Глава шестая. Дух

ПОЕЗДКА НА АВТОБУСЕ тянулась долго. Большую её часть Сурайя проспала. Девочке было в новинку подняться до восхода, чтобы успеть на остановку к шести двадцати. И она такая оказалась не одна. Розик смотрел, как почти на каждом сиденье один за другим начинали клевать носом чистенькие школьники. Их убаюкивал монотонный гул двигателя. Устав смотреть на повисшие головы и стеклянные глаза, Розик выглянул в грязное окно. Зелёные холмы сменились кирпичными зданиями, а темнота раннего утра уступила свету дня.

Школа представляла собой просторное старое здание с изящными арочными окнами и ощутимой аурой тихой ветхости. Из претенциозной брошюры, которую Сурайя зачитала ему вслух, Розик знал, что это первоклассная школа для девочек, по части учёбы и спорта славящаяся своей звёздной репутацией. Список выпускников – созведие известных имён и популярных знаменитостей. Однако, насколько он мог судить, ярлыку «первоклассная» было не по силам скрыть отслаивающуюся краску на тяжёлых деревянных дверях кабинетов, шатающиеся на неровных ножках столы и стулья, моргающую лампочку в коридоре, намертво присохший к красной плитке на полу помёт летучих мышей, да и самих летучих мышей, частенько пикирующих из тёмных уголков высоко наверху, заставляя девочек вскрикивать.

Зал наполняла толпа возбуждённо болтающих учениц. Казалось, они встречали друг друга исключительно радостными визгами. От шума у Розика свело зубы. А Сурайе, судя по всему, было всё равно. Она аккуратно поправила школьный передник, потом выудила из рюкзака потрёпанный экземпляр «Излома времени»[6] и, привалившись спиной к стене и скрестив ноги, с удовольствием устроилась в углу почитать.

Когда Сурайя была помладше, её мать иногда приносила домой старые номера якобы образовательного детского журнала, на который была подписана школа. Одним из любимых разделов Сурайи была страничка «Найди отличия». Она хмурила лоб, изо всех сил пытаясь подметить каждое несоответствие между двумя картинками. Здесь недостаёт ветки у дерева, там лишний лепесток у цветка. Теперь Розик играл в ту же игру с развернувшейся перед ним сценой. Оглушающие писки других девочек – против молчания Сурайи. Яркая, новенькая, свежевыглаженная форма – против блеклой бесформенности передника Сурайи и белой рубашки, которую она под него надела. И передник, и рубашка были с чужого плеча: эти вещи отдала маме соседка, дочь которой из них выросла. Растянувшиеся за время носки, они висели на худощавой фигуре Сурайи, словно на вешалке.

Розик сам не понимал почему, но от этих отличий у него стянуло грудь и засосало под ложечкой. Выбрав в кармане рубашки Сурайи уголок поуютнее, он свернулся клубком и закрыл глаза. Учебный день такой долгий – почему бы не вздремнуть?

Он почти погрузился в сон, но вдруг почувствовал, как хозяйка напряглась, словно сжатый кулак.

– Сурайя? – Розик чуть высунул голову из кармана рубашки, собираясь разведать, что к чему. Сурайя по-прежнему смотрела вниз, видимо, сосредоточившись на книге. Розик уже собрался пожать плечами и юркнуть обратно в свой уголок, как вдруг обратил внимание, что пальцы девочки не перевернули страницу и слегка дрожат. Он медленно огляделся по сторонам и наконец заметил компанию девиц, ехидно поглядывающих в сторону его хозяйки и перешёптывающихся.

Они шушукались о ней.

Внутри у Розика заискрилась ярость, тёплая и яркая.

Девочки подначивали друг друга и хихикали.

– Только взгляните на её обувь, – театрально прошептала одна из них: достаточно громко, чтобы Сурайя и Розик услышали.

Сурайя смущённо завозила ногами, пытаясь спрятать их под чрезмерно длинной юбкой. Её школьные туфли были старыми и потрескавшимися. Липучки разлохматились и едва держались вместе. А прямо над мизинцем на левой ноге виднелась дырка. Сурайя попробовала скрыть посеревшую ткань под молочным мелом, купленным мамой. Она наносила его губкой-аппликатором слой за слоем до тех пор, пока белая жидкость не стекла по рукам, выплёскиваясь на траву. В результате туфли стали такими белыми, что почти ослепляли, – но и жёсткими, как дерево. И когда Сурайя ступала, мел трескался и осыпался крошками пыли.

Розик увидел, как на страницу книги упала слеза, затем ещё одна.

