Девушка из его прошлого

9. Анника

Чикаго

Август 2001 года

– Я собираюсь перекусить, – говорит моя коллега Одри.

Мы с ней делим на двоих маленький кабинет, в котором как раз умещаются два стола с компьютерами и пара картотечных шкафов. Несколько раз, когда она неожиданно входила в комнату, то ловила меня на том, что я смотрю в пустоту перед собой. Она шутит, что мне нужно перестать расслабляться на рабочем месте, но когда она так говорит, это не похоже на шутку. А я ведь не пытаюсь расслабиться. Глядя в пространство, я очищаю свой разум, чтобы сосредоточиться на проблеме, которую пытаюсь решить.

– Хорошо, – говорю я, потому что Одри терпеть не может, когда никак не реагируют на ее слова. Просто я не совсем понимаю, что она хочет от меня услышать. Я же не объявляю, что собираюсь есть ланч, когда достаю из сумки бутерброд с арахисовым маслом, как делаю это каждый божий день. Сейчас время ланча. Во время ланча едят.

Как только Одри уходит, я достаю из ящика стола листок бумаги. На нем я написала все, что собиралась сказать, когда позвоню Джонатану, и мне нужно будет только зачитать это вслух. Я долго и упорно думала о том, что сказала Тина, и хочу, чтобы Джонатан знал, что я понимаю, что с ним происходит, но мне бы хотелось, чтобы мы провели немного времени вместе. С Джонатаном нас многое связывало, но он точно был моим другом, а у меня не так уж много друзей.

Я вздыхаю с облегчением, когда у него включается голосовая почта, потому что так будет намного проще, но перед самым гудком в кабинет возвращается Одри. Я не хочу, чтобы она видела, как я читаю по бумажке, поэтому прячу листок под пресс-папье и говорю наугад:

Привет, Джонатан. Это Анника. Снова. Я просто… я подумала, вдруг тебе захочется сходить куда-нибудь в субботу.

У меня пересохло в горле, и я небрежно делаю глоток воды.

Обещают хорошую погоду, так что, может быть, мы возьмем что-нибудь перекусить и пойдем в парк. Если ты занят или не хочешь, не беда. Хочу, чтобы ты знал, я понимаю, что с тобой происходит. Просто хотела предложить. Ладно, пока.

Я отключаюсь и пытаюсь прийти в себя.

– Это был личный звонок? – спрашивает Одри.

– Ничего особенного, – говорю я.

Мне нужна минута, чтобы выровнять дыхание и выпустить адреналин, бушующий у меня в кровотоке всего лишь от одного глупого телефонного звонка.

– Мне это не показалось пустяком. Кто такой Джонатан?

Я не должна отчитываться перед Одри, но она здесь на три года дольше, чем я, и ведет себя так, как будто имеет право лезть во все мои дела.

– Просто парень, которого я когда-то знала.

Одри прислоняется к краю моего стола.

– То есть бывший бойфренд?

– У меня сейчас перерыв на ланч.

Почему я раньше этого не сказала? Разве она не видит сэндвич на моем столе?

– О чем это ты? – спрашивает она стервозным тоном, тем самым, к которому прибегает, когда думает, что я сказала что-то особенно странное.

– Я просто хотела сказать… когда ты сейчас вошла и спросила, личный ли это звонок. Это же мой перерыв на ланч. – Я закрываю глаза и тру виски.

– Ты что, заболеваешь, что ли? – Одри говорит со мной, как с маленьким ребенком. Голос у нее всегда очень громкий, так что кажется, будто она на меня кричит.

– У меня просто разболелась голова.

– Ты сегодня до конца сможешь доработать? Я не смогу прикрыть тебя сегодня днем, как на прошлой неделе, когда тебя не было. В тот вечер мне пришлось задержаться допоздна.

– Извини. – Я начинаю заикаться.

– Это была уйма дополнительной работы.

– Не нужно меня прикрывать. Я приму что-нибудь от головной боли.

Одри смотрит на меня, не делая ни малейшего движения, чтобы уйти. Я выдвигаю ящик стола и вытряхиваю на ладонь пару таблеток обезболивающего. Я немного задыхаюсь, когда пытаюсь проглотить их, потому что сделала слишком маленький глоток из бутылки с водой.

