Девочки из варьете. Зверь милосердия. - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Малкем Дуглас (ч. 2)

— Извини, но у меня срочное дело.

— Тогда он заедет за тобой сам. А если тебя не окажется на месте, он объявит розыск. Мистер Бедекер не испытывает к тебе симпатий. Насколько я понял, ты назвал его вонючим легашом, то есть оскорбил в лучших чувствах. Короче, ты приедешь или нет?

— Нет. — Я положил трубку и закурил.

Затянувшись, я стал ожидать следующего звонка, но он так и не раздался. Тогда я пошел в гостиную. Там горел свет, шторы были задернуты. Лу потягивала из бокала виски с содовой. К моему удивлению, Малли остался жив. Распластавшись на полу, он храпел, как боров.

— Вызвал полицию? — спросила Лу.

— Скорее наоборот — полиция вызвала меня. Вот так-то. А теперь живо домой и неделю у меня не показывайся. Я буду держать тебя в курсе. И еще: купи мальчишке мороженого — самую большую порцию, какую только найдешь.

Я проводил её и, когда она скрылась в темноте, поспешил к машине. Я подогнал её ко входу, вошел в дом и вытащил Малли на улицу. Из-за угла появилась группа подвыпивших парней. Я прислонил Малли к фонарному столбу и начал разговаривать с ним, как это делают пьяные.

Его голова бессильно болталась, изо рта на сорочку текла слюна.

Но я говорил и говорил, пока не стихли звуки шагов. Никто не обратил на нас внимания. Осмотревшись, я поднял его и усадил на переднее сиденье машины. Он сполз вниз. Я ощупал его голову, но, кроме шишки величиной с грушу, ничего страшного не заметил. Крови на моей ладони не осталось. У него была сломана ключица и бессильно свисала левая кисть.

Гангстеры не должны приходить в уныние от жизненных передряг. В их профессии они неизбежны. Я решил больше не беспокоиться о его здоровье и, включив передачу, двинулся вперед.

Я кружил по улицам, подыскивая подходящее место, где удобней сбросить нежелательный груз. Несмотря на ночное время, в парках на скамьях сидело немало влюбленных парочек. Возле большого пустыря на краю города я затормозил.

Открыв дверцу, я вытащил Малли, и он свалился на кучу прошлогодних листьев, громко застонав. Его следовало бы оттащить подальше, но сзади приближались огни машины. Не задерживаясь, я сел в «бьюик» и быстро поехал обратно в центр города.

Я торопился нанести визит Джозефу М. Хэпуорту. Моего прихода адвокат не ждал.

Контора Хэпуорта находилась в красивом шестиэтажном здании, расположенном в тихом переулке. Свет горел на четвертом этаже. Я не был уверен, что контора адвоката именно там. Решив подняться наверх и убедиться лично, я поставил машину в двух кварталах от дома, а оставшееся расстояние преодолел пешком.

Через стеклянную парадную дверь были видны тускло освещенный вестибюль, пустой лифт, мраморный пол и широкая лестница с каменными ступенями. В углу вестибюля стояла стеклянная будка, в которой дремал охранник. Стоит мне войти, и гулкое эхо шагов в пустом вестибюле немедленно выведет его из полусонного состояния. Я прошёл по тротуару дальше. Задний фасад здания выходил на узкий проезд, по которому я добрался до аварийного выхода, предназначенного для пользования в случае пожара.

Выход был заперт на ключ, но между дверью и дверной коробкой имелся небольшой зазор. Я не был новичком по части взлома чужих дверей и легко решил эту проблему с помощью автомобильного инструмента.

Очутившись внутри, я достал из кармана пистолет Малли и начал подниматься по пожарной лестнице. Открыв дверь на четвертом этаже, я вышел на лестничную площадку. Чтобы в пустом помещении не были слышны звуки шагов по каменному полу, я снял ботинки и поставил их возле бездействующего в летнюю пору радиатора.

Уже на первой двери слева я увидел металлическую табличку «Джозеф М. Хэпуорт. Прием по личным вопросам». Выпуклые буквы были красивого темно-золотистого оттенка. На второй двери из тонированного стекла светлыми буквами было выведено: «Джозеф М. Хэпуорт». «Личные вопросы» здесь не упоминались. Я прислушался. Безмолвие. Я прошел дальше по коридору и заглянул через перила в лестничный колодец. Охранник больше не дремал, а сидел, положив ноги на столик и держа в руках иллюстрированный журнал. Больше никого в вестибюле не было.

Вернувшись к стеклянной двери, я снова прислушался. Когда за пять минут до меня не донеслось ни единого звука, я бесшумно повернул ручку и вошел.

В приемной на рабочем столе стояло три телефонных аппарата. Рядом к изящной подставке была прикреплена табличка с надписью «Мисс Хемминг». Посетители могли ожидать приема, сидя в удобных креслах. Богатый, с красивым орнаментом ковер покрывал пол, в застоявшемся воздухе висел густой запах пыли, старых бумаг, духов. По обеим сторонам приемной были двери. Закрытая вела в кабинет, где клиентов принимали по личным вопросам. Поскольку за ней слышались голоса, я для начала решил заглянуть в другую, открытую дверь и очутился в просторном помещении, заставленном шкафами с сотнями картонных папок. На одной стене висело зеркало. Другого выхода из комнаты не было Я вернулся в приемную мисс Хемминг, пересек её и, не снимая руки с револьвера, приложился ухом к закрытой двери.

Кто-то громко возражал:

— А я говорю, оно было подлинное. Вилли показал мне. Я видел подпись. Потом Вилли бумагу сжег, а пепел растоптал. Вилли был толковый мужик, он знал, что делал.

— Куда уж толковее, — с издевкой произнес другой голос. — Такой толковый, что Йетс пришил его, как последнего фраера. Заткнись, сука, от твоих слов блевать тянет.

По голосу и манере выражаться я легко определил Ника Кафку из «Орхидеи».

Послышалось неясное женское бормотание. Потом заговорил Хэпуорт, чеканя каждое слово, будто ломал печенье:

— Итак, главный вопрос состоит в следующем: что известно Йетсу, с нами ли он, и считает ли он себя свободным от обязательств по отношению к Филипу Кордею. Я не исключаю, что он может даже оказаться на нашей стороне.

— Разве я завалился бы в твою вонючую контору, будь Йетс с нами? — едва не захлебнулся от злости Кафка. — Пошевели мозгами, если они у тебя не высохли от старости. Кордей нанял Йетса, чтобы тот следил за курвой. Старухе кто-то об этом стукнул, и она с ним сразу связалась. Что она ему наболтала, мы не знаем, но это не имеет значения — всё равно у него нет доказательств. Старуха подохла, а Кордей дал Йетсу пинка — решил, что тот ему больше не нужен.

— Сколько Кордей заплатил ему? — спросил Хэпуорт.

— Кордей не платит, он подписывает счета. У алкоголиков не бывает свободной наличности.

Наступило непродолжительное молчание. Женский голос снова что-то невнятно пробормотал. Хэпуорт сказал:

— Но если у Йетса всё же имеются доказательства, мы окажемся в трудном положении. Я сообщу вам факты, которые представляются мне, по меньшей мере, странными.

Йетс утверждает, что утром явился жертвой ограбления. Полицейским о миссис Люсьен он вообще не упомянул. О Вилли Трэвисе он не мог не сказать, потому что труп лежал на полу в его кабинете. Но он, ни словом не обмолвился о втором посетителе, который сейчас с нами. Почему? Я не исключаю, что он затеял какую-то хитрую игру.

— Как, похоже, и ты сам, — с угрозой в голосе сказал Кафка. — Может, ты только болтаешь, что он звонил.

Снова молчание. Я представил, как они сидят, бросая друг на друга подозрительные взгляды. Гарри Барнет, долговязый бандит, навестивший мою контору сегодня утром, повторил:

— Его сожгли, говорю я вам. Я сам видел.

Ещё один мужской голос что-то сказал, но слов я не расслышал. Снова послышался хрипловатый басок Кафки:

— Значит, осталось только одно.

— Именно. — Хэпуорт откашлялся, прочищая горло, — хотя я не исключаю, что Гарри мог ошибиться и…

— Кончай, надоело, — сказал Кафка. — Выкладывай его.

— Ну-ну, джентльмены. Я предлагаю ничего не предпринимать хотя бы двадцать четыре часа. У меня опыт общения с людьми. Юридический склад ума. Я встречусь с Йетсом и узнаю точно, что ему известно, а что нет. Он появится у меня утром.

— Пустой треп, — презрительно сказал Кафка. — Я не желаю ждать. Доставай бумагу.

Хэпуорт глубоко вздохнул. Думаю, он попытался изобразить на лице самое дружелюбное выражение.

— Хорошо, но ты, конечно, распишешься в получении? А завтра утром я хотел бы иметь ещё один документ, в котором будет точно назван мой гонорар. Понимаешь, человек в моем положении рискует…

— Заткнись. Все будет в лучшем виде. Дай Кордею стакан, и он подпишет себе смертный приговор. А сейчас давай бумагу…

— Принесите ее, мисс Хемминг.

Я оторвался от двери, перебежал на цыпочках в полутемное хранилище документов и нырнул за один из шкафов. Почти сразу же вошла мисс Хемминг и включила свет. Я присел на корточки.

Стоило ей перевести взгляд в сторону, и она даже при желании не смогла бы не заметить меня. Внешность секретарши далеко не соответствовала её мелодичному голосу. Ей было года сорок два, и она сильно смахивала на серую полевую мышь. У неё был болезненный цвет лица, неумело накрашенные губы и похожий на голубиный клюв нос. Войдя в хранилище, она и не подумала заняться поисками нужной бумаги. Постояв в бездействии минуты две, она крикнула в открытую дверь:

— Извините, мистер Хэпуорт, но я не могу её найти.

Хэпуорт издал нетерпеливый возглас. Бесшумно ступая по толстому ковру, он вошел в комнату. Это был невысокий человек лет пятидесяти с оплывшим жирным лицом. Его глаза прятались за затемненными стеклами очков, безгубый рот производил отталкивающее впечатление. Он прикрыл за собой дверь. Она прижалась к нему, обхватив руками его шею.

— Джо, я боюсь, — прошептала она.

Он коротко рассмеялся. Его голос был твердым и уверенным.

— Не волнуйся, детка, я знаю, что делаю. Подумай, какие деньги нам достанутся.

— Но эти люди опасны.

— Что из этого? Пока они не узнают всего, что их интересует о Йетсе, они не страшны. Этого сыщика нам послало само небо. Можно назвать любую сумму, и они заплатят. Неплохо было бы натравить их друг на друга. Ты только подумай! Полмиллиона зелененьких! А если целый миллион?

— Мне не нужны деньги, Джо. Я боюсь за тебя. Я люблю тебя, и мне страшно.

— Мы рискуем последний раз, — сказал он. — Отправляйся домой и жди меня. Куда ты девала этот экземпляр?

— Он у меня на столе.

Отступив от неё на шаг, он громко сказал:

— Так вы не помните, куда его положили, мисс Хемминг?

Похоже, у него было врожденное чувство времени, позволявшее правильно рассчитывать тот или иной поступок. Едва он вырвался из объятий секретарши, как открылась дверь и в неё просунулась мрачная физиономия Ника Кафки.

— Ну? — промычал он.

Я так вспотел, что у меня взмокли даже пятки.

Приняв слегка озадаченный вид, мисс Хемминг приложила руку к подбородку:

— Ах да! Вспомнила! Он у меня в письменном столе. Я как раз собиралась подшить его в дело.

Она не двигалась с места, ожидая, когда Кафка позволит ей пройти в приемную. Но он продолжал загораживать путь.

Хэпуорт закудахтал, как наседка:

— Довольно беспечно с вашей стороны, мисс Хемминг. Наверное, у вас был трудный день и вы устали. Вам лучше пойти домой.

Я молча с ним согласился. Мне хотелось, чтобы все они побыстрее убрались. При мысли, что мисс Хемминг может подойти к зеркалу и начать поправлять прическу, у меня затряслись поджилки.

Кафка сквозь зубы втянул воздух, задумчиво переведя взгляд с Хэпуорта на секретаршу.

— Да, — сказал он наконец, — лучше тебе отвалить.

Твоя морда пейзаж не украшает.

Свет погас, посетители удалились. Дверь захлопнулась, но я некоторое время продолжал сидеть, упираясь спиной в стену. Мне казалось, что мои наручные часы стучат, как молот о наковальню. Я удивился, что их никто не услышал.

Прошло пять минут хлопнула дверь. В коридоре послышалось звонкое постукивание высоких каблуков о каменный пол — мисс Хемминг торопилась домой. Я решил выждать ещё немного. Хотя кругом царило безмолвие, оно ещё ничего не доказывало — я, как и прежде, рисковал головой. Наконец я отважился повернуть ручку двери, которая внезапно завизжала, как девственница в грубых объятиях насильника. На миг сердце у меня остановилось. Убедившись, что ничего ужасного не произошло, я заглянул в приемную — пусто. Тогда я на цыпочках пересек комнату и вновь прильнул ухом к двери.

Я услышал холодный голос Хэпуорта:

— Я не настолько глуп, Кафка, чтобы не подстраховаться перед встречей с тобой. Меня ещё никто не называл идиотом.

— Что с того? — с издевкой в голосе ответил Кафка. — Я получил, что мне требовалось, и оставаться в руках шантажиста всю жизнь не собираюсь. Ты просто дешевый фраер, Хэпуорт. — Его голос изменился, теперь он обращался к кому-то третьему, — спустимся по пожарной лестнице. Проверь, всё ли впереди чисто, Эдди. И без шума. А ты, Гарри, оставайся здесь, пока мы не слиняем.

— Эй, минутку? — воскликнул Хэпуорт. Его голос тоже изменился, страх поднял его октавой выше. — Минутку, подождите минутку! Я…

Послышался тупой звук удара, и Хэпуорт умолк. Ему разбили рот чем-то тяжелым. До меня донеслось жалобное хныканье.

— Шевелись, придурок! — злобно прошипел Кафка своему подручному Эдди Силверу.

Я быстро нырнул обратно в комнату со шкафами. Времени захлопнуть за собой дверь у меня уже не оставалось.

Эдди Силвер и Гарри Барнет. Кафка любил окружать себя молодой порослью. Судя по голосам, в его свите было ещё два или три человека. Шаги приближались. Я начал пятиться за шкаф, где уже прятался при появлении мисс Хемминг. И тут в хранилище вошел Эдди Силвер и включил свет.

Он стоял на пороге, держа в руке револьвер. Бандит мурлыкал песенку о том, что сейчас он не прочь предать любовным утехам. Мои часы молотили, словно пушечная канонада.

