Девушка без сердца

Глава первая

Может быть, это был рай. Никогда не задумывалась над этим.

Но каждый раз, когда я смотрела из окна своего кабинета — с невероятной высоты семьдесят третьего этажа — и видела раскинувшийся внизу огромный город с его вечным движением — десятками тысяч кэбов, сотнями тысяч велосипедов и спидвеев, миллионами спешащих куда-то людей, — пятна зелени между домами, огромный парк на самом горизонте — королевский дворец, я благодарила кого-то там, мне неведомого, за то, что мне так повезло.

За моими плечами уже десять лет напряженной работы, до этого — пять лет обучения. На плечах — капитанские эполеты. На стенах — множество грамот, наград и фотографий. Часть фотографий пугает некоторых посетителей, но никто не в претензии: это моя работа. Я ее люблю и неплохо справляюсь с ней, как мне кажется, но если и кажется, то точно не мне одной. Просто так еще никому не удавалось занять эту должность и этот кабинет.

Меня зовут Сью Мэрианн, и я — капитан Королевской Магической Полиции, глава криминалистической экспертной лаборатории. 

Каждый рабочий день начинался по-разному: выезд на место происшествия, показания в Королевском Суде, копание в бумагах или каком-нибудь трупе. Мы, криминалисты, предпочитаем, когда ведущий дело следователь торчит за плечом, потому что это избавляет нас от кучи писанины. Следователи, как правило, не возражают — такая возможность задать нам любой вопрос, вот Процедурная Комиссия то и дело оспаривает их присутствие. Пока безуспешно, потому что Суду, в конце концов, безразлично, кто конкретно что делал на вскрытии и кто оформлял какие бумаги, трупу это уже все равно, а дело должно быть раскрыто. Желательно — в самый короткий срок, как повторяет наш комиссар. Но чаще всего мое утро начиналось в архиве, потому что действительно важных дел было не так уж и много, а вот нераскрытых, старых как раз полно.

Что же, как и везде, у нас развивается магия. С каждым годом все больше изобретений выходит на рынок, с каждым годом все проще раскрывать преступления. А раз проще, то почему бы и не занять целый штат лаборатории и меня лично давно забытыми «висяками»?

Но сегодня у меня не было никаких важных дел. Ни в Суде, ни в морге, ни в архиве. И поэтому я смотрела на город, преисполненная спокойной гордости: вечером по всем каналам магвидения и магнету прошла информация о передаче в Суд раскрытого дела шестидесятилетней давности. Больше полувека тонкая папка с протоколом осмотра места преступления лежала в архиве, но недавно одобренная Процедурной Комиссией технология распознавания принадлежности физиологических жидкостей помогла мне доказать, что именно арестованный и был серийным убийцей. Ерунда, скажете вы? Я поспорю. Быть уверенным в чьей-то вине, точно знать, что не случилось судебной ошибки, не менее важно, чем раскрыть преступление по горячим следам.

Я прикидывала, чем сегодня заняться. Можно было сделать вид, что у меня много дел, и сбежать куда-нибудь за город. Можно было, наконец, почитать пару книг, отложенных до лучших времен. Можно было пересилить себя и позаниматься фанданским языком, потому что, как ни крути, было стыдно, что уровень знаний важнейшего языка в моем возрасте — всего-то позорнейший В-1. Но занятия языком я отмела с легким сердцем, потому что тут важна регулярность, а где мне ее было взять? 

— Сью? 

Я не услышала, как открылась дверь кабинета, и Джилл Энни, референт лаборатории, застала меня врасплох. И в ее коротком «Сью» было что-то, что заставило меня тут же похерить все планы: так уже было, и далеко не один раз.

— Скажи, твоя парадная форма в порядке?

Я озадаченно дернула плечом и задумалась. Последний раз я надевала парадную форму сто лет назад… Ну, год назад точно, на сорокалетний юбилей создания Королевской Полиции. После этого я носила ее в чистку, так что если в ней за этот год не проела дыры моль — все в порядке.

— Насколько я знаю, да, — уклончиво ответила я. — Ты, надеюсь, меня не обрадуешь, что сегодня по этому делу о маньяке я буду давать показания в Королевском Суде под кучей камер?

— Каком маньяке? — озадачилась Джилл. — Тебе уже позвонили?

— Я вчера отправила материал, — объяснила я и указала на свой планшет. — По нашему магграму уже сообщили, что пресса бурлит.

— А что-нибудь еще, кроме канала лаборатории в магграме, ты читаешь? — ехидно спросила Джилл. Она вздохнула, закрыла дверь, прошла к моему столу и села в кресло. Хорошо, что не в мое — Джилл бы в него, наверное, просто не поместилась. — Новости, например, не смотришь? Развлечения, ток-шоу? Сериалы?

Я опять дернула плечом.

— Джилл, я люблю проверенную информацию, а такую можно словить только в наших каналах. Ну и сериалы…

— Это глупость и выдумки, и время можно потратить с гораздо большей пользой, если провести его в зале или бассейне, — процитировала она мои же слова, после чего демонстративно выбрала из вазочки со сластями, которую я держала для посетителей, самое калорийное печенье и тут же его сжевала. — А еще ты избавлена от недовольства, что твой любимый сериал три раза прерывали срочными новостями. Во сколько ты сегодня пришла?

— Как обычно, в пять, — я закатила глаза. — Когда в зале никого, даже тренеров.

Глава вторая

Надо было, конечно же, понимать, что ректор Магической Академии — это фигура. Такой же эффект могло бы произвести сообщение о том, что от трупа жены пытался избавиться наш комиссар. Или кто-то из членов королевской семьи, или министры и высокопоставленные генералы. Комиссар мне, разумеется, ничего на вопрос не ответил. Я еще раз взглянула на сводку в планшете. Броское название — на это мы мастера не хуже прессы. Точнее, есть и у нас юмористы.

Но наши сводки не похожи на репортажи. Они сухие, в них нет леденящих душу подробностей — часть из которых еще и выдумана журналистами. Никто не вещает зловещим и полным трагедии голосом с экранов, потому что сводка — сухая информация и больше ничего. 

Но зато я могла верить тому, что написано. Абсолютно и безоговорочно, потому что в наши сводки никогда не попадали непроверенные факты.

«17.08.5019 в 02.45 на пульт Службы Экстренной Помощи, Веренира, Центральная, поступил звонок с аппарата мобильной магической связи (номер абонента ММС можно узнать по запросу в архиве). Женщина, представившаяся (персональные данные абонента можно узнать по запросу в архиве), сообщила диспетчеру СЭП, учетный номер в базе: 91312, о передвижении по улице Байе в направлении площади Римео мужчины в крови. На предложение оказать помощь и вызвать машину подразделения Медицины Экстренных Ситуаций мужчина не ответил, продолжал идти.