Одри вздыхает и лезет в ящик стола за крекерами.

– Уверена, мой суп уже остыл, – говорит она, выходя из комнаты, и, хотя я не имею к этому никакого отношения, мне почему-то кажется, что это моя вина.

Когда Одри возвращается, я сбегаю в комнату отдыха, чтобы приготовить чашку чая, и вижу свою коллегу Стейси. Она всегда улыбается мне, и ее голос очень успокаивает. Когда Стейси обжигает палец о тарелку, которую достает из микроволновки, я говорю ей, что мне очень жаль, и слегка обнимаю ее.

– О! – говорит она. – Привет, Анника. Дай мне секунду. – Стейси ставит еду на стойку. – И что это было? – Ее голос звучит не так спокойно, как обычно. Теперь он стал выше.

– Мне очень жаль, что ты обожгла палец.

– Ты всегда такая милая, но у меня все будет хорошо. Спасибо, Анника.

Она хватает свой ланч и торопливо выходит из комнаты. Должно быть, она опаздывает на встречу или что-то в таком роде.

Только к концу дня, когда я выключаю компьютер перед уходом домой, я вспоминаю, что единственная причина, по которой Одри должна была заменить меня на прошлой неделе, заключалась в том, что я отправилась на выездное совещание по просьбе нашего босса.

Моя головная боль так и не прошла, и я была уже совершенно измотана, когда добралась до дома. Я приютила у себя кошку и ее пятерых котят, и сейчас они лежат в картонной коробке под моей кроватью. Я провожу час, лежа на полу рядом с ними, слушая их успокаивающее мяуканье, и моя головная боль наконец проходит. На ужин я насыпаю в тарелку хлопьев, а когда заканчиваю есть, надеваю пижаму и забираюсь в постель с книгой, хотя сейчас только половина девятого.

Через час звонит телефон. У меня нет идентификатора входящих звонков, потому что мне мало кто звонит. Я дожидаюсь, когда включится автоответчик, чтобы у меня было время решить, хочу ли я поговорить со звонящим. Это сводит мою мать с ума. Дженис это тоже сводит с ума, поэтому она всегда кричит: «Возьми трубку, Анника. Я знаю, что ты там, и я знаю, что ты хочешь поговорить со мной».

Мне хочется протянуть руку, чтобы скорее включить автоответчик, но потом вспоминаю, что это может быть Джонатан, и хватаю телефонную трубку всего за несколько секунд до включения записи.

– Алло?

Это Джонатан, и меня переполняет счастье. И вообще звук его голоса всегда утешал меня и успокаивал. Он никогда не говорит слишком громко, и есть что-то успокаивающее в том, как он произносит слова. Для меня его интонации звучат как музыка. А вот когда Одри врывается в комнату, ее голос звучит как сирена в тумане, и то, как она складывает слова, звучит не мелодично. У нее получается что-то похожее на орущий дэт-метал.

– Я ведь не разбудил тебя, правда? – спрашивает он.

Сейчас только половина девятого, но если кто и знает мои привычки по части сна, так это Джонатан.

– Нет. Ты меня не разбудил. Я читаю в постели.

– Я могу встретиться в субботу.

– Здорово! – Я произношу это слишком громко.

– Ну да, конечно. Это же просто ланч, верно?

– Именно это сообщение я и оставила на автоответчике. Это прос-то ланч.

– Да, я знаю. Я про то… что… Ладно, не бери в голову. Ланч – это прекрасно. Ланч – это великолепно. За тобой зайти?

– В субботу утром я буду в детском театре. Можешь зайти за мной туда? Около полудня.

– Конечно.

– О’кей. Тогда увидимся.

– Спокойной ночи, – говорит он.

– Спокойной ночи.

Мы вешаем трубки, но я не сразу возвращаюсь к своей книге. Еще полчаса я размышляю о Джонатане, прокручивая в голове самые яркие моменты наших отношений, как лучшие кадры из фильма, и когда просыпаюсь на следующее утро, то первым делом думаю о нем.