Через две открытые двери из кабинета на противоположной стороне приемной до меня доносилось неясное бормотание Кафки.

Увидев зеркало, Эдди Силвер оборвал песенку. Кровь в моих жилах перестала циркулировать. Сунув револьвер в карман пиджака, Эдди достал расческу и шагнул к зеркалу.

Я прыгнул вперед.

Его глаза и рот раскрылись одновременно. Крик о помощи готов был вырваться из его глотки, когда мой кулак раздробил ему зубы. Согнутой в локте левой рукой я обхватил его горло и, прижав его голову к своему подбородку, начал сжимать, как тисками. Бандит пытался достать меня ногами, размозжить каблуком пальцы моей босой ноги. В кабинете адвоката Кафка продолжал о чем-то говорить. Застыв в смертельном объятии, мы с Эдди Силвером молча наблюдали друг за другом в зеркале.

Постепенно его глаза стали вылезать из орбит, руки всё слабее колотили по воздуху. Я усилил давление. По его телу пробежала судорога, и он мелко-мелко задрожал, как испуганный кролик. Через несколько секунд он обмяк. Я продолжал сжимать его горло ещё минуты две-три на случай, если он симулирует потерю сознания, затем неслышно опустил тело на пол.

Его рот был широко раскрыт, и он здорово напоминал покойника. Но отключившийся человек почти всегда похож на мертвеца. Я вытер руку, смоченную его слюной, и, подойдя к двери, стал наблюдать за происходящим через зазор в дверной раме. Дверь на противоположной стороне приемной была открыта примерно на четверть, и я видел профиль Кафки и его руку с прижатым к бедру револьвером.

Возможно, я мог бы взять их всех — рывком раскрыть дверь и, держа под прицелом, заставить побросать оружие. Но так же вероятно было и то, что кто-нибудь успеет пустить мне пулю в живот. Я не был знаком с интерьером кабинета Хэпуорта, не знал, сколько там находится бандитов. Я мог уложить двоих, даже троих, но четвертый в конечном счете достал бы меня. Я шагнул в приемную.

— Эдди! — послышался голос Ника.

Прикрыв за собой дверь, я бросился вперед по коридору. Поскользнувшись на мраморных ступенях, я целый лестничный пролет проехал на спине. Очутившись на площадке третьего этажа, я помчался в том направлении, где, по моим расчетам, находился мужской туалет.

Я оказался прав. Обмыв лицо и обтеревшись бумажным полотенцем, я некоторое время выжидал, пока бешеное биение сердца не пришло в норму.

Потом я проверил оба пистолета — свой и Эдди Силвера. Оружие было в порядке, магазины полны. Выйдя из туалета, я заглянул вниз, за ограждение главной лестницы, — охранник по-прежнему разглядывал журнал. Со стороны пожарной лестницы доносился скрип ступеней — кто-то торопился покинуть здание.

Вскоре шаги стихли, и минуты две ничто не нарушало тишины. Потом её разорвал резкий скрежет автомобильного стартера и звук заработавшего двигателя. Я продолжал выжидать и лишь через полчаса рискнул пуститься в очередное путешествие по коридору.

Тихо. Решив для начала проверить кабинет адвоката, я отворил дверь и быстро вошел в помещение. Оно оказалось значительно больше, чем я предполагал. Пол был застлан красивым пушистым ковром. Мебель из темного дуба свидетельствовала о хорошем вкусе Хэпуорта. Уютные кожаные кресла располагали клиентов к доверительным беседам. На стенах висели дипломы хозяина в позолоченных рамах. На столе рядом с фотографией подростка стояли телефон и несколько красных роз в тонкой хрустальной вазе.

Под самым большим из дипломов сидел, откинувшись в кресле, Джозеф М. Хэпуорт. Мисс Хемминг могла не ждать его дома. По сочности красок его лицо превосходило розы, уступая им в привлекательности. В своей богатой практике криминального сыщика я не встречал ещё более живописного трупа.

Убийцы делятся на несколько категорий. Некоторые, если можно так выразиться, более гуманны. Тот, кто прикончил адвоката, был изощренно жесток. Я знал полдюжины садистов, которые откусывали кончики пуль, делая их похожими на «дум-дум». При контакте такие пули разрываются. Они раскололи на части голову Джозефа. Можно было подумать, что кто-то разбил на столе банку с джемом.

Один глаз в золотой оправе очков был невредим, другой переместился в область затылка. Я не испытывал к адвокату жалости. Я начал выдвигать один за другим ящики письменного стола. Когда раздался телефонный звонок, я поднял трубку.

— Мистер Хэпуорт? — услышал я женский голос.

— Я слушаю.

Трубку положили.

В первом ящике Хэпуорт хранил канцелярские принадлежности и неплохую коллекцию порнографических открыток. Я выдвинул второй ящик. Пусто. Открывая третий, я ощутил знакомый запах духов.

В мою спину уткнулось дуло пистолета. Мужской голос негромко произнес:

— Рад видеть тебя, легавый. Ну-ка клади пушку на стол. Он похлопал меня по карманам и вытащил оттуда револьвер. — Теперь повернись.

Я сделал всё в точности, как он приказал. Он взял пушку Эдди Силвера со стола, сунул её за ремень и отступил на несколько шагов. Гарри Барнет. Сейчас он выглядел не так, как утром у меня в кабинете. Пожалуй, я напрасно считал его менее опасным, чем его подельник.

Желтые глаза Гарри лихорадочно поблескивали, губы были оттянуты назад, обнажая гнилые зубы. В руке он держал револьвер, ствол которого казался непривычно длинным из-за насаженного на него глушителя. Я хорошо знал модель насадки. Оружейная фабрика Либнера. По своим техническим характеристикам и надежности она уступала многим аналогичным изделиям. Странно, что Барнет погнался за фабричной дешевкой, а не обзавелся глушаком, сделанным по индивидуальному заказу.

Второй револьвер, который он держал в левой руке, был «смит и вессон». Я подумал, что, по всей вероятности, это моя пушка, похищенная накануне из моего дома.

Нет ничего милее для уголовника, чем подставить невинного человека, совершив убийство зарегистрированным на его имя оружием.

Он сказал:

— Ты убил Вилли Трэвиса, сука.

— А ты вышиб мозги из Джо Хэпуорта. Мы квиты.

— Ты убил Вилли, — будто не слыша моих слов, повторил он.

Он поднял револьвер чуть выше. Не скажу, что ситуация доставляла мне удовольствие. Скорее наоборот. Он собирался хладнокровно пристрелить меня.

— Нику ни к чему моя смерть, — внезапно охрипшим голосом сказал я.

— Ха, он подарит мне «кадиллак». — Револьвер поднялся ещё на пару дюймов. Видимо, он хотел выстрелить мне в лицо.

Я сказал:

— Год назад одному придурку вроде тебя оторвало по локоть руку, когда он стрелял с глушаком Либнера. Эта хреновина хороша для одного выстрела. Потом её могут разорвать газы.

Он отступил назад, не отвечая и держа револьвер на уровне плеча. Мой «Смит и вессон» он сунул в карман и освободившейся рукой нащупал ручку двери. Стоя в дверном проеме, он негромко сказал:

— Подохни, падла!

Сделав ещё шаг назад, он нажал на спусковой крючок.

Я приготовился умереть.

Послышался шипящий звук, который бывает при выстреле из ракетницы. Правая рука Барнета взметнулась вверх, как в фашистском приветствии, револьвер вырвался из его кулака и с металлическим лязгом покатился по каменному полу. Бандюга метнулся за ним. Совершив рекордный прыжок, я рванулся в том же направлении.

Он стоял на четвереньках, протягивая руку за пушкой, когда я прыгнул ему на спину. Он уже касался револьвера пальцами, но мне удалось ногой отпихнуть оружие на несколько ярдов в сторону. Опрокинувшись на спину, он обеими руками вцепился мне в лицо, а тяжелым ботинком ударил меня в пах. Наполовину освободившись из моих объятий, он заскользил по полу, отбиваясь от меня руками и ногами.

Я снова поравнялся с ним, и мы сплелись в клубок, как змеи в брачный период. Наверное, у него изрядно помутилось сознание, если он забыл о двух других пушках, отобранных у меня. Сейчас он думал лишь об одном: как вернуть револьвер, лежавший у края лестничного колодца. Ценой огромных усилий он сумел оттолкнуть меня, и я, отлетев назад, больно ударился головой о перила. Перед глазами у меня поплыли темные круги, но сознания я не потерял. Рассчитывая добить меня, он прыгнул ногами вперед, но я увернулся, и он промахнулся.

Не удержав равновесия, он опрокинулся на спину, но, мгновенно перевернувшись на живот, снова потянулся за револьвером. Его голова и плечи висели над лестничным колодцем. Я ударил его ногой в ягодицу, он лягнул меня в бедро, случайно задев при этом револьвер, лежавший на краю площадки. Пытаясь поймать его, он неловко скользнул под перила и полетел вниз. Мне показалось, что первые несколько секунд он висел, уцепившись носками ботинок за перекладину. Он не издал ни единого звука, пролетев все четыре этажа, и, лишь когда его голова ударилась о каменный пол, послышался громкий хлопок.

Поднявшись на ноги, я глянул вниз.

Охранник стоял, задрав голову кверху. Иллюстрированный журнал он по-прежнему держал в руке. Потом он посмотрел вниз. Через секунду он снова поднял голову и увидел меня. Его глаза вылезли из орбит, а изо рта вырвался отчаянный вопль.

Я помчался по коридору в обратном направлении под вой аварийной сирены. Кто-то бежал вниз по главной лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек. Схватив стоявшие возле радиатора ботинки, я открыл дверь на пожарную лестницу. Убегавший из здания человек был уже внизу. Я вытер платком ручку двери и стал быстро спускаться. Через полминуты я был на улице.

В сотне ярдов от меня несся по тротуару Эдди Силвер.

«Бьюик» ждал меня в дальнем конце улицы. Я перешел на шаг. Мимо промчалась полицейская машина. Свернув за угол, я снова побежал. Послышался скрип тормозов, и возле здания остановилась ещё одна полицейская машина. «Бьюик» был уже совсем близко. Я сел за руль и не мешкая удалился из опасной зоны. Мое настроение чуточку улучшилось — пока всё кончилось благополучно. Смущало одно — револьвер, зарегистрированный на мое имя. Будь он при мне, я, наверное, уже завязал бы с этим темным делом. Я твердо решил при первой же возможности поставить на нем крест. Я играл с огнем, пытался оседлать игра. Если тигр не сожрет, то с незадачливого Уильяма Йетса сдерут шкуру фараоны. Я медленно вел машину по пустынной Сент-Кэтрин-стрит. Каков должен быть мой следующий шаг? Я пытался решить, что делать дальше.

XII

Дом, занимающий целый квартал, стоял на естественной террасе. У подножия невысокого холма, на склонах которого был разбит великолепный сад. Не въезжая в ворота, я припарковал «бьюик» на обочине, взял букет заранее купленных белых гвоздик и по посыпанной гравием подъездной дорожке поднялся к парадному входу. Надавив копку звонка, я замер в ожидании.

Я ждал минут пять, не меньше, не снимая пальца со звонка, потом зашел с противоположной стороны, где мне удалось отыскать запасной вход.

В окнах, выходящих в сад, горел свет, но людей в помещении видно не было. Я позвонил вновь и в очередной раз приготовился к ожиданию.

Вскоре послышались шаги, и дверь отворилась, в дверном проеме стояла женщина лет тридцати. Её очень светлые волосы были собраны в пучок. Она стояла подбоченясь, на её лице белой полоской светились в полутьме нижние зубы. Глаза женщины были прищурены, выпуклая грудь напоминала небольшую полочку, а под легким платьем не было, насколько я мог судить, обычных предметов женского туалета. Рост женщины превышал шесть футов. Будь при мне небольшие ходули, я легко сравнялся бы с ней по высоте. Она окинула меня недоброжелательным взглядом.

— Что надо? — В голосе ощущался среднеевропейский акцент, а в дыхании — крепкий запах виски.

Просунув ногу в дверь, я помахал цветами и постарался придать голосу скорбную интонацию:

— Извините за вторжение в столь поздний час. Я — представитель Гражданской лиги содействия морали. Мои коллеги желают отдать последнюю дань усопшей.

— Да, да. — Устало кивнув, она сделала вялый жест рукой.

Я проскользнул мимо неё в кухню. Там в углу уже были прислонены к стене два венка, а на столе стояла на четверть пустая бутылка виски. Там же лежала раскрытая книга. Внушительный объем книги и размер бутылки говорили о том, что светловолосая великанша намеревалась провести здесь всю оставшуюся ночь. Одарив её нежной улыбкой, я положил цветы на один из венков.

Заперев дверь, красотка села на стул и, поставив ногу на скамеечку, взяла книгу. Она смахивала на замаскировавшегося под женщину морского пехотинца. Существо прекрасного пола подобных габаритов может не опасаться за свою честь, оставаясь ночью наедине с мужчиной. Плеснув виски в стакан, она опорожнила его одним глотком и, энергично похлопав себя по бюсту, налила вновь. Её лицо выражало сладостное предвкушение. Меня она не удостаивала вниманием.

Выпив очередную порцию, она сказала:

— Теперь порядок. Ты завалился сюда и собираешься здесь торчать? Я не против, но расскажи что-нибудь забавное, чтобы мне захотелось отложить в сторону Достоевского.

Мой взгляд задержался на переплете книги.

— М-м-м, — глубокомысленно промычал я, — «Братья Карамазовы». Отличная штука! Хорошо идет под выпивку в жаркую летнюю ночь. Вместо закусона. Карамазовы — отличные ребята.

— Только отец, — с трепетом в голосе поправила она. — Его я люблю. Он похож на мужиков моей страны.

Окинув меня критическим взглядом, она безнадежно передернула плечами. Я был далек от её идеала. Приняв очередную дозу, она кивком указала на бутылку:

— Налить?

Взяв стакан, я придвинул стул ближе к ней и тоже одним глотком влил в себя унции две горячительного. Потом положил локти на стол, как, по моему глубокому убеждению, должны делать расстроенные в чувствах славяне. В её глазах зажегся интерес.

Я сказал:

— Мне больше нравится Андреев.

— Андреев? — Она негодующе сплюнула. — Да от него смердит! Он хуже Горького!

Этим мои познания в русской литературе исчерпывались. Я налил виски себе и ей и, перейдя на зловещий шепот, спросил:

— Давно здесь вкалываешь?

