Ранним утром на убывающей луне месяца каилу дракон Наго пролетал над бескрайними водами океана, возвращаясь из долгого и весьма утомительного путешествия. Заскучав в одиночестве на своем острове, он совершал прогулку в дальние земли. Заодно навестил в юго-западном море старшую сестрицу, Бору Санианг. И теперь, завершив все необходимые дела, направлялся домой, на восток. Он вовсе не искал новых встреч, а уж тем более не собирался кого-то спасать – просто решил замедлить свой полет, чтобы полюбоваться рассветом над океаном. А может быть, могущественные чужие боги направили его в тот день на помощь человеческому детенышу, которого они оберегали, и Наго повиновался, сам того не ведая. Ведь никому из смертных, даже дракону, не дано знать наверняка, которым из своих деяний он исполняет волю богов.
Как бы то ни было, дракон летел не быстро и не высоко, а потому смог заметить странную лодку. Она дрейфовала, уносимая течением, и люди на борту не подавали признаков жизни. Приблизившись, Наго понял, что хрупкое суденышко попало в отбушевавший на днях шторм: парус был сорван, от мачты остался лишь обломок, а плыли в нем мертвецы.
Омраченный столь печальным зрелищем, дракон хотел отдалиться, дабы не осквернять себя прикосновением к смерти, как вдруг почуял слабое, но явно различимое дыхание жизни, исходившее от одного из тел. Он задержался, присматриваясь. Девочка с белой кожей и светлыми волосами, хорошенькая, словно кукла, еще не умерла, пусть и была очень слаба и на вид не отличалась от мертвой. Наго знал – такие люди приплывают с далеких западных земель, и их появление не предвещает ничего хорошего.
– Ты принадлежишь Бору Санианг, – строго сказал он девочке, которая не могла услышать. – Как все, что забирает шторм. Ты предназначена в дар сестре и в пищу ее рыбам.
Однако девочка была все еще жива, и оставить ее здесь было равносильно убийству. Озадаченный Наго скользнул, как с горы, в набежавшую волну, нырнул, пронесся в толще голубой воды под бликами солнца. Взлетел, стряхивая брызги, засиял золотом и белизной, заложил круг над лодкой. И тут волна качнула борт, солнечный луч упал на лицо девочки и обрамлявшие его локоны, отчего те вспыхнули, будто угли, раскаленные добела. Наго залюбовался чудной, нездешней красотой ребенка – мертвенная бледность лишь подчеркивала ее, делая малышку похожей на призрака или искусной работы статую.
«Как хрупка и мимолетна жизнь, – подумал Наго. – Всего-то один удар сердца, один только вдох отделяют живое существо от смерти и разложения… Возможно, для этого дитя настало время завершить земной путь, и мне не следует сожалеть о ней, тем более мешать».
Вдруг капли воды слетели с тела дракона и упали на щеку девочки, похожие на слезы. Она попыталась издать стон, но лишь еле слышный вздох сорвался с губ последней мольбой о помощи. Сердце Наго дрогнуло. Дракон с досадой ударил по воздуху хвостом, мысленно обругал себя за чрезмерное любопытство, приведшее в ловушку, подхватил маленькое тельце и взмыл ввысь, прочь от плавучей могилы. Он нес девочку, чувствуя, что сил в ней осталось совсем немного, и вряд ли она доживет до заката, если ей не помочь. Будучи волшебным существом, Наго мог исцелить ее, но что ему делать с ней после? Ведь она пришлая, чужая. Людей ее племени убило море – даже вернуть девчонку некому.
Тогда Наго решил не загадывать так далеко наперед. Что толку теперь сокрушаться, ведь он взял на себя ответственность за спасенную жизнь и должен нести эту ношу с достоинством, покуда не сможет найти повод от нее избавиться. Поднявшись к облакам, он сверкнул на прощание золотым гребнем и растворился в воздухе, чтобы в следующее мгновение возникнуть рядом с островом, где был его дом.
