Джнана-йога

Чтение VIII. ПУТЬ К ЧЕЛОВЕКУ

В нашем последнем чтении мы провели вас по последовательным ступеням от начала жизни в простейших организмах, до существ, близко похожих на позвоночные, – высший класс живых существ на нашей планете. В настоящем чтении мы приступаем к истории "происхождения человека" из низших форм позвоночных.

Обширный класс животных, называемых "позвоночными", отличается от беспозвоночных тем, что эти "позвоночные" имеют внутренний костный остов, самым важным признаком которого является позвоночник или позвоночный столб. Позвоночные животные, как это надо помнить, по существу обладают теми же органами, как и низшие организмы, но отличаются от последних весьма существенно тем, что обладают внутренним скелетом, тогда как низшие животные имеют скелет наружный или внешний, образуемый просто затвердевшей кожей. Гибкость позвоночника образует изумительную прочность структуры позвоночных животных, соединенную с свойственной им легкостью движений; это делает их способными к быстрому развитию и эволюции. Благодаря своей крепости и легкости, эти животные могут быстро двигаться, преследуя свою добычу или убегая от врагов.

Они могут также хорошо противостоять внешнему напору или нападению. Они защищены не хуже беспозвоночных, имеющих скорлупу, но обладают еще и добавочным преимуществом легкости движений. Несмотря на различия в форме и во внешнем виде представителей группы позвоночных, по их структуре легко видно, что они происходят от одной формы; – все являются только видоизменениями одного общего образца; различия же их обусловливаются требованиями жизни животного, проявляющимися в желаниях и потребностях видов.

Наука устанавливает посредством нескольких связующих звеньев прямое родство между позвоночными и беспозвоночными; самым замечательным из этих звеньев является ланцетник, существо, похожее по форме на рыбу, и вместе с тем чрезвычайно близко напоминающее низшие (беспозвоночные) организмы. У ланцетника нет головы и только один глаз. Он полупрозрачен и обладает ресничками, которыми втягивает в себя воду, содержащую в себе его пищу. У него есть нечто вроде жабр и глотки, как у низших животных. Сердца у него нет, и кровь в нем циркулирует посредством сокращения сосудов или частей тела. Строго говоря, у него нет спинной кости или позвоночника, но тем не менее, наука вынуждена была отнести его к классу позвоночных, так как у него имеется хрящ в том месте, где обыкновенно находится спинная кость у высших организмов. Этот хрящ можно назвать "элементарным спинным хребтом". Нервная система ланцетника состоит из одной нити, которая расширяется около его рта, и которую, поэтому, можно считать "чем-то вроде мозга". Это существо является действительно развившейся формой беспозвоночных, имеющей вид позвоночного, и показывающей признаки зачатков позвоночника и нервной системы класса позвоночных. Оно представляет из себя "связующее звено".

Низшими формами истинно позвоночных является громадный отряд рыб, высшей и низшей ступеней; некоторые из высших форм рыб так же сильно отличаются от низших форм, как эти последние отличаются от пресмыкающихся. Нет необходимости вдаваться в детальное рассмотрение природы различных родов рыб, так как каждый изучавший естественные науки более или менее знаком с ними.

Некоторые виды рыб необыкновенно близки к пресмыкающимся и действительно настолько же принадлежат к пресмыкающимся, насколько и к рыбам. Некоторые виды рыб, известных под именем dipnoi или "двоякодышащих" обладают удивительной двойной системой дыхания. У них имеются жабры для дыхания в воде и, в то же время, примитивное или элементарное "легкое" в виде плавательного пузыря или "резонатора", которым они пользуются для дыхания на воздухе. У бычка Южной Америки, так же, как и некоторых рыб Австралии и других мест, имеются видоизмененные плавники, которыми они пользуются, как "конечностями, для перехода по суше из одного пруда в другой. Некоторые из этих рыб, как известно, перекочевывали на громадные расстояния в поисках новых прудов или речек, выгнанные из своего прежнего местожительства засухой, а, может быть, и кочевым инстинктом, подобным перелетному инстинкту птиц. Угри – рыбы, и многие виды угрей могут покидать воду и по земле переходить из одного пруда в другой, благодаря тому, что они дышат при помощи особого видоизменения жабр. Индийский ползающий окунь может жить вне воды; он приспособил свои жабры для дыхания, а плавники – для лазанья и переходов по земле. Таким образом, вы видите, что, не выходя из рода рыб, мы имеем среди рыб примеры сухопутных существ, которые представляют собой нечто в роде "связующих звеньев".