— Ха! Скоро пять лет, как я не видела мужиков моей страны. — Она мечтательно улыбнулась, пробормотав что-то на своем языке. Мне показалось, что где-то вблизи начали колоть орехи. Наверное, бутылка была не первой за сегодняшний вечер. — Думают купить меня деньгами и легкой жизнью, — добавила она через минуту.

— И спиртным? — поинтересовался я. — А платят прилично?

Она презрительно покачала головой, потом, упершись подбородком себе в плечо, мрачно уставилась в какую-то точку на стене.

— Я пью виски хозяина, — сказала она, — чтобы спасти его. Мне нравится пить, но я не пропащая пьяница, как он.

Или как папаша Карамазов?

— Ха? — взвизгнула она. От возмущения волосы у неё встали дыбом. — Ты сравниваешь Филипа Кордея с прекрасным человеком? Да он червяк, ничтожество! Тетка била его палкой каждый раз, когда заставала пьяным. Сравнить его с папашей Карамазовым! Нет, я просто умру со смеха!

Мы стали умирать со смеха вместе.

— Шутка, — сказал я. — Конечно, ведь папаша мог иметь денег сколько душе угодно. Не какие-то жалкие двадцать баксов в неделю, как Филип Кордей.

— Тридцать пять, — поправила она. — Каждую пятницу утром он ходил к ней за подачкой.

Беседа становилась всё интересней.

— А его жена вообще ничего не имела, — сказал я.

— Ты и тут не прав. Похоже, ты ничего не знаешь. Она и миссис Люсьен были буквально влюблены друг в друга. Я знаю. Я подслушивала. Они разговаривали о разных вещах. Когда они заговорили о разводе, миссис Люсьен хотела побить Филипа палкой, но Глория сказала «нет». Эти женщины были друзьями, совсем как в моей стране.

— Ну а развод… — начал я.

Две большие слезы внезапно скатились по её щекам.

— А теперь она умерла. Это случится со всеми нами, Мы все умрем. Кроме смерти, у нас нет будущего.

— Ты хочешь сказать, миссис Кордей умерла?

— Шутишь? Для кого ты принес цветы? Умерла миссис Люсьен, а миссис Кордей где-то за городом, она очень переживает. Эта новость дошла и до нее. Она звонила утром, просила передать, что завтра приедет на похороны. Мы все очень несчастны.

— Думаю, миссис Люсьен тоже чувствовала себя несчастной в субботу вечером, когда зашел разговор о разводе. В доме никого не было, чтобы утешить ее?

Моя собеседница с мрачным видом покачала головой:

— Миссис Кордей сразу же уехала за город, а Филип прятался от тетки и появился лишь после того, как она уехала на вокзал. Странно, но миссис Люсьен вышла из дома за несколько часов до отправления нью-йоркского поезда. Именно поэтому, я считаю, она и попала под автобус. Все эти дни стоит нестерпимая жара. У пожилых людей часто кружится голова. Скоро я тоже буду совсем старой. Все мы будем старыми.

— Кроме меня, — сказал я. — Я до старости не доживу.

Она добавила виски себе в стакан. Я допил свой и поднялся:

— Кто ещё сейчас в доме?

— Никого. — Её набухшие от пьянства веки приподнялись на десятую долю дюйма. — Ты что, собираешься меня изнасиловать?

— Упаси Господь, — испуганно ответил я, — просто мне нравится дом, и я хотел бы взглянуть на него.

— Пожалуйста, но этот алкаш Филип Кордей запер все помещения, а ключ забрал с собой. Мы можем пройти только в мою спальню. — Её веки приподнялись ещё на десятую долю дюйма, и во взгляде застыло вопросительное выражение.

Я сказал:

— Хорошо, что у тебя есть место, где можно переспать. А где ты устроишь мисс Бойл, если она приедет из Нью-Йорка?

— Она не приедет. Никто сюда не приедет. — Поднявшись с места, она склонилась над бутылкой. Следующую фразу она произнесла нараспев, нежным голосом: — Ты мне нравишься. Ты такой сильный. Как хорошо было бы прокатиться с тобой на тройке по берегу реки! Хочешь, я приготовлю тебе блинчики?

— Я не голоден.

Ты ещё не пробовал мои блинчики. Пойдем, красавчик. — Она протянула похожие на оглобли руки и обхватила меня за шею с такой силой, что у меня хрустнули кости. Потом прижала к себе и влепила страстный поцелуй. Я никогда не целовался с пылесосом, но думаю, что испытал бы похожие чувства.

Когда мне наконец удалось вырваться, я, не теряя ни минуты, выскочил в сад через заднюю дверь. Познакомиться с братьями Карамазовыми ближе мне было, видимо, не суждено.

С холма, на котором стоял дом, открывалась красивая панорама залитого огнями ночного города. Я начал спускаться по подъездной дорожке. Под моими ботинками негромко похрустывал гравий. Было удивительно тихо, в воздухе не ощущалось ни малейшего дуновения.

Я ускорил шаг. В кустарнике справа послышался подозрительный шорох, я быстро сунул руку в карман, но, как всегда, опоздал на долю секунды. В позвоночник мне уперлось дуло револьвера, потом оно переместилось чуть выше, и чужая рука ощупала мои карманы. Мне показалось, что напавший на меня человек не слишком твердо держится на ногах. Он сказал:

— Иди. — От него несло перегаром.

Я не сдвинулся с места.

— Фил, — сказал я, — давай разберемся. Я по-прежнему работаю на тебя. По твоей просьбе вчера ко мне приходила Джулия Дюпрэ, она-то и наняла меня снова. Я стараюсь ради тебя весь день.

Он сильнее вдавил револьвер в мою спину:

— Тебя наняли снова. Но кто? Это мы сейчас и выясним.

Я пошел. Мы удалялись от дома. За поворотом дорожки стояла его машина, в ней могли сидеть его дружки. В четвертый, а может быть, в пятый раз за сутки меня пробил холодный пот. Наверное, он хотел просверлить дырку в моей спине, с такой силой он нажимал на свою пушку. Я споткнулся, едва не упал и перешел на трусцу. Он затрусил рядом. Мне был известен один прием, который срабатывал лишь в тех случаях, когда противник пьян. Я сделал внезапный рывок вперед, потом остановился, широко и крепко расставив ноги, и пригнулся. Он перевалился через мою спину и грохнулся на землю.

Я прыгнул и носком ботинка ударил его по кисти руки. Револьвер отлетел ярда на три. Он метнулся вперед и, опередив меня, сумел снова схватить оружие. Я нырнул в кусты.

Я просидел там секунд двадцать пять, потом пустился бежать по саду. Он открыл огонь, и темнота озарилась вспышками оранжевого пламени. Я продолжал бежать не останавливаясь. Стрелок из Кордея был никудышный, но и закоренелые пьяницы иногда попадают в цель. Я снова нырнул в кусты и лишь по прошествии нескольких минут рискнул высунуть голову: Филипа Кордея вблизи не было. Я выбрался из колючих зарослей и вприпрыжку, как заяц, бросился бежать к своему «бьюику».

XIII

В отелях с гордым названием «Виндзор» нередко останавливаются члены королевских фамилий; южноамериканские президенты, скрывающиеся с награбленным добром от народного гнева, неизменно выбирают именно их. Там они чувствуют себя в безопасности. Никто не осмеливается нарушать торжественную тишину этих величавых стен вульгарным выстрелом из револьвера.

Дежурный клерк за конторкой, любезно улыбнувшись, назвал мне номер мисс Бойл. После встречи с Филипом Кордеем и приключений в саду моя внешность не вполне соответствовала принятым здесь стандартам, но воспитанный клерк сделал вид, что не замечает изъянов в моем туалете. Я пересек вестибюль и поднялся в лифте на третий этаж. В номере Фэй Бойл слышалась негромкая музыка. Я постучал.

Открыв дверь, она посмотрела по сторонам Мы обменялись легкими улыбками. На ней было платье из тонкой ткани, на ногах — сандалии с выступавшими наружу пальцами. Её кожа казалась мягкой, как бархат. За бурными событиями прошедших суток я успел подзабыть о её на редкость красивой внешности. Она подошла к серванту.

— С содовой? — спросила она.

— Да, спасибо.

На экране телевизора мелькали рекламные ролики потом появилось лицо диктора, и он сказал: «Полиция разыскивает человека, располагающего информацией о преступлении в деловой части Монреаля. Несколько часов назад был убит известный адвокат и…»

Нажав на клавишу, я выключил телевизор, но мои действия не показались ей странными. Держа в руках два бокала, она кивком указала на стул. Мы сели и одновременно поднесли бокалы к губам. Как и прежде, мне больше всего нравились её глаза. Впрочем, она вся нравилась мне. Женственности в ней было в сотню раз больше, чем в Джулии Дюпрэ, но вот готовности к оказанию сексуальных услуг заметно не было. А жаль.

Я сказал:

— Итак, я здесь. Зачем вы желали меня видеть?

Помогите мне отыскать сестру.

— Что вам известно о её местопребывании?

— После телефонного разговора с вами я полагала, что вы что-то знаете.

— Расскажите о субботнем вечере. Вы уверены, что Глория вернулась в Монреаль?

Ресницы её обезоруживающе заморгали:

— Так она мне сказала.

Всех клиентов с моргающими ресницами я истребил бы под корень. Ты пашешь на них, стремишься совершить невозможное, а они делятся с тобой лишь тем, чем считают нужным. Пытаться выяснить у них что-либо всё равно что искать серебряный доллар в темном подвале без свечи.

— Так она заявила вам, — сказал я, не скрывая раздражение, — но в действительности её не было дома. А в дом сестры вы, между прочим, так и не зашли. Почему вы не соизволили заглянуть туда? Ведь это был бы вполне естественный поступок.

— Если вы не прекратите разговаривать со мной подобным образом, вам лучше уйти.

— Хватит увиливать. Скажите, почему вы не зашли к сестре.

— Потому что я ненавижу мужа сестры, — сердито ответила она.

— У вас есть основания для ненависти?

— Есть. У него слабость к девочкам из варьете. Они все нравятся ему, и я не исключение. Я не желаю оставаться с ним дома одна и отбиваться от его лапанья. У Глории и так хватает с ним хлопот. Бедняжка!

— Почему же тогда она вышла за него?

— Думала, что он богат.

— Она так любит деньги?

— Все женщины любят деньги. К тому же ей казалось, что она влюблена в него. Теперь она не подпускает его к себе. Женщины в нашей семье умеют быть стойкими. Имейте в виду.

— Верю, что умеют, — согласился я. — Если не считать человека по фамилии Малли.

— Она незнакома с ним. Впервые увидела его в субботу вечером.

— Вы, возможно, встретили его впервые, только не она. Она попросила вас отвлечь меня. Именно с этой целью вы срочно приехали из Нью-Йорка, не потрудившись навестить вашего сердечного друга миссис Люсьен. Вы были в курсе, какое задание я получил от Филипа Кордея. Все были в курсе, даже миссис Люсьен. Я до сих пор не могу разобраться, как наш секрет стал достоянием общественности. Вы не могли бы мне помочь?

Она холодно сказала:

— Я не зашла к миссис Люсьен, полагая, что она уже выехала в Нью-Йорк. Она собиралась туда в пятницу вечером, а я вылетела из Нью-Йорка только в субботу.

Поднявшись, она подошла к серванту, на котором стояла бутылка виски, и, выдвинув ящик, некоторое время что-то нащупывала в нем. Когда она снова обернулась ко мне, в её руке был небольшой никелированный пистолет.

— Убирайтесь! — приказала она.

Я тоже поднялся. В эту ночь все почему-то размахивали оружием. Не исключено, что так действовала на людей жара. Я сказал:

— Детка, наверное, ты не совсем четко представляешь, в какой опасной игре принимаешь участие. Твою подружку Люсьен толкнули под автобус какие-то мерзавцы.

Ее палец лежал на спусковом крючке. Я сделал шаг ей навстречу, и палец напрягся. Я взял её за запястье одной рукой, несильно сжал, а другой отобрал оружие. Коротко всхлипнув, она попыталась ударить меня кулаком.

Я ласково сказал:

— У твоей игрушки есть маленькая штучка, называемая предохранителем. В таком положении игрушка стрелять не будет.

Я переставил предохранитель и положил пистолет на сервант. Она могла легко дотянуться до него, но брать его снова не стала. Перейдя в противоположный конец гостиной, она села на диван. Я налил виски в два бокала и подсел к ней. Она недоуменно спросила:

— Толкнули? Как её могли толкнуть, когда кругом были люди?

— Очень просто. Все обалдели от жары. На перекрестке сгрудилось с полсотни людей. Автобус проехал слишком близко от тротуара. Миссис Люсьен была не первой молодости и здоровьем не отличалась. Если кто-то собирался с ней расправиться, следовал за ней, лучший шанс трудно было представить. Легкий толчок — и проблемы больше нет!

— Но это только догадки. У вас есть доказательства?

— Пропала её сумочка.

— Её мог утащить мелкий воришка.

— Конечно, — согласился я, допивая виски. — Сколько стоила миссис Люсьен при жизни?

Не знаю, думаю, немало. Мне она дарила дорогие вещи. Хотела, наверное, подкупить меня, чтобы я бросила работу в ночном клубе. Предлагала даже переехать сюда и жить вместе с ней.

— По отношению к племяннику она была не столь великодушна.

— У неё были причины. Он воровал её деньги, подписывал счета, которые ей приходилось оплачивать. Однажды ухитрился даже продать её драгоценности. Больше всего на свете она страшилась скандалов, боялась, что её семью будут полоскать в бульварных газетах, как грязное белье. Вот почему миссис Люсьен обрадовалась, когда Филип решил жениться на Глории. Надеялась, что он образумится. Но она ошиблась.

— Она не возражала против его женитьбы на девице из варьете?

— Сначала она относилась к ней настороженно, но потом стала для неё самым дорогим человеком в мире. Мне она говорила, что Глория напоминает ей собственную сестру, когда они были детьми. Вы, возможно, не знаете, что Филип — незаконнорожденный сын её сестры. Это их семейная тайна.

— Да, — сказал я, — не знаю.

Совместная жизнь тетки с племянником, постоянно напоминающим ей о грехопадении сестры, была несладкой для обоих. Возможно, для Филипа она была ещё более безрадостной. Я подошел к серванту и проверил пистолет — магазин был полон патронов. Вернув предохранитель в безопасное положение, я сказал:

— По моим данным, миссис Люсьен оставила около одиннадцати миллионов долларов. Войны начинались из-за меньших сумм. Может, её не убили, но её смерть привела к гибели нескольких человек. За ними могут последовать и другие. Ваша сестра, например.

