Девочка перед дверью. Синие горы на горизонте

Тамара Холостова Время и литература

Литература бывает разной. Одна увлекает нас в мир воображения, и, следуя за автором, мы знаем, вернее, догадываемся, что нельзя требовать точных данных о том, где это все произошло и когда. Конечно, это не просто выдуманный мир — в нем просвечивает жизнь и то, что в ней происходит, — но пишутся эти произведения по особым законам воображения.

А бывает литература другой. В ней, без точности и последовательности чистой биографии, живет настоящее пережитое, сохраненное памятью и организованное в рассказ или повесть. В неприметных, казалось бы, штрихах мы безошибочно чувствуем подлинное событие, в привычной канве рассказа узнаем и удостоверяем настоящую жизнь. Литературу этого рода мы называем первичной, к ней у нас свои требования, ей мы предъявляем свой особый счет.

Вот к такой литературе относятся повести Марьяны Козыревой.

О чем они? Они повествуют о том периоде в истории нашей страны, который мы называем периодом культа личности и беззакония и о котором мы долго молчали. Но все даже самое затаенное рано или поздно становится явным, и мы должны его пережить и осмыслить: слишком велико значение этого периода в жизни нашей страны.

Об этом периоде пишут по-разному: историки и философы, политики и жертвы репрессий — у всех есть свой аспект и собран свой особый материал для обобщения. Из этого калейдоскопа по-разному воспринятых событий лихолетья создается картина, которая позволяет понять, как все это было и почему стало возможным.

Любое возвращение к прошлому наталкивается на серьезные трудности. Даже такое сравнительно недавнее время, как тридцатые — сороковые годы, уже прошло и во всей своей полноте невосстановимо, хотя еще живы люди, его пережившие. Необходимость осмыслить это время, извлечь из него урок заставляет людей еще и еще раз обращаться к своей памяти, к документам и другим свидетельствам, чтобы понять причины произошедшего.

На этом пути нас подстерегает серьезная опасность — осовременить тот период, исходя из опыта сегодняшнего дня. Но если мы будем рассматривать культ личности применительно к относительно благополучным условиям, в которых живем сейчас, то он будет лишен исторической достоверности; если мы назовем этот сложный период периодом всеобщего доносительства и беззакония, мы также окажемся не правы и односторонни.

Любое из явлений обретало свой особый смысл лишь в соответствии с тем, что происходило вокруг: общая нужда, общность житейских условий, почти полное отсутствие привилегированных групп или их неочевидность, слепая убежденность и энтузиазм людей делал и возможной непримиримость и даже жестокость, которые были характерны для той эпохи.

Война, которую переживало наше отечество, меньше всего походила на сражение двух армий. Были взорваны все привычные формы жизни. Громадная волна эвакуированных из районов оккупации и непосредственных сражений хлынула на восток — это были люди без крова и средств к существованию. Но и там, на востоке, люди в полной мере ощутили на себе бедствия войны. Поля остались без своих основных работников — их заменили старики, женщины и дети. Промышленность, вынужденная перебазироваться в новые районы, выполняла невиданные по срокам и масштабам задачи резко сократившимся числом рабочих. На плечи людей легла непомерная тяжесть изнуряющих норм труда, голода, разрухи и неустроенного быта. Начинали действовать законы военного времени, по которым за небольшую провинность полагались серьезные правовые наказания: опоздание на работу могло быть основанием для лишения свободы на значительный срок.

Все это оказалось почвой, на которой с особой силой проявились последствия сосредоточения абсолютной власти в руках одного человека, охваченного патологической подозрительностью и недоверием. Абсолютный характер этой власти обнаружил себя не только в том, что было уничтожено сопротивление ей, но и в том, что ситуация подозрительности воспроизводилась на местах, далеких от Москвы и Кремля.

В повестях Козыревой произошедшее восстанавливается описанием жизни маленькой девочки, в судьбу которой это время вошло тяжкими испытаниями сиротства и скитаний из-за того, что были арестованы ее родители.

То, что мы сейчас называем культом личности, беззаконием, лишениями военного времени, — все это входило в ее жизнь обстоятельствами, далекими от этих больших и серьезных определений. Трагедия, вошедшая в ее жизнь, еще не осознавалась ребенком, но ее зловещие черты явно проступают почти в каждой картине, восстановленной памятью.

Судьба ребенка оказалась пробным камнем, испытывающим происходящее и безошибочно разделяющим все и всех на добро и зло, на равнодушие и человечность.