Но между рыбами и пресмыкающимися есть и настоящие "связующие звенья". Не останавливаясь на многочисленных причудливых формах, служащих звеньями между этими двумя классами, рассмотрим историю лишь обыкновенной лягушки, представляющей собой поразительный пример. Головастик имеет жабры, не имеет конечностей, пользуется хвостом, как рыба плавниками, питается растениями и т.д. Проходя через несколько интересных стадий, головастик достигает стадии лягушки с хвостом; – затем он отделяет хвост и становится полной, зрелой лягушкой, с четырьмя лапами, плавательными перепонками, без хвоста, и питается животной пищей. Лягушка – амфибия, т.е. может жить, как в воде, так и на суше, – и тем не менее, она вынуждена выходит на поверхность воды, для наполнения легких воздухом. Некоторые виды амфибий обладают и легкими и жабрами даже в зрелом состоянии; но высшие из живущих в воде позвоночных дышат легкими, развившимися из плавательного пузыря рыб, который, в свою очередь, развился из примитивного горла низших организмов. Известно, что есть рыбы с теплой кровью. Пусть читатели вспомнят, что кит – не рыба, но живущее в воде млекопитающее, рождающее живых детенышей и вскармливающее их грудью.

Итак, мы ясно видим, что между кочующими по земле и ползающими рыбами и низшими формами пресмыкающихся – всего один шаг, и шаг небольшой. Лягушка иллюстрирует нам процесс эволюции, совершившийся между двумя родами, и история жизни лягушки воспроизводит эволюцию, на которую ушли тысячелетия, в жизни видов. Вы должны помнить, что в эмбриональной жизни все живые существа проходят через те же стадии эволюции, через которые прошли виды – это верно не только для лягушки, но и для человека.

Нам нет надобности долго останавливаться на рассмотрении организмов современных пресмыкающихся. Мы можем наблюдать и изучать их формы в разнообразных породах змей, ящериц, крокодилов, черепах и т.д. Мы видим не имеющих конечностей змей; ящерицу с деятельными конечностями; громадного, медлительного, неповоротливого крокодила и аллигатора; панцирных черепах разных пород; – все они принадлежат к большому отряду пресмыкающихся, и почти все оказываются выродившимися потоками мощных рептилий того геологического периода, когда земля была населена гигантскими земноводными чудовищами. Среди густой растительности этой доисторической эпохи, окруженные самыми благоприятными условиями, эти чудовищные животные жили и процветали, и их ископаемые скелеты свидетельствуют нам, как выродились их потомки, вследствие менее благоприятных условий жизни и развития других, вытеснивших их организмов, более подходивших к изменившимся условиям.

Затем идет обширный отряд птиц. Птицы произошли от пресмыкающихся. Так говорит восточное учение, так же учит и западная наука. Сначала в учебниках говорилось, что линия перехода шла от крылатых пресмыкающихся, существовавших в эпоху рептилий, в первые дни земли. Но позднейшие западные писатели по этому вопросу опровергли это предположение. Теперь говорят, что крылатые рептилии древней эпохи не имели перьев и больше походили на летучую мышь, чем на птиц (А летучая мышь – не пресмыкающееся и не птица; это – млекопитающее, рождающее живых детенышей и кормящее их своей грудью. Летучая мышь больше похожа на обыкновенную мышь, а ее крылья – просто лишь перепонки, идущие от ее пальцев к ногам и хвосту).

Линия восхождения от пресмыкающихся к птицам шла от тех форм пресмыкающихся, которые бродили по земле. Между двумя этими отрядами (пресмыкающимися и птицами) существует близкое анатомическое и физиологическое родство и связь, говорить о котором нам здесь нет надобности. Но, конечно, со времени их "ответвления" в них произошло много перемен. Чешуя пресмыкающихся и перья птиц, как известно, являются изменениями прежней внешней кожи, так же, как и шерсть, когти, копыта и ногти всех животных. Таково же происхождение даже и зубов; как это ни странно может теперь казаться – все зубы выработались из кожи. Какое изумительное поле для размышлений – эта постепенная эволюция от перепончатого внешнего покрова низших живых форм, до прекрасных перьев, клювов и когтей птиц!