Фэй Бойл бросила на меня недоверчивый взгляд:

— Каким образом?

— Именно это нам и следует выяснить. Вы не желаете мне помочь?

— Да, если моя помощь будет в интересах Глории.

— Кому известно, что вы сейчас в городе?

— Никому.

— Тогда считайте, что вы только что приехали и хотите навестить своего бывшего босса Ника Кафку.

Она отрицательно покачала головой:

— Он последний человек, которого я хотела бы видеть. Если я зайду в клуб, он сразу сообразит, что что-то нечисто.

— Придумайте благовидный предлог. Скажите, что зашли к сестре, но её не оказалось дома. Со слов прислуги вы узнали, что Филип Кордей в «Орхидее», и подумали, что она, возможно, тоже там. Ну а раз вы появились в клубе, будет вполне естественно навестить Ника. Зайдите в бар, где всегда полно народа, и попросите его спуститься. Поговорите с ним о погоде, о чем угодно, лишь бы он задержался внизу минут на пятнадцать. — Я кивнул в сторону серванта: — И возьмите пистолет.

— Думаете, там будет опасно?

— Всякое может случиться. Где расположен кабинет Ника?

— На верхнем этаже. Как раз над игорными залами. А почему пятнадцать минут?

— Мне надо кое-что поискать. Ник трусоват, он предпочитает появляться на людях с телохранителями. Если он спустится в бар, его подручные наверняка будут с ним. Тогда у меня появится возможность порыться в его бумагах.

— Что вы предполагаете найти?

— Признаться, толком я и сам не знаю.

Она сухо сказала:

— Если это связано с моей сестрой, я должна знать. Ну а если нет, вы не имеете морального права просить меня идти на такой риск.

Я ухмыльнулся:

— Хорошо, забудем о нашем разговоре.

На её лице можно было прочесть борьбу противоречивых чувств. Пожав плечами, она подошла к шкафу и достала соломенную шляпку. В ней она выглядела как настоящая девочка из варьете. Потом, положив в сумочку пистолет, сказала:

— Я согласна.

Напряженность её манер стала менее явной. Она даже улыбнулась и наполовину всерьез, наполовину в шутку сказала:

— Я не доверяла вам по той причине, что вы внешне слишком привлекательны. Мой опыт подсказывает мне, что красивым мужчинам верить нельзя. А теперь идем.

XIV

Я поставил машину в тихой боковой улочке. Первой из неё вышла Фэй. Мы сверили часы. Она нервничала, но это было объяснимо — мои нервы тоже были напряжены. Я выждал, пока не смолкли звуки её шагов за углом, потом нырнул в тень деревьев.

Перебегая от дерева к дереву, я пересек мощеную бетонными плитами площадку и добрался до кирпичной стены на заднем дворе клуба «Орхидея». В нижнем этаже здания горел свет. В грязной кухне неопрятного вида повар готовил пищу. До меня доносились приглушенные звуки оркестра. Второй этаж был погружен во тьму — именно там находились игорные залы.

Окна третьего этажа — кабинета Кафки — были освежены. К ним вела наружная пожарная лестница, нижняя секция которой высотой около десяти футов отсутствовала. Дотянуться с земли до первой металлической перекладины я не мог.

Стоя в раздумье во дворе, я увидел, как в кухню вошел официант и начал беседовать с поваром. Оба повернулись ко мне спиной. Я быстро нагнулся и обхватил руками зловонный металлический бак с пищевыми отходами. Крепко прижав его к себе, я двинулся в направлении пожарной лестницы. Вонь была нестерпимой, и я опасался, что тяжелый бак выскользнет из моих рук и загремит на бетонных плитах. Из него сочилась густая вонючая жидкость.

Поставив бак возле стены, я отдышался, потом немного передвинул его так, чтобы он находился точно под лестницей. Забравшись на него, я встал на край, но в этот момент дверь на кухню распахнулась и на темный двор вышел повар. Некоторое время он стоял неподвижно, потом обернулся через плечо и крикнул:

— Какая сволочь сперла бак? И откуда только берутся эти проклятые нищие, которые жрут помои? Чтоб им всем подохнуть?

Он бросил какой-то тяжелый предмет, упавший в непосредственной близости от меня, выругался ещё раз и вернулся в кухню.

Минуты летели, больше нельзя было терять время. Подпрыгнув, я уцепился за нижнюю перекладину и подтянулся.

Теперь я действовал быстро. Добравшись до третьего этажа, я прислушался. За зашторенными окнами игорных залов слышалось жужжание голосов, выкрики крупье. Присев на корточки на металлической площадке, я посмотрел вниз.

В темноте предметы во дворе были неразличимы. Я надеялся, что снизу моя скорчившаяся фигура тоже не слишком заметна. Прижавшись к кирпичной стене, я заглянул в окно. Опрокинув Джулию Дюпрэ на письменный стол, Филип Кордей осыпал её поцелуями. Она вяло сопротивлялась, отталкивая его руками. Потом Джулия что-то сказала, и мне показалось, что он сейчас повернет голову. Я быстро спрятался.

Окно справа от меня было открыто, к нему с немалым риском для жизни можно было добраться по горизонтальному выступу на стене. Собравшись с духом, я крепко ухватился за ограждение металлической площадки и, перебросив через неё одну ногу, встал на выступ. Правой рукой я дотянулся до водосточной трубы, казавшейся на ощупь достаточно надежной. Затем я убрал левую руку с перил и ухватился за трубу обеими руками. Выждав, чтобы биение сердца пришло в норму, я изогнулся и, уцепившись руками за подоконник, в акробатическом прыжке перелетел внутрь здания, оказавшись в небольшой полутемной комнате. Тусклый свет проникал в неё из соседнего помещения, дверь в которое была приоткрыта.

Я услышал страдальческий голос Филипа Кордея:

— Дорогая, умоляю…

Послышалась легкая возня. Её голос тоже был страдальческим:

— Любимый, если я уступлю, что тогда станет со мной? Разве я могу быть уверена, что ты меня не обманешь?

— Ну я же сказал! — Он был настолько пьян, что у него еле ворочался язык. — Я хочу жениться на тебе.

— Ты это говоришь сейчас. — Судя по интонации, она была полна жалости к самой себе. — Но где гарантия, что ты сдержишь слово? — Я снова услышал звук поцелуя. — Нет! — раздался через несколько секунд её протестующий голос. — Нет, нет, нет! Это уж слишком, Филип!

Потом снова он:

— Я люблю тебя, люблю, люблю! Я докажу свою любовь. Я подпишу эту бумагу.

— Любимый, — сказала она, — тогда я могу быть спокойна. — Она была примитивна, как акула, готовящаяся сожрать свою жертву. — Тогда я уступлю тебе. О Филип, если б ты знал, как я люблю тебя! Какое счастье я испытываю, когда ты рядом! — Вновь чмокающие звуки. Она глубоко вздохнула и прошептала: — Сейчас вернется Ник. Спустимся в мою уборную. Там ты и подпишешь бумагу. А потом… потом я расскажу тебе о сестре твоей жены. Ты увидишь, что она собой представляет. Как правильно сказал Ник…

Он злобно пробормотал:

- Не желаю слышать о ней. Эта сука Глория подослала ее. Моя жена сука. Её надо прикончить, как и…

Джулия Дюпрэ прошептала:

— Ш-ш-ш! Ты не должен об этом говорить! Ты даже не должен об этом знать. Идем в мою уборную. Там тебя ждет бутылка скотча.

— А что ещё меня ждет?

Она мелко захихикала. Дверь в мою комнату отворилась, и его ноги споткнулись о порог. Послышался её шепот:

— Филип, не здесь! — Она снова захихикала.

Дверь закрылась, и снова наступила тишина.

Я глянул на часы — в моем распоряжении оставалось шесть минут.

Я прокрался в кабинет. Он был просторней, чем у Хэпуорта, и отделан с кричащей роскошью. В глаза мне бросился мраморный умывальник и мраморная с зелеными ободками плевательница, пол вокруг которой был загажен многочисленными плевками. Интерьер был выдержан в красных, черных и серебристых тонах, на стенах висели изображения обнаженных красоток и фотографии артистов варьете, в основном молодых танцоров. Повсюду блестели зеркала. Судя по всему, дела у Ника шли неплохо.

Увлажнитель для дорогих сигар стоял на изящном столике красного дерева с двумя аппаратами селекторной связи и двумя телефонами.

В рабочем столе Кафки имелся всего один ящик, который я поспешил выдвинуть. Он был набит бумагами, как мешок старьевщика, собирающего макулатуру. Я наугад вытянул пачку.

Цифры и больше ничего. Длинные столбики тысяч и тысяч цифр. Наверное, только хозяин стола знал, что они означают. Я сунул пачку обратно и огляделся.

В углу стоял небольшой металлический шкаф конторского типа, в которых обычно хранят деловые бумаги. Я потянул дверцу, но она была заперта. Ни одна из отмычек которые я предусмотрительно прихватил с собой, к замку не подошла.

Вернувшись к столу, я взял длинный стальной нож, которым Кафка пользовался для разрезания бумаги. В моем распоряжении оставалось четыре минуты. Я опустился на колени возле шкафа и едва не вывихнул руку, засовывая нож в узкую щель дверцы. Кончиком ножа я слегка приподнял язычок замка, после чего стал вновь поочередно вставлять отмычки. Наконец что-то щелкнуло, и дверца открылась. Я снова увидел бумаги. Они были уложены в аккуратные металлические коробки, и против цифр в них были указаны фамилии.

Это были ксерокопии документов, расположенные в алфавитном порядке. На них стояли подписи известнейших граждан Монреаля, советников мэрии и полицейских чинов. Все подписи подтверждали один и тот же факт — получение денег. Безумцы брали взаймы под проценты у главаря гангстерской шайки. Две фамилии были знакомы мне особенно хорошо.

Юстас Л. Бедекер, сержант следственного отдела, тот самый лысый садист, который утром навестил меня и которому капитан Хилари поручил расследовать обстоятельства гибели миссис Люсьен. Кафка ежемесячно выплачивал Бедекеру четыреста долларов. Грязные деньги сержант получал за то, что закрывал глаза на азартные игры, и за ценную информацию об оперативных планах полицейского управления, которую передавал Кафке.

Вторым был Филип Кордей. Его долговые обязательства составляли огромную сумму — сто тринадцать тысяч. Деньги он тратил на шлюх, спиртное и рулетку. Движущие мотивы некоторых последних событий стали теперь мне более понятными.

Я сунул обе ксерокопии себе в карман, а остальные положил обратно.

Послышался шум, и я обернулся. В дверях, ведущих в коридор, стояли Ник Кафка и Эдди Силвер. За ними маячили фигуры двоих незнакомых мне темноволосых громил. Все четверо были вооружены и напоминали расстрельную команду из гангстерских фильмов. Недоставало лишь черной повязки на моих глазах, хотя, возможно, позднее появится и она.

— Подними руки! — негромко, почти ласково скомандовал Ник. У него был распухший нос.

Кроме меня и Эдди Силвера, с лица которого не сходило злобное выражение, все остальные сияли довольными улыбками. Я прошелся взглядом по кабинету — шансов на спасение на этот раз у меня не было. Я присел на стул.

— Как успехи? — Кафка подошел вплотную к маленькому металлическому шкафу. — Не спорю, опыт медвежатника у тебя есть. Только не думай, фраер, что ты великий умник. Шкафчик с фокусом — когда касаешься закрытой дверцы, внизу загорается сигнальная лампочка. Ну что молчишь?

— Ловко придумано, — сказал я.

Эдди Силвер быстро провел руками по моему пиджаку и карманам брюк. Вытащив ксерокопии обеих расписок, он протянул их Нику. Потом с наслаждением ударил по моей голени острым носком ботинка.

Я привстал. Громилы придвинулись ближе, отрезая мне путь к отступлению. Дверь в коридор была открыта, но вряд ли кто-то услышал бы мои крики.

Ник сказал:

— Гоняюсь за тобой, Йетс, целые сутки. Ты действуешь мне на нервы. Из-за тебя погибли двое моих лучших парней.

— Несчастный случай.

— Они были бы живы, не сунь ты свой вонючий нос в мои дела. Тебе следовало помнить об этом, Йетс, тогда я морда была бы в порядке.

Он размахнулся. Кулак опустился в центре моего лица. Хрящ моего носа переместился в сторону правого уха. Я наклонился вперед и кровь обильно хлынула на дорогой ковёр. Послышалось радостное ржание Эдди Силвера.

Над моей головой продолжал звучать голос Ника:

— Это для затравки’ падла, а главным блюдом будет жаркое. Тебе когда-нибудь поджаривали ноги, легавый? Сегодня мы подадим их на второе, если ты не ответишь на мои вопросы.

— А если отвечу?

— Тогда быстро и безболезненно, — снова загоготал Эдди.

— Заткни хайло, Эдди. — Я попытался восстановить нормальную работу легких. Моя голова была по-прежнему наклонена, кровь продолжала капать на ковер.

Ник постучал по моему затылку рукояткой револьвера:

— Кончай спектакль, Йетс. Где миссис Кордей?

— Не знаю.

— Что ей известно?

— Понятия не имею.

Он снова постучал мне по затылку, на этот раз сильнее. Кровь в черепной коробке прихлынула к моему мозгу.

— Говори правду, Йетс. Я знаю, ты работаешь на нее.

— Никто меня не нанимал.

— Тогда для чего ты завалился вечером к Хэпуорту? — спросил Эдди Силвер.

— Вопросы задаю я, Эдди. Но он прав, Йетс, что тебе там было нужно? И зачем ты устроил шмон в моем кабинете, если тебя никто не просил?

— Я работаю на себя.

— Не крути, Йетс. Мы знаем, на халяву ты вкалывать не станешь. Тебя наняла эта сучка Кордей. И ещё — что сказала тебе старуха Люсьен перед тем, как отдать концы йод автобусом?

— Перед тем, как её туда толкнули.

Теперь он ударил меня по голове с такой силой, что под черепом у меня защебетали птички. За его широко расставленными ногами я увидел пару дамских сандалий с открытыми пальцами ног. Они только что появились в дверном проеме.

Я дико закричал, откинувшись на спинку стула и задрав кверху голову. Два темноволосых амбала с синхронностью хорошо отлаженных механизмов прыгнули ко мне и приставили пистолеты к моему подбородку.

Я опустил голову чуть ниже и слегка пошевелил плечами. Потом громко застонал. Бандиты смотрели на меня с недоумением. Пара женских сандалий бесшумно двигалась по толстому ковру.

