Глава 3. Карл Патерсон Шмидт

Она не узнает, что он чувствует. Только такое решение и казалось ему правильным.

После того как он отправил ей материалы по этому делу, Анна не заставила его ждать ответ, письмо прилетело через несколько часов. Оно, впрочем, было лаконичным: «Приезжай завтра» – и ничего больше. Она даже времени не назначила! Это было не совсем нормально, но у нее ведь всегда так, поэтому он решил не перезванивать и ничего больше не спрашивать.

Той ночью он не мог заснуть. Он лежал в постели рядом с мирно посапывающей женой и думал о совсем другой женщине – Диму бы на лоскутки разорвало от возмущения, если бы он узнал об этом! Но иначе Леон не мог, он рассудил, что лучше обдумать все сейчас, перегореть, чтобы не выдать себя перед ней.

Он признавал, что его тянет к ней. Он даже в мыслях не позволял себе громкое слово «любовь», однако не замечать притяжение просто не мог. Ну так что же? Это Анна свободна, а у него беременная жена и брат, в котором угадывается реинкарнация Цербера. К тому же это Леон ее когда-то прогнал, сказал, что их общение не может продолжаться, и глупо было бы после такого снова сближаться с ней. Нет, он должен быть умеренно дружелюбным, нейтральным, вежливым, и не более того. Неважно, насколько это будет сложно – это уже его проблемы. Леон обязан был ни словом, ни взглядом не выдать ей, ради чего все это на самом деле. Он заверил Диму, что все ради работы, вот пусть все так и будет. Миллионы людей по всему миру работают вместе – и ничего, не срываются на громкие признания!

Но даже после этого взвешенного, мудрого решения ему хотелось бросить все и ехать к ней в пять утра – почти в ночь по осенним меркам! Он сдержался, дождался, пока рассветет, и только тогда покинул дом. Лидия, к счастью, еще спала, и это спасло его от ненужных объяснений и скандалов.

Анна не дала ему нового адреса, поэтому он поехал по дороге, которую прекрасно знал, к странному дому в лесу. Леон почти не сомневался, что на самом деле она там не живет, никто не смог бы жить в этой дыре! Но гостей она принимала именно там.

В серый день дом выглядел куда хуже, чем летом. Деревья лишились листьев, трава иссохла, и даже туи пожухли, словно покрывшись ржавчиной. Природа будто устыдилась того, что раньше украшала это место свежей зеленью, и поспешила стать такой же унылой и отпугивающей.

Дверь дома, который разными кирпичами, цветами штукатурки и плиткой на крыше напоминал лоскутное одеяло, была открыта, но Анна его не встречала. А жаль: всю дорогу через лес он продумывал свою речь и теперь готов был к показательному выступлению.

Здравствуй, как у тебя дела? Хорошо? И у меня хорошо. Лидия чувствует себя прекрасно. Теперь давай перейдем к расследованию.

Неплохая речь, правильная и безопасная. Леону хотелось как можно быстрее произнести ее, преодолеть первый момент неловкости после долгой разлуки, заглушить в себе тоску по ней возможностью хотя бы видеть ее рядом. Тогда станет легче – по крайней мере, на это он надеялся.

В доме было холодно, как на улице. В серых комнатах были установлены батареи, но они то ли были отключены, то ли в принципе не работали, от здания-Франкенштейна можно было ждать чего угодно. Леон невольно вспомнил, что и в день их знакомства Анна встречала его такой же пустотой, но тогда хотя бы была музыка, направившая его к нужной комнате.

На этот раз музыки не было. Зато дверь в подвал оказалась открыта, а рядом с ней стояла глиняная фигурка белого кролика, испуганно сжимающего передними лапками большие карманные часы.

– Ты серьезно? – усмехнулся Леон. – Ладно, допустим…

Он шел туда, куда она указала, не зная, что его ждет. В этом было особое волнение – приятное, покалывающее острыми иголочками, заставляющее ускорить шаг, чтобы побыстрее узнать, что его ждет. Он не хотел поддаваться на ее трюки, но иначе не получалось, и Леону оставалось лишь мысленно повторять правильную, вежливую речь приветствия.

Подвал оказался таким же угрюмым и негостеприимным, как дом, но Леону и не полагалось там задерживаться. В другом конце зала его ожидала еще одна дверь, искусно замаскированная в иное время, а теперь распахнутая для него. Из-за двери лился бело-желтый свет, и, подойдя поближе, Леон обнаружил, что за ней скрывается короткий, хорошо освещенный коридор, упирающийся в другую металлическую дверь.

