10 Конец Пути

В тот осенний вечер, когда битлы играли последний концерт своего американского турне 1966 года в Кэндлстик-парке в Сан-Франциско, со стороны залива дул сильный тихоокеанский ветер. Я стоял посреди этого большого и слегка обветшалого бейсбольного поля незадолго до того, как самые последние 25 тысяч фанатов начали гуськом наполнять двуярусные трибуны, для того, чтобы стать последними, кто увидит великолепную четвёрку в полноценном концерте. Я про себя заметил, где расположены мачты с громкоговорителями на каждой из сторон временной сцены. Я планировал записать это выступление, и мне нужно было решить, где следует расположиться для получения звучания наилучшего качества на моём плачевно низкокачественном записывающем устройстве. Суть заключалась в простом держании микрофона вверху в воздухе и надежде, что я смогу записать достаточно сбалансированный звук со сцены на мой примитивный кассетный магнитофон ‘Филипс’. Как правило, всё для чего мне он был мне нужен, это запись речевых интервью с битлами различных журналистов, пока мы были в дороге, и в вопросах качества звучания это большая разница с попыткой записать целый концерт в бейсбольном парке. Я и понятия не имел, как между голосами и инструментами может возникнуть плохой баланс, и будут ли вообще слышны достаточно отчётливо для записи “репризы” ребят между песнями. Если бы во время этого вечера усилился ветер, то я бы рисковал вместе с музыкой ‘Битлз’ подхватить также и звук каждого его порыва. Как бы то ни было, окончательная запись предназначалась не для каких-нибудь коммерческих целей, а лишь для Пола, чтобы остаться в качестве его личного сувенира с этого выступления.

Не было никаких официальных объявлений, что это станет самым последним появлением ‘Битлз’ на сцене перед толпой заплативших клиентов, но возле ребят витала радостная атмосфера ‘конца-их-срока’, ведь это был конец особенно трудного, травмирующего и полного стрессов мирового турне. Все мы с нетерпением ожидали возвращения домой к семьям и друзьям. Кэндлстик-парк был тем, что глава американского турне Айра любил называть одной из наших работ ‘влетел-и-вылетел’ – прилёт с предыдущего выступления в Лос-Анжелеса и вновь вылет сразу после концерта, без остановки на ночь в Сан-Франциско. По причинам безопасности наша поездка из аэропорта к месту выступления протекала на нанятом в частном порядке автобусе. Все, включая главных исполнителей разогрева ‘Сёркл’ и ‘Ронеттс’, плюс путешествующие с нами люди прессы, набились в это далеко-не-роскошное транспортное средство и слушали предупреждение Айры, что в парке собралась особенно большая толпа. Вероятно, этот сильно изношенный автобус являлся последним типом транспорта, в котором они ожидали увидеть битлов. Во время этой поездки Пол спросил меня, со мной ли мой кассетный записывающий магнитофон. В турне я брал его с собой везде, чтобы можно было проиграть материал интервью и пресс-конференций дома журналистам, которые не были в поездке. Я также использовал его для ведения своей собственной записи того, что происходит. “Сделай мне запись этого последнего концерта сегодня вечером, ладно?” – спросил Пол. Помню, я задавался вопросом, что я должен увидеть в этой необычной просьбе. Никто из ребят никогда не просил меня записать сувенирную плёнку на предыдущих концертах. Пол уже смирился с тем, что остальные будут иметь перевес голосов в вопросе о будущих концертных турне? Он безропотно принял тот факт, что Сан-Франциско является концом пути? Или он лишь хочет, чтобы эта плёнка напоминала ему конкретно об этом турне? Или хочет проиграть её своей подруге Джейн Эшер, как только они встретятся после разлуки в его новом лондонском дому в Сент-Джон’с-Вуде? Когда мы прибыли в Кэндлстик-парк, мы услышали, как местное радио Кей-Уай-Эй передаёт детали нашего перемещения по воздуху. Неудивительно, что там ожидали нашего прибытия большое собрание фанатов!

Когда мы достигли парка, идея с автобусом привела к неожиданным последствиям. Мы ехали через обширную и всё ещё пустынную автомобильную стоянку к определённому въезду, не привлекая никакого внимания небольших групп болтающих между собой фанатов, которые едва удостоили нас взглядом. К несчастью, человека, который должен был отпереть нам входные ворота, нигде не было видно. Постепенно небольшие скопления девушек окружили наш автобус, пока мы ждали с работающим двигателем. В крнце концов, кто-то заметил битла: “Это Пол! Это Пол!” У нас было два варианта: оставаться на месте и позволить в мгновение ока вырасти толпе или уехать и покружить по парку. Впоследствии Бесс Коулмэн сказала мне, что она и несколько других журналистов в автобусе по-настоящему испугались, что растущая толпа фанатов перевернёт автобус. Айра быстро принял решение: “Мы не можем здесь оставаться. Если эти дети начнут забираться на автобус, кто-нибудь пострадает”. Когда мы отъезжали, несколько фанатов забрались в свои старые автомобили с откидным верхом, а остальные следовали за нашим автобусом пешком, пока мы долго кружили по парку, лавируя между преследующими нас машинами и избегая группки возбуждённых фанатов на ногах. Никто не контролировал этот всё более растущий поток человеческого и транспортного траффика, и нашему шофёру пришлось несколько раз резко затормозить, чтобы предотвратить столкновение. Наконец мы заметили неистово махавшего нам человека у ворот, через которые мы должны были въехать в Парк, и опасная нервирующая гонка настоящих-а-не-игрушечных автомобилей подошла к концу. Этот случай остался в памяти Пола и вдохновил его на сумасшедшую гонку между автобусом и машиной в ‘Волшебном таинственном путешествии’, которое мы сняли в следующем году на аэродроме Вест-Маллинга в Кенте.

В восемь часов, когда на Кэндлстик-парк довольно неожиданно спустилась ночь, началось выступление ‘Битлз’. Хотя я не питал особых иллюзий относительно своих шансов сделать блестящую запись концерта, одно обстоятельство было в мою пользу – большое расстояние между сценой и трибунами в этом месте. Благодаря этому – думая я – я, возможно, смогу записать звучание со сцены без слишком большого просачивания непрекращающихся воплей и визгов фанатов со стороны трибун. Помог также тот факт, что это было выступление на открытом воздухе. В закрытом помещении было бы невозможно записать звучание музыки, не подхватив большого шума толпы. Когда последние исполнители разогрева сошли со сцены, я вышел на поле перед ребятами. Когда Джон, Пол, Джордж и Ринго бежали по траве, с трибун поднялся одобрительный рёв, а когда они наспех настраивали на сцене инструменты, каждый аккорд, который они брали, вызывал ещё больший рёв. Один американский ди-джей из нашей путешествующей компании, которому я не дал записать более ранний концерт турне, увидел, что я держу свой микрофон высоко в воздухе, и повторил мне мои собственные слова предупреждения: “По распоряжению Брайана Эпстайна не должно быть никаких записей выступлений. Пожалуйста, выключите”. Приложив палец к своим губам, я показал ему замолчать, так как не хотел посторонних голосов на своей ‘официальной’ записи концерта. На сцене один из ребят прокричал “Привет”, чтобы проверить свой микрофон, и в следующий момент группа энергично взялась за песню ‘Музыка рок-н-ролла’ Чака Берри.

Для того, чтобы переплюнуть идею Пола сделать сувенирную запись этого концерта, Джон взял с собой на сцену камеру и щёлкал ей напропалую лица остальной троицы между песнями. Также он сделал несколько снимков самого себя, держа камеру на вытянутой руке. В какой-то момент Пол упомянул холодный ветер, дующий в парке, заметив, что он “немного прохладный”. Не считая нескольких ремарок, добавленных просто потому, что это был конец турне, на протяжении большей части битлы представляли свои песни точно так же, как они делали это на протяжении последних трёх лет. Я сравнивал записи их первых американских концертов в Вашингтоне и Нью-Йорке с той, что я сделал в Сан-Франциско, и зачарованно заметил, что ребята использовали почти идентичные слова, обращаясь к публике между песнями. Пока эти репризы работают, зачем их менять? В те дни в портативных кассетных магнитофонах использовалась стандартная плёнка, которая была продолжительностью в 60 минут, по 30 на каждую сторону. Первая сторона моей плёнки закончилась вскоре после того, как Пол начал петь ‘Длинная высокая Салли’, последний номер программы. Интересно, что в этот вечер он чуть не забыл золотое правило никогда не говорить “Доброй ночи” публике, потому что, если бы все поняли, что это конец выступления, они бы оставили свои места и ринулись блокировать путь нашего бегства! Пол оборвал сам себя, сказав “До…” и кинулся исполнять песню. Как обычно, ‘Длинная высокая Салли’ являлась знаком нашей компании, включая прессу, прокладывать себе путь назад к ожидающему автобусу, чтобы мы смогли тронуться в тот момент, когда четверо обливающихся потом ребят заберутся внутрь и присоединятся к нам – как всегда, под аккомпанемент бурных аплодисментов всех нас! Не считая абсурда на стоянке перед концертом, это был самый обычный вечер, хотя одна местная газета и описала его, как ‘СУМАСШЕДШИЙ ДОМ НА БЕЙСБОЛЬНОМ СТАДИОНЕ’.

Когда мы оказались на борту нашего чартерного самолёта для последнего перелёта в этом турне – вдоль калифорнийского берега из Сан-Франциско назад в Лос-Анжелес – в соседнее кресло рядом со мной опустился Джордж и сказал: “Ну, вот и всё. Я больше не битл”. Он не имел в виду, что уходит из группы, а лишь то, что он и остальные трое могут отмахнуться от всех трудностей битломании и сконцентрироваться на серьёзном создании музыки в студиях звукозаписи. Джордж признался мне, что последней каплей стали угрозы американских религиозных фанатиков убить Джона. Когда я спросил его, что он на самом деле думает о церемониальных кострах, уничтожавших битловские альбомы в библейском поясе, он ухмыльнулся и сказал: “Ну, им приходилось покупать эти альбомы, чтобы они могли их сжечь!”