Появление крыльев имело громадное значение в прогрессе организмов. Пресмыкающиеся были обречены жить на небольшом пространстве земли, тогда как птицы могли делать большие перелеты по всей земле. А путешествия всегда развивают способности к наблюдению, память и пр. и воспитывают чувства зрения, слуха и т.п. Кроме того, летающее существо вынуждено в большем размере упражнять свои развивающиеся "мыслительные" способности. Таким образом, птицы, в силу необходимости, вызываемой их перелетами и полетами, должны были в большей степени развивать свой мыслительный аппарат. В результате этого, мы у многих птиц видим примеры разумной мысли, которые нельзя считать "простым инстинктом". Натуралисты, с точки зрения ума, ставят ворону во главе птиц, и те, кто когда-нибудь наблюдал этих птиц и изучал их "психологию", согласятся с верностью этого взгляда. Было доказано, что вороны умеют складывать несколько чисел и в других отношениях проявляют поразительную степень почти человеческой сообразительности.

Следующую ступень над птицами представляют – самые высшие животные – млекопитающие. Но прежде, чем приступить к рассмотрению этих высших животных, бросим беглый взгляд на "соединительные звенья" между птицами и млекопитающими. Низшие виды млекопитающих во многом напоминают птиц. У многих нет зубов; другие имеют то же самое примитивное устройство кишечника, откуда и их название – однопроходные. Эти однопроходные могут быть названы полу-птицами, полу-млекопитающими. Одним из наиболее характерных представителей их группы является утконос, которого древние натуралисты считали подделкой, изготовленной чучелонабивателями; затем, окончательно разубедившись в своем предположении, они решили, что это – "каприз природы". Но утконос вовсе не каприз природы, а "соединительное звено" между двумя крупными отрядами живых существ. Это животное поражает своим видом наблюдателя, видящего его в первый раз. Оно похоже на бобра, с мягкой, пушистой шкуркой, но в то же время имеет плоский роговой нос, как у утки; лапы у него перепончатые, но вместе с тем снабжены когтями, выдающимися за край перепонки. Утконос кладет яйца, – каждый раз по два яйца – в подземном гнезде; яйца его похожи на яйца птиц, так как содержат в себе не только протоплазму, из которой образуется зародыш, но также я "желток", которым зародыш питается, пока не вылупится из яйца. После того, как молодой утконос вылупится, он питается из железы, не имеющей соска, на материнском теле, причем молоко у матери выделяется совершенно особым процессом. Подумайте об этом чуде – о животном, которое кладет яйца и которое затем, когда детеныши вылупляются, вскармливает их своим молоком. Молочные железы у матери являются элементарными "грудями".

Утконосы водятся в Австралии, стране многих странных форм и "соединительных звеньев", выживших там и постепенно исчезнувших в других частях земного шара, где их вытеснили более совершенные формы. Дарвин называет эти пережившие формы "живыми ископаемыми". В этой же стране водится ехидна или ежовый муравьед, которая кладет одно яйцо и вынашивает его в своей сумке, после чего питает своего детеныша молоком, подобно утконосу. Это животное, как и утконос, относится к однопроходным.

Ученые разошлись в своих взглядах относительно того, – происходят ли однопроходные животные непосредственно от пресмыкающихся или птиц или у них был общий предок, от которого пошли ветви пресмыкающихся, птиц и млекопитающих. Но это не имеет особого значения, так как родство между пресмыкающимися, птицами и млекопитающими доказано совершенно ясно. А однопроходные несомненно являются одной из переживших форм промежуточных стадий.

Следующую, высшую за однопроходными ступень в развивающейся жизни млекопитающих занимают двуутробки, или млекопитающие сумчатые животные, из которых хорошо известны опоссум и кенгуру. Характерной чертой этих животных является присутствие внешней сумки у самок; в этой сумке сидят и питаются детеныши до тех пор, пока они не будут в состоянии сами о себе заботиться, как это могут делать детеныши других животных. Детеныши у двуутробок рождаются или появляются на свет в несовершенном состоянии, недоразвитыми по своей величине и крепости. Есть ископаемые остатки двуутробок, которые показывают, что в прошлые века подобного рода животные достигали величины слонов.

У более обыкновенных форм млекопитающих животных детеныши рождаются совершенно сформированными; они до рождения получают питание из тела матери, с которым зародыш соединен плацентой или последом. Плацентарные млекопитающие были лучше всех форм приспособлены для выживания и развития, так как их детеныши питались во время периода утробной жизни, и, заботы, которые по необходимости оказывали млекопитающие своим младенцам, действовали в направлении, высшем, чем другие. Это вместе с другими причинами поставило плацентарных на "Царскую Линию", из которой развился человек.

Наука признает следующие семейства "плацентарных" млекопитающих, имеющие каждое свои особенности:

Беззубые, к которым относятся: ленивцы, муравьеды, щитоносцы и т.д. Эти животные, по-видимому, ближе к однопроходным, чем к сумчатым.