Похоже, ему предстояло войти в бункер. Леон не знал об этом месте, но догадывался: Анна не раз намекала ему во время прошлого расследования. Получается, она не просто ответила на его письмо, она пригласила его в свой настоящий дом, тот, о котором немногие знали? Она не затаила обиду и, возможно, тоже скучала по нему?

Леону пришлось остановиться, сделать глубокий вдох, повторить про себя правильную речь. Только после этого он постучал в дверь.

Ответа не было, хотя Анна наверняка его услышала: глухой звон металла, кажется, и до ближайшего леса долетел! Но Леон не был испуган, классический радушный прием был просто не в ее стиле. Поэтому он повернул ручку, и металлическая дверь, незапертая, легко поддалась.

Он словно попал в другой мир, но это не был мир низких потолков, серых бетонных стен и вечной сырости. Нет, бункер, в котором он оказался, был очевидно новым, напоминающим Леону те подземные дома, которым посвящали длинные статьи в интернете. Здесь все было сделано так, чтобы подземелье не выглядело подземельем. Высокие потолки, светлые цвета, самая обычная мебель и даже декоративные окна: тот, кто проектировал это место, постарался на славу, и Леону оставалось лишь догадываться, каких денег это стоило. Он не был удивлен, ему говорили, что Анна очень хорошо зарабатывает.

А еще она чего-то боится. Свое прошлое она хранила за семью печатями, и каждый факт о ней был драгоценным сокровищем, стоившим Леону немалых усилий. Но он подозревал, что настороженность Анны связана с жутким шрамом на ее правой руке. Что бы с ней ни произошло, оно навсегда наполнило ее подозрительностью и недоверием, поэтому ни одна городская квартира и ни один дом не подарили бы ей чувство безопасности. Но бункер, похоже, справлялся неплохо.

Дверь привела Леона в коридор, отсюда можно было увидеть библиотеку и гостиную. Пока ему было сложно определить размер этого места, однако он уже мог сказать, что Анна отлично устроилась. Знать бы только, где она сама! Ничего, появится…

Ему казалось, что все идет правильно, так, как и следовало ожидать. Но за очередной приоткрытой дверью его ожидало зрелище, к которому Леон оказался не готов.

Там находился небольшой уютный кабинет, теперь залитый кровью. Зловещая багровая лужа ртутью блестела на деревянном полу, алые брызги разлетелись по стенам, задели стол и книжные полки. Рядом с лужей были видны разводы, среди которых угадывались отпечатки рук: похоже, кто-то упал здесь и пытался встать. Но встал ли? Возможно ли это после такой потери крови?

Он не знал, что и думать, а собственное воображение уже работало против него. Что, если Анна, ожидая его, слишком рано открыла дверь? У нее хватало врагов, и многие из них могли выследить ее, узнать, где она живет! Открытый дом, открытый подвал, незапертый бункер… Идеальное убежище, которое она сама сделала бесполезным! И тот, кого послали за ней, не стал медлить. Он напал на нее, а она ведь такая хрупкая, тонкая… Да, она тренируется, но разве этого достаточно против рослого мужчины? У нее не было времени ни спрятаться, ни подготовиться, он застал ее врасплох и…

И что? Да что угодно! Перерезал горло, вскрыл живот, ударил ножом в сердце. Один чудовищный образ сменял другой. Леон в жизни не сталкивался с таким быстрым, захватывающим всю его душу страхом. Лесной пожар – и тот распространяется медленней! Когда он сам был ранен и истекал кровью, собственная смерть не пугала его так сильно, как ее смерть. Леон вдруг четко понял: если ее действительно убили здесь, за пару минут до его приезда, он просто не сможет жить.

Он был способен принять это решение вот так легко, да. Не будет силы, способной заставить его вернуться на поверхность. Потому что он мог оставить ее, отпустить, но ему все равно было важно знать, что она есть в этом мире, у нее все хорошо… Теперь она умерла, а он не успел ее спасти!

Его сердце билось все быстрее, напомнила о себе травма легкого, и ему становилось трудно дышать. Как во сне, он двинулся с места, подошел к багряной луже, протянул к ней руку…

– Да не трогай ты эту дрянь, дай я уберу!

