Глава I

Гопалу всегда нравился рынок. Это было место, где его мечты принимали обличье экзотических пришельцев, которые проходили через их небольшую деревню со своими караванами. И хотя королевство Голока было для них всего лишь местом, где можно было пополнить запасы воды, их присутствие было воплощением его мечты. Сегодня на площади должно было остановиться два, может быть, и целых три каравана.

Со своим лучшим другом Нимаи, плетущимся позади, он торопливо пробирался по узким улочкам, забитым сейчас фермерскими повозками, купцами, лотошниками и пастухами.

— Матерь Даксы! Смотри куда идешь! — услышал он.

Предупреждение прозвучало слишком поздно — Гопал обнаружил, что стоит посреди небольшого козьего стада. Животные бросились врассыпную, спасаясь в открытых дверях глинобитных домишек. Удивленно-пронзительные вопли, раздающиеся в домах, смешивались с блеянием испуганных животных и беззаботным смехом Гопала. Женщины, остервенело размахивая метлами, выгоняли коз обратно на улицу. Их проклятия смешивались с сердитыми возгласами людей на улице, разыскивающих виновников идиотской заварушки, но Гопал быстро продолжал свой путь. Нимаи старался не отставать.

Черные волосы Гопала, собранные в пучок, мелькали среди тюрбанов и нечесаных голов отшельников, пришедших с гор. Запряженная быками телега, застрявшая посреди улицы, преградила ему путь, и он побежал напрямик через проход между домами, слишком узкий для повозок и пастухов. Он вышел на другом конце улицы и остановился, с любопытством оглядывая рынок.

Все еще пытаясь не отстать, но ничего не видя сквозь стену покупателей, Нимаи с разбегу врезался в Гопала, и тот упал лицом вниз прямо на тележку, доверху нагруженную плодами манго, бананами и белыми фигами.

— О боги! О чем ты думаешь! — завопил торговец, видя, как его урожай раскатывается по земле, под ноги снующих клиентов.

Народ скользил по раздавленным фруктам.

Сидя среди фруктов, Гопал хохотал, глядя на зрелище, причиной которого были он и его друг.

— Простите, — услыхал он ломкий испуганный голос. Это был Нимаи. Извиняясь, он наклонился, чтобы собрать нераздавленные плоды. — Это я… я хотел… я не хотел… я помогу вам собрать.

Нимаи собирал рассыпавшийся урожай, а вскоре к нему присоединились попрошайки, которые обычно сопровождали караваны. Их толкотня превращалась в неистовство. Они отпихивали друг друга, спасая то, что они считали бесплатной раздачей.

В свалке из сотни рук Гопал ухватил Нимаи за шиворот и вытянул своего крестника из грязи и замешательства.

— Хорошая работа, — сказал он со смехом, уводя Нимаи с улицы. Его глаза встретились с глазами разъяренного торговца фруктами. — Я думаю, что нам лучше побыстрее убраться отсюда.

Он потащил Нимаи за руку через все увеличивающуюся толпу на другой конец площади, где кипел рынок. Везде, где только позволяло место, стояли передвижные палатки. Тяжелые хлопковые пандалы с вытканными на них рисунками различных форм и цветов выстроились вдоль улиц. Эти тенты поддерживались длинными и тонкими бамбуковыми шестами из дождливых лесов востока и спасали рынок от жаркого солнца Голоки.

Повозки всех размеров, до краев наполненные продукцией ремесленников, заполнили центр площади. Покупатели яростно торговались, всячески придираясь к товару. Крики смешивались с облаками дыма, поднимающегося от множества очагов, и запах чечевицы из супа урад-дал плыл в теплом воздухе, гармонируя с ароматными рядами куркумы, кайенского перца, асафетиды, черного тмина и корицы. Пшеничные лепешки шипели и пузырились в топленом масле из молока буйволиц, кипящем в больших медных котлах.