Звонок был переадресован в подразделение СЭП Королевской Магической Полиции в 02.47 с целью проверки информации.

В 02.51 оперативный патруль КМП Верениры, номер 62254, на месте, указанном в первоначальном устном заявлении, обнаружил равномерные капли темной жидкости, предположительно — крови, в Управление Быстрого Реагирования СЭП передано сообщение о предполагаемой жертве нападения, выехали патрули: 62230, 62780, 62781...» 

Это очень тоскливо звучит, да, я знаю. Но вы только представьте, как по звонку небезразличного человека в считанные минуты закрутилась огромная махина всех наших служб! Возможно, на мужчину напали. Он был, вероятно, в глубоком шоке, поэтому продолжал идти, не реагируя на попытки помочь. Веренира огромна, но в ней редки серьезные преступления, учитывая ее население — двадцать три миллиона! — потому что камеры на каждому шагу и повсюду оперативные патрули. 

В общем, уже через пять минут мужчину обнаружили наши патрульные. Он действительно шел на площадь Римео — излюбленный городской парк с фонтанами и световыми инсталляциями. Что бы было, если бы он до Римео добрался, я себе представляю с трудом до сих пор, потому что через каждые несколько шагов он ронял капли крови.

Патрульные остановили его и задали стандартные вопросы: имя, имя, понимает ли он, что они говорят, в состоянии ли отвечать, что с ним случилось. Мужчина не отозвался ни разу и сделал попытку уйти, и, конечно, патрульные ему не позволили.

Каждый оперативный патруль состоит из двух полицейских и одного парамедика. Мужчину стали осматривать, и вот тут — да, я тоже перечитала эти строки несколько раз — парамедик обнаружил, что мужчина вовсе не ранен. А кровь, которая капала на мостовую, — кровь из чьего-то сердца.

«Предположительно человеческого», — так написано было в сводке, но лишь потому, что на тот момент это не было установлено экспертизой. Мы не имеем права выдавать догадку за факт. Но опытный парамедик не мог сомневаться в том, что он видит.

Мужчина нес чье-то сердце на площадь Римео. Где толпы туристов. 

Его задержали, доставили в отделение. Документов при нем не оказалось — хотя большинство людей постоянно носит идентификационный браслет, это не является обязательным. Он не оказывал сопротивления при задержании и даже позволил забрать у себя сердце, которое оторопевший от ужаса парамедик поместил в контейнер для оторванных конечностей. И его личность установили не сразу, но когда установили!

В сводке было написано так: «Предварительно опознан сотрудником 62 отделения КМП Верениры». Комиссар же, кривя почему-то губы, бесстрастно проинформировал, что выглядело это иначе: «Погодите, а это не ректор Магакадемии?». Примерно так же прозвучала бы фраза «А это не президент Фанданской Конфедерации?», и точно с таким же ответом: «Да, правда, похож». А формальное опознание прошло позже, когда начальник шестьдесят второго отделения рискнул и сделал запрос в медицинский архив. С нарушениями требований Процедурной Комиссии, и, конечно, наш комиссар понимал, что его впереди ждет битва «процессуальные нормы против правопорядка». Как правило, он их выигрывал, потому что никогда не ставил на ответственные должности тех людей, которые грамотно рисковать не умели.

И в тот момент, когда довольная я нырнула в бассейн нашего фитнес-центра, к дому ректора уже летели машины оперативных служб. И да, прибавил комиссар, в том числе следователь. С особыми полномочиями, а так у нас называются те, кто имеет право не дожидаться санкций Суда на любые процессуальные действия. Оперативная необходимость — и этим все сказано. 

В квартире — роскошном пентхаусе на пятьдесят втором этаже — обнаружили частично расчлененное тело девушки. Двадцать девять лет, брюнетка, замужняя, регистрационная идентификация по данному адресу, совместный собственник жилья, опознание на месте по найденному на месте происшествия идентификационному браслету: супруга ректора, первая и единственная, театральный декоратор, выпускница Высшей Королевской Школы Искусств, скончалась предположительно за десять часов до обнаружения трупа, причина смерти — предположительно удушение, предположительно руками, сердце изъято посмертно, кисти рук отрезаны посмертно, на месте происшествия не обнаружены, других видимых повреждений на теле нет.

Глава третья

Можно было сказать — неожиданно, но я бы в таком случае покривила душой. «Но он бы никогда!» — я не раз уже слышала. Это во время следствия, если мне случалось оказываться на допросе, а вот в зале суда свидетели резко менялись. «Надо было заметить», «мне казалось странным его поведение», «в последнее время все шло не так» и прочие самообвинения, на самом деле — действительно нечто похожее на чувство вины. Если бы каждый мог заметить и вовремя сигнализировать, о чем тогда можно было бы вообще говорить, но проблема была именно в том, что ни странного, ни «не такого», а про наблюдательность окружающих лучше было бы промолчать.

Я вздохнула. Я понимала, что королеве тоже трудно в это поверить, хотя, конечно, придется.

— Улики есть улики, господин комиссар.

Комиссар тоже вздохнул:

— Постараемся донести это до королевы. Не думаю, что она станет настаивать, она умная женщина, но временами эмоциональная.

Тут я была абсолютно согласна. Королева — настоящая глава государства, не для красоты, не для галочки и не ради традиций. Она непосредственно занята очень многим, и насколько я знаю, если взять того же президента Фанданской Конфедерации и их же премьер-министра, то их обязанности примерно распределятся между нашей королевой и нашим премьером. В ведении королевы — образование, здравоохранение, полиция, армия, в общем, то, что касается социальной сферы и безопасности. Внешней политикой занимается только премьер, хотя присутствие королевы все равно везде обязательно, но это уже не наша инициатива, а мировой протокол. С другой стороны, мы страна хоть и немаленькая, но никуда особо не лезем, все, что в мире творится, проходит как-то без нас. В этом тоже немалая заслуга ее величества: в первую очередь — благо и интересы граждан. Именно так, не «подданных», а «граждан». В пиар-отделе дворца кто-то отлично работает.

— Учитывая, что Академия — первая в рейтинге… — начала я, а договаривать даже не стала. Комиссар это знал не хуже меня. Да, бюджет имел очень немало дохода от обучения иностранных студентов, которых обычно было сорок-пятьдесят процентов. В иные годы доходило и до семидесяти, если в стране не набиралось достаточно одаренных. Магическая инженерия — область высокодоходная и отличное вложение капитала, где бы ты ни родился.