На острове дракон соорудил для маленькой гостьи уютный шалаш из банановых листьев и ложе из самой мягкой, душистой травы. Силой своей магии он укрепил дух девочки, и она ожила: на щеки вернулся румянец, дыхание стало ровным и спокойным, с новой силой забилось сердце. Наго послал суетливых обезьян принести самых спелых плодов и самых красивых цветов, чтобы, проснувшись, девочка насладилась ароматами и утолила голод.
Покончив с хлопотами, Наго оставил гостью и отправился на вершину горы Саталибо, выше которой не было на всем острове. Он любил приходить сюда подумать о разном, нежась в лучах палящего солнца. Ни одно живое существо не смело нарушить уединение хозяина или прервать его размышления. Даже цикады, казалось, пели здесь тише. Наго частенько пользовался спокойствием этого места, чтобы всласть вздремнуть.
Лишь одна сущность не обращала на запрет никакого внимания и могла заявиться в убежище дракона, когда заблагорассудится. Это был не кто иной, как Раджа Онтонг, божество удачи, приносивший случайное счастье или нежданную беду, свободно бродивший в верхнем и нижнем мирах. Боги ли, демоны – все принимали его за своего. Имея характер жизнелюбивый и легкий, Наго охотно участвовал в проделках Онтонга, а Раджа Онтонг частенько наведывался на Остров Драконов, чтобы насладиться покоем и провести время в беседах с драконом, издавна слывшим мудрецом в срединном мире.
Сегодня Онтонг имел вид прекрасной девы с длинными волосами и глазами черными, как небо безлунной ночью. Одеяние девы было соткано из лепестков лотоса и крыльев стрекоз. Будто почуяв, что на Острове Драконов что-то изменилось, он явился, как всегда, без приглашения и сразу заметил неладное.
– Откуда здесь человек? – спросил Онтонг, склонился и втянул носом воздух над Наго. – От тебя несет человеком. Неужели его принесли тебе в жертву?
– Нет, – ответил Наго, жмурясь на солнце. – Я принес его... ее сам.
И рассказал, как все случилось. Бог удачи слушал и не верил своим ушам — причина такого поступка была ему непонятна. Людям позволено ступать на землю Драконьего Острова изредка и с опаской, дабы засвидетельствовать почтение и принести дары. Драконы с древних времен являлись воочию лишь самым достойным из людского племени, оставаясь равнодушными к жизни и смерти остальных. И вот Наго приволок сюда человека? Немыслимо!
День обещал быть особенно хлопотным и шумным – сегодня должна прийти роа-роа. Так сказал дукун, а дукун их секахи никогда не ошибается. Уже давно починены и готовы к ловле неводы-гиобы, а ребятня разделилась на галдящие стайки, набилась в лодки так, что те едва не черпали воду бортами. Женщины, начищавшие до блеска котлы, в которых вечером будут варить сегодняшний улов, то и дело прикрикивали на озорников.
Хиджу держался в стороне от детских игр, молчаливый и серьезный. Еще бы — сегодня ему доверили по-настоящему взрослое дело. Старик Кахайя, джуру селам – ныряльщик, что чует рыбу на расстоянии, берет его с собой на поиски косяков роа-роа. Хиджу знал, что однажды это случится, ведь кого еще брать в ученики, как не его, быстрого, ловкого. Давно уже он плавает лучше всех, даже тех, что родились много лун раньше, и ныряет долго-долго, почти как мужчина, так долго, что не раз пугал мать и сестер, не появляясь из-под воды, пока они не начинали метаться вдоль борта, высматривая его в глубине. Лишь одно печалило Хиджу, не давало покоя.
Хоть он давно носил взрослую одежду и был умелым ныряльщиком, море все еще его не принимало. Как ни старался Хиджу, стремясь вниз, туда, где холодно, сумрачно и тихо, до тех пор, пока удушье не разрывало легкие, а голова не наполнялась режущим гулом – все было тщетно. Он поднимался, оглушенный, жадно глотал воздух, но оставался прежним. Море не принимало его, вновь и вновь не пускало на глубину, прогоняло наверх резкой болью.
