей стихии. Катрин замечает, что у Франка улучшается настроение. Да, танцует он бесподобно.

Но так же внезапно, как начался, так и кончается бурный номер, а следующий танец относится уже к совсем другой возрастной группе. Молодежь благодарит музыкантов аплодисментами, раздаются признательные свистки.

Когда Катрин и Франк подходят к столу, дядя Фриц им аплодирует.

— Да вы настоящие эстрадные артисты, — восхищается бабушка Герда, — бог мой, как вы суставчики свои не вывихнули?

— У них суставчики еще молодые, Гердахен, — замечает дядя Фриц.

— А я и не знал, что ты так умеешь, — говорит отец.

— Э, ты еще многого не знаешь, — подшучивает мать.

— И не нужно, главное, иметь общее представление.

— Ну, общее-то ты всегда имеешь, — смеется мать и чокается с мужем. От выпитого вина у Дитера Шумана явно поднялось настроение.

А Габриель вздыхает:

— Бодо всех ублажил. Только не меня.

— Твое от тебя не уйдет, — утешает ее мать.

Катрин болтает с бабушкой Эрной и дедушкой Паулем, они расспрашивают ее о происходящем. Торжественная часть праздника произвела на них большое впечатление, только кое-что было им непонятно.

Поначалу Катрин и не заметила, что стул рядом с ней опустел. Но и заметив, ничего такого не подумала, она продолжает болтать и шутить, у нее приподнятое настроение.

Танцуя с Йоргом, Катрин видит Франка у бара, устроенного в конце зала. Она идет к Франку и тотчас понимает, что с ним что-то неладно. Он очень бледен и явно не только от освещения.

— Тебе плохо?

Франк соскакивает с табурета, рукавом тщательно протирает сиденье.

— Взбирайся, — предлагает он, — это твой трон, а я — твой послушный слуга.

— Ты что, перепил?

— Пить я пил, — отвечает он, — но перепил ли, не знаю. А вот еще рюмку, пожалуй, выпью. Мне это нужно.

— Франк, не дури, — просит Катрин.

Франк четко выговаривает слова, хотя язык у него ворочается с трудом:

— Не бойся, Катенька, у меня просто плохое настроение. Никто в этом не виноват, ни ты, никто из ваших. Мне не нужно было приходить. А раз уж я здесь, так выпью рюмочку.

— Перестань. Пошли, закажем кофе. Это помогает.

— Мне ничто и никто помочь не может, — твердит Франк, — все на свете чушь, идиотизм, чистое безумие.

— Да что с тобой, — пугается Катрин, — скажи наконец?

— Ладно, скажу все как есть.

Он придвигается к ней, да так близко, что Катрин коленями упирается ему в грудь. Склонившись, она убирает мокрую от пота прядь с его лба.

— Мама ушла от нас, хочет разводиться с отцом. Сказала ему: не хочу больше так жить. А начинать нам сначала нет смысла. Все всегда будет по-старому. А потому — конец.

— Твоя мама уходит от вас? Твоя мама? — Катрин поражена.

— Да, моя мама. Видно, давно уже думала об этом. Теперь приняла это безумное решение и хочет его осуществить.

— А ты?

— Считаю, она не права. А как еще? Она же сама хотела такую жизнь. Красивый дом, поездки отца. Ей это нравилось. Она соглашалась с этим. У отца ответственная работа, его делу все должно подчиняться. Так было до сих пор. Почему вдруг всему конец? Мама нарушает соглашение.

— Раньше ты иначе говорил о своей матери. Ты ее жалел, — возражает Катрин.

— Я не жалел ее, я просто констатировал, что она так живет. Все на свете, говорит отец, имеет свою цену. И он нрав. Мама знала, с кем связала свою жизнь.

— Ну нет, никуда это не годится.

— Что — не годится? — громко спрашивает Франк.

— Соглашение, цена… Чтоб так говорили люди, которые любят друг друга!

— Ты очень наивна, — взволнованно возражает Франк, — жизнь, считает отец, надо строить рационально.

— Да, теперь понимаю, почему ты такой расстроенный.

Они минуту-другую молчат, Франк уставился куда-то в зал. Но он ничего не видит, его мучают собственные беды.

— В следующую субботу я хочу съездить в Штральзунд. Поехали со мной! — просит Франк.

— Никак не могу, я с классом еду в Прагу.

— Придумай какую-нибудь отговорку. Мы как-нибудь вместе съездим в Прагу. Будет куда лучше. А в Штральзунд ты со мной должна поехать.

