Глава XVIII

Вдохновившись после разговора с Бирюковым, Голубев примчался в медицинское училище, словно на крыльях. Экзамены начались всего час назад, но Вика Солнышкина самая первая из группы уже успела ответить на пятерку. Куда после этого она исчезла, нервно тусующиеся в коридоре сокурсницы не знали.

– А Нино Кавазашвили где? – спросил Слава.

Дрожавшая, будто в ознобе, синеглазая бледная девушка показала рукой на дверь аудитории с крупным призывом: «Тихо! Идут экзамены».

– Там.

– Давно зашла?

– Только что.

Чтобы не тратить время в пустом ожидании, Голубев решил заглянуть в общежитие. Знакомая Славе по предыдущей встрече старенькая вахтерша видела Солнышкину совсем недавно, когда Вика с грузиночкой Нино отправилась сдавать экзамен. После экзамена еще не вернулась.

– Значит, она здесь ночевала? – уточнил Слава.

– Наверное, здесь.

– Почему неуверенно говорите?

– Да потому, милый, что не видела, в какое время Солнышкина сюда прошла. Сегодня, кажется, не входила.

– А вчера?

– Вчера не моя смена была. В восемь утра сегодня заступила.

– Со сменщицей не разговаривали?

– Особо-то нам с ней не об чем говорить. Все на десять рядов уже переговорено. Сказала она, что дежурство прошло спокойно. Ночью, когда после одиннадцати замыкаем изнутри дверь, никто не стучался.

– Бывает, стучатся?

– Сколько угодно. Весна на дворе. Девчата молодые, загуливаются без меры. Сплошь и рядом за полночь приходят ночевать. Экзамены вот только в последние дни удерживают их в комнатах. Сутками напролет зубрят учебники.

«На каждом шагу загадки!» – сердито подумал Голубев и помчался назад в училище, опасаясь, как бы еще и Нино не проморгать. Вики по-прежнему не было. Кавазашвили, по мнению Славы, отвечала на экзамене очень долго, но вышла она из аудитории веселая и показала тотчас окружившим ее сокурсницам три растопыренных пальца. В ответ раздался завистливый вздох: «С тебя – бутылка».

– Новое поколение выбирает пепси, – игриво ответила Нино и заторопилась к выходу.

Слава перехватил ее у дверей:

– Привет, счастливая.

Кавазашвили будто споткнулась:

– Здравствуйте.

– Чего пугаешься?

– Ничего.

– Где Вика?

– Я откуда знаю, где.

– Она в общежитии ночевала?

– Не знаю.

– У тебя что, красавица, память девичья? – с упреком спросил Слава и предложил выйти в скверик возле училища, чтобы поговорить без свидетелей.

Тихий майский день был солнечным и теплым. В сквере буйно цвела сирень. Хорохорились в весеннем экстазе задиристо чирикающие воробьи. По утоптанной песчаной дорожке Голубев и Кавазашвили подошли к подновленной недавно скамейке. Не сговариваясь, сели поодаль друг от друга. Слава быстрым взглядом окинул плотную фигуру Нино в укороченном выше колен ярком платье с глубоким вырезом на красивой пышной груди и посмотрел в подведенные тенями жгуче-черные глаза.

– Договоримся сразу о беседе без лукавства? – спросил он.

– Я и в прошлый раз с вами не лукавила, – тихо ответила Кавазашвили. – И вообще никогда не лукавлю.

– Никогда не лукавят только малолетние дети да простофили. Насколько понимаю, ты ведь не из них?

– Как хотите, так и понимайте.

– Что случилось с Викой?

– Ничего. Сдала экзамен и, наверно, уехала домой в Новосибирск.

Слава укоризненно покачал головой:

– А говорила, что не лукавишь…

Кавазашвили, опустив глаза, сосредоточенно стала изучать носки своих красных туфель. Помолчав, неуверенно проговорила:

– Не понимаю, что с Викой могло случиться…

– Почему она из дому убежала?

– Убежала?.. Первый раз слышу.