Ювелиры звонили в серебряные колокольчики, привлекая внимание к связкам золотых браслетов, серег и колец. Керамика всех размеров и форм висела на деревянных шестах, а гончары яростно крутили свои колеса, превращая своими руками в глиняной коросте бесформенные куски глины в предметы пользования. Большие медные сосуды выстроились вдоль улицы, и стук молотков отражался в глубине жарких лавок. Экзотического вида молодая женщина раскладывала кругами тщательно нанизанные лепестки цветов в белые, желтые и голубые гирлянды. Развеваясь на ветру, они дразнили своим тонким ароматом обоняние Гопала. Портной готовил цветистый ковер ручной работы для отправки богатому покупателю, пока двое мальчишек, нанятых для переноски покупок, стояли в нетерпении неподалеку, мысленно уже тратя свой небольшой гонорар.

Купец из каравана размахивал шелковыми одеяниями над головами проходящих мимо мужей. Время от времени он отпускал малопочтительные замечания в адрес их жен, приводя некоторых из них в замешательство. Их позвякивающие ожерелья, ряды золотых браслетов и серебряные колокольчики на щиколотках наигрывали необычную мелодию, сопровождающую их ускоряющийся шаг. Глиняные кувшины с вином и бронзовые вазы, наполненные водой с ароматом лотоса, проплывали мимо на головах молодых носильщиц. Над головой Гопала развевались разноцветные хлопковые полотнища, развешанные для просушки красильщиками, и солнце время от времени блестело на золотых нитях.

Завораживающая мелодия шеная привлекла Гопала. Змеи, загипнотизированные мерным покачиванием инструментов заклинателя, танцевали в соломенной корзине. Высокая, чистая песня его флейт смешивалась с кружащейся пылью и криками погоняемых животных.

Гопал обернулся на крики.

— Сладости! Сладости с юга! Молочные сладости, разжигающие аппетит!

Он вдохнул сладкий аромат свежей сырной помадки сэндеш и сырных шариков расгула в оранжевом цветочном сиропе.

Обернувшись, он увидел самую прекрасную женщину во всех Трех Кругах. Она медленно покачивала округлыми бедрами под мерный стук барабана, поднимая тонкие руки над головой и прижимая ладони, образуя таким образом треугольник. Дыхание у Гопала участилось, когда ее длинные тонкие пальцы с красными заостренными ногтями постукивали в небольшие медные цимбалы. Каждое позвякивание отдавалось у него в ушах. Ее тело сверкало под золотыми покровами, и воображение Гопала последовало за каплями пота под ее одеяние. Продолжая покачиваться, ее бедро двинулось вперед. Тонкий шелк откинулся, обнажая верхнюю часть ее гладких бедер.

— Мягкие, как широкий песчаный берег, — сказал Гопал со вздохом.

Не видя ничего вокруг себя, кроме этой пугающей красоты, Гопал шагнул вперед, чтобы подойти ближе, прямо под ноги процессии разукрашенных слонов. Нимаи ухватил его за плечи обеими руками, оттаскивая назад.

— Прочь с дороги, юные оболтусы, — услышал он крик хозяина со спины первого слона.

Животные проплывали мимо него, вздымая фонтаны песка из-под ног, а колокольчики, украшавшие их ноги, вызванивали погребальную песнь. С руками Нимаи на плечах Гопал метался из стороны в сторону, стремясь увидеть танцовщицу сквозь лес ног проходящих мимо слонов.

Затем внимание Гопала привлек маг, стоящий на невысоком помосте в дальнем конце площади. Со своим другом на буксире Гопал лавировал в толпе по направлению к фокуснику, восторженно глядя на то, как иллюзионист вынимал самоцвет изо рта случайного прохожего. Толпа аплодировала магическому искусству. Затем маг поднял зеленый, размером со сливу самоцвет над головой, ловя лучи солнца, освещавшие камень. Драгоценность превратилась в маяк, и маг направил усиленный свет в лица аудитории, уже горевшие от изумления. Мелькнувший в глазах свет ослепил Гопала.

— Они, наверное, работают на пару, — прошептал Нимаи.

Гопал не ответил — темные пятна застилали ему свет.