— Франк, я так рада, что еду в Прагу, не могу я не участвовать в этой поездке. А в Штральзунд мы съездим через неделю.

— Я еду в следующую субботу, — заявляет Франк и, отступив на шаг, оглядывает Катрин, словно она ему чужая.

Затем, резко повернувшись, уходит.

Катрин сидит еще немного на табурете у бара, подтянула к себе недопитую рюмку Франка.

Ждет Франка. Но он не возвращается.

Тогда она идет его искать. Знает, что он чуть перепил. По поиски ее напрасны.

И Катрин возвращается к своему столу, за которым царит веселое оживление. Уже подали блюда с закусками, и все заняты, всем хочется попробовать того и другого.

Катрин отпивает мелкими глотками свой крюшон, но вкуса его не ощущает. Стул рядом с ней так и стоит пустой…

Франк ушел. Она не сумела его удержать.

Но что должна была она сказать?

Фрау Лессов, о которой у нее сложилось не очень благоприятное впечатление, вдруг показала себя совсем другим человеком. Фрау Лессов приняла решение.

И Франк не услышал в словах Катрин возмущения, скорее в них сквозило удивление, едва ли не уважение. Да так оно и есть. Но убежать, не сказав ни слова?

— Где же твой Франк? — интересуется Габриель.

— Не знаю.

— Он был у бара. Мы, видимо, люди не его склада.

— Чепуха. Ты же ничего не знаешь! — Катрин поднимается и идет к своим одноклассникам. Не рыдать же ей! Да и смысла нет. Франк никуда не денется. А сейчас она ничем ему помочь не может.

Длинный Ян весь сияет, когда Катрин идет с ним танцевать. В молодежном углу ей легче, там пьют кока-колу и крюшон, там можно подсесть то к одному приятелю, то к другому, поболтать или потанцевать.

И никто не спрашивает о Франке.

Но вдруг Катрин видит, что мимо проходит ее мама, и Катрин подбегает к ней.

— Все очень хорошо, — говорит мать, — прекрасная была идея праздновать здесь.

— Я еще вернусь к нашему столу.

— Как хочешь, сегодня твой день.

— Выпьешь крюшону? — спрашивает Катрин.

— Конечно, давай чокнемся.

Катрин приносит два бокала.

— Твое здоровье, Катрин, наша большая Малышка.

— Твое здоровье, мама.

— А почему ушел твой приятель?

Катрин ждала этого вопроса.

— Ему стало плохо. Выпил лишнего.

— Я не заметила.

— Никто не заметил.

Мать качает головой:

— Обязательно было уходить?

— У него неприятности, мама.

— Вот как? Все равно, надо было взять себя в руки.

— Его мама неожиданно ушла из дому. Вдруг взяла и ушла. Все бросила, хочет начать новую жизнь.

— А ты? Что ты думаешь об этом?

— Мне жаль Франка.

— Но он уже почти взрослый.

— Если бы из вас кто ушел, папа или ты…

— Скверно было бы. Но такого, думаю, уже не случится. Я бываю очень осторожна, когда речь заходит о подобных делах. Нужно все знать, чтобы верно судить. А всего никто никогда не знает, даже те, кого это касается.

— Ты говоришь, у вас такого уже не случится. А могло случиться?

— Всегда может быть, что люди перестают понимать друг друга, любовь внезапно уходит, и тогда выясняются разные разности.

— А у вас всегда все было в порядке?

— И у нас не всегда небо было чистым. Проблем у всех хватает. Но серьезного ничего. Знаешь, твой отец и я — мы подходим друг другу, да, во всех отношениях. Ты сомневаешься?

— Нет, я же вас хорошо знаю, — говорит Катрин.

— А ты не порть себе вечер. Твой Франк справится со своими проблемами. Лучше уж не приходил бы вовсе.

— Но тогда я бы места себе не находила.

— Ты права. А теперь идем к столу. Поешь немного.

Катрин следует совету матери.

Когда они возвращались домой, у Катрин вдруг от мысли о Франке до боли сжалось сердце. И она, идя среди веселой семейной компании, умолкла. Но никто этого не заметил.

Ночь стоит тихая и довольно теплая.

Бабушка Герда мечтательно говорит:

— Да, май… Вот бывало когда-то…

Франк, наверное, широко распахнул свое окно в доме в Вильгельмру. Воздух там, среди садов и аллей, удивительно чистый.

Интересно, спит он уже или нет?