Джон крикнул мне через проход: “Где Эппи? Он там был сегодня?” Я сказал, что не видел Брайана на выступлении и не думаю, что он в Сан-Франциско, но что он, несомненно, снова присоединится к нам в Лос-Анжелесе. Правда была в том, что чемодан Эпстайна, содержавший в себе солидный запас наличных, – около 20 тысяч долларов, как мне сказали – кипу очень личных документов, включая контракты на концерты ‘Битлз’, а также бутылку незаконно приобретённого барбитурата ‘Секонал’ был украден у него, пока он уходил на обед в отель ‘Беверли хиллз’. С помощью своего нью-йоркского друга и делового партнёра Нэта Вайсса, у которого тот же парень в то же самое время тоже что-то украл, Эпстайн предпринимал последние отчаянные попытки выследить своё имущество, прежде чем мы покинем Америку. Он сообщил мне по секрету, что среди пропавших вещей было несколько весьма щепетильных личных документов, и больше всего он боялся, что их мог украсть потенциальный шантажист или что они могли быть ему переданы. Эпстайн сказал мне: “Если ты вдруг обнаружишь, что пресса что-то пронюхала, то ради Бога, сообщи мне сразу же и никому не говори ни слова”. В конечном счёте, эти двое и в самом деле получили требования шантажиста с угрозой, что запрещённое владение наркотиками Брайана станет известно властям, прессе или и тем и другим. Боязнь скандала гораздо больше заботила Эпстайна, чем потеря наличных, потому что часть грязи, выкопанной из этих документов, могла повредить имиджу ‘Битлз’. Эпстайн всегда скрывал свои ошибки и проступки, потому что он считал, что если он вызовет о себе дурную славу, то часть её прольётся и на его подопечных. Через какое-то время вор, бывший возлюбленный Брайана, был арестован, и чемодан Брайана вернулся к нему в Лондон. Бутылка ‘Секонала’ был пуста.

В аэропорту Сан-Франциско, когда наш самолёт приготовился взлететь, над верхушкой моего сиденья возникла голова Пола, сидевшего за мной: “У тебя есть что-нибудь на плёнке?” Я передал ему кассетный магнитофон: “У меня всё, вот только плёнка закончилась посреди ‘Длинной высокой Салли’”. Он спросил, оставлял ли я магнитофон работать между номерами, чтобы записать все объявления и импровизированные ремарки ребят. Пол был явно вне себя от радости, что у него есть такой уникальный сувенир того, что окажется историческим вечером – прощальное выступление на сцене великолепной четвёрки. В Лондоне я сделал единственную копию для своей личной коллекции и хранил эту концертную кассету под замком, а ключ в ящике моего стола в офисе, а оригинал передал Полу. Спустя годы моя запись из Кэндлстик-парка появилась на публике в виде пиратского альбома. Если вы слышали пиратскую версию этого последнего концерта, которая заканчивается во время ‘Длинной высокой Салли’, то она происходит или из экземпляра Пола или моего, но мы так никогда и не узнали, кто этот музыкальный вор!

Те из нас, кто путешествовал с битлами, помнят мировое турне 1966 года в основном из-за шокирующих событий в Токио и Маниле вкупе с шумом после ‘более популярны, чем Иисус’. Эти жуткие эпизоды оставили в тени все остальные события, но в течение пары часов после смущающей пресс-конференции Джона в чикагском отеле ‘Астор Тауэрс’ группа успела отпрыгать на сцене в режиме ‘шоу-должно-продолжаться’ в ‘Международном амфитеатре’ в Чикаго первое из двух знаменито успешных выступлений. Целиком положительная реакция публики приободрила ребят, которые боялись, что сильно возмутившее многих высказывание Джона могло изменить отношение к группе американских битловских людей, не только религиозных групп библейского пояса. Ребят, одетых в новые замечательные костюмы тёмно-зелёного цвета и светло-серые рубашки – которые дебютировали в Токио – приветствовали громогласные крики и вопли чикагских фанатов. Во время раннего выступления кто-то случайно отключил штепсельную вилку усилителя Джорджа, поэтому он стоял, бренча на бесшумной гитаре. Пока дорожные менеджеры пытались отследить неполадку, Джон в своих оранжевых ‘бабушкиных’ очках станцевал экспромтом, шаркая ботинками под импровизированный аккомпанемент Ринго на ударных. Джон увидел связь между этим отключением вилки и эпизодом ‘более популярны, чем Иисус’, настаивая, что никто из сценических рабочих не мог сделать это случайно. Мы пытались убедить его в обратном, но, очевидно, что это кошмар продолжал жить в его голове, что бы мы там ни говорили. Группа продолжила следовать своей новой моде 1966 года в отношении более яркой сценической одежды, одевшись на своих следующих выступлениях в Детройте в свои недавно представленные светло-серые в тонкую розовую полоску костюмы. Отважные фанаты из Детройта сразу после второго концерта поняли, что мы поедем оттуда в Кливленд по дороге. Наш автобус сопровождали автомобили с открытым верхом и оставались с нами долгое время во время этой четырёхчасовой поездки поздно ночью.

Одно из самых безумных выступлений прошло на ‘Муниципальном стадионе’ в Кливленде, где толпа вышла из-под контроля, прорвалась через полутораметровую защитную ограду и захватила поле во время песни ‘Путешественница-однодневка’. Безнадёжно превзойдённая числом и ошеломлённая местная полиция просто-напросто сдалась и стояла в сторонке, в то время как орды фанатов захватили сцену и травяную зону ‘безопасности’ вокруг неё. Ребята ринулись в свою временную гримёрную – фургон-автоприцеп, стоявший позади сцены – и концерт был остановлен на 30 минут, пока подкрепления местных охранников и полиции восстанавливали порядок. В конце этого выступления дорожному менеджеру Мэлу Эвансу пришлось останавливать фанатов, желавших украсть инструменты ребят со сцены в качестве сувениров. Проливной дождь в Цинциннати 20 августа привёл к отмене выступления на стадионе ‘Кросли Филд’, – это случилось в первый и единственный раз за годы гастролей ‘Битлз’. Решение отложить выступление ребят было принято, когда Мэла, подключавшего вилку к мокрому усилителю, отбросило на метр в сторону. Нам сообщили, что прикосновение к любому промокшему под дождём сценическому электрооборудованию может стать смертельным, поэтому у Эпстайна не было другого выбора, кроме как отозвать концерт. Обязательство группы перед фанатами из Цинциннати было выполнено с помощью спешно спланированного нового выступления в обеденное время следующего дня. К тому моменту место выступления оказалось достаточно высохшим, чтобы электрическое оборудование было относительно безопасным.

Одним заметным нововведением, которое я представил во время этого турне, была отдельная ‘младшая’ пресс-конференция в моём номере на 28-м этаже в отеле ‘Уорвик’ в Нью-Йорке 22 августа, накануне нашего концерта на стадионе ‘Шей’. У меня было две причины: это уменьшало количество непрофессионалов и победителей юношеских соревнований на основной пресс-конференции и в то же самое время фанаты могли увидеть в этом дополнительном событии славный жест доброй воли со стороны Джона, Пола, Джорджа и Ринго. Не был допущен никто старше 18 лет, и вместо этого битлам задавали вопросы 150 подростков, включая слушателей радио У-Эм-Си-Эй и членов местного фан-клуба ‘Битлз’. Мне бы хотелось сказать, что у этих подростков возникали более интеллигентные вопросы, чем у взрослых, но это не так. Большинство юных девушек прощупывало Пола относительно его длительных и широко освещаемых отношений с английской актрисой Джейн Эшер. Одну интересовали волосы Джона:

Вопрос: Джон, когда ты последний раз ходил в парикмахерскую?

Ответ: Я не был у настоящего парикмахера несколько лет. Когда мы в пути, то мои волосы часто стрижёт Джордж, а когда я дома, это делает Син.

В Сиэттле журналисты спрашивали Пола о слухе, что он вот-вот женится. По городу прошла молва, что туда должна прилететь Джейн, чтобы присоединиться к Полу. Говорили, что уже заказан свадебный пирог, а в одном местном отеле забронирован номер для новобрачных. Один репортёр сказал: “Господин Маккартни, Вы не могли бы подтвердить или опровергнуть слухи, что Вы планируете этим вечером жениться здесь на Джейн Эшер”. Сначала подыгрывая, Пол широко ухмыльнулся и сказал: “Ага, это произойдёт сегодня вечером!” Затем более серьёзно добавил: “Нет, насколько мне известно, она не прилетает сегодня вечером. Я действительно надеюсь, что это неправда. Сегодня вечером я отправляюсь в Лос-Анжелес, поэтому если Джейн прилетит сюда, то я её даже не увижу и оставлю её жениться в одиночку!”

В относительно серьёзном настроении в одном глубоком интервью с живущей в Нью-Йорке английской журналисткой Бесс Коулмэн – которая делала отчёты о турне для американского журнала ‘Жизнь подростков’ и ряда радиостанций – Пол рассказывал о том, как битлы изменились за два года со времени их первого визита в США. К Бесс, которая работала в лондонском пресс-офисе ‘ЭМИ рекордз’ во время старта ‘Битлз’ в 1962 году, а позже сопровождала группу в концертном турне 1964 года по США в качестве помощника пресс-атташе, относились как к старому другу. Пол напомнил ей, что битлы перешли в своим ранним профессиональным выступлениям почти непосредственно из школ: “В 1964 году в моральном плане мы были по-прежнему юными и были неспособны справиться с тем, что являлись битлами. Мы все были только что из Ливерпуля, и нам казалось, мы постоянно должны доказывать, что мы настолько же хороши, как и кто угодно другой. Люди смеялись и глумились над нами, потому что у нас были длинные волосы, и как только у нас появлялась возможность уколоть в ответ, мы так и делали. Сейчас мы понимаем, что это было глупо”. Согласно Полу, хотя вопросы на пресс-конференциях оставались банальными и бессодержательными, средний уровень интервью один-на-один во время гастрольных лет постепенно рос: “В 1964 году нам задавали так много идиотских вопросов, что мы просто давали идиотские ответы. Теперь же люди осознают, что мы не просто идиотское сборище лохматых людей. Они задают нам серьёзные вопросы о нашей музыке и наших взглядах на другие темы. Сейчас мы чувствуем, что нас приняли, как довольно интеллигентных человеческих существ. Это главное изменение произошло потому, что все мы повзрослели. Теперь мы понимаем, что не являемся величайшим событием в истории. Мы были такими новичками в этом бизнесе в 1964 году, что когда люди продолжали говорить нам это, мы им поверили”.