— Маг и этот человек из толпы. Это надувательство, — настаивал Нимаи.

Гопал ни за что не поверил бы в это! Но прежде чем он успел возразить своему недоверчивому другу, еще один гипнотический голос нашел его. Он повернулся налево и увидел посох мистика с наконечником в форме полумесяца. По отметкам на его лбу Гопал понял — это трета-мистик.

— Здесь, в Голоке? — удивился он.

Это был поистине подарок. Мистики такого рождения были здесь редкими гостями и обычно жили в своих пустынях в северных горах.

Этот был одет в рваную шафрановую рясу. Хлопковая чотта украшала его плечи. Человек сел, скрестив босые ноги, на песчаную улицу. Серебристые волосы мистика сзади касались земли. Неведомый Гопалу, Вьяса пришел сюда в поисках того «другого», которого дэвы выбрали для выполнения его миссии.

— Странные и удивительные места видел я, — услышал Гопал пение мистика.

— Расскажи нам, — попросила женщина, одетая в пышный купеческий наряд.

Ее волосы были украшены искусно сделанным гребнем из серебра и золота, шелковая чадра, заколотая усыпанными драгоценностями булавками, скрывала ее лицо. Бросив монету в деревянную чашку, которую рассказчик поставил перед собой, она умоляюще сказала:

— Расскажи нам еще.

Вьясу не интересовали деньги, но таков был обычай — предлагать отшельникам милостыню в каком-либо виде. Он оставил монету там, где она упала, ибо нечто более важное привлекло его внимание — к слушателям присоединились Гопал и Нимаи. Ребята представляли собой странную пару, поскольку один был одет в чистый белый шелк правящего класса, а другой — в невзрачную домотканую хлопчатобумажную ткань низшего класса судра. Но их связывали узы, невидимые даже трета-мистику, а королевское происхождение Гопала мало что значило для него.

— В моих предыдущих жизнях я путешествовал в Трех Кругах Бху-мандалы, — сказал Вьяса очаровывающе.

Это было все, что Гопал хотел услышать.

— Нам нужно пробраться в первые ряды.

Он стал прокладывать себе путь через толпу. Нимаи неохотно следовал за ним.

— Я помню одно свое путешествие на край Круга, — указал он, и вся толпа развернулась как один человек, чтобы взглянуть на облака. — Я был в садах Еалы, населенных существами ангельской красоты.

— Сады Ушани-аукры, — услышал Гопал шепот развеселившихся зрителей.

Еще быстрее он расчищал себе путь под локтями и руками сквозь парфюмерные запахи женщин и мужскую вонь. Он знал об этих садах.

— Да! Эти места существуют! — продолжил сказочник. — И говорят, что именно в этом месте растет дерево благодеяний; чудесное дерево, выполняющее любое желание.

— Что ж, старик, — сказал купец, бросая еще одну монету в чашку, — поведай нам, что ты пожелал.

Толпа разразилась хохотом при мысли о том, каким же могло быть это желание.

Вьяса сделал паузу, глядя на двух мальчишек, выбравшихся из толпы слушателей. Он знал, что его поиски закончены. Ему нужно было, чтобы толпа разошлась, нужно было узнать больше об этом мальчике, найти которого он и был послан.

— Я рассказал бы, но боюсь, что здесь есть слишком юные уши.

Толпа обернулась к Гопалу и Нимаи.

— Убирайтесь! — выпалил подвыпивший джентльмен, стоящий возле них. Мужчина вытер рукой вино, выступающее из углов его рта; в другой руке был серебряный кубок. С силой, больше подходящей слону, он вытолкнул Гопала и Нимаи назад, разливая напиток по животу и забрызгивая ребят.

— Проклятье этим двоим, — невнятно пробормотал он своему отражению, взирающему на него со дна пустого кубка.

— Уберите их! — завопил еще кто-то. — Я хочу дослушать до конца.

Аудитория ворчала, раздраженная задержкой.

