Так начался первый период моего рабства на Танаторе. Два месяца я провел в плену у странных существ, которые спасли меня от нападения ятриба. Дни проходили медленно и без происшествий, и я постепенно осваивался с обычаями мира джунглей. Рассказ о моей повседневной жизни занял бы слишком много места в этой рукописи, поэтому я расскажу только об открытиях, которые совершил в племени ятунов. Присмотревшись поближе к пленившим меня странным существам, я понял, что они совсем не похожи на людей. Своими высокими тощими фигурами и прыгучей походкой на конечностях из многих сочленений они напоминают гигантских насекомых типа богомолов. Пусть ученые, которые, возможно, будут когда-нибудь изучать мою рукопись, решат, были ли они истинными насекомыми в терминологическом смысле этого слова. Достаточно сказать, что из всех знакомых мне форм жизни они больше всего напоминают насекомых.
Они достигают семи футов роста и при этом очень хрупки и худы. Подобно многим истинным членистоногим, у них наружный скелет, покрывающий все тело оболочкой из хитина. Этот экзоскелет серебристо-серого цвета издает резкий, но не неприятный запах, который я впоследствии идентифицировал как запах муравьев – муравьиная кислота, кажется, называется это вещество.
Подобно большинству земных насекомых, тело танаторских членистоногих состоит из трех основных секций.
Первая – голова, это роговой и лишенный внешних черт овоид, похожий на продолговатое яйцо, заостренный в более узком конце. На голове нет ни носа, ни ноздрей, хотя в нижней части овоида под хитиновой каской скрываются рот и челюсти, но они слишком сложно устроены, чтобы я мог описать их на словах.
У них два глаза, по одному с каждой стороны головы, они гораздо больше человеческих, но без белков. Глаза не фасеточные, как на увеличенных фотографиях земных насекомых, которые мне приходилось видеть. Черные, блестящие и лишенные всякого выражения. Чтобы мигнуть, членистоногое, или артропод, использует две роговых прозрачных мембраны, одна спускается с верхнего края глаза, другая поднимается с нижнего, и они полностью закрывают глаз.
У насекомоподобных существ нет ушей, по крайней мере наружных, и я так и не понял, каким образом они слышат. Однако у них есть две длинные тонкие сужающиеся к концу многочленные антенны, или чувствователи, которые начинается сразу над глазами и загибаются над черепом. Насколько я могу судить, это, вероятно, чувствительные приемники вибрации, порождаемой звуком.
Вместо шеи у них суставчатое трубчатое сооружение, состоящее из двух колец; при помощи этих колец голова крепится ко второй части тела грудной клетке, или тораксу. Это гладкий блестящий, расположенный вертикально овоид, больший, чем голова, и совершенно без плеч. От него отходят две длинные руки со множеством сочленений. Руки вдвое длиннее человеческих и имеют лишний сустав, подобный второму локтю. Тонкие заостренные хитиновые трубки, эти руки напоминают кости скелета и заканчиваются очень длинными, тонкими, расплющенными, многосегментными пальцами. Пальцев четыре, два центральных на четыре дюйма длиннее крайних, которые тоже равной длины. Большого пальца у них нет, но все пальцы состоят из шести суставов и способны манипулировать предметами с такой же легкостью, как человек с его противостоящим большим пальцем.
Торакс артроподов – его можно назвать верхней грудью – узкой талией присоединяется к животу, длинному заостренному цилиндру в форме веретена, которое опускается между ног. Нижние конечности также имеют лишний сустав, как и верхние, и кончаются четырьмя пальцами на плоской ступне. На ногах три пальца торчат вперед, а четвертый, как шпора на лапе птицы, назад. Эти многочленные нижние конечности очень своеобразно устроены. Первый сегмент (его можно назвать бедром) выдается вперед из бедренного сочленения и заканчивается коленным суставом; второй сегмент резко уходит назад и заканчивается лодыжечным суставом, третий сегмент снова выступает вперед и заканчивается вторым лодыжечным суставом, а уже к нему прикреплены огромные плоские похожие на когти пальцы.