Разряд электричества – и тот шокировал бы его меньше, чем голос Анны, прозвучавший совсем близко. Выпрямившись, Леон с удивлением обнаружил, что она стоит в арке, ведущей из кабинета в соседнюю комнату.

Она совсем не изменилась за эти месяцы – да и с чего бы ей меняться? Все такая же худощавая, подтянутая, светло-карие глаза наблюдают за ним с насмешкой, как и прежде, в них нет и тени затаенной обиды. Волосы на этот раз каштановые, но это ничего не значит – просто краска… Их общий знакомый, психотерапевт, как-то обмолвился, что на самом деле волосы у нее седые, однако Леон никогда не видел их такими.

Она была жива, но не невредима. Ее светлую кожу заливала свежая кровь, темные пятна пропитали ее короткие джинсовые шорты, светлую майку и даже эластичные бинты, которыми она закрывала травмированную правую руку. Такой она могла присниться ему только в страшном сне! Леон старался успокоиться, но не получалось, дышать становилось все сложнее, в груди появилась горячая острая боль.

Его правильная приветственная речь была забыта, дружелюбно-нейтральное выражение лица, которое он так долго репетировал перед зеркалом, – тоже. Он боялся за нее, она была важна для него, и он не мог это скрыть.

– Аня, что с тобой случилось? – с трудом произнес он.

– Это не со мной, это с ведром бутафорской крови, – тяжело вздохнула она. – Я его хотела переставить, а там крышка оказалась бракованная, и – пабам! – кровавый душ.

Облегчение, которое он почувствовал в этот момент, легко могло сравниться с недавним страхом. В этом чувствовалась горькая ирония: новость о том, что его жена беременна, не радовала его так, как сегодняшнее открытие. Он не удержался, подался вперед и обнял ее, ему нужно было почувствовать, что она действительно настоящая.

Плакало его стремление общаться с ней исключительно с профессиональной вежливостью.

– Дурик ты, – прошептала Анна ему на ухо. – Сейчас ведь сам в этой пакости будешь!

– Плевать. Она хоть отстирывается?

– Без проблем. Тут обидно не то, что бардак, а то, что это еще последнее ведро бутафорской крови. А все потому, что понабирали на работу криворуких где-то!

Он не стал даже спрашивать, зачем ей бутафорская кровь, да еще и в таком количестве. Подобные вещи нужно было просто принимать как логичную часть жизни Анны Солари. Потому что если уж пускаться в расспросы, спрашивать придется обо всем, начиная с этого бункера.

Леон отстранился от нее, несколько смущенный собственной откровенностью. Впрочем, он ни о чем не жалел: это неожиданное приветствие спасало его от будущего лицемерия. Он показал, что она важна? Пусть будет так, раз уж это правда.

Анна восприняла его симпатию спокойно, будто иначе и быть не могло, она не собиралась ни кокетничать с ним, ни упрекать его. Здесь, рядом с ней, ему казалось, что они не расставались на несколько месяцев, а его решения не видеть ее никогда и вовсе не было.

Да, ему нужно было держаться за свою правильную жизнь. Но сейчас ведь идет расследование, а это важнее всего, и можно сделать исключение… можно делать любые исключения.

Волнение улеглось, но боль в груди не утихала. Леону пришлось достать ингалятор и сделать несколько глубоких вдохов. От этого стало легче, и все же ему было неприятно, что Анна это видела.

Однако она ничего не сказала. Она бросила раздраженный взгляд на лужу крови и поморщилась:

– Ай, потом уберу. Кофе будешь? Тебе его хоть можно? Или лучше чай?

– Если слушать все запреты врачей, то мне и жить нельзя. Лучше чай.

– Ладно, подожди меня там. – Анна кивнула на комнату, в которую вела арка. – Сейчас все принесу.

Эту комнату можно было воспринимать как продолжение кабинета. Но если зал, теперь залитый кровью, был оформлен в темных тонах, то здесь все было наполнено светом. На стенах были закреплены тонкие металлические панели, на которых магниты удерживали фотографии, присланные Леоном. Что ж, она восприняла это дело всерьез, хотя с Анной иначе и быть не могло.

Когда она вернулась с двумя чашками, он как раз изучал снимки с места убийства Артура Селиванова.

– Думаю, это не совсем нормально, – признал он.

– Что именно? Труп на кровати? Ну да, как-то не очень.

– Нет, то, что мы можем пить чай в окружении фотографий с чьей-то смертью.

