Джек Ричер: Цена ее жизни

Глава 5

Совещание, на котором в пять часов вечера должна была присутствовать Холли Джонсон, проходило в зале на третьем этаже Чикагского отделения ФБР. Это было просторное помещение размером сорок футов на двадцать, основное пространство которого занимал длинный полированный стол. Вдоль стола стояли тридцать кресел – по пятнадцать с каждой стороны. Кожаные сиденья были очень удобными, а стол был из отборной древесины, однако все попытки сделать помещение похожим на зал заседаний преуспевающего концерна сводились на нет убогими обоями, какие можно встретить только в государственных учреждениях, и дешевым ковром. Пол застилали целых девяносто ярдов ковра, и все девяносто, вероятно, стоили меньше, чем одно-единственное кресло.

В пять часов вечера в разгар лета солнце, врывавшееся сквозь ряд сплошных окон вдоль одной стены, предоставляло тем, кто заходил в помещение, известный выбор. Если сесть лицом к окнам, солнце будет светить прямо в глаза, поэтому в течение всего совещания придется щуриться, а к его концу дико разболится голова. А если сесть к окнам спиной, то, поскольку солнце пересиливало кондиционеры, невыносимая жара вскоре заставит забеспокоиться о том, не закончилось ли действие дезодоранта. Выбор нелегкий, и все же предпочтительнее было избежать головной боли, рискуя получить тепловой удар. Поэтому первые прибывшие заняли места вдоль окна.

Сначала в комнату вошел юрист ФБР, чьей специализацией были финансовые преступления. Он постоял в дверях, оценивая, сколько может продлиться совещание. Минут сорок пять, решил юрист, хорошо знавший Холли, поэтому он попытался прикинуть, какое место окажется в благословенной тени тонкой колонны, разделявшей надвое стеклянную стену. Темная полоска лежала на третьем кресле слева, и юрист определил, что с течением времени она будет смещаться к голове стола. Поэтому он разложил свои папки на столе перед вторым креслом, скинул пиджак и повесил его на спинку кресла, закрепляя место за собой. После этого прошел к кофейному автомату в глубине помещения и налил себе чашку.

Затем вошли двое агентов, занимавшихся делами, которые могли быть как-то связаны с тем, что вела Холли Джонсон. Кивнув юристу, они увидели, какое место он выбрал. И поняли, что нет смысла выбирать между оставшимися четырнадцатью креслами вдоль окна. Там везде будет одинаково жарко. Поэтому агенты просто бросили свои портфели на ближайшие два кресла и заняли очередь за кофе.

– Она еще не пришла? – спросил один из них у юриста.

– Я ее сегодня вообще не видел, – ответил тот.

– Вам же хуже, – заметил второй агент.

Холли Джонсон работала в Бюро недавно, но была очень способной и пользовалась всеобщим расположением. В прошлом ФБР не видело никакой радости преследовать разных не совсем чистых на руку предпринимателей, которыми сейчас занималась Холли, однако времена изменились, и Чикагское отделение вошло во вкус. В настоящее время бизнесмены даже внешне напоминали проходимцев, а вовсе не порядочных граждан, и агенты Бюро имели возможность вдоволь насмотреться на них в пригородных поездах по дороге на работу и с работы. Агентам приходилось сходить с поезда за несколько миль до того, как банкиры и биржевые маклеры добирались до своих престижных пригородов. Фэбээровцы ломали головы над тем, как получить вторую закладную под свой дом и даже как устроиться на вторую работу, подсчитывали, сколько лет им еще придется проработать в частных охранных предприятиях, чтобы получить хоть мало-мальски весомую прибавку к скудной государственной пенсии. А финансисты наблюдали за ними с самодовольными, снисходительными усмешками. Поэтому, когда один-два из них начинали падение вниз, Бюро несказанно радовалось. А когда единицы превратились в десятки, а затем в сотни, это стало своеобразным кровавым спортом.