— Моя голова! — громко крикнул я и через пару секунд спокойно добавил: — Прикажи своим недоумкам бросить пушки, Ник. Иначе твоя печенка размажется у меня по лицу.

Лицо Ника покрыла смертельная бледность. Мне хотелось молиться на девушку по имени Фэй Бойл, осыпать её золотом.

Она стояла за спиной Кафки, прижимая к его пояснице маленький никелированный пистолет.

Он облизал губы, его лицо нервно подергивалось.

— Бросьте, ребята, оружие, бросьте, — послышался его хрипловатый шепот.

Револьверы упали на ковер с приглушенным стуком прозвучавшим в моих ушах сладчайшей музыкой Я поднялся на ноги. Эдди Силвер с отвращением сплюнул:

— Фэй Бойл. Он работает на пару с этой сукой.

Девушка отступила на шаг назад. Теперь я получил возможность внимательнее глянуть на оружие в её руке и у меня едва не остановилось сердце. Я быстро принялся за дело.

Вырвав револьвер из рук Ника, я подобрал с ковра остальное оружие. Три револьвера я распихал по карманам, а четвертый раскрыл, чтобы убедиться в наличии патронов. Потом я сказал:

— Фэй, дорогая, когда наконец ты запомнишь, что пистолет надо снимать с предохранителя?

Прыщавую физиономию Эдди Силвера перекосила гримаса. Ник Кафка сказал:

— Думаешь, это сойдет тебе с рук, Йетс?

— Поживем увидим. Проверь коридор, Фэй.

Она вышла.

- Когда ты уберешься отсюда, — сказал Ник, — тебя заметут легавые.

— Имеешь в виду своего кореша? — Я пятился к двери, никого не упуская из вида. Фэй Бойл стояла в другом конце коридора у дверцы персонального лифта, которым пользовался лишь Кафка и его ближайшее окружение.

— Ты опоздал, фраер, — с глумливой усмешкой сказал

- Эдди Силвер — бумаги уже уничтожены.

Кафка быстро сказал:

— Не распускай язык, Эдди.

— Не шевелиться! — предупредил я. — Пока девчонка не выйдет из клуба, я буду стеречь вашу банду. Первый, кто сдвинется с места, получит получит пулю в живот.

Не отрывая глаз от бандитов, я вышел в коридор, потом повернулся и помчался прочь.

Спустившись на лифте на первый этаж, мы выбежали на улицу.

— Скорее! — крикнул я.

Я тащил её за собой. Арсенал из трех револьверов в моём кармане больно бил по ногам. Пробежав два квартала, мы свернули в узкий проезд.

— Где ваша машина? — тяжело переводя дыхание спросила Фэй. — Она должна быть где-то поблизости.

— Только не туда. Её номер знает сейчас половина города. А где ваша?

— Возле отеля «Виндзор».

Проулок заканчивался, я остановился:

— Тогда бегите к ней, я буду ждать. Вы найдете дорогу назад?

Она молча кивнула. Её глаза горели от возбуждения, как и при нашей первой встрече в лесу.

— Куда мы поедем?

— К Глории.

— Тогда ждите.

Она дружески похлопала меня по плечу и быстро двинулась по улице. Я прислонился к стене дома.

Шло время. В конце проулка стоял мусорный контейнер. Оставив у себя один револьвер, я бросил в него остальные три, предварительно тщательно их обтерев. Прошло ещё несколько минут. Мой нос нестерпимо ныл. Высморкавшись, я почувствовал, как из него снова потекла кровь.

По улице проехали две машины, в непосредственной близости от меня проследовала парочка. Мужчина уговаривал свою спутницу сделать что-то, чего она не желала. Я опасался, что они свернут в мой проулок. Неподалеку злобно шипели коты, готовые вцепиться друг в друга. Послышались отдаленные звуки полицейской сирены. Я не исключал возможности, что Фэй не придет.

Слепящий свет автомобильных фар разрезал полумрак. Машина быстро приближалась и затормозила возле меня.

— Мистер Йетс! — услышал я голос Фэй Бойл.

Я попросил её пересесть на место пассажира, устроился за баранкой её стодвадцатисильного «рэмблера» и погнал машину за городскую черту, подальше от опасной зоны.

Мой череп нестерпимо ныл, и мне не давало покоя чувство голода. Я проклинал себя за то, что в спешке забыл взять обратно ксерокопии двух расписок.

Прикурив две сигареты, Фэй Бойл протянула одну мне. Её маленький никелированный пистолет лежал на дне сумочки. Я тоже не расставался с оружием.

Откинувшись на сиденье, она нервно выпускала изо рта колечки дыма. Долгое время мы не произносили ни слова, наконец я сказал:

— Раз уж ты спасла мою драгоценную шкуру, давай называть друг друга Фэй и Билл. Чего бы Фэй ни захотела ей стоит лишь попросить Билла. А сейчас Билл желал бы поговорить с Фэй.

Она засмеялась:

— Твой номер имел бы шумный успех в ночном клубе. Тебе недостает только толкового партнера. Так о чем Билл желает поговорить с Фэй?

— О её сестренке.

Вынув сигарету изо рта, она некоторое время смотрела на её кончик:

— Фэй очень любит свою сестренку.

Не сомневаюсь. И ради неё она способна на любую ложь.

Она щелчком выбросила сигарету из окошка:

— Этот вопрос мы уже обсуждали. Думаю, достаточно. Я сказал:

- Послушай меня, и мы вместе решим, когда будет достаточно. Вчера у меня в конторе и дома устроили шмон. Перевернули всё вверх дном, разыскивая какую-то вещь. Утром ко мне ворвались бандиты, я чудом остался жив, ухитрившись к тому же отправить одного налетчика к праотцам. Потом меня с пристрастием допрашивала полиция. Когда я наконец вернулся домой, там меня снова подкарауливали. Но я и тут остался цел и невредим, после чего для выяснения некоторых обстоятельств отправился в одну контору. Там погибли ещё два человека. Один из них адвокат по имени Джозеф Хэпуорт.

Ни один мускул не дрогнул на её лице. Фамилия Хэпуорт была ей незнакома. Правда, она была девицей из варьете, тоже своего рода артисткой, Я продолжал:

— Потом путь мой лежал к дому твоей покойной приятельницы миссис Люсьен. Там меня едва не изнасиловала очаровательная амазонка, а когда я обратился в позорное бегство, на меня набросился муж твоей сестры. Он поджидал меня в кустах и открыл огонь, как только я появился. Отбившись от всех недругов без единой дырки в шкуре, я наношу визит тебе. Вначале ты тоже размахиваешь пистолетом, потом мы достигаем взаимопонимания и вместе едем в «Орхидею» к Нику Кафке. Там он выбивает дробь на моём черепе револьвером. Тебе не кажется, что этого достаточно?

Она спросила:

— Когда я тебе солгала?

— Когда разыграла со мной комедию вечером в субботу.

— Хорошо, — сказала она. — Я действительно тебе солгала, но мне до сих пор не совсем ясно, какова во всем этом твоя роль. Какое ты имеешь отношение к Глории? Ну а конкретно, что сейчас тебя интересует?

— Малли. Я почти уверен, что ты встречалась с ним раньше.

— Нет, встречалась с ним Глория, он её любовник. Их связь длится уже почти три месяца, но они не могут видеться часто — Глории необходимо соблюдать осторожность. Она боялась, что об этом узнает миссис Люсьен. Тебе хорошо известно, как Дэнни опасалась скандалов.

— И всё же Глория оказалась недостаточно осторожной, — сказал я. — Муж что-то заподозрил, хотя, наверное, это были лишь смутные догадки. Тебе об этом что-нибудь известно?

— Практически ничего. Глория позвонила мне в Нью-Йорк в четверг. Она знала, что мой контракт с клубом «Бантем» закончился, и попросила приехать на несколько дней. Рассказала о Малли — так я впервые узнала об их отношениях. Но я её не виню. У неё было тяжелое детство, бедняжка много болела, а совместная жизнь с Филипом Кордеем укреплению здоровья не способствует. Она тоже имеет право на любовь.

— Поэтому по приезде ты и решила не заходить к миссис Люсьен?

— Я думала, что она уже в Нью-Йорке. Я поехала прямо в Литтл-Виллидж, и, когда позднее встретила Глорию вместе с Малли, она рассказала мне о тебе. Между прочим, я была разочарована её выбором — Малли вызывает у меня брезгливость. — Она ненадолго задумалась. — Каким образом ей стало известно о тебе, мне непонятно.

— Она узнала от Малли. Тот всё время околачивается в «Орхидее», где проводит время Филип Кордей. Он приходит туда из-за одной красотки — Джулии Дюпрэ.

— Кто она?

— Певичка. В последнее время у них модно побыстрее выходить замуж. Наверное, наш Филип обещал ей жениться. Если так, то Джулия должна была первой узнать о предстоящем разводе. Она-то обо всем и рассказ Малли. Уверен.

— С какой целью?

— Не знаю, — раздраженно сказал я. — Понятия не имею, какие между ними отношения. Так или иначе, но он поделился новостью с твоей сестрой, и та вызвала тебя, чтобы спутать мне карты.

Она сказала:

— Не совсем так. Они просто хотели побыть вдвоем, подобная возможность выпадает им редко. А тебя мне показал клерк в отеле, у которого ты получил ключи от коттеджа.

— Ты всегда выручаешь сестру? — спросил я.

Всю жизнь. Бедняжка не может обойтись без моей помощи.

Под колесами автомобиля мягко шуршал асфальт. До Литтл-Виллиджа оставалось ещё шесть миль. Я с утра ничего не ел, и чувство голода давало о себе знать всё сильнее.

— Ещё один небольшой вопрос. Если Малли знал о намерении Филипа Кордея получить развод, он, вероятно, в курсе его отношений с Джулией Дюпрэ. А это означает, что твоя сестра тоже не лишена информации. Почему в таком случае она сама не возбудит дело о разводе? Или хотя бы не наймет детектива?

— Думаю, из-за Дэнни. Для доброй католички развод немыслим. Даже намек на его возможность убил бы миссис Люсьен.

— Так оно и случилось, — сказал я.

Впереди светились огни придорожного кафе.

Глории, наверное, не исполнилось восемнадцати, когда она вышла замуж, — сказал я. — Ваша семья легко согласилась на её брак?

— У нас нет семьи, мы сироты. Как её законная опекунша, я дала согласие.

— Хотя и презирала Филипа Кордея?

— Так хотела Глория. — В её голосе прозвучала беспомощность.

Свернув с дороги, я въехал на площадку для парковки. — Сандвич?

Она отрицательно покачала головой:

— Спасибо, я не хочу есть.

— А я умираю от голода, — сказал я. — Тогда выпей чего-нибудь.

Мы вышли из машины. По ночной автостраде, поблескивая белыми и красными огоньками, проносились автомобили. Взяв свою спутницу за руку, я поднялся на несколько ступеней и вошел в кафе.

Просторный зал сверкал хромированным металлом. Он был пуст, если не считать скучавшего за стойкой бармена. Телевизор не работал, а стоявший на металлической подставке приемник был настроен на полицейскую волну. В мире немало любителей криминальных новостей.

Мы сели на высокие табуреты.

— Слушаю вас, мистер, — сказал бармен, набрасывая на руку полотенце.

— Пива для двоих, ветчину и яичницу для одного. И выключите эту чертову шарманку!

Его лицо приняло обиженное выражение:

— Пиво для двоих, ветчину и яичницу для одного. А радио пусть работает. Здесь командую я.

Я сказал Фэй Бойл:

— Пойдем.

Она приподняла брови:

— От пива я бы не отказалась.

— И ты получишь его, детка, — сказал бармен с победной интонацией в голосе.

На полицейской волне передавали информацию об угнанных автомобилях. Бармен ткнул пальцем в сторону моего носа:

— Столкнулся с дверью?

— В этом сезоне такие носы — последний крик моды. Да ты не отвлекайся — готовь яичницу.

Он показал пальцем в другую сторону:

— Советую умыться. Там новенький умывальник, поставили совсем недавно. Полотенце, горячая вода, мыло. К твоим услугам модерновый сортир. Ветчина и яичница будут готовы к твоему возвращению, а я пригляжу за дамой.

— Дама способна сама о себе позаботиться, — сказала Фэй Бойл.

Я прошел в туалетную комнату. Глянув на себя в зеркало, я подумал, что так, вероятно, выглядит свинья, которую накормили вареной свеклой. Кафка бил от души. Кровь запеклась вокруг моего носа, верхняя губа раздулась, как у шимпанзе. Раздевшись до пояса, я наполнил умывальник водой и, пользуясь полотенцем вместо мочалки, устроил себе праздник. А когда причесал волосы, стал немного походить на человека.

Вернувшись в зал, я не увидел Фэй.

— Где дама? — поинтересовался я.

Поставив передо мной тарелку с ветчиной и яичницей, бармен усмехнулся:

— Дама решила исчезнуть.

Я подбежал к двери — машины Фэй на площадке для парковки не было. По радио передавали информацию о драке, затеянной молодежью возле дискотеки. Бармен сказал:

— Тебя тоже никто не держит. Но сперва заплати.

— В какую сторону она поехала?

— В город. Кофе налить?

Я кивнул.

— Женщины стали нынче чересчур независимы, — сказал он. — Неплохо бы призвать их к порядку. — Опершись локтями о стойку, он доверительно подмигнул мне: — Это она разбила тебе морду?

— Любопытным тоже иногда достается по зубам. Не веришь?

Он ухмыльнулся. Возможно, он от природы был таким весельчаком.

— Красивая девка. Наверное, ты действовал слишком примитивно.

— Только кофе. Разговоров я не заказывал.

Радио на полминуты умолкло, потом диктор равнодушным голосом начал передавать последние новости.

«Повторное сообщение. Всем патрульным машинам. Разыскивается Уильям Йетс. Рост шесть футов, вес сто девяносто девять фунтов, глаза карие, шатен, небольшой пулевой шрам на левой щеке. Был одет в темно-серый костюм. Вооружен и опасен. При задержании принять меры предосторожности. Розыск объявлен в связи с убийством. Джозефа Хэпуорта и Гарри Барнета. В случае задержания живым немедленно поставьте в известность сержанта розыскного отдела Бедекера. Конец сообщения».

Информация была лаконичной, но достаточно содержательной. Охота на меня была в разгаре. Они не отступятся, пока не добьются своего. Я тоже оперся локтями о стойку и левой рукой прикрыл щеку со шрамом. Отхлебнув из чашки кофе, я усмехнулся.

Хозяин не замедлил ответить тем же. Ночь была длинной, и ему не терпелось с кем-нибудь потолковать.

