Девятый

3

Тираспольский рынок в период после развала Союза представлял собой форменный балаган. В шумном многоголосье, висящем над этим центральным городским районом, слышалось вавилонское разноязычие. Толпы горожан и приезжих бродили вдоль сбитых из чего попало торговых рядов, и продавцы – торгаши и торговки – на ломаном русском языке с молдавским, украинским, прибалтийским, белорусским, еврейским акцентом кричали им о несомненных прелестях и достоинствах своего товара. Здесь можно было купить все, начиная от зубочистки и кончая современной американской фугасной бомбой. Процветала почти нескрываемая торговля наркотиками и стрелковым оружием. Особенно в ходу были пистолеты ТТ и автоматы Калашникова. Это оружие растаскивалось со складов 14-й армии. Странно, если бы было по-другому: военным почти не платили жалованье, а семьям надо было на что-то жить.

Николаю Гайдамакову нравилось бывать здесь. Почти всегда, улучив свободную минуту, он шел сюда, на рынок. В этой шумной разноголосице как-то по-особому ощущался дух времени, жизненный пульс целых регионов, окружающих Приднестровье.

Люди говорили о непростой нынешней жизни, и Гайдамаков узнавал, как живется на Украине, в Прибалтике, в Молдове, в разных концах самого Приднестровья. Там, где царит торговля, как правило, нет национальной вражды, там владычествуют интернационал и веселый вкус наживы и обмана.

…Глаза у подростка были вытаращены, в них сверкал ужас… Он летел среди толпы, запинаясь, натыкаясь на людей. Летел прямо на Гайдамакова. Рубашка на плече разодрана, в левой руке – кусок мяса с торчащей сбоку костью. Правой рукой, как мог на бегу, мальчишка расчищал себе путь в людском потоке. Сзади, метрах в сорока, бежал мужик восточного вида, полный, с кровяными пятнами на грязном фартуке, и, размахивая мясорубочным топором, нечленораздельно, визгливо выкрикивал проклятия в адрес воришки.

Николай резко ушел в сторону, подросток и визжащий мужик с топором пронеслись мимо.

– Его надо было остановить! Почему вы не остановили его? – женский голос прозвучал совсем рядом.

Это была торговка шерстяными изделиями. Белокурая и довольно тощая, она осуждающе, почти с возмущением, глядела на Гайдамакова.

– Эта шантрапа все время что-нибудь у нас ворует. Их надо наказывать!

Николай ничего не стал ей доказывать, что-то разъяснять: мол, пожалел оборванца, голодный ведь… Да и этот мужик с топором… Зарубит еще…

Уже на обратном пути вспомнил: надо купить свитер из хорошей шерсти – ночью бывает прохладно, а приходится лежать на голой земле.

Вернувшись на рынок, он опять попал к той же блондинистой торговке. Невольно подумалось: вот, снова начнет выговаривать, укорять за того парнишку. Но она молчала, даже, как оказалось, слегка улыбнулась краешками губ. Помогла ему выбрать свитер.

– По-моему, – сказала она, – вам подойдут эти цвета. И протянула ему свитер бело-синих тонов. – Это толстая, но очень качественная ручная вязка. Зимой вам будет тепло.

В интонациях ее речи явно звучал прибалтийский акцент – она очень мягко произносила букву «л». А в голосе слышалась женская, именно женская, забота.

Николай, после того как два года назад от него ушла жена, совсем позабыл, что такое женская забота.

Он купил у торговки и свитер, и теплые носки и ушел к себе в офицерское общежитие в хорошем настроении.

А через два дня вернулся на рынок. Нашел нужный торговый ряд и тот прилавок.

– Здравствуйте! – обрадованно сказал Николай. – Вот я к вам и вернулся.

Она его узнала.

– И это очень хорошо, что вы ко мне решили вернуться. Я рада. – И улыбнулась настоящей улыбкой. – Мне нравится, когда мужчина возвращается.

В конце рабочего дня Николай зашел за ней.

Потом они бродили по набережной Днестра, по тенистым аллеям прибрежного парка и долго-долго говорили. У них оказалось много общих тем.