…На следующий день после обеда Катрин едет в Вильгельмру. Она хорошо и долго спала, ей ведь в этот понедельник не надо идти в школу. Спокойно рассмотрела все подарки, все снова и снова разглядывала часы, подарок Франка.

После шестого урока Франк наверняка вернется, высчитывает она и соответственно выходит из дому. Она хочет помириться с ним. В их отношениях ничего не должно меняться, пусть даже у него дома многое изменилось.

Так размышляет и так надеется Катрин.

Она сворачивает в знакомую ей улицу. Перед домом Лессовых стоит такси. Катрин останавливается, узнав фрау Лессов, которая выходит с двумя чемоданами из дому. Таксист помогает ей донести чемоданы до машины. Фрау Лессов садится в такси, машина разворачивается и проезжает мимо Катрин.

На мгновение Катрин видит вблизи лицо фрау Лессом спокойное, сдержанное. Женщина, прожившая здесь много лет, покидает свой дом с двумя чемоданами, сжигает за собой мосты.

Входная калитка заперта.

Катрин звонит.

Звонок звенит, и, как несколько месяцев назад, когда Катрин в первый раз была здесь, ее охватывает какое-то беспокойство.

Тогда на крыльцо вышла фрау Лессов и окинула Катрин холодным взглядом.

Кто выйдет сегодня?

Не потерял ли господин Лессов после ухода жены свою самоуверенность? Опять встретит ее, Катрин, как в последний раз, какими-то странными замечаниями? Или, не считаясь ни с чем, выпроводит так некстати пришедшую гостью?

Дверь открывает Франк. Он не проводил мать до калитки, не донес ее тяжелые чемоданы…

— А, это ты, — говорит он, — заходи.

Не обращая внимания на Катрин, поднимается он по лестнице.

— Ты встретилась с фрау Лессов? — иронически спрашивает он.

— Я видела, как она уехала в такси.

— Да, два чемодана, вот все, что она взяла с собой. Садись.

Но Катрин не садится.

— Вчера ты просто взял и ушел, — говорит она.

— Извини, у меня было препаршиво на душе.

— Много выпил?

— Не только это.

— А сегодня?

— Ну, может ли сегодня быть иначе, — отвечает Франк, подходит к письменному столу и глядит, не отрываясь, на лист бумаги. — Здесь, в этом письме, все объяснено. И этим мне следует довольствоваться. Мама пишет мне, своему сыну: «Я должна подумать о себе, Франк. Ты скоро уйдешь из дома, уже сейчас ты живешь своей жизнью. А я погрязла в домашней работе, в заботах о твоем отце. И все глубже и глубже погружаюсь в эту трясину, а получаю в ответ лишь насмешки и издевку. Нет, я должна это поломать, должна подумать о себе, утвердить себя. Со временем ты меня поймешь, Франк…» Нет, никогда я этого не пойму. Чистый эгоизм: я должна утвердить себя. Теперь ей это взбрело на ум. Кто знает, что за этим кроется. Ей и дела нет, что ее муж потерял голову и может запить. Как нам справиться со своими делами? У меня впереди последний год школы. А у матери один аргумент: я должна подумать о себе. — Смяв письмо, он бросает его в корзину. — Да садись же наконец, — командует он.

Катрин садится в кресло.

Франка ей жаль. Что сказать ему? Все, что она сейчас ни скажет, будет не то.

Изменившимся голосом, по которому заметно, что он с трудом сдерживается, Франк говорит:

— На субботу и воскресенье мы едем в Штральзунд. Мы с тобой.

Катрин понимает: это не вопрос, это требование.

— Франк, но я же буду в Праге.

— Ах вот как, тебе, значит, больше хочется в Прагу! — запальчиво кричит Франк.

— Я еду в Прагу с классом.

— Подумаешь, твой класс. Узнал я теперь эту публику! А меня ты бросаешь в беде.

— Ты неправ, Франк.

— А, ничего ты не понимаешь. Абсолютно ничего, — резко бросает Франк.

— Я лучше пойду, — тихо говорит Катрин.

Франк смотрит на нее долгим взглядом. Он вне себя от злости. И, сев к столу, открывает книгу. Через минуту-другую поднимает глаза и говорит:

— Ты еще здесь.

Катрин идет из комнаты, сбегает вниз по лестнице. В доме царит тишина. Катрин прислушивается. Сверху не доносится ни малейшего звука. Может, он тоже прислушивается, ждет, что она вернется?

Катрин бежит через сад, ее уход похож на бегство. На остановке, дожидаясь автобуса, она вспоминает последние четверть часа и они кажутся ей каким-то безумным сном.