Эти нижние конечности с их многочисленными суставами напоминают задние лапы собаки. Артроподы бегут с невероятной скоростью: длинные нижние конечности позволяют им совершать огромные пружинистые прыжки. Эти конечности они своеобразно используют с своих схватках с врагом. У воинов племени ятунов весьма необычные мечи, помимо больших черных луков. Эти мечи-хлысты, как их называют, не похожи на фехтовальные рапиры, они поразительной длины – добрых шестьдесят дюймов тонкой, с палец, и очень гибкой стали, кончающейся не острием, а зазубренным наконечником типа наконечника стрелы. Этими мечами пользуются наподобие хлыстов, и рана, нанесенная таким лезвием с зазубренным наконечником, ужасна. В схватке артроподы неожиданно подпрыгивают, как большие кузнечики, и своими длинными руками сверху вниз наносят быстрый хлещущий удар, который очень трудно парировать и от которого нельзя уклониться, отпрыгнув в сторону или назад. Схватка между двумя воинами ятунами – а я видел множество подобных дуэлей во время пребывания в племени – удивительное зрелище: проворные фигуры подпрыгивают в воздух на несколько ярдов, и резко свистят их разящие мечи.
Но несмотря на свой рост, проворство и быстроту, артроподы слабее людей. Это связано с природой их мускулатуры. В человеческом теле внутренний скелет создает опору, к которой прочно крепятся мышцы. Но у насекомоподобных существ внутреннего скелета нет, их тело держит внешняя роговая оболочка. Мышцы артроподов крепятся к внутренней поверхности этого внешнего скелета, а это не дает им той уравновешенности мышечной силы, которой обладают люди.
Не могу сказать, на самом ли деле они происходят от насекомых. Но если я правильно помню, земные насекомые не имеют легких. Их нижняя грудь содержит небольшие отверстия, через которые усваивается кислород. У артроподов Танатора есть настоящие легкие, потому что сегментированные пластины на их груди ритмично расширяются и сжимаются, удерживаемые вместе упругим гибким веществом, похожим на хрящ, и вся грудь вздымается и опускается в такт работе легких. Может, они вообще не насекомые, но их предком послужила какая-то разновидность ракообразных. Я могу только сообщить свои наблюдения, у меня не хватает данных, чтобы их интерпретировать с научной точки зрения[2].
Во все время плена я оставался в распоряжении захватившего меня воина – того самого самца, который вел охотничий отряд и чей лук покончил с ятрибом на склоне холма. Я скоро понял что эти насекомоподобные существа обладают языком и что мой владелец известен среди них как Коджа.
Трудно объяснить мое положение среди воинов племени ятунов (как они называют себя). Я был пленником, но строго говоря не рабом; мне было позволено передвигаться в пределах лагеря, но не разрешалось покидать его периметр, который тщательно охранялся.
Коджа был комором, или вождем, племени. Это звание он заслужил военной доблестью, а не происхождением. Его положение в иерархии клана было очень высоким, и свита у него была королевской.
Эта свита, или домочадцы, к которой теперь принадлежал и я, состояла из десятка учеников воинов и двух десятков слуг. Ученики не его потомки, а молодые воины клана, которые у него на службе должны были овладеть искусством схваток и охоты. Очень похоже на систему, которой пользовались на Земле в Средние Века, когда младшие сыновья благородных семейств поступали на службу к другому лорду, получали таким образом рыцарскую подготовку, овладевали искусством вежливости, рыцарства и чести. Ученики жили с Коджей, прислуживали ему, помогали на охоте и носили его знаки. Участок лагеря, отведенный для свиты Коджи, занимали двадцать палаток из черного войлока, расположенных двойным кольцом вокруг центральной палатки, большего размера. Коджа жил в этой центральной палатке, и здесь размещались его сокровища. Что касается моего положения в свите Коджи, то, мне кажется, я был скорее имуществом, чем пленником, и в связи с этим я должен объяснить, что положение в племени ятунов достигалось не только воинской доблестью, но и богатством. У артроподов нет универсального обменного эквивалента, типа денег, но у каждого воина его свита защищает сокровища своего хозяина. Строго говоря мы не назвали бы это сокровищами драгоценные камни и металлы и даже предметы искусства оставляют артроподов равнодушными, – а скорее коллекцией диковинок. Редкие раковины, странно изогнутые или расцвеченные камни, необычно изогнутые куски дерева, яркие перья, черепа животных – вот что составляло «сокровища», охраняемые вождем племени ятунов. Палатки его свиты напоминали галочье гнездо. И я с легкой усмешкой наконец понял свое истинное положение – я был ценным имуществом, или аматаром, Коджи.