Неуклюже выпихиваемые от одних рук к другим, Гопал и Нимаи вскоре обнаружили, что стоят уже снаружи скалящей зубы группы.

— Нам будет семнадцать этой осенью, — закричал Гопал, наклоняясь, чтобы схватить с земли камень.

Вьясе понравился боевой дух мальчишки. Он был похож на дикую лошадь, которую нужно было взнуздать.

— Это только воображение голодного старика, — сказал Нимаи, схватив Гопала за руку, останавливая камень. — Таких мест нет!

Гопал и слушать ничего не хотел.

— Есть такие места!

Они должны были быть.

Но голос позади него заставил его опустить руки:

— Вот они!

Это был торговец фруктами, размахивающий длинной палкой. Он стоял рядом с солдатом, нанятым для защиты каравана и вооруженным копьем.

— Это те самые! — кричал купец, размахивая палкой. — Арестуйте этих двоих.

Гопал бросил камень и врезался в гущу покупателей. Нимаи без раздумий последовал за ним по проходу, оставляемому Гопалом.

— Назад, воришки! — завопил торговец. — Будь прокляты ваши ничтожные жизни!

К счастью, толпа, подобно воде, быстро закрылась за ними, позволив им ускользнуть. Можно было видеть, как торговец, колотя толпу палкой, пытался следовать за ними, а солдат стоял не двигаясь, раздосадованный тем, что впустую потерял время.

Гопал и Нимаи очутились на узкой улочке в еще большей опасности. Прямо впереди них, за головами покупателей и навесами лавок, была Киттахари.

— Моя сестра! — крикнул Гопал, не зная, видит ли ее Нимаи.

— Китти? Здесь? — спросил Нимаи.

Гопал отчаянно искал, где бы спрятаться.

— Быстро за мной! — крикнул он, как будто Повелитель Мертвых пришел по его душу. Схватив Нимаи за руку, он увлек его вверх по деревянной лестнице. — Мы можем спрятаться… на крыше.

— Гопал?! — Китти помахала рукой над головами толпы, другой рукой, пытаясь удержать чадру.

Закон не позволял незамужним девушкам появляться на людях с непокрытой головой, но было общеизвестно, как не любила сестра Гопала подчиняться этим законам.

Может быть, она не видела, куда они побежали, с надеждой думал Гопал, взлетев на самый верх и присев в углу. Он опять услышал ее зов, всплывающий с улицы, как тростник, не способный оставаться под водой.

Она настаивала:

— Тебе лучше выйти, и прямо сейчас!

Он услышал крики своей младшей сестры и нахмурился. Он не хотел идти. Не сейчас!

— У отца уже все готово для огненного жертвоприношения. Ты ему нужен!

Гопал осторожно выглянул через край крыши. Китти, прищурившись, осмотрела улицу сверху донизу, затем бортики на крышах, проверяя каждую.

— Я знаю, что ты меня слышишь, Гопал! — снова крикнула она, сложив ладони воронкой вокруг рта и перекрикивая добродушное подшучивание людей на улице.

Сидя возле него на крыше и касаясь локтей, Нимаи прошептал:

— Ты собираешься отвечать?

— Нет! — ответил Гопал. — Я знаю чего она хочет. Наступило время йагны. Я не хочу идти!

Его друг знал, что Гопалу надоели эти обряды. Быть сыном симхи не столь уж приятно, как думали многие.

Его не волновали его королевские обязанности. Он хотел побывать в тех местах, о которых рассказывал трета-мистик. Он желал путешествовать по Бху-мандале, найти океан Гарбходака на самом дне Круга Бху и увидеть своими глазами гигантскую рыбу тимангала. Он даже слышал об огромном Молочном океане, взбитом дэвами войн в Бху-мандале (в битве с асурами), когда Била-свагра, Круг Третий, была запечатана… навсегда.

Гопал даже отваживался представить себя входящим в то место, где никогда не появлялись смертные — Света-Двипу, Круг дэв. Вот что хотел Гопал, а не какую-нибудь церемонию умиротворения божества феошеров.