— Мы можем опоздать, — заметил Эндрю, повернувшись к нам. — Вроде они там немного задвигались, но, может, воспользуетесь спидвеями?

Я не любила спидвеи, но согласно кивнула. Комиссар же тоскливо поморщился.

— Прибудем к королеве пешком.

Но махнул рукой, вернул Эндрю планшет и, оглянувшись, открыл свою дверь. Раз так, и мне нужно было выходить тоже.

Улица стояла. Никто не сигналил, не гудел, не ругался. Терпение — добродетель, доверие к действиям властей — залог процветания. Да, это не были лозунги, и мне это нравилось. Мне нравилось, что я тоже власть и мне доверяют тоже. Я делала все для того, чтобы оправдывать это доверие.

Мы обошли машины, стоящие в соседнем ряду, пересекли две полосы, отведенные для движения кэбов, велодорожку и подошли к спидвею. Свободные скейты есть почти всегда, так что мы с комиссаром спокойно встали на них и направились ко дворцу.

Странное дело, а может, закономерность, что ногами ходить у нас очень не любят, а вот любой зал или фитнес-центр всегда забит почти до отказа. Ну и, конечно, зависть к тем, кто передвигается на велосипедах — ни в костюме, ни тем более в форме это уже себе не позволить. Велосипед у меня тоже был, правда, вспоминала я о нем крайне редко: ездить на них можно только по велодорожкам, а они в основном в городах.

Спидвей работает, как и все остальное, на магии. Автор изобретения, фанданец, кажется, мультимиллиардер. Стал им, когда запатентовал технологию: просто держи в голове, куда тебе надо, и скейт сам проложит нужный маршрут. Вот как это работает? 

А ведь наш арестант, наверное, знает. 

Но в самом деле, как и почему? Это я уже не о магии, а об убийстве. Я оглянулась на комиссара, но он был занят тем, чтобы удерживать равновесие. Надо бы нашему шефу сказать, что в зале есть тренажеры специально для скейтов, подумала я. И выехала чуть вперед, чтобы комиссар мог держаться за мной, и заодно — чтобы немного прикрыть его от летящий навстречу пыли. Не то чтобы ее много, конечно, но все равно неприятно, а моя припыленная физиономия не выглядит так комично, как посеревшие комиссарские усы.

Если бы не комиссар, я бы слегка увеличила скорость. Ровно так, чтобы можно было занять левую полосу, потому что превысишь — и полгода, а то и год, ни один скейт под тобой не тронется. Это уже была заслуга нашего гражданина и выпускника Магической Академии, ныне — заместителя председателя Процедурной Комиссии. Но мне пришлось под комиссара подстраиваться и при этом держать в голове пункт пункт назначения — королевский дворец, а не то, зачем мы туда ехали.

И я смотрела на улицы. Ровные, яркие, здания построены волнами — от невысоких, десять этажей, до небоскребов под сотню. Есть жилые здания и учебные, есть больницы и офисные комплексы. Парки, детские площадки, территория для выгула питомцев. Чего в Веренире не встретить, так это торговых центров: продуктовые магазины почти в каждом доме, а все остальное — за пределами города. Хотя большинство людей предпочитало заказывать все онлайн, а правительство это лишь поощряло: так, например, если компания по доставке брала на работу людей — ей полагались налоговые льготы. Если эти люди использовали для работы велосипеды — их подоходный налог был настолько смешной, что и упоминать эту цифру не стоило. 

Глава четвертая

Сидеть в присутствии королевы недопустимо. На редких фото, которые попадаются мне на глаза, исключение делается разве что для глав государств: президент Фанданской Конфедерации может сидеть, а вот премьер-министр — уже нет. Наш премьер тоже стоит, хотя он уже немолод, но протокол есть протокол. 

Поэтому я не была готова к тому, что случится в личной переговорной королевы. Нас пропустили, предупредительно распахнув двери — не по нашу, конечно, с комиссаром честь, и даже не по честь Джона Дональда, — и мы оказались в небольшой холодной комнате, где шпарил кондиционер и ощущение стылости усиливалось благодаря голубым и синим цветам. Джон ловко отодвинул кресло ее величества, она села, секунду помедлила и предложила:

— Прошу, господа, садитесь. Разговор будет не самый простой...

Сперва я подумала, что ослышалась, поэтому хлопала глазами. Комиссар тоже недоумевал: у него опыт присутствия при дворе был обширнее, но и он не знал, как реагировать. А с другой стороны, кто может заставить королеву повторять просьбу дважды?

На помощь пришел умница Джон. Он легко постучал по спинке ближайшего ко мне кресла, и тогда я уже села со спокойной душой. Комиссару пришлось хуже: под его весом кресло протестующе скрипнуло, так что я начала опасаться, что моему шефу придется всю беседу просидеть мало того что не шевелясь, так еще и порядком напрягшись. Последним свое место занял Джон, и ее величество обвела нас всех уставшим, измотанным взглядом.

— То, что случилось, не поддается никакому объяснению, — начала она, и я буквально услышала, как комиссар внутренне завопил, выражая крайнее несогласие. 

Да, я была готова его поддержать, и не только из солидарности или субординации. Улики есть улики, а свидетельские показания всегда имеют самое минимальное значение для вынесения приговора, больше в качестве традиции, которую никак не отменит Процедурная Комиссия и которая жутко злит всех, начиная с судьи и кончая последним бейлифом, не говоря уже обо всех нас.

— Министр Роберт предполагает, что это, возможно, диверсия, — продолжала ее величество, и каждое ее слово ранило нас с комиссаром в самое сердце. Министр Роберт — глава Процедурной Комиссии, тот еще крючкотвор. — Учитывая, что только на текущий момент подано двести семьдесят процентов заявлений…

Королева начала с самого главного, но тут я должна кое-что прояснить. 

Я уже упоминала, что обычно в Академии учится сорок-пятьдесят процентов иностранных студентов, иногда больше, как правило, семьдесят процентов — это максимум. Но приоритет по закону всегда отдается нашим гражданам, так что они подают заявления и сдают экзамены первыми. Многим отказывают сходу так же, как отказали и мне. Счастливчики попадают в экзаменационный реестр и месяц доказывают, что они достойны. Проходной балл очень высок, и обучение для наших граждан бесплатное. А затем начинается большая политика.