Его ловили за попытками, и был он за своеволие не раз наказан: старейшины решали, когда приходило время, а Хиджу, по их мнению, нужного возраста не достиг. Море было с ними заодно. Но мальчик знал – они не правы, ведь он даже ростом выше всех своих сверстников. Он давно готов охотиться в море наравне с мужчинами. Управлять лодкой. Добывать жемчуг и трепангов.
И вот сегодня джуру селам выбрал его помощником. Кахайя говорил, что напрасно Хиджу спорит с морем. Море не соперник, которого нужно одолеть, а строгий, но мудрый отец, заботящийся о своих чадах. Но если хочешь получить его дары, ты должен доказать, что достоин их.
Еще Кахайя говорил, что пока море не приняло Хиджу, он может пользоваться остротой своего слуха. Это не заменит опыт, но все же будет проще. Хиджу послушно внимал наставнику, понимая: тот всего лишь пытается его утешить. К чему острый слух там, в глубине? Где исчезают почти все звуки, кроме пульсации крови в висках? Ведь Кахайя был тугим на ухо, как почти все мужчины его возраста, но это не мешало ему чуять издалека движение косяков рыбы, приближение мантов, китов или акул.
Да и на поверхности – что было слушать? Только крики чаек да шум ветра. А для разговоров или песен чуткое ухо не нужно. Этот дар необходим людям с берегов, а не оранг-лаутам, ступающим на сушу лишь для того, чтобы сделать новые лодки, на которых они тут же уплывут прочь. Здесь, на бескрайних просторах и бездонных глубинах, гораздо важнее зоркие глаза.
Хиджу прищурился, глядя вдаль. Там, где кромка моря растворялась в лиловой дымке, виднелись очертания острова. Дукун говорил, это Остров Драконов, край чудовищ, запретная земля. К счастью, до него далеко, можно ловить роа-роа, не боясь побеспокоить тамошних духов и хранителей. А сами драконы, говорят, в воду не заходят.
– Пора, Хиджу, – раздался голос Кахайи, осипший, точно его горло разъела соль.
Хиджу коротко кивнул и ловко прыгнул в лодку. Кахайя украдкой любовался его движениями, упругими, легкими, наполненными бьющей через край жизненной силой. Сам старик на поверхности передвигался медленно, осторожно, как старый кот, будто чувствовал, что сил в нем осталось не так уж на много лун и расходовал их скупо, стараясь растянуть запас на подольше. Он уселся и замер, подобрав под себя ноги, глядя, как мальчишка сноровисто управляется с веслами и парусом, ставит лодку на курс.
Вот уже жилые лодки лепа-лепа превратились в крохотные фигурки вдали. Кахайя дал знак, и Хиджу остановился. Идущие следом цепью ловцы тоже застыли на некотором расстоянии, стараясь не мешать джуру селаму посторонним шумом и суетой – даже неугомонные мальчишки притихли. Кахайя выпрямился, вдыхая еще по-утреннему свежий воздух – солнце поднялось совсем невысоко в пронзительно-ясном, чистом небе. Прислушался. С годами звуки окружающего мира стали доноситься до него как сквозь толщу воды, словно в ушах он всегда носил море с собой. Такова была плата, отданная Кахайей за пропуск в холодную синюю бездну. И он расплатился дешево, в отличие от других, кому повезло меньше…
Джуру селам встретился взглядом с Хиджу. В темно-зеленых глазах читалось нетерпение. Плохо. Кахайе нравился этот шустрый, сообразительный, развитый не по годам мальчик с глазами необычного цвета речной воды, но его нетерпеливость отличалась от непоседливости его ровесников. Вряд ли он ее перерастет, скорее всего, характер Хиджу так и останется горячим и несдержанным. А значит, натворит этот парнишка в свое время кучу бед, если не поумнеет и не научится владеть собой.
Наконец, Кахайя подал знак и нырнул. Хиджу немедленно последовал за ним, как всегда испытав какое-то особенное чувство, когда тело погрузилось в воду. Это было похоже на удовольствие от возвращения туда, где все знакомо и любимо всем сердцем, и предвкушение приключения, и азарт перед охотой. Каждый день Хиджу подолгу нырял, исключая редкие дни запрета, или болезни, или сильных штормов, и каждый день он ощущал это чувство, эту радость, искреннюю, не сравнимую ни с чем. Просыпаясь утром, он думал о том, что сегодня его ждет море, а вечером засыпал в счастливом ожидании нового дня, с пониманием, что так будет долго-долго. Всегда.