Многое о жизни мы узнаем из книг. Проживая воображением судьбы разных людей, мы присваиваем себе способность сочувствовать и сострадать задолго до наших личных испытаний. Мы наполняем свое сознание и чувства благородными стремлениями и переживаниями любимых героев. Мы любим и ненавидим, восхищаемся и презираем, с каждой прочитанной книгой становясь другими. Но есть в жизни каждого человека нечто весьма важное, что не может быть заменено ничем другим: опыт собственной жизни.

То, что происходит в нашей жизни настоящим переживанием всерьез, а не понарошку, оставляет нестираемый след в памяти, обеспечивая способность понимать и сочувствовать по-настоящему. Поэтому в жизни каждого человека происходит как бы два важнейших процесса: один — от литературы к жизни, подготавливая ее особое восприятие, другой — от жизни к литературе, когда под влиянием собственного опыта меняется наше восприятие прочитанного.

В повестях Марьяны Козыревой это столкновение собственного опыта с судьбами литературных героев показано ярко и безыскусственно. Жизнь и литература находятся как бы в постоянном поединке смыслов и значений, существенно влияя на содержание человеческого пути. Для нас, особенно для тех, кто еще только входит в жизнь, все это очень важно, так как сознание детей нынешнего поколения сначала основательно нагружается литературой, а значит, чужим опытом, а затем уже опытом своей жизни. Этот опыт слишком часто запаздывает, да и по содержанию он так мало похож на настоящую жизнь, что при встрече с нею многие оказываются слишком плохо подготовленными.

Когда рождается человек — сказать и легко и трудно. Можно назвать месяц и год рождения, припомнить место и чины родителей и этим ограничиться. Но тогда тайна рождения этого человека, особенного и единственного, так и останется нераскрытой. Поэтому обращение к детству, восстановление канвы жизни первых лет, да еще в той ее особой достоверности, которую, вопреки времени, сохраняет память, обладает особой ценностью. Что происходит в детстве?

Мы незаметно для себя получаем развитие многих качеств и свойств, без которых нельзя стать человеком. Овладевая языком, мы не просто научаемся грамматике, постигая правила правописания и пунктуации. Родная речь вводит нас в целый мир особой культуры, которая, давая нам знания, заряжает нас на отношение к настоящему и будущему.

Войти в этот мир совсем не просто, и маленькая девочка Вика осваивает его постепенно, шаг за шагом.

Те образы, которые входят в сознание из художественной литературы и живого языка близких людей, выполняют роль своеобразного ключа, позволяющего расшифровывать смысл жизненных ситуаций. И рассказы няни Груши об ангелах, и образы Ромео и Джульетты, и история мистера Твистера, и фильмы с участием Чарли Чаплина — все участвует и помогает в понимании сложного мира реальной жизни.

Однако, признавая это высокое назначение литературы и языка, автор справедливо говорит о пределах их возможностей. Литературная аналогия может помочь только до определенной границы. Ее необходимо редактировать опытом живой жизни, в противном случае она может стать причиной конфликтов и недоразумений в отношениях с другими людьми. Так, во второй повести, об автабачекском председателе, отец Вики расшифровывал ставшую непонятной дочку образом Агнессы Виксфильд из «Дэвида Копперфилда» Диккенса.

В поединке между литературным образом и смыслом происходящего, раскрывшимся собственным опытом жизни, побеждает собственный опыт: Вика прекрасно знает, как далека от ее судьбы жизнь героини Диккенса. И это дает нам возможность хорошо почувствовать, что в жизни каждого человека есть еще одна высота, завоевать которую очень трудно. Эту высоту можно назвать принципом реальности, то есть умением выверять все свои ценности и идеалы условиями реальной жизни и в конечном счете собственной способностью им соответствовать. Многое, что связывает человека с литературой и вызывает уважение в мирные дни (эрудиция, знание предмета, профессионализм), подвергается особой проверке в трудные годы на способность соответствовать всему этому богатству в своей реальной жизни и в реальных отношениях с живыми людьми. Понят на поэтому ярость девочки, которая не разделила уважение отца к известному критику, отказавшему в помощи ее матери. В этом не-владении принципом реальности — одна из причин частой трагичности и негативизма в мировоззрении молодых. Одним не хватает идеалов и высоких литературных примеров, другим — знания жизни и уважения к тому, что накоплено опытом и реализовано собственным усилием.

Еще не все понимает рано повзрослевшая девочка, но уже прекрасно чувствует на себе неблагополучие мира и пределы литературных аналогий.

