Девочки из варьете. Зверь милосердия.

Крутой детектив США

Малкем Дуглас

Девочки из варьете

Фредерик Браун

Зверь милосердия

Крутой детектив США. Выпуск 15: Сборник

Пер. с англ. Р. Попеля -

СПб.: МП РИЦ «Культ-информ-пресс»,1996. - 253 с. — (Выпуск 15).

ISBN 5-8392-0119-7

Малкем Дуглас

Девочки из варьете

I

В этот субботний вечер было жарко до чертиков, и, когда я сошел с автобуса, Сент-Кэтрин-стрит показалась мне бесконечно длинным раскаленным каньоном. При ста четырех по Фаренгейту легкие с трудом перегоняли насыщенный влагой воздух. Проходя мимо витрины, я бросил на себя взгляд — шесть футов, шатен, карие глаза с небольшими мешочками под ними и сто девяносто фунтов мускулистой плоти, блестевшей от обильного пота.

Разморенные жарой пешеходы безучастно брели по тротуару. Я вяло размышлял о предложении, которое сделал мне некий Филип Кордей. Оно было всё ещё в силе. Мне отчаянно недоставало баксов, а он предлагал их в изрядном количестве. Однако характер работы и условия, поставленные этим рогоносцем, мне были не по душе. Кроме того, моя тачка ещё не вышла из ремонта, который, правда, обещали закончить не позднее, чем к сегодняшнему вечеру.

На углу Пил-стрит в ожидании разрешающего сигнала светофора стояла толпа. Зажегся зеленый, я шагнул на проезжую часть, и в тот же момент раздался отчаянный визг тормозов, чья-то рука ухватила меня сзади за сорочку и вытащила буквально из-под колес автобуса. Инцидент вывел меня из одури. Спаситель — лысый субъект в клетчатой футболке — дыхнул на меня пивными парами:

— Решил сыграть в ящик?

— Пока нет. Спасибо.

После происшествия на углу Пил-стрит я твердо решил принять предложение Кордея. Надо быть чокнутым, чтобы оставаться в душном пекле, когда тебе предлагают деньги и возможность отдохнуть на природе. Если с тачкой всё в порядке, пусть рогоносец радуется — знаменитый сыщик Уильям Йетс согласен решить его проблемы.

Я вошел в кафетерий «Медвяная роса», где на полную мощь работали кондиционеры, и мне показалось, что я попал за полярный круг. Набрав номер автомастерской, я коротко представился:

— Билл Йетс. Как тачка?

— Наводим марафет, мистер. Ещё полчасика. Желаете её забрать?

— Угадали. До скорого.

Дела о разводе всегда вызывали у меня отвращение, но в данный момент жара пересиливала все остальные чувства. Достав из кармана монетку, я набрал ещё один номер.

— Апартаменты миссис Люсьен, — услышал я лишенный эмоций голос слуги на другом конце провода.

— Уильям Йетс. Мне нужен мистер Кордей.

Пока лакей звал хозяина, я с интересом прислушивался к музыке в кафетерии. По забавному совпадению кассетник играл мелодию из старинного мюзикла «Разведенная жена».

Голос Кордея был негромким и хрипловатым. Он звучал так, будто этого придурка слегка придушили. При нашем первом телефонном общении голос был точно таким же. Тогда я объяснил это плохим самочувствием, но сейчас без колебаний отнес на счет вульгарного перепоя.

Он сказал:

— Йетс? Решился наконец?

— За меня решила жара. Отправляюсь в Литтл-Виллидж через час. В деле никаких изменений?

— Абсолютно. Она укатила в этот городок утром. Сказала, что хочет освежиться после здешнего пекла. Но пусть не пудрит мне мозги, мне надо знать, с кем она трахается, кто этот тип. Нужны доказательства, что она спит с другим. Неопровержимые. Только тогда меня разведут с этой сукой.

— Ясно. — У меня слегка посасывало под ложечкой. Рогатых легко узнать по интонации — угрожающей и одновременно жалостливой. Я сказал: — Мистер Кордей, если бы вы поехали с ней, у её любовника — при условии, что вы его не придумали, — не было бы шансов забраться к ней в койку.

Думаешь, я не смотался бы за ней, будь у меня такая возможность? Дела. Вот и сижу в городе как проклятый. — Он издал звук, отдаленно напоминавший горький смех, который, однако, не обманул меня. Потом спросил: — Её фото при тебе?

— При мне.

— Она будет жить в нашем летнем особняке. Я позвоню управляющему «Спрус-отеля», чтобы дал тебе ключи от нашего коттеджа, куда мы изредка поселяем гостей, если их оказывается слишком много. Он ярдах в трехстах от особняка, на самом берегу озера. Оттуда ты сможешь незаметно следить за ними.

— Прятаться в кустах, — сказал я, — подглядывать в замочную скважину.

— Конечно, если возникнет необходимость. Поэтому я и плачу тебе такие бабки. Мне нужны доказательства. Супружеская неверность. И слушай, я выбрал тебя, потому что ты не разеваешь варежку, умеешь держать рот на замке. Так мне сказали. Это строго между тобой и мной.

Я спросил:

— Как долго ваша жена собирается пробыть в Литтл-Виллидже?

— Пока не спадет жара. До бесконечности, сказала она. Не думаю, чтобы у этой потаскухи хватило наглости принимать мужика в особняке. Могу поспорить, они будут трахаться у него в номере. Позвони, как только выяснишь, кто этот ублюдок. Постарайся узнать их распорядок, тогда я подъеду, и мы вдвоем их застукаем.

Чудесно! — сказал я. — А если заснять их в постели с голыми гениталиями?

— Шуточки?

Все ясно, мистер Кордей. Возможно, я ещё позвоню, но в любом случае заеду к вам в понедельник за авансом.

— Я высылаю тебе чек почтой прямо сейчас, — сказал он. — Желаю удачи.

Он положил трубку, а я про себя обозвал его подонком.

Подойдя к стойке, я заказал кружку светлого пива и, отыскав свободный столик, принялся утолять жажду. Я размышлял о том, что неплохо бы подыскать себе другую работенку, поменять профессию и поселиться в таком месте, где летом температура не прыгает за стоградусную отметку.

Ко мне подсела женщина.

— Не возражаете? — спросила она. — Мужчина за тем столом всё время выковыривает из зубов остатки пищи. Он действует мне на нервы.

В руке женщина держала чашку кофе со льдом. У неё был резковатый голос, в котором слышались повелительные нотки. Я дал бы ей пятьдесят с хвостиком. На ней было дорогое платье строгого покроя. Я обратил внимание на её маленький, с поджатыми губами рот, говоривший, как и голос, о недюжинной твердости характера.

Ее холеные руки не были знакомы с физическим трудом, на безымянном пальце правой руки сверкал большой бриллиант. Если он был чистым, то стоил никак не менее пятнадцати тысяч зелененьких. Её уложенные аккуратными волнами волосы имели аметистовый оттенок. Решив, что женщина наверняка не отличается добродушием, я пришел к выводу, что она не в моем вкусе.

Я сказал:

— Только кретины выковыривают из зубов пищу. Её надо держать про запас. Кто знает, когда следующий раз удастся набить брюхо.

Она посмотрела на меня немигающим птичьим взглядом, потом, опустив глаза, помешала ложечкой кофе.

— Будьте любезны, передайте сахарницу с того стола, — попросила она.

Я передал. Она поблагодарила. Положив в кофе чайную ложку песка, она вновь принялась помешивать ложечкой в чашке. Видимо, думала, о чем бы ещё меня попросить. Я старался не обращать на неё внимания.

Сделав два-три деликатных глотка, она поставила чашку и начала рыться у себя в сумочке. Краем глаза я заметил внутри большой белый конверт. Потом, вытащив пачку «Кэмела», сунула в рот сигарету:

— У вас не найдется прикурить?

Я протянул ей зажигалку.

Выпустив тонкую струйку дыма, она сказала:

— Мы с вами раньше нигде не встречались?

Я ухмыльнулся:

— Если хочешь переспать со мной, оставь надежду. В такую жару мой прибор барахлит. А жаль, в постели ты наверняка хороша.

Думаю, первым её побуждением было врезать мне в ухмыляющееся мурло. Но она сумела сдержаться. Аккуратно положив сигарету в пепельницу, она изобразила на лице подобие улыбки. Так, вероятно, в свое время улыбался Чингисхан при виде пленных, предвкушая их массовое избиение.

Она сказала:

— И все-таки мы встречались. Вы — мистер Йетс, частный детектив.

— Попали в яблочко. Ну а где я имел честь вас видеть?

Мы сидели друг против друга, я потягивал пиво, она — кофе со льдом. Она ждала, что я продолжу беседу. В кафетерий входили всё новые посетители. Я победил — она заговорила первой:

— Возможно, сама судьба свела меня с вами, мистер Йетс. Я могу предложить вам высокооплачиваемую работу. Вы не поработали бы на меня?

— Сорок баксов в день плюс накладные.

По её лицу пробежала тень, губы сжались ещё плотнее. Ко всему прочему моя собеседница была ещё и скупердяйкой.

— Согласна. Но здесь не место обсуждать детали. Я зайду к вам в контору завтра.

— В воскресенье контора закрыта.

— Тогда к вам домой. Последний вариант меня устраивает даже больше.

— Дом будет пуст. Я сматываюсь из города через час.

Ее взгляд стал жестким. Губы маленького рта исчезли без следа. Она не привыкла к возражениям. Глубоко затянувшись, она рукой отогнала облачко табачного дыма и некоторое время молча разглядывала меня.

— Пятьдесят в день плюс накладные. При условии, что вы начнете прямо сейчас.

Она ошибалась, если рассчитывала купить меня. За две работы одновременно я никогда не берусь. Кроме того, Кордей платил оговоренную сумму независимо от того, сколько времени я затрачу на решение его проблем — день или месяц.

— Закончим бесполезный разговор, — сказал я, переходя с жаргона на нормальный язык, на котором обычно общаюсь с клиентами. — Я появлюсь в городе в понедельник на пару часов. Если сможете, загляните ко мне в контору. Там всё и обсудим.

Губы её слегка разжались, и она начала их нервно покусывать.

— Дело, которое я собираюсь вам поручить, требует вашего присутствия в городе. Включая сегодняшний день. Измените свои планы.

— Нет!

— Шестьдесят в день.

— Нет, даже если вы предложите сто.

— Отлично. — Поднявшись из-за столика, она начала постукивать кончиками пальцев по его поверхности. — У вас не найдется почтовой марки, мистер Йетс?

— Купите в аптеке напротив кафетерия.

— Вы знаете, кто я?

— Нет.

— Думаю, вы лжете, — сказала она и, раздраженно кивнув, направилась к выходу. В свете неоновых ламп её волосы отливали аметистом.

Дверь захлопнулась. Сквозь огромное окно ресторана я видел, как она быстро шла по тротуару, обгоняя прохожих. Может быть, она была ненормальной, но мне почему-то так не казалось. Я подошел к стойке и попросил бармена наполнить пивом очередную кружку. Потом стал обдумывать дальнейшие планы.

Планы, в общем, были нехитрые. Поселиться в маленьком коттедже, ключи от которого мне вручат по указанию Кордея, и оттуда шпионить за его летней резиденцией. Подсматривать, подслушивать, заглядывать в окна, прятаться в кустах и прочими недозволенными способами вторгаться в личную жизнь посторонних людей. Достойное занятие для взрослого мужчины.

Когда вчера Кордей появился у меня в конторе, я постарался как следует рассмотреть его. Это был малый с деньгами, испорченный, слабовольный, красивый. От него за милю несло виски. Он ещё не закончил свои злопыхательства в адрес супруги, как мои симпатии были на её стороне. Жаль, что платил мне он, а не жена. Я докурил сигарету, почувствовал, что начинаю зябнуть под ледяной струей кондиционера, и поспешил выйти из кафетерия.

Дикая жара улицы ударила по мне, как хлыстом. Поры кожи вновь полностью раскрылись. В красном свете неоновых реклам прохожие выглядели как вареные раки. Я прошествовал мимо полицейского в кремовой сорочке с погонами, легавый узнал меня и отвернулся — в любимчиках у местных стражей порядка я не числился. Я неспешно шел в сторону автомастерской, чтобы забрать свой «бьюик». Горел зеленый сигнал светофора, толпа переходила улицу, насыщенный выхлопными газами воздух вызывал удушье. Автобус круто завернул за угол Пил-стрит и резко затормозил.

Послышался пронзительный вопль. Кричал человек в предсмертной агонии, и крик отражался от раскаленных каменных стен. Мгновение — и люди стремительно рванулись вперед. Я видел широко раскрытые рты, мокрые от пота лица. Толпу влекла извечная человеческая жажда крови, и даже немыслимая жара не могла заглушить ее. Я тоже человек и потому побежал вместе со всеми.

Автобус стоял под углом к осевой линии дорожной разметки — передняя часть уже на Сент-Кэтрин-стрит, а задняя ещё в боковой улице. Жуткие вопли неслись из-под автобуса, где лежала придавленная колесом женщина.

Она была в сознании и свободной рукой трясла склонившегося над ней шофера.

— Сдвиньте колесо, умоляю вас, сдвиньте колесо! — как заведенная, повторяла она.

И так же безостановочно, едва не рыдая, шофер отвечал:

— Нет, не могу, нет, не могу! — Его смертельно бледное лицо было искажено ужасом.

Я подумал, что беднягу вот-вот вырвет. Он понимал, что малейшее перемещение огромного колеса в любом направлении убьет женщину. Было ясно, что без подъемного крана не обойтись.

Истерично крича, из толпы выбежал парень лет восемнадцати и, подскочив к шоферу, ударил его кулаком по лицу. Парня с трудом оттащили. Отчаянные мольбы о помощи не прекращались. Я хорошо видел налившееся кровью лицо женщины, её угасающий взгляд, рот, растянувшийся в страшную трагедийную маску. Ей уже никто не мог помочь.

Полицейский в кремовой сорочке с трудом продрался сквозь толпу. Крики перешли в судорожное бульканье, изо рта женщины хлынула кровь, голова запрокинулась. Она была мертва.

Когда подъехала скорая, а за ней патрульная машина, начался опрос свидетелей. Кто стоял на перекрестке рядом с женщиной? Есть ли в толпе её знакомые? Кто видел, как она очутилась под колесом?

Меня полицейские расспрашивать не стали. Мы хорошо знаем друг друга, между нами давние счеты. С минуту я стоял, прикидывая свои дальнейшие действия. Оставаться не имело смысла. Я не знал, как звали женщину. Я не знал о ней ничего, кроме того малозначащего факта, что волосы у неё были аметистового оттенка.

