Глаза 16

Чувствуя, как сильно бьется сердце, она потянулась навстречу его губам.

Тернер притянул Джей к себе и с нежной страстью поцеловал. В ней вспыхнуло острое желание.

Обняв Джей за плечи, Тернер поднял ее.

– Сними свитер…

Его глаза потемнели от страсти. Джей стянула с себя свитер и небрежно бросила на пол. Тернер удовлетворенно улыбнулся:

– Остальное я сниму с тебя сам. Я хочу видеть тебя всю, какая ты есть, без одежды…

Он начал медленно раздевать ее, хотя на самом деле ему хотелось сделать это как можно быстрее – жажда обладания разгоралась все сильнее.

Когда к ногам Джей упал кружевной лифчик, она вздрогнула и напряглась всем телом.

– Боже мой! – пробормотал Тернер, любуясь обнаженной полной грудью. – Как ты прекрасна…

Не в силах больше сдерживаться, он сжал ладонями ее грудь, умело лаская розовые соски. Когда они затвердели от возбуждения, Тернер попросил:

– А теперь ты раздень меня…

Дрожащими руками она расстегнула его сорочку. На шее блеснула золотая цепочка. Джей прильнула губами к груди Тернера. Курчавые волоски защекотали ее щеку, она ощутила запах одеколона, услышала частое биение его сердца. Тернер впился в ее рот горячими губами. Его руки страстно ласкали спину, бедра, ягодицы Джей. Набухший пенис настойчиво толкался в горячий треугольник между ее ног. Джей опьянела от его дерзких ласк и неповинующимися от возбуждения пальцами стала расстегивать ремень на брюках. Когда она справилась с этим, Тернер быстро стянул с себя оставшуюся одежду, и оба предстали друг перед другом такими же нагими, как в день сотворения.

Тернер прильнул губами к ее груди. Он целовал и ласкал ее до тех пор, пока Джей не достигла оргазма только от его прикосновений.

Когда он вошел в нее, Джей потеряла остатки контроля над собой и дико вскрикнула от сладостной муки.

Ей хотелось блаженного забвения в сексе, и Тернер был готов давать это забвение многократно.


Джей заснула у него на плече. Тернер старался не шевелиться, чтобы не разбудить ее. Ему самому не спалось. Он вглядывался в темноту, размышляя о том, что происходит между ним и Джей. Тернер отлично понимал, что это не только секс.

Он слишком увлекся Джей, слишком нуждался в ней. К деловым отношениям неожиданно для него добавились чувства. При этом Тернер с горечью сознавал, что с ее стороны этих чувств гораздо меньше. Он страстно хотел Джей, она же страстно желала… забвения.

Он раздел ее, но не совсем. Тернер не снял тот голубой бантик, который она до сих пор носила на мизинце в знак памяти о брате. У него было странное, почти мистическое чувство, что в постели их не двое, а трое. Рядом всегда незримо присутствовал Патрик.

Нет, Тернер не сомневался, что в любви Джей к брату нет ничего сексуального, но эта всепоглощающая любовь отнимала у нее много сил и эмоциональной энергии.

Тернеру казалось ужасно глупым ревновать к умирающему от страшной болезни человеку, и все же он испытывал именно ревность. Патрику повезло в одном – его любила Джей.

Никто и никогда не любил Тернера так глубоко и самоотверженно, как Джей своего брата. Впрочем, это, наверное, к лучшему, что Джей не любит его, Тернера. Потому что иначе это означало бы, что она влюбилась в созданный им образ, а не в него.

Так кто же он на самом деле?

Лишенный многих детских радостей, мальчик постепенно вырос и превратился в преуспевающего адвоката с единственной мечтой: удалиться от дел в сорок лет, имея пять миллионов долларов в ценных бумагах. Он занялся уголовным правом не из любви к справедливости, а, что называется, наперекор судьбе.

Его отец был полицейским – жестоким и коррумпированным. Ему всегда все сходило с рук. Мать сильно пила, чтобы забыться. Брат Тернера умер от передозировки наркотиков. Тернер же сосредоточился на одной цели: разбогатеть. Он ненавидел отца, возмущался пьянством матери, не понимал брата.

Джей ненавидела ложь, а Тернеру приходилось лгать ей. Он не видел никакого смысла открывать всю правду в данный момент. Сделав это, он навсегда потеряет ее.