Море приняло Хиджу в свои объятья, сомкнулось над ним, скользнув по коже теплым шелком. Всплеск потревоженной воды, шум пузырьков воздуха, щекотно пробежавших по телу, а потом гулкая, вязкая тишина, и те звуки, которые нарушали ее, таинственные и странные, казалось, ощущались не только слухом, но всей кожей.
Неделю Абигаэл прожила на острове, и силы почти полностью вернулись к ней. Ее можно было бы отправить на все четыре стороны, но Наго не спешил. Все присматривался к девочке и находил ее слишком хрупкой и слабой. Да еще о мире вокруг она совсем ничего не знала: на что бы ни упал ее взгляд, все оказывалось новым, будь то обычные цветы или деревья, насекомые или птицы. Не понимая, которые из них в самом деле таят угрозу, к яркому она тянулась, а излишне вычурного, неприятного или жутковатого на вид пугалась. Без присмотра она и шагу не ступит, не попав в неприятности.
«Выгнать девчонку сейчас будет ненамного лучшим поступком, чем если бы я бросил ее там, в лодке», – решил Наго и оставил ее еще на неделю. За это время Аби окончательно поправилась и обнаружила жизнерадостный и покладистый нрав. Она почти не доставляла Наго хлопот, целыми днями играя в саду, охотясь за бабочками или купаясь неподалеку в маленьком озере с чистой холодной водой. Воспитанная в строгости, Абигаэл не привыкла докучать старшим, потому с радостью говорила с Наго, когда он сам хотел провести с ней время, но не требовала к себе внимания, стараясь быть самостоятельной, послушной и кроткой.
На самом деле Аби все еще относилась к Наго настороженно, с опаской, хоть и не показывала этого, боясь обидеть недоверием. Она никак не могла понять, кто он все же такой: не человек, но и не зверь, и уж точно не чудовище, ведь он добр, умен, заботится о ней. Благодаря ему Аби ни в чем не нуждалась, ей даже нравилось здесь, на острове, но девочка тосковала по семье, ни на день не забывая об обещании Наго отвезти ее к людям. Однако больше он ни разу об этом не говорил, а напомнить Аби стеснялась. И вот однажды ей представился случай, когда Наго спросил, всем ли она довольна и не нужно ли ей что-нибудь.
– Твой сад прекрасен, – ответила Аби, теребя край тонкого пестренького саронга, который Наго подарил ей взамен платья, чтобы было не так жарко. – И фрукты все очень вкусные. И за подарки спасибо, мне они, правда, очень-очень нравятся! Но...
– Говори, не бойся, – видя ее растерянность, Наго старался, чтобы голос его звучал мягко. – Что ты хочешь?
– Ты обещал отнести меня к людям, – пряча глаза, сказала Аби еле слышно. – Мне здесь тоже хорошо, но я соскучилась по дому...
– Разве я обещал, что доставлю тебя домой? На Запад? – удивился Наго. – Это немыслимо! Вспомни, сколько дней ты плыла сюда!
– Но... как же так? – губы девочки задрожали. – Куда же ты тогда собирался меня отправить?
Наго понял, что сам не знает, что ей ответить. Он посмотрел на Аби. Еще немного, и она расплачется. Нет уж, сейчас точно не стоит говорить об этом, ведь она покидает остров не сегодня и даже не завтра. К чему лишний раз волновать девчушку?
– Сама подумай, стоит ли рисковать и пускаться в такое длинное путешествие? Кто ждет тебя там, на Западе? Твоя семья вся была на том корабле?
– Нет, – воскликнула Аби, улыбнувшись. – Матушка не поехала с нами. Она обещала прибыть позже, другим кораблем, и разыскать нас.
– Тогда тебе просто нужно подождать. Когда она приедет, будет искать тебя. И однажды мы непременно об этом узнаем, – ответил Наго с облегчением.