– Опять хитришь. Выходит, уголовному розыску это известно, а ты – подруга Вики, с которой сегодня ночевала в одной комнате, лишь от меня об этом услышала, – наугад выпалил Голубев.

Смугловатые, без косметики щеки Нина зарозовели.

– Азер по телефону Вике угрожал в Новосибирске.

– Сурен Абасов?

– Да.

– Чем грозил разбойник?

– Сказал, что если не отдастся ему добровольно, то они с Ильясом вдвоем изнасилуют ее и убьют. Вика сгоряча обозвала Азера козлом и послала… по-русски, куда надо. Потом ей страшно стало.

– Под горячую руку она может даже матом завернуть?

– Когда разозлится, Вика все может.

– Как Сурен узнал, что она приехала в Новосибирск?

– Звонил Алле Аркадьевне, а той дома не было.

– Где теперь Вика скрывается?

– У кого-то из знакомых в Новосибирске.

– Ты разве не спросила, у кого?

– Спрашивала. Не говорит. Опасается, что проболтаюсь, и Сурен разыщет ее. Мол, когда двое о чем-то тайном знают, то это уже не тайна.

– А что у нее с Николаем Валентиновичем Теплоуховым произошло? – внезапно спросил Слава.

Кавазашвили растерянно моргнула:

– Мы же прошлый раз больше часа на эту тему говорили. Кроме того, что тогда сказала, мне нечего больше сказать.

Голубев нахмурился:

– Прошлый раз в нашем разговоре было больше словесной чепухи, чем деловой информации. Вчера в Новосибирске я многое о тебе узнал. Если не хочешь говорить о Вике, расскажи о своих похождениях с Теплоуховым.

– О чем это вы?! – широко раскрыв жгучие глаза, будто удивилась Нино.

– О том, какие у вас с Николаем Валентиновичем были планы насчет представительских выходов в бомондовский свет. Как ходила с ним в ресторан, ездила на дачу в Речкуновку и прочих пикантных штучках, которых тебе, как говорится, не занимать.

– Ну и что это вам даст? – словно выигрывая время для размышления, тихим голосом проговорила Нино.

– Знаешь о том, что Теплоухова отравили в Викином доме? – вместо ответа спросил Голубев.

– Знаю.

– От кого?

– От Вики.

– Что она рассказывала?

– Что сама не знает, кто и за какие грехи такой кошмар свалил на ее бедную голову.

– Хоть какие-то предположения у Вики есть на этот счет?

– Никаких. Прибежала после экзамена домой, а в доме – лысоватый, похожий вроде бы на Теплоухова, дядечка с остекленевшими глазами. После выяснилось, что это и вправду Теплоухов. Между собой мы решили: без Азера тут не обошлось. Сурен с прошлого года на Вику зуб точит. Хотел, маньяк, силой подмять под себя девчонку, а Вика, не будь дурой, всю морду ему ногтями исполосовала в кровь.

Слово за слово Кавазашвили разговорилась. То ли на нее подействовала осведомленность Голубева о ее прошлом, то ли по какой-то иной причине, но в отличие от предыдущей встречи на этот раз Нино показалась Славе значительно откровенней.

Подтвердив уже известную Голубеву информацию об интимной связи Аллы Аркадьевны с Суреном Абасовым, об увлечении Вики в школьные годы Филиппом Киркоровым и о том, как Алена Волосюк через газету искала состоятельного спонсора, она вроде бы без утайки рассказала и о себе.