— Видишь? — сказал он. — А ты хотел выключить приёмник. Радио многих раздражает. Говорят, у меня психологический сдвиг, нездоровый будто бы интерес. А вот и нет! Эти передачи поинтересней глупых шуточек, которыми перебрасываются ма Перкинс и па Боббинс. И знаешь почему? Возьми, к примеру, этого подонка Йетса, они долдонят про него каждые пять минут вот уже два или три часа.

Могу поспорить, они обязательно его изловят. Фараоны уже обшарили его дом. Пусто. Потом, как ненормальные, помчались в отель «Виндзор». Кто-то его там видел. Улавливаешь? — Он выжидательно глянул на меня.

— Не совсем, — пробормотал я.

— А видел его мужик, который, как и я, любит всякую уголовщину. Он сразу же сообщил в полицию. Да, таким, как он и я, цены нет. Теперь представь, что открылась дверь и эта падаль вошла сюда. Рост, вес, одежда, шрам… — Перечисляя приметы, он прищелкнул пальцами. — Да я его узнал бы как облупленного.

— Думаешь, он может войти?

— Нет. Из управления передали, что его машина брошена где-то в деловой части Монреаля. Сейчас он, как крыса, забился в нору. Преступники не разъезжают в открытую, когда за ними гонится полиция.

— Наверное, ты прав. — Я поставил чашку на стойку. — Интересно, вернется моя жена или нет?

— Жена? Понятно, у всех бывают семейные неурядицы. А нос у тебя почти в норме.

— Работа её братишки. Я хотел выкинуть его вон. Она говорит, что мы просто не поняли друг друга. — Я поднялся, стараясь держаться к нему правой стороной, и положил на стойку два доллара. — А пошла бы она… Если заявится, скажи, что я больше не мог её ждать. Сдачи не надо.

— Тогда хоть пропусти глоток.

Я покачал головой.

Он сказал:

— До следующего поселка четыре мили. Посигналь, тебя обязательно кто-нибудь подвезет… А с бабами именно так и надо обращаться. Посылать их подальше.

— Ну, будь здоров, — сказал я.

По радио передали: «Повторное сообщение. Всем патрульным машинам. Разыскивается Уильям Йетс…»

Ночь была душной и жаркой. Мимо меня промчалась машина, за ней другая. Я не голосовал — обе были похожи на полицейские автомобили. Я прошел по обочине несколько шагов, потом, остановившись, прислонился к дереву и некоторое время приводил в порядок свои нервы.

Водитель следующей машины притормозил, снова рванул вперед, потом всё же решил остановиться. Это «линкольн». Притаившись за стволом дерева, я услышал, как усталый голос произнес:

— Пойдем выпьем чего-нибудь. Меня замучила жажда.

Другой голос крикнул:

— Обойдешься!

Я выглянул из-за дерева. В машине находились четверо или пятеро. В полутьме определить точное число пассажиров я не сумел. Разразившись бранью, водитель тронулся с места, и «линкольн», стремительно набирая скорость, скрылся в северном направлении. В том же направлении, куда намеревалась ехать и Фэй Бойл. Я вышел на дорогу и зашагал по обочине.

Парень за баранкой «линкольна» был Эдди Силвер.

XVI

Свернув с асфальтированной магистрали, я направился в Литтл-Виллидж напрямик по грунтовой дороге.

Главная улица городка показалась мне ещё темнее, чем в субботу. Из «Спрус-отеля» — единственной гостиницы Литтл-Виллиджа, как и в прошлый раз, доносились печальные звуки трубы. Музыкант словно жаловался на свои невзгоды. Возможно, они у него имелись, но я мог поспорить, что были они на порядок, а то и два менее серьезными, чем у меня. Я прошел на автостоянку и проверил находившиеся там машины. «Линкольна» среди них не было. Через стеклянную дверь вестибюля мне был виден сидевший за стойкой клерк. Он что-то записывал в журнал.

Я достал из бумажника пятьдесят баксов и спрятал их в левой руке. Кто знает, может быть, клерк тоже настроил приемник на полицейскую волну и теперь в курсе последних событий. Конечно, я шел на серьезный риск, но другого пути заручиться хотя бы косвенными свидетельствами своей невиновности у меня не было. После того как я окажусь в лапах Бедекера, подобная возможность мне уже не представится. Я вошел в вестибюль и остановился у стойки.

Трубач в ресторане играл «Сибоней». Качество исполнения этой популярной мелодии вогнало бы в краску последнего мужичонку в мексиканской деревне. Слышалось шарканье ног танцующих и визг пьяных женщин. Не обращая на меня внимания, клерк продолжал писать.

Я спросил:

— В каком номере проживает миссис Кордей?

— Гостей фамилии Кордей в отеле нет. — Он поднял голову и внезапно быстро-быстро заморгал. Душа у меня ушла в пятки, мне показалось, что он вот-вот издаст вопль: «Держи его!» — и бросится вон из отеля.

Но он проявил выдержку, его верхняя губа шевельнулась, и он сдавленным голосом произнес: — Миссис Кордей в отеле не проживает.

Положив левую руку на стойку, я слегка приоткрыл ладонь. Новенькая банкнота была хорошо видна. Я кивком указал на дверь, которая вела в крохотную служебную каморку за его спиной. Его глаза загорелись. Проверив, нет ли поблизости любопытных, он потянулся к деньгам, но я быстро сжал ладонь. Его глаза вновь блеснули, он прикусил верхнюю губу и жестом пригласил меня следовать за собой. Войдя в каморку, он закрыл дверь.

— Тридцать шестой номер, — сказал он. Его рука снова потянулась ко мне.

— Не торопись. Что ещё ты можешь сказать?

— Ничего. Давай деньги и убирайся. Или я позову управляющего, а он вызовет полицию.

— Сделаешь хуже самому себе, — сказал я. — Я могу и порассказать кое о чем.

— О чем?

— Об услугах, которые ты оказываешь миссис Кордей.

— Миссис Кордей у нас не зарегистрирована. Вали отсюда! — Он двинулся к двери.

Схватив за плечо, я развернул его на сто восемьдесят градусов и приставил к его животу пистолет. От неожиданности у него отвалилась нижняя челюсть. Он пробормотал:

— Что тебе надо? — Его лицо было белым как мел.

— Начни с начала, — приказал я.

— Не знаю, что ты имеешь в виду.

— Начни с субботы. Не строй из себя целку, ты меня не забыл.

Он облизал губы. Наверное, он тоже хотел казаться крутым, но природа не наградила его такой способностью. Я поигрывал пистолетом. Он быстро произнес:

— Миссис Кордей забронировала номер. Потом позвонил её муж и велел дать тебе ключ от их коттеджа. Спустя полчаса позвонила она, спросила, не слышал ли я что-нибудь о тебе. Я рассказал ей обо всем. Тогда она сказала, что вернется поздно, и попросила показать тебя её сестре, когда та появится.

— Понятно. Ты вел себя как сводник, а не официальное лицо. Вполне достаточно, чтобы управляющий дал тебе пинка под зад. — Я сумел изрядно его напугать. Казалось, он с трудом сдерживает слезы. — А теперь скажи, в котором часу она появилась здесь в субботу с любовником?

— Её я увидел лишь в два часа ночи. А он приехал ещё в шесть вечера. Он всегда приезжает раньше нее.

— А номер?

— Заказывает она. Всегда на имя мужчины. До утра она не оставалась с ним ещё ни разу. Вчера она впервые появилась в отеле днём и весь день просидела в номере.

— Ладно, разберемся с этим позднее, — сказал я — Что ещё она говорила о моей персоне?

— Утром сказала, что ты можешь появиться сегодня и чтобы я пропустил тебя. Но вечером снова позвонила из номера. Она передумала и велела сказать, когда ты придешь, что я её вообще не знаю.

— А любовник?

— Уехал вчера утром, и больше я его не видел.

— В город она ездила?

Нет. Лишь прогулялась немного после завтрака, а всё остальное время сидела взаперти.

Я сказал:

— Сестры-братья у тебя есть?

— Да.

— Младшие?

— Двое ещё дети.

— Тогда тебе лучше держать язык за зубами.

Он испуганно кивнул. С моей стороны было бесчестно так подло угрожать ему, но легавые охотились не за ним, а за мной. А если он догадывался об этом, его молчание имело исключительно важное значение. Так или иначе, но на душе у меня было мерзко. Я спросил:

— Пятьдесят баксов тебе ещё нужны?

— А ты как думаешь? — Глаза его снова загорелись алчным огнем. На душе у меня стало чуть легче. Денег я ему не дал, а, выйдя из служебного помещения, оглянулся по сторонам и начал быстро подниматься по лестнице.

Трубач продолжал выводить фальшивые мелодии.

Стараясь производить как можно меньше шума, я шел по коридору устланному дешевой ковровой дорожкой. В одном из номеров шумно веселились, слышался раскатистый хохот и женское повизгивание. Звенела посуда. Жаркий день на берегу озера располагал к шумному времяпрепровождению в прохладе кондиционированного помещения. Дойдя до тридцать шестого номера, я негромко постучал. Ответ последовал незамедлительно:

— Кто там?

— Дон, прошептал я, — открой.

Щелкнул замок, дверь слегка приоткрылась. Я сунул ногу в образовавшуюся щель, надавил плечом и оказался в номере Дверь за мной захлопнулась.

— Привет, Глория! — сказал я.

Она стояла передо мной босая, в тонком кимоно. У неё были огромные голубые со смешинкой глаза. Свет отражался от её медово-золотистых волос. Если в субботу она показалась мне чуть ли не двойником сестры, то сейчас сходство между ними не так бросалось в глаза.

Она смотрела на меня с легкой усмешкой. Страха на её лице я не заметил, зато сексуальность, казалось, сочилась из каждой поры её кожи. Если некоторых неотразимых женщин относят к категории секс-бомб, то сестричку Глорию следовало бы назвать секс-вулканом. Когда Фэй Бойл уверяла меня, что женщины их семьи обладают выдержкой в отношении мужчин, я поверил ей лишь наполовину. И я был прав — второй половине, стоявшей сейчас передо мной, веры не было ни на грош.

Я присел на край кровати. Кровать была односпальной, другой в номере я не заметил.

— Сменили номер? — вежливо поинтересовался я.

Подойдя к столу, она вытряхнула из пачки две сигареты, прикурила обе и, перегнувшись через мое плечо, вставила сигарету мне в рот. Её симпатичный на вид бюст вызвал при прикосновении ещё более приятные чувства. Потом она села рядом со мной, положила ногу на ногу, выпустила облачко дыма и вздохнула:

— Я никогда не снимала здесь номера. Вы об этом собирались меня спросить?

— Нет. Где Дон Малли?

— Кто он?

— Довольно. Я разговаривал с вашей сестрой и с дежурным клерком.

— О! — Затянувшись, она выпустила изо рта очередное облачко дыма, потом упала поперек кровати и зарыдала. Её голова лежала на моем бедре, её тело вздрагивало от рыданий. — Если б вы знали, что значит быть женой Филипа Кордея, вы не стали бы обвинять меня. Моя жизнь — настоящий ад.

— Да, — согласился я. — Поосторожней, не то сигарета прожжет покрывало.

Она зарыдала ещё громче. Я опасался, что в коридоре услышат её горестные вопли. Решив изменить линию поведения, я деликатно положил руку ей на плечо.

— Не плачь, детка, — сказал я. — Я постараюсь тебе помочь, если смогу. Расскажи обо всем поподробнее.

Приподнявшись на постели, она обхватила меня руками. Сквозь тонкое кимоно я ощутил тепло её тела. Однако меня больше беспокоила дымящаяся сигарета, которую она держала в непосредственной близости от моей шеи. Всхлипнув два или три раза, она уткнулась подбородком в мою ключицу и прошептала:

— Не обижайте меня. Пусть хоть один человек проявит обо мне заботу.

Потом её подбородок заскользил по моей щеке, и её губы прижались к моим. Наши уста слились, образовав единое целое. Наши руки и ноги сплелись. Мы начали медленно опускаться на кровать.

Вовремя, хотя и с трудом, оторвавшись, я заглянул в её глаза. В расширенных зрачках читались одержимость, нетерпение, болезненное желание. Уголки её рта трогательно опустились. Для медицины она несомненно представляла интерес — неврастения, граничащая с расстройством психики, вкупе с нимфоманией.

— Что я могу для тебя сделать? — спросил я.

Она улыбнулась. Поднявшись с постели, она подошла к двери и повернула ключ. Она молча смотрела на меня. Её глаза снова затуманились, и она выглядела как потерявшийся ребенок. Расставив в стороны, как для объятий, руки, она бросилась вперед и плюхнулась мне на колени. Впилась в мой рот губами. Все было бы иначе, не разыскивай меня полиция. У меня не было времени для любви. Я снял её с колен.

— Так что ты скажешь о Доне Малли? — спросил я.

Выражение одержимости сошло с её лица. Она снова превратилась в нормального человека.

— Я полагаю, вы больше не работаете на моего мужа? — с чопорным видом спросила она.

Сначала скажи, откуда тебе стало известно обо мне.

— От Дона. Он говорил что-то о разводе, будто вы работаете на Филипа. Ваша договоренность с ним ещё в силе?

Скорее наоборот. Сегодня вечером твой муж пытался меня застрелить.

— Почему?

— Тебе лучше знать.

— Вы не разыгрываете меня, мистер Йетс?

— Зови меня лучше Билл, — сказал я. — Мне не до игр. Сначала я выслушаю тебя, потом поделюсь своей информацией.

Она передернула плечами. С минуту она смотрела в пространство перед собой, потом снова пожала плечами.

— О чем, собственно, рассказывать? — просто сказала она. — Я вышла за него замуж молодой, очень молодой. Думала, как хорошо, что обо мне станет заботиться мужчина. Доктор как-то сказал, что у меня что-то вроде комплекса. Может быть, он был прав. Только заботы от Филипа я не дождалась. Он оказался слабаком. Хуже бабы. Я поняла свою ошибку уже через два месяца, но ничего не могла поделать.

— Почему?

— Ты знаешь законы этой страны. Единственным основанием для развода является здесь супружеская неверность. А Филип был для этого слишком ловок.

— В Рино ты смогла бы получить развод, придумав любой предлог. Ну, скажем, тебе не нравилось, как он снимает шкурку с апельсинов.

— Я думала о Рино, но решиться не могла. Из-за Дэнни. Только она, пожалуй, и заботилась обо мне. Иногда совалась не в свое дело, но в целом относилась ко мне прилично. Мне не хотелось причинять ей боль.

— Именно поэтому ты ничего не предприняла в отношении Джулии Дюпрэ?