Теперь ему не нужно было выпроваживать девочку или выдумывать причину, чтобы оставить ее на острове. Все разрешилось само собой. Увы, Наго не мог знать, что мать Абигаэл не собиралась ни на какой корабль, она говорила это, чтобы не огорчать дочь. Ее ждал трибунал инквизиции по обвинению в ереси, поэтому отец взял крошку Аби, младшую дочь и любимицу семьи, на корабль, отплывающий в далекую экспедицию, в попытке уберечь ее, если мать признают виновной. Не знала этого и Аби — ее не посвящали во взрослые дела.
Потому Наго с легким сердцем решил оставить все как есть и постараться сделать все возможное, чтобы время, пока Аби будет оставаться на его острове, они провели весело и беззаботно. Видя, как девочка загрустила, вспоминая о семье, он сказал:
– Помнишь, ты не верила, что я могу летать без крыльев? – отошел на шаг и принял облик дракона. Аби не удержалась, испуганно отшатнулась. – Подойди. Смелее.
Абигаэл сделала пару робких шажков и остановилась на расстоянии вытянутой руки от дракона. Белая-белая, как свежевыпавший снег в лучах солнца, его шкура походила на змеиную, а когти, казалось, были сделаны из настоящего золота и отполированы до блеска.
– Я покажу тебе остров с высоты птичьего полета. Забирайся мне на спину.
Немного посомневавшись, Аби собралась с духом и забралась верхом на дракона, улегшегося на брюхо, чтобы ей было удобней это сделать. На ощупь его чешуя оказалась сухой, теплой и похожей на кожу самой лучшей выделки, только более нежной, бархатной. Усевшись, Аби не удержалась и провела по его спине ладонью, отчего дракон замер, обернулся и вопросительно на нее посмотрел. Вопреки кажущейся грубости, шкура его оказалась столь же чувствительна, как кожа человека.
Велев держаться крепче, Наго поднялся на ноги, сделал несколько шагов, оттолкнулся — едва заметно, лишь мышцы напряглись под руками Аби, и оторвался от земли. Медленно, чтобы не напугать девочку, он начал набирать высоту, чувствуя, как она сначала вцепилась в пластины его гребня изо всех сил, а потом, когда они поднялись над кронами деревьев, восторженно ахнула и ослабила хватку.
Перед глазами Аби открылся вид захватывающей красоты. Обширный сад был окружен склонами лесистых гор и холмов, поросших густой травой. Впереди длинный спуск полого убегал вдаль, где сливался с широкой полосой песчаного пляжа, а за нею распахивался ослепительный, сверкающий на солнце простор голубого моря. Дракон поднимался все выше, линия берега разворачивалась перед глазами: полукруг бухты с обеих сторон упирался в черные обрывы скал – море придало им неровную, причудливую форму. Выше – и за скалами показались крутые зеленые берега, а за ними – извилистые очертания края острова, яркие светлые пятна песчаных отмелей, рифы, торчащие из воды.
Надвигался шторм. Люди бросили свои обычные занятия и готовились встречать его. На каждой лепа-лепа собрались все ее обитатели, никто не плавал в море. Суетились, пряча свои пожитки, чтобы ничего не оставалось на палубе, где сильная волна могла смыть за борт. Женщины запирали в клети кур и кошек, и те квохтали, мяукали, недовольные пленом. Вот уже лодки были подняты и накрепко привязаны, детей загнали внутрь, в жилища, откуда они то и дело выглядывали, с любопытством наблюдая за всей этой кутерьмой. Матери прикрикивали на них, пугая Рату Роро Кидул, красивой королевой с юга, что придет со штормом и заберет самых любопытных в свое морское войско, но слабо помогали их угрозы: сорванцы лишь еще сильнее стремились выбраться из укрытия, чтобы увидеть легендарную королеву первыми.
Ветер крепчал, поднимая волны, воздух наполнился солеными брызгами. Мужчины украдкой поворачивались в сторону надвигавшегося ненастья и приспускали саронги, чтобы, увидев столь непристойное зрелище, буря устыдилась и повернула в сторону. Возможно, в самом деле им удалось смутить бурю: она проходила мимо, лишь краем задев, но море штормило, и нелегко пришлось людям в борьбе со стихией.