Родилась на севере Тюменской области в обрусевшей грузинской семье. Отец с матерью нефтяники. В школу пошла на год позднее своих сверстников, когда жили в поселке Старый Уренгой. Потом родители переехали в Сургут, а пять лет назад перекочевали в Новосибирск. Во время переездов Нино потеряла еще один учебный год и, таким образом, оказалась в одном классе с Викой Солнышкиной, которая на два года младше ее. Училась без особого желания. Выпивкой и табаком никогда не увлекалась, а любовью стала заниматься с восьмого класса и ничего предосудительного в этом не видит. Другие теперешние девчонки начинают баловаться с мальчишками еще раньше. Жизнь ведь дается только раз и надо прожить ее так, чтобы было что в старости вспомнить. Замуж не выходит потому, что никто не берет, да и заводить семью в бестолковое время, когда черт знает, какая ерунда творится, – глупость несусветная. Одноклассницы, которые в восемнадцать лет повыскакивали за бизнесменов да крутых парней, почти все уже оказались мамами-одиночками. Дети хоть и цветы жизни, но радость они приносят лишь тогда, когда есть на что их разводить и выращивать.

– Как на это смотрят твои родители? – спросил Голубев.

Нино натянуто усмехнулась:

– Без восторга. Хотели перевоспитать, а потом папа махнул рукой: «Живи, сучка, как хочешь». Выдали сиротскую сберкнижку, куда откладывали деньги к моему совершеннолетию, добавили наличными до пяти «лимонов» и попросили убраться с их глаз подальше из Новосибирска. Тут и Вика Солнышкина оказалась в семье третьей лишней. Став подругами по несчастью, рванули мы с ней в это захолустное медучилище.

– Вика, кажется, по-иному, чем ты, относится к сексу?

– Она как непорочная дева Мария.

– Случайно, не лесбиянка?

– Вот еще глупости! Нормальная девка, только с экстремистскими замашками. Семейная трагедия наложила на нее отпечаток. Сначала возненавидела отца, который ушел из семьи. Потом, когда нагляделась на игривую мамочку, поняла, что Игорь Сергеевич поступил правильно, бросив пышущую страстью к молодым самцам Аллу Аркадьевну.

– Откуда у тебя на сберкнижке добавилось еще пять миллионов?

– Это Викин пай. Скооперировались мы с ней и живем на ежемесячный сбербанковский доход.

– Ей ведь Алла Аркадьевна открыла счет на три миллиона…

– Тем счетом Вика не пользуется из принципа. А эти пять «лимонов» она самостоятельно наскребла.

– Ничего себе «поскребышки» для вчерашней школьницы! – удивился Голубев. – У меня сравнительно неплохая зарплата и то, чтобы накопить пять миллионов, надо ой-ой сколько не есть, не пить и не одеваться.

– Так Вика же не копила деньги, а заняла.

– У кого?

– Кажется, у Черемисина.

– С чего это Ярослав Анатольевич так щедро раскошелился?

– До безумия ему нравится Вика. Как увидит ее, сразу начинает играть масляными глазками и пыжиться, будто мартовский кот перед молодой кошечкой.

– А Теплоухов как смотрел на Вику?

– От нее все мужики балдеют.

– Конкретнее сказать можешь?

– Чего тут конкретизировать. Если бы Вика согласилась, старый развратник за одну ночь отдал бы ей половину своего состояния.

– Насколько знаю, Теплоухов развратником и мотом не был, – возразил Слава.

– Значит, я больше вашего знаю.

– У тебя что-то с ним было?

Нино опустила глаза:

– Все было и по-разному.

– Много платил?

– Я не прости господи, чтобы за постельную акробатику деньги брать.

– Не бойся, говори искренне. Тебя ж никто не собирается привлекать к ответственности за запрещенный промысел.

– В моих делах с Теплоуховым запрещенного законом не было, – нервно сказала Нино.

– По любви с ним встречалась?

– Да ну… С какой стати влюбляться в невзрачного дядечку, который чуть не в отцы годится. Интересно было, что состоятельный бизнесмен обратил на меня внимание и готов был за общение с ним платить приличные деньги да роскошные импортные шмотки дарить. От денег, честно, отказывалась, а итальянские колготки и фирмовые джинсы брала. Потом и в этом заграничном барахле разочаровалась. Скучно до тошноты стало общаться со стариком. Когда кинула его, блаженное облегчение наступило. Он тоже абсолютно не переживал. В общем, тихо и мирно разошлись, как в Африке слоны.