Я был экзотической диковинкой!
Я к этому времени считал, что Танатор обитаем только кочевыми племенами артроподов и я для них необычное зрелище. Только много спустя я обнаружил, что племя ятунов разделяет планету с тремя другими разумными расами, очень отличными от артроподов, и что именно цвет моих волос и глаз превратил меня в ценный предмет для коллекции.
Первое впечатление от этих неуклюжих насекомоподобных существ, совершенно естественно, – отвращение и ужас. Я никогда не боялся ползающих насекомых, но эти странные, тощие, безлицые артроподы настолько непохожи на все мне известное, что я вначале находил их отталкивающими и отвратительными.
Моя реакция в первые дни отчасти объясняется тем, что я опасался послужить главным блюдом на каком-нибудь каннибальском пиру или что меня подвергнут жестоким пыткам и ужасной смерти на алтаре чуждого божества. Но ничего подобного не происходило, и со временем я понял, что ни каннибализм, ни пытки мне не угрожают, что со стороны пленивших меня артроподов меня ждет вполне приличное обращение.
Как я уже сказал, первой моей реакцией на артроподов было отвращение, потому что я разглядел только их нечеловеческую и отвратительную сторону. Конечно, они не люди, н насчет отвратительности – вопрос сомнительный. То, что ни не похожи на человека, еще не делает автоматически их отвратительными. Скоро я начал ими восхищаться. Стройные фигуры их обладали несомненной грацией, даже какой-то холодной нечеловеческой красотой. Когда привыкнешь к их высоким худым фигурам и заостренным конечностям, они приобретают выразительность статуй Джакометти или необыкновенных каменных фигур Генри Мура.
В них даже есть что-то от стройности и экономной эффективности хорошо разработанных механизмов. Мне иногда их конечности казались поршнями. У них есть что-то от бесстрастной красоты машины и какое-то скульптурное величие.
Короче, я больше не находил их страшными и не опасался за свою судьбу, пока нахожусь в их руках.
Они хорошо обращались со мной или по крайней мере открыто не обращались плохо. Они вообще как будто не обращали на меня внимания, занятые своей жизнью и своими делами.
Слуги Коджи, вернее, его рабы, пленные воины из враждебных кланов, кормили меня и заботились обо мне внимательно, хотя и холодно. Артроподы не знают человеческих эмоций: любовь, доброта, милосердие, дружба абсолютно чужды их менталитету. В этом есть как положительные, так и отрицательные стороны. Но по крайней мере если они не знали доброты, то в равной степени не знали и жестокости. Своих пленников они не пытали, не морили голодом. Лишенные благородных побуждений, они были лишены и низменных склонностей.
После возвращения в большой военный лагерь племени Коджа долго допрашивал меня. Казалось, его поставила в тупик моя неспособность понять его резкий металлический язык. Не меньше поразили его и звуки английской речи из моих уст. Я испытал также испанский и португальский, с которыми хорошо знаком с детства, произнес несколько фраз на французском, немецком и вьетнамском. Он оказался не знаком и со всеми этими языками. Наконец он ушел, оставив меня на попечении одного из своих слуг, артропода, по имени Суджат. Суджат лично отвечал за заботу обо мне и делал это с холодной эффективностью.
У меня на груди нарисовали ряд грубых символов – их значение я узнал позже. А что касается остального, я оставался нагим, каким и появился в этом мире. Артроподы, с их хитиновыми экзоскелетами, которые защищают нежные внутренние органы от повреждений и резкой смены температуры, не нуждаются в одежде. Так как внешних половых органов у них нет, им незнакома и концепция телесной скромности.
Единственной их одеждой, если это можно так назвать, служит кожаная лента на груди, похожая на перевязь, к которой крепится меч-хлыст в ножнах на уровне плеча, если бы у них было плечо. Пятифутовая длина лезвия делает невозможным носить его у пояса. Эта перевязь и нарисованные на груди символы и составляют всю их одежду. Эти символы похожи на те, что нарисовали на моей груди, и скоро мне предстояло узнать их значение.