Единственный минус заключался в том, что работа эта была очень сложная. Возможно, сложнее любой другой. Но с появлением Холли Джонсон все изменилось. У нее был особенный дар. Она могла посмотреть на лист бухгалтерской отчетности и сразу сказать, все ли с ним в порядке. Как будто определяла это особым чутьем. Холли сидела за столом, изучала бумаги, слегка склонив голову набок, и думала. Иногда она думала часами, но в конце концов обязательно понимала, что к чему. После чего выступала с разъяснениями на совещаниях. Холли излагала дело доходчиво и логически стройно, и после ее доклада ни у кого не оставалось никаких сомнений. Именно благодаря ей в работе отдела по борьбе с экономическими преступлениями наметился существенный прогресс. Именно благодаря ей коллеги по работе стали чувствовать себя лучше, возвращаясь вечером с работы на пригородных поездах. Вот что позволило Холли Джонсон завоевать всеобщую любовь.

Четвертым человеком, вошедшим в зал на третьем этаже, был агент, которого выделили в помощь Холли на то время, пока она поправлялась после травмы. Его фамилия была Милошевич. Щуплое телосложение, легкий акцент Западного побережья. Возраст под сорок, дорогой костюм цвета хаки, сшитый на заказ, золото на шее и на запястьях. Милошевич также работал в Чикаго недавно; его перевели в местное отделение, потому что руководство решило: именно здесь в настоящий момент требуются лучшие финансисты. Встав в очередь к кофейному автомату, Милошевич окинул взглядом комнату.

– Она задерживается?

Юрист пожал плечами, и Милошевич кивнул. Ему очень нравилась Холли Джонсон. Он работал с ней на протяжении пяти недель, с момента несчастного случая на футбольном поле, и получал удовольствие от каждой минуты совместной работы.

– Обычно она никогда не опаздывает, – заметил Милошевич.

Пятым человеком стал Броган, начальник отделения, в котором работала Холли. Ирландец родом из Бостона, попавший в Чикаго через Калифорнию. Первая половина того, что называют «средним возрастом». Темные волосы, красное ирландское лицо. Плотный, мускулистый парень, одетый в красивый дорогой шелковый пиджак. Честолюбивый. Броган прибыл в Чикаго одновременно с Милошевичем, ругаясь на чем свет стоит, что его назначили не в Нью-Йорк. Он ждал повышения, которое считал заслуженным. Считалось, что с появлением Холли под его началом шансы Брогана значительно повысились.

– Ее еще нет? – спросил он.

Остальные промолчали.

– Я хорошенько надеру ей уши, – пробурчал Броган.

Перед тем как прийти в ФБР, Холли работала аналитиком рынка на Уолл-стрит. Никто точно не знал, почему она решила сменить карьеру. У нее были влиятельные друзья и отец, занимающий высокое положение, поэтому все решили, что Холли хочет произвести на него впечатление. Никто не знал наверняка, как отнесся к поступку дочери старик Джонсон, но все сходились во мнении, что он имеет право гордиться ею. В тот год Холли оказалась в числе десяти тысяч изъявивших желание работать в ФБР, и она стала лучшей из тех четырехсот, кого взяли на работу. Ее данные полностью удовлетворяли жестким критериям набора сотрудников. Бюро искало людей с высшим образованием по специальности юриспруденция или финансы, имеющих опыт работы не меньше трех лет. Холли подходила по всем статьям. Она окончила экономический факультет Йельского университета, защитила диссертацию в Гарварде, после чего проработала три года на Уолл-стрит. Тесты на интеллект и профессиональную пригодность были пройдены ею блестяще. А трех действующих агентов, допекавших ее на главном собеседовании, Холли просто очаровала.

Проверку прошлого она тоже прошла без сучка без задоринки, что вполне понятно, если учесть то, кем был ее отец, и затем ее направили в академию ФБР в Куантико. Там из нее сделали настоящего сотрудника Бюро. Физически крепкая и подготовленная, она научилась стрелять, да так, что добилась поразительных результатов на стрелковых состязаниях. Однако главным было отношение к делу. Холли всем сердцем приняла кодекс чести Бюро и ясно дала понять, что готова жить и умереть за ФБР. Но сделала она это без малейшего намека на заносчивость. Холли приправила свое отношение мягким, насмешливым юмором, что сразу же расположило к ней людей. Вместо ненависти ее встретили любовью. Не было никаких сомнений, что Бюро приобрело ценного сотрудника. Холли направили в Чикаго и стали ждать результатов.