Тернер смертельно устал от Дельвехо. Как коварный дьявол, старик цепко держал его в когтях, заставив кровью подписать контракт о сотрудничестве. И даже теперь, лежа в постели с обожаемой женщиной, Тернер должен был позаботиться о выполнении своих обязанностей, а для этого незаметно выскользнуть из комнаты Джей, пойти в свой номер и воспользоваться сотовым телефоном и компьютером.

Приподнявшись на локте, он осторожно погладил шелковистые волосы Джей, с трудом удержавшись от желания поцеловать ее в губы.

Она пошевелилась.

– Я должен идти, любимая, – прошептал Тернер.

– Тернер, ты очень хороший, – сонно пробормотала она. – Очень добрый…

– Спи, милая, – сказал Тернер, думая о том, что он вовсе не хороший к не добрый. – Увидимся утром.

Он выбрался из постели, чувствуя себя совершенно опустошенным и одиноким.


Барбара заснула прямо на кушетке, так и не выпустив из рук вязанье. Белая собачонка свернулась у нее в ногах. Она походила на игрушку, сделанную из страусовых перьев.

В комнату тихо вошел Феликс.

– Он хочет видеть вас, – чуть слышно сказал управляющий Эдону.

Тот довольно неуклюже поднялся с кресла. Пожалуй, он выпил слишком много джина, ничем его не разбавив. Старик, конечно, заметит это. Он всегда замечал то, что было важно для него.

– Останься с ней, Феликс. – Эдон взглянул в сторону спящей Барбары.

Феликс кивнул, сел в кресло хозяина и взял газету, которую Эдон не смог читать, потому что буквы плясали у него перед глазами.

Стараясь не качаться, Эдон поднялся на второй этаж, постучал в дверь Хансингера и, выждав несколько секунд, вошел.

Телевизор, как всегда, работал. Хансингер смотрел родео. Ему нравились отлично обученные умные лошади, которых использовали для заманивания молодых бычков, но еще больше увлекала его скачка на диком быке. В молодости на глазах Хансингера бык вспорол рогами живот неудачливого пикадора. Это произвело на Хансингера сильнейшее впечатление, и теперь, на склоне лет, он надеялся вторично увидеть подобную сцену.

– Здравствуй, папа. – Эдон старался говорить отчетливо.

– Феликс сказал, что Барбара уже спит.

– Да, – кивнул Эдон.

– Что-то она в последнее время слишком много спит и очень похудела. Что с ней? Она больна?

– Врач говорит, это синдром хронической усталости, – солгал Эдон и, подтянув стул, сел на обычное место.

– В мои дни такого не было, – презрительно фыркнул старик. – Все это выдумки, ей просто не хватает железа. Заставь жену есть печенку, и все вернется в норму.

– Хорошо, – кивнул Эдон.

– Теперь женщины стали слишком уж худыми. Тощие как палки и похожи на мальчиков. Вот Мэрилин Монро – это настоящая женщина! Все при ней – сиськи, задница, животик. Так и хочется потрогать.

Здона затошнило. Искалеченный старик похотливо говорил об умершей более тридцати лет назад женщине. Но он покорно пробормотал:

– Это уж точно.

– Если Барбара останется такой худышкой, она не сумеет забеременеть. Я ей уже говорил это.

“Бесчувственный старый хрен!” – с негодованием подумал Эдон, но вслух сказал:

– Я тоже говорил ей об этом.

– Ты пьян! – вдруг догадался старик.

– Немножко не рассчитал, – примирительно отозвался Эдон, мысленно посылая тестя ко всем чертям.

– Настоящий мужчина знает свою меру. Или ты уже не мужчина? Поэтому Барбара и не может забеременеть?

Эдон был готов убить тестя прямо сейчас, голыми руками, но знал, что это будет слишком сильным ударом для Барбары.

– Она не жалуется, – процедил он сквозь зубы.

– Моя дочь была самой красивой девушкой в округе, – проворчал старик, – от женихов отбою не было. Но она, черт знает почему, выбрала тебя. Я не стал ей перечить… И вот теперь, когда мой сын погиб, у меня не осталось наследника. А ведь я помог тысяче детей появиться на свет…

– Ирония судьбы, – ухмыльнулся Эдон.

– Теперь я завишу от тебя. Порой мне кажется, что зря я поручил тебе все дела. Ты не знаешь меры, когда пьешь, не способен сделать ребенка. Тот, первый, оказался больным. Ты не можешь дать мне полноценного наследника!

Эдон с ненавистью уставился в темноту, где, по его предположениям, находилось изуродованное лицо тестя. Единственный ребенок Барбары родился с поврежденным мозгом. “Если Барбара умрет раньше тебя, ублюдок, я убью тебя собственными руками!” – с ненавистью подумал Эдон.

