Саша
Я наблюдала, как он отошел от меня, оставив голой, стоять, и дрожать от возбуждения, недоумевая при этом, почему я так сильно его хотела. Он сел в шикарное кожаное кресло и, казалось вечность, смотрел на меня.
– Я Феликс, милая, и сегодня, ты будешь делать то, что я скажу. Понятно?
Я кивнула, а в горле пересохло.
– Я понимаю, в первый раз будет больно, но я буду нежным настолько, насколько у меня получится, но в ответ я жду послушания.
Будет нежным настолько, насколько у меня получится?
Боже, что это значит?
– Подойди поближе, чтобы я лучше тебя рассмотрел, – сказал он своим глубоким, гортанным голосом, из-за чего у меня появились мурашки.
Выйдя на свет в центре комнаты, я нервничала, у меня тряслись руки, и вспотели ладони. Я стояла совершенно голая, чувствуя, как мое сердце собирается выпрыгнуть из груди.
– Развернись.
Я сделала, как он сказал.
– Раздвинь ноги, нагнись, и возьмись за лодыжки. Я хочу видеть, то нежное влагалище, которым я буду сегодня владеть.
Теперь мое сердце стало колотиться настолько быстро, но не от страха или смущения, а от возбуждения. Я закрыла глаза. Я не видела его на аукционе, но могла вообразить, как он выглядел, сидя там, наблюдая за мной… Как он становился твердым.
Встав, как он приказал, я ожидала его приказа совершить нечто непристойное, какое либо половое действие. Я, может быть, и была девственницей, но все еще чувствовала себя возбужденной, в том самом смысле.
Я стояла там, в течение нескольких секунд, которые показались вечностью – склоненная, показывающая самую интимную свою часть.
– Убери руки от лодыжек, возьмись за ягодицы и разведи их в стороны. Я хочу посмотреть, что я буду сегодня трахать.
Горло сдавило спазмом, но я не задумываясь подчинилась. Я завела руки и сделала то, что он сказал, и сказать, что демонстрировать себя неудобно, было бы преуменьшением. Я стояла с выставленной напоказ задницей и киской, и оттого, что прохладный воздух холодил разгоряченную плоть, меня бросало в дрожь.
– Хорошая девочка, – сказал он осипшим голосом. – Встань и посмотри на меня, – сказал он таким басом, который что-то сотворил с моими внутренностями, из-за чего меня зазнобило.
Когда я снова предстала перед ним, я с трудом сглотнула, стараясь казаться спокойной, но знала, что была далека от этого.
Феликс поманил меня к себе, и на это действие мое влагалище сжалось. Я сделала шаг вперед, другой, но когда он наклонился вперед, я остановилась.
– Ты понимаешь, что ты моя, в любом плане, какой я посчитаю нужным.
Я кивнула.
– Ты хоть и принадлежишь мне сегодня вечером, я не буду тебя заставлять. – Он ухмыльнулся. – Нет, если только ты не попросишь.
Я не знаю, что сказать, что сделать. Я была в его власти, и по этому поводу чувствовала волнение. Но разве я в действительности знала, во что ввязывалась?
– Хорошая девочка, – он уставился на меня, а затем поерзал на своем месте, будто пребывая в нетерпении.
– Сейчас, милая, – сказал он и еще на дюйм наклонился вперед. – Встань на чертов пол и ползи ко мне.
Я смотрела на него, не уверенная, что правильно расслышала его. Он не может с этого начать… или может?
– Сделай это, не думая, – сказал он хрипло. Откинувшись на спинку и положив локти на подлокотники, он ждал моего подчинения.
Я была возбужденной, мокрой и нуждающейся, также мне было приказано подползти к нему, как животное. Это должно было разозлить меня, но вместо этого, я стала еще более влажной. Встав на колени и задержав дыхание, я начала двигаться к нему. Пол был холодный, но этот дискомфорт только, казалось, подпитывал мое желание. Я блокировала дискомфорт и сконцентрировалась на мужчине перед собой, который заставил меня стать влажной, нуждающейся и просящей о большем, но при этом сохраняя эти мольбы в себе.
– Я люблю порку и сдерживание, – он почти мурлыкал, не нежным, уговаривающим голосом, а чисто хищным тоном. – Я хочу услышать свою женщину, кричащую от оргазма и чтобы она умоляла меня ударить ее еще сильнее.
Я не могла солгать или сказать, что мысль о Феликсе, шлепающим мою задницу до боли или трахающим меня пока я не закричу, меня не возбудила. Это так. Боже, он это сделает.
– Я пугаю тебя?
– Да, – я не стала врать.
– Продолжай двигаться, – его голос был твердым.
Я сделала, как он сказал, чувствуя, когда ему повиновалась, что эти острые ощущения захватывают меня. Было ли это гребаным концом? Если даже так, мне было все равно. Когда я, наконец, стала прямо перед ним, я поклялась, что должна была заставить себя снова дышать. Когда он направился за ремнем, у меня во рту пересохло, выражение его лица было жестким, а его внимание сфокусировалось прямо на моем лице. Я настолько отчаянно хотела его, что едва могла дышать, и это до смерти пугало меня.