Общее количество всех студентов, естественно, равно ста процентам. И вот если наших граждан — национальных заявителей — уже набралось примерно на пятьдесят процентов от ста, а заявлений в реестре только от иностранцев больше двухсот процентов от числа мест, то понятно, что из зарубежных заявителей отсеиваются сто пятьдесят процентов возможных студентов. На самом деле сложнее, потому что все зарегистрированные в реестре заявления делятся на несколько групп, и эти группы начинают по очереди сдавать вступительные экзамены. Если учесть, что в двести процентов изначально включены те желающие, которым нельзя отказать по причине «отсутствия данных»... Не всегда везет гражданам стран, которые на политической арене имеют вес. Бывает, что практически весь поток — из так называемых стран «третьего мира», и тогда отголоски международных скандалов доходят даже до меня. 

Но Академии есть не только у нас, хотя наша по праву считается лучшей. Теперь перемножьте: огромная стоимость обучения и миллионы желающих. 

— Под угрозой значительная доля бюджета страны, — коротко закончила королева.

— Министр Роберт предполагает, что это преступление имеет политический подтекст, — пояснил Джон, поняв, что королева продолжать пока не намерена. — Как вы понимаете, это… репутация Академии, массовый отток студентов и потери бюджета, да. Которые вряд ли восполнятся даже при том, что история забудется через пару лет. 

Комиссар осторожно кашлянул: 

— Только какую выгоду имел от этого наш задержанный? Или — на чем его подловили? Пойти на подобное на основании пустых угроз… Ваше величество, господин референт, кража, взятки, но не убийство же. Более того — убийство с расчленением. Я даже больше скажу, — он слегка повысил голос, — взятки подорвали бы репутацию намного сильнее.

Я осмелилась бросить взгляд на лицо королевы и обмерла: оно просветлело.

— Вы так считаете, комиссар?

— Убежден, ваше величество. 

Королева улыбнулась. Создатели, насколько она все же красива, не была бы она королевой — я бы ее возненавидела.

— Значит, мои возражения господину министру получили достаточно оснований.

Да, и она в самом деле умна.

Глава пятая

Я недоумевала все больше и больше.

Допустим, сейчас королеве уже неважны соблюдения требований Процедурной Комиссии. Главное — скорость, компетентность и непредвзятость. Насчет первого я была спокойна, второе ее величество приняла на себя, третье… Ректор и Брент лет десять назад сильно сцепились по поводу вины одного из выпускников Академии в обрушении моста. Пострадавших было довольно много — семь человек, и следствие показало, что обвиняемый действительно проявил халатность, но Брент, насколько я знала, требовал проверки по всей Академии: качество подготовки специалистов.

Брент перестал быть мне важен. Я его все равно не знала лично — его уволили еще до того, как я стала регулярно покидать лабораторию, видела его только на видеозаписи. Что ее величество хочет от меня?

Мы вышли в сад. Небольшой, учитывая размеры дворца, но на самом деле в нем было легко заблудиться, если свернуть с дорожек. Я шла чуть позади королевы, помня, что таков протокол, и старалась унять дрожь в руках. И, конечно, ни на секунду не забывала о том, что я на каблуках, будь они неладны вместе с теми, кто придумывал парадную форму.

— Не поймите меня превратно, — сказала наконец королева. — Я уважаю комиссара Артура и ценю его мнение. Сейчас мне важно, чтобы следствие вел человек, который будет идти к своей цели, игнорируя все препятствия, будь то какой-то бессмысленный протокол или чье-то упертое мнение…

Она остановилась и посмотрела на меня. Я в ответ заставила себя взглянуть ей в глаза тоже: безумие, но она сама позвала меня говорить по душам?

Дальше стало еще невероятнее. Королева ободряюще мне улыбнулась, прохладными пальцами сжала мое запястье и сразу же отпустила.

— Мне нелегко, капитан Мэрианн… Поверьте, я охотно бы сделала все иначе, но от меня требуют слишком много. Чаще больше, чем то, с чем я могу запросто справиться. Прошу, помогите мне.

— Все, что угодно, ваше величество, — растерянно пробормотала я. Сейчас перед мной стояла не королева, точнее, вела она себя не как королева, а как человек, от которого ждали единственного и безупречного решения. Обычная женщина, руководитель, такая же, как и я, только не лаборатории, а государства. Разница только в масштабах. — Я сделаю все, что в моих силах.

Королева подошла к ближайшей скамеечке и села, жестом попросив меня сесть с ней рядом.

— Майор Брент будет делать все возможное, чтобы доказать вину ректора Томаса. Мне нужно, чтобы вы доказали его невиновность.

Отвисшая челюсть — явно не то выражение лица, с которым стоило появляться перед ее величеством. А комиссар уверял, что королева будет нас спрашивать, как у ректора поднялась рука на собственную жену.

— Простите, — проблеяла я, спохватившись и немедленно добавив: — Ваше величество. Но… — я спешно пыталась собрать разлетевшиеся мысли в кучу. — Но я — эксперт-криминалист, я работаю с уликами…

— Я не могу требовать от вас полного нарушения всех процедур, — покачала головой королева. — И, конечно, я не имею в виду, что вы должны искажать данные экспертизы. Просто… просто исходите из того, что он невиновен. Я очень прошу.

По крайней мере, мне стало понятно, почему она увела меня из переговорной. Комиссар бы, конечно же, не согласился с подобным предположением. Как невиновен, почему, мы еще даже не начали следствие?

Но мой прозорливый шеф оказался прав, когда высказал свои опасения, что королева в конце концов попросит нас именно об этом.

— Вы знаете, как в старину выбирали Клерикальный Совет? — спросила королева. — Собирали Великий Диспут, одна сторона — Глас Создателей, другая — Глас Противного…

Да, разумеется, краткий курс клерикального права входил в программу повышения квалификации, без которой я не смогла бы работать в полиции. Точнее, это был курс Старого права, но так как его принципы все равно применялись, я знала, о чем она говорит. Глас Создателей, или пять членов Великого Диспута, перечисляли благие дела кандидатов, Глас Противного, другие пять членов, вытряхивали все их грязное белье.

— Ваше величество, — издалека начала я, — я работаю только с уликами… — И потом я уцепилась за спасительное. Пусть меня отстранят непосредственно от этого дела — как глава лаборатории я так или иначе коснусь всех экспертиз. — Возможно, ваше величество просто не в курсе. Я подавала заявление в Академию, и мне отказали даже в его регистрации. 

— Вот как? — вяло удивилась королева. — Я об этом не знала. Но отказ получают примерно восемьдесят процентов всех национальных заявителей. 

Проценты и Академия — очень странная математика. Я тряхнула головой, сознавая, что это совершенно не по протоколу.

— Моя объективность тоже теперь под сомнением, — продолжала я уже более воодушевленно. — Я думаю…

— Просто сделайте так, как я вас прошу, капитан.