– К кому же этот «старик» приехал в райцентр? К тебе, к Вике или у него здесь появилась новая женщина?

– Не знаю, кто у Николая Валентиновича тут появился, но нам с Викой он, честное слово, до лампочки.

– Не случайно же, согласись, Теплоухов оказался в Викином доме…

Кавазашвили, задумавшись, пожала плечами:

– Конечно, какая-то зараза его туда занесла… – И неуверенно добавила: – Может, Алена Волосюк отыгралась на спонсоре…

– За что? – быстро спросил Голубев.

– Очень уж самостоятельной в последнее время она возомнила себя. Без разрешения Теплоухова то ли для какого-то порнографического журнала сфотографировалась, то ли в какой-то самодеятельной видеопорнушке главную роль сыграла. Такими «героинями» Теплоухов брезговал и, по-моему, перестал Алену финансировать.

– Как ты об этом узнала?

– Месяц назад была у нее в гостях. Вика попросила разнюхать, перестала или нет Алла Аркадьевна вязаться с Азером. Пришлось съездить в Новосибирск, пообщаться с Аленкой.

– И что она тебе рассказала?

– Сначала поговорили об Алле Аркадьевне. Азер перестал у нее появляться. Потом, когда разговорились о личных делах, Алена стала круто материть спонсора. Сам, дескать, зачитывается журналом «Плейбой» и порнушку по видаку смотрит – аж слюнки текут, а когда она, то есть Алена, решила на этом заработать хорошие валютные бабки, полез в пузырь и зарубил ее творческую инициативу.

– Вчера я тоже беседовал с Аленой, – сказал Слава. – Мне о Теплоухове она говорила по-другому.

Кавазашвили усмехнулась:

– Аленка не дура, чтобы первому встречному правду говорить. Мы-то ведь с ней разговаривали откровенно, как подруги.

– И она до такой степени была обозлена на Теплоухова, что готова была его убить? По-моему, что-то ты, дорогая, мудришь и сочиняешь неправдоподобное.

– Ничего не сочиняю. Алена вспомнилась потому, что еще осенью прошлого года предлагала Вике отравить Азера. Хорошо, Вика не клюнула на дурацкое предложение. Чего доброго, отсиживала бы сейчас срок в колонии за сексуального маньяка, которого и без нее рано или поздно пришибут другие бандюги.

Мысленно сравнивая Волосюк и Кавазашвили, Голубев пришел к выводу: обе девочки – одного поля ягоды. С той лишь разницей, что худая длинноногая фотомодель искала спонсоров, а сексуально скроенную грузиночку «спонсоры» находили сами. В разговоре Нино казалась проще Алены и совсем не походила на коварную преступницу, способную так тщательно скрыть свою причастность к убийству. Порою излишне откровенными ответами она производила впечатление доверчивой простушки, у которой что на уме, то и на языке. Трудно было только понять, действительно она такая или это наработанный тренировкой имидж.

Похожая на испуг первоначальная настороженность Кавазашвили по мере разговора сменилась вопросительным недоумением, будто Нино мучительно пыталась догадаться, с какой целью сотрудник уголовного розыска настойчиво старается выведать у нее что-то такое, что ей самой неизвестно и непонятно. Вновь она насторожилась после того, когда Слава поинтересовался, часто ли встречалась в Викином доме с Казбеком? Попытавшись увильнуть от ответа под предлогом, дескать, это никакого отношения к Теплоухову не имеет, Нино, уступив настойчивому упорству Голубева, вынуждена была признаться, что во время прошлого разговора с ним из стыдливости соврала. На самом деле, пару раз была с Казбеком в доме тайком от Вики. Узнав об этом, Вика забрала у нее ключ, который раньше свободно ей доверяла, и потребовала, чтобы перестала общаться с «козлом». Иначе, мол, дружбе – конец. После столь сурового ультиматума Нино прекратила встречи с Казбеком.

– А когда Вика тот ключ потеряла? – внезапно спросил Слава.