Китти вновь позвала, и Гопал с Нимаи выглянули.

— Теперь она говорит с двумя сыновьями Аремы, — сказал Гопал.

Нимаи посмотрел на переполненную улицу под ними, но не разглядел Киттахари.

— Вон там, — показал Гопал — прямо перед входом в магазин отца.

Нимаи наконец увидел ее, державшую в руке новый меч. Один из братьев вырвал его обратно.

— Возможно, это единственное место, где она могла бы отвлечься, — сказал Гопал. — Я знаю, как сильно она хочет иметь этот меч.

— Такое желание запрещено Законами Ману, — перебил его Нимаи, потрясенный этой мыслью.

Гопал проигнорировал взрыв негодования его друга. Много ночей они провели в спорах об этих законах.

— Она, должно быть, спрашивает, не видели ли они нас.

Гопал знал, что они не сказали бы, даже если бы действительно знали. Они были его друзьями. Он отвернулся от улицы весь в испарине и с пересохшим горлом и посмотрел на пыльную крышу. Он всегда думал, что карма принадлежности к первому классу вары — рождение в королевской семье — должна была давать нечто большее, чем все это. Для него его королевское происхождение было не более чем просто слово и бесполезные обязанности.

Сестра вновь позвала его по имени, теперь уже совсем рядом, прямо под ним. Он не мог прятаться здесь вечно, но и выходить тоже не хотел. Исполнять обряды, чтобы коровы давали больше молока? Это обязанность скотовода, а не сына симхи! Никто, даже Нимаи, не мог понять, что он чувствовал. Даже его отец лишь смеялся, услышав это, но это было правдой.

— Это твоя обязанность, — услышал он напоминание Нимаи.

Не обращая внимания на друга, он встал и перегнулся через бортик, чтобы посмотреть, не ушла ли его сестра. Ее нигде не было. Возможно, та спряталась, выжидая, когда он высунет голову слишком далеко.

— Как сын симхи Голоки… — начал было Нимаи, присоединяясь к своему другу.

— Назад, — предостерег его Гопал, отталкивая Нимаи от бортика. — Она может тебя увидеть!

Гопал опять присел.

— Я знаю свои обязанности. Традиции важны для моего отца, но не для меня.

— Смотри, чтобы еще кто-нибудь не услышал, что ты шутишь с Законами Ману, — предостерег его друг.

Отвернувшись, Гопал перегнулся через стенку, окружавшую крышу. Он снова поискал сестру. Она была здесь! Он нырнул обратно, увидев, что ее глаза пробегают по соседним крышам.

— Я не знаю, почему ты так думаешь, — сказал Нимаи. — Мне нравится здесь. Ты только посмотри вокруг.

За деревней, насколько хватает глаз, раскинулись фермы.

— А там, — сказал он, указывая на склоны холмов, переходящие через горы, — пасутся коровы. У нас есть свой собственный рынок, и это все для нас. Здесь мы в безопасности. У нас есть все, что мы могли бы пожелать. Нам нет нужды уходить.

Гопал видел это совсем в ином свете, хотя смотрели они на одно и то же. Горы были для него тем пределом, через который предстояло переступить, а вовсе не тем, что скрывало и охраняло его.

— Оставайся! — ответил он. — Когда придет время, я уйду.

Гопалу было интересно, поймет ли когда-нибудь это Нимаи. Нимаи принадлежал к классу судра, и могло показаться, что просто быть рядом с сыном симхи было величайшей честью для него. Но почему класс должен иметь какое-то значение? Он любил Нимаи, они были крестниками. Он хотел, чтобы Нимаи пошел с ним… когда-нибудь.

— Неужели тебе не интересно увидеть, что за этими горами и за теми облаками? — убеждал друга Гопал, вытирая пот со лба. Сколько им здесь еще торчать?

— Ты знаешь, что ни один член семьи симхи не должен покидать королевство, — сурово напомнил своему другу Нимаи. — Это запрещено Законами Ма…

— Я знаю закон! Мне преподавали все видхи.