Сиреновые, названные так по сходству с мифическими сиренами; сюда относятся морские коровы, ламантины, дюгони и т.п., по структуре и внешнему виду напоминающие рыбу, но с передними конечностями, похожими на ласты, и с задними конечностями, отсутствующими или имеющимся в рудиментарном виде.

Китовые, куда входят киты, морские, свиньи, дельфины, и пр., совершенно похожие на рыб по внешнему виду и строению тела; их формы приспособлены к жизни в воде, хотя они несомненно относятся к млекопитающим, рождающим живых детенышей, которые кормятся матерью.

Копытные, включающие много разнообразных видов, как лошадь, тапир, носорог, свинья, гиппопотам, олень, овца, корова и пр. и пр.

Hyracoidea, – это небольшое семейство, главным представителем которого является горный кролик, с зубами, похожими отчасти на зубы копытных животных, отчасти – на зубы грызунов.

Хоботные – представителями этого семейства в наше время является только слон, имеющий особый придаток, называемый "хоботом" и служащий ему как бы пятой конечностью.

Плотоядные, представляемые многочисленными и разнообразными видами, как, например, тюлень, медведь, ласка, волк, собака, лев, тигр, леопард и т.д.

Грызуны – крыса, заяц, бобр, белка, мышь и пр.

Насекомоядные – крот, землеройка, еж и т.д.

Рукокрылые, к которым относятся летучие мыши, представляющие собой высоко развитых животных.

Лемуры; название их происходит от латинского слова, значащего "призрак"; называют их так потому, что они обыкновенно бродят по ночам. Лемур – животное ночное, по общему виду несколько похожее на обезьяну, но с длинным, пушистым хвостом и острой, точно у лисицы, мордой. Он напоминает маленькую лисицу, с руками и ногами, как у обезьяны, причем он может хватать предметы ногами так же, как и обезьяны. Некоторые натуралисты относят этих животных к семейству обезьян, на том основании, что они "четырехруки"; другие же считают, что в них еще более важными признаками оттенено их родство и связь с сумчатыми, грызунами и насекомоядными. В общем эти животные имеют странную организацию и очень близко подходят к тому, чтобы служить "соединительным звеном" между другими формами. Один вид лемуров, известный под именем "летающего лемура", похож многими чертами на белку, но имеет перепонку между конечностями, которая помогает ему делать скачки в воздухе на большие расстояния. Эта разновидность лемуров, по-видимому, является звеном между насекомыми и приматами.

Приматы, – громадное семейство, включающее разнообразные виды обезьян, – павианов, человекообразных обезьян, как гиббон, горилла, шимпанзе, орангутанг и т.д.; все они имеют большие челюсти, маленький мозг и сгорбленное положение тела. К этому семейству относится и человек, с его большим мозгом и прямым положением тела, причем человеческие расы различаются по форме черепа, по цвету кожи, качеству волос и т.д.

Рассматривая происхождение (физическое) человека из низших форм, начиная с монеры и т.д., до настоящего его положения в эволюционной лестнице, читатель должен быть поражен непрерывностью этого восхождения, развития и расцвета живых форм. Хотя есть много "недостающих звеньев", благодаря исчезновению организмов, составляющих связь, тем не менее, в существующих сейчас формах мы находим достаточно доказательств непрерывности эволюции, чтобы удовлетворить пытливого исследователя. Факты одной только эмбриологии уже дают достаточное доказательство происхождения человека из низших форм. Каждый человек при своем рождении в несколько месяцев проходит все стадии восхождения, начиная от одной клеточки до новорожденного, вполне сформированного младенца.

Эмбриология учит, что яйца, из которых развиваются всякие животные организмы, как бы в сущности не были разнообразны те формы, которые должны из них развиться, – все одинаковы, поскольку это можно удостоверить микроскопическим исследованием. Это сходство удерживается и тогда, когда эмбрион высших организмов начинает проявлять признаки своей будущей формы. Немецкий ученый фон Байер первый заметил этот изумительный и чрезвычайно важный факт. Он говорит о своем открытии следующими словами:

"У меня были заспиртованы два маленькие зародыша, название которых я забыл обозначить; и теперь я не в состоянии определить, к какому классу они относятся. Это могут быть ящерицы или маленькие птицы, или очень маленькие млекопитающие, настолько сходен способ образования головы и туловища этих животных. Правда, у зародышей этих еще отсутствуют конечности, но даже если бы они и существовали, то в ранней стадии мы бы ничего по ним не узнали, так как ноги ящериц и млекопитающих, крылья и лапы птиц и даже руки и ноги человека, все возникают из одной и той же основной формы".