– Это было бы ненормально, если бы мы их развешали только для того, чтобы чай рядом пить, – указала Анна. – Вроде как: «М-м-м, ничто так не подчеркивает вкус мелиссы, как изображение мертвеца!» Или повесили их в спальне, тоже по понятной причине. Но эти снимки здесь, чтобы хоть кто-то помог этим людям. После смерти тоже можно помогать, знаешь ли.

– Пожалуй, ты права…

От чая пахло травами – мягко, сладко, успокаивающе. Леон чувствовал, как его покидают остатки страха, вспыхнувшего из-за крови в кабинете. Он рассматривал снимки, теперь уже распечатанные, собранные воедино, и только теперь вспомнил, что переслал Анне не всю информацию.

– Слушай, а ведь я забыл указать, какая именно змея укусила Селиванова! Ее все-таки определили. Это был…

– Бумсланг, – прервала его Анна. – Я догадалась.

– Ты… догадалась?

– Да. Что тут сложного?

Просто замечательно. Дима подстреленным лосем носился по Москве, выискивая экспертов, а она догадалась! Хотя Дима сам виноват: никто не мешал ему обратиться к ней раньше.

– Как о таком вообще можно догадаться? – поразился Леон.

– Я, конечно, не специалист, но конкретно об этом читала. Считай это или везением, или совпадением: пару лет назад мне попались работы Карла Шмидта. Поэтому когда я увидела описание смерти Селиванова, все симптомы и конечную причину смерти, я и подумала о бумсланге.

– Так, а ради развития нас, не таких начитанных… Карл Шмидт – это вообще кто?

– Американский герпетолог. Его как-то укусил молодой бумсланг, и Шмидт, тогда уже шестидесятисемилетний дядька с огромным опытом работы со змеями, решил, что ничего серьезного ему не будет. Мол, змея молодая, мелкая, она не могла выпустить достаточно яда для смерти крупного мужчины. Увы, это был прокол с его стороны. В следующие двадцать четыре часа он записывал все симптомы, все, что с ним происходило. И когда стало ясно, что становится только хуже, ему предложили медицинскую помощь, но он отказался, потому что хотел записать все, что будет дальше. Представляешь, каково это? Умирать почти сутки, в окружении людей, с возможностью быть спасенным – или, по крайней мере, шансом на спасение. Но все равно умирать!

– Может, он не верил, что умрет…

– Возможно, если учитывать, что яд бумсланга влияет на мышление. Но Шмидт был достаточно умен, чтобы не исключать такую возможность полностью. Принятие смерти вместо страха перед ней… Признаюсь, этот случай меня впечатлил, поэтому я и запомнила описание малыша бумсланга. И тут я читаю описание того, что было с господином Селивановым: головная боль, тошнота, сонливость, странное поведение, а потом – кровотечение. Картинка сложилась сама собой.

Вот на это Леон и надеялся, когда отправлялся сюда. Анна милостиво избавила его от сложных разговоров и объяснений, она перешла к делу. Ее голос звучал мягко, плавно, так, как и раньше. У нее были ответы, которые не только помогали расследованию, но и доказывали, что Леон не зря к ней обратился – и может обратиться снова.

– Знаешь, что меня больше всего удивляет? – задумчиво спросил Леон. – То, что этот тип, Селиванов, так пофигистски отнесся к укусу змеи. Заклеил лейкопластырем – и пошел!

– Зря удивляет. Ты бумсланга видел?

– Да как-то не был представлен лично…

– В интернете картинки посмотри, – посоветовала Анна. – Бумсланг – мелкая змейка из семейства ужеобразных. Угадай, на кого он похож?

– Серьезно? На ужа?

– Он, прямо скажем, не копия, слишком дальняя родня. Но все зависит от того, где и как прошла его встреча с Селивановым. Возможно, там было мало света, да и вряд ли бумсланг сидел смирно, позволяя разглядеть себя со всех сторон. Тот, кто разбирается в змеях, не перепутал бы бумсланга и ужа. Но вряд ли это относится к Селиванову. Ему змея показалась ужом непривычной окраски, и это более предсказуемый вывод в наших широтах, чем нападение африканской рептилии. Бумсланг укусил его – и в ближайшие полчаса ничего не произошло. Это тоже усыпило бдительность Селиванова, заставило поверить, что он столкнулся с простым ужом.

Теперь уже и Леон начинал понимать, как это было.