Но Нимаи продолжал:

— Нам не следует вмешиваться в карму. Нас определила сюда судьба, — спокойно доказывал его друг. — Разве ты не слышал историю про обезьяну, вытащившую клин!

Отчаявшись заставить Нимаи что-либо понять, Гопал отвел взгляд от далеких гор. Съехав спиной по стене, он растянулся на горячей поверхности крыши. Юноша предпочитал прислушиваться к улице, к музыке и к возбуждению, распространяющемуся от рынка. Может быть, никто так и не поймет, что он чувствует.

Стараясь его подбодрить, Нимаи пододвинулся ближе.

— Ты слышал когда-нибудь эту историю? — снова спросил он.

— Нет, — ответил Гопал, прижимая колени к груди. Глядя вверх, он рукой прикрыл глаза, защищая их от яркого солнца. Черные тучи, напоенные дождем, плыли по направлению к горам, минуя его деревню.

— Тогда слушай, — не отставал Нимаи, кладя руку на плечо Гопала с твердым намерением рассказать свою историю.

Похоже, что Нимаи возбуждало сознание того, что он знает что-то такое, чего не знает Гопал.

«Как тебя остановить?» — думал Гопал. Глянув на выжженную поверхность, он поднял небольшую палочку, лежащую между его ног, и нацарапал в песке и пыли изображение облаков.

Нимаи попытался начать свою историю:

— В одном городе…

— И где этот город? — спросил Гопал, с улыбкой глядя на то, как Нимаи пытается пробудить в нем интерес.

— Это не важно… где-то. Позволь мне закончить.

Гопал слушал вполуха, рисуя палочкой свои мечты на поверхности крыши, пока Нимаи говорил, как однажды стадо обезьян забралось в недостроенный храм, где лежало огромное бревно дерева аньяна. Работник, начавший раскалывать его с помощью клина из акации, оставил клин в щели. Пока остальные обезьяны играли на куче бревен, одна из них необдуманно раскачивала бревно, удивляясь тому, что кто-то оставил клин в таком месте. Гопал прятал улыбку, глядя, как Нимаи имитировал болтовню обезьян, но ничто не могло удержать того от продолжения рассказа.

— Безрассудная обезьяна ухватила клин обеими лапами и выдернула его. Что случилось, когда бревно прищемило ей интимное место, рассказывать нет нужды. Так что, — продолжал Нимаи, — следует избегать вмешательства в карму. Оставь все как есть. Твои вопросы приведут только к боли.

Нимаи обернулся и обнаружил, что Гопал снова стоит, перегнувшись через стенку.

Гопал стер рисунок облаков ногой, обутой в сандалию. Нимаи встал рядом с ним.

— Где ты услышал эту историю? — спросил Гопал, раздраженный рассуждениями, жертвой которых так легко стал его друг.

— От дедушки, — сказал Нимаи.

Гопал предпочитал истории своего собственного деда. Он опять обернулся, чтобы поискать сестру.

Как можно дальше перегнувшись через бортик, он осмотрел улицу от начала до конца. Похоже, что сестра уже ушла.

— Вот вы где! — услышал он сзади и обернулся на знакомый голос. — Отлично! Я знала, что найду вас где-то неподалеку от рынка. Отец сейчас уже в пути на северные поля, чтобы подготовиться к жертвоприношению. Он ожидал, что вы здесь!

Она неожиданно остановилась. Подойдя ближе, она с любопытством оглядела его пыльную, испачканную фруктами рубашку. Она фыркнула. Ее ноздри раздувались.

— От тебя пахнет вином? — спросила она, как всегда, когда заставала его за тем, чего, по ее мнению, делать не следовало.

Прежде чем Гопал смог что-то объяснить, она улыбнулась и сказала:

— Я пойду и скажу им, что ты уже в пути… Это все, что я скажу, так что торопись.

Она развернулась, набросила чадру и побежала вниз по лестнице так же бесшумно, как и пришла.

Гопал посмотрел на Нимаи.