Стараясь не привлекать внимания, я выбрался из толпы. Позади меня кто-то громко спросил:

— Никто не видел её сумочки?

Я не спеша продолжил путь к автомастерской.

II

Сидя у раскрытого окна коттеджа в Литтл-Виллидже, я с наслаждением дышал полной грудью и с не меньшим наслаждением разглядывал фотографию миссис Глории Кордей.

Эта куколка, которой я дал бы не больше двадцати двух, умела себя подать. Её поза на снимке была притворно манящей. Губки приоткрыты, словно в экстазе. По типу она напоминала манекенщицу. Если детали её тела, скрытые под кофточкой и широкой плиссированной юбкой, были такого же качества, ревность её муженька понятна. Так же легко объясним и здоровый интерес, который проявляли к ней другие представители сильного пола. Я и сам не отказался бы проверить её достоинства в деле, предпочтительно на каком-нибудь уединенном песчаном пляже.

Послышался противный свист москита. Крылатый паразит влетел в помещение и, устроившись у меня на руке, наполнял утробу моей драгоценной кровью. Я осторожно приподнял снимок и прихлопнул мерзкую тварь. Брызнула кровь, и на горле у красотки Кордей появилась алая полоска. Интересно, подумал я, чем она занимается сейчас? Не тем ли, в чем подозревает её муж?

Из отеля, расположенного в двух милях от коттеджа, доносилась приглушенная музыка. В неподвижном ночном воздухе мелодия модного шлягера «Не знаю, кто целует её сейчас» казалась объемной. Погасив свет, я вышел из дома, завел машину и направился в центр городка знакомиться с ночной жизнью обитателей Литтл-Виллиджа.

В просторном зале отеля танцы были в разгаре. Парочки прижимались друг к другу, покачивались в такт музыке.

Я прошел в бар на веранду, нависшую над кромкой воды. Здесь было немноголюдно, обстановка располагала к неторопливому времяпрепровождению. Заказав пару «коллинзов» с лимонным соком и льдом, я устроился на высоком табурете и начал неторопливо потягивать через соломинку жгучую смесь.

На соседнем табурете из-под вечернего платья выглядывали чьи-то стройные ноги. Подняв голову, я перевел взгляд с нижней на верхнюю часть туловища.

У неё были темно-зеленые глаза с желтоватыми искорками, а голову украшала копна аккуратно подстриженных пепельно-русых волос. Она показалась мне чуть старше, чем я предполагал, но её губы были приоткрыты именно так, как на снимке. Она была красавицей. К тому же она была одна. В своем великолепном платье цвета морской волны, среди зеркал и хрустальной посуды миссис Кордей казалась поэмой, случайно помещенной в сборник прозы.

Мы сидели совсем близко друг от друга, наши глаза встретились. Куколка первая отвела взгляд. Она не казалась смущенной, лишь чуточку нервной. Я услышал её мелодичный голос:

— Жарковато, да?

— О да. Попробуйте «коллинз».

— Спасибо. Пожалуй, я так и поступлю.

Бармен приготовил ей напиток, мы улыбнулись друг другу одними глазами и приподняли бокалы. Глядя на нее, я пытался понять, действительно она шлюха или это наветы её мужа. Я склонялся к последнему. Она выглядела приличной девушкой, а нервничала потому, что разговаривала с незнакомым мужчиной. Если у неё и был дружок, то не здесь. По её поведению нельзя было сказать, что она кого-то ждет.

— Потанцуем? — предложил я.

Она покачала головой:

— Слишком жарко, да и оркестр никуда не годится. Но главное, я зря надела это платье. Мне лучше вернуться домой. Там под кондиционером я быстро приду в себя.

— Вы на машине?

— Нет, я закажу такси.

— Я подвезу вас.

Она бросила на меня изучающий взгляд. В её темно-зеленых глазах промелькнула насмешка.

Имейте в виду, приемы каратэ мне не в диковинку. Мой жизненный путь устилают ломаные кости самонадеянных донжуанов. Вам ясно?

— Вполне.

— Тогда я с удовольствием прокачусь с вами. — Она слезла с высокого табурета. Её фигура была под стать лицу. Будь она моей женой, я тоже бесился бы от ревности.

Мы вышли из отеля. Звезды на небе висели так низко, что казалось, их можно коснуться рукой.

— Как красиво! — сказала она таким тоном, будто приехала сюда впервые. — Вы здесь живете?

— Нет. Бываю наездами.

Мы сели в машину. Со стороны можно было подумать, что мы знаем друг друга десяток лет. Она глубоко вздохнула.

— Почему человек должен проводить жизнь в городах? Нет, прощай, Нью-Йорк! — Её грудь высоко вздымалась. Это была очень приятная на вид грудь. Не знаю, почему она вдруг решила попрощаться с Нью-Йорком. Такие помидорчики не приспособлены к жизни в провинции.

Я чувствовал, как во мне, словно в кастрюле-скороварке, нарастает давление. Было необходимо дать ему выход.

Голосом, в котором внезапно прорезалась легкая хрипотца, я сказал:

— Впереди природа ещё чудесней. В десяти минутах езды начинается лес и тянется на сотни миль. Нога человека не ступала в тех непроходимых дебрях.

— Все понятно, — весело сказала она. — Можете не продолжать. — Она улыбнулась. — Едем и станем там первыми вестниками цивилизации. Мне нравится ваш оригинальный подход, только помните — кости нескромных ухажеров я чаще всего ломала именно в автомобилях.

С каждой минутой она нравилась мне всё больше. Её заблаговременные предупреждения недвусмысленно означали, что перейти последнюю черту она не позволит. Я повел машину по главной улице в сторону своего коттеджа. Литтл-Виллидж остался позади. Лениво плескалось озеро. Сидя рядом со мной, куколка мурлыкала себе под нос модный мотивчик, голос у неё был сиплый и приятный. Она была молода, счастлива и бездумна.

Когда впереди показались первые деревья, я съехал на обочину и выключил фары.

— В чем дело? — В её голосе чувствовалось легкое беспокойство.

— Конец дороги — начало леса. — Я вылез из машины. Она тоже вышла и встала возле меня.

— Какой запах! — с восхищением сказала она.

Она стояла слишком близко. Я обнял её за плечи, не встретив сопротивления. Откинув голову назад, она посмотрела на небо.

— Нет, вы только взгляните на звезды! — Она глубоко вздохнула.

Нас окружал лес, воздух пьянил. В целом мире существовали только я и она, и она была пленительна и желанна. Во мне полыхало пламя, я привлек её к себе, потому что в данных обстоятельствах это казалось единственно правильным поступком, и плотно прижался к ней. Если она и сопротивлялась, то только долю секунды, потом закинула руки мне за голову, и мы словно слились в одно целое. Я слегка приподнял ее, и она встала на цыпочки. Её губы были мягкими и свежими, тело — теплым и ласковым. Прижав ещё крепче, я попытался уложить её на заднее сиденье автомобиля, но она с силой оттолкнула меня и выскользнула из моих объятий.

Она улыбнулась:

— Слишком много и слишком быстро. Не буду кривить душой — вы мне нравитесь, но для первого раза достаточно. — Она взяла мою руку. Мы смотрели друг на друга, и свет звезд отражался в её глазах.

Я попытался снова войти с ней в клинч, но она ловко подставила локоть, преградивший дальнейший путь к нашему сближению. Наверное, ей было не впервой обороняться подобным образом.

— Нет, вы ещё недостаточно ручной, — с дружелюбным смешком сказала она. — Кто знает, до чего вы дойдете, если вас вовремя не остановить? А если потом и я не захочу останавливаться? Все это влияние озера, звезд и сосен.

Она первой села в машину. Я устроился на сиденье водителя, прикурил две сигареты и одну протянул ей. Нам не хотелось разговаривать. Развернув «бьюик», я повел его обратно в Литтл-Виллидж. Уже слышался звук трубы, сочные звуки аккордеона. Я подумал, что никогда, ни при каких обстоятельствах не буду свидетельствовать против нее. Пусть у её супруга вытянется морда, когда он узнает, что я отказываюсь от дела.

— Дорогая, — сказал я, — где я мог видеть тебя раньше? Ты случайно не миссис Глория Кордей?

— Что? — Её голос звучал настороженно. Она глубоко затянулась сигаретой. — Ты бывал в клубе «Орхидея»?

— В кабаке Ника Кафки?

— Чуть больше года назад мы с сестрой выступали там в шоу. «Сестры Ларами. Райские птички-певички». Артистки из нас никакие, но и платили нам гроши. Может, ты даже видел это шоу.

— Может, и видел, — ответил я. Точно я не знал. В «Орхидее» я был всего раз, и то по делам клиента. Я спросил: — На игорных столах Ника тебе везло?

— Нет. Мы выступали тем всего несколько недель. Потом по ряду причин уволились. Может, поговорим о чем-нибудь другом? Ты кажешься мне симпатичным парнем.

Мы медленно ехали по главной улице. Я затормозил возле большого деревянного здания, над ярко освещенным входом которого неоновым разноцветьем переливалась надпись «Дискотека». Внутри играл аккордеон, пела скрипка, стучали каблуки.

— Зайдем, — сказал я. — Выпьем холодненького пивка и станцуем виргинскую кадриль. Ну как?

— Нет! — быстро сказала она. Меня удивила поспешность, с которой она ответила. — Мне не хочется.

Она продолжала молча сидеть в машине, глядя в темноту испуганными глазами. Мне была непонятна причина её страха. Изнывая от жары, я сказал:

— Хорошо, тогда я выпью один и сразу вернусь.

Когда я входил в дискотеку, сзади послышались торопливые шаги — она догоняла меня.

Обойдя танцующих, я подошел к импровизированному бару из составленных в ряд столов. На полу в больших оцинкованных ваннах со льдом лежали банки с пивом. Моя спутница не отставала от меня. Она была бледна. Краем глаза я заметил мужчину, прошмыгнувшего за моей спиной. Он бросил взгляд в мою сторону и сразу отвернулся, но было поздно — я узнал его.

Дон Малли — профессиональный игрок, мелкий рэкетир и стопроцентный мерзавец. Побочное занятие — сутенер, хобби — женщины. Они нравились ему, он нравился им. С волосами пшеничного цвета, густыми черными бровями, выступающим вперед, как утес, подбородком он был бы самым красивым парнем в северных штатах, если бы не бегающий вороватый взгляд. Он был скор на расправу, говорили, что Малли сначала стреляет, а потом задает вопросы. Мне была хорошо известна его репутация. Я легонько похлопал его по плечу.

Когда Малли обернулся, его лицо выражало приятное удивление. Черные брови приподнялись, улыбка перекосила квадратную челюсть, но хорошего актера из него всё равно не получилось бы. Он сказал:

— Неужто Билл? — Тон был слишком радостным, он слегка перегнул палку. Мельком глянув на мою спутницу, он поспешно отвел глаза. — Как дела?

— Нормально. Что привело тебя, Дон, в эти забытые Богом края? Подпольная торговля спиртным? Наркотики?

— Ха-ха! — Думаю, вместо смеха он предпочел бы врезать мне по физиономии. За его спиной стояла женщина. Когда я переступил с ноги на ногу и сместился на пару дюймов в сторону, он тоже сдвинулся с места, не позволив мне разглядеть ее.

Я сказал:

— Может, пивка?

— Только что пил.

— А вы не желаете? — Я сделал внезапный выпад в сторону и посмотрел на его спутницу.

Ее большие глаза были голубого цвета, с каким-то не совсем понятным, странным выражением. Она по-кошачьи улыбнулась мне, напомнив сексуальных неврастеничек, о которых я недавно смотрел передачу по телевизору. Её голову венчала копна золотисто-медовых волос, более темных в прикорневой части. Оставив шоу-бизнес, она, видимо, больше не красила волосы. Однако возраст её был именно тот, который я предполагал. И губы были раздвинуты точно так же, как на снимке. Возможно, это у них семейное и связано с аденоидами. В любом случае сестрички не слишком сильно отличались друг от друга.

— Нет, мне тоже хватит, — ответила она. — Не следует забывать о фигуре. — Глянув за мою спину, она приветливо улыбнулась: — Привет, Фэй, детка. Я собиралась заглянуть к тебе в отель, но не устояла перед звуками аккордеона. Здесь, в дискотеке, я встретила этого приятного джентльмена. Мы потанцевали, и он угостил меня чудесным пивом. — Она не пыталась оправдаться или придумать более убедительную историю. Ей было всё равно. — Он замечательно танцует, — добавила она.

И зовут его Дон Малли, сказал я. — Какой приятный сюрприз для всех нас!

Я обернулся к пепельной блондинке, моей спутнице. С несчастным видом она нервно покусывала нижнюю губку.

— Мистер Йетс… — заикаясь, начала она.

Многие не верят, что по лицу можно определить фамилию человека, — сказал я. — А вот вы только что доказали обратное. Вы, как и прежде, желаете, чтобы я отвез вас домой, или останетесь с сестричкой?

Она грустно смотрела на меня, рыжие искорки в её глазах поблескивали как-то особенно печально. Возможно, она была неплохой актрисой, много лучше, чем Малли. Несколько секунд все молчали, потом он положил свою руку на мою и расправил плечи. Наверное, у него была такая привычка. Но я вспомнил о своем клиенте и решил не затевать потасовки, тем более что место было не совсем подходящим.

Вежливо кивнув и пожелав всем доброй ночи, я выбрался из дискотеки сквозь толпу танцоров. Я проклинал себя за недомыслие, особенно когда вспоминал, что она называла меня симпатичным парнем. Конечно, я был для неё симпатичным. Симпатичным и недоделанным. В услужении у недоделанного работодателя, который приказывает держать рот на замке, а сам объявляет в рупор всему свету о моем существовании.

Я протянул руку, чтобы открыть дверцу машины, и в это время кто-то крепко ухватил меня за плечо. Я услышал голос Малли:

— Ты что здесь вынюхиваешь?

— Не терпится узнать?

— Эту бабу я встретил сегодня впервые. Можешь мне поверить.

— Разве я что-нибудь сказал?

— Не поднимай шума.

— Угрожаешь? Слышишь хруст? Это у меня коленки подгибаются.

Он снова расправил плечи. Его кулаки сжались. Лицо перекосила гримаса, я понял, что он борется с искушением, как говорят интеллигентные люди, воздействовать на меня физически. Это было что-то новенькое, прежде в аналогичных ситуациях он не раздумывал. Потом Малли расслабился и даже сделал попытку улыбнуться. Он сунул руку в карман:

— Как у тебя с монетой? Могу ссудить.