– А потом его вызвали на допрос, и ему стало не до укуса, – подхватил он.

– Вот именно. Заклеил лейкопластырем и пошел. В этом плане бумсланг – редкая подлюка. Его яд действует медленно, но верно. Кстати, может и не убить, кому как повезет. Но если от Селиванова действительно хотели избавиться, ему наверняка подсунули достаточно взрослую и крупную змею.

– Как считаешь, это маньяк или нет?

– Без понятия, – пожала плечами Анна. – Фактов мало. То есть да, велик соблазн сказать: «Конечно, это маньяк, больной ублюдок, которому нравится смотреть на чужие мучения», но не все так однозначно. Во-первых, это дорогие убийства, и я не представляю, как их мог организовать один человек. А группа маньяков – это не невозможно, но маловероятно, в истории их было очень мало. Во-вторых, жертвы – люди бизнеса. Возможно, жестокость и показательность их смертей – это часть плана, послание для кого-то, а вовсе не признак извращенного ума.

Вот это был опасный момент. Если с делом не связан маньяк, то Анне, по идее, это неинтересно. Однако пока она и речи не заводила о том, чтобы он забирал эти свои фотографии и убирался.

– Сейчас полиция проверяет все их связи, – сообщил Леон. – Партнеров, конкурентов, клиентов – всех. Это дело ведет неплохой следователь, и, я уверен, она и личные связи проверит.

– Очень хорошо, – кивнула Анна. – Но я бы все равно дала этому неплохому следователю пару советов.

Леон не слишком хорошо знал Ингу Шипову – больше по рассказам брата, чем по личному общению. Но он подозревал, что к советам Анны она может и не прислушаться. Хотя так ли это важно? Если не прислушается она, он проверит все сам.

– Что за советы?

– Первые связаны со змеей, и это очевидно. Ищите того, кто занимается поставками в Москву экзотических рептилий. Получить бумсланга – это вам не червей на рыбалку накопать. Второй совет – нужно узнать, где именно Селиванова укусили. Раз он не устроил скандал, встреча со змеей показалась ему более-менее ожидаемой. Вряд ли на его пути было много таких мест, так что определить будет нетрудно. Ну и третий совет связан с покойным Сергеем Увашевым. По его делу есть какие-нибудь подвижки?

– Полный ноль, – признал Леон. – Если в случае с Селивановым еще цепляются за эту змею, то с Увашевым все сложно. Он исчез в никуда и появился ниоткуда. Там не то что подозреваемых, материального воплощения преступника нет!

– Это потому, что вы не на то смотрите.

– На видеокамеры мы смотрим, на что же еще?

Анна перешла к панели, на которой были закреплены фотографии тела в кинотеатре, и постучала по ним пальцем.

– Вот на это.

– И что здесь особенного?

Она еле заметно улыбнулась.

– Знаешь, почему я не люблю готовый попкорн, который продается в пакетах? Потому что он залит глазурью по самое не могу, пластик прожевать – и то проще. Но так нужно, иначе его не сохранишь. Хотя этот пенопласт не идет ни в какое сравнение со свежеприготовленным попкорном, тут никто спорить не будет. У свежего попкорна, в свою очередь, тоже есть недостаток: он долго не хранится. Сначала становится тусклым, потом – хрупким, редкая дрянь!

Он наконец начал понимать, к чему клонит Анна. Леон подошел поближе к фотографиям, чтобы рассмотреть золотистые зерна попкорна, окружающие тело Сергея Увашева.

– А этот – свежий…

– Относительно, но приготовленный определенно в те же сутки, что тело было оставлено там. Понятно, что это была издевка: мол, смотрите, он умер от голода, а труп сидит тут с огромным ведром попкорна. Ха-ха, очень смешно. Но нам важно не это извращенное чувство юмора, а то, что использовали большое ведро попкорна, причем фирменное – с символикой кинотеатра, чтобы у билетерш не появилось никаких подозрений.

– То есть его вполне могли купить в этом кинотеатре?

– А могли и подделать, невелика наука. Но эта версия для нас бесполезна, поэтому вернемся к честной покупке. Это большое ведро попкорна, а если учитывать наценку кинотеатров, по цене оно сравнится с подержанным автомобилем восемьдесят пятого года выпуска.

– Думаю, ты несколько преувеличиваешь… Но идея ясна. Мало кто покупает попкорн такими баулами за такие суммы.