В следующей части интервью Пола с Бесс Коулмэн давала понять, чего следует ждать. Пол говорил: “Теперь мы приутихли и знаем, что мы точно такие необычные человеческие существа, как и все остальные. И мы хотим, чтобы нас принимали именно такими”. Это был первый раз, когда Пол озвучил свою ‘я всего лишь обычное человеческое существо’ позицию, которая станет краеугольным камнем созданной им самим рекламной стратегии годы спустя. Я слышал, как он произносил похожие фразы в нескольких других интервью во время того турне. На протяжении многих лет с тех пор Пол хотел, чтобы все считали, что он совсем не отличается от остальных из нас, что он каждый день ведёт обычную, простую жизнь, которая похожа на скромную. Тогда, в 1966 году, он сеял семена своего личного имиджа, который станет преданно развивать более 40 последующих лет. Искренность этой позиции часто подвергалась сомнению журналистами и обозревателями. Думаю, его вторая женитьба – на этот раз на вздорной основательнице фонда против минных полей и бывшей модели Хизер Миллз – помогла Полу произвести переоценку своего взгляда и должным образом оценить славные жизненные удобства, которые доступны суперзвезде-миллионеру. Думаю, что в душе он всегда был материальным парнем, и я уверен, что Хизер просто помогла ему примириться с этим.

Когда Пол говорил ‘Жизни подростков’ о более высоком стандарте вопросов средств массовой информации, с которыми битлы сталкивались в американском турне 1966 года, он имел в виду личные интервью, которые он и остальные давали избранным журналистам, – тем, что входили в нашу путешествующую свиту. Они начали касаться вопросов большой политики, таких, как война и мир, и получать в качестве ответов решительную реакцию битлов, особенно Джона и Джорджа. В ситуациях с пресс-конференциями я не видел таких возросших стандартов. Перед предпоследним концертом турне на стадионе ‘Доджер’ в Лос-Анжелесе битлы дали свою самую последнюю пресс-конференцию, в качестве гастролирующего ансамбля в обширном помещении на первом этаже ‘Кэпитол Тауэр’. Это был внушительный главный офис их американской звукозаписывающей компании, располагавшийся в Голливуде и сделанный так, чтобы выглядеть, словно высокая стопка пластинок. Это 23-х минутное событие, которое посетили около 250 человек, включая известных международных журналистов, являлось также последней конференцией ‘Битлз’, которую организовал и представил я. Её кульминацией стало вручение президентом компании Аланом Ливингстоном ребятам награды за рекордные первичные продажи ‘Револьвера’. Свыше одного миллиона экземпляров ушло с прилавков магазинов пластинок США за первые две недели посоле выпуска ‘Револьвера’, и он оставался на вершине американского списка популярности альбомов ‘Биллбоарда’ на протяжении шести недель.

По сравнению с подобными конференциями предыдущих лет, в этой почти целиком отсутствовал фирменный знак битлов – саркастические замечания и скороспелые короткие остроты. На этот раз они были несерьёзны, но без веселья, хотя некоторые сверх меры восторженные участники толпы аплодировали и смеялись настолько искренне, что эта пресс-конференция звучала больше похоже на оживлённое водевильное шоу-варьете в полном разгаре, чем на бессмысленную перебранку, которой она оказалась. Лишь Маккартни прилагал значительные усилия, давая не просто односложные ответы. В других отношениях ответы битлов на вопросы конференции продемонстрировали отсутствие уважения к людям из престижных средств массовой информации, которым они адресовались, – небрежное равнодушие, которое почти граничило с презрением. В их оправдание я должен признать, что в этом чрезвычайно насыщенном событиями и опасном турне битлы морально и физически опустошены, но я был удивлён и разочарован, увидев, что они настолько явно оставили свой обычный профессионализм во время этой последней пресс-конференции.

Пару-тройку раз, когда ребята продемонстрировали короткие проблески своего таланта к спонтанной комедии, они вызвали бурные аплодисменты от поддерживающей их толпы, которая, очевидно, надеялась на лучшее.

Вопрос: Одна недавняя статья в журнале ‘Тайм’ резко осудила поп-музыку и сослалась на ‘Путешественницу-однодневку’, как на песню о проститутке, а на ‘Норвежский лес’, как на песню о лесбиянке. Каким было ваше намерение, когда вы сочиняли их?

Ответ: Мы просто пытались сочинить песни о проститутках и лесбиянках.

Вопрос: Что стало вдохновением для ‘Элинор Ригби’?

Ответ: Два гомика.

Не было сказано почти ничего нового. Не стало замечательным открытием узнать, что любимые современными американские группы Джона и Пола включают в себя ‘Бич бойз’, ‘Бёрдз’, ‘Ловин’ спунфул’, ‘Мирэклс’ и ‘Мамы и папы’. Также я не был удивлён, когда вновь возникла тема ‘Иисус’.

Вопрос: Джон, Вы не проясните и не повторите нам ответ, который Вы дали в Чикаго?

Ответ: Я не смогу повторить его, потому что я не знаю, что я сказал.

Кинорежиссёр Дик Лестер, должно быть, чувствовал, что Джон его подвёл, не воспользовавшись этой золотой возможностью прорекламировать своё грядущее появление в антивоенном фильме ‘Как я выиграл войну’. Один репортёр дал Джону превосходную отправную точку, чтобы поговорить о своём дебюте в качестве настоящего актёра экрана и о послании фильма, когда спросил, как битл решился принять участие в постановке Лестера. Джон не воспользовался этим шансом, ответив одной тусклой фразой: “Он попросил меня, а я просто согласился”. Джон должен был лететь через неделю в Германию, чтобы начать сниматься в своей причудливой роли рядового Грипвида на одной танковой базе НАТО в Берген-Хоне возле Ганновера.

Джон также упустил идеальную возможность отрекламировать свою книгу ‘В своём собственном правеписании’:

Вопрос: Джон, в каком состоянии Вы сочиняли свою ‘В своём собственном правописании’? Эти нелепые, странные слова - как Вы их связали в целое?

Ответ: Я не знаю.

Эта конференция в ‘Кэпитол’ показала, что между 1965 и 1966 годами битлы большей частью потеряли желание упорно работать на угоду толпы средств массовой информации. Они явно дали понять, что больше совершенно не чувствуют себя великолепной четвёркой. Они были слишком усталыми, подавленными и сытыми по горло, чтобы бороться со своей апатией. С учётом многочисленных угроз убийства менее, чем за два месяца до этого в Токио, нападений и издевательств нанятых головорезов президентского дворца в Маниле и преследования самым настоящим страхом, что клановцы могут убить Джона в Мемфисе – я полагаю, было неудивительно, что битлам не хватало их обычных живости и блеска во время последнего в этом турне общения с прессой. Возможно, в таких условиях требование прекращения этой рискованной работы – гастролей по миру – являлось естественной реакцией. Конечно, выступление на публике потеряло свою привлекательность, потому что битлы знали, что их не будет слышно за постоянным криком фанатов. Неверные ноты были неслышны. Фальшивые вокалы не замечались. Джон говорил мне: “Мы могли бы точно так же прислать картонные фигуры великолепной четвёрки и плёнку с заранее записанным говном. Фанаты всё равно пришли бы”.

На предпоследнем концерте турне на стадионе ‘Доджер’ в Лос-Анжелесе 28 августа 45 тысяч фанатов, в сущности, вышли из-под контроля из-за плохо сконструированных ограждений от толпы и не отвечающей требованиям полиции. Полагаю, что в этой поздней фазе турне фанатская система сообщения уже сообщила все детали выступления ребят, дав всем заранее предупредительный сигнал о песнях, которые заканчивали программу. Ещё до того, как ребята начали ‘Длинную высокую Салли’ Литтла Ричарда, сотни фанатов заполонили поле и окружили наш автомобиль, предназначенный для бегства. К тому моменту, когда битлы покинули сцену, и мы были готовы рвануть, ещё многие сотни – если не тысячи – расположились на нашем пути. Наш водитель заорал: “Держитесь крепко, народ!” Затем он рывком включил заднюю передачу, и мы ускорились с головокружительной скоростью по полю задом. Охваченные паникой фанаты бросились врассыпную с нашего пути. Я был поражён, что мы никого не сбили. Этот трюк не смог расчистить нам путь для побега, и водитель сдался. На высокой скорости он направился к скамейке запасных на дальнем краю поля, а мы поспешно понеслись тайно, вне поля зрения шумных орд фанатов. На протяжении двух часов мы были заключены в командной раздевалке ради нашей собственной безопасности, пока не появилось подкрепление полицейских, чтобы начать удалять истерично буйную толпу. Машина для бегства была серьёзно повреждена и выведена из строя. Две девушки сбежали даже с ключом зажигания, в качестве сувенира! Вся четвёрка ребят была на грани отчаяния, и мы начали обсудили возможность, что наша компания может остаться спрятанной на стадионе на ночь. Последовавшую вслед за этим тишину нарушил Ринго, тоненьким голоском сказавший: “Пожалуйста, можно мне сейчас пойти домой к моей мамочке, пожалуйста, можно?” Были предприняты две неудачные попытки вытащить нас, используя в качестве приманки лимузины, и третья попытка также провалилась. Мы были помещены в машину скорой помощи, которая умудрилась прорваться через груду сломанной ограды, после чего она больше не смогла ездить. В конце концов, дополнительные отряды полиции из департамента шерифа вывели нас под эскортом в безопасность бронированного автомобиля. Тихо про себя мы повторяли искреннюю мольбу Ринго. Мы хотим сейчас попасть домой. Можно, пожалуйста?