Мне не удалось побороть искушение. Я ударил его кулаком в грудь, и он отлетел назад, стукнувшись головой об обшитую досками стену здания. Секунд десять он стоял неподвижно, раскинув руки с растопыренными пальцами, и я слышал, как его ногти царапают стену. Я ждал, когда он перейдет к действиям, но он приложил руку к лицу, покачал головой и, пожав плечами, вошел в дискотеку. Я недоуменно смотрел ему вслед — за последнее время с Доном Малли произошли удивительные метаморфозы.

Я завел машину и рванул прочь.

В «Спрус-отеле» я поспешил к конторке администратора. Необходимо было кое-что выяснить, прежде чем его успеют предупредить. Я спросил:

— В каком номере проживает мистер Малли?

Равнодушно покачав головой, клерк поправил лацкан своего пиджака. Парню было лет двадцать, может, чуть больше. Цвет его лица напоминал холодный бараний жир.

— Таких постояльцев у нас нет, — отрезал он.

— Другие отели?

— В Литтл-Виллидже только один отель — наш.

Я вышел из отеля и вновь медленно поехал по главной улице. Ночь близилась к концу, звезды одна за другой гасли на небосводе, всё реже попадались подгулявшие прохожие. Не слышалось больше и звуков трубы, лишь аккордеонист не прекращал играть.

Я припарковал машину на грунтовой дороге и остаток пути до коттеджа преодолел пешком. Сбросив ботинки, я открыл банку пива и присел на край кровати. Я думал о том, что испытаю огромное удовлетворение, когда миссис Кордей получит развод. А, в общем, решил я, в конечном счете, плевать я хотел на эту семейку! Главное, я выбрался из провонявшего бензиновыми парами города и могу отдохнуть на природе. Лежа в темноте, я поминал недобрым словом пепельную блондинку, которую сестра назвала коротким именем Фэй.

Я заснул, и мне приснилась женщина с аметистовыми волосами. Она кричала от ужаса и боли, от сознания неминуемой смерти.

III

На следующее утро после получасового купания в озере я допивал вторую чашку кофе, когда услышал звук приближавшейся моторной лодки. Минут через пять на дорожке послышались шаги, и я привстал со стула. За дверьми женский голос назвал мое имя. Я снова сел, потому что весь мой наряд состоял из не успевших просохнуть плавок.

В легком ситцевом платье она была ещё привлекательнее, чем в вечернем. Некоторое время посетительница нерешительно стояла на пороге, словно ожидая, что я запущу в неё чем-нибудь тяжелым. Увидев мою обнаженную грудь, она растерянно заморгала. Я сказал:

— Выпейте со мной кофе. Чашку из кухни принесите сами.

Она устроилась за столом напротив меня. Я ждал, что она начнет разговор, но она молчала.

Тогда я сказал:

— Не сомневаюсь, вы посетили мою обитель, чтобы вместе со мной искупаться в озере. Ведь я такой симпатичный парень.

Поставив чашку на стол, она в упор посмотрела на меня своими темно-зелеными, с рыжеватыми искорками глазами:

— Вы сердитесь на меня?

— Вчера вы так ловко всё подстроили — завязали со мной знакомство, постарались спровадить подальше, чтобы я не видел вашу сестру и её дружка. Вы будете смеяться, но я действительно принял вас за Глорию и даже один раз назвал миссис Кордей.

Она сказала:

— Я — Фэй. Фэй Бойл, сестра Глории. А в шоу меня знали под именем Фэй Ларами.

— В каком шоу? — с издевкой спросил я. — Не в том ли, которое вы устроили вчера?

— У меня был сольный номер в клубе «Бантем» в Нью-Йорке. Свои выступления там я закончила в четверг. Глория пригласила меня, и вчера я приехала сюда. Я здесь впервые, с вами же заговорила потому, что вы местный и вам всё здесь знакомо. Теперь, пожалуйста, объясните, почему, по вашему мнению, я хотела спрятать от вас сестру?

Вроде бы она всё говорила правильно, и я, возможно, сам загнал себя в угол, распустив язык. Действительно, почему посторонний человек вдруг интересуется её сестрой? Я спросил:

— Кто вам сказал, что я живу в этом коттедже?

— Портье в отеле. Он же назвал мне ваше имя. Это коттедж мужа моей сестры. Он пользуется им в тех случаях, когда гостей собирается слишком много и в большом доме они не умещаются. — Немного помолчав, она отхлебнула кофе. — Вы сняли коттедж на лето?

Да, она вела себя естественно и говорила то, что нужно. Я мог поспорить на последний цент, что её поведение было насквозь фальшивым. Все было чересчур гладко.

— Снял через агента. Дороговато. Думаю, придется предложить Дону Малли пожить со мной недельку, чтобы сократить расходы. Как вы полагаете, он согласится?

— Кто такой Дон Малли? — Она не оставила мне шансов уличить её во лжи. — Ах, это, наверное, тот мужчина, который танцевал с Глорией вчера вечером. Он предложил отвезти нас домой, но у сестры своя машина. Тогда он сказал, что заглянет к нам сегодня.

— Вчера он не поленился проследить, действительно ли я убрался из дискотеки… А сейчас вы случайно не выполняете очередное поручение сестры?

Она холодно произнесла:

— Глория вчера вечером вернулась в Монреаль. Я здесь одна и нанести вам визит решила сама. Без подсказки. Я полагала, мне будет приятно в вашем обществе, но видимо, ошиблась. — Отодвинув в сторону чашку кофе, она поднялась с места.

— Подождите. — Я тоже встал. Она уставилась на мои плавки, и я поспешно сел.

Радио на кухне передавало сигналы точного времени. В этот час обычно сообщали последние криминальные новости — об убийствах, грабежах, а также пожарах, стихийных бедствиях и несчастных случаях. Меня не интересовала эта дребедень, я лихорадочно изыскивал благовидный предлог, чтобы подольше задержать у себя красивую женщину.

Мы молча смотрели друг на друга — я сидя, она стоя. Мне казалось, что она не слишком спешит уйти. После короткой паузы диктор отчетливо произнес:

— Вчера в дорожном происшествии в Монреале погибла известная общественная деятельница миссис Дэниель Люсьен.

С быстротой молнии моя гостья метнулась в крошечную кухню, и, когда я поспешил за ней, она стояла, склонившись над приемником. Диктор продолжал:

— Миссис Люсьен, прославившаяся бескорыстным служением людям, попала под колеса автобуса на перекрестке Пил-стрит и Сент-Кэтрин. Родственники полагают, что на неё угнетающе действовала невыносимая жара, продолжающаяся уже несколько недель. Похороны миссис Люсьен состоятся во вторник.

Ее волосы были аметистового цвета, — сказал я.

Информацию о трагическом инциденте сменили рекламные объявления. Внезапно Фэй Бойл бросилась ко мне. Обхватив мою шею руками, она разразилась рыданиями, её слезы градом катились по моей обнаженной груди.

Я выключил радио. Рыдания сменились горькими всхлипываниями. «Дэнни, Дэнни!» — восклицала она сквозь слезы.

Кухня была слишком тесна для двоих. В плавках, с прижавшейся ко мне молодой женщиной я чувствовал себя довольно глупо, но оттолкнуть её не решался.

В конце концов, я обнял её за талию, приподнял и вместе с ней прошествовал в гостиную. Там всхлипывания прекратились.

Она посмотрела на меня покрасневшими от слез глазами. Я спросил:

— Кто эта Дэнни?

Не ответив, она плашмя упала на неприбранную кровать, и её снова начали сотрясать рыдания. В моем мозгу замелькали неясные ассоциации. Я вспомнил, что ответил мне слуга, когда я пытался связаться с Филипом Кордеем по телефону: «Апартаменты миссис Люсьен».

— Кто такая Дэнни? — повторил я вопрос.

Она уже взяла себя в руки. Снова приняв сидячее положение, она взмахом руки откинула с глаз волосы.

— Миссис Дэниель Люсьен — моя добрая приятельница. — Она издала звук, похожий на стон. — Боже мой! Так ужасно погибнуть! Какой чудесной женщиной была Дэнни!

— Ужасно, — согласился я. — А какое отношение она имела к Филипу Кордею?

В её глазах появилось уже знакомое мне настороженное выражение. Она не спросила, откуда мне известно о существовании человека по имени Филип Кордей. Этот факт убедил меня, что она лгала мне от первого до последнего слова. Она провела языком по пересохшим губам:

— Она его тетка. Он и моя сестра жили в её доме со дня свадьбы. — Её губы задрожали: — Мне нужно немедленно вернуться в Монреаль.

— Я отвезу вас на своей машине. — Я рассчитывал по дороге получить от неё дополнительную информацию.

— Спасибо. — Она кивнула. — Но сначала я должна вернуть лодку и собрать вещи.

— Действуйте.

Она поднялась. Продолжая сидеть, я сказал:

— Заеду за вами через полчаса. Ждите.

Снова кивнув, она подошла ко мне и коснулась пальцами моего плеча. Через полминуты дверь за ней закрылась, и вскоре я услышал звук удалявшейся моторной лодки.

Чтобы добраться на машине до особняка Кордеев, мне пришлось довольно долго петлять по грунтовой дороге, хотя расстояние не составляло и полумили.

Выдержанную в готическом стиле летнюю резиденцию моего клиента венчала красная черепичная крыша. Я проехал по подъездной дорожке и затормозил перед аккуратно подстриженным зеленым газоном. Выбравшись из машины, я обратил внимание на закрытые ставни и несколько раз громко постучал в парадную дверь. Стук отдавался внутри глухим эхом. Позади я услышал голос:

— Что вам нужно?

Я обернулся. За моей спиной стоял старик с большим, в лиловых прожилках носом и оттопыренной нижней губой. Типичный франко-канадец. В сорочке с короткими рукавами он был похож на садовника.

— Я только что запер дом, — сказал он.

— А где леди?

— Какая? — Он окинул меня равнодушным взглядом и отвернулся.

Сунув руку в карман, я позвенел монетами. С прежним безразличным выражением лица он взял протянутые мной два доллара и опустил их в карман брюк.

— Мисс Бойл только что отбыла на своей машине. Сказала, что не вернется. Тогда я и запер всё на замок.

— Вы здесь живете?

— Нет, в Литтл-Виллидже. Моя жена убирает особняк, а я у них на подхвате. Храню ключи от дома.

— Кому вы отдали их вчера вечером?

— Мисс Бойл. Было уже очень поздно.

— А миссис Кордей?

— Она не появлялась. Я, во всяком случае, её не видел.

— Мужчина по фамилии Малли сюда не приходил?

Он заморгал веками, как старая черепаха:

— За два доллара я сказал достаточно, мистер.

— Ладно. Забудь о Малли.

На лице старика выразилось разочарование. Он сделался агрессивным:

- Как тебя зовут, если спросят хозяева?

— Скажи — Джордж Вашингтон.

Он раздраженно бросил:

— Тогда убирайся к черту!

— Попридержи язык!

После обмена любезностями я сел в машину. Нельзя было терять время, возможно, мне удастся догнать ее. Мне не терпелось спросить, зачем ей вчера понадобилось тащиться в Литтл-Виллидж пешком, когда в гараже стояла её собственная машина. Зачем она солгала мне, что у неё нет автомобиля. Я гнал «бьюик» на высокой скорости. Отдых на природе заканчивался, я возвращался в город.

IV

Дважды попав в автомобильную пробку, я отказался от мысли догнать Фэй и, добравшись до Монреаля, отправился прямо к себе домой.

Включив кондиционер, я принял горячий душ, переоделся и со стаканом джина в руке сел на диван.

Миссис Люсьен больше не показывали по телевизору и не упоминали в радиопередачах. По воскресеньям в Монреале не выходят газеты, и, чтобы быть в курсе событий, я набрал телефон Филипа Кордея. Номер был занят.

Одевшись, я вышел на пышущую зноем улицу и, перекусив в ресторане, вернулся домой. Снова набрав номер своего клиента, я услышал знакомый голос слуги:

— Апартаменты миссис Люсьен. — Голос звучал трагически.

— Мне нужен мистер Кордей.

— Мистера Кордея нет дома, сэр. Возможно, вам неизвестно о кончине мадам?

— Нет, я слышал и весьма сожалею. Где я могу найти мистера Кордея?

— К сожалению, ничем не могу вам помочь, сэр. Его попросили опознать труп, и он отсутствует с утра. — Сделав глубокий вдох, лакей с негодованием добавил: — Какой ужас! Мадам лежит в городском морге с нищими и бродягами.

— Миссис Кордей тоже отсутствует? Или вы можете пригласить её сестру?

— Мисс Бойл не была в доме мадам уже больше месяца, сэр. Мы направили ей телеграмму в Нью-Йорк, полагаю, она будет ужасно расстроена. Что касается миссис Кордей, то вчера она отбыла в летнюю резиденцию, и мы весь день тщетно пытаемся связаться с ней. Ужасная новость наверняка ещё не дошла до неё, иначе она поспешила бы вернуться. Видите ли, сэр… — Он остановился на полуслове, осознав, что несчастье делает его чересчур болтливым. К нему вновь вернулись манеры образцового слуги: — Кто вы, сэр? Я записываю всех, кто звонил с выражением соболезнования.

— Мистер Филберт Уоткинс.

— Благодарю вас, сэр, от имени семьи усопшей.

Душная летняя ночь упала на город. Я колебался, оставаться дома или прогуляться перед сном. Решив наконец провести часок перед телевизором, я с комфортом устроился в кресле, и тут раздался телефонный звонок. Со мной желал побеседовать капитан Хилари из полицейского управления.

— Как дела? — поинтересовался он.

— Нормально. А у тебя?

— Из-за жары супруга теряет вес. Дошла до двухсот двадцати трех фунтов. Завтра, по нашим расчетам, станет легче ещё на пол-унции. Она шлет тебе привет.

— Для этого и звонишь?

— Нет. Хочу спросить, хорошо ли ты был знаком с миссис Люсьен. Дэниель Люсьен.

— С кем?

— Ты слышал.

— С этой женщиной я не был знаком. А почему ты спрашиваешь?

— Ха! Меня тошнит от толстосумов. Сами они давят людей пачками, и никого это не волнует. Но стоит кому-то из них сдуру сунуться под автобус, как начинается вселенский вопль. От нас требуют, чтобы мы провели расследование.

— Ну?

— В городе её многие знали. Для некоторых баб общественный статус Люсьен — предел мечтаний. Одна из её обожательниц была вчера в «Медвяной росе», она-то и видела, как миссис Люсьен поднялась из-за столика возле телефона и пересела за твой. Дамочка решила, что вы договорились о встрече.