Хотя обслуживал меня Суджат, моим учителем танаторского языка стал сам Коджа. Это, я полагаю, необычная честь, но Коджу подгоняло любопытство к своей новой игрушке. Во всяком случае Коджа учил меня своему языку с необыкновенным терпением и неутомимой целеустремленностью, которые я счел бы восхитительными в человеке. Но я не мог, по крайней мере вначале, думать о своем «владельце» в человеческих терминах. Эта чуждая личность казалась мне на первых порах по-прежнему отвратительной.
Сам язык оказался очень интересным и во многих отношениях уникальным. Позже я узнал, что четыре различные расы, населяющие Танатор, как это ни невероятно, учитывая их огромные отличия друг от друга, пользуются одним языка, который различается разве что в словаре. Артроподы, например, не знают слов, соответствующих чисто человеческим концепциям «любви», «дружбы», «отца», «жены» или «сына». По крайней мере они не пользуются такими словами.
Однако, как я узнал позже, в универсальном языке планеты эти концепции существуют, но так как артроподам они не нужны, они их и не используют.
На джунглевой луне никогда не было другого языка. Мне с огромным трудом удалось дать понять в первые дни своего пленения, что я не владею их языком и меня ему нужно терпеливо учить. Сама мысль о разумном существе, не владеющем общим языком, не говоря уже о владении «другим» языком, была для них непостижима. Я думаю, что по крайней мере вначале Коджа считал меня умственно неполноценным. Но с трудом мне удалось дать ему понять, что я хочу изучить их язык, и он начал весьма эффективно учить меня.
Так как я всю жизнь колесил по земному шару, у меня развились способности к языкам, и я познакомился с десятком земных языков. И мне нетрудно было овладеть танаторским. Вначале было легко. Я указывал на предмет, на часть тела или деталь местности, на орудия, оружие, предметы мебели и получал от Коджи соответствующее танаторское слово. Чтобы легче запомнить эти слова, я записывал их английскими буквами, и этот процесс поставил в тупик моего учителя. Среди коллекции диковинок в галочьем гнезде Коджи я обнаружил покрытый эмалью ящичек с принадлежностями для письма, похожими на японские. Так я впервые получил намек, что воины племени ятунов делят свой мир с другими, более высокими цивилизациями, так как артроподы совершенно не имели представления о письме. Когда я сообщил Суджату, что хочу воспользоваться этими инструментами, он привел хозяина, и Коджа пришел и без всякого выражения смотрел, как я пытаюсь объяснить, для чего нужны эти инструменты.
Мне стало очевидно, что Коджа не понимает, зачем я делаю маленькие извилистые знаки концом пера таптора[3], обмакнутым в черную жидкость, на грубой коричневатой бумаге, похожей на папирус. Но я обращался с инструментами осторожно, и он разрешил мне играть с ними, так как я, очевидно, не собирался вредить его «сокровищам».
И вот, получив возможность пополнять и интенсивно изучать словарь, я быстро продвигался в овладении языком. Скоро мы от простейших существительных перешли к глаголам и тут, должно быть, представляли смехотворное зрелище, изображая различные действия. В частности помню одну шумную сцену: Коджа иллюстрирует глагол, высоко подпрыгивая. Мне пришлось призадуматься, чтобы решить, о чем идет речь: прыгать, идти, вверх или что-то другое. И все это время бедняга со своим серьезным и невыразительным лицом продолжал подпрыгивать на вытоптанной земле у входа в мою палатку, как огромный кузнечик.
Как я уже сказал, мы не встречали особых трудностей в уроках языка, пока от существительных и глаголов, цветов и чисел не перешли в трудную область служебных слов. Вероятно, это общая трудность для всех языков. Как можно проиллюстрировать такие уклончивые слова, как «и», «в», «же»? К тому же раньше мне никогда не приходилось овладевать языком без всяких текстов, и при этом учитель понятия не имеет о моем собственном языке.
В ходе этих уроков, которыми мы занимались почти ежедневно с утра до вечера, я получил огромное количество разнородной информации. Я узнал, что артроподы – это раса воинственных кочевников, разделенная на несколько соперничающих кланов, которые постоянно воюют друг с другом, каждый клан со всеми остальными. Все эти соперничающие кланы – всего их пять, несмотря на смертоносную вражду, являются частями одного племени ятун, и у них есть общий вождь – аркон, что, по-моему, можно перевести как король. Аркон, которого зовут Утар, живет далеко в тайном месте в горах. Различные кланы племени каждые несколько месяцев отправляются из своей столицы на охоту и поиски «сокровищ» и возвращаются к определенному сроку. Когда они входят в свою столицу (Коджа называл ее тайной долиной Саргол), вся вражда немедленно прекращается, несмотря на то, что до прихода к воротам этой тайной долины они готовы были перерезать друг другу глотки.