По дороге к Симон-Дахштрассе все, что произошло, не идет у Катрин из головы. Франк вел себя гадко. Она, видите ли, должна отказаться от Праги, потому что он того хочет. Он хочет навязать ей свою волю! А как он судит о матери, он же несправедлив к ней. Прежде он совсем по-другому говорил о ней — с любовью, даже с нежностью. Да вот и вчера он тоже неправильно поступил, а она, Катрин, все равно пришла к нему. Что ей еще надо сделать?

Отказаться от поездки в Прагу?

Но Катрин так хочет увидеть этот город.

Вечером ее опять одолевают сомнения. Ведь Франк в беде.

Во время ужина мать замечает, что Катрин чем-то удручена, хотя и пытается это скрыть.

Однако удается ей скрыть свое настроение только от отца, у которого в эти дни много дел в мастерских, и от Габриели, которая готовится к длительной гастрольной поездке с Лемке.

Поздно вечером мать заходит к Катрин.

— Не плачь, дочурка, — утешает она, — в жизни порой не все идет гладко.

— Просто не знаю, что мне делать, — всхлипывает Катрин.

Она рассказывает о сегодняшней встрече с Франком, о его равнодушии и как он потребовал, чтобы она отказалась от поездки в Прагу.

— Он не прав, что требует этого от тебя, — считает мать.

— Его ошарашило решение матери.

— Но трудности нужно уметь одолевать. И почему же он так несправедлив к тебе? Ведь ты его подруга.

— А не послушаюсь его, между нами все будет кончено!

— Если он из-за этого поссорится с тобой, значит, ваши отношения не были такими уж серьезными.

— Мама, я и представить себе не могу, чтобы у нас с Франком все кончилось.

— Что мне сказать на это, Катрин!

— Почему же Франк требует, чтобы я отказалась от поездки?

— Может, ревнует тебя к твоим друзьям? Хочет, чтобы ты была только с ним? — предполагает мать.

— Но я хочу в Прагу, — решительно объявляет Катрин.

— Да, поезжай. А теперь спи.

Пожелание доброе, но в эту ночь оно не сбывается.

Все дни, оставшиеся до субботы, заполнены приготовлениями к поездке, и они отвлекают Катрин от мыслей о Франке.

День отъезда, пятница, выдался теплым, солнечным.

Весь класс собрался на вокзале очень рано. Мальчишки и девчонки болтают, дурачатся, смеются.

И тут Катрин замечает Франка. Он стоит у выхода на другом конце перрона дальнего следования и неотрывно смотрит в их сторону. На нем клетчатая рубашка, которая ей так нравится. Он и в Штральзунде был в ней. Катрин умолкает, но никто этого не заметил, ребята слишком взволнованы.

Франк пришел!

Но все больше пассажиров поднимаются на перрон, они заслоняют Франка от Катрин, она его не видит.

Тогда Катрин бежит к тому выходу, прыгает через чемоданы и сумки и опять видит Франка, он все еще стоит, прислонясь к перилам.

Катрин хочет крикнуть ему. Но в эту минуту он отворачивается, сбегает вниз по лестнице, пропадает из виду.

Катрин смотрит вниз. Ей навстречу поднимаются люди, тащат тяжелые чемоданы. Франка больше не видно.

Может, она ошиблась, и это был не Франк, а кто-то только похожий издали на Франка?

Нет, она уверена, что не ошиблась. Это был Франк. И он убежал, когда увидел, что она идет к нему.

Зачем он приходил? Почему убежал?

По радио объявляют отправление поезда на Прагу. Катрин нужно поторапливаться.

— Мы сидим все вместе. Купе для нас заказаны, — предупреждает ребят фрау Румке.

Катрин поднимает свою сумку, ей одолжил эту сумку Бодо — удобная, с ремнем, чтобы носить на плече. И еще у нее маленькая сумочка с едой. Длинный Ян готов помочь ей, взять хотя бы эту сумочку.

— Ну, если уж хочешь. Но осторожнее, там термос. К крытому перрону медленно подползает поезд. Почему же Франк сбежал, когда она пошла к нему? Мог ведь подождать.

— Франк, вот хорошо, что ты пришел! — сказала бы она.

А он ответил бы:

— Желаю тебе, Катенька, повеселиться в Праге.

Но он не стал ждать ее и, может быть, никогда уже не будет ее ждать…

— Заходите, ребята, — командует фрау Румке. Когда-то давно, в один из февральских дней, Франк перевязал рану, которую нанес без умысла.

Но есть раны невидимые, они заживают только со временем…