— Вперед, нам нужно идти. — Он лукаво улыбнулся: — Мы помчимся домой… через рынок!

* * *

В поле собрались фермеры и скотоводы, ожидая приказаний своего короля. Симха, одетый в церемониальные белые одежды, с гирляндами из цветов лотоса на груди, внимательно глядел поверх голов своих подданных, разыскивая своего сына.

Наконец Гопал и Нимаи прибыли и быстро пристроились возле отца Гопала.

Падма одарил их суровым взглядом, закручивая двумя пальцами свой черный ус, так он обычно делал перед тем, как подвергнуть сына наказанию. Сегодня, однако, он был больше озабочен продолжением церемонии, чем чтением нотации за опоздание.

— Я хочу подойти ближе! — услышал Гопал.

Обернувшись, он увидел свою неугомонную сестру. Его мать держала ее сзади за сари, одной рукой стараясь удержать чадру на голове девушки, а другой возвратить ее на место.

— И почему я должна это носить? — услышал он ее жалобы. — Почему я не могу носить одеяние воина!

— Это не для тебя! — напомнила Лила, поправляя свое собственное, расшитое шелком сари.

— Моя рука сегодня держала меч, — похвасталась Китти, вырываясь и устремляясь вперед к брату.

— Это не твое место и не место любой другой женщины Голоки, — позвала ее мать, возмущенная хвастовством своей дочери. Она обратилась к другим матерям, чтобы те осудили поведение ее дочери, но те лишь почтительно глазели на происходящее. Мать быстро последовала за дочерью.

— Закон! Не говоря уже о твоем возрасте! — Лила поняла, что привлекает слишком много внимания.

Китти была вне досягаемости матери.

— Наплевать, — пробормотала она. — Гопал прав. Старое больше не имеет смысла. «Мы можем жить своим умом вместе с такими же пятнадцатилетними девчонками… или мальчишками, — с вызовом подумала она, смерив взглядом Гопала. Ее макушка находилась на уровне его глаз. — И даже старше!»

Она засмеялась, и ее блестящие коричневые глаза наткнулись на удивленный взгляд Гопала.

— Ш-ш-ш… — предостерег он с улыбкой. Возможно, его сестра была права.

— Йагна начинается.

Все работы останавливались на время йагны — церемонии, проходящей каждую весну для защиты деревни и ферм. Симха Падма, Гопал и другие люди из правящего класса Голоки должны были вести процессию священников, которые несли подношения из риса, пшеницы, бананов и других фруктов, пока жители деревни, вместе со специально отобранными коровой, быком, слоном и водяным буйволом, три раза обходили вокруг выбранного поля. Обязанность Падмы состояла в том, чтобы вознести молитвы Индре, властителю огня. Гопал должен был помогать провести огненное жертвоприношение.

Когда все было готово, отец начал молитву:

Господь Индра, я возношу молитву и прошу тебя,

Чтобы ты был милостив и снисходителен к нам.

И потому я приказал,

Чтобы подношения были обнесены вокруг этой земли,

Ибо ты можешь охранить нас от всех болезней,

Видимых и невидимых,

И от бесплодия наши поля и наших женщин.

Унеси все наши несчастья.

Окончание заклинания было сигналом к началу для барабанщиков.

К бою глиняных мрданг присоединился звон небольших медных цимбал и удары гонгов. Дети звонили в колокольчики. Монотонное пение «Хвала Индре!» наполнило сухой, жаркий полуденный воздух. Голокяне, танцуя, шли по предписанному пути, вознеся руки к небесам с надеждой, что и молитвы достигнут их. Когда процессия сделала полный круг, они подошли к двум священникам, деловито готовившим углубление для жертвоприношения.

Селяне прекратили пение и барабанный бой. Затем, к удивлению Гопала, мистик с рынка сел вместе с деревенскими священниками. Не столь уж часто деревня имела честь принимать у себя трета-мистика, и Падма, будучи человеком религиозным и твердым последователем традиций, очевидно, принял появление мистика как добрый знак и пригласил отшельника вести жертвоприношение.