– Вот именно, – кивнула Анна. – Поэтому просмотрите записи еще раз, но ищите не парня, который тащит в зал труп – вы его не найдете, он знал, что делает, он бы вам не попался. Нет, смотрите, кто в этот день и даже в предыдущий вечер покупал попкорн в таких количествах. Это может вам ничего не дать, но список составьте. Вдруг там будет имя, которое потом мелькнет еще где-нибудь.

– Понял, передам. А ты? Ты что будешь делать? – не выдержал Леон.

– Я? Допью чай, переоденусь, смою с себя кровь и тоже попробую порасспрашивать знакомых, которые в теме, про бумсланга. У меня в отношении маньяков презумпция виновности: пока не будет доказано, что за этим стоит не серийный убийца, я в деле.

* * *

Часы показывали, что уже десять вечера, участок не совсем опустел, но затих, да и те немногие, кто оставался тут на ночную смену, казались сонными и безразличными ко всему. Им наверняка хотелось побыстрее отбыть свое и уйти.

Инга могла уйти в любой момент. Такое право появилось у нее уже давно, часа четыре назад, а она все не спешила. Работу всегда можно найти, если есть желание: заполнить бумаги, просмотреть показания свидетелей…

Да и не хотелось ей домой. Ингу не пугали преступники, прямые угрозы, направленное на нее оружие. К такому она привыкла – заставила себя привыкнуть, иначе она не продержалась бы в полиции так долго. Но звук часов, одиноко тикающих в абсолютной тишине, наполнял ее душу холодным отчаянием, заставлял ее думать о том, что давно было потеряно. Забавно? Да, было бы, если бы не было так горько.

Поэтому она погружалась в работу с головой и позволяла себе утонуть.

Об этом знали многие, Инга никогда не таилась – с чего ей таиться? Она знала, что это порождает слухи о ее личной жизни, по большей части верные. Она такого не стеснялась, ее давно уже не волновало, что о ней думают другие. Для нее главным было то, что ее не беспокоили.

По крайней мере, обычно не беспокоили. Сегодняшнему дню предстояло стать исключением: часовая стрелка двигалась от десяти к одиннадцати, когда в кабинет Инги постучали.

– Войдите, – позволила она.

Она никого не ждала, и ее удивление лишь возросло, когда она увидела перед собой Дмитрия Аграновского.

Он не работал в этом участке, с чего бы ему появляться здесь, да еще и в такое время? Она бы решила, что перепутала его с кем-то, но его невозможно было не узнать: высокий, подтянутый, хотя и не слишком спортивный, с уже наметившимся животом, все еще смуглый после давно прошедшего лета. Серо-голубые глаза внимательно наблюдали за ней через стекла очков.

– Добрый вечер, – кивнул ей он. – Не сильно отвлекаю?

Опомнившись, Инга указала ему на стул.

– Добрый. Нет, не сильно, просто это слишком неожиданно даже для вас. Или тот мой ночной звонок убедил вас, что при свете дня я не работаю?

– Да это, скорее, общеизвестная истина – вы работаете круглые сутки.

– Даже так?

– Ярлыки тут навешиваются быстро.

– Ну а вы что же? – полюбопытствовала Инга. – Тоже домой не спешите?

– Если придется. Как правило, это связано с такими вот делами.

Это не могло быть связано ни с какими делами – и не должно было. Аграновский был судмедэкспертом, ему не полагалось лезть в расследования. В то же время Инга слышала, что именно с его помощью совсем недавно было раскрыто громкое дело, поэтому не спешила возмущаться и прогонять его.

– Что же привело вас сюда? – только и спросила она.

– Хотелось узнать, появились ли новые подозреваемые.

– Нет, никаких. Скорее, исчезли старые.

– В смысле?

Сказать ему или нет? Ей не полагалось говорить, но в этой информации не было ничего страшного. Скорее всего, он и так завтра узнает от других следователей, с ними он общается куда свободней.

– Соня Селиванова пропала, – пояснила Инга. – Сегодня об этом объявил ее адвокат.

– Разве она не под подпиской?

– Нет, зачем? Для этого нет оснований. Но мы с Соней говорили, она никуда не собиралась, и причин не было. Мне показалось, что она поглощена грядущими судами с родней, уезжать ей просто невыгодно.

– Думаю, еще рано говорить и об отъезде, и об исчезновении. Насколько я понял, еще и суток не прошло.