В первой неделе сентября, когда Джон уехал работать над своим сольным кинопроектом, остальные трое взяли небольшую передышку. Джордж увёз Патти в Индию, где он брал уроки игры на ситаре у своего идола Рави Шанкара в Бомбее. Ринго и Морин отправились в Испанию. Не считая выходных в Париже, Пол провёл значительную часть сентября, заселяясь в свой новый дом на Кавендиш-авеню в Сент-Джон’c-Вуде. Примерно в это время я внезапно стал принимать тревожное количество телефонных звонков из новостных отделов с Флит-стрит, вопрошавших о местоположении Пола и состоянии его здоровья. Некоторые репортёры вуалировали свои вопросы: “Вы говорили сегодня с Полом? Как он поживает? С ним всё в порядке?” Другие были более прямолинейными: “Мы слышали, молва гласит, что Пол мёртв. Вы можете подтвердить или опровергнуть это?” Для меня не было необычным иметь дело с фиктивными отчётами, что один из битлов серьёзно болен, сильно пострадал в дорожном происшествии или даже погиб какой-нибудь ужасной смертью. По меньшей мере, один такой приходил в мой офис каждую неделю. Иногда источником слуха являлась какая-нибудь изобретательная фанатка, страстно желающая узнать, где сегодня находится её любимый битл, и уверенная, что отделы новостей с Флит-стрит смогут проследить его для неё. Я никогда не проверял эти истории с ребятами, потому что, если быть откровенным, у них – и у меня – были дела поважнее. Внезапный поток звонков о Поле – дюжина или около того за один единственный день – обеспокоил меня. Я подумал, что на всякий случай мне лучше позвонить Полу в Сент-Джон’с-Вуд. Он только что дал мне свой новый номер в доме на Кавендиш-авеню, и он был у меня под рукой. Я не уверен, кто поднял его трубку – этот голос я не узнал – вероятно, кто-то, кто там работал. Но, насколько я знал, это мог быть доктор или медик. Как часто бывает, я боялся худшего. Затем на линии появился Пол, в полном здравии, и я почувствовал себя очень глупо. Я оборвал себя на мысли сказать нечто вроде: “О, так, значит, ты жив!” Вместо этого, я на протяжении добрых десяти минут мямлил о чём-то и ни о чём, просто бормоча напропалую в надежде, что я придумаю что-нибудь, о чём можно было бы спросить его, или подходящий способ завершить звонок, не ставя себя в неловкое положение. В итоге, я взял паузу, чтобы набрать дыхания, и возникла тишина. Затем Пол спросил прямо: “Тони, за каким лядом ты мне позвонил?” Я продолжил что-то мямлить и не сказал абсолютно ничего! Я придумал какой-то банальный вопрос и притворился, что его задал репортёр одного подросткового журнала. Казалось, Пол совсем не был убеждён, что это была настоящая причина моего звонка, но я оставил всё, как есть. Я так никогда и не узнал, почему возник этот необычно сильный шквал звонков с Флит-стрит, или почему мёртвым считали Пола, а не кого-то из остальных. Я перезвонил всем и сказал, что я только что сам говорил с Маккой, который был совершенно живым и невредимым. Как и следовало ожидать, никто не удосужился напечатать эту историю из-за её неэффектной концовки.

В паре других случаев Пол попадал в небольшие дорожные аварии, и всякий раз я узнавал о них из газет раньше, чем слышал от него. Три годя спустя, в 1969 году, Пол также оказался субъектом получившего намного большее распространение мифа, что он на протяжении какого-то времени мёртв, и что мы были вынуждены скрывать правду, посылая тщательно обученных двойников всякий раз, когда битлам приходилось появляться на публике. Этот слух ходил по всему миру. Джорджа Мартина спрашивали о подозрительных ‘ключах’, которые он – как его обвиняли – разместил на альбомных обложках. На ‘Сержанте Пеппере’ Пол был снят спиной к камере; на снимке на обложке ‘Волшебного таинственного путешествия’ у него была чёрная гвоздика, тогда как у остальных были красные; и он был босиком на фотографии, снятой для обложки ‘Эбби-роуд’. Слухи происходили из стольких многих различных мест в одно и то же время, что на этот раз газеты всё-таки напечатали эту историю, и на какое-то время Пол присоединился к этой шутке. С невозмутимым лицом и голосом под стать ему, он говорил знакомым, что он является подменой, а совсем не настоящим Маккартни. Когда Питер Блэйк – разработчик обложки альбома ‘Сержант Пеппер’ – навестил Пола дома, тот сказал ему: “Знаете, а ведь я не Пол Маккартни. Вы встречались с Полом, когда Вы работали над ‘Сержантом Пеппером’, и у него не было шрама на губе. Посмотрите, у меня шрам есть”.

‘Ансамбль клуба ‘Одинокие сердца’ сержанта Пеппера’

Сочинение, аранжировка и запись впечатляющего альбома ‘Сержант Пеппер’ заняли сверхактивные умы некоторых битлов почти с момента окончаний гастролей. Джон и Пол признавали, что этот проект является решающим моментом в карьере ансамбля. Они отошли от дороги, чтобы сконцентрироваться на улучшении своих сочинительских способностей и техники звукозаписи, и казалось, что весь мир наблюдал, пытаясь понять, какого ещё рок-н-ролльного чуда они смогут добиться. Для Джона и Пола величайшим вызовом было самоутвердиться друг перед другом. Эра глупых песен о любви давно прошла. Они доказали это изумительно новаторским сочинением сборника ‘Револьвер’. Больше никаких желаний держаться за руки, я люблю тебя и пожалуйста, порадуй меня. Теперь Маккартни и Леннону требовалось доказать, что ‘Револьвер’ не был разовым событием, однодневкой. Они стали повзрослевшими авторами песен, а группа в целом хотела показать соперникам – начиная от ‘Бич бойз’ и заканчивая ‘Роллинг стоунз’ – что они всё ещё выше и лучше всех. С моей точки зрения, ‘Сержант Пеппер’, создававшийся пять месяцев, стал грандиозной демонстрацией потакания музыкальным желаниям. Джордж Мартин признавался мне, что это была самая потакающая вещь, которую когда-либо сделал он с битлами, добавив: “Мы имели возможность сделать такого рода вещи лишь потому, что группа являлась настолько уникально успешной, что никто среди иерархии ЭМИ не осмелился оспорить то, что мы делали”. Было пущено в ход всё, чему Джордж Мартин научил их в отношении оркестровой музыки и студийных устройств звукозаписи с осень 1962 года. Для того, чтобы расширить свои собственные гитары, клавишные и ударные, они нанимали духовые и струнные секции и привлекали новообретённые знания Джорджа Харрисона об индийских инструментах и ритмах. В один вечер, когда я заскочил на Эбби-роуд, два Джорджа инструктировали ансамбль индийских музыкантов, которые сидели посреди студии на большом цветном ковре. Хотя индивидуальные самомнение и самолюбие были очевидны, а внутреннее соперничество внутри четвёрки достигло небывало высокого уровня, весьма изобретательная и чрезвычайно занимательная музыка создавалась с помощью или без расширяющих сознание веществ. Эбби-роуд стала центром активности интенсивного производства с неограниченными временем дневными и ночными сессиями. Когда ‘Сержант Пеппер’ обрёл форму, для меня также стало ясно, что каждый из ребят работал исходя из своих собственных интересов. Их работа становилась скорее всё более и более эгоистичной, чем ориентированной на группу.

Джон, Пол, Джордж и Ринго довели до сознания остальных из нас, чтобы пока альбом не будет закончен, их беспокоили как можно меньше. Мы не должны были приносить им несущественные проблемы и навещать их на Эбби-роуд во время записи, если только дело не касалось самых срочных вопросов. Мне это подходило, потому что мне никогда не нравилось проводить долгие часы в студиях звукозаписи. Если я всё-таки шёл туда, то лишь затем, чтобы получить срочные ответы на что-то важное или – в случае наших различных восходящих звёзд – чтобы продемонстрировать поддержку этим исполнителям. С моей точки зрения, сессии звукозаписи были скучным делом для всех, кто не был прямо вовлечён в создание музыки или обеспечение технических обслуживания. В случае с битлами во время создания ‘Сержанта Пеппера’ я отложил очередные запросы средств массовой информации, чтобы рассмотреть их позже. Но неизбежно пришло время, когда представилась превосходная возможность для передовиц – что-то, над чем я работал какое-то время, включая фото на обложку и доскональную статью для одного из престижных воскресных газетных цветных приложений. В то время Брайана Эпстайна было чрезвычайно сложно поймать на слове, но я поймал его в один из моментов, когда он был с ясной головой, что бывало всё реже и реже. Я спросил его: “Что же делать? Нарушить битловское правило и предложить им это или отложить на потом и, может быть, потерять эту возможность?” Он сказал мне, оставить это ему, и что он найдёт подходящее время передать это предложение ребятам. Должно быть, я напоминал об этом Эпстайну раза три или четыре, но он всякий раз отмахивался от меня с чем-то вроде: “Не торопись с этим, я перезвоню тебе”. Неизбежно, редактор этого журнала поставил передо мной ультиматум: “Это замечательная идея, мы хотим работать с тобой над ней, но дай мне твёрдый ответ – да или нет – к концу недели, или нам придётся забыть всё это дело”. Даже когда битлы были на вершине, я всегда считал, что им нужно определённое количество регулярного высококлассного освещения в нужных публикациях. Я высказал свою позицию Брайану ещё раз. Его ответ удивил меня: “Да пойми же ты, Тони, ради Бога, что я сделал по этому вопросу всё, что смог. Есть много вопросов, по которым битлы больше не взаимодействуют со мной, и это – далеко не один из самых важных примеров. Я дал понять, что хочу, чтобы сначала была улажена эта история с передней обложкой, но они отказались наотрез. Я не могу бесконечно унижаться и умолять”. Когда он говорил, на его глазах были слёзы, и очевидно, ему было мучительно признавать свою неспособность решить этот вопрос с четвёркой ребят и добиться для меня положительного результата.

С помощью этой искренней речи Эпстайн обрисовал в двух словах серьёзное ухудшение его отношений с Джоном, Полом, Джорджем и Ринго. Одно время не было ни унижений, ни мольбы, а также не было и речи о том, чтобы Немператор унижался перед своими ребятами или своим пресс-атташе. ‘Эппи’ твёрдо просил своих ребят сделать что-то, и они подчинялись – возможно, ругаясь и ворча – но они делали то, что от них требовали. До того момента я винил Эпстайна за то, что он не занимался более эффективно и срочно вопросом о воскресном приложении. Теперь же, внезапно, я понял его истинное положение и осознал степень потери его власти. Теперь он больше не контролировал ребят, – ситуация, от которой, должно быть, у Эпстайна бегали по спине мурашки.