После того как Вьяса занял специально приготовленное место в священном кругу священников, он поднял небольшую серебряную ложку, предварительно положенную перед ним, и погрузил ее в чашу с прозрачным маслом. Произнося священные слоги «сва-ха» для жертвоприношения, он вылил масло буйволицы на небольшое пламя, вспыхнувшее священным огнем.

— Сва-ха, — повторяли священники, в то время как масло вспыхнуло фонтаном огня и черного дыма. Запах горящего масла поднимался вместе с их монотонным пением. Другие священники в свою очередь бросали предметы жертвоприношения в растущее пламя. Зерна шипели и потрескивали. Вьяса вновь повторял мантру. Эхом вторившие ему священники бросали в огонь фрукты. После каждого подношения Вьяса издавал священные звуки.

Гопал, сидя напротив мистика, вылил в пламя небольшую чашку коровьего молока в качестве подношения дэве Бхуми, матери Бху. Затем он взял лампу с горящим маслом, раскачивая небольшое пламя перед медным сосудом с листьями манго и кокоса, символами духовного возрождения и космического изобилия. Вид манго напомнил Гопалу сцену, которую они с Нимаи устроили на рынке. Он не мог спрятать улыбку, к еще большему неудовольствию своего отца.

С окончанием последнего подношения музыканты подняли свои барабаны и начали играть, на этот раз с большим благоговением. Включились цимбалы, затем прозвучал одиночный удар гонга, и священники в унисон произнесли самый священный слог «Ом».

Все впали в медитативный транс. Закрыв глаза и неосознанно раскачиваясь, люди слушали ровное, монотонное пение священников. Вся группа стала как один человек — все, кроме Гопала. Что-то отличное было в тоне голоса их гостя, но почему это было так? В сегодняшнем жертвоприношении все было, как обычно. Мистик, вероятно, совершал до этого йагну уже сотню раз. Пока все сидели, закрыв глаза, Гопал наблюдал за мистиком.

Он уже слышал, как другие приходившие к ним мистики объясняли астрологические знаки йоти, и смеялся, когда эти странные пришельцы с гор запугивали других мальчишек россказнями об ашурах и ракшасах. Гопал даже слышал, что трета-мистики могут покидать свои тела и в ином обличье путешествовать по другим планетам.

Мистик открыл глаза. Священники никогда не делали этого во время жертвоприношения! Гопал знал это, поскольку уже присутствовал на многих. Мистик поднял глаза. Огромная, черная грозовая туча накатывалась с запада. Мистик не отрываясь смотрел в темнеющее небо. Гопал посмотрел на странную тучу, потом опять на Вьясу, наблюдавшего за обоими на всем протяжении йагны. Ничего не произошло, во всяком случае, ничего, что бы Гопал мог заметить. Когда солнце наконец зашло, их гость дал сигнал к окончанию церемонии.

Священники быстро собрали пепел с костровища в большие серебряные сосуды. Встав на ноги, святые люди подошли к тому месту, где были привязаны животные и разбросали немного пепла над их головами. Затем священники обратились к королевской семье. Как и в случае с животными, их головы также должны были быть посыпаны пеплом. Отец Гопала первым получил благословение, Гопал был следующим. Без всякого почтения к своему отцу он лишь играл свою роль в спектакле, неуклюже поклонившись, как требовал его долг, и позволив священнику нанести ему на голову немного пепла. Когда святой человек перешел к оставшейся части его семьи, Гопал встал со своего места и обратился к мистику.

Вьяса продолжал пристально смотреть, но на этот раз на него! То, что увидел Гопал, не было сердитым или счастливым взглядом. Это не было похоже на тот взгляд, который он получал от отца, когда неверно произносил мантру или когда бредил наяву во время уроков военного искусства. Этот взгляд был страшен. Лицо мистика стало каменным и безжизненным, как будто его черты были вырезаны чьей-то неизвестной рукой. Гопал был напуган. Первый раз в жизни пристальный взгляд мистика ужаснул его.

Загрузка...