Повисла пауза. С экрана телевизора доносились возбужденные крики зрителей и участников родео.

– Эта баба из Бостона звонила сегодня миссис Долл, но не сказала, где она, – сквозь зубы процедил Эдон.

– Ее надо остановить, она опасна для всех нас, – проскрипел старик. – Ты не должен был выпускать эту бабу из города.

– Это все из-за Лабони, он поехал за Джуди Свенстар, вместо того чтобы заняться бабой и адвокатом.

– За конечный результат отвечаешь ты, а не Лабони. Его ошибка – твоя ошибка!

– Неужели так необходимо убрать ее?

– Будь ты проклят, идиот! Ты хочешь всех нас погубить? От нее надо избавиться любой ценой!

Эдону вдруг стало душно, словно чья-то рука закрыла ему рот и нос.

– А что делать с этим адвокатом?

– Разве сам этого не знаешь?

“Убийствам не будет конца, пока мы сами не ляжем в могилу”, – обреченно подумал Эдон.


Джей знала, что Оксфорд находится в южном штате Миссисипи, но все же не ожидала увидеть здесь буйную тропическую растительность всех цветов и оттенков.

Утренний воздух был напоен сладким ароматом жасмина и цветов оливы. Джей и Тернер сидели на мягкой кушетке, перед ними па кофейном столике стоял изящный поднос с красным кофейником и такими же чашками.

Напротив них расположилась в кресле Диана Инглунд-Кляйн. Она очень нервничала. В ней не было и сотой доли самоуверенности Риты Уолш. Эта невысокая женщина с круглым румяным лицом, светлыми вьющимися волосами, вздернутым носиком и пухлыми губами была в длинном синем домашнем платье.

– Миссис Кляйн, – сказал Тернер, – весьма любезно, что вы согласились встретиться с нами. Поверьте, мы очень благодарны вам за это.

Диана слабо улыбнулась, подбородок у нее задрожал, и она опустила глаза.

Джей испугалась, что Диана сейчас расплачется. Зря они с Тернером настояли на встрече. Ей было ужасно жаль эту женщину.

– Полагаю, если мы будем задавать вопросы, а вы – отвечать на них, это облегчит нашу общую задачу. Вы согласны со мной? – продолжил Тернер.

Диана кивнула.

– Простите, я никогда не говорила об этом ни с кем, кроме членов семьи…

– Ваше имя мы узнали от женщины, мать которой работала санитаркой в клинике доктора Хансингера. Клятвенно заверяю вас, что содержание нашего разговора не выйдет за разрешенные вами пределы. – Тернер чуть заметно улыбнулся Диане.

– В этом смысле вам незачем волноваться, – возразила хозяйка дома. – Я внесла свое имя в реестр… биологических матерей, чтобы м-м-мой с-с-сын… чтобы он мог найти меня, если захочет.

– Как? Вы сами заявили о себе? – изумилась Джей.

– Да, и не в одну организацию. Я сделала это несколько месяцев назад, когда почувствовала, что больше так не могу…

– Ваша кузина не говорила нам об этом, – осторожно вставил Тернер.

Диана выпрямилась, расправила плечи и подняла голову.

– Я очень люблю кузину, но не все ей рассказываю.

Джей во все глаза разглядывала Диану. Она была лет на пятнадцать, а то и на двадцать моложе Ноны.

– Почему вы оказались в клинике Хансингера? – мягко спросил Тернер.

– В то время существовали… кажется, это называлось “приют для оступившихся”. Но родители не хотели отпускать меня туда, чтобы я там родила ребенка, поскольку это покрыло бы меня позором и исковеркало мою судьбу. Мама узнала, что существует клиника Хансингера, где…

– Каким образом ваша мама узнала об этом? – перебил Тернер.

– В Форт-Смите жила женщина, помогавшая улаживать подобные дела. Ее звали миссис Нейшенз, но я не знаю, как мама нашла ее… Вот она и устроила меня в эту клинику.

– Что еще вам известно об этой миссис Нейшенз? Она еще жива? Что связывало ее с Хансингером? Вы помните ее имя?

– Дороти, – вздохнула Диана. – Она была из Оклахомы. Потом миссис Нейшенз вторично вышла замуж и куда-то уехала. Это все, что мне о ней известно. Я никогда не видела ее.

– Ваши родители заплатили ей за… услугу?

– Да… Но тогда ни я, ни мои родители не знали, что в клинике Хансингера… торгуют детьми!