— Кто эта женщина?

— Ладно, забудь о ней. Расскажи лучше о Дэнни.

Ее губы приоткрылись, словно она собиралась зарыдать и лишь в последний момент удержалась.

— Для неё не было ничего дороже доброго имени её семьи. Скандал был бы для неё страшным ударом.

— Но твоего муженька переживания тетушки мало беспокоили. Он собирался развестись с тобой, и миссис Люсьен об этом узнала.

Глория Кордей холодно сказала:

— Не говори глупостей. Как она могла узнать?

— Хорошо, — сказал я, — оставим это. Продолжай.

Мы обменялись взглядами. Она сказала:

— А продолжать, собственно, нечего. Впервые я увидела Дона Малли, ещё когда выступала в «Орхидее». Это было до моего замужества. Дон тогда не значил для меня ровно ничего. Спустя три месяца я снова увидела его — по чистой случайности. Мы влюбились друг в друга. Встречались здесь, в Литтл-Виллидже, почти каждый уик-энд.

— Рискованно Тебя здесь многие знают.

— Напротив, всё очень умно. Семейный особнячок на другом берегу озера — прекрасный предлог для посещения здешних мест.

Если меня и подозревают, то доказать всё равно ничего не смогут. К себе домой я Дона не приглашала ни разу и никогда не оставалась в отеле до утра.

— Тем не менее, цель ваших встреч всем понятна. Вы приезжали сюда не для того, чтобы собирать в поле васильки. Но закончим исповедь. Ты путалась с Малли, муж тебя заподозрил, хотя не знал, что спишь ты именно с ним. Он задумал развестись с тобой, и это стало известно Малли. Возникает резонный вопрос — от кого?

— Не знаю, — без колебаний ответила она. — Со мной он не делился.

Полминуты мы в упор смотрели друг на друга — она говорила правду. Я сказал:

— А вместе с информацией о разводе ему назвали и мое имя. Твоя сестра имела задание отвлечь меня, пока вы с Малли развлекались в постели. Не знаю, какие действия она планировала дальше, потому что убийство миссис Люсьен спутало все карты.

— Что? — чуть слышно спросила Глория.

— Убийство. Её толкнули под автобус. Убили потому, что она знала о предполагаемом разводе.

— Ты ненормальный! — яростно выкрикнула она. — Спятил! — Бросившись мне на грудь, она крепко обвила меня руками и в очередной раз зарыдала. — Дэнни! — восклицала она сквозь слезы. — Бедная, бедная Дэнни! Помогите мне, помогите, мистер Йетс!

— Билл! — раздраженно рявкнул я, отталкивая её от себя. — Я помогаю тебе. Как профессионал, как сыщик. Ты звонила мне утром и наняла меня. Помнишь?

Она лихорадочно закивала. Слезы продолжали ручьем литься из её глаз.

— Ты готова была заплатить мне любую сумму. Почему?

— Я всё расскажу, только не торопи меня, не разговаривай со мной грубо! Прошу тебя! — Её нижняя губа дрожала. Она была очень молода и красива. — Я прочла о Дэнни в утренней газете. Мужу я звонить не могла. Я не знала, к кому обратиться, и вспомнила о тебе. Сестра хвалила тебя. — Она сделала жалкую попытку улыбнуться. — Ты действительно хороший, когда не задаешь вопросов.

— Для чего именно ты собиралась меня нанять? Она пожала плечами, как это делают взволнованные молодые девицы:

— Я подумала, что неплохо иметь в Монреале человека, который держал бы меня в курсе дела.

— А потом передумала и велела клерку сказать, что тебя в отеле нет Объясни, почему ты хотела избавиться от меня?

— Из чисто практических соображений. Я вспомнила об одном человеке, который мог сделать больше и ничего бы мне не стоил. Его зовут Хэпуорт, он адвокат миссис Люсьен. Я звонила ему в полдень, и он предложил связаться с ним позднее. Когда я позвонила вторично, мне ответил незнакомый голос. Я повесила трубку. Потом я пробовала дозвониться ещё несколько раз, но никто не отвечал.

Поднявшись, она достала из пачки ещё две сигареты, прикурила обе и одну, как и прежде, вставила мне в рот. Видимо, у неё это было нечто вроде ритуала.

— Мне нужно переодеться. Ты можешь поехать со мной в Монреаль? Одна я боюсь.

— Могу, но не прямо сейчас, — ответил я. — Почему Малли не пришел к тебе сегодня?

Глядя в пол, она пошевелила пальцами ног. Голос у неё был смущенный:

— Я не видела Дона с субботнего утра и, может быть, больше не увижу вообще. Мы расстались. Я думала, он любит меня, будет заботиться обо мне, но он хотел от меня только одного.

— И это одно, — сказал я, — явилось источником всех неприятностей.

Ее улыбка была унылой:

— Я решила остаться на некоторое время в отеле и всё хорошенько обдумать. Знала, что Дон или муж будут звонить в особняк, а разговаривать ни с тем, ни с другим мне не хотелось. Клерку сказала, чтоб держал мое пребывание здесь в секрете. С субботнего утра я ни с кем не разговаривала.

— Даже с сестрой? Вечером?

Она отрицательно покачала головой:

— Разве она здесь? Боже, почему ей обязательно надо совать нос в мои дела? Она квохчет надо мной, как наседка.

Я сказал:

— Оденься и не выходи из отеля. Я скоро вернусь. Мы поедем вместе.

Ее лицо осветилось радостной улыбкой:

— Ты внушаешь мне доверие. Мне нравятся мужчины, заботящиеся о нас, женщинах. — Она повела плечами, и кимоно сползло вниз.

Стоя передо мной абсолютно голая, она продолжала безмятежно улыбаться: — Ведь ты позаботишься обо мне, Билл?

— Да, конечно, — ответил я, — но не сейчас. — Повернув ключ, я вышел в коридор. Пот, покрывавший меня с головы до ног, выступил не только от жары.

При виде меня дежурный клерк выпрямился потом вновь принял небрежную позу, притворяясь равнодушным хотя его взгляд был откровенно ненавидящим. Я спросил:

— Кто-нибудь спрашивал миссис Кордей?

— Нет.

— Говори всем, что такая здесь не проживает. Даже её сестре.

Сунув руку в карман, я достал пятидолларовую бумажку и бросил её на стойку. Выходя из отеля, я обернулся. Он медленно рвал мои пять баксов на мелкие кусочки. Вряд ли в дальнейшем я мог рассчитывать на помощь этого человека.

ХVII

Свернув с главной улицы Литтл-Виллиджа, я оказался на грунтовой дороге, ведущей к коттеджу. По обеим сторонам дороги были высажены молодые клены. Звезды одна за другой исчезали с неба. Москиты, словно вражеские самолеты, с омерзительным посвистыванием кружились вокруг моей головы. Я отбивался от них как мог, пытаясь одновременно привести в порядок свои мысли.

Только два человека знали подоплеку развернувшихся событий: миссис Люсьен и её адвокат. И оба были покойниками. Но что весьма показательно, оба имели отношения, хотя и различное, к одиннадцати миллионам.

В пятницу вечером она должна была выехать в Нью-Йорк по делу, имеющему для неё первостепенное значение. Тем не менее, в субботу она ещё оставалась в Монреале. Видимо, задержавшие её обстоятельства казались ей ещё более важными. Она узнала о намерении племянника воспользоваться услугами частного сыщика, то есть моими. Каким образом ей это удалось, мне было абсолютно не ясно. Вечером в пятницу об этом не знал я сам.

Она попыталась отговорить меня. Поехала ко мне домой, но, увидев, что я сажусь в автобус, взяла такси и увязалась следом. Разговаривать на улице она не хотела, поэтому дождалась, когда я зайду в «Медвяную росу». Если верить Хилари, сначала она заняла ближайший к телефону столик и должно быть, слышала мой разговор с Филипом Кордеем, когда я ответил согласием на его предложение. Тогда она сразу пересела за мой столик и попыталась меня подкупить. Поняв, что попытка не удалась, она выслала мне почтой свой главный козырь с просьбой показать его Филипу.

Дальше плавная нить моих рассуждении обрывалась. События стали чересчур быстро сменять одно другое. Кордей, Кафка и Хэпуорт оказались связанными одной веревочкой. Понятней других представлялся мне Кафка — он радел о собственных интересах. Не получит Кордей свои одиннадцать миллионов — Кафке не видать ста тринадцати тысяч.

Свой интерес имели также Дон Малли и три красотки — Фэй Бойл, её сестра Глория и несравненная Джулия Дюпрэ. Те ещё дамочки. На лоб мне сел москит. Я прихлопнул крылатого вампира, и мои мысли снова вернулись к Нику Кафке.

Он пытается сделать меня козлом отпущения в убийстве Хэпуорта. Думаю, руководит им примитивная месть за разбитый нос, хотя ловушку мне подстроили такую, из которой практически невозможно выбраться. С другой стороны, он не может позволить себе подставлять меня, поскольку мне о нем слишком многое известно. Наверное, он думает, что я знаю больше, чем на самом деле, но он не тупица и прекрасно понимает, что в случае ареста за адвоката я многое порасскажу. Конечно, мне придется несладко, но Ник пострадает неизмеримо сильнее.

И тем не менее, от мысли подставить меня он до сих пор не отказался. Я видел лишь одно объяснение этому — до полицейского управления меня не довезут. Возможно, копы уже получили соответствующие инструкции. Я вспомнил передачу на полицейской волне, её подтекст был достаточно прозрачен: если меня возьмут живым, следует немедленно связаться с сержантом Бедекером. Сообразительный сержант найдет тысячу способов ликвидировать подозреваемого, даже если тот уже сидит в камере. Начальство наградит Бедекера премией, а четыреста долларов вспомоществования будут удвоены.

Я нежно погладил спрятанный под мышкой револьвер. Где-то в этом районе меня ждут. Если я попадусь, на похороны можно не рассчитывать — озеро большое и глубокое.

Раздался пронзительный крик бурундучка, и я чуть не подпрыгнул от неожиданности. Трубач в отеле перестал наконец терзать мой слух. Темнота таила в себе угрозу. С озера послышался звук моторной лодки, раздалось несколько выстрелов.

За поворотом дороги сквозь деревья пробивался свет. В коттедже, куда я направлялся кто-то был. Я юркнул в заросли.

Я продолжил путь по лесной тропинке, которую запомнил ещё в свое предыдущее посещение. Мои ноги мягко ступали по покрытой мхом земле. До коттеджа оставалось около ста ярдов. Свет из окон падал лишь на верхушки деревьев, оставляя в тени их стволы и подлесок. Только свободная от зарослей лужайка была освещена полностью. Я добрался до края темной полосы и остановился вслушиваясь в посторонние звуки сквозь яростное гудение москитов. Дверь в коттедж была отворена, в помещении негромко играла музыка.

Я ждал ровно десять минут, в течение которых потерял пинту крови и уничтожил не менее тысячи гудящих вампиров. Человек, находившийся в доме, обладал, видимо иммунитетом против этих врагов человечества. Или коттедж был пуст.

Набравшись смелости, я пригнулся и в несколько прыжков пересек освещенную площадку. Потом прижался к стене. Движения в доме заметно не было, из радиоприемника продолжала литься музыка. Оказавшись в доме я прошел в спальню. На кровати лежала мужская одежда, показавшаяся мне знакомой. На кухне работал телевизор, показывали новости. В воздухе висел тяжелый запах спиртного. На краю умывальника стояли полупустая бутылка виски и стакан. Кто-то недавно мыл посуду — кухонное полотенце было влажным.

Я вышел через заднюю дверь и спустился к озеру, спотыкаясь в темноте о корни деревьев. Каноэ, стоявшего утром у дощатого причала, я не увидел и начал пристально вглядываться в темноту. Лишь спустя некоторое время я различил смутные очертания лодки ярдах в пятидесяти от берега. Она была опрокинута, поперек днища лежал какой-то продолговатый светлый предмет. Лодка медленно удалялась к середине озера.

Раздевшись, я вошел в теплую воду и первые несколько ярдов брел по вязкому илу. Потом пустился вплавь. Из Литтл-Виллиджа выехала машина и, судя по звуку, направилась в сторону коттеджа.

Возможно, лодка была просто ловушкой. Подумав о подобной возможности, я нырнул глубже и, когда всплыл вновь, на поверхности были лишь мои глаза и лоб. Звуки автомобиля слышались уже совсем близко.

Продолговатый предмет на каноэ не двигался, его контуры напоминали человеческую фигуру. Я подплыл к лодке вплотную.

На меня невидящим взглядом уставились мертвые глаза Филипа Кордея.

У него были открыты не только глаза, но и рот. Не знаю, откуда у него взялись силы взгромоздиться на днище каноэ, потому, что половина его головы представляла собой кровавое месиво. Я подплыл к другому борту лодки и коснулся трупа. Тело Филипа Кордея ещё хранило тепло, но он был покойником на сто процентов.

Я плотнее прижал его к днищу и, молотя ногами по воде, поплыл к причалу. Машина уже подъехала к коттеджу, слышалось хлопание дверец и нестройный хор мужских голосов. На берегу мелькали тени, кто-то включил фонарик, пройдясь лучом по земле. Я узнал голос Эдди Силвера, проклинавшего надоедливых москитов и энергично лупившего себя по открытым частям тела. Послышался голос другого человека, и луч фонарика застыл на моей одежде, оставленной на причале.

Я наклонил голову ещё ниже, теперь только мои глаза выглядывали из-за киля. Каноэ покачивалось из стороны в сторону. Внезапно оно резко накренилось, и голое тело Кордея, соскользнув с днища, бесшумно скрылось в глубине.

Человек, склонившийся над моей одеждой, удивленно сказал:

— Эй, да это ж мой револьвер!

Эдди Силвер коротко бросил:

— Йетс! — Луч света переместился в мою сторону. — Видишь каноэ? Наверное, легавый там.

Я снова нырнул, и лишь спустя полторы минуты моя голова в очередной раз появилась на поверхности. Слышался шум удалявшегося автомобиля. Оттолкнув от себя перевернутую лодку, я поплыл к середине озера. Надежду на спасение я связывал с особняком миссис Люсьен, находившимся на противоположном берегу узкой части озера. Большую часть расстояния я преодолел под водой, всплывая лишь тогда, когда от недостатка кислорода у меня начинали разрываться легкие. Луч света по-прежнему шарил по озеру. На другом берегу уже были видны очертания большого строения, фасад которого внезапно ярко осветился — к дому подруливала машина.

Нащупав ногами дно, я двинулся вперед по вязкому илу и начал медленно продираться сквозь заросли высокого камыша. Раздался выстрел, и пуля ушла в воду совсем близко от меня.