Лодки дрейфовали со спущенным парусом, выбросив плавучие якоря, не выбирая курса, только держась по волне. Умелые моряки, мужчины секахи предпочитали не спорить со штормом, позволяя ему нести лодку в направлении волн и ветра, ведь для оранг-лаутов море было домом, поэтому невозможно было сбить их с пути. Если унесет слишком далеко от привычных вод, они смогут вернуться потом, когда буря утихнет.
Хиджу, еще не успевшего полностью оправиться от затянувшейся болезни, шторм мучил больше, чем остальных. Неровный ход лепа-лепа, то взбиравшейся на гребень большой волны, то резко срывавшейся вниз, отдавался в голове ударами глухой боли. Шум терзал уши, словно какое-то колючее насекомое забралось внутрь и грызло острыми жвалами. Хиджу с тоской смотрел на массу воды, вздымавшуюся за бортом покрытыми пеной валами, и жалел, что не может сейчас уйти под эти волны, в глубину, туда, где тихо, где вода не кипит яростно, не бьет в борта, рассыпаясь в воздухе зябкой моросью, а лишь колышется плавно, укачивая, как мать свое дитя.
Привалившись к резной деревянной стене, он прикрыл глаза, пытаясь представить, что сейчас происходит там, внизу, в таинственном и прекрасном мире под дном его лепа-лепа. Жалея, что уши нельзя тоже закрыть, защититься от шума волн, дождя и ветра, грохота грома вдали, криков мужчин, управлявших лодкой, гомона голосов за стеной, где женщины и дети разговаривали, пытаясь перекричать шторм. Он старался не замечать назойливых, мучительных звуков, слышать лишь мерный плеск воды. Отсчитывать ритм моря. Вот первая волна прошла под ними, плавно качнулись борта. Вторая, такая же короткая, за нею тут же третья. И вот нахлынула четвертая, большая, вздыбилась пенным гребнем, подняла лодку и пронесла на себе, а потом швырнула вниз, так, что дыхание оборвалось где-то под небом. А потом все повторилось снова, и опять, не давая расслабиться, грозясь развернуть и опрокинуть.
Вскоре Хиджу сбился и потерял счет большим волнам, да и малышам за стеной надоело взвизгивать всякий раз, когда лодка обрушивалась с валов. Дождь почти прекратился, и, приоткрыв глаза, Хиджу увидел, как светлеет небо, и буря проходит стороной, так же быстро, как налетела. Постепенно море затихало, качка становилась плавнее. Он выбрался из-под навеса на палубу, чтобы осмотреться.
Все лепа-лепа оставались рядом, шторм не разбросал их. Впереди виднелись горы – Хиджу пригляделся и понял, что их принесло к Острову Драконов. Самих драконов отсюда разглядеть не удавалось, и он даже немного пожалел, что все закончилось: если бы они приблизились еще немного, скорее всего, дукун велел бы причалить и оставить подношения местным духам. Шанс попасть на эту землю выпадал редко, потому она манила загадочностью и недоступностью.
Неожиданно на борту началась суета. Выбирали наспех якорь, поднимали парус. Хиджу обернулся, ища источник угрозы, и увидел ее. Там, за спиной, пока еще далеко, но приближаясь с огромной скоростью, шла особая, неправильная волна, вздымаясь над остальными подобно горе. Прогнав замешательство, Хиджу бросился на помощь. Он тянул толстую, отяжелевшую от воды веревку якоря, глядя, как стена воды неумолимо вырастает над горизонтом. Наконец, длинный канат целиком оказался на борту, лодка будто стряхнула оцепенение, прибавила скорость, заскользила вперед и вбок, пытаясь увернуться.
Порыв ветра донес обрывки голосов, в которых даже издалека слышалось отчаяние: соседняя лодка оказывалась прямо по ходу волны, и как ни старались ее обитатели, свернуть с курса они не успевали. Разглядев, какой именно из плавучих домов безуспешно боролся сейчас с морем, Хиджу бросился к борту. Гунтур, его любимый друг, был там.