Профессор Клодд говорит:

"Эмбрионы всех живых существ, в течение своего развития, проходят сокращенно все серии перемен, через которые прошли формы предков в своем восхождении от простого к сложному; высшие структуры проходят через те же стадии, как и низшие, вплоть до того пункта, с которого началось различение их форм; но все-таки никогда они не становятся в деталях той формой, которую они должны будут представлять в свое время. Так, например, зародыш человека имеет сначала с каждой стороны шеи жаберные разрезы, точно рыба. Отсюда возникает перепонка, подобная той, которая заменяет жабры в развитии птиц и пресмыкающихся; сердце сперва представляет собой простую пульсирующую камеру, как у червяков; спинной хребет заканчивается подвижным хвостом; большой палец отделен или противопоставлен, как большой палец нашей руки или ноги обезьяны; тело, за три месяца до рождения, все покрыто волосами, кроме ладоней рук и подошв ног. При рождении голова бывает сравнительно больше, а руки и ноги длиннее, чем у взрослого человека; нос, обыкновенно, лишен переносья; обе эти черты, не говоря уже о других, которые не стоит указывать, делают человека явно сходным с обезьяной. Таков путь яйца, из которого развивается человек, – органического образования всего в одну сто двадцать пятую долю дюйма по своим размерам; оно в несколько недель завершает результаты миллионов лет и приводит перед нами всю историю своего развития от рыбообразных и пресмыкающихся форм до своего более прямого происхождения от четвероногого животного с хвостом и шерстью. То, что в человеке индивидуально или особенно, – его унаследованные физические и ментальные свойства, представлено медленному развитию после его рождения".

Вот вкратце западная теория эволюции – физического развития человека. Мы привели ее так подробно, как только возможно в сжатом изложении. Мы хотим доказать западному уму, привычным для него методом, что западная наука подтверждает древнее учение йогов о развитии живых форм, от монады до человека. Восточные учителя не гонятся за тем, чтобы что-либо "доказывать" своим ученикам, которые, сидя у ног своего учителя, принимают, как истину, все то, чему он их учит и что доходит до них из глубины давно прошедших веков. Но такой метод непригоден для западного ученика – последнему нужно "доказывать" осязательными фактами и примерами: его нельзя убедить одним метким, тонким интеллектуальным рассуждением. Восточный ученик ждет, чтобы ему "рассказали", – западный хочет, чтобы ему "показали". Этим обуславливаются расовые различия методов, преподаваемых знаний. Мы понимаем этот факт и потому собирали доказательства из книг западной науки, дабы доказать вам разумность, с западной точки зрения, доктрины физического развертывания форм, которому с давних веков, учили йоги-гуру своих учеников. Теперь перед вами изложены восточные учения, и разумность их идеи подтверждена удостоверениями западной науки.

Но западная наука выполняет изумительную работу собирания фактов, ради поддержки своей вновь открытой теории эволюции способами, совершенно незнакомыми мыслителям Востока, которые ищут принципов путем умственной концентрации, – скорее внутри себя, чем во внешнем мире – и действительно доказывая физическими фактами умственные концепции восточных учений, тем не менее, она пропустила самый жизненный пункт данного вопроса. При ее материалистических тенденциях ей не удалось открыть ментальную причину физического развития. Правда, Ламарк, который в действительности открыл на Западе эволюцию, учил, что реальная сила, являющаяся двигателем эволюции, заключается в желании и ментальной ненасытной жажде. Но современники смеялись над его идеями и большинство сторонников эволюции нашего времени также не считает их серьезными. А между тем он был ближе к истине, чем Дарвин или кто-либо из западных эволюционистов. И время покажет, что наука проглядела его гений, который один только освещал истинным светом этот вопрос.

Чтобы ясно увидеть разницу между школой Дарвина и учениями йогов, рассмотрим, какими причинами западные эволюционисты объясняют факт эволюции. Будем говорить кратко.

Дарвинисты, в объяснении причины "происхождения видов", исходят из того утверждения, что "нет двух индивидуумов, принадлежащих к одному и тому же виду, и совершенно подобных; каждый имеет стремление меняться". Это факт очевидный, и очень верно взятый за отправную точку для объяснения изменения видов. Следующий аргумент утверждает, что наступившие "изменения передаются" и потому стремятся доказать разумность постепенной эволюции видов. Следующий шаг к аргументации таков: "Человек создает новые породы путем воспитания, культуры и т.д., точно так же и природа, такими же способами, в более продолжительное время, достигает тех же результатов". Это также имеет основание, хотя и заметна тенденция олицетворить природу и наделить ее умом раньше, чем, по мнению эволюционной школы, этот "ум – появился".