— Мы не договаривались.

Но она ждала тебя на перекрестке, где угодила под автобус.

— Не понял.

Мы допросили не меньше сотни свидетелей. Один из них утверждает, что ты шел в том направлении. Другой видел тебя там, когда она уже лежала на асфальте.

— Черт бы побрал твоих свидетелей! Послушай, миссис Люсьен пересела за мой столик потому, что на прежнем месте кто-то ковырял в зубах. Понятно? Это её раздражало, я ей передал сахарницу, чиркнул зажигалкой и сообщил об отсутствии у меня почтовой марки. Потом она вышла и угодила под автобус. Все ясно?

— Абсолютно. Хотя согласно нашей версии за столиком она была одна, когда надумала перебраться к тебе. Кто же ковырял в зубах?

— Какой-то тип, сидевший через пять столиков от нее, у миссис Люсьен был обостренный слух. — Кто эта дамочка, которая снабдила тебя столь ценной информацией?

— Мы никогда не разглашаем имена наших свидетелей. Даже имя шофера такси.

— Хочешь, чтобы я отгадал?

— Она поймала его на Сент-Кэтрин. Назвала твой адрес, а он, оказывается, знал тебя в лицо. Этой приятной вестью он поделился с ней, но она разговор не поддержала. Таксист уже подъезжал к твоему дому, когда увидел, как ты перебегаешь улицу и прыгаешь в автобус. Когда он сказал ей об этом, Люсьен велела развернуться и следовать за автобусом.

Она вышла из такси на Сент-Кэтрин примерно там же, откуда начала свою поездку. Таксист не в курсе, что было дальше, но дает яйца на отсечение, что в автобусе находился ты.

— Тогда он скоро будет кастратом. В автобусе ехал мой старший брат Кристофер. Кстати, что думает коронер о вероятности самоубийства?

— Исключено. Причина первая: законопослушные граждане вроде миссис Люсьен, как и личности вроде тебя, плюющие на закон, не выбирают такой способ сведения счетов с жизнью — превратиться в гамбургер под автобусом. Причина вторая: миссис Люсьен известна как один из столпов общества. По глубине религиозных чувств она сопоставима с любым из двенадцати апостолов. Она с такой неукротимой энергией пыталась внедрить христианскую мораль в жителей нашего славного города, что полицейское управление чуть не спятило в полном составе. Она требовала действий. Полного и окончательного искоренения преступности. Знала, где, как и когда искать злоумышленников. И главное, за её спиной стояли могучие силы.

— Мой интерес стремительно возрастает.

— Своего покойного мужа она называла непогрешимым. В Нью-Йорке сегодня состоялось богослужение в его память, и мои ребята никак не могут взять в толк, почему вдова не отправилась туда накануне. Она друг многих церковных боссов, говорят, у неё хранится личное послание Папы Римского. Ко всему прочему к категории бедняков её не отнесешь, — по оценкам наших полунищих фараонов, и моей в том числе, леди оставила кругленькую сумму — одиннадцать миллионов зелененьких. Если желаешь, можешь присвистнуть.

— Уже сделано. Кому оставила?

— Единственному родственнику — своему племяннику, бездельнику и прожигателю жизни. Сегодня он заявился в морг, судя по всему, с тяжелого похмелья. Кивнул и сказал «да», она его тетка. Потом поморщился и ушел. Думаю, он продолжает пить от радости, но его можно понять. Если бы на меня, как спелая груша с дерева, свалился мешок с деньгами, я бы тоже напился.

— Что ещё о нем известно?

— Из тех возвышенных сфер, где он вращается, к нам просачивается скудная информация. Даже если он пожирает грудных младенцев, мы сможем узнать об этом лишь благодаря счастливой случайности.

По слухам, его выбрасывали из трех колледжей, но в конце концов он женился на приличной девушке из варьете, и возможно, скоро изменится к лучшему. А в чем твой интерес?

— Да так, вульгарное любопытство. Скажи, а что полиции известно о Доне Малли?

— На социальной лестнице он стоит на много ступенек ниже. Подонок, хотя его респектабельная внешность часто вводит в заблуждение. Несколько арестов по подозрению в кражах, но сидел он всего раз — за нанесение увечий мужу, который застал его в постели со своей женой. Трахать замужних баб — любимое развлечение Малли. Муж пытался отстаивать супружескую монополию, за что был нещадно бит и отправлен в больницу. Последняя пассия Малли — некая певичка из клуба «Орхидея». Он постоянно околачивается там вместе с Филипом Кордеем, который, говорят, сидит сейчас на мели. Но мы отклонились от темы. В общем, если желаешь повысить свой рейтинг среди полицейских чинов, помоги разобраться в деле Люсьен.

Рад бы, но это не в моих силах. Я не знаю абсолютно ничего, и мне непонятно, с какой целью ведется расследование. Разве никто не видел, как она свалилась под автобус?

— Видели по крайней мере две сотни прохожих — перекресток был забит людьми, ожидавшими зеленого сигнала. Но заметили ее, когда она была уже под колесом и отчаянно вопила. Её долго не могли опознать, личность установили лишь по прошествии десяти часов.

— В её сумочке не было документов?

— Не было сумочки. Опознали её по фирменной бирке портного… Не темни, Билл, ясно, что старуха Люсьен тебя интересует. Признайся, что тебя связывало с ней?

— Абсолютно ничего, — в очередной раз солгал я. — Извини, я тороплюсь. — Не дожидаясь ответа, я положил трубку. Хилари мой друг, и мне неприятно говорить ему неправду, хотя лицензия частного сыщика и не запрещает ложь во благо клиента.

Кстати о клиенте. Его следовало навестить, и начать надо было с человека, который мог к нему привести — мистера Дона Малли. Я надел летний костюм, материал которого, если верить портному, был способен дышать, сунул во внутренний карман пиджака свой неизменный «смит и вессон» и через десять минут уже припарковал «бьюик» в конце длинной вереницы машин. Неподалеку переливалась голубыми огоньками неоновая вывеска клуба «Орхидея».

V

Ресторан первого этажа выглядел респектабельно, как старая дева за чтением Библии. Я выбрал свободный столик и стал наблюдать за артистами на эстраде.

Два испанских танцора из Андалузии (в действительности из нью-йоркского Бронкса) закончили выступление под громкое щелканье кастаньет и жидкие аплодисменты. Официанты торопились наполнить бокалы гостей перед следующим номером. Внезапно зал погрузился в полумрак, прожектор выхватил из темноты центр невысокой сцены, оркестр начал наигрывать мелодию, и перед публикой появилась звезда ночного шоу.

Джулия Дюпрэ. Я видел её портрет в вестибюле, но искусство фотографии было несправедливо к ней. На неё следовало смотреть только в натуре. Она завлекала публику своим телом, словно бросая его в зрительный зал — берите, пробуйте, любуйтесь! На ней было длинное вечернее платье, подчеркивающее безукоризненную фигуру. Такого глубокого декольте я не видел давно — оно доходило до самого пупка. Роскошные рыжие волосы спускались волнами с плеч, большие круглые глаза смотрели в зал по-детски наивно и простодушно. Пышный бюст, тонкая талия и соблазнительные бедра завершали картину. После вступительных аккордов оркестра она начала петь «Я хочу полюбить тебя».

Она едва дошла до половины песни, как все присутствовавшие в ресторане мужчины уже успели переспать с ней, подняться, сварить кофе, вернуться в постель, одеть ее, потанцевать с ней, потом снова снять с неё одежду и в очередной раз улечься с ней. Я подумал, что являюсь свидетелем своего рода сексуального гипноза, не имеющего ничего общего с песней. Не возьми она вообще ни одной ноты, это не имело бы значения. Из неё просто сочился секс. Заканчивая песню, она сфальшивила, но публика неистово требовала повторения.

Всего она исполнила три шлягера. У неё не было голоса, не было таланта — абсолютно, она с таким же успехом могла просто петь «ба-ба-ба». Никто не заметил бы разницы.

Она гипнотизировала зал, как грубое олицетворение секса, пробуждая во всех плотское желание. Доведя кабак до невменяемости, она поклонилась, повернулась спиной к публике и не спеша удалилась.

Аплодисменты не прекращались минуты три, но она больше не появилась на сцене. Когда пик восторга миновал и дали полный свет, я начал озираться, ища глазами Дона Малли. Из-за дальнего столика неожиданно поднялся Филип Кордей и исчез за эстрадой. Я заказал очередную порцию водки. Танцы возобновились.

Допив водку, я рассчитался с официантом, медленно обошел танцующую публику, словно подыскивая партнершу, и незаметно нырнул за спины оркестрантов. За сценой начинался коридор — сырой, тускло освещенный, смердящий. Краска лохмотьями слезала с его стен, на потолке, как змеи, переплетались металлические трубы. Коридор не предназначался для посетителей — их надо было ошеломить роскошью, прежде чем они согласятся опорожнить свои кошельки.

Я двинулся вперед. За поворотом проход суживался; за первой, неплотно прикрытой дверью спорили мужчина и женщина. Их голоса были типичны для жителей Бронкса. Испанские танцоры. Он кричал на нее, в наиболее ответственных местах дополняя грубые ругательства постукиванием каблуков. Вторая дверь вела в пустую темную комнату, где проникавший из коридора свет отражался от потускневшего зеркала. Последней с правой стороны была дверь со звездочкой. Хотя за ней говорили негромко, до меня явственно долетало каждое слово.

Она говорила дрожащим голосом:

— Нет, Филип! Нет, Филип! Какой смысл повторять? Я уже всё сказала. Я не могу. Только когда всё будет по закону.

В его голосе слышались нетерпение и мольба:

— Джулия, ты не должна так поступать со мной. Я больше не могу! Я сойду с ума. Один раз, только один раз! Разве можно быть такой жестокой к человеку, который тебя безумно любит? Ведь ты знаешь, больше ничто не стоит на нашем пути. Дорогая, поверь мне, теперь всё в полном порядке!

Я давно не слышал такого идиотского объяснения в любви. На Джулию Дюпрэ, как, впрочем, и на меня, оно не произвело впечатления. Она холодно произнесла:

— Не знаю, о каком порядке ты говоришь, Филип. У тебя есть жена. Я признаю только законные отношения. Я люблю тебя всем сердцем и душой. Но если я уступлю тебе, высокие чувства, которые связывают нас, будут опошлены. Я этого не хочу!

Возможно, они соревновались в банальностях — кто кого переплюнет по части сентиментальных выражений. Мое ухо плотнее прильнуло к двери. Все это было чрезвычайно забавно.

Чья-то рука дернула меня за плечо:

— Что-нибудь потеряли, мистер?

Я обернулся. С этим типом мы уже встречались — Эдди Силвер. Неслышно подкравшийся ко мне сзади худосочный молодой подонок ассоциировался в моей памяти с одной из моих самых грубых психологических ошибок. Я расследовал одно небольшое дельце и в два часа ночи прихватил его, когда он взламывал дверной замок бакалейной лавки. Он был один и действовал настолько примитивно, что показался мне зеленым новичком. Он пустил слезу, помянул голодных сестричек и преждевременно овдовевшую маму, и я чуть не зарыдал вместе с ним.

Минут пять я читал ему мораль, потом предложил исчезнуть с моих глаз и больше не попадаться. Напоследок я хорошенько поддал ему в зад ботинком. Это была серьезная промашка. Парень вовсе не был зеленым новичком, он давно промышлял воровством. А шпана не забывает пинков в зад — это унижает их воровское достоинство. Он так и не простил мне оскорбления.

— Привет, Эдди! — дружелюбно сказал я.

Его серая от ночных бдений физиономия скривилась в злобной усмешке. Из-за прыщей, усеявших его щеки и лоб, усмешка получилась не столько пугающей, сколько мерзкой. Волосы Эдди Силвера были завиты, а одежда классом выше, чем при нашей первой встрече. Шею хулигана обвивал широкий розовато-лиловый галстук.

Он снова дернул меня за плечо, на этот раз сильнее, и прошипел:

— Отвали, Йетс, падла!

Да, крутой из него вышел гангстер, круче некуда.

Я растянул лицо в широкой ухмылке и дюймов на шесть оторвал от пола правую ногу. Он быстро отпрянул назад, и в его руке, как по волшебству, возник револьвер. Его реакция была быстрее, чем я ожидал, наверное, он усиленно тренировался.

— Я сказал — исчезни! — процедил он сквозь зубы. Затруднительное положение, в котором оказался его старый обидчик, доставляло ему наслаждение.

Удались я с миром, как он требовал, Эдди Силвер, наверное, простил бы меня за давний пинок. Но я не собирался подчиняться его приказам. Повернувшись к нему спиной, я постучал в дверь, на которой была нарисована звездочка.

Эдди грязно выругался. Из-за двери послышались звуки поспешно передвигаемой мебели и голос Джулии Дюпрэ, предложивший войти. Я шагнул в комнату.

Она сидела перед зеркалом в облаке пудры. При виде меня Джулия вежливо улыбнулась и вопросительно приподняла брови. Филип Кордей стоял в углу. На его одутловатом лице краснело пятно, оставленное губной помадой. От недавних переживаний он обильно вспотел, его руки тряслись. Появление третьего лишнего его не обрадовало. Думаю, в аналогичной ситуации я тоже не стал бы хлопать в ладоши от восторга.

Он тупо уставился на меня, и я заметил, что он в стельку пьян.

С трудом ворочая языком, он сказал:

— Какого дьявола ты приперся?

Повернувшись на стуле, секс-бомба спросила:

— Кто этот фраер, Фил?

— Йетс. — Он пытался разыграть большого босса. — Я нанял его. Ты пришел сообщить мне что-нибудь важное, Йетс?

— Весьма. Я весь день пытался связаться с тобой по телефону. Мне надо знать, вернулась ли домой твоя жена.

— Фил, — воскликнула Джулия Дюпрэ, — я и не знала, что ты женат!

На миг Кордей перестал казаться мне пьяным. Он обратился ко мне с достоинством лорда:

— Я предпочел бы, Йетс, чтобы вы не обсуждали мои частные проблемы в присутствии третьих лиц. Вы больше не внушаете мне доверия, и я вынужден отказаться от ваших услуг. Вы уволены?

— Фил! - поспешно вмешалась красотка.

Он с пьяной снисходительностью помахал рукой:

— Я знаю, что делаю, дорогая. Это больше не имеет значения. Йетс, отвали!

— Вот ключи от твоего коттеджа, — сказал я. — С тебя семьдесят пять баксов — день работы плюс накладные.

