Девятая камена

ОЖИДАНЬЯ

Нет! ожиданья еще не иссякли!

Еще не вполне

Сердце измучено. Это не знак ли —

Поверить весне?

Нет! ожиданья еще не иссякли!

Но только на дне

Скорбной души, как в святом табернакле,

Молчат в тишине.

Нет! ожиданья еще не иссякли!

В какой же стране,

В поле, в чертоге иль в сумрачной сакле

Им вспыхнуть в огне?

Нет! ожиданья еще не иссякли!

И, друг старине,

Будущей жизни черчу я пентакли

При вещей луне.

Нет! ожиданья еще не иссякли!

Я, словно вовне,

Вижу трагедии, вижу миракли,

Сужденные мне.

Нет! ожиданья еще не иссякли!

Прильну, как во сне,

К милым устам, на веселом ценакле

Забудусь в вине.

Да! ожиданья еще не иссякли!

Я верю! — зане

Иначе бросить желанней (не так ли?)

И жизнь Сатане!

2 сентября 1916

ДЕСЯТАЯ ЧАСТЬ

Безбрежность восторга! бездонность печали!

Твои неизмерные пропасти, страсть!

Из них открывается в жизни — едва ли

Десятая часть!

А если нас горе и счастье венчали,

Все в прошлое пало, как в алчную пасть,

И в памяти скудно хранится — едва ли

Десятая часть!

Мы жили, любили, искали, встречали,

Чтоб верить и плакать, чтоб славить и клясть;

Но радостных встреч нам досталась — едва л

Десятая часть!

Нас миги любви, как качели, качали;

Взлетали мы к небу, чтоб жалко упасть…

Но, в перечне длинном, взлетаний — едва ли

Десятая часть!

Что ж пряжу мгновений, теперь, как вначале

Еще мы упорно стараемся прясть?

Совьется желаемой нити — едва ли

Десятая часть!

И пусть мы, певцы, о себе не молчали!

Что может и песен певучая власть?

Всех мук уцелеет в напеве — едва ли

Десятая часть!

15 октября 1916

ЛИШЬ БЕЗМЯТЕЖНОГО МИРА…

Лишь безмятежного мира жаждет душа, наконец,

Взором холодным окину блеск и богатства Офира,

С гордым лицом отодвину, может быть, царский венец.

Жаждет душа без желаний лишь безмятежного мира.

Надо? — из груди я выну прежнее сердце сердец.

Что мне напев ликований, шум беспечального пира,

Что обольщенья лобзаний женских под звоны колец!

Прочь и певучая лира! Больше не ведать кумира,

Быть обращенным во льдину, быть обращенным в свинец!

В благостном холоде стыну, пью из святого потира

Тайну последних молчаний, сшедший с арены борец.

Прошлое прошлому кину! Лишь безмятежного мира,

Лишь раствориться в тумане жаждет душа, наконец!

29 августа 1916

ОЖЕРЕЛЬЯ ДНЕЙ

Пора бы жизнь осмыслить, подытожить;

Уже в былом — сороковой порог,

И, если дни на счет годов помножить,

Пятнадцать тысяч превзойдет итог.

Но эти тысячи, порой несчастных,

Порой счастливых, пережитых дней,—

Как ожерелья белых, синих, красных,

Зеленых, желтых, всех цветов огней!

И эти бусы жгут и давят шею,

По телу разливают острый яд.

Я погасить их пламя не умею,

И в ночь и днем они меня язвят…

Какие камни сбросить мне? Не вас ли,

Рубины алые, где тлеет страсть?

Беру их в руку… Но давно погасли,

Как жемчуга, они. За что ж их клясть!

Так вас, быть может, яркие алмазы,

Вас, тайные, преступные мечты?

Нет! в ясном свете, вы — слепые стразы,

Обманный блеск поддельной красоты!

Так, значит, вас, глубокие опалы,

Воспоминанья скорби и могил?

Нет, нет! и вы — цветок уже завялый,

И ваш огонь стал мертвым и остыл!

А вы, исканья бога, аметисты?

И вы, сапфиры вдумчивых стихов?

Сверкал из вас, в былом, огонь лучистый,

Но вы теперь — лишь груз холодных слов!

Так что ж палит? Вы, скромные агаты?

Ты, нежная, святая бирюза?

Ты, гиацинт? — случайные утраты,

Мелькнувшие в вечерней мгле глаза,

Сны недовиденные встреч мгновенных,

Губ недоласканных прощальный суд?

Что жжет еще меж зерен драгоценных?

Смарагд? топаз? лал? оникс? изумруд?

Всмотрюсь, — и блекнет блеск великолепий:

На белых нитях — только тусклый груз…

Но эти нити сжали жизнь, как цепи,

Палят, как угли, звенья длинных бус!

И жаль порвать уборы ожерелий:

Палим, любуюсь ими я в тиши…

Пусть каждый камень мертв: они горели,

Горят и ныне — в тайниках души!

Май 1916

О СЕБЕ САМОМ

Когда мечты любви томили

На утре жизни, — нежа их,

Я в детской книге «Ювенилий»

Влил ранний опыт в робкий стих.

Мечту потом пленили дали:

Японский штрих, французский севр,

Все то, об чем века мечтали,—

Чтоб ожил мир былой — в «Chefs d'Oeuvre».

И, трепет неземных предчувствий

Средь книг и беглых встреч тая,

Я крылий снам искал в искусстве

И назвал книгу: «Это — я!»

Но час настал для «Третьей Стражи».

Я, в шуме улиц, понял власть

Встающих в городе миражей,

Твоих звенящих зовов, страсть!

Изведав мглы блаженств и скорби,

Победы пьяность, смертный страх,

Я мог надменно «Urbi et Orbi»

Петь гимн в уверенных стихах.

Когда ж в великих катастрофах

Наш край дрожал, и кликал Рок,—

Венчая жизнь в певучих строфах,

Я на себя взложил «Венок».

В те дни и юноши и девы

Приветом встретили певца,

А я слагал им «Все напевы»,

Пленяя, тайной слов, сердца,

Но, не устав искать, спокойно

Я озирал сцепленья дней,

Чтоб пред людьми, в оправе стройной,

Поставить «Зеркало Теней».

Я ждал себе одной награды,—

Предаться вновь влеченью снов,

И славить мира все услады,

И «Радуги» все «семь цветов»!

Но гром взгремел. Молчать — измена,

До дна взволнован мой народ…

Ужель «Девятая Камена»

Победных песен не споет?

А вслед? Конец ли долгим сменам?

Предел блужданьям стольких лет?

«Хвала вам, девяти Каменам!»

Но путь укажет Мусагет!

Март 1917