Но лучше всего будет привести слова самого Дарвина. Он говорит:

"Если человек может достигнуть, и несомненно достиг больших результатов путем своего методического и сознательного способа подбора, то чего же не может сделать естественный подбор? Человек может воздействовать только на внешние и видимые качества, тогда как природа – если мне позволено будет олицетворить естественное сохранение или выживание наиболее приспособляемых, – не заботится о внешности, – разве лишь постольку, поскольку она может быть полезна для какого-нибудь существа. Природа может воздействовать на любой внутренний орган, на любое различие в строении, на весь механизм жизни. Человек делает подбор только в целях своего собственного блага; природа – только ради блага того существа, над которым она работает. Каждое получившееся качество находит для себя применение, как это подразумевается самым фактом отбора. Человек держит животных разных климатов в одной стране; он редко дает возможность каждому свойству данного вида проявиться отдельно и самостоятельно; он кормит голубей с длинным и коротким клювом одним и тем же кормом; он не применяет четвероногое животное с длинной спиной или длинными ногами никаким особым образом; овцу с длинной шерстью и овцу с короткой шерстью он держит в одном и том же климате. Он не позволяет наиболее сильным самцам бороться из-за самок. Он не подвергает сурово уничтожению всех более слабых животных, но соответственно времени года, он, насколько это в его власти, защищает все экземпляры выведенных им пород. Свой отбор он часто начинает с какой-нибудь полу-чудовищной формы или, по крайней мере, с какого-нибудь видоизменения, достаточно рельефного, чтобы остановить на себе глаз или чтобы быть человеку исключительно полезным. Под действием же природы самые слабые различия в сложении или строении могут дать перевес в борьбе за существование, и таким образом сохраниться. Как преходящи желания и усилия человека! Как кратко его время! И в зависимости от этого, как ничтожны должны быть достигаемые им результаты, в сравнении с достижениями природы, накопленными в течение целых геологических периодов! Можем ли мы, в таком случае, удивляться, что произведения природы будут гораздо "истиннее" по свойствам, нежели произведения человека, что они будут гораздо лучше применяться к самым сложным условиям жизни и будут носить на себе отпечаток гораздо более искусного мастерства!".

Теория Дарвина о выживании наиболее приспособленного начинается утверждением того факта, что число выживающих организмов очень незначительно в сравнении с числом организмов рождающихся. Приводим его собственные слова:

"Нет исключения в правиле, что всякое органическое существование естественно возрастает с такой страшной быстротой, что если его не разрушить, то земля вскоре переполнилась бы потомством одной только пары. Даже медленно размножающиеся люди удваиваются в своем количестве через двадцать пять лет, и при такой быстроте размножения менее, чем через тысячу лет, на земле не было бы буквально где встать, для потомства современного человечества".

Было вычислено, что если бы выживало все потомство слона, животного, которое считается самым медленным по размножению, то через 750 лет на земле оказалось бы около 20. 000.000 слонов. Икра одной только рыбы из породы трески заключает в себе восемь или девять миллионов яичек, и если бы каждое яичко вывелось, и все рыбы остались живы, то море вскоре превратилось бы в сплошную массу трески. Обыкновенная домашняя муха, как говорят, производит в один сезон до 20.000.000 потомков, считая несколько поколений потомства от всех ее выводков. Некоторые ученые вычислили, что травяная тля размножается настолько быстро и в таком громадном количестве, что десятое поколение одной пары родителей было бы так велико, что содержало бы в себе весу более животной материи, чем все население Китая, которое достигает 500.000.000 человек! И это не считая потомства, предшествовавшего десятому поколению!

Результат всего этого совершенно ясен. Должна была возникнуть борьба за существование, которая обусловливает собой выживание наиболее приспособленного. Слабые уничтожаются сильными; проворные опережают медлительных. Индивидуальные формы или виды, лучше приспособленные к окружающей обстановке и лучше вооруженные для борьбы физическим или умственным оружием, переживают слабее вооруженных или менее приспособленных к обстановке. Животные, которые развивают изменения в своем строении, дающие им, хотя бы слабые, преимущества над другими, не имеющими этих благоприятных свойств, естественно имеют более шансов выжить. Короче говоря, это и есть то, что эволюционисты называют "выживанием наиболее приспособляемого".