— Я сказал — убирайся!

— Семьдесят пять. Немедленно!

Его лицо стало малиновым.

— Утром я вышлю тебе чек.

Стука в дверь я не слышал, но она открылась. Ник Кафка, хозяин клуба, не имел обыкновения стучаться. Он вошёл вместе с Эдди, выглядывавшим из-за его спины. Я прислонился к стене.

Кордей торопливо сказал:

— Я как раз собирался заглянуть к тебе, Ник. Ей-богу. — Он выпрямил спину и по-солдатски вытянул руки по швам.

Кафка бросил на него презрительный взгляд.

— Заткнись, ублюдок, — коротко сказал он.

Не вынимая изо рта дымящейся сигары, он нисколько секунд молча разглядывал меня. Невысокий, широкоплечий, с квадратной челюстью и глубоко посаженными глазами, Кафка мало отличался от человекообразной обезьяны. Мы уже встречались однажды. Я пытался вернуть часть тех двадцати трех тысяч, которые сын моего клиента просадил в игорном притоне Кафки. Моя миссия закончилась провалом, мы с ним тогда не сошлись во взглядах. Похоже, сейчас мы тоже мыслили по-разному.

Протянув руку, он опустил её на плечо стоявшего рядом Эдди Силвера.

— Щенок, — сказал он, — ты трепался о каком-то сыщике. — Открытой ладонью он ударил Эдди по щеке. Тот побледнел и, спотыкаясь, непроизвольно шагнул вперед. — Выходит, это был просто треп. Перед тобой не сыщик, а вонючая недобитая ищейка, хуже легавого. Что тебе нужно, мразь?

— Он досаждает мне, — встрял в разговор Филип Кордей. — Я дважды сказал, чтобы он убирался.

— Так чего он тут стоит? Эдди, выброси этот мусор!

Мысль, что недоносок Эдди способен кого-нибудь выбросить, сама по себе была смехотворной. Я усмехнулся. Его рука полезла в карман, но я уже имел представление о его реакции. Я позволил ему вытащить револьвер, затем, как клещами, сжал его запястье, с силой повернул руку и вырвал пушку. Потом толкнул его в спину. Он отлетел от меня, но на ногах удержался.

Я не рассчитал силу толчка. На пути оказался Кафка, и лоб Эдди столкнулся с носом босса. Мгновенно хлынувшая кровь залила ему рот и подбородок.

В наступившей зловещей тишине я почувствовал себя не совсем уверенно. Вытащив из кармана носовой платок, Ник Кафка молча обтер лицо. Его маленькие глаза-буравчики не отрывались от меня. На лице Эдди Силвера была паника.

Я вежливо сказал:

— Не удивляйтесь, но я всегда предпочитаю уходить по собственной воле.

Прижимаясь к стене, я добрался до двери и открыл ее. Кафка убрал платок с лица и разглядывал оставшиеся на нем кровавые пятна.

— Не торопись, Йетс. У меня уйма времени.

— Не сомневаюсь, — ответил я и рванул прочь по коридору, запихивая на ходу себе в карман револьвер Эдди Силвера.

В ресторане по-прежнему танцевали. Мне не терпелось как можно скорее убраться из этого притона, однако прежде чем уйти, я хотел проверить одну догадку, уже некоторое время не дававшую мне покоя. Я подошел к стойке бара и в ответ на вопросительную улыбку бармена сказал:

— Двойной скотч. И запишите на счет мистера Филипа Кордея.

Шутите? Улыбка на физиономии бармена стала ещё шире. — За его счет вам здесь не дадут и стакана воды.

— Понял. — Достав револьвер, я положил его на стойку. — Передай Нику. Скажи, пусть не беспокоится о моих отпечатках.

Повернувшись, я быстрым шагом направился к двери. На улице я побежал вдоль вереницы припаркованных машин, каждую минуту ожидая преследования. Разбитый нос Кафки был чреват нешуточными последствиями.

Открыв дверцу «бьюика», я включил фары. Пот покрывал меня, словно мыльная пена. Навстречу машине, сунув руки в карманы, двигалась темная фигура. В ночной тишине глухо стучали шаги. Дон Малли!

Он прошел мимо и скрылся в подъезде клуба. Я начал колесить по городу, посетив все знакомые мне злачные места. Никто не видел, чтобы Филип Кордей доставал из бумажника деньги. Он подписывал счета. И ни разу не заплатил наличными.

Около двух ночи я вернулся домой. Раздевшись, я готовился отойти ко сну, когда зазвонил телефон.

VI

Она сказала:

— Алло, говорит Фэй Бойл.

— Желаете извиниться за постыдное утреннее бегство?

— Да, я так расстроилась из-за Дэнни, что не отдавала себе отчёта в своих поступках.

— А сейчас взяли себя в руки и узнали мой телефон? Желаете сказать что-нибудь?

После непродолжительной паузы она сказала:

— Мне нужна помощь. Муж моей сестры вчера не появился дома, и вы единственный человек в городе, к кому я могу обратиться. Помогите мне найти сестру. Насколько мне известно, это ваша профессия.

— Откуда у вас подобные сведения обо мне? Гадали на картах?

— Вам не нужна работа?

— Почему? Я согласен на любую. Сорок в день плюс накладные. Или единовременная выплата. У меня был печальный опыт с клиентом, больше без аванса не работаю. В данный момент я изнываю от безделья и одиночества. Приезжайте, обсудим всё на месте.

— Считайте, что вы уже работаете на меня, — сказала она. — Утром заеду к вам в контору.

— А я могу заглянуть к вам прямо сейчас. Где вы находитесь?

Она бросила трубку.

Вернувшись в спальню, я разделся догола и собирался нырнуть под простыню, когда раздался звонок в дверь. Набросив купальный халат, я выключил свет и достал револьвер. Потом заглянул за штору. Видимо, она всё же решила приехать. Я различил в полутьме смутные очертания женской фигуры. Опустив револьвер в карман халата, я вышел в коридор и открыл дверь. Передо мной стояла не Фэй Бойл — нанести мне визит решила сама звезда шоу-бизнеса Джулия Дюпрэ. Её «ягуар» стоял у поребрика.

Она сказала:

— Невыносимая духота! У вас не найдется ничего прохладительного? После трех выходов за вечер так хочется утолить жажду!

— Входите. — Я сделал широкий жест рукой.

Галантно шагнув из двери наружу, чтобы пропустить вперед даму, я быстро взглянул по сторонам. Посторонних машин вблизи видно не было. Я провел Джулию Дюпрэ по темному коридору и запер дверь на ключ.

— Сюда, — сказал я, зажигая свет.

Она вошла в гостиную, покачивая бедрами.

— Уютно и со вкусом, — сказала она, изучив интерьер. — Довольно неожиданно.

Сев на диван, она подобрала под себя ноги и вызывающе улыбнулась. Наверное, ей не терпелось познакомиться с коллекцией гравюр в моем доме.

После выступления в «Орхидее» Джулия переоделась. Сейчас на её плечах была легкая накидка, а платье из натурального шелка заканчивалось внизу широкой плиссированной юбкой.

— Пожалуйста, чего-нибудь выпить и немного музыки.

Я поставил диск с мексиканским джазом. Под сладкие звуки гитары-маримбы она несколько раз удовлетворенно вздохнула и сказала:

— Как хорошо!

— Да, — согласился я, — действительно хорошо.

Пройдя в кухню, я достал из холодильника лед, приготовил напитки и сел рядом с ней. Вопреки томным вздохам её глаза светились холодным блеском. Она знала, что ей нужно, и, каким образом ей удастся получить требуемое, её не тревожило. Крутая стерва, подумал я, даст сто очков вперед самому Нику Кафке.

Она деликатно отхлебнула виски из бокала.

— М-м-м, — мечтательно прошептала она, бросив на меня взгляд невинной девушки.

Я тоже мечтательно улыбнулся, скромно потупив взор. Я чувствовал себя полным идиотом, но она хотела вести игру именно так. Я пробормотал:

— Как мило, что вы зашли. Это визит вежливости?

— В какой-то мере. — Прищурившись, она лениво протянула руку и как бы в рассеянности легонько провела ею по моей выглядывавшей из-под халата волосатой груди. — Вы мне нравитесь, вы понравились мне с первого взгляда. Но особенно после того, как разбили нос этому уроду Кафке. Терпеть его не могу. Кроме того, я возмутилась до глубины души, услышав, как с вами разговаривал Филип.

— И решили приехать ко мне ночью, чтобы об этом сказать. — я медленно провел пальцем по её щеке и мечтательно вздохнул. Я ожидал, что она сейчас захлебнется смехом, но её лицо оставалось абсолютно серьезным. Хотя публику в ресторане ей удавалось приводить в неистовство, на близком расстоянии в частной квартире её чары были не столь эффективны.

— Вообще-то это была идея Филипа, — призналась она. — Он сожалеет, что был груб с вами. Переживает. Он и попросил меня заехать к вам. Разве его поступок говорит об уме? Оставить нас вдвоем. Ночью… — Внезапно подавшись вперед, она обеими руками обхватила меня за шею и тесно прижалась ко мне.

Не скажу, что я испытал неприятные чувства. Скорее наоборот. Её мягкое плечо касалось моей щеки. Она по-змеиному изогнулась и в один миг оказалась у меня на коленях.

В следующее мгновение, изогнувшись таким же образом, она стремительно с них соскочила.

— Нехороший! — надув губки, произнесла она.

— Револьвер, — сказал я в свое оправдание и, вынув «смит и вессон» из кармана, положил рядом с собой.

Она хихикнула:

— Вы меня боитесь?

— Вы слишком красивы.

Она с интересом наблюдала за борьбой чувств, отражавшихся на моем лице. Кажется, вспышка страсти, которую я умело изобразил, а затем с великим трудом подавил, удовлетворила ее. Я снова прошел в кухню, откуда принес два полных бокала и присел рядом с ней.

— Я тоже человек, Джулия. Давайте сядем подальше друг от друга и побеседуем. Так что вы сказали о Филипе?

— Он собирался приехать сам, но не рассчитал свои силы, — сказала она. — Теперь вряд ли протрезвеет раньше полудня. Хотел извиниться и возобновить прежнюю договоренность. Он нанимает вас снова. — Сунув руку за вырез платья, она извлекла оттуда стодолларовую купюру. — Ваш аванс.

— Мало, — сказал я.

Запустив руку в прежнее место, она вытащила вторую сотню.

Я сказал:

— Отлично. Так что за проблема?

— Мне нравится ваш деловой подход, — сложив трубочкой губки, проворковала она. — Я хочу, чтобы мы стали друзьями, хорошими друзьями — я, вы и бедный Филип. Вы даже представить себе не можете, как невыносимо тяжела была его жизнь с теткой! Она была сука и никакого другого слова не заслуживает.

— Я не имел чести встречаться с ней.

— А мы знаем, что встречались. Разве нет? — Её серо-стальные глаза вновь прошлись по мне оценивающим взглядом.

По движению её тела я понял, что она собирается в очередной раз прыгнуть мне на колени. Я выставил вперед руку, лишив её подобной возможности.

— Подождите, — сказал я, — давайте разберем всё пункт за пунктом. Кордей нанял меня, чтобы я раздобыл компромат на его жену. Нашу договоренность следовало держать в глубочайшей тайне. Я согласился на его условия. Затем тетка Кордея попадает под автобус.

При следующей нашей встрече он без каких-либо оснований грубо отказывает мне. Вывод первый: причин для сохранения тайны больше нет. Напрашивается и второй вывод: Кордей боится, что суд не даст ему развод, если обнаружится его собственная неверность. А у меня есть доказательство этого. От Эдди Силвера он знает, что я подслушивал у дверей вашей уборной, когда у вас с ним было любовное объяснение.

Отодвинувшись от меня, она с возмущенным видом откинулась на спинку дивана:

— Если такие доказательства и существуют, ко мне они не имеют отношения. Я не принадлежу к подобной категории женщин. Мне даже не было известно, что он женат.

— Ха-ха! Расскажите об этом птичкам! Вы знали даже, что он намеревается развестись. Когда я неожиданно появился в вашей уборной, ему пришлось сказать, кто я такой и что нас связывает. Именно вы и убедили его после моего ухода не отказываться от моих услуг. Боялись, как бы он не передумал разводиться. Я ещё подумал, что он пробует себя в новом качестве — в роли миллионера, которым стал после смерти тетки. Короче, вы были против. Зачем посвящать в курс дела ещё одного человека, договариваться с другим сыщиком? Вам не откажешь в сообразительности.

— Можете не сомневаться, — глухо пробормотала она.

— Есть и другая, пожалуй, даже более веская причина вашего визита. Я имею в виду информацию, которую вы несомненно получили из какого-то полицейского источника. Ваш осведомитель сообщил, что я разговаривал с миссис Люсьен перед самой её гибелью. Вам важно знать, что она мне сказала. Вы рассудили, что лучше прийти вам, а не Филипу, потому что красивая женщина в легком платье добьется большего, чем красивый мужчина в костюме из любой ткани. Сколько баксов спрятано у вас в лифчике на случай, если я потребую еще?

— Остряк! — сказала она, поднимаясь с дивана. — Я не ношу лифчика.

— Неужели всё натуральное?

— Можете убедиться. — В её улыбке не было радости. Она на решила бросить притворство. — Так что вам сказала миссис Люсьен? Я согласна заплатить тысячу.

— Чудесно. Платите, я жду. Она попросила передать ей сахар.

Её лицо внезапно исказила злобная гримаса:

— Сколько вы хотите? Полторы тысячи, две?

— До свидания, куколка. — Я протянул ей накидку. — Заходите как-нибудь в другой раз.

Схватив обе сотенные бумажки, она сунула их за вырез платья и выскочила в коридор.

— Вы ещё обо мне услышите! — злобно крикнула она на прощание.

Диск с мексиканской музыкой подошел к концу. Я открыл дверь на улицу и проследил, как «ягуар» Джулии Дюпрэ отъезжает от поребрика. Потом, погасив свет, высунул голову в окно.

Она остановила машину в самом конце улицы. Из темного подъезда вышел человек. Решив, что её встречает Филип Кордей, я удивился, как твердо стоит на ногах этот беспробудный пьяница. Когда мужчина садился в машину, свет упал на его пшеничные волосы.

В темном подъезде в конце улицы Джулию Дюпрэ ожидал Дон Малли.