Девицы уже смеялись над Сурайей в открытую, показывая на неё пальцами. Искра гнева Розика превратилась в пламя. Ему пришлось схватить себя за усики, чтобы сдержаться и не наложить заклятье, чтобы потом об этом не пожалеть. Он уже видел похожих людей прежде, когда странствовал: таким нужно втаптывать других в грязь, чтобы самим возвыситься, им доставляет удовольствие причинять боль. Немало их приходило к порогу ведьмы в поисках способа навредить ближнему. Чего уж там – ведьма и сама не брезговала злыми заговорами, а потом долго и надрывно смеялась. Вот только Розику и в голову не приходило, что смеяться такие, как она, начинают ещё в детсве.

– Наверное, в кампонгах[7] так принято. Эй, деревенщина! – крикнули ей, но Сурайя не отрывала глаз от книги, отказываясь смотреть в сторону задир. – Эй, ты, в драных туфлях и тряпке вместо формы! – Очередные смешки. В этот раз Розик заметил, что Сурайя с силой прикусила губу: капля крови расплылась под зубами, и девочка поспешила её слизнуть. Внезапно книгу вырвали у неё из рук. – Что такое интересное ты читаешь, что не можешь ответить, когда к тебе обращаются, деревенщина? – Это явно была заводила. Длинные прямые волосы забраны назад в высокий хвост, стянутый белой лентой. Форма свежая и совершенно новая на вид. Туфли, хотя и из белой ткани, сшиты так, что напоминают балетки, а не скучные кеды на липучках или шнуровке, как у остальных. Блестящая золотая буква «К» на цепочке украшает ярко-розовый рюкзак.

– Я не поняла, что это вы мне, – ответила наконец Сурайя. Голос был спокойным и ровным. – Да и зовут меня не так.

– Тебя будут звать так, как я пожелаю, – Розик услышал «бух»: книгу швырнули на пол. – Может, Деревенщиной. Может, Вонючкой. Как мне будет угодно. Поняла? – Сурайя ничего не сказала, и «К» сощурилась. – Я спросила: «По-ня-ла?» – Одна из её подпевал, миловидная девочка с тёмной кожей и копной кудрей, с силой потянула Сурайю за длинную косу. Так сильно, что Сурайя вскрикнула, и на глазах выступили слёзы. И всё же Сурайя едва заметно кивнула. Этого оказалось достаточно, чтобы «К» унялась. – Вот и замечательно. – Девочка быстро наклонилась, и Розик почувствовал запах шампуня с ароматом жвачки и детского лосьона. – Тебе здесь не место, – прошептала она. – И я позабочусь, чтобы ты об этом не забыла.

Тут прозвенел звонок, знаменуя начало линейки, и девочки бросились врассыпную, чтобы построиться со своими классами. Сурайя встала чуть дыша, чтобы собрать вещи. В глазах застыли непролитые слёзы. Она быстро прошагала на своё место в шеренге, оставляя позади след из белой пыли.

К счастью, «К» и её подпевалы учились в другом классе. Розик почувствовал, как хозяйка расслабилась, погрузившись в привычную рутину школьного дня: новые учебники, новые учителя, новые знания. Разум Сурайи был губкой: казалось, ей всё равно, что в него закладывают, до тех пор пока можно попутно впитывать разные интересности.

Прозвенел звонок на перемену. Сурайя, держа пластиковый контейнер, направилась в столовую. Этим утром она в спешке положила в него банан, варёное яйцо, которое мама принесла со свадьбы, и три бахулу[8] из увесистой стеклянной банки с кухонной стойки. Банан оказался спелей, чем она ожидала, и пришлось чистить его осторожно, чтобы он не разломился. Тем не менее, откусив от него, девочка умудрилась уронить огромный шматок фруктовой мякоти на передник.

За соседним столиком хором захихикали знакомые голоса. Повернувшись, Розик увидел, что «К» и свора её девиц смотрят на Сурайю и смеются. Дух отвернулся, снова чувствуя гнев. От него не укрылось, что Сурайя изо всех сил старается не расплакаться, яростно промокая пятно салфеткой.

– Съешь бахулу, – предложил он мягко. – Тебе станет легче. – Она едва заметно мотнула головой. – Сурайя. Ешь.

На этот раз она подчинилась, хотя и негромко вздохнув. Маленькие бисквиты в форме ракушек всегда были её любимым десертом. Однако теперь Сурайя лишь вертела их в руках, надкусывая по краям. Между тем Розик заметил, как она украдкой посмотрела на стол «К» и её взгляд скользнул по принадлежащей заводиле ослепительной бирюзовой коробке для обеда, украшенной наклейками последней сенсации в мире корейских мальчиковых поп-групп. Когда «К» открыла её, вдобавок оказалось, что каждое блюдо лежит в своём отделении: горка жареной лапши, над которой всё ещё поднимался лёгкий пар; кусок жёлтого пирога на сливках; горсть печенья с кусочками шоколада; нарезанный апельсин, спелый и сочный, словно с картинки.