Я так и не узнал, как называется захвативший меня клан. Вообще мне кажется, что у пяти кланов нет различных имен – я нахожу этот факт весьма примечательным. Коджа объяснил мне это в своем обычном серьезном тоне.
– Мы знаем клан, к которому принадлежим, – сказал он. – И мы знаем, что самцы из других кланов – наши враги. И мы узнаем чужого самца, когда встречаемся с ним. Так зачем нам тогда ярлычки?
Я не нашел ничего неразумного в этом объяснении. Насколько я могу судить, незнакомца узнают по чуждому запаху. Но я воспользовался возможностью задать давно мучивший меня вопрос.
– А что означают знаки на груди воинов племени ятунов?
Должен объяснить, что на груди воинов изображены разноцветные красные, черные, зеленые, золотые – значки. Это не буквы алфавита пользуясь ящичком с письменными принадлежностями, я узнал, что артроподы понятия не имеют о письме, – но скорее геометрические символы, линии, дуги и просто пятна разного цвета. Учитель объяснил мне, что… Но тут я сталкиваюсь с непереводимой концепцией, присущей этим насекомоподобным существам. Эти знаки обозначают положение в племени и клане, престиж и количество убитых врагов – странное соединение армейских знаков различия с рисунками на фюзеляже боевых самолетов, обозначающими количество сбитых асов. Я обрадовался, что удовлетворил свое любопытство. Раньше я считал, что это личные имена или геральдические символы, обозначающие семейную принадлежность. Но я обнаружил, что самки у ятунов общие и у них нет концепции индивидуального брака. И родительские чувства им не знакомы; они знают только, что через регулярные интервалы самки производят личинки, которые со временем становятся взрослыми самками или самцами расы. Поскольку ни один ятун не знает своих родителей и поскольку все личинки воспитываются вместе, артроподы совершенно не знают семейной жизни. Я часто думал, не отсутствие ли семейной жизни, представлений о родителях причина того, что они не ведают нежных чувств. Может быть. А может, и нет. Так как они не люди, даже не млекопитающие, я думаю, глупо было бы ожидать от них каких-нибудь теплых чувств. Это холодная раса, не знающая религии, науки, искусства, философии и чувств. Они живут только для войны и охоты. Поразительное племя!
У слуг из свиты вождя не было на груди таких знаков. У меня, однако, они были. Когда я спросил об этом Коджу, он объяснил, что я принадлежу к его коллекции диковинок, а все предметы в этой коллекции имеют такие знаки, чтобы их труднее было украсть соперничающим вождям кланов. Лучше познакомившись с танаторским языком, я стал проводить долгие часы в беседах со своим «владельцем». Коджа, как я узнал, один из самых могущественных коморов в своем клане, известный воин и искусный охотник. Мясо, которые в своем охотничьем походе добывали воины ятунов, засаливалось или коптилось над кострами, которые горели в телегах посреди лагеря; эти телеги перевозили тапторы, когда клан возвращался в свою тайную долину.
Это путешествие займет, как я узнал, целых три недели. Мне хотелось посмотреть, в каких условиях живут самки, как они воспитывают молодых, и поэтому я с нетерпением ждал отъезда.
Но до отъезда случилось неожиданное происшествие, в результате чего я приобрел первого друга среди нечеловеческих обитателей этого отдаленного мира.
Большую часть дня Коджа отсутствовал, и я воспользовался возможностью побродить по большому лагерю, изучая его особенности.
Вернувшись к палаткам своего владельца, я обнаружил, что слуги Коджи необычно возбуждены. Я обратился к единственному слуге, которого смог узнать: откровенно говоря, на этой стадии все артроподы были для меня на одно лицо. Это был Суджат. Я спросил его, что случилось, и он своим холодным хриплым голосом сообщил, что наш общий хозяин Коджа на охоте подвергся нападению со стороны враждебного клана. Воины нашего клана потерпели поражение и отступили.
– Но что с Коджей? – спросил я. В его холодном немигающем взгляде не было никакого выражения. Он ответил:
– Коджа тяжело ранен и оставлен умирать.