На лице Кавазашвили промелькнула растерянность:

– Что-то не помню.

– Опять память пропала? – улыбнулся Голубев. – Или Вика тебе об этом не говорила?

– Кажется, говорила… – Нино, немного замешкавшись, вдруг словно вспомнила: – Ага, точно говорила! В тот злополучный вечер, когда перед экзаменом осталась со мной ночевать. Она хотела прийти пораньше в общежитие, но задержалась часа на полтора, наверно. Прибежала расстроенная и сказала, что где-то запропастился основной ключ. Весь дом, мол, обшарила – впустую. Пришлось закрыть дверь навесным замочком. Помню, я спросила: «Воры не залезут?» Вика отмахнулась: «Там воровать нечего».

– В какое время вы тогда уснули?

– Наверно, часов в одиннадцать. На улице уже полная темнота наступила. Когда свет в комнате выключили, за окном мрак был.

– Ночью из комнаты никто из вас не выходил?

– Я в прошлый раз уже говорила. Обе спали крепко, как убитые.

– Перед экзаменами обычно плохо спится, – усомнился Слава.

– Так мы же перед сном приняли по таблетке берлидорма. Это германское средство успокаивающего и снотворного действия. Лично я могу и без медпрепаратов заснуть, а Вика часто на ночь снотворное глотает. Ну и мне в ту ночь за компанию таблетку предложила.

– И ты не отказалась?

– А зачем?..

– Чтобы тайком вышмыгнуть из общежития и встретиться с Теплоуховым, с которым заранее договорились об этом.

В удивленно расширившихся глазах Кавазашвили появился страх. На какое-то время она будто потеряла дар речи. Придя в себя, тихо проговорила:

– У вас крыша поехала?

– Я в здравом уме и трезвой памяти, а вот вы, милые девочки, чего-то намудрили с Теплоуховым. Кого из вас Николаи Валентинович хотел свозить на Канарские острова?

– Чего-о-о?.. – Нино уставилась на Голубева растерянным взглядом и почти со слезами заговорила: – Представления не имею, где эти райские острова находятся, и никогда ни с кем туда не собиралась. Вы шутите надо мной или всерьез?..

– Шучу, – чувствуя, что допустил перегиб, сказал Слава. – Но, если без шуток, то Теплоухов действительно хотел нынче летом махнуть с подружкой на Канары.

– Не слышала об этом.

– И Вика на эту тему не говорила?

– Вика, можно сказать, с Теплоуховым никогда не общалась.

– Однако Мишаня Буфетов говорит, что осенью прошлого года она приходила к Николаю Валентиновичу домой…

– Мишаня?.. Говорит?.. – будто удивилась Нино. – Я считала, этот «шкаф» вообще говорить не умеет. Никогда вразумительного слова от него не слышала.

– Представь себе, после смерти Теплоухова заговорил…

– Ну и пусть говорит себе на здоровье. Мне от его разговорчиков ни жарко, ни холодно. А зачем Буфет на Вику плетет, не знаю.

– Где Вика сегодня ночевала?

– В общежитии, у меня в комнате.

– Когда она приехала из Новосибирска?

– Вчера в первом часу ночи, с последней электричкой.

– В это время вахтерши уже закрывают дверь…

– У нас же общежитие одноэтажное, – быстро сказала Нино. – Вика не стала будить вахтершу и постучала мне в окно. Сразу я даже перепугалась. Думала, Казбек стучится. Он таким способом с наступлением весны к девчонкам стал забираться, чтобы не платить старухам на вахте взятку за вход в общежитие. Потом чуток отодвинула штору, вижу – Вика. Открыла окошко и – нет проблем.

– Часто «таким способом» пользуетесь?

– Первый раз воспользовались. Раньше необходимости не было. Ночами допоздна, как другие девчонки, мы с Викой не бродили. А с Казбеком, который ради девок может хоть через трубу пролезть, я в общежитии не встречалась.

– Теплоухов и Казбек были знакомы?

– Откуда… Николай Валентинович до такого уровня знакомств не опускался.