В моей голове всё окончательно перепуталось. Стоя возле открытого окна, я пытался систематизировать разрозненные факты, когда из бокового проезда выехал черный лимузин и медленно двинулся по середине улицы. Водитель высматривал номера домов. Я быстро захлопнул окно. В следующий момент машина остановилась напротив моего дома и из неё выскочили четверо. У них, как в классическом гангстерском боевике, были высоко подняты воротники и низко надвинуты на глаза шляпы. Главарь жестом отдал приказ, и двое налетчиков быстро зашагали в противоположных направлениях. Они заходили за дом сзади. Меня собирались прижать с двух сторон, как сандвич.

Я не слабак, без особого труда справился бы с двумя, а возможно, и с четырьмя, будь они все в одном месте. С квартетом, разделенным на пары, — одна перед домом, другая позади — не совладал бы никто. Я тоже начал двигаться. В коридоре кто-то открывал отмычкой замок. Спустя десять секунд дверь бесшумно отворилась. Через кухню я пробрался в кладовку в задней части дома. Двое налетчиков наверняка уже заходили с тыла. Я покрылся холодным потом, вспомнив, что оставил револьвер на диване.

Я помчался прочь от дома скачками, как кенгуру. Перепрыгнув через невысокую деревянную ограду, я оказался в саду своих соседей Эбботов. Задняя дверь дома была отворена. Её не закрывали по той причине, что в скромном жилище не было ничего ценного, кроме восьмерых детей, которых никто не согласился бы похитить ни за какие деньги.

Прошмыгнув в переднюю, я глянул в окно — лимузин с забрызганным грязью номерным знаком стоял на прежнем месте. Я подошел к телефону и начал набирать номер полиции, но в последний момент передумал.

Я продолжал наблюдение в течение минут двадцати, пока бандиты не вышли из дома. Оставалось неясно, кто их нанял. Быстро забравшись в машину, они завели двигатель и скрылись за поворотом, где, возможно, и притаились. Я не желал рисковать, они могли вернуться — они или кто-нибудь другой.

Внезапно в передней зажегся свет — в дверях стоял хозяин дома Джон Эббот. Вокруг талии у него было обмотано полотенце, в руке он держал толстую палку.

Черт бы тебя побрал, Билл, — недовольно проворчал он, увидев меня. — Разве можно пугать по ночам добропорядочных людей? Что ты тут делаешь? Бродишь во сне?

— Погаси свет! — Он выключил лампочку. Я сказал: — Джон, мне нельзя возвращаться домой. Я хотел бы провести эту ночь у тебя.

— Нет проблем. Сейчас я тебя устрою.

Он провел меня в комнату, где на тумбочке стоял ночничок, а рядом — двуспальная кровать, а чуть в стороне — Односпальная. На двуспальной кровати лежали три мальчугана, и ещё двое — на односпальной. Все крепко спали. Подняв по очереди сыновей с односпальной кровати, Джон Эббот перенес их к братьям. Никто из детей не издал ни звука.

— Теперь она твоя. — Он указал пальцем на освободившуюся кровать. — Неприятности, Билл?

— Временные.

Могу чем-нибудь помочь?

— Пока нет.

Я с комфортом устроился на кровати, но сон не шел. В моем возбужденном мозгу, сменяя друг друга, мелькали лица Фэй Бойл, Глории Кордей, Джулии Дюпрэ. Я начал строить догадки, что бы могла мне рассказать миссис Люсьен. Свет ночника действовал мне на нервы.

На соседней кровати послышалось шевеление. Младший отпрыск Эбботов, не просыпаясь, поднялся и, переступив через братьев, вернулся на свою законную постель. Я подвинулся уступая ему место. Прижавшись ко мне, он обхватил мою шею руками.

Только тогда я сумел забыться сном.

VII

После завтрака с семейством Эбботов я отправился проведать свое жилище.

Моя квартира выглядела так, словно на неё обрушился торнадо. Четверо громил добросовестно отработали свой хлеб. Возможно, что и шлюха Дюпрэ, вернувшись вместе с Малли, приложила руку к погрому. Сорванные со стен картины, разрезанные и выпотрошенные матрасы и подушки, бумаги из ящиков стола, белье из шкафа валялись вперемешку на полу.

Ночные гости не оставили в покое и ванную — шторка душа была сорвана, рулон туалетной бумаги размотан. Они не пропустили ни одной мелочи, тем самым косвенно указывая на размер разыскиваемого предмета.

Мои нервы были напряжены до предела. Тщательно побрившись, я оделся и пошел предупредить Лу Эббот, что сегодня у меня прибирать не надо. Именно она, жена моего соседа, содержала в чистоте и порядке мое жилище. В непосредственной близости от её дома сидел на столбе телефонист, у него был вид обычного работяги, но сегодня никто не внушал мне доверия, и я тотчас вернулся к себе. Только тогда я заметил, что револьвера, оставленного мною на диване, более там нет. Это обстоятельство расстроило меня до такой степени, что я нарушил свое железное правило — не пить по утрам. Несколько глотков неразбавленного виски были для меня сейчас жизненной необходимостью.

Я снова вышел из дома, внимательно огляделся по сторонам, после чего направился к припаркованному в некотором удалении «бьюику». Улица жила обычной размеренной жизнью. Старушка вела за руку малыша. Молодые хозяйки спешили в ближайший магазин за покупками. Я завел двигатель и тронулся с места. Оранжевая иномарка, не отстававшая от меня кварталов шесть, свернула в сторону, и мои опасения, что меня ведут, развеялись. Ничего подозрительного вблизи заметно не было, но я по-прежнему не хотел рисковать. Свернув в противоположную от конторы сторону, я минут пять ехал по прямому, как стрела, участку дороги, где обнаружить хвост не составляло труда. Припарковав наконец «бьюик» в тихом переулке, я дошел до угла Сент-Кэтрин-стрит и, затесавшись в толпу пешеходов, прошмыгнул в подъезд своей конторы. Мои противники были дотошными парнями, хотя и не слишком сообразительными. Они вырубили дверной замок зубилом, в то время как могли просто потрясти дверь — она открылась бы без проблем.

Сейф в кабинете был взломан, его содержимое разбросано по полу. Я был рад, что не хранил в нем документов о прошлых и текущих делах.

После их визита бутылка водки, стоящая на письменном столе, оказалась наполовину опорожненной.

Я снова нарушил железное правило не пить по утрам, потом в очередной раз попробовал привести в порядок свои мысли. У противников было несомненное преимущество передо мной — они знали, что им требуется, для меня же смысл происходящего оставался туманным. Возможно, правда, пришло мне в голову, им неизвестно, что нашу улицу обслуживает ленивый почтальон.

Спустившись на первый этаж, я зашел в небольшую лавчонку, расположенную прямо под моим кабинетом.

— Привет, Тони, — сказал я. — Почту уже приносили?

— Конечно. — Наклонившись, он достал из-под прилавка пачку писем, которые почтальон не удосужился разнести по этажам.

Пять писем было адресовано мне, четыре из них не содержали ничего, кроме счетов. Последнее было в дешевом конверте, который можно купить в любой аптеке. Оно было толстым и тяжелым, а надпись на конверте сделана женской рукой.

— Благодарю, — сказал я.

Вернувшись в кабинет, я бросил счета на пол, где они остались лежать вместе с другим хламом, и открыл последний конверт.

В него были вложены короткая записка, пятидесятидолларовая купюра и второй, меньшего размера конверт из плотной оберточной бумаги. На его обратной стороне была сургучная печать. Он напомнил мне тот конверт, который я видел мельком в сумочке миссис Люсьен. Я отложил его в сторону, положил поверх него пятьдесят баксов и приступил к чтению записки. Она начиналась с сути, без преамбулы:

«Мистер Йетс, вам пишет женщина, с которой вы разговаривали в кафе «Медвяная роса». Я тетка и опекунша Филипа Кордея, что вам наверняка хорошо известно. Я знаю с какой целью нанял вас Филип, и именно по этой причине пыталась уговорить вас отказаться от работы. Видимо, я предложила вам слишком мало…»

Открылась дверь. Я ощутил легкий запах духов и острое чувство опасности. Я не поднял голову — в этом не было смысла. Я был безоружен. Внезапно мне стало предельно ясно, что миссис Люсьен попала под автобус не случайно — кто-то её толкнул.

Я надеялся, что записка прольет свет на обстоятельства этого дела. Я продолжил чтение:

«Я не видела племянника два дня и не увижу до тех пор, пока не вернусь из Нью-Йорка в конце следующей недели. Мне известно, что вы находитесь с ним в постоянном контакте. Прошу вас передать ему второй конверт и сказать, что я разрешаю ему сломать печать. Надеюсь, после этого ваши услуги ему больше не потребуются. Взамен я уплачу вам вдвое больше того, что обещал он. Даю вам слово. Вкладываю в письмо пятьдесят долларов как свидетельство моих серьезных намерений. Дэниель Люсьен».

За моей спиной послышался голос:

— Мистер Йетс, я полагаю?

— Вы не ошиблись, сэр. Я к вашим услугам.

Я глянул вверх. Их было двое — один долговязый, другой намного ниже. Оба подстрижены на голливудский манер, в модных костюмах, с пушками в руках. Духами пахло от долговязого. У коротышки выглядывали изо рта щербатые зубы, и он беспрестанно подхихикивал без видимой причины. Прежде я не встречал ни того, ни другого.

Услышав мой вежливый ответ, он буквально зашелся от смеха. Высокий, которого я опасался в меньшей степени, видимо, не получил хорошего воспитания. У него были ненормально длинные руки, узловатые пальцы и безобразное лицо. Он процедил сквозь зубы:

— Соображаешь, падла, зачем мы пришли?

— За автографом?

Коротышка захихикал ещё веселее:

— Ты только подумай, Гарри, какой нам достался остроумный фраер. — Он подошел ближе к моему рабочему столу. — Мы не нашли ничего у тебя дома и здесь вытащили пустышку. Выходит, ты держишь всё при себе. Ну-ка, подними руки так, чтобы я их видел. Отлично, сейчас мы тебя немного пощупаем.

Его взгляд задержался на письме. Он взял его в руки и пробежал глазами. Потом, удовлетворенно хихикнув, сунул пятьдесят баксов в карман.

Встав за моей спиной, коротышка сломал сургучную печать второго конверта. Помолчав несколько минут, он негромко произнес:

— Ну и дела! — Он отступил на три шага в сторону и снова оказался в поле моего зрения. Его рука держала лист плотной бумаги с машинописным текстом и несколькими гербовыми печатями. — Нет, ты только подумай! — с некоторой укоризной сказал он своему напарнику.

Долговязый на несколько мгновений оторвал от меня взгляд и посмотрел на бумагу. Я заметил, что у него желтые глаза. Смешливый бандит отложил револьвер в сторону, достал позолоченную зажигалку и поднес её к документу. Вощеная бумага горела медленно, и зажигалкой ему пришлось чиркать дважды. Потом он сжег записку и оба конверта, а пепел растоптал на полу.

Не переставая хихикать, он обошел стол теперь уже с другой стороны. Тональность его смеха несколько изменилась, она нравилась мне меньше прежней. Я глянул на недопитую бутылку водки, и мне страстно захотелось сделать ещё хоть пару глотков. За окном шумела улица, слышались разноголосица гудков, редкие выхлопы отработанных автомобильных газов. В руке коротышка держал пистолет тридцать второго калибра. Судя по тому, как уверенно он с ним обращался, убивать людей ему было не впервой. Звук выстрела будет неотличим от автомобильного выхлопа. Я почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота.

Коротышка бросил на напарника веселый взгляд, его глаза радостно искрились:

— Заводи машину, Гарри. Развернись к северу, но не отъезжай. Пусть мотор прогреется. Я буду минут через пять.

Гарри исчез, дверь за ним бесшумно закрылась. Коротышка теперь смеялся не переставая.

Я сказал:

- Пять минут? Зачем так тянуть?

Он едва не захлебнулся от смеха. Ситуация доставляла ему несказанное наслаждение.

— Мой девиз: истинный художник всегда выбирает оптимальный момент.

Негодяй, видимо, получил неплохое образование.

— Пожалуй, ты прав. Мне встать или можно сидя?

— Конечно, встань. — Он помахал револьвером.

Я поднялся.

— Теперь лучше. Такая гора мускулов способна коленями опрокинуть на стол. А теперь я спокоен.

Мысль о коленях не приходила мне в голову — я был слишком напуган. Маленький шанс был упущен безвозвратно. Я стоял, безвольно опустив руки на письменный стол и глядя на полупустую бутылку водки. Я сказал:

— Что ты с этого имеешь, кроме садистского удовлетворения?

— Баксы, мой милый, баксы. Это моя профессия. А теперь повернись и отойди от стола. Не хочу, чтобы меня внезапно сбили с ног.

— Понял, — ответил я.

Намерения предпринять последнюю отчаянную попытку я не оставлял, хотя, на мой взгляд, шансов на успех у меня не было. Слишком стремительной была реакция у бандита.

Я медленно переставлял ноги, направляясь к той точке кабинета, куда он указывал. Мое положение выглядело практически безнадежным. Вопрос был лишь в том, какую часть моего тела поразит пуля. Я продолжал двигаться. Бандит слегка пошевельнулся. Я подумал, что сейчас он нажмет на спусковой крючок и моя жизнь бесславно завершится. Но нет, он продолжал стоять, и по его лицу было заметно, что сейчас он снова радостно рассмеется. Коротышка был слишком уверен в себе. Он собирался прикончить меня, когда я дойду до противоположной стены.

Я больно ударился бедром об острый угол стола. Покачнувшись, я, как слепой, стал цепляться правой рукой за воздух. Его глаза сверкнули. Левой рукой я схватил горлышко водочной бутылки и взмахнул ею.

Удар пришелся по костяшкам пальцев его руки, державшей револьвер. Я вложил в удар всю свою силу, но бутылка, к моему удивлению, осталась цела.

Он бессмысленно захихикал. Перехватив руку убийцы, я начал медленно разворачивать револьвер. Когда дуло уперлось в его грудь, я нажал на спусковой крючок. Он продолжал стоять. Через несколько секунд я услышал короткий всплеск смеха. Он смеялся последний раз в жизни. Смешливый бандит рухнул на пол, и его лицо исказила предсмертная судорога.

Сделав три глубоких вдоха подряд, я налил в стакан водки и сел. Раздался телефонный звонок. Я снял трубку.

— Я ожидал вас, — сказал я.

Ее голос показался мне более мелодичным, чем прежде:

— Вы предполагали, что я позвоню?

— Фэй Бойл?

— Нет, её младшая сестренка Глория Кордей.

Это обстоятельство меня немало удивило. Я сказал:

— Хорошо, что вы позвонили. Мы волновались, где вы и что с вами.