На протяжении последнего месяца 1966 года битлы были настолько сильно увлечены своей работой над ‘Сержантом Пеппером’, что они едва обратили внимание на всё более частое отсутствие Брайана Эпстайна в его офисах Мэйфэйре. Они были вовлечены в 12-часовые сессии звукозаписи с четырёх часов дня до четырёх утра следующего дня. Все ребята отпустили усы, которые у Джорджа сопровождались свирепой на вид бородкой в стиле капитана Бёрдсая. Джордж Мартин закрыл глаза на употребление тяжёлых наркотиков, которые стали фирменным знаком новой серии сессий на Эбби-роуд. Он был рад – как он говорил мне – позволять им обкуриваться хоть до безумия, если они считают, что это добавляет дополнительное измерение той изумительной музыке, которую они создавали. Уносясь своими мыслями в воображаемый мир мандариновых деревьев, мармеладных небес и аптечных пирогов, ребята убедили себя, что галлюциногенные вещества улучшают и ускоряют их творческий мыслительный процесс. Друзья, которые присоединялись к ним в их вызванном химией раю, активно поддерживали ребятам в этом мнении, в то время как другие из нас наблюдали и – как Джордж Мартин – молчаливо оправдывали их за недостаточностью улик. Нам никогда не узнать, до какой степени наркотики помогали битлам в создании ‘Сержанта Пеппера’ или они действовали просто как усилители уверенности в себе.

К этому времени у Брайана Эпстайна появились свои собственные – совершенно другие – причины для обращения к коктейлям из алкоголя вкупе с запрещёнными химикатами. Немператор погружался в депрессию, и он стал прибегать к чрезмерным дозам крепкой выпивки и злоупотреблению наркотиками, чтобы умиротворить своё встревоженное состояние. Его сильно расстроило недавнее бунтарское поведение ребят по отношению к нему, и он всё больше и больше беспокоился, что у него возникнут с ними затруднения, когда подойдёт время для продления их контракта на менеджмент в 1967 году. Самым сильным ударом из всех для него стал их отказ даже обсуждать их будущие концерты. Трое из четверых говорили ему прямо: “Мы не отправимся снова в путь, Брайан, заруби себе это на носу”. А четвёртый же – Пол – просто пожал плечами и вышел прочь. Даже тогда Эпстайн отказался соглашаться на какие-либо официальные заявления, что они больше не будут гастролировать. Не считая их выступления на крыше, которое они дали в свои последние совместные дни для документального фильма ‘Пусть будет так’, последним появлением ‘Битлз’ на сцене в Британии стала 15-минутная программа в ‘Ежегодном концерте победителей опроса ‘Нового музыкального экспресса’’ в ‘Эмпайр Пул’ на ‘Уэмбли’ в воскресенье, 1 мая 1966 года. В ноябре того года Эпстайн был вынужден опровергнуть одну газетную статью, утверждавшую, что битлы обсуждают с влиятельным и по общему мнению безжалостным американским дельцом Алленом Клейном об управлении их делами в будущем. При закрытых дверях Эпстайн молился, чтобы они не искали в другом месте управления своей карьерой, которого они больше не получали от него.

Несмотря на свои неудачи в попытках продолжать дневные деловые встречи, Эпстайн продолжал демонстрировать свой вкус к ночным приёмам звёздных встреч в своём доме на Чэпел-стрит, а одна вечеринка – которую он устроил для своей четвёрки – была провозглашена известными гостями одним из лучших предновогодних приёмов года. Новогодний вечер Эпстайна оказался менее доброжелательным событием. Когда он повёл Джорджа, Патти и их близкого приятеля, гитариста ‘Крим’ Эрика Клэптона, в известный ночной клуб ‘У Аннабель’ в Беркли-сквер в Мэйфэйре, его компанию отказались впустить, потому что на Джордже не было галстука, и он отказался надеть тот, что ему предложило руководство клуба. Они все ушли, чтобы пообедать в несомненно низкопробном ресторане ‘Лайонс-Корнер-Хаус’, и встретили новый год в нём. В последние месяцы его жизни нам было очень трудно общаться с Брайаном Эпстайном и в часы работы и вне её. Его преданные секретарши, помощники и домашняя прислуга приносили всевозможные извинения от его имени, но мы знали, что они защищают начальника, на которого больше нельзя полагаться. Он демонстрировал все признаки безумия. Он эмигрировал на планету ‘Эпстайн’ – странное и поразительное имение где-то на дальнем краю вселенной или за ней – где все обязанности исчезли из виду, где не было ничего реального, где не о чем было волноваться, а время развлечений длилось 24 часа в сутки, 7 дней в неделю.

Пол и Джон решили, что их альбом 1967 года должен стать концептуальной работой с некоего рода последовательной темой, которая свяжет все песни. У них была смутная идея о том, чтобы вернуться к истокам, сочинив набор песен об их собственном прошлом, первых шагах ‘Битлз’ и самых часто посещаемых местах их родного города. И Леннон и Маккартни начали и сочинили пару песен о местах Ливерпуля. Идеей Пола о ностальгической песне о родном городе стала оживлённая, солнечная ‘Пенни-лэйн’; а у Джона была более мрачная, таинственная и гипнотическая ‘Земляничные поля навсегда’ – обе основывались на районах Ливерпуля, которые они знали и любили в детстве. Пол и остальные очень хорошо знали Пенни-лэйн; она была в их ушах и глазах – в названиях остановок, указывавшихся на табличках ливерпульских автобусов. Будучи юношами, Пол и остальные наслаждались, неловко обнимаясь и целуясь со своими юными хихикавшими подружками на круговой транспортной развязке, где – если им везло – парни могли получить немного рыбы, картошки и поиграть пальчиком с пирожком, завершая свидание летним вечером. Последний раз, когда я был там, это укрытие и примыкавший к нему туалетный блок были заменены рестораном, хотя каркас первоначальных зданий и сохранился. Во времена детства Джон часто использовал лесистые угодья сиротского приюта ‘Земляничное поле’ (именно так) в качестве естественной игровой приключенческой площадки, идеальной для игр в ковбоев и индейцев или в прятки. Одна часть сада также служила в качестве очень укромного места, когда Джону хотелось побыть одному, чтобы разобраться со своим смятением из-за личных проблем. В музыкальном стиле этой новой песни, написанной пока он снимался в ‘Как я выиграл войну’, Джон видел более коммерческое продолжение песни ‘Завтра никогда не знает’. Он никогда не объяснял мне, почему он добавил множественное число к слову ‘Поле’, хотя он и говорил о растянувшихся садах сиротского приюта, как о ‘полях’.

Все четыре битла были сильно злы, когда у них стащили прямо из-под носа эти первые две альбомные дорожки и выпустили их в виде сингла. Леннон и Маккартни считали их особенно мощными номерами, которые они видели прочными краеугольными камнями их пока-ешё-никак-не-названного альбома. От имени ЭМИ Джорджу Мартину пришлось подталкивать битлов к новому синглу. Он доказывал, что компания звукозаписи уже исключительно расстроена, что к рождеству не был выпущен свежий альбом, и ускорила выпуск сборника ‘Коллекция старых песен ‘Битлз’’, включая ‘Она любит тебя’, ‘Вечер трудного дня’ и ‘Я хочу держать твою руку’. Битлам не понравился выбор времени для выпуска этих старых-но-золотых-песен. Они бы предпочли сперва выпустить ‘Сержанта Пеппер’, чтобы показать свои самые последние вещи, прежде чем вновь оживлять эти ранние дорожки. Мартин и Эастайн объединили усилия, чтобы выжать всё до конца в коммерческом плане из выпуска нового сингла на рынок без дальнейшей задержки. Группа с неохотой согласилась, чтобы ‘Пенни-лэйн’ и ‘Земляничные поля навсегда’ оказались в магазинах по обе стороны от Атлантики ко дню святого Валентина, в феврале 1967 года. Рекламируя этот сингл, я сделал упор на связь с настоящим Ливерпулем, используя карту города в качестве центра внимания в импровизированном произведении искусства с названиями этих песен, указанными в виде настоящих мест. Мы использовали такую же простую, но убедительную работу в британских музыкальных газетах и в международной прессе, включая американский ‘Биллбоард’. Выпустив эти две дорожки, битлы потеряли интерес к ретро-теме родного города и переключились на запасной план, идею Пола – ‘Выступление Билли Ширса’. Она развилась из “простой, заразительной маленькой песенки” (собственное описание Пола) под названием ‘Ансамбль клуба ‘Одинокие сердца’ сержанта Пеппера’ в полноценный альбом, который носил такое же название. На другом конце этого музыкального спектра оказалась тщательно сотканная ‘Один день из жизни’ – выноситель мозга, если таковой существует, настоящая баллада эпического объёма и единственная настоящая совместная работа Леннона и Маккартни в наборе ‘Сержанта Пеппера’. Джон принёс первый куплет ‘Один день из жизни’ на Кавендиш-авеню на одобрение и завершение его Полом. Они расположились вместе в музыкальной комнате Пола и придумали всё остальное, в итоге создав из него полноценный номер в студии звукозаписи. Казалось, что Джон и Пол словно бы кричали: “Посмотрите, что мы можем делать, разве это не потрясающе?” Вся штука заключалась в том, что раз в этом альбоме представлялся ансамбль Билли Ширса, он мог исполнять любой номер в любом стиле и облике. Это не ограничивало Джона и Пола какими-либо рамками и позволяло им включать в альбом любые песни, которые им нравятся. План был именно таким неопределенным – никаких жёстких параметров или ограничений. Конечный результат превосходно совпал по времени с так называемым ‘летом любви’ и являлся необычным в музыкальном плане, прогрессивным в плане стихов и отважно экспериментальным. Стоимость изготовления тщательно разработанной альбомной обложки с её фотомонтажом и вставленным внутрь сувенирным ‘набором’ в 50 раз превышала среднюю стоимость альбома ЭМИ в том году. ‘Сержант Пеппер’ вышел 1 июня, менее чем за три месяца до смерти Брайана Эпстайна. Почти единодушные благоприятные отзывы включали в себя большую похвалу не только битловской музыки, но и высоких стандартов записи Джорджа Мартина.