Чьи-то руки вцепились в бока, потащили прочь. Хиджу дернулся вперед, сопротивляясь – ведь там же Гунтур, а он не может прийти на помощь, лишь смотреть, но не смотреть нельзя, невыносимо, страшно.
– В укрытие! Быстро! – рявкнул над ухом командный голос.
Хиджу будто очнулся. Нужно слушаться, нельзя им мешать сейчас. Повинуясь, он нырнул под навес, вцепился в столб. Отсюда иногда удавалось разглядеть соседнюю лодку, которая то появлялась, то скрывалась из виду, заставляя сердце сжиматься от страха.
Волна догнала, швырнула в сторону и вверх, и вздыбившаяся масса воды заслонила все вокруг. Лодка угрожающе накренилась, застонала жалобно, набирая скорость, пошла лагом, словно скатываясь с горы. Волна прокатилась под ними краем, сбросила с себя и понеслась дальше, чтобы обрушиться на берег Драконьего Острова всей своей яростной мощью.
Лодку развернуло, и встречный вал ударил в борт, качнул, подставил под набегающий гребень. Вода захлестнула палубу и схлынула, унося с собой все, что смогла захватить. К счастью, люди были готовы, держались крепко. Выровняли курс, удержавшись на плаву. Угроза миновала, и Хиджу снова бросился к борту, высматривая друга. Они выстояли. Лепа-лепа, громоздкая, неуклюжая, крутилась, подхватываемая волнами, лежала на боку, потрепанная и перекошенная, но все же не сдавалась, ведомая умелыми руками своих мужчин.
Хоть появление мальчика на острове и вызвало у Наго сильное недовольство, он не смог отказать в помощи. Выгнал яд из тела, вычистил гноившееся ухо, исцелил воспаление. Это заняло у него совсем немного времени, и если бы люди не уплыли, вечером мальчик благополучно вернулся бы, совершенно невредимый. Но суеверные оранг-лауты бежали в спешке, несмотря на то, что никто их с острова не гнал.
– И что мне с ним теперь делать? – спросил Наго, строго глядя на Аби. – Может, ты подскажешь, раз привела его сюда?
– Его семья живет здесь, рядом, – ответила она, рассматривая лицо мальчика. – Ты сможешь отнести его домой.
Ресницы спящего чуть дрогнули, будто он услышал разговор. Наго покосился настороженно и понизил голос почти до шепота.
– Мог бы. Но тогда мне придется показаться не только ему, но и всему его племени. А это неправильно. Я не должен являться кому попало без веских на то причин.
– Но разве спасение чьей-то жизни не веская причина? – пылко спросила Аби. Мальчик вздохнул и заворочался.
– Нет, – ответил Наго, поднимаясь. – Да и жизни его больше ничего не угрожает. Что ж, я подумаю и решу, как поступить. А пока он здесь, он на твоем попечении. Надеюсь, ты присмотришь за ним, и мне не придется вмешиваться.
– Но я же… – Наго удалился, не дослушав. Аби растерянно посмотрела ему вслед. – Я ведь не разбираю ни слова из того, что он говорит. Ничегошеньки не понимаю…
Но Наго был непреклонен. Выходка Аби явно разозлила его, но девочка не жалела о своем поступке. Не могла она оставить человека в беде, пусть Наго хоть десять раз на нее разгневается. Она перевела взгляд на мальчика. Странный он все-таки: кажется, мальчишка как мальчишка, такой же, как и его ровесники в местах, откуда Аби родом. И в то же время совсем другой. Слишком смуглый, слишком поджарый. Да еще из одежды на нем лишь кусок грубой ткани, намотанный вокруг бедер.
Непривычная к наготе Аби стыдливо отвернулась было, но любопытство пересилило, и она продолжила разглядывать мальчика. Выступающие дуги ребер над впалым животом. Бледные ниточки тонких шрамов на боку – интересно, что их оставило? Корочка запекшейся ссадины на узкой коленке. Развитые мускулы и худощавость говорили о силе и ловкости. По сравнению с этим дикарем ребята, с которыми Аби дружила дома, казались хрупкими и изнеженными, словно левретки по сравнению со степным волчонком.