В борьбе за существование важными факторами оказываются входящая в нее окраска и "мимикрия". Грант Аллен, в своем труде о Дарвине, говорит относительно этого, а также иллюстрируя "естественный подбор", следующее:

"В пустыне, при ее монотонной, песочной окраске, черное или белое насекомое еще более, чем красное или синее, рискует быть немедленно открыто и уничтожено своими естественными врагами – птицами и ящерицами. Но всякое желтоватое или сероватое насекомое имеет менее шансов привлечь к себе внимание с первого же взгляда, и потому может остаться незамеченным до тех пор, пока существуют более заметные индивидуумы его класса, которыми могут питаться птицы и ящерицы. Отсюда вытекает, что в очень короткое время в пустыне исчезли бы все, кроме самых серых и самых желтых насекомых; а среди этих последних птицы бы уничтожали тех, которые заметнее других отличались бы цветом и оттенками от окружающего их песка. Те же, которым посчастливилось наиболее измениться, приняв песочный или грязноватый оттенок, имели бы больше шансов пережить остальных и сделаться родоначальниками будущих поколений Таким образом в течение многих веков, все насекомые, населяющие пустыню, должны стать песочного цвета, так как менее желтые должны постоянно предаваться уничтожению со стороны их вечно бдительных неприятелей; а более приближающиеся по цвету к песку, должны избегнуть этой участи и размножаться, наполняя землю себе подобными".

Профессор Клодд, отмечая этот факт, прибавляет:

"Таким образом объясняется смуглый цвет более крупных животных, населяющих пустыню; полосы тигра, сходные с вертикальными стволами бамбука, скрывают его, когда он подкрадывается к своей добыче; яркая зеленая окраска тропических птиц, похожие на листья по форме и цвету некоторые насекомые; сухие, точно в форме прутка, гусеницы; древесные лягушки, похожие по виду на кору дерева; летнее оперение птиц, соответствующее покрытым мхом камням, на которых они сидят; тусклая окраска ночных зверей; голубоватая прозрачность животных, живущих на поверхности моря; песочный цвет камбалы, живущий на дне; и пышные тона тех рыб, которые плавают среди коралловых рифов".

Все это не стоит в противоречии с философией йогов, хотя последняя смотрит на эти факты, как на второстепенные причины изменения и выживания видов. Восточные учения говорят, что причина, которая заставляет виды принимать цвета и формы окружающей обстановки, есть их желание, причем, конечно, желание в отдельных индивидуумах не сознается. Ментальное влияние, служащее настоящей причиной явления мимикрии, как этому учат йоги, почти упускается из вида западными эволюционистами, вообще склонными рассматривать ум, как "побочный продукт" материи. Йоги же, напротив, рассматривают материю, как продукт ума. Впрочем, конфликта тут не возникает, поскольку дело касается закона выживания наиболее приспособленного. Насекомые, наиболее желавшие получить песочную окраску, получили ее и сделались таким образом более защищенными, тогда как их менее "желавшие" братья подверглись истреблению. Западный ученый объясняет внешнее явление, но не смотрит на скрывающуюся за ним причину, которую раскрывают мудрецы Востока.

Доктрина "полового подбора" является другим руководящим правилом дарвинистов. Говоря кратко, ее можно охарактеризовать, как теорию, согласно которой в соперничестве и борьбе самцов за самок победителями оказываются наиболее сильные из самцов, и таким образом их особые качества передаются потомству. К той же линии относится влечение, вызываемое яркой окраской перьев у самцов птиц, дающее им преимущество в глазах самок, и таким образом в потомстве естественно повторяются их яркие цвета.

Итак, вот краткий очерк физической эволюции человека, в понимании западной науки, сравнительно с учениями йогов. Пусть ученик сам сопоставит обе идеи и приведет их в гармонию и согласие. Следует, однако, помнить, что Дарвин не говорил, будто человек происходить от мартышек или обезьян, какими мы их знаем теперь. По учению западных сторонников эволюции, обезьяны и высшие формы мартышек происходят от какого-нибудь общего предка, который был также и предком человека. Другими словами: человек и обезьяны являются различными ветвями, много веков тому назад возникшими из одного общего ствола. Без сомнения, из него возникали и другие формы, но они не сохранились, как менее приспособленные к окружающей обстановке. Обезьяны были лучше приспособлены к своей обстановке, а человек – к своей. Более слабые ветви погибли.