«Сделать — что?» — хотелось мне заорать. «Поверить, что он невиновен? Вот так, просто потому, что вы приказали? Я ученый! Я не легковерная дурочка, падкая на несчастное детство и то, что “он бы никогда!”». Но я сдержалась, и это было вполне объяснимо.

Глава шестая

Чоппер. Для большинства людей, что у нас, что в других странах, — бессмысленная тарахтящая штука, и к тому же вонючая. Магия не помогает — такая конструкция, и везде, какую страну ни возьми, чопперы либо предмет коллекционирования, либо находятся под полным запретом. Страны третьего мира их давно уничтожили, а за появление на улицах на нелегально приобретенном за рубежом чоппере можно получить огромный штраф. Но так как в странах третьего мира не очень хорошо с доходами населения, значит, общественные работы на сумму этого штрафа, а это — пять, а то и шесть лет. Как повезет.

У нас чопперы были коллекционными, и на них еще разрешали ездить — с соблюдением скоростного режима и с уплатой ежемесячного налога, сопоставимого с месячным же доходом, к примеру, моим. Поэтому желающих было так мало, что, если честно, я впервые увидела чоппер не на картинке.

Но, конечно же, нет. Я видела их — там, в другой жизни. Больше того, я когда-то любила их, я даже мечтала ездить на них. Тысячу лет назад, как теперь я считала, и, наверное, я забыла бы об их существовании. Хотела бы забыть. Но не могла. 

Я ведь говорила, что это, возможно, был рай?

Сначала мне так не показалось. Когда я впервые открыла глаза, мне было настолько больно, что меня тут же отправили обратно в забытье. Иногда я из него выплывала, обрывками слышала, что мне повезло, что я скоро восстановлюсь, что мне отлично помогает назначенное лечение, а рискованная операция превзошла все мыслимые и немыслимые ожидания.

Я видела хирурга — молодого еще, лет тридцати, и веселого парня, он приходил, чтобы посмотреть на дело рук своих и заодно меня подбодрить. Его куратор, он же заведующий отделением, успокаивал меня и говорил, что боли скоро совсем прекратятся, а память ко мне вернется. И вот этого я не понимала совершенно, потому что я помнила все, что было до этой боли и до этой аварии.

Я помнила, как довольно успешно сдала экзамены. Три года колледжа, три года упорного изучения биологии, еще один год, и я смогу поступить в медицинскую школу. Потом — резидентура, затем — работа в больнице. Мне очень хотелось попросить докторов, чтобы они были со мной откровеннее, ведь я почти все понимала, только тогда не могла говорить. 

Я помнила, как познакомилась с Джошем. И то, что как мужчина он мне не очень-то нравился, но у него был мотоцикл — предел моих мечтаний. И то, что мне пришлось дожидаться, пока Джош бросит свою крашеную дурочку и обратит внимание на меня. Не обратил, как на девушку, но ему понравился мой интерес к мотоциклу, пусть я и не призналась ему, что мой отец, викарий, проклял бы меня, если бы узнал, что я мечтаю хоть раз прокатиться, а мать, медсестра в отделении травматологии… нет, лучше было ограничиться одним отцом. Но кто и когда отказывался от мечты только лишь потому, что она кого-то пугала?

Точно не я и не тогда.

И я помнила, как Джош учил меня ездить на задворках, там, где не было ни машин, ни людей. Как катал меня вокруг нашего кампуса. И помнила, как я набралась смелости и села за руль мотоцикла сама. Немного в отместку, потому что Джош сбежал тогда с моей однокурсницей и где-то предавался любовным утехам.

И пикап я помнила тоже, и даже испуганное лицо мужчины в салоне, и то, как этот мужчина пытался от меня увести свой громадный тяжелый пикап, и что мотоцикл будто перестал меня слушаться. И яркий свет в глаза, и то, что ни боли, ни страха не было.

А потом была эта больница, доктора и недоговоренности. Я никогда не видела таких приборов, как те, что окружали меня, не слышала названия многих лекарств. Мои родители не приезжали, но этому я была только рада. Не приходили друзья, и я решила, что меня отправили куда-то в соседний штат, а то и куда-нибудь на Западное побережье. Но наконец с меня сняли гипс и то, что я называла бинтами, хотя правильнее было сказать, что это «фиксирующие ленты», пришел мой хирург и принял поздравления от кучи прибежавших коллег. Мои ребра, ноги, рука, нос, челюсть и шея срослись, как будто и не страдали при страшной аварии, — конечно, еще нужно было поработать ортопеду и дантисту, но совсем немного, — а на лице не было абсолютно никаких следов недавних ужасных травм.

Только я смотрела на себя в зеркало и не понимала, что происходит. Девушка в зеркале была красива, но это была не я. Не мои глаза, не мои волосы, не мой нос, не мое все. И она была моложе меня лет на семь.

Это успех хирурга? Пластическая операция? Ладно, пускай, это в самом деле неплохо, лучше, чем было, но почему мои глаза больше не карие? И волосы, я ведь была брюнеткой с короткой стрижкой. Если бы их обрезали, было бы объяснимо, но неужели они так отросли?

Потом был мужчина, представившийся следователем Королевской Магической Полиции. Это название я услышала впервые и даже не смогла испугаться и тем более не стала ничего переспрашивать. Следователь поинтересовался, помню ли я хоть что-то перед тем, как случилась катастрофа и три вагона поезда сошли с рельс? Помню ли я, где находились мои родители и сестра? Может быть, помню того, кто оказался со мной рядом?

Конечно же, я ничего не помнила ничего. Я пыталась понять, куда исчезла студентка Мораг О'Коннелл и кто такая Сью Мэрианн. И почему мне не двадцать два, а только шестнадцать?.. Я не помнила, и следователь ушел, и больше я его никогда не видела. Я прочитала про ту аварию… какой-то сбой в системе регулирования движения поездов. 

Глава седьмая

Мы ехали по полосе для транспорта специальных служб, включив «мигалку» и спецсигнал, и имели все шансы оказаться в лаборатории гораздо раньше Брента. Во-первых, Эндрю сообщил, что налог уплачен, но есть задолженности по прошлым периодам, во-вторых, Брент не мог ехать на своем чоппере там, где были жилые дома, социальные и детские учреждения. Это из магаэропорта он мог добраться по объездным трассам, но — в третьих! — Брент находился на территории дворца вместе с чоппером. Стало быть, Королевская Гвардия вряд ли оставит это без внимания, а если учесть, что его основная защитница — королева — сейчас занята с послами и прессой…

И тут я задумалась о причинах.