– И половины суток.

– Я видел эту Соню на месте преступления. Не похоже, что она сильно горевала по мужу уже тогда, – указал Аграновский. – Если я прав, ей ничего не стоило отправиться на ночную вечеринку, завтра объявится.

– Хотелось бы верить.

Инга и сама была не слишком обеспокоена. Да, можно было предположить, что Соня Селиванова организовала убийство мужа, а теперь сбежала. Но… вряд ли. Инга не стала бы говорить об этом открыто, но для себя она уже определила, что эта девица на удивление глупа. Она при всем желании не смогла бы организовать нечто подобное, да и средств бы ей не хватило: Селиванов, наученный горьким опытом предыдущего развода, строго следил за тем, сколько денег получала его нынешняя супруга.

– Вы пришли сюда не для того, чтобы говорить о Соне, – указала Инга.

– Верно, про Соню я до этого не знал, да и, если честно, не считал ее достаточно важной для обсуждения. Я пришел, чтобы предложить помощь следствию.

– Красиво закрутили. В чем выражается эта помощь?

– В паре советов.

Инге хотелось открыто рассмеяться. Да уж, испортили детективные сериалы людей! Из-за них каждый думает, что может вести расследование. А уж люди, мало-мальски связанные с полицией, и вовсе считают, что у них есть какие-то привилегии.

Но судмедэксперты могут влиять на следствие только на экране телевизора. В реальной жизни у них есть своя роль, понятная и относительно простая. Дмитрий Аграновский справлялся с этой ролью великолепно, намного лучше других, и Инга ценила его за это. Но не больше; даже если ему один раз повезло и он помог найти преступника, вряд ли это повторится.

Однако рассмеяться ей не позволила вежливость, и она сказала:

– Да, конечно, прошу.

Она ожидала услышать какой-нибудь любительский бред, но Аграновский неожиданно начал говорить по делу. Он не был похож на самовлюбленного дилетанта, возомнившего себя Шерлоком Холмсом. Чувствовалось, что ему непривычно так рассуждать, он то и дело заглядывал в записную книжку с какими-то пометками, и все равно его речь получалась вполне связной и убедительной.

Кое о чем Инга догадалась и без него: возможных торговцев змеями уже искали, хотя она сомневалась, что это к чему-то приведет. А место, где Селиванова могли укусить, и вовсе давно обнаружили: в его кабинете был угол с экзотическими растениями, в котором вполне могла скрываться змея.

Но эта версия с попкорном… Бредовая на первый взгляд, она при ближайшем рассмотрении могла оказаться вполне любопытной.

– Спасибо, я учту это, – кивнула Инга. – Не ожидала! Как вы до этого дошли?

– Да я… – Аграновский отвел взгляд. – Давайте не будем об этом. Какая разница? Все на пользу следствию!

– Это ведь ваше открытие, не так ли?

– Это так принципиально?

– Вполне, – нахмурилась Инга. – Ведь иначе мне пришлось бы предположить, что вы разглашаете подробности уголовного дела посторонним!

– Нет, такого не было, можете быть спокойны.

– Похоже, у нас с вами разное представление о посторонних.

Она слышала о принципиальности и честности Дмитрия Аграновского, да и теперь, общаясь с ним, видела, что те слухи верны. Но помнила она и то, что его брат раньше работал в полиции.

Возможно, брат помог ему сейчас и в предыдущем расследовании. Но если самому Аграновскому это кажется правильным, то напрасно! Инга терпеть не могла любые попытки частных лиц лезть в расследование, это было ненормально и опасно.

Пока у нее не было никаких доказательств того, что Аграновский привлек к делу брата, и ей пришлось затаиться.

– Хорошо, спасибо, – натянуто улыбнулась Инга. – Я проверю эту версию.

– Я был бы не против взглянуть на результат…

– Зачем вам это? Отдыхайте, Дмитрий, вы сделали все, что могли. Вы не в пионерском лагере, усердие тут не всегда приветствуется!

Он заметно помрачнел, но так ничего и не сказал ей. Аграновский просто закрыл записную книжку и быстро вышел из кабинета.

Возможно, ему ее поведение показалось неблагодарностью, но Инга не чувствовала за собой никакой вины. Она настоящий полицейский, она должна пресекать любые игры в детективов, иначе порядка не будет нигде. Поэтому Инга собиралась не только проверить версию Дмитрия Аграновского, но и понаблюдать за ним самим… просто на всякий случай.