В рассказах Козыревой культ личности представлен так, что его как будто и нет вовсе. Почти не упоминается имя Сталина, нет понятия репрессий — большой мир еще не вмещается в сознание девочки. Но он есть в одном из самых опасных своих проявлений. Культ личности существует не только в том, что в сфере политики складывается неверное отношение к вождю, происходит его обожествление. На самом деле культ прорастает во всех сферах жизни, сковывает сознание каждого, вторгается во все отношения, искажая и меняя их смысл. Это проявление культа — самое страшное. Можно сказать, что система доносов, основанных на сверхподозрительности и всеобщем недоверии, не могла бы существовать, если бы не обеспечивалась… людьми на местах. Конечно, аресты, лагеря, расстрелы — все это существовало и было реальной возможностью для каждого, кто осмелился бы протестовать. Но все эти меры сами по себе не смогли бы осуществить и сотой доли того, что произошло. Зависть, трусость, равнодушие, подлость и подозрительность — все эти качества людей оказались нужными и включенными в работу системы.

Но не менее важно и другое. Жизнь девочки чудесным образом сохранялась из-за того, что находились люди, в самый трудный момент протягивающие ей руку помощи. Няня Груша, Милица Васильевна, Мумед Юнусович и многие другие — все это люди, благодаря которым сохранялась не только жизнь девочки, но и спасалось нечто большее — нравственное здоровье народа.

На этом пути постижения добра и зла собственным опытом происходит многое из того, что нельзя отменить и нельзя заменить ничем другим. Понятие пути в этом смысле не равно понятию пройденных дорог, даже таких тяжелых, какой оказалась для Вики Гордон дорога на Мархамат, в школу-интернат. Путь в жизни человека означает многое: мы не только отделяем добро от зла и учимся видеть их в реальном обличье, но и обретаем Родину, решаем национальные проблемы и… строим самих себя.

На этом пути мы растем и взрослеем и вместе с нами растет мир, в котором мы живем. Растет он внутрь и вовне как что-то значительное и понимаемое.

Прошло совсем немного времени от девочки перед закрытой дверью до Вики-библиотекаря, а путь пройден большой — путь познания и взросления. Во второй повести мы уже имеем дело с человеком, прошедшим большие испытания. Теперь уже не только литературные герои — ключи к пониманию происходящего, собственный горький опыт осел в глубину души и помогает видеть и понимать то, что еще вчера было закрыто от сознания. Можно только удивляться тому, каким большим и сложным стал внутренний мир девочки, какими безошибочными стали ее оценки, даже если глубокое равнодушие скрыто маской сладкоречивой вежливости (Умиленный-Убеленный) или правда оказывается связанной с приписками и искажением отчетности. И дело тут не только в доброте человека, спасающего в трудные годы стольких людей.

Встреча с Мумедом Юнусовичем — автабачекским председателем — большая удача не только в жизни Вики Гордон. И для тех, кто встретился с ним уже как с литературным героем, это важное событие.

Мумед Юнусович мало похож на героя, но он относится к тому разряду людей, на которых держится жизнь. И совершает он не подвиг, а нечто другое: он устраивает жизнь вокруг себя так, что у всех, кто его окружает, не только появляются силы и уверенность, позволяющие выжить, но и восстанавливаются представления о справедливости жизни. Можно было бы сказать, что это особый дар, и тем завершить объяснение. Но жаль так кончать. Перечитывая страницы повести, мы отчетливо видим: Мумед Юнусович понимал людей, видел их сильные и слабые стороны. Жизнь восстанавливалась вокруг него не только его собственными усилиями, но и усилиями тех, кого он привлекал к работе. Он отыскивал человеку место, соответствующее его силам и особенным способностям, уважительно отмечая их не только у взрослых, но и у детей (Мурад, Вика). Это редкий дар, и он слабо культивируется в нашей литературе, хотя значение его может понять каждый. Вероятно, поэтому так легко разделить светлую влюбленность Вики-библиотекаря в этого грузного человека с лицом, покрытым оспинами.

Нельзя не отметить еще одну сторону: в повести решаются национальные проблемы, да так, как только и можно их решить сегодня. От человека к человеку переходит канва повествования, и при этом отделяется темное от светлого, красивое от безобразного так же, как отделила писательница Мумеда от Акбара, отдавая должное и тому и другому и не соблазняясь их национальной и кровной общностью.

Несмотря на трудное время войны, безвременье культа личности, когда все завистливое, подозрительное и подлое оказалось нужным и получило поддержку, в повестях М. Козыревой жизнь отражена не только в темных тонах, но и в светлых. Доброта, мудрость и красота народа — все это коснулось судьбы девочки и отозвалось в ней благодарной памятью, вопреки всему.

Поэтому повести М. Козыревой выполняют сегодня особую и весьма важную миссию — помогают осмыслить недавнее прошлое и сделать выводы, избежав новой неправды его полного отрицания.

Тамара Витальевна Холостова, кандидат философских наук