Следует помнить, что самые дикие из известных нам теперь рас, в сущности настолько же сильно отличаются от высших человеческих типов – американцев, европейцев и индусов, как и от высших пород обезьян. Действительно, кажется, высшей обезьяне гораздо легче было бы развиваться в бушмена, готтентота или австралийского туземца, чем последнему превратиться в Эмерсона, Шекспира или индусского мудреца. Как показал Геккель, человеческий мозг, по своему строению, сравнительно с мозгом шимпанзе, имеет меньше различий, чем мозг шимпанзе в сравнении с мозгом лемура. Тот же ученый говорит нам, что в такой важной черте мозга – как глубокие мозговые извилины, различие между высоко цивилизованным человеком и дикарем гораздо большее, чем между дикарем и высшей человекообразной обезьяной. Дарвин, описывая обитателей Огненной земли, которые относятся к самому низшему типу дикарей, говорит: "Самые их знаки и выражения нам менее понятны, чем знаки и выражения прирученного животного. Эти люди обладают инстинктом животных, но не могут похвалиться человеческим разумом – по крайней мере, искусствами, вытекающими из этого разума".

Профессор Клодд, описывая "первобытного человека", говорит:

"Он, несомненно, стоял ниже, чем самые низшие дикари нашего времени, – сильное, ловкое, двуногое существо, с острыми органами чувств, всегда более острыми у дикаря, вследствие постоянного упражнения, чем у цивилизованного человека (который восполняет их знанием), с сильными инстинктами, неконтролируемыми и порывистыми эмоциями, слабой любознательностью и только возникающей способностью рассуждать; неспособный предвидеть завтрашний день или понять вчерашний, живущий со дня на день дикими продуктами природы, одевающийся в кожу и древесную кору или вымазанный глиной, и находящий пристанище в деревьях или пещерах; несведущий в самых простых искусствах, кроме вырезания каменных топоров и, может быть, высекания огня; суровый в своих жизненных потребностях, с смутным ощущением права на жизнь и на продукты своего труда, но медленно вынужденный общими опасностями и своими стремлениями образовывать союзы, с себе подобными и случайные вначале, причем сила таких соединений зависит от звуков, знаков и жестов".

Таков был первоначальный человек. Тех, кто интересуется вопросом о нем, мы отсылаем к двум изумительным рассказам о пещерных людях, написанных в форме повестей двумя известными современными писателями. Книги эти – 1) "История Аба" Стенли Ватерлоо, и 2) "До Адама" – Джека Лондона. Обе книги являются фантастическими рассказами, в которых вымысел переплетен с научными фактами.

А теперь, в заключение, прежде, чем перейти к "Духовной эволюции", являющейся темой следующего нашего чтения, мы снова обращаем ваше внимание на существенное различие между учениями Запада и Востока. Западные ученые придерживаются механической теории жизни. По их понятиям жизнь действует без необходимости предварительного существования ума, и считают ум "продуктом" известной стадии развития. Восточные же ученые утверждают, что ум скрывается за всяким шагом эволюции; он лежит под ней и предшествует всякой работе, – ум есть причина, а не следствие или продукт. Западные ученые говорят, что ум был порожден старанием материи создать высшие формы самой себя. На Востоке утверждают, что весь процесс эволюции вызван умом, стремящимся, борющимся и пробивающимся вперед к своему более полному выражению, – к освобождению себя от сковывающей и задерживающей его материи – и борьба приводит к развертыванию, заставляющему сбрасывать и уничтожать оболочку за оболочкой сковывающих материальных уз, в усилии освободить заключенный Дух, который стоит позади разума. По учениям йогов, эволюционное побуждение является давлением скрытого Духа, стремящегося освободиться от тяжко давящих его уз и оков.

Борьба и страдания эволюции – это родовые муки духовного освобождения из недр материи. Подобно всякому рождению, оно сопровождается болью и страданием, но конец оправдывает все это. И как женщина забывает свои прошедшие муки, радостно глядя на лицо, форму и жизнь своего любимого младенца, так же и душа забывает муки духовного рождения, ради красоты и благородства того, что, в конце концов, родится из нее.

Изучим же хорошенько историю физической эволюции, но не затеряемся в ней, ибо она – только преддверие в истории расцвета Духа.

Не будем презирать тело человека, так история его развития – есть история созидания храма духа, который, возникнув из самых ничтожных начал, поднялся до современного состояния. Но и это последнее – все еще только начало; работа будет идти все вперед и вперед, по пути, намеченному прекрасными строками Хольмса:

"Строй себе более пышные жилища, о, душа моя!

По мере того, как проходят быстрые времена года!

Покинь свое низкосводчатое прошлое!

Пусть каждый новый храм, более высокий, чем прежний,

Закрывает тебя от неба более просторным куполом,

Пока, наконец, ты не будешь свободна,

Покинув свою отслужившую скорлупу неспокойного моря жизни".