– О, взгляните! – Лицу «К» каким-то образом удалось принять и приятно удивлённое, и невыносимо самодовольное выражение. – Моя мама такая предусмотрительная. Правда же мило, когда о тебе есть кому позаботиться и собрать приличный обед?

Тут Розик решил, что с него довольно. Просиди он там ещё минуту, наблюдая, как щёки Сурайи полыхают, а глаза наполняются слезами, непременно бы закричал.

Вместо этого он взмахнул усиками.

Шумный смех за столиком «К», вызванный её очередной не слишком забавной шуткой, ещё не успел отзвучать – как вдруг взгляд одной из девиц ненароком упал на её собственную коробку для обеда.

Крики взлетели к стропилам, вырывая летучих мышей из дрёмы. Девочки подпрыгнули и с побелевшими лицами бросились прочь от стола. Некоторых тошнило. «К» разыграла грандиозный спектакль, демонстративно рыгая над ближайшей урной.

Сурайя поднялась, не понимая, в чём дело, и попыталась разглядеть, что происходит.

А когда увидела – заморгала. И посмотрела снова.

Ведь не приглядываясь можно было поклясться, что еда в брошенных коробках шевелится.

Однако стоило посмотреть повнимательней – и открывалась ужасная правда: в каждом ланч-боксе на столе кишмя кишели черви и личинки. Если не шуметь, можно было услышать липкое хлюпанье, с которым они извивались и ползали по лапше и жареному рису, каше и пирогу, а также по всему прочему, что заботливые матери положили детям этим утром с такой любовью.

Отодвинув собственный контейнер со скудным обедом как можно дальше от себя, Сурайя быстро зашагала прочь от визжавших девочек и хаоса. Она прошла мимо плюмерий[9], цветущих возле столовой, и осторожно скользнула в узкий проход, протянувшийся между рядами кабинетов и старым зданием. Последнее использовали в основном для хранения сломанной мебели и всякого барахла, которое администрация школы хотела убрать с глаз долой. Здесь одиноко росла ещё одна плюмерия. Свет просачивался сквозь раскидистые ветви и расплёскивался по земле солнечными лужицами. Сурайя остановилась. Кроме неё, тут никого не было. Казалось, остальные и не догадываются о существовании этого места.

Розик почувствовал, как она осторожно запустила руку в карман, и прыгнул на её ладонь, чтобы Сурайя вытащила его на свет. Там, где у живых обычно бывает сердце, звучали барабанная дробь и удары молоточка, сотрясая крохотное тельце духа. Сурайя ему признательна? Она поймёт, что он поступил так, только чтобы её защитить?

Однако Сурайя хмурилась, и биение у него в груди сменилось странным гнетущим чувством.

– Зачем ты это сделал, Розик?

– Они обижали тебя. – Кузнечик попробовал было встать в дерзкую позу, вскинув маленькую голову. Однако такое поведение по отношению к хозяйке смахивало на проявление неуважения. – Я сделал лишь то, чего они заслуживали.

– Но ведь я тебя не просила. Разве мы не договорились, что ты никого не обидишь, пока я не скажу?

– Ну, гм. – Сурайя пристально смотрела на него. Розику стало ужасно жарко и очень не по себе. – Да, – сказал он наконец (и, нужно отметить, с неохотой). – Да, кажется, припоминаю нечто подобное. Теперь, когда ты об этом обмолвилась.

– А я просила тебя навредить тем девочкам?

– Ну не то чтобы прямо…

– Не просила, Розик.

Он вздохнул:

– Ладно. Не просила.

– Выходит, ты меня ослушался. Больше никогда так не делай. Слышишь?

Вдалеке он слышал размеренный гомон учениц, которые собрались толпой в ожидании звонка.

– Слышу, – произнёс он угрюмо. – Но почему? Почему не отплатить им той же монетой? Око за око. Зуб за зуб.

– Не нужны мне чужие зубы.

– Ты знаешь, о чём я.

Некоторое время Сурайя помолчала, размышляя. Затем вздохнула:

– Потому что тогда я буду ничуть не лучше их. Стану такой же занозой. – Прозвенел звонок, и она быстро убрала его обратно в карман. Перед тем как побежать к классу, Сурайя взглянула на Розика и улыбнулась: слабая, бледная – но всё-таки это была улыбка. – Спасибо, – шепнула она.

Розика вдруг окутало приятное тепло.

– Пожалуйста.

– Но не вздумай это повторить.

Загрузка...