— Господин комиссар, — осторожно выдернула я шефа из раздумий, — откуда у ее величества такая… эм-м… такое… — Такое — что? — Уважение… — Неудачное слово, но ладно. — К Бренту? Она же умная женщина. Думаете, и вправду романтика?

— Ты бы хоть иногда читала новости, — проворчал комиссар. — Ради разнообразия. Какими словами описывали его подвиги? «Решительно и смело», «презрев все формальности»…

— «Наплевав на все существующие законы и процедуры» и «создав Суду немало сложностей»… — перевела я и остолбенела. 

Да, вот теперь мне стало понятно многое, если вообще не все. Но как мне было поделиться догадками с комиссаром, сдержав при этом слово, данное королеве?

Все очень просто. Если следователь нарушает требования Процедурной Комиссии — действительно важные требования, например, порядок сбора улик, или изъятие и хранение вещественных доказательств, или неправильно проводит опознание, то есть делает все, что Суд может поставить под сомнение — то, собственно, как вы уже поняли, Суд непременно поставит под сомнение всю проделанную следствием работу. То самое скандальное видео — мне было интересно, видел ли эту запись сам Брент: красный, растрепанный, будто покусанный всеми присутствующими разом. 

Терпение Процедурной Комиссии лопнуло, когда Брент нагрянул к подозреваемому домой, свалил в кучу все, что посчитал уликами, потом, зная, что криминалистическая экспертная лаборатория не примет их в таком виде, рассовал по пакетикам прямо у себя в кабинете и отправил на экспертизу. Так как экспертизы проводились разными специалистами, то никто не заметил несоответствия: лист дерева, испачканный в крови, был слишком свежим, словно только что сорванным, в то время как эти деревья на момент совершения преступления уже давно растеряли все листья к сезону низких температур. Кровь на листике оказалась действительно жертвы, в этом сомнений не было никаких, и ладно бы, если бы несоответствие нашел королевский защитник. Это выявил королевский обвинитель — представитель Процедурной Комиссии, когда знакомился с делом, ужаснулся, стал проверять весь материал целиком и подряд… В общем, я считала, что увольнение Брента было заслуженным. 

— А чем закончилось то дело? — спросила я вместо того, чтобы плакаться комиссару на королеву. Отлично, она сочла, что установленный порядок ведения следствия — ничтожная формальность, пренебречь и забыть, и если что — повернуть так, как будет угодно. Кому, кстати, угодно и почему? — Из-за которого уволили Брента? Кто его вообще заканчивал?

— Руперт, конечно, — ответил комиссар, нимало не удивившись. — Умница Руперт, который не стал страдать из-за того, что ему пришлось все переделывать после этого… неряхи, — выкрутился он, хотя явно собирался обозвать Брента более грубо. — Он выяснил, что лист не случайно запачкан в крови, а просто дерево такое же росло в горшке в том здании, где и убили жертву. И по остальным уликам прошелся, доказал, что часть из них действительно имеет отношение к делу… Часть выкинул, разумеется, несмотря на то, что казалось бы — кровь там была. Так что Суд в итоге все доказательства принял, и даже обвинитель признал, что работа проделана эталонно. Но это Руперт.

Вот я тоже теперь жалела, что мне не достался нормальный напарник. Как можно вообще иметь в напарниках того, кому наплевать на твою собственную работу?

Машина въехала на парковку, заехала на пандус, и мы в считанные секунды взлетели на десятый этаж. Судя по тому, что Эндрю молчал, новостей про Брента не было.

— Я в лабораторию, — коротко сказала я, а комиссар посмотрел на меня несколько удивленно. — Я все-таки ее глава.

— Мы все в лабораторию, — уточнил комиссар, и довольный Эндрю выскочил первым и открыл комиссару дверь. Мы уже не на дороге — надо соблюдать протокол.

Нужная нам лаборатория находилась на шестидесятом этаже. В лифте помимо нас кого только не было — и сотрудники из Управления Хищений Королевской Собственности, и «убойщики», и Дорожная Полиция, и все смотрели на нас с интересом. Точно так же меня разглядывали, когда я спускалась вниз с утра, но тогда мне и в голову не приходила причина. Что же, я учусь на ошибках, значит, придется пересмотреть свои предпочтения и купить хотя бы магвизор, чтобы слушать новости.

Первая, кого я увидела, была Джилл. Ей было совсем здесь не место — ее задача заниматься организационной работой на семьдесят третьем этаже, но я не стала придавать этому значения. Она наш сотрудник, ей интересно. Но все-таки Джилл проворно, несмотря на вес, метнулась куда-то за спины остальных.

Глава восьмая

Итак, мне предстояло увидеть человека, из-за которого вся моя жизнь стала именно такой. Была ли я ему благодарна? Понятия не имела. Была ли уверена в своей объективности? Да, бесспорно.

— Гордон, — сказала я своему заместителю, — вы знаете требования Процедурной Комиссии.

Он кивнул, он все понял. Если меня нет на месте, по любым причинам, он имеет полное право сделать какой угодно запрос. Да даже если я и есть, — но в данном случае дело вела я, и пришлось выкручиваться.

— Запрошу все медицинские карты, — с легкой улыбкой кивнул он. — И все, что сочту необходимым.

Так или иначе, но мне повезло не только с шефом, но и с коллегами, и моими учителями.

Мы спустились на тридцать третий этаж. Эндрю, который все это время молчал, тем не менее, знал прекрасно, куда нам идти, и мы с комиссаром оказались в комнате для допросов, а наша «группа прикрытия» и сам адъютант комиссара — в соседнем помещении, откуда они прекрасно видели и слышали все через стекло, а в самой комнате это стекло выглядело обычной стеной, не отличающейся от прочих.

Я чувствовала волнение. Что говорить, я знала, я не один раз присутствовала на допросах. Иногда я их даже вела, но чаще это был допрос потерпевших. Сейчас потерпевшая была в нашей лаборатории, и она, конечно, уже не станет ни запираться, ни лгать. Рядом со мной был комиссар, но с того момента, как мы вошли, пошла видеозапись, и лампочки на микрофонах загорелись красным, и это значило, что вся ответственность сейчас на мне. Практически. Брент… ну, ему еще надо не только добраться сюда, предварительно отвязавшись от Королевской Гвардии, но и войти в здание. А я сомневалась, что Брент успел получить от ее величества пропуск, без которого его шансы падали ниже некуда.

И все равно я волновалась. Можно сказать, меня даже немного трясло, и ладони стали влажными. Мне предстояло вести допрос, хотя бы формально, Суду, конечно, это без разницы, Процедурная Комиссия немного попридирается — для этого и присутствовал комиссар, — но вот королева! А ведь у нее есть право вето на любое наше действие… 

Я беспомощно посмотрела на комиссара, и он улыбнулся краешком губ. Мой шеф не упустил возможности сесть сразу же, как вошел, а у меня ноги были словно каменные.