Я бросился в лес, слыша позади крики преследователей и треск ломающихся веток. Не знаю чьи следы обнаружили Эдди Силвер с подручными, но вскоре они свернули в сторону. Я тоже изменил направление и побежал к особняку. К нему из Литтл-Виллиджа подъехал ещё один автомобиль. Хлопнула дверца, и кто-то громко крикнул:

— Эй, кончили вы его или нет?

Человек, стоявший у дверцы автомобиля, был из шайки Кафки, я видел его в клубе «Орхидея». Одной рукой он отбивался от москитов, в другой держал револьвер Он вертел головой из стороны в сторону, отыскивая своих дружков. Нагнувшись, я поднял с земли толстый сук, начавший уже подгнивать с одного конца. Он был не таким крепким как мне хотелось бы, но ничего более подходящего вблизи я не нашел. Спрятавшись среди деревьев, я крепко сжал сук в руке.

Бандит прочистил горло и сплюнул, затем резко повернул голову, нервно передернул плечами и, обогнув машину, стал вглядываться в освещенное фарами пространство Я выскользнул из-за деревьев. Он начал нетерпеливо прохаживаться, не удаляясь от автомобиля.

Я считал его шаги — один, два… пять. На шестом он что-то заподозрил и обернулся. Не раздумывая, я взмахнул импровизированной дубинкой и что было сил ударил его по затылку.

Он издал негромкий вздох, но на ногах удержался. Сук развалился на множество мелких обломков. Бандит метнулся через дорогу, стукнулся головой об дерево, неуклюже взмахнул руками и свалился на кучу листьев. Я бросился вслед за ним.

Он лежал без признаков сознания, раскинув руки. Я обыскал его, но оружия не нашел. Приподняв, я стащил с него куртку, потом, удерживая за волосы, с силой ударил головой об дерево. Это была необходимая мера предосторожности. Незадачливый подонок рухнул вниз, а я бросился к его машине, включил зажигание и завел двигатель. Задев бампером дерево, я рванул вперед. Подручный Кафки, голова которого едва не оставила вмятину на стволе клёна, внезапно ожил и юркнул в кусты. Похоже, у него был чугунный череп. Когда я выруливал на грунтовую дорогу, он выскочил из зарослей и, размахивая руками, что-то кричал. Из леса послышались ответные крики.

Я пронесся через Литтл-Виллидж на бешеной скорости и не снижал её, пока не выехал на автостраду.

Я был в отобранной у бандита узкой куртке и трусах. Вылезать из машины в таком виде было опасно, но оставаться в ней представлялось не менее рискованным Автомобиль принадлежал Кафке, его хорошо знали многие полицейские.

XVIII

В карманах куртки я обнаружил сигареты, расческу, грязный носовой платок и горстку завернутых в тряпочку десятицентовиков, которыми шпана пользуется для придания кулакам дополнительного веса. Надежно и безопасно. Не то, что кастет, за который могут посадить за решетку. Я выкурил одну за другой несколько сигарет, продолжая вести машину на высокой скорости и мысленно перебирая тысячи причин, по которым Кафка не должен был убивать Филипа Кордея. Карточный долг трудно получить и с живого, а с мертвого невозможно.

Проезжая небольшой поселок, я заметил на обочине телефонную будку. Затормозив, я выбрался из машины и набрал нужный номер. Мне пришлось ждать минуту или две, прежде чем я услышал сонный голос Эббота:

— Да?

— Я поднял тебя с постели?

— Билл, — он перешел на шепот, — у тебя крупные неприятности.

— А именно?

— Легавые три часа хозяйничали в твоем доме. Тебя разыскивают за убийство какого-то адвоката. Один коп, кажется, Бедекер, буквально вышел из себя, требуя сообщить, где ты скрываешься. Он измывался над Лу, кричал, что она спит с тобой, раз убирает твое жилище. Я едва не придушил этого выродка.

— Где они сейчас?

— Убрались. Дом заперли на замок. Патрульная машина подъезжала несколько раз, думаю, для проверки. На твоем месте я повременил бы с визитом.

— Понятно, но мне всё равно придется заглянуть домой, я раздет.

— Ты где сейчас находишься? Я принесу одежду.

— Твоя мне не подойдет, а тебя могут привлечь за соучастие. Ключ от задней двери по-прежнему у Лу?

— Не знаю. Подожди, сейчас выясню. — Он отошел от телефона и позвал жену. — Да, ключ у нее, — сказал он через некоторое время. — Что мне делать?

— Обойди дом, отопри заднюю дверь и оставь её полуоткрытой. Но решай сам. Если тебя поймают. Бедекер постарается упрятать тебя на пару лет за решетку.

— Чтоб он сдох! Ключи я возьму с собой, и никто не докажет, что дверь открыл именно я.

— Благодарю. И помни: я никого не убивал.

— Верю. Лу и я всё время это твердим. Убийцы не могут любить детей так, как ты. Удачи тебе, Билл. — Он повесил трубку.

Я продолжил путь на автомобиле, отобранном у подручных Кафки. Вскоре впереди показались огни Монреаля. Свернув с главной дороги, я описал широкую дугу и через спящие жилые кварталы начал приближаться к своему дому. Несмотря на поздний час, на улицах ещё попадались редкие пешеходы. Патрульных машин поблизости не было. Сделав для страховки лишний круг, я поставил машину у поребрика, потом высунул голову и осмотрелся. Открыв дверцу, я нырнул в темный проезд, где неожиданно налетел на пьяного старика, чуть не сбив его с ног. Он стоял опершись о стену, от него за три версты разило виски.

При моем появлении он отшатнулся в сторону и что-то пробормотал.

— Извините, — сказал я и хотел пройти мимо, но он неожиданно схватил меня за руку.

Я несильно толкнул его в грудь. Его снова бросило в сторону, но он устоял на ногах и, внимательно взглянув на меня, спросил:

— Ты болен, сынок?

Неважно себя чувствую. На меня плохо действует жара.

— Фараоны загребут тебя, если увидят без штанов. Ты так спасаешься от жары? — Послышался похожий на кудахтанье смех. — Зайди ко мне в гости.

— Нет, ответил я. — Жена закатит скандал.

— У тебя есть жена? Понятно. Тогда иди, сынок, спокойной ночи.

Он вышел на освещенную улицу и, пошатываясь, зашагал прочь, а я побежал по переулку. Задняя дверь моего дома была открыта. Пройдя в ванную, я включил свет и посмотрел на себя в зеркало. Будь это лицо другого человека, оно вызвало бы у меня приступ неудержимого веселья. Мой нос напоминал растекшийся по лицу блин, укусы москитов выглядели замысловатой татуировкой. Возможно, мне не стоило прятаться от полиции — опознать Уильяма Йетса в его теперешнем состоянии было непросто. Вдобавок я был невероятно грязен.

Решив, что две минуты ничего не изменят, я сбросил с себя куртку и трусы и на полную мощность открыл душ. Мир предстал передо мной в более радужном свете. Сунув куртку на дно корзины для грязного белья, я растерся полотенцем и оделся. В темной сорочке, темно-серых брюках и ботинках я почувствовал себя аристократом. Я посмотрел в окно, но ничего подозрительного на улице не наблюдалось.

И в этот момент с дивана поднялась человеческая фигура. Приглушенный голос произнес:

— Не двигаться!

Я не двигался. Я медленно поднял руки над головой. Когда женщина с револьвером говорит приглушенным голосом, вы прежде всего стараетесь успокоить её.

Револьвер в её руке казался очень большим. При стрельбе такие пушки сильно вибрируют. Даже если она будет целиться мне в грудь, пуля способна угодить в голову.

— Мисс Хемминг, — сказал я, — я поражен — вы подглядываете за голыми мужчинами.

В свете, проникавшем с улицы, она выглядела много старше, чем в конторе своего босса. Её лицо опухло. Вероятно, она долго плакала, прежде чем решила навестить меня.

Она устало произнесла:

— Сюда приходил какой-то человек, он и открыл дверь. Я ждала в проезде за домом. Сейчас я застрелю вас — вы убили моего Джо.

Она слегка приподняла револьвер. Когда её палец надавит на спусковой крючок, она непременно зажмурит глаза. Правда, мне от этого легче не станет. Мисс Хемминг знала, что стрелять можно, лишь сняв пистолет с предохранителя.

— Стреляйте! — сказал я, опустил руки и сел на диван. — Вы убьете не того, кого нужно, но всё равно — стреляйте! В свое оправдание могу лишь сказать, что никогда в жизни не встречал Хэпуорта.

— Не лгите, — каким-то мертвым голосом сказала она. — Вас разыскивает полиция.

— Неудивительно, потому что копы заблуждаются так же, как и вы. Кафка не теряет времени даром. С ним вы ещё не выяснили отношения?

Она не слушала меня.

Вас наняла жена Кордея, — тем же глухим, безжизненным голосом продолжала она.

— Я работаю на себя. Как на себя работал Хэпуорт. А Ник Кафка трудится ради Ника Кафки. У меня не было необходимости убивать Хэпуорта или кого-либо другого. Пошевелите мозгами, мисс Хемминг. Филип Кордей должен Кафке огромную сумму. Чтобы заполучить одиннадцать миллионов, они поочередно уничтожают остальных претендентов на наследство.

— Вы убили моего Джо.

— Они убили вашего Джо. Теперь пытаются прикончить меня. Не пойму только, почему до сих пор не разделались с вами.

Она опустила револьвер и положила его на спинку дивана. Намерения убить меня она не оставила Пушкой та кого калибра можно было разнести вдребезги скромное убранство моего жилища. Она устало спросила:

— О чём вы говорите?

— Причина всех ваших злоключений — завещание миссис Люсьен. Она изменила его. Это знаю я знаете вы знал Хэпуорт. Он хотел погреть на этом руки. Кафка убил его, подставил меня, а вас не тронул. Вот я и спрашиваю — на кого вы работаете, мисс Хемминг?

На её лице отразилось легкое волнение:

— Кафка не убивал его. Иначе он не выпустил бы меня из конторы.

Постепенно картина начала проясняться. Я сказал:

— Кафка не дурак. О чем вы с ним разговаривали? Выходите из-за дивана и устраивайтесь поудобней. С минуты на минуту сюда нагрянет полиция. Пусть лучше они отправят меня на тот свет, а ваша совесть останется чистой.

Она не шевельнулась.

— Я любила Джо, — сказала она. — Любила ещё тогда когда мне было всего восемнадцать лет.

Я видел, что она страдает и говорит, превозмогая душевную боль. В отраженном свете улицы её лицо было мертвенно бледным. Продолжать разговор не имело смысла. Я сел и стал ждать выстрела.

Она продолжала:

— Я лю6ила его. Джо был чудесным человеком. Все эти годы я помогала ему. В прошлом году скончалась его жена, и мы со6ирались пожениться. Мы не торопились, потому что хотели соблюсти приличия. Теперь его нет в живых. Вы — грязный, подлый ублюдок!

— Ладно, — сказал я, — давайте разберем всё по пунктикам, прежде чем вы уморите меня своим нытьем.

Скажите только, где я ошибаюсь. Вы узнали, что Хэпуорта убили, и связались с Кафкой. У вас хватило ума не идти к нему, а позвонить. Он стал взывать к вашему разуму — разве позволил бы он вам свободно уйти, если бы намеревался через пару минут отправить Хэпуорта к праотцам? Так он вам сказал?

Она молчала.

— Почему вы позвонили Нику, а не в полицию?

Она сказала:

— Он был чудесный человек. Лучший из всех, кого я встречала. Его сын учится в университете и… Она зарыдала.

— Да, — сказал я.

Возможно, другой подошел бы к ней и попытался утешить, но я знал, что с истеричными женщинами лучше вести себя чрезвычайно осторожно. Никто не мог гарантировать, что она не схватит револьвер и не выпустит из меня кишки. Я сказал:

— Извините, теперь мне всё ясно. Если вы впутаете в это дело полицию, Ник может рассказать о некоторых махинациях адвоката. Тогда образ покойного Джозефа Хэпуорта не будет так ангельски чист. И сынишка тоже пострадает.

Ее лицо исказила уродливая гримаса. Она жалобно, по-бабьи запричитала:

— У меня нет своей семьи. Сын Джо для меня как родной. Мальчик — это все, что у меня осталось.

— И Ник Кафка об этом знает, — продолжил я. — Для него не имело смысла убивать вас обоих. Два трупа опаснее, чем один. К чему убивать, когда вы и так будете держать рот на замке. Ну а против меня можно состряпать улики. Кроме того, он точно знал, что полицейский не довезет меня до управления — убьет по дороге. Недаром он ему ежемесячно платит.

— Вы убили Джо, — как автомат, повторила она.

— Зачем?

В её глазах появилось растерянное, глуповатое выражение:

— Не знаю. Думаю, из-за миссис Кордей.

— Из-за того, что по новому завещанию она получает все деньги?

— Да.

Я сказал:

— Ни я, ни она не убивали Хэпуорта. У неё просто не было на это причин. Он вел с ней переговоры, собирался сыграть на их противоположных интересах.

Помните, именно так он и сказал вам?

— Да, — чуть слышно прошептала она.

— Значит?…

Мы молча смотрели друг на друга. Где-то неподалеку от дома остановилась машина. Поднявшись, я сказал:

— Если вас здесь обнаружат, ваши старания окажутся напрасными. Как порядочный человек Джо перестанет существовать в памяти людей. — Подойдя к окну, я бросил взгляд на улицу. Низкорослый, крепкого сложения мужчина быстро шел по тротуару. Его правая рука была опущена в карман.

Я обернулся к мисс Хемминг:

— Дайте мне свою хлопушку.

— Нет.

Хорошо. Тогда идите за мной. Ещё есть шанс скрыться через заднюю дверь.

Я шагнул к выходу. Она осталась за диваном. Её рука с револьвером медленно поднялась. Она была способна выстрелить в любой момент. Я ждал пули, но всё обошлось. Я вышел за дверь и побежал по коридору.

На улице меня ждал сержант сыскной полиции Ревлон. Тот самый элегантный сыщик, с которым мы уже встречались совсем недавно. Шансов у меня больше не оставалось.

XIX

Держа полицейский «смит и вессон» в правой руке, он левой с силой толкнул меня к стене. Потом, приставив револьвер к груди, легкими шлепками прошелся по моему телу.

— Всё, Йетс, — сказал он, — дальше тебе пути нет. А сейчас — добро пожаловать обратно в дом.

В принципе он был неплохим парнем, хотя в данную минуту радовался, как настигший добычу охотник.