Закрыв лицо руками, Диана разрыдалась. Джей охватило глубокое сочувствие к ней. Тернер подошел к Диане и дружески обнял за плечи.

– Вы ни в чем не виноваты. В то время вы и сами были ребенком. И родители ваши тоже не виноваты. Они не могли знать о торговле младенцами.

– Миссис Кляйн, – заговорила Джей. – Диана, взгляните на меня… Меня продали в младенчестве. И моего брата Патрика тоже… Мы отлично жили. Наша приемная мать любила нас. Она и ее муж были в таком возрасте, что им не позволили легально усыновить ребенка. Наш отец вскоре умер, но мать сделала все, чтобы вырастить нас, дать нам высшее образование…

– Взгляните на Джей, Диана, – попросил Тернер. – Она – одна из проданных Хансингером детей. Видите, с ней не случилось ничего плохого. Джей выросла, получила образование, имеет неплохую работу. У нее все хорошо!

Диана подняла на Джей заплаканные глаза.

– Вы очень красивая, – улыбнулась она. – Чем занимаетесь?

– Рекламным бизнесом, – проглотив комок в горле, ответила Джей. – В Бостоне.

– Вы замужем? У вас есть дети?

– Нет, – смутилась Джей.

– Но вы… вы счастливы?

– Вполне. Если бы не болезнь брата… Мне необходимо найти его кровных родственников.

Тернер заботливо протянул Диане носовой платок.

– Вот видите, у Джей все в порядке. Ее брат стал врачом. Многие приемные семьи вполне благополучны в финансовом отношении, а мы знаем, что Хансингер просил высокую цену за детей. Скорее всего и ваш сын попал в обеспеченную семью и ему не пришлось бедствовать… Но перейдем к делу. У нас есть веские основания полагать, что в одно время с вами в клинике Хансингера находилась и мать Джей.

– Да, – снова заплакала Диана, – со мной там были еще две девушки…

– Две? – взволновалась Джей.

– Да… Обе родили незадолго до Рождества.

“Одна из них была моей матерью!” – подумала Джей.

– Кто-то из них произвел на свет девочку? – спросил Тернер.

– У обеих родились девочки.

– Вы помните имена тех девушек?

– Да. Одну звали Линда О’Халлоран, она была из Оклахомы. Другую звали Мэри Джо Стюарт, она была из Литл-Рока.

У Джей неистово забилось сердце. Только что она услышала имя своей матери, только не знала, какое из двух.

– Линда была старше меня и Мэри. Ей было за двадцать. Я больше никогда не встречалась с ней, а вот с Мэри встретилась в университете. Мы сразу узнали друг друга, но все годы обучения делали вид, будто не знакомы… Потом она как-то позвонила мне… мы встретились, разговорились… В общем, мы подружились, до сих пор перезваниваемся, она живет в Литл-Роке.

– Как вы думаете, которая из тех девушек могла быть матерью Джей?

Диана взглянула на Джей.

– Должно быть, Линда О’Халлоран, потому что Мэри нашла свою дочь прошлой весной. Узнав об этом, я всерьез задумалась о том, не заняться ли и мне поисками моего… моего сына.

Джей молча смотрела на Диану. Казалось бы, она должна была испытать потрясение, узнав наконец имя своей настоящей матери, но этого не произошло. Джей ощущала только глухую пустоту внутри.

Она заметила, что Тернер озабоченно смотрит на нее. Джей хотелось улыбнуться, пожать плечами или как-то иначе дать ему понять, что с ней все в порядке, но у нее ничего не получилось.

– По вашим словам, Линде О’Халлоран было за двадцать, – снова обратился к Диане Тернер. – Чем она занималась?

– Она сказала, что работает официанткой в баре.

– Она говорила что-нибудь об отце ребенка?

– Нет. Линда вообще мало с нами разговаривала.

– Вы жили вместе с семьей Хансингера?

– Нет, нас поселили в гостевом домике. Еду нам приносила женщина по имени Уайнона, индианка. У нее были сын и племянник, иногда мы видели, как они работали в саду. Но я не помню их имен, потому что им было запрещено общаться с нами. Еще я помню нескольких санитарок и медсестер…

– Вы были знакомы с самим Хансингером?

– Честно говоря, мне не хотелось видеть его…

– Я похожа на Линду О’Халлоран? – вдруг спросила Джей.

– Нет, – смутилась Диана. – У нее тоже были голубые глаза, но волосы – темные, и она была не такой высокой, как вы…

Диана снова безутешно заплакала.

Загрузка...