— Очень мило с вашей стороны. — Её голос то пропадал, то прорезывался вновь. Слышимость была никудышной, я с трудом разбирал, что она говорит. — Я тоже беспокоюсь за себя, почему и стараюсь держаться в тени.

— Она перевела дыхание и быстро продолжила: — Мистер Йетс, вы не станете возражать, если я перейду прямо к делу? Я не хочу, чтобы вы продолжали работать на моего мужа. Я предпочитаю нанять вас сама. Ваши услуги будут оплачены по самым высоким расценкам.

— Сколько?

— Сколько назовете. В разумных пределах.

— Что от меня требуется?

— Видите ли… — Она внезапно замолчала, ожидая, видимо, что разговор продолжу я. Однако, учитывая последние события, мне не приходила в голову ни одна здравая мысль. Она сказала: — Вы не могли бы заехать ко мне?

— Куда?

— Туда, где вы видели меня последний раз. Я остановилась в отеле.

— Договорились, — сказал я. — Я больше не работаю на вашего супруга. Теперь я получаю указания только от вас.

— Вы можете приехать незамедлительно?

— Скоро, но не сию минуту. — Я посмотрел на лежавший на полу труп. — Как только смогу.

— Пожалуйста, никому не сообщайте о нашем разговоре. До свидания.

— До свидания, — сказал я.

Я допил водку. Потом обследовал кучку пепла на полу, но не смог разобрать ни единого слова. Собрав пепел, я выбросил его в окно. Попеременно открывая и закрывая дверь, я сдул пыль в коридор. Все эти операции я проделал, стоя на четвереньках. Голова покойника была повернута в мою сторону, и он улыбался, обнажив щербатые зубы.

Я достал полтинник из его кармана и переложил в свой. Потом тщательно обыскал его, не обнаружив ничего, кроме сигарет, зажигалки и ещё семидесяти баксов, которые я не тронул. Его костюм был сшит в Чикаго. Я аккуратно сложил все бумаги, навел в кабинете порядок, стряхнул пыль с колен и уселся за рабочий стол.

После этого я позвонил капитану Хилари в полицейское управление.

VIII

Первыми прибыли полицейские, патрулировавшие ближайшую часть города. Потом перед домом затормозил чёрный фургон, и за следующие четыре часа перед моими глазами прошла вереница полицейских служащих — фотографов, лаборантов, следователей.

Дольше других пробыл в моем кабинете медэксперт — крошечный человечек с подозрительными глазами и язвительным языком.

Капитан Хилари приехать не смог. Двое полицейских детективов, оба в звании сержанта, были моими давними недоброжелателями, хотя и не относились к разряду злейших врагов. Ревлон — франко-канадец, был худощав, с налетом элегантности. Он обращал на себя внимание спокойным голосом, золотистой кожей и вьющимися каштановыми волосами.

Другой сыщик, по фамилии Бедекер, обладал гигантскими кулаками, широким плоским лицом и абсолютно лысой головой.

Последнее обстоятельство являлось причиной его перманентного недовольства жизнью. Я не испытывал симпатии ни к тому, ни к другому, но особенно к Бедекеру.

Он сказал:

— Ну-ка, повтори ещё раз.

— Столько, сколько твоей душонке угодно. Я только что пришел. Принял утреннюю дозу из этой бутылки. Открылась дверь, вошел вот этот коротышка, размахивая тридцать вторым и повторяя на ходу: «Спокойно, мистер, спокойно, прошу передать мне деньги!» Я объяснил, что баксов при себе не имею, но он не поверил. Спорить с ним я не стал по тридцати двум причинам. Он пожелал обыскать меня, велел встать по другую сторону стола. Я ударил его бутылкой, бросился на него, пытался отнять пушку. Мы катались по полу, когда он неловко нажал на спусковой крючок и пуля угодила ему в грудь.

Бедекер помахал растопыренной ладонью с черными ободками грязи под ногтями:

— Подожди! Что это за тридцать две причины?

— Он имеет в виду револьвер тридцать второго калибра, — шепотом подсказал ему Ревлон. — Остроумный выродок, да?

Медэксперт возился на полу над трупом, напоминая щенка, заглядывающего в аквариум с рыбками.

Ревлон достал носовой платок и осторожно взял бутылку.

— На ней кровь, док, — обратился он к медэксперту. — Как там рука покойника? Действительно сломана?

— Действительно, хотя, может быть, после смерти. Точно скажу позднее.

Проведя пальцами по своим волнистым волосам, Ревлон приоткрыл дверь и крикнул дежурившему в коридоре полицейскому, чтобы тот прогнал с лестницы зевак. Потом вернулся в мой кабинет и начал принюхиваться.

— Другие посетители у тебя были? Пахнет духами. Или ты сам ими пользуешься?

— Какими духами?

Бедекер сказал:

— Покойник одет как гомик. Может, Йетс пристрелил его из ревности?

— Браток, — сказал я, — половина городских шлюх подтвердит, что ты не прав. Побойся Бога. Я дам тебе сотню адресов, и ты убедишься сам.

Медик наконец поднялся с пола:

— Здесь мне больше делать нечего. Фотограф заснял всё, что требовалось.

Не дожидаясь ответа, он открыл дверь и велел санитарам забрать труп.

Смешливый коротышка ещё не успел окоченеть. Внешне он совсем не изменился, только как-то ещё больше уменьшился в размерах. Казалось, он спит. Мне даже стало чуточку жаль его.

Теперь в кабинете оставались только я и два копа.

— Ну-ка, повтори снова, — в очередной раз потребовал Бедекер.

Я начал:

— Я только что пришел. Принял законную утреннюю дозу…

Он с силой толкнул меня в плечо тыльной стороной ладони. Я едва удержался на ногах.

Говори медленнее и не повторяйся. — Проведя ладонью по вспотевшей лысине, он глянул куда-то в сторону и неожиданно ткнул мне кулаком в лицо.

Я с размаху грохнулся на пол.

— Не распускай руки, плешивая тварь, — сказал я, поднимаясь. — Объясни, что тебе нужно. Я всё расскажу, как ты того пожелаешь. Подписывать ничего не стану. Зато мы оба сбережем время и нервы. Предположим, он шантажировал меня и поплатился за это жизнью. Или клиент потребовал деньги обратно, а я не пожелал отдавать. Меня устроит любой вариант. Выбирай. Я доставлю тебе удовольствие.

Бедекер медленно сжал кулаки:

— Удовольствие мне доставит только твоя разбитая морда.

Я посмотрел ему прямо в глаза. Они были налиты злобой.

Я сказал:

— Наступит день, и я посчитаюсь с тобой, легавый.

Он занес руку для удара, но Ревлон успел перехватить ее.

— Спокойно, Бедекер, не будем слишком отклоняться от устава. Йетс, кто этот парень?

— Понятия не имею.

— С какой целью он пришел?

— Ограбление.

— Повтори!

Я повторил.

— Ещё раз.

Я повторил ещё раз.

Потом мы поехали в город. Элегантный Ревлон сидел рядом со мной в моем «бьюике». Бедекер следовал сзади в патрульной машине.

В управлении я снова и снова повторял свой рассказ, пока сам в него не уверовал. Мне начало казаться, что всё происходило именно так, как я говорил. Я ответил не меньше чем на сотню идиотских вопросов, но той информацией, которую намеревался скрыть, с ними так и не поделился.

Потом меня пригласил к себе в кабинет капитан Хилари. Я сел в кресло и закурил. Уже наступил вечер. Жара плохо действовала на капитана, явно не улучшая его настроения.

— Более дурацкого объяснения тебе в голову не пришло? — раздраженно спросил он.

— Ну конечно, я всё выдумал, чтобы позлить твоих придурков.

— Дело в твоих манерах. Как ты себя ведешь, когда тебя допрашивают представители закона? Ты вывел Бедекера из себя, а у него и так забот хватает — я поручил ему расследовать смерть миссис Люсьен.

— Об этом он не промолвил ни слова.

— Разве он обязан тебе докладывать? Ты тоже ничем не помог нам.

— Не спорю. Ну а по большому счету, твой Бедекер — законченный негодяй. — Я небрежно выпустил изо рта облачко дыма. — Выяснил, кому достанутся деньги миссис Люсьен?

— Завещание вскроют завтра после похорон, но уже сейчас ясно, что всё получит племянник и лишь небольшая сумма пойдет на благотворительные цели.

— Откуда у тебя такая уверенность?

— Он — единственный из родственников, оставшийся в живых. Репутация семьи была у старухи пунктиком. Она боялась скандалов даже после своей смерти. А скандал вышел бы грандиозный, оставь она деньги кому-нибудь другому.

— Понял, — сказал я. — Кто их адвокат?

Он посмотрел на меня, прищурив один глаз:

— Билл, не корчи из себя целку. Зачем тебе нужна информация?

— Объясню позднее.

Хилари сердито фыркнул, но всё же поднялся из-за стола и вышел из кабинета. Возвратившись минут через пять, он с видимым трудом пытался скрыть недоумение.

— Джозеф М. Хэпуорт, — сказал он.

У меня едва не вырвался возглас изумления. Хэпуорт был вдовцом, его сын учился в дорогом престижном университете. Хэпуорт считался непревзойденным знатоком законов и обладателем крупного состояния. В то же время он не признавал никаких моральных преград, если существовала возможность сорвать с клиента куш. В прошлом я лишь случайно избежал столкновения с ним на почве различного толкования юридических норм. Тогда он занимался каким-то темным делом, связанным с акционерной компанией, и шантажировал держателей акций, пока те не откупились от него.

Я сказал:

— Хэпуорт? Никогда о нем не слышал.

— Хватит меня разыгрывать! Отвечай, какое отношение ты имеешь к делу Люсьен?

Я молчал. Хилари был моим другом, но сейчас, наверное, он ненавидел меня так же, как любой полицейский ненавидит увиливающего от показаний свидетеля.

— Что ж, Билл, увидимся позднее. А сейчас убирайся!

— Последняя просьба, — сказал я. — Одолжи мне на время револьвер.

— Как же, как же, с огромным удовольствием, — со злым сарказмом сказал он. — В управлении у нас несколько моделей. Вам, сэр, желательно какую?

— Остынь, — сказал я. — Моя просьба вполне законна. Вот лицензия.

— Разрешающая носить оружие только с указанным номером. И никакого другого. Вот и пользуйся на здоровье своей пушкой.

— Её похитили.

Он посмотрел на меня долгим суровым взглядом. Вероятно, так озирает окрестности аллигатор, высунув голову из воды.

— Напомни, что ты сказал мне о своей заинтересованности в деле Люсьен?

— Вроде бы ничего.

— Тогда оторви свой зад от кресла и убирайся. Из города не уезжай. Ты понадобишься. Когда опознают этого гомика. Исчезни!

— Я позвоню, — сказал я.

Я вышел на улицу, миновал два квартала, потом, свернув направо, ещё три, прошел с полмили налево и остановился возле витрины с красивыми галстуками. Какой-то тип в штатском, не отстававший от меня, пересек по диагонали улицу и принялся изучать рыболовные снасти в витрине соседнего магазина. Я неторопливо двинулся вперед. Он прошёл полквартала и остановился. Ситуация была мне не по душе. Я не знал, по чьему приказу ко мне приставили хвост — то ли так распорядился Хилари, то ли проявил инициативу Бедекер. В любом случае от слежки необходимо было избавиться.

Я дождался появления такси, убедился, что в обозримых пределах не видно других машин, помахал рукой и, когда водитель затормозил, прыгнул в салон. Хвост на противоположной стороне улицы в панике рванул через дорогу. Когда такси заворачивало за угол, я обернулся. Легавый отчаянно махал рукой, тщетно пытаясь остановить частника.

Я велел таксисту покрутиться по городу минут десять, потом, указав знакомое здание, попросил остановиться. Нырнув в подворотню, я быстрым шагом миновал два проходных двора и спустя минуту уже находился на другой улице.

Ближайший телефон-автомат был в аптеке. В справочнике против имени Джозеф М. Хэпуорт значилось два номера — служебный и домашний. Для начала я набрал домашний и, когда ответа не последовало, позвонил в контору. Трубку быстро сняли, и низкий, хорошо поставленный женский голос сказал:

— Адвокатская контора мистера Хэпуорта. Говорит мисс Хемминг.

— Позовите босса.

Не сомневаюсь, меня приняли за грубияна. В голосе мисс Хемминг послышались возмущенные нотки:

— У него совещание. Что-нибудь передать?

— Скажите, что с ним желает говорить Йетс. По поводу старухи Люсьен.

Она была вышколенной секретаршей. Её голос не изменился ни на йоту:

— Минутку, сэр, посетитель, кажется, вышел. Соединяю.

Я ждал. Послышались три щелчка различной тональности — мягкий, плавный и ещё один, чуть резче. На другом конце провода меня слушали по крайней мере два человека. Вкрадчивый, густой, с легким шотландским акцентом голос словно сдабривал каждое слово елеем:

— Да-а? Мистер Йетс? Вы желаете со мной побеседовать? Что именно вас интересует?

— Хочу выяснить некоторые обстоятельства, касающиеся вашего клиента — миссис Люсьен. Где бы мы могли встретиться?

Содержание елея в его голосе оставалось прежним. Он вежливо поинтересовался:

— Могу я узнать, мистер Йетс, какое отношение вы имеете к упомянутой леди? Вы были друзьями?

— Больше чем друзьями. Сегодня утром я получил письмо, написанное ею незадолго до смерти. Некий бандит пытался отнять его у меня. В результате он сам распрощался с жизнью.

Та-ак, — внезапно изменившимся голосом протянул он. Можно было подумать, что кто-то убрал у него из-под носа любимое лакомство. — Да, я кое-что слышал об этом прискорбном инциденте. Знаете, до адвоката слухи доходят из различных источников. Но почему вы считаете, что данный факт может представлять для меня интерес?

— Негодяй ошибся, думая, что уничтожил оригинал, но я же давно играю в эти игры. Ему досталась копия.

Расколоть Хэпуорта было не так-то просто.

— Ясно. А дальше?

— Возможно, вы знаете заинтересованных лиц? Тех, кто подослал ко мне визитера? Если так, мне полезно было бы встретиться с ними. Или сперва мы потолкуем тет-а-тет?

Он медлил с ответом.

Я сказал:

— Полагаю, вы знаете, что ваша клиентка разговаривала со мной за несколько минут до смерти? Могу поспорить, она не сама упала под автобус — её толкнули.

Щелчок на другом конце провода подсказал мне, что один из слушавших положил трубку. Хэпуорт шумно перевёл дыхание.