– Когда ты с ним последний раз виделась?

– Уже говорила. Разбежались мы с Николаем Валентиновичем в прошлом году, перед моим поступлением в училище.

– Подскажи, как лучше отыскать Вику?

Кавазашвили опустила глаза:

– Не знаю. Она настолько сильно боится мести Азера, что, наверно, сама не знает, куда надежнее спрятаться от маньяка. Советовала ей обратиться за помощью к отцу. Он в милиции работает. Вика отмахнулась: «У папы без меня проблем по горло».

– Как же в таком состоянии она сегодня сдала экзамен на пятерку? – удивился Слава.

– Вы совсем не знаете Вику. У нее память – железная. Только раз прочитает учебник и запомнит содержание не хуже высококлассного компьютера.

– У тебя так не получается?

– В этом отношении я в подметки Вике не гожусь. Как ни стараюсь зубрить, а на экзамене – только три.

– Досадно?

– Нет. Уже привыкла к этому… – Нино тяжело вздохнула. – Работать медичкой не собираюсь. От постоянного общения с больными одуреешь запросто. Получу диплом и пойду продавщицей в коммерческий «комок».

– Туда и без диплома можно пристроиться.

– С дипломом престижней.

Голубев посмотрел на часы. Время приближалось к полудню. Нагревшийся воздух в сквере густо пропитался запахом цветущей сирени. Поумерили свой пыл разморенные теплом воробьи. От расположенного за сквером общежития неслась разухабистая магнитофонная музыка. Задорный голос певицы отчетливо выводил:

Когда был эсэсэр могуч и молод,

Когда огонь знамен стремился ввысь.

Отец мой был, как серп, а мама – молот,

Была мне наковальней эта жизнь…

После второго куплета, где песенная героиня «полюбила хулигана, не зная, что он хули-хулиган», явно нетрезвые девичьи голоса дружным скопом звонко подхватили припев:

Я, как скатерть-самобранка, погуляла и лечу,

Я – девчонка-хулиганка и другой быть не хочу…

Кавазашвили усмехнулась:

– Девки уже балдеют. Обмывать экзамен начали.

– Хочется к ним? – спросил Голубев.

– Нет, я не пью даже шампанское и пиво, которыми каждый раз пытался меня накачать Теплоухов.

– А Вика пьет?

– Никогда!

– Давай договоримся с тобой так, – сказал Слава, поднимаясь со скамейки. – Срочно разыщи Солнышкину. Передай Вике, что от Сурена Абасова и других «маньяков» мы ее убережем, но… Если Вика будет прятаться и от нас, за ее жизнь я не поручусь. Понимаешь?..

– Понимаю, да вот… где искать, не знаю.

– Если тебе дорога подруга, найдешь…

Голубев шутливо откланялся. Кавазашвили, как завороженная, долго смотрела ему вслед. Когда Слава, выйдя на обочину проезжей улицы, сел в остановленный попутный грузовик, лицо Нино стало суровым. Она задумчиво отломила от сиреневого куста цветущую веточку, вроде бы хотела ее понюхать, но тут же со злостью бросила под ноги.

От общежития уже разносилась другая песня:

Я уехала негаданно, нежданно

В тихий город на краю чужой земли.

Я уехала от ревности дурманной

От твоей такой назойливой любви…

После каждого куплета певица дважды повторяла один и тот же припев:

Какого черта, дьявола какого,

Ты не даешь мне здесь спокойно жить?!

И в этот город приезжаешь снова,

Чтоб душу мне опять растеребить?..

Будто от этого надсадного, часто повторяющегося, вопроса Кавазашвили болезненно поморщилась. Не дослушав песню до конца, она резко поднялась со скамейки и вышла из сквера. Медленно обошла гудящее весельем общежитие. Постояв, огляделась по сторонам и, словно крадучись, торопливо скрылась в узком переулке, ведущем к самой глухой улочке райцентра, давным-давно прозванной местными жителями «Шанхаем».

Загрузка...