Две из своих последних вечеринок Брайан Эпстайн устроил в честь ‘Сержанта Пеппера’. Первая прошла в городском доме на Чэпелстрит в пятницу 19 мая, когда мы устроили небольшой группе элитных журналистов и ди-джеев предварительное прослушивание экземпляра альбома в сопровождении типично щедрого меню Эпстайна из прекрасного шампанского и дорогих закусок. Строго с точки зрения рекламы, это было излишним – ‘Сержант Пеппер’ получил бы хорошую прессу и без этой вечеринки. Второе событие, устроенное в воскресенье 28 мая, было таким же щедрым, но намного более частным событием. Оно проходило в Кингсли-хилл в Уорблтоне возле Хитфилда в Сассексе и являлось одновременно вечеринкой в честь новоселья Брайана в его новом удалённом от города доме и празднованием в честь ‘Сержанта Пеппера’. Для гостей незнакомых с этой частью Англии, Эпстайн организовал скопление воздушных шаров, висящих над деревянными воротами и деревьями вдоль узкой дороги на протяжении 1-2 последних километров к его дому. Джон, Джордж и Ринго прибыли со своими пассиями, причём Джон наделал немало шума, приехав в своём новом роллс-ройсе, который был тщательно раскрашен в стиле цыганского табора красочными психоделическими завитками на ярко-жёлтом фоне. Между дорожками ‘Сержанта Пеппера’ гостям часто проигрывали новый сенсационный сингл группы ‘Прокол харум’ ‘Белее бледного’. За четыре дня до этого битлы видели, как эта группа исполняла её вживую в модном лондонском клубе ‘Спикизи’. Я не был в Кингсли-хилл в тот безумный выходной, но Кенни Эверетт, который подобно многим другим остался на ночь, говорил мне впоследствии, что там циркулировали немалые дозы особенно сильнодействующей партии ЛСД, прямо из Калифорнии. Он также затронул в весьма живописных деталях рвоту и кое-что похуже, которые последовали: “Всех рвало и у всех началось недержание мочи, а один известный гость в разгар этой оргии непроизвольно обгадился”. Всё это было веселило и радовало Приятного Кена, ведущего представителя вскоре закрытой пиратской радиостанции ‘Лондон’.

Хотя на этой вечеринке Пол не появился, он был готов публично признать, что он принимал ЛСД четыре раза: сначала в одном интервью журналу ‘Жизнь’, а позднее новостям независимого телевидения Великобритании. Пол защищался просто, но успешно. На предположение репортёра телевизионных новостей, что ему следовало не выносить на публику принятие им наркотиков, Пол сказал: “Газета задала мне вопрос, и мне следовало принять решение – солгать или сказать правду. Я не пытаюсь рассказать всем об этом, но тот человек из газеты это человек из средства массовой информации. Я оставлю это при себе, если он сделает также, если он утаит это. Это его ответственность, а не моя”. Пол отверг мысль, что фанаты могут принимать наркотики просто потому, что так поступает он. Я испытал большое профессиональное уважение к Полу за хладнокровную и вежливую манеру, в которой он справился с этим эпизодом лишь с минимальной помощью от меня. Я не могу удержаться от сравнения её с неумелой попыткой Джона на чикагской пресс-конференции прошлым летом, когда он мучился с инцидентом ‘более популярны, чем Иисус’.

Как превзойти такое повсюду хорошо принятое достижение, как альбом ‘Сержант Пеппер’, который и в наши дни многие по-прежнему считают вершиной карьеры великолепной четвёрки? Ответ нам дало Би-Би-Си, пригласив ребят принять участие в глобальной телевизионной передаче ‘Наш Мир’, который в итоге увидело 400 миллионов зрителей. Вкладом группы в эту историческую программу, сделанным 25 июня ‘вживую’ в студии ‘Эбби-роуд’ перед публикой из приглашённых знаменитых друзей, стало исполнение в вечериночном стиле песни ‘Всё, что тебе нужно, это любовь’ в студии, украшенной воздушными шарами. Мы прозвали эту песню ‘песнью хиппи’, и она оказалась идеальным международным гимном для власти цветов летом 1967 года. Осторожный и мудрый Джордж Мартин предпринял меры предосторожности в виде заранее записанных частей песни, которые можно было пустить в ход, если бы что-то пошло не так с художественной или технической точек зрения с ‘живым’ выступлении в студии.

Тем временем – в отличие от битлов – зависимость Брайана Эпстайна от наркотиков развилась в совершенную зависимость. На той самой неделе его гулянки в Кингсли-хилл в честь ‘Сержанта Пеппера’ битлы тихо и без рекламы зарегистрировали компанию ‘Эппл Мьюзик Лимитид’ – первую из обширной группы компаний ‘Эппл’, запущенных Джоном, Полом, Джорджем и Ринго. Знание этого лишь углубило отчаяние Эпстайна, несмотря на тот факт, что они сделали символический жест, назвав его директором.

Выпивка и наркотики убили Брайана Эпстайна так же несомненно, как если бы он намеренно принял слишком большую дозу в ночь своей смерти в субботу в день августовского банковского праздника. Он надеялся устроить вечеринку в Кингсли-хилл в самую последнюю минуту во время этого праздника, но для того, чтобы собрать имена, котолрые он хотел, он предпринял меры слишком поздно. Неудовлетворённый компанией лишь пары своих близких друзей, которые должны были отдыхать с ним в Суррее, Брайан поехал в Лондон в свой дом на Чэпел-стрит, где он в одиночестве посмотрел субботний вечерний показ ‘Жюри музыкального автомата’. Он небрежно закидывал себе в горло снотворные и другие таблетки поверх своего привычного бокала водки и порций других видов выпивки. Очевидно, он забыл, что уже принял прописанные ему снотворные таблетки, и принял вторую большую дозу. Я не верю, что в тот вечер у него в голове было самоубийство, но всё вместе эта мешанина, которую он проглотил, представляла собой смертельно ядовитый коктейль. Брайана улёгся спать и больше не проснулся. Не сумев разбудить его в воскресенье, его служащий, дворецкий Антонио, в конечном счёте, сломал крепкие дубовые двери в спальню Брайана и обнаружил его мёртвым.

Первый звонок, который я получил по поводу этой трагедии, был из новостной конторы ‘Дэйли экспресс’. В последеющие несколько часов половина прессы мира была введена в курс этой истории, и впервые никакие – ни продвигающие, ни прикрывающие – мои рекламные достоинства не получили ни малейшего применения. Всё, что я мог сделать, это действовать в качестве информационного источника, собрать статистические данные, огласить биографические детали и высказать своё собственное мнение, что Брайан Эпстайн не намеревался покончить собой. Несколько из нас разделили между собой работу обзваниваия всех наших исполнителей, чтобы сообщить эту ужасную новость – это была слишком большая работа для одного человека. Битлов пришлось проинформировать в Бангоре, в Северном Уэльсе, где они были на курсе трансцендентальной медитации Махариши Махеш Йоги. Больше всего был шокирован Джон; я чуть ли не ощущал комок в его горле, когда он говорил с репортёрами. Джерри Марсдену нужно было передать это на его дачу на острове Энглси, а с Силлой Блэк нужно было связаться на её выходных в Португалии. Средства связи были проблематичными, и ней не смогли сообщить в ночной клуб, в которм она и её муж Бобби обедали с Томом Джонсом. Наконец, один официант сообщил ей эту новость, и она была безутешна. Позже она говорила мне: “Я чувствовала себя одинокой и всеми брошенной. Все, кто по настоящему был близок к Брайану, любили его. Он был намного большим для меня, чем просто менеджер, он был моим жругом и советчиком”. Возле своего смертного ложе Брайан оставил написанную от руки, но неподписанную записку своей личной помощнице, Джоанне Ньюфилд, в которой говорилось: “Пожалуйста, пошли соответствующую телеграмму Силле с просьбой позвонить мне, где бы я ни был (Сассекс или сюда) как можно скорее. Скажи, что я пытался связаться с ней, но невозможно. Дело срочное”. Если бы Силла связалась с ним вовремя, его новостью стало бы то, что он обеспечил ей серию телепередач на Би-Би-Си, и что контракт готов для подписи. Силла никогда ранее не теряла никого из настолько близких и не посещала похорон. Ирония судьбы, что она лишь недавно говорила Брайану, что ищет нового менеджера, и он упрашивал её остаться с ним, говоря, что он любит лишь пятерых людей в мире – Джона, Пола, Джорджа, Ринго и Силлу. Установив, что Брайан мёртв, средства массовой информации нуждались в дани уважения от главных звёзд, которых он представлял. Мне пришлось пообщаться по очереди не только с битлами и Силлой Блэк, но и с Джерри Марсденом, Билли Джей Крамером и другими ключевыми именами из перечня НЕМС, чтобы процитировать их личные мнения. Все исполнители были ошарашены и опечалены этой новостью и дали красивые комментарии, которые я передал на Флит-стрит.

Вынужден сказать, что я был настолько исключительно занят этой работой, что мои собственные переживания по поводу бессмысленной и чудовищно преждевременной кончины Эпстайна приняли форму замедленной реакции. Лишь после того, как пресса запустила первую волну новостых историй, а мы вернулись в офисы НЕМС после банковских праздничных выходных, на меня нахлынуло настоящее потрясение от смерти Брайана. Но не будь первичного знакомства с Брайаном в ‘Декке рекордз’ в декабре 1961 года с последующей первой встречей с Джоном, Полом, Джорджем и Ринго в ‘Девоншир армс’ спустя одиннадцать месяцев, я бы не испытал по-настоящему изумительный опыт работы на протяжении последних пяти лет с лучшим в мире ансамблем. Я бы не пережил возбуждение и потрясение приключений, которые случаются лишь раз в жизни, за этот короткий, но памятный период. Многочисленные личные и профессиональные промашки, ошибки и слабости Эпстайна бледнели в своей незначительности, когда я оценивал, что для меня значила середина шестидесятых, и задавался вопросом, как изменится моя рабочая жизнь теперь, когда этого выдающегося человека не стало. Я уже обсуждал с Эпстайном моё желание покинуть НЕМС, для того чтобы открыть свою слбственную независимую компанию консультирования по вопросам прессы и общественных отношений. В принципе, он дал этому шагу своё благословение. Он согласился, что для меня имеет здравый деловой смысл расширение моей клиентской базы и что, то, что я предлагаю, составляет большую стратегию развития. Эпстайн пообещал, что я продолжу представлять его компании и исполнителей, менеджером которых он является. Чем больше различных знаменитостей шоубизнеса у меня было в моих бухгалтерских книгах, тем значительнее становился мой бизнес, что могло быть только хорошо для Эпстайна и НЕМС. Я тщательно обдумал своё положение во время его смерти и решил, что в ближайшие месяцы компании и её известным клиентам понадобится как можно более сильный отдел по связям с общественностью. Я решил отложить свой уход из фирмы на год.