Последней в зал совещаний на третьем этаже вошла группа людей, появившихся одновременно. Тринадцать агентов и старший агент по фамилии Макграт. Тринадцать агентов толпились вокруг своего шефа, который на ходу читал им наставления. Тринадцать агентов жадно ловили каждое его слово. Макграт был выдающейся личностью. Он поднялся по служебной лестнице почти на самый верх, а затем снова спустился к оперативной работе. Проработав три года в центральном аппарате в должности заместителя директора ФБР, Макграт сам вызвался пойти на понижение в должности и в окладе и вернуться в оперативный отдел. Это решение стоило ему десяти тысяч долларов в год, зато он сохранил душевное равновесие и завоевал безграничное уважение и слепую преданность тех, с кем работал.

Старший агент в таком отделении, как Чикагское, подобен командиру крупного военного корабля. Формально над ним есть начальники, но они находятся в Вашингтоне, за пару тысяч миль. Они существуют чисто теоретически. А старший агент – это нечто реальное. Он распоряжается своими подчиненными так, словно его рукой движет сам Господь Бог. Вот как Чикагское отделение смотрело на Макграта. А он даже не старался смягчить подобное отношение. Он вел себя достаточно замкнуто, и в то же время к нему можно было обратиться в любой момент. Он никого не посвящал в свою личную жизнь, и в то же время его подчиненные не сомневались, что ради них он пойдет на все. Это был невысокий коренастый мужчина, очень энергичный, один из тех не знающих усталости людей, которые излучают ощущение полной уверенности и своим руководством улучшают любой коллектив. Макграта звали Пол, однако все называли его Мак.

Макграт дал своим тринадцати агентам рассесться: десять человек сели спиной к окнам, а трое – так, что солнце светило в глаза. Затем он подтащил кресло и установил его во главе стола, для Холли. Прошел к противоположному краю и поставил второе кресло для себя. Сел боком к солнцу. И озабоченно спросил:

– Где она, Броган?

Начальник отделения развел руками:

– Насколько я знаю, уже должна быть здесь.

– Она никому ничего не говорила? – спросил Макграт. – Милошевич?

Милошевич, остальные пятнадцать агентов и юрист Бюро молча пожали плечами или покачали головами. Беспокойство Макграта возросло. Каждый человек обладает своим собственным ритмом, характером поведения, столь же неповторимым, как отпечатки пальцев. Холли опаздывала всего на пару минут, однако это было так не похоже на нее, что зазвонил тревожный колокольчик. За те восемь месяцев, что Макграт ее знал, она ни разу не опоздала ни на минуту. Этого просто не случалось. Другие способны опоздать на совещание на пять минут, и это будет выглядеть нормально. Потому что у них такой стиль поведения. Но только не Холли. В три минуты шестого Макграт, глядя на пустое кресло во главе стола, понял, что случилась какая-то беда. Он встал и в полной тишине прошел в соседнее помещение. Рядом с кофейным автоматом стоял телефон. Макграт снял трубку и набрал номер своего кабинета.

– Холли Джонсон не звонила? – спросил он у секретарши.

– Нет, Мак, – ответила та.

Хлопнув ладонью по рычажкам, Макграт набрал номер приемной, расположенной на первом этаже.

– Холли Джонсон не оставляла никаких сообщений? – спросил он у агента, дежурившего у входа.

– Нет, шеф, – ответил тот. – Я ее не видел.

Макграт снова хлопнул по рычажкам и связался с центральным коммутатором.

– Холли Джонсон не звонила?

– Нет, сэр, – ответил оператор.

Не кладя трубку, Макграт жестом попросил принести бумагу и карандаш.

– Дайте номер ее пейджера и сотового телефона.

В трубке послышалось бульканье, и Макграт черкнул на листке бумаги номера. Нажал на рычажки и позвонил Холли на пейджер. Услышал длинный низкий гудок, говорящий о том, что пейджер отключен. Позвонил на сотовый. Услышал электронный писк и женский голос, сообщивший, что абонент недоступен. Положив трубку, Макграт обвел взглядом зал совещаний. Времени было пять часов десять минут.