— Пожалуй, нам лучше встретиться, мистер Йетс, — сказал он. — Вы могли бы заглянуть ко мне в контору? Сейчас?

— Мне потребуется некоторое время на дорогу.

— Естественно, я подожду… Ах да, мистер Йетс, не забудьте прихватить письмо, которое миссис Люсьен отправила вам.

— Постараюсь, — ответил я и положил трубку.

Я уже собрался уходить, когда в аптеку вошел полицейский. Наверное, это был обычный коп, но на сто процентов я не был уверен, а рисковать не хотел. Вернувшись в будку, я стал набирать другой номер, краем глаза наблюдая за ним. Но нет, всё было по делу — его интересовала зубная паста.

На другом конце сняли трубку, и мне в барабанную перепонку ударил звонкий мальчишеский голос:

— Да?

— Билл Йетс. Не знаю, с кем из вас говорю, и знать не желаю. Мне нужна ваша мать.

— А-а-а!!! — раздался восторженный возглас. — Я Томми. Ни папы, ни мамы дома нет. Папа на работе, а мамуля убирает твой дом. Дядя Билл, Джонни целый день ищет тебя.

— Поговорим потом, — сказал я, прекращая разговор.

Полицейский никак не мог решить, какой сорт пасты лучше всего подойдет для его зубов. Я набрал номер своей квартиры. К аппарату подошла Лу Эббот.

— Билл, — представился я. — Извини за бардак, что сегодня в моей пещере.

Она рассмеялась:

— Теперь понятно, почему ты искал убежище у нас в доме — убегал от любовницы. От ревности она перевернула всё вверх тормашками. Если это та, что приходила сегодня, я не удивлюсь.

— Рыжая с круглыми глазами?

— Нет, пепельная блондинка по имени Бойл. Ей не терпелось увидеть тебя. Она зайдет снова в семь.

Я глянул на часы. В моем распоряжении оставалось тридцать пять минут. Полицейский ушел. Я покинул кабинку, кивнув аптекарю, и вышел на улицу. Фараон уже успел удалиться на солидное расстояние. Для верности я несколько раз свернул в боковые улочки, не отклоняясь, однако, от главного направления. Я пробирался к полицейскому управлению, где оставил свой «бьюик». Необходимо было срочно встретиться с Фэй Бойл. Хэпуорту придется подождать.

IX

Машину я припарковал в конце улицы, а последнюю сотню ярдов решил преодолеть пешком. Когда половина расстояния была уже позади, кто-то сильно потянул меня сзади за полу пиджака. Оказалось, что ко мне незаметно подкрался младший отпрыск семейства Эбботов, тот самый мальчуган, с которым я провел в обнимку прошлую ночь. Он ждал меня, катаясь по тёмной улице на трехколесном велосипеде.

Замечательный парнишка, но он ещё не добрал в летах, и ему следовало лежать в постели. Он смотрел на меня со счастливой улыбкой, безусловно рассчитывая, что я приму участие в его играх. Жаль, что я не мог оправдать его ожиданий. Я взял его за руки и начал крутить под восторженные вопли. Потом, поставив на ноги, похлопал по спине и велел отправляться восвояси. Сам же двинулся дальше.

Настырный мальчишка не желал расставаться со мной. Я потряс его за плечо, объявив, что сейчас играть в войну с марсианами нет времени, а вот завтра, если он будет слушаться старших, мы с ним прокатимся на машине, и я куплю ему двойную порцию мороженого. С орехами. Он смотрел мне вслед, готовый разразиться рыданиями. Я взбежал по ступеням веранды, чувствуя себя последним негодяем, и открыл входную дверь.

Дон Малли ткнул меня револьвером в правый бок. Толчок был настолько сильным, что у меня перехватило дыхание. Шутить подонок, видимо, не собирался.

С гримасой боли на лице я спросил:

— Что тебе надо?

Не отрывая револьвера от моих ребер, он левой рукой похлопал меня по карманам, потом подтолкнул в спину. Он не был настроен разговаривать. Подчиняясь насилию, я сделал несколько шагов по коридору и вошел в тускло освещенную переднюю. Дверь за нами захлопнулась. Он снова толкнул меня, и я с размаху плюхнулся на диван. Глянув в глаза Малли, я нервно облизал губы. Судя по их выражению, Малли с нетерпением ожидал момента, когда сможет снести мне половину черепа. Не вдаваясь в детали, он грубо потребовал:

— Выкладывай!

— Что именно?

Ловким жестом профессионала он перекинул револьвер из правой руки в левую. Освободившуюся руку он сунул во внутренний карман пиджака и вытащил короткую резиновую дубинку. Потом помахал ею в воздухе. Моя грудь и живот заныли в предвосхищении удара. Он негромко спросил:

— Что дала тебе старуха Люсьен?

— Какая старуха Люсьен?

Дубинка со свистом разрезала воздух. Я не успел уклониться от удара. Она опустилась над моим левым ухом, и в голове у меня зазвонили колокольчики. Я упал. Малли отошел в сторону, а я, лежа на диване, прислушивался к пению птичек у себя в голове.

Я потряс головой, сел, стены закачались, комната стала уплывать вдаль. Мне почудилось, что в окне появился небольшой округлый предмет. Вскоре он исчез. Наверное, от сильного сотрясения у меня начались галлюцинации. Я слабо охнул.

— Еще, падла? — спросил он.

Он ударил меня снова, попав по тому же месту. Я охнул громче, упал навзничь и попытался сосредоточиться на его лице, которое перемещалось от одной стены к другой. Он сказал:

— Я раскрою тебе череп, если будешь тянуть время.

Через пару минут птички в моей голове перестали порхать. Наверное, сели на жердочку и успокоились. Я сделал глубокий вдох и в очередной раз принял сидячее положение. Потом слабым голосом сказал:

— Послушай, браток, я ударил тебя только однажды, и то несильно, а ты молотишь меня, будто я сноп пшеницы. Давай поговорим о деле.

Мне хотелось придушить его, но это было нереально. Малли был ловок, сообразителен и опытен в подобных делах, меня же удары по голове временно вывели из строя. Перед глазами у меня летали черные мухи, собственный голос отдавался эхом в черепной коробке. Когда по улице проезжал автомобиль, мне казалось, что его мотор работает у меня под ухом. Дубинка сыграла злую шутку с моими органами слуха.

Когда мои глаза вновь обрели способность фокусироваться, я хриплым шепотом спросил:

— Что я буду иметь, Малли?

— Ничего.

Я сказал:

— Может, ты не в курсе, но с одиннадцати утра я работаю на миссис Кордей. Мы договорились с ней по телефону.

Следующий удар дубинкой был намного чувствительней предыдущих. Я упал лицом вниз и отключился. Вернее, переключился на какой-то иной диапазон. Мне стало мерещиться, что я играю в футбол на гигантском поле. Я не знал, за какую команду выступаю, потому что все игроки носили одинаковую форму и номера на футболках были одинаковые. Поэтому вскоре я отказался от игры, заявив, что сначала должен выяснить, против кого играю.

Открыв глаза, я сказал:

— У тебя всё расписано, подонок. Сначала ты устроил погром в моем доме, теперь добиваешь меня.

— Что ты бормочешь?

Я скосил на него глаза. Он действительно не знал о погроме. Я заработал очко.

Дубинка со свистом разрезала воздух, но меня не коснулась. Теперь он пытался взять меня на испуг.

— Ты знаешь, что мне нужно. То, что ты получил от старухи.

Ему было известно, что она отправила мне письмо.

Второе очко в мою пользу.

— Поздно, — сказал я. — Письма больше нет. Сегодня утром ко мне ворвались бандиты и сожгли его.

О сожженном письме он не знал и мне не верил. Дубинка снова взмыла в воздух. Я сжался. Наши взгляды встретились, и минуту, не меньше, мы молча смотрели Друг на друга. Где-то в задней части дома, а может, просто в моей голове послышался скрип.

Я попробовал убедить его словами. Я даже сказал: «Видишь ли…», но дальше этих двух слов мысли в моей травмированной голове не продвинулись. Звук, похожий на скрип половиц, повторился. Малли быстро терял хладнокровие. Голосом, близким к истерике, он выкрикнул:

- Выкладывай, или я прикончу тебя на месте! Для меня сейчас нет дела важнее, и я ни перед чем не остановлюсь.

Я напрягал слух, рассчитывая снова услышать неясный скрип. В доме, однако, ничто не нарушало тишины. Внезапно в спальне зазвонил телефон. Я вздрогнул.

— Надо снять трубку, может, что-то важное, — сказал я. — Держи пушку у моей спины, тогда я не убегу.

— Ничего важного для тебя уже не может быть, фраер. Телефон умолк.

— Ладно, — сказал я, — твоя взяла. Бумага в другой комнате. Не нервничай, когда я встану на ноги. — Я попытался изобразить на лице усмешку. — Я получу долю, если буду делать, как ты велишь?

— Получишь гроб, если попробуешь выкинуть фортель. И не вздумай подсунуть фальшивку. Я знаю, что мне надо.

— Не пугай. — Мысленно прочитав про себя короткую молитву, я поднялся с дивана.

Он рывком открыл дверь. Мне показалось, что мой желудок переместился к горлу. Если скрип не был плодом моего воображения, появление Малли в спальне раньше меня могло лишить меня последнего шанса. Я сказал:

— Подожди.

— В чем дело?

Я сделал вид, что меня кидает из стороны в сторону.

— Ничего. Просто у меня кружится голова. — Я сделал два неуверенных шага назад.

Он едва не протаранил мне спину своей пушкой. От толчка я с трудом устоял на ногах. Издавая непрерывные жалобные стоны и продолжая покачиваться, я медленно вошел в спальню. Он следовал вплотную за мной.

Она стояла возле самой двери, прижавшись к стене и держа в руке тяжелую деревянную скалку. Мгновенно оценив ситуацию, я бросился плашмя на пол, и скалка, взметнувшись вверх, опустилась на голову Дона Малли.

Пистолет упал на пол. Он успел лишь выдохнуть «о-о-о» и рухнул вниз. Я встал на четвереньки и посмотрел на Лу Эббот. С расширенными от нервного напряжения глазами она изготовилась ко второму удару. К категории слабосильных женщин Лу не относилась. Беспощадные удары продолжали сыпаться на бандита. Я пинал его в пах ногами.

Потом она нанесла последний удар в бок, сокрушив, наверное, половину ребер. Он лежал с закатившимися глазами и отвалившейся челюстью. Моя спасительница тяжело дышала. В полутемной комнате мы молча смотрели друг на друга.

Она прошептала:

— Думаешь, я убила его?

— Кого это волнует?

Нагнувшись, я поднял пистолет Малли и положил себе в карман. Потом обнял Лу и крепко прижал к себе.

Так мы стояли некоторое время, потом она сказала:

— Благодари мальчишку. Он бегает за тобой, как собачонка. Подсматривал в окно и увидел, как тебя избивают. Сразу помчался за мной, и я пробралась в дом через черный ход.

— Теперь я его должник на всю жизнь.

— Но волновалась я ужасно, — продолжала она. — Полы в доме скрипят, как кости ревматика. Счастье, что кто-то позвонил и телефон заглушил все звуки.

Я как раз шла по скрипучему коридору.

Снова раздался телефонный звонок.

— Посторожи его, — сказал я и поспешно прошел в гостиную. Звонила Фэй Бойл.

— Мистер Йетс, — с отчаянием в голосе сказала она, — я до сих пор не имею сведений о сестре. Я ужасно волнуюсь. Наверное, с ней что-то произошло. Я не смогла приехать к вам в семь. Приезжайте в отель «Виндзор». Я там. Не забудьте, вчера я наняла вас. Плачу сорок в день. Плюс накладные.

— Сию минуту я не смогу приехать.

— Я буду ждать.

Теперь меня ждали двое. Я положил трубку. В следующее мгновение раздался очередной звонок. Ещё один ожидающий.

— Говорит мисс Хемминг, — пропел в трубку благозвучный голос секретарши адвоката. — Не кладите, пожалуйста, трубку. Сейчас я соединю вас с мистером Хэпуортом.

— Да-да, — сказал я, ещё раз с удивлением подумав, что узнать не указанный в телефонном справочнике номер ни для кого не составляет труда. Все, похоже, связаны одной веревочкой, в том числе и Хэпуорт.

Когда адвокат взял трубку, его голос звучал так радостно и приветливо, будто он намеревался пригласить меня на пару пива за его счет.

— Йетс, привет, старина! Никак не мог до тебя дозвониться. Где ты пропадал? Конечно, это всё пустяки, но у меня уже мозоль на заднице — так долго я тебя жду. Ха-ха! Когда ты изволишь меня посетить?

— Сегодня не приду точно. Можешь закрывать лавочку и катиться домой.

— Эй, минутку! — На мгновение в его голосе прозвучала сталь, обычная для адвокатов при разговоре с клиентами, но он быстро переменил тон: — Давай разговаривать, как цивилизованные люди, Йетс. Ты знаешь, человек с моими связями может обеспечить тебя клиентурой до конца дней.

— С комиссионными в твою пользу?

— Не без этого. — Он коротко хохотнул. — Такой разговор мне больше по душе. Итак, Йетс, ты по-прежнему работаешь на Кордея?

— Нет.

— Отлично, забудь об этом, Йетс. Приезжай, обсудим наши проблемы. Думаю, в обиде не останемся ни ты, ни я.

— Утром, когда будет светлей и спокойней.

— Но… — Он пытался что-то возразить, но я повесил трубку.

Снова зазвонил телефон. Ночь выдалась беспокойная.

— Ты дома? — услышал я голос Хилари.

— Нет, в Африке на сафари. Хочу приобрести для тебя парочку чернокожих невольниц из Убанги, таких, у которых губы и нос растянуты, как у уток. Говорят, в постели они огонь. Почему ты не смеешься?

— Все? — поинтересовался он. — А теперь твоя очередь держаться за живот от смеха. Тот красавчик, отдавший концы в твоей конторе, был мелким хулиганом из Чикаго. Звали его Вилли Трэвис. За ним числилось воровство, вооруженное ограбление. Два года он провел в школе для трудных подростков, потом его перевели в Кингстонскую тюрьму. Ему попался судья, который ещё верит, что молодых бандитов можно исправить. Виной всему будто бы нездоровое окружение. А оно и впрямь не очень здоровое. Его кореш — Гарри Барнет. В Монреале они появились впервые, а из Чикаго нам передали — где Трэвис, там и Гарри. Они неразлучны. Бедекер, ты его, возможно, запомнил, думает, что Трэвис был у тебя утром не один. Он хотел бы побеседовать с тобой, уточнить кое-какие детали.