Лампочка на двери мигнула, и створки начали разъезжаться в стороны. Я застыла.

Первым вошел бейлиф, за ним еще один. Их задачей было проверить помещение, хотя что там проверять, но — таков порядок. Затем еще двое ввели мужчину, на голову которого был накинут капюшон, а руки были сцеплены наручниками. Бейлифы усадили его на стул для допрашиваемых, ловко пристегнули ноги специальными наручниками… — наножниками? — к ножкам стула, направились к выходу, последний бейлиф снял с головы мужчины капюшон и тоже ушел.

Дверь бесшумно закрылась, а я рассматривала ректора Магической Академии.

Первое, что меня поразило, — его молодость. Пятнадцать лет назад он отказал мне в приеме. Так сколько ему лет? Мне показалось, не более тридцати, но это было невозможно. Блондин, мягкие волосы чуть ниже плеч, но не бледные, бесцветные, а золотистые. Темные брови, темные глаза, внимательные и уставшие. Синяки под глазами, но это понятно. 

Комиссар аккуратно покашлял, и я опомнилась.

— Капитан Королевской Магической Полиции Сью Мэрианн, глава криминалистической экспертной лаборатории, назначенная в оперативно-следственную группу по распоряжению… — я бросила на комиссара быстрый взгляд и дождалась кивка. — ...Ее величества Эстер Марии VIII, семнадцатого числа восьмого месяца, года пятьдесят-девятнадцатого, в… — Еще один умоляющий взгляд, и комиссар показал мне свои часы. — Двенадцать часов ноль три минуты, в присутствии комиссара Королевской Магической Полиции Джорджа Артура, при производящейся в установленном Процедурной Комиссией порядке видео и аудиозаписи, начинает допрос задержанного по подозрению в убийстве… 

Кого, Создатели? Я понятия не имею, как ее звали! За что мне это все?

— Гражданина Объединенных Короной Территорий Боэлы, Траманта и Крессии, э-э…

И я запнулась. Наговорила я так, что вышло — убит сам ректор. Ну и ладно, разберутся, захотят — похихикают, я не против. Что потом? Ректор Томас, а дальше-то как? Но выкрутилась и из этой ситуации.

— Представьтесь, назовите себя.

Я села. Давно пора. 

— Даглас Томас, ректор Королевской Магической Академии, маг-инженер первого класса, доктор магической инженерии.

Голос у него был ровный и завораживающий. Наверное, поставлен, подумала я, все же он читает лекции. Или читал, не родился же он ректором, в конце-то концов.

— Сколько вам лет? — глупо и совсем не по протоколу спросила я.

— Тридцать шесть.

Что? Я чуть не закашлялась. Как такое вообще возможно?

— Простите, — нахмурилась я, — вы уверены, что ваше состояние позволяет вам давать показания? Насколько я знаю, вы были ректором Академии уже пятнадцать лет назад. 

Глава девятая

Но так просто комиссар нас не отпустил.

— Какие у кого появились версии? — требовательно спросил он. — Странный допрос у нас вышел, но Сью молодец.

— Он делает вид, что он придурок, — сразу сказал Руперт. — И ему это удается.

— То есть ты полагаешь, он виноват, — кивнул комиссар. — Джеймс?

— Аффект как вариант, — предположил Стивен, поморщившись, — но мне не нравится, что пропали руки. Где руки? Мы их не нашли.

— Еще? — настаивал комиссар.

— Его могут пытаться подставить, — выпалила я. Не потому, что об этом просила меня королева. Просто… Да, допрос действительно вышел странным. — Любовник жены? Если верить признанию Томаса, он есть. А еще? Кто-то метит на его место?

— Пока хватит, — согласился комиссар. — Работайте. К вечеру мне нужны эти версии, и либо они подтвердятся, либо нет. 

Он развернулся и пошел по коридору, и Эндрю поспешил за ним, успев сочувственно развести руками. Стивен и Руперт, похоже, это сочувствие приняли.

— Ты в лабораторию, я в Академию, — предложил Руперт. — Мы втроем на связи, и все, что узнаем, немедленно доводим до сведения остальных.

Это он должен был возглавить следствие, думала я, поднимаясь к себе в кабинет. Мне нужно было переодеться, потому что еще пять минут в этой форме, и я сама начну убивать. Джилл, которая уже сидела за своим рабочим столом, кинулась было ко мне.

— Погоди, дай мне сделать из себя человека, — попросила я. — Иначе я за себя не ручаюсь.

Я быстро скинула парадную форму, влезла в любимый комбинезон, схватила рабочий чемоданчик. Я догадывалась, что сегодня мне его просто не хватит, но брать с собой никого из сотрудников не хотела: те, кто уже был на месте, изложат все в протоколах, а если мне удастся заметить что-то еще, то лучше, чтобы при этом мне никто не мешал.

Готовая к свершениям, я выскочила в приемную, сжимая в руке чип от машины. Не тут-то было, я забыла один нюанс.

— Сью! — завопила Джилл. — Кто такой Брент? Он орет внизу уже минут двадцать, потому что его не пускают. Он требует тебя и говорит, что у него есть приказ самой королевы. Он что, душевнобольной?

Я с шипением выдохнула воздух сквозь зубы.

— Можно сказать и так. Будь добра, позвони на контроль, скажи, что я сейчас его заберу.

Брент был мне нужен еще меньше, чем мои собственные сотрудники. Но у меня тоже был приказ королевы. Если этот нахал заявит, что я не допускаю его к ведению дела, вполне может быть, что королева решит отстранить всех нас, и экспертизы отправятся прямиком к фанданцам. Я просто обязана была прикрыть и комиссара, и своих коллег.

Джилл попросила у меня идентификационный браслет, чтобы обновить право допуска. Пока браслет скачивал обновления, я рассматривала лицо ректора на планшете: Джилл, в отличие от меня, была в курсе самых последних сплетен. 

Если Томас сказал нам правду, то зачем его жене нужен любовник? Я бы от такого мужа не стала гулять.

В лифте на меня снова таращились. Я вытащила смартфон, проверила время. Половина второго, а работы еще полно. Но, может, Стивен или Руперт окажутся поудачливее меня.

Брент торчал за барьером для посетителей, и только что дым не шел у него из ноздрей. «Это так у него гнев выражается», — ехидно подумала я. И это было объяснимо, когда-то в этом здании он чувствовал себя как дома. Но — не теперь.