После неизбежного вскрытия трупа, следователь по убийствам из Вестминстера описал уход Брайана, как случайную смерть, приписав её неосторожной передозировке. Нэт Вайсс уже согласовал полёт Брайана в Нью-Йорк 2 сентября, а затем в Торонто, для проведения одной пробной музыкальной программы на телевидении Си-Би-Си – один из нескольких новых проектов, который радовал и волновал его до такой степени, что он вполне мог приложить все усилия, чтобы бросить наркотики для обеспечения своей готовности к такой работе. По обоюдному согласию с семьём Эпстайнов, битлы не присутствовали на похоронах Брайана. Журнал ‘Тайм’ унизительно неверно истолковал отсутствие группы, и я связался с ними, чтобы пожаловаться. Я ждал рассеянных объяснений и, может быть, устного извинения, но они пошли дальше и согласились опубликовать моё официальное письмо для исправления более ранней неверной информации.

Джон собирался отправиться в Индию с маленьким хихикающим Махариши, который обещал облегчить горести битлов с помощью медитации. Джон говорил, что его тошнило от той спешки, с которой люди ожидали его возвращения в делам ‘Битлз’ сразу после смерти Брайана. С одной стороны, были слухи о прибытии американского делового бухгалтера и дельца Аллена Клейна, который прилетел в Лондон и связался с младшим братом Брайана, Клайвом Эпстайном, чтобы организовать “срочную встречу”. С другой стороны, интерес к великолепной четвёрке проявлял недавно введённый в должность Роберт Стигвуд.

Я занимался связями с общественностью мгновенно ставшей успешной молодой группы Стигвуда ‘Би Джиз’ во время начала и ранней части их карьеры в звукозаписи. Хотя мне и не нравились многие аспекты нахальных деловых методов Стигвуда, я очень хорошо ладил с братьями Гибб – обладающим хорошим чувством юмора очень талантливым трио парней, работать с которыми было удовольствием. Подобно битлам, они сочиняли свой собственный материал, и лучшие из их ранних синглов не уступали самым поздним композициям Леннона и Маккартни, по крайней мере, в отношении потенциала в списках популярности. Учитывая их молодость, они сочиняли чрезвычайно значительные вещи. В это время Стигвуд хотел, чтобы я организовал рекламную компанию для того, чтобы сделать гласным надвигающееся изгнание четвёртого и пятого членов ‘Би Джиз’ – соло-гитариста Винса Мелоуни и барабанщика Колина Петерсена. Возможно, изгнание – слишком сильное слово. Два этих австралийца были вынуждены вернуться домой, потому что истекал срок действия их виз, и иммиграционные власти не видели причин позволить им остаться в Британии. Подтекстом являлось то, что братья Гибб – Барри, Морис и Робин – легко могли нанять в Лондоне местных музыкантов для замены Петерсена и Мелоуни, но Стигвуд настаивал, что это очень хорошая возможность для ряда рекламных трюков (казалось бы), мсполненных персоналом офиса фан-клуба ‘Би Джиз’. По наущению Стигвуда я нанял услуги доброго слона из цирка Билли Смарта за 200 фунтов, и у нас появился облачённый в плакаты зверь, тяжело ступающий вдоль Уайтхолла в направлении резиденции премьер-министра с двумя привлекательными девушками на его спине. Неудачливое животное было направлено полицией по примыкающей дороге в направлении набережной, что лишило нас фотографий на характерном фоне Даунинг-стрит, которые мы надеялись напечатать. Мы поместили это на внутреннем развороте полуденного издания одной лондонской вечерней газеты, и некоторые провинциальные газеты подхватили эту историю. Не утратив смелости, я купил необходимое оснащение, чтобы приковать Дейдру Михэн – миловидную девушку из офиса – к ограде Букингемского дворца. На этот раз, в один вялый на новости день – мы получили широкое освещение в ‘Дэйли экспресс’ и ряде других многотиражных национальных газет с Флит-стрит. Размещение услужливой и понимающей необходимость рекламы Дейдры в бросающуюся в глаза неволю стоило мне семь шиллингов и шесть пенсов (менее 40 пенсов) за замок и цепь – в сравнении со стоимостью однодневной аренды слона в 200 фунтов. Мне кажется, это что-то говорит о причудливом и переменчивом мире шоу-бизнеса.

Немного нервничающая робкая 19-летняя Джули Барретт из фан-клуба была напугана ежедневными заданиями, которые мы давали ей в качестве продолжавшейся кампании ‘Оставьте ‘Би Джиз’ в Британии’. Она воспринимала меня довольно серьёзно и в один день чуть не потеряла сознание, когда я сказал: “Джули, я хочу, чтобы завтра ты встала на выступе за окном твоего офиса, протестуя с плакатом и грозя спрыгнуть”. Наши офисы на Эргилл-стрит располагались на пятом этаже сазерлендского дома по соседству с лондонским ‘Палладиумом’, превосходное место с точки зрения прессы. Конечно, я не имел намерения подвергнуть бедную девушку опасности, подпустив её сколь-нибудь близко к оконному выступу офиса на пятом этаже. Но она не поняла, что я шучу, восприняла всё очень серьёзно и разразилась слезами. Всё это, рассказанное здесь, может звучать очень весело (за счёт Джули), но в то время мне не нравилось определение Стигвуда хорошего рекламного трюка, и я чувствовал, что его полностью вымышленные истории не смогут долгое время дурачить Флит-стрит и обесценивают монетную систему рекламы. ‘Би Джиз’ были слишком талантливы, чтобы нуждаться в таком цирковом трюкачестве для обеспечения себе хорошей рекламы в газетах. Помню, я в то время надеялся, что Барри, Морис и Робин понимают, все эти штучки фан-клуба рождаются в богатом на идеи мозгу их менеджера, а не в моём.

Вскоре после этого Стигвуд покинул НЕМС и забрал с собой своих людей и исполнителей. Его уход был ускорен неловкой и довольно необычной всречей битлов со всеми важными исполнительными лицами НЕМС в последнем офисе-пристанище Брайана Эпстайна в Хилл-хаус на углу улиц Стэффорд-стрит и Альбемарл-стрит в Мэйфэйре. Стигвуд попытался стать центральной фигурой и изо всех сил старался ‘продать’ свою пригодность в качестве нового менеджера ‘Битлз’, обратив внимание на то, насколько хорошо у него идёт всё с ‘Би Джиз’ и ‘Крим’. Пол вполне решительно сказал ему, что это место недоступно ни ему, ни кому-то другому, потому что битлы намерены обеспечить самоуправление собственными силами под покровительством своей новой организации ‘Эппл’. Стигвуд тотчас сказал, что без ‘Битлз’ он не заинтересован в том, чтобы быть председателем ‘НЕМС Энтерпрайсиз’. Это оставило 90% владения фирмой в руках матери Брайана, Куинни Эпстайн, и его младшего брата, Клайва, в то время как битлам принадлежала оставшаяся доля в 10%. Согласно тому, что мне говорили в то время, множество других вероятных и невероятных личностей питали большие надежды заменить Брайана и ‘Битлз’.

У меня, так же, как и у Джона, вызывало отвращение быть свидетелем ссор, нытья и обмана, жадности, хитрости и маневрирования, которые продолжались среди некоторых моих коллег по НЕМС, которые, как казалось, считали, должность менеджера ‘Битлз’ принадлежит по праву именно им. Некоторые из нас, включая управляющего офисом Алистера Тэйлора, агента по заказам и билетам Берни Ли и управляющего деловым предприятием Джеффри Эллиса, смотрели в ужасе на всё это безумие, которое происходило вокруг нас. Битва за вступление во владение исполнителями Эпстайна вновь доказала, что у этого бедняги было много ненадёжных знакомых, но мало действительно верных деловых коллег. Благодаря своему послужному списку в этой отрасли, Клейн казался мне самым подходящим кандидатом для веления будущих дел ‘Битлз’. Его курс к Джону и остальным полагался на их взаимоотношения с Миком Джаггером и роллингами, с которыми работал Клейн. Больше всего понравившейся мне деловой истории о Клейне был рассказ о его переговорах с ‘Кэпитол рекордз’ от имени Бобби Дарина. Когда эта компания звукозаписи неохотно согласилась на аванс в один миллион долларов – внушительная сумма в те дни – для скрепления новой сделки с Дарином, считается, что Клейн ответил: “Это плата мне. А сколько моему парню?”

‘Волшебное таинственное путешествие’

В середине всего этого нереального сценария на первый план вышел Пол со своим собственным подходящим решением вопреки нерешительности Джона. Он предположил, что битлам следует незамедлительно отправиться на создание ‘Волшебное таинственное путешествие’. Мои коллеги осудили его за то, что он поступает бессердечно, но Пол очень убедительно объяснил мне свои мотивы: “Раз уж большинство битлов сейчас убралось в Индию с Махариши, я сомневаюсь, соберёмся ли мы вместе вновь в качестве действующего ансамбля. Самое последнее, что нам сейчас нужно, это наличие свободного времени, чтобы размышлять о смерти Брайана”. Ему казалось, что спешное начало съёмок фильма сохранит единство четырёх парней до тех пор, пока они не смогут спланировать своё долговременное будущее на более ясные головы. В пятницу 1 сентября Пол собрал встречу на Кавендиш-авеню, 7, пригласив лишь самый тесный круг доверенных приятелей. Он попросил меня прибыть на час раньше, чем Джон, Джордж и Ринго, чтобы он смог в больших деталях поделиться своими идеями. У меня создалось впечатление, что он горел желанием похвастать своим новым домом, который теперь, через год после заселения, выглядел так, как этого хотели он и Джейн. Мы говорили в его обширной, лёгкой и воздушной жилой комнате в задней части дома. В один момент он намеренно вывел меня через французское окно на террасу, чтобы я смог хорошо разглядеть большой усаженный деревьями сад.