Внезапно Аби заметила, что он открыл глаза, болотно-зеленые, яркие на смуглом широкоскулом лице, и в свой черед настороженно рассматривает ее. Смутившись, Аби потупилась, отпрянула, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Хотела что-то сказать, но вспомнила, что он ее не понимает, так же, как и она его, окончательно растерялась и сидела молча, теребя краешек саронга.
Хиджу так же растерянно смотрел на девочку, ожидая, как она себя поведет. Глядя на ее маленькие мягкие ладони, на волосы цвета солнечных лучей, крупными локонами струившиеся по спине, на румянец, сделавший ее светлое лицо еще красивее, он не мог поверить в то, что она дракон, демон или еще какое чудовище. К тому же, выглядела она даже более смущенной и испуганной, чем он сам.
Медленно, чтобы не спугнуть ее резким движением, Хиджу сел, опираясь на руку. Кем бы ни была странная незнакомка, кажется, она спасла ему жизнь. Он чувствовал себя совсем здоровым, разве что небольшая слабость и легкое головокружение напоминали об отравлении смертельным ядом. Девочка подняла ресницы, искоса наблюдая. Глаза у нее оказались голубыми, словно море, каких и не бывает на свете. Хиджу аж застыл, любуясь ее глазами, но она застеснялась, отвела взгляд – будто ясное небо скрылось за тучами.
– Кто ты? – спросил Хиджу несмело.
– Тебе лучше? – спросила Аби.
Разумеется, друг друга они не поняли, и от этого смутились еще больше. «Ну почему Наго не хочет помочь! Все равно мальчик его заметил, он ведь открыл глаза, когда Наго над ним склонился, я сама видела», – с досадой подумала Аби. Но обидами дракона не разжалобить, придется как-то справляться самой, ведь выходит, мальчик ее гость здесь, и она должна о нем заботиться. Эта мысль придала ей смелости.
– Абигаэл, – сказала она, коснувшись своей груди. Потом протянула руку, дотронулась до мальчика, глядя вопросительно.
– Хиджу, – ответил он и улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами. Аби непроизвольно улыбнулась в ответ. Потом вспомнила, что гостям положено предлагать угощение.
– Ты хочешь есть или пить? – в ответ он лишь посмотрел на нее вопросительно. Аби повторила, изображая жестами, что имеет в виду.
– Есть, – сказал Хиджу на своем языке, повторяя ее жест. – Пить.
Аби повторила за ним слова, наверное, не очень правильно, потому что в ответ он усмехнулся. Повторила еще раз, стараясь, чтобы звучало четко, и он снова заулыбался, закивал. Обрадованная Аби вскочила и побежала к хижине, взяла там несколько салаков и чашу из скорлупы кокоса, наполненную водой.
Хиджу следом за нею подошел к лачуге из банановых листьев и остановился у входа, разглядывая жилище новой знакомой. «Неужели она сама сделала себе дом? И живет здесь совсем одна? Но ведь она такая слабая и беззащитная, как ей удается выживать на этом острове?» Девочка вышла, неся в руках фрукты и чашу с водой. Замерла было, едва не столкнувшись с Хиджу, потом протянула салак:
– Есть, – Хиджу не чувствовал голода, но взял угощение. Аби дала ему чашу: – Пить.
– Спасибо, – сказал Хиджу, слегка ей поклонившись. Утолив жажду, вернул чашку и начал чистить салак, боясь обидеть отказом.
– Спа-си-бо, – повторила Аби старательно. Хиджу заметил, что губы у нее самого нежного из оттенков розового. Такой можно увидеть внутри большой причудливой раковины, выловленной умелыми ныряльщиками на глубине, пока ему недоступной.
– Это твой дом? – спросил он, указал на хижину и повторил: – Дом?
– Дом, – согласилась Аби и спохватилась: – Заходи, пока ты здесь живешь, это и твой дом тоже.