— По какому праву меня не впускают? — ощерился он, как только меня увидел. — Приказ ее величества здесь ни для кого ничего не значит?

— Вы уволены, вы были подвергнуты дисквалификации, и вы не можете быть признаны действующим сотрудником, — пояснила я, с трудом удерживая злорадство. — К сожалению, чтобы это исправить, ее величество должна внести поправки в требования Процедурной Комиссии. Получить допуск как лицо, назначенное ее величеством, вы можете только в том случае, если у вас будет должным образом чипирован идентификационный браслет…

Вот этого-то он как раз и не сделал, подумала я. Как я и ожидала, пренебрежение правилами сейчас сыграло с моим вынужденным напарником очень скверную шутку.

— Куды вы собрались?

— На место происшествия, — ответила я, наконец выходя за барьеры. — Можете составить мне компанию, вы ведь обязаны давать отчеты перед ее величеством.

И решила, что и на ее величество Бренту глубоко наплевать. Наверное, моя догадка и тут оказалась верной, потому что Брент ворчливо заметил:

— Не ваше это дело, перед кем я обязан отчитываться… И скажите мне адрес. Мне придется добираться на спидвее.

— Королевская Гвардия припомнила вам появление на вашем транспортном средстве на территории дворца? — хмыкнула я. — Мое вам сочувствие. Можете добраться и на спидвее, только я не буду вас ждать.

— Водите кэб? — буркнул Брент, открывая передо мной дверь. Я захлопала глазами. — Что вы так меня смотрите? Давайте ваш чемодан, провожу вас до вашей коробки.

Глава десятая

Машину я оставила на частной парковке, хотя мой идентификационный браслет давал мне право мало того что подъехать как можно ближе к дому, так еще и встать на место для транспорта специальных служб даже на личной машине. Но мне совсем не хотелось привлекать к себе внимание прессы.

— А теперь держите, — и я вручила Бренту чемоданчик. — Это все для того, чтобы у вас были основания здесь находиться.

Каждый дом в Веренире имеет сообщение с несколькими соседними — на случай эвакуации. Это сообщение идет как по подвальным коммуникациям, так и по нескольким этажам, обычно через каждые пятнадцать-двадцать. Но вот открыть эвакуационный проход, разумеется, можно только при наличии допуска, и сейчас у меня этот допуск был. Я на это, по крайней мере, надеялась.

Мы с Брентом — я впереди, он сзади, невероятно этим обстоятельством огорченный — зашли в подъезд соседнего с нужным нам дома. Журналисты не обратили на нас никакого внимания, а консьерж покосился, но ничего не сказал, потому что браслет сразу отправил сигнал: мне можно. Ну а Бренту было можно потому, что он нес за мной чемоданчик. Мы прошли к лифту и полетели на обозначенный «45-Э» — «эвакуация возможна» — сорок пятый этаж.

— Это унизительно, — наконец сказал Брент.

— Вы сами предлагали, — парировала я. — А сейчас ваше присутствие должно быть хоть как-то оправдано. 

— Вот поэтому и унизительно.

Он как-то странно закрылся, будто и вправду на что-то обиделся. Но не моя вина была в том, что он не подумал обновить свой идентификационный браслет, а я не нанималась ему в няньки. Вообще я подумала, что Брент покажет себя подобным необдуманным поступком не с лучшей стороны, ведь королева все равно узнает, что доступ Бренту не предоставили, — и тогда, возможно, вместо него мне в напарники достанется Руперт или Стивен, и я смогу вздохнуть свободно и не чувствовать себя так, словно на меня навалилось небо. Ответственности было чересчур, и я очень боялась не справиться.

Мы вышли на нужном этаже, я разблокировала дверь, мы перешли по коридору в соседнее здание, снова подошли к лифту и оказались в итоге на пятьдесят втором этаже. Здесь стояли двое полицейских — охраняли место происшествия, и оба они при виде Брента едва сдержали удивление. То ли были с ним знакомы, может, заочно, то ли пересекались, но полицейские скривились и промолчали, а Брент сделал вид, что их вообще не заметил.

Квартира была опечатана чипом, но я, конечно, вошла без проблем.

— Ничего не трогайте, просто осмотритесь.

Брент пробурчал что-то вроде «сам знаю, не маленький» и поставил чемодан на пол, глазея по сторонам. Я тоже оглядывалась: было на что посмотреть.

Земля в Веренире ценится. И высотные здания строятся не просто так. И, собственно, каждый житель искренне убежден, что больше, чем требуется, ему не надо, будь то транспортное средство или жилая площадь. А сейчас я почему-то провела параллель между Брентом с его проклятым чоппером — слава Создателям, сейчас изъятым, — и ректором Томасом с его огромной квартирой. 

Неужели это все — для двух человек?

Мы стояли в огромном холле. Сюда могло бы поместиться пять микромагбусов нашей лаборатории и еще хватило бы места для нескольких кэбов. Мебели здесь практически не было, только один диван, перед ним — столик, и стойка для верхней одежды гостей у стены.

— А он любит размах, — произнесла я. — Неуютно, мне кажется.

Брент опять что-то буркнул, но я уже прошла дальше. Мне нужно было все осмотреть, пока — ни к чему не прикасаясь. Так я увидела кухню, оборудованную по последнему слову техники, два кабинета — ректора и его жены, супружескую спальню, огромную ванную, то, что я назвала бы «лабораторией», если бы мои коллеги не вытащили отсюда все, что могли, и общую комнату. Где и нашли тело несчастной Таллии, как я поняла, но направилась в глубь квартиры: две комнаты для гостей, две ванные комнаты, видимо, «гостевая общая комната» с огромным экраном на стене и точно таким же, как в холле, диваном.

— Он платит за это непомерный налог, — заметил Брент. 

— Да, разумеется, — кивнула я. — Мои люди везде отметились, но посмотрите, похоже, что в этих двух спальнях для гостей никто ни дня не был. Здесь даже запах краски после ремонта не выветрился.

— Чувствуется, — поморщился Брент. — А еще мне кажется, что эти комнаты были оставлены для чего-то другого…

Я пожала плечами.

— Возможно, они купили эту квартиру уже в таком виде, — и тут же отправила запрос Руперту. Он найдет, кому делегировать. — Проверим, может быть, это важно, а быть может, и нет. Но из сводок — Таллия была ее совладелицей.

— Значит, налоги делились на двоих, — хмыкнул Брент. — Сколько им приходилось платить в месяц?

Я подумала. Точно считать мне было лень, но я могла сравнить со своей квартирой.

— Примерно два с половиной ваших налога за вашу же двухколесную гадость, — сказала я. — У каждого свои недостатки.