Пол представил свой теперь ставший легендарным рисунок нарезанного на ломтики пирога ‘Волшебное таинственное путешествие’ для изображения восьми основных эпизодов, предназначенных для включения в фильм. Он написал ключевые слова, которые подсказывали бы ему во время описания планируемой постановки остальным: ‘рекламное объявление’, ‘представление путушествия’, ‘забираемся в автобус’, ‘представитель туристического бюро представляет’, ‘вербовка’, ‘марафон’, ‘эпизод в лаборатории’, ‘стриптиз и ансамбль’, ‘последняя песня?’. В его первоначальном плане ‘Дурак на холме’ должна была присутствовать довольно рано в фильме. Он детально описал некоторых ключевых пассажиров – таких персонажей, как ‘грудастая хозяйка’, ‘толстая женщина’ и ‘маленький мужчина’. Единственное настоящее имя, которое он показал рядом с этим ‘пирогом’, был клоунский Нэт Джекли, современный им коми дешёвого фарса, известный кривлянием своего тела. Все предложенные Полом идеи были использованы в окончательной постановке, хотя работа бедного старого Нэта Джекли оказалась на полу монтажной комнаты, как и вклад из одного номера группы Стиви Уинвуда ‘Траффик’. Пол дал мне ясно понять, что его целью является сделать полнометражный художественный фильм для полноценного показа в кинотеатрах, и что он чувствует, что успешное экранное ‘путешествие’ пройдёт долгий путь и закроет зияющую дыру, оставленную отказом великолепной четвёрки от концертных поездок. В самом деле, если бы Пол сумел выпускать один успешно выпущенный художественный фильм с битлами в год, группу увидела бы намного большая потенциальная аудитория, чем в предыдущие гастрольные годы, а размер прибыли ребят стал бы огромным.

Когда прибыли остальные, он поручил битлам посмотреть на каждый отрывок, поощряя их придумывать собственное музыкальное и/или комедийное содержание для конкретных эпизодов, которые будут продолжаться по 10-15 минут. Он сказал, что егоконцепция основана на старой идее автобусных поездок по побережью, таинственных путешествиях, “но в этой будет дополнительная примесь фантазии, потому что за работой будут четыре волшебника, для того чтобы происходили чудесные вещи”. Пол настаивал на том, что съёмки должны начаться на следующей неделе. К этому времени нам нужно будет, чтобы был организован и украшен большой жёлтый автобус, будут нужны состав профессиональных актёров второго плана и артистов варьете, необходимые кинооператоры и команда техников, а также маршрут автобуса до Корнуэлла, нашего пункта назначения на западе страны. Неслучайно Пол попросил нас всех встретиться с ним, чтобы начать наш вояж, с Оллсоп-плэйс, крошечного переулка по соседству с музеем восковых фигур мадам Тюссо и лондонским планетарием. Это было традиционное место встречи, которое использовал плодовитый организатор туристических поездок Артур Хоус для сбора звёзд и поддерживающих составов своих однодневных выступлений в начале шестидесятых годов. Я заметил очевидное: “Я ни за что не смогу помешать Флит-стрит узнать обо всём этом. Как только мы забронируем места в отеле и отъедем в автобусе, украшенном плакатами ‘Волшебное таинственное путешествие’, за нами последует ватагой пресса”. “А почему бы и нет?”, – беззаботно ответил Пол, – “С нами ведь будешь ты, чтобы присматривать за всеми этими журналистами”.

Ни было ни малейшей причины почему, такой наскоро придуманный проект должен сработать, но такие пустяки, как профессиональная постановочная команда, настоящий сценарий вместо ‘пирога’ и отсутствие конкретных мест съёмок не отпугнуло вечно оптимистичного Маккартни. Это было, словно вся это безумная весёлая вечеринка была состряпана под влиянием непредсказуемых наркотиков – но до какой степени они заменят традиционную стратегию киносъёмок и продюсеров, как только мы окажемся в дороге и начнём снимать? Большая часть профессионального актёрского состава второго плана, должно быть, удивлялась, зачем их агенты позволили им во всё это ввязаться. Вместе с ними в этом сумасшедшем автобусном вояже были четыре одетых в странные костюмы битла; дорожные менеджеры, которые выглядели, словно персонажи пантомимы; и ‘дополнительные’, которые на самом деле являлись секретаршами официального фан-клуба ‘Битлз’. Даже мне трудно сказать, где кончалась реальность, и начинался фильм, когда мы должны были и когда не должны ьыли играть. Мы останавливались возле дешёвого магазина и вваливались в него, чтобы купить обед – но было ли это по-настоящему, истинный перерыв на обед, или кинокамеры всё ещё работали? Пресса ехала сразу позади нас конвоем из разношёрстных машин. Некоторые журналисты, включая Криса Рида из ‘Сан’ и внештатной сотрудницы Миранды Уорд, зарегистрировались в отеле ‘Атлантик’ в Ньюквэе на день раньше нас. Сидя на траве возле отеля под тусклым сентябрьским солнцем, Джордж говорил Миранде: “Мы хотим, чтобы все, кто смотрит, могли отрываться, но мы не хоти пугать их. Некоторые люди немного пугаются, когда музыка внезапно становится необычной, как в ‘Один день из жизни’, потому что они не знают, что происходит. В этом фильме мы не хотим озадачивать или пугать их”.

То, что хоть что-то стоящее оказалось в готовом фильме в таких бессистемных и неоргонизованных условиях, было почти сверхестественно. Ребята просто ждали, что каждое их постановочное требование, высказанное в самую последнюю минуту, будет выполнено полностью и вовремя. Для того, чтобы снять сцену со стриптизёршей, мы наняли ‘Бар обозрения в Сохо’ Пола Раймонда, включая его звёздный номер, Джэн Карсон, и безумную группу ‘Бонзо дог ду да бэнд’ для исполнения ‘Смертельной будки для милашки’ в то время, как она исполняла сдержанную версию своего обычного выступления перед нашими камерами. Ребята никак не могли понять, почему мы не можем снять павильон настоящей киностудии в Шеппертоне, Элстри, Пайнвуде или где-то ещё для съёмки большого финала – постановочного номера ‘Твоя мать должна знать’, когда все поют и танцуют. Нам пришлось объяснять, что люди из мира кино составляют графики съёмок на много месяцев вперёд, и что нам придётся обойтись неиспользуемым ангаром бывшей базы ВВС США на аэродроме Вест-Моллинга в Кенте. В этом временном месте съёмок со множеством обширных мест как внутри помещения, так и вне его, мы сняли не только эпизод с большим танцевальным залом, но также и сцены с лабораторией волшебников, окутанную туманом песню Джорджа ‘Проспект голубой сойки’, вербовочный офис майора Маккартни и чокнутые марафонские гонки. Для впечатляющей сцены в танцевальном зале в ангаре №3 Вест-Моллинга мы использовали две дюжины молодых кадеток из местного эскадрона женских королевских ВВС и 160 танцовщиц из труппы Пегги Спенсер.

После окончания съёмок Пол попросил меня собрать и написать буклет с сюжетом картины, который стал частью тщательно продуманной упаковки к песням и инструментальной музыке звуковой дорожки ‘Волшебного таинственного путешествия’. Мы проиллюстрировали некоторые ключевые сцены фильма серией фотографий, снятыми во время съёмок Джоном Келли, и карикатурными комиксами, нарисованными художником ‘Битловской книги’ Бобом Гибсоном. Я сочинил историю в стиле ‘давным-давно жили да были’ для того, чтобы подписать картинки. История, которую мы рассказали с помощью комиксов, немного в различных нюансах отличалась от той, что происходила в завершённом фильме. Это служило показателем жуткой скорости, с которой работали все для завершения всех разнообразных элементов проекта – для того, чтобы успеть до конечного срока отпечатывания обложки ‘ЭМИ рекордз’, нам пришлось предоставить свои слова и картинки до того, как был завершён монтаж фильма.

Некоторые говорят, что ‘Волшебное таинственное путешествие’ являлась блестящей комедией, опередившей своё время. Большая часть фанатов великолепной четвёрки полюбила этот фильм, но большинству критиков из средств массовой информации он не понравился. ‘Дэйли варьети’, ежедневная версия американской библии развлекательной индустрии, написала: ‘Битлы потерпели первое фиаско с рождественским фильмом’. В Лондоне ‘Ивнинг стандард’ поместила на своей первой странице цитату Пола дружественному Рэю Коннолли: ‘Мы шутили, говорит битл’. Журнал ‘Тайм’ написал просто и отчасти загадочно: ‘Пол руководил, Ринго гримасничал, Джон передразнивал, Джордж немного танцевал’. Абсурд, но завершённый 52-минутный фильм был сначала пущен в эфир телеканалом Би-Би-Си 1 на Рождество в чёрно-белом цвете. Значительная часть привлекательности этой постановки заключается в её красочных костюмах и пейзажах. Би-Би-Си ожидало привлечь аудиторию в 20 миллионов, но окончательное число зрителей было 13 миллионов, на один миллион меньше, чем у ‘Специального рождественского выпуска Дэвида Фроста’, который шёл перед ним. Через две недели или около того этот фильм в цвете смогла посмотреть по Би-Би-Си 2 существенно меньшая аудитория.

За кулисами Пол был сильно расстроен, что эта постановка была понижена до телевидения вместо заслуженного показа в кинотеатрах Британии и Америки. Он тайно надеялся, что ‘Волшебное таинственное путешествие’ даст ему возможность тотчас оказаться в эпицентре мировой киноиндустрии, и он сможет в будущем создавать кинохиты с великолепной четвёркой – честолюбивый замысел, который никогда не был даже близко к исполнению.

По моему мнению, самым занимательным фильмом ‘Битлз’ – но не самым удовлетворительным с музыкальной точки зрения – оказался тот, с которым они были связаны менее всего, новаторская мультипликационная постановка, ‘Жёлтая подводная лодка’. Она была создана ближе к концу карьеры группы для того, чтобы выполнить контрактное обязательство, которым Брайан Эпстайн связал ребят задолго до своей смерти. Конечный равнодушный вклад группы, сначала даже не желавшей давать своё имя этому мультфильму, состоял из предоставления нескольких совсем-не-роскошных песен и ‘эпилогового’ появления в конце фильма.

Загрузка...