* * *

Соне было плохо. Ее мутило, как после сильной попойки, и она совершенно не помнила, что с ней случилось. Но ей это было не впервой: где ей только не доводилось просыпаться в бурной юности! И с кем… Однако с годами это становилось все тяжелее, здоровье было уже не то, да и она стала женой уважаемого человека, который за такие развлечения мог подбить ей глаз.

Поэтому она старалась следить за собой и не отключаться вот так…

Стоп.

Она и не отключалась. На нее напали в собственном доме!

Эта мысль была настолько дикой и шокирующей, что мгновенно привела Соню в себя. Она вскочила, испуганно оглядываясь по сторонам, она совершенно не знала, чего ожидать. Хотя уже то, что она не была связана, поражало. Ее определенно похитил какой-то извращенец! В фильмах показывали, что, когда такое происходит, жертву насилуют, пытают, убивают… А Соню не тронули.

Она обнаружила, что лежит на узкой, но вполне удобной кровати. Ее одежда осталась нетронутой, только шубу с нее сняли, но вряд ли ради наживы, потому что на ее украшения похитители не позарились. Соня чувствовала, что ее не избивали, не насиловали, а плохо ей определенно из-за той дряни, которой ее усыпили. Но зачем тогда этот цирк?

Осмотревшись по сторонам, она обнаружила, что оказалась в полутемном зале без окон. Почерневшие кирпичи стен и полукруглый свод указывали, что это подвал, причем старый, Соня в жизни таких не видела.

Зал был разделен металлической решеткой. Мебели здесь оказалось немного: кровать, на которой она проснулась, стул, стол, причем стол тоже был разделен ровно посередине. Вторая половина зала тонула во тьме, и Соня, как ни старалась, не могла рассмотреть, что там.

Но в целом ее положение было не таким бедственным, как она ожидала. Особенно ее порадовало то, что стол был накрыт, а рядом с бокалом вина она обнаружила стакан воды и таблетку аспирина.

Она как раз выпила ее, когда с другой стороны зала прозвучал голос.

– С пробуждением. Прошу прощения за то, что дорога сюда была не слишком приятной.

От неожиданности Соня крикнула и уронила стакан, разлетевшийся при ударе о бетонный пол на десятки осколков. Она испуганно всматривалась в темноту, но никого не могла там рассмотреть. Да и голос был незнакомым – мужским, тихим, вкрадчивым; Соня не сомневалась, что никогда не слышала его прежде.

– Ты кто? – только и смогла спросить она.

– Это не так важно. Мне просто очень хотелось встретиться с вами, Соня.

– З-зачем?..

– Вы понравились мне. И, раз уж вы теперь свободны, я бы хотел сделать вас своей любовницей.

Соня удивленно моргнула. Нет, такие отношения не были ей противны или непривычны. Но никогда еще их не предлагали так открыто!

Как ни странно, это предложение успокоило Соню, убедило, что похищение и решетка – всего лишь попытка ее впечатлить. Почему нет? Мужчины – странные создания, и ей легко было поверить, что кто-то мог влюбиться в нее с первого взгляда.

Но это лишь игра. Если бы он на самом деле был каким-то психом, он бы ее просто связал и взял свое, разве нет? Поэтому Соня уверенно села за стол и пригубила вина; она была голодна.

– Я вообще-то скорбящая вдова, – напомнила она.

– Вдова – да, это такая же неудобная формальность нашего общества, как супружество. Но скорбящая ли?

– Обязательно! – отозвалась Соня, отрезая первый кусочек рыбы.

С каждой секундой она чувствовала себя все увереннее. Соня давно усвоила, что у истинной соблазнительницы есть власть над мужчиной. Получается, сейчас власть была у нее, даже за этой решеткой.

– Тем не менее у меня есть основания полагать, что мое предложение будет вам интересно.

– Что же это за предложение? Объясни уже толком!

Рыба была приготовлена великолепно, вино оказалось дорогим, да и посуда явно была не из супермаркета. Да, Соне определенно было интересно его предложение.

– Секс, – просто сказал он.

– Это понятно. На каких условиях?

– Вы живете здесь и проводите время со мной. Только здесь и только со мной. Взамен вы получаете все, что душе угодно, но не покидая мою территорию.

– Э, нет, постойте! – нахмурилась Соня. – Так не годится!

– Это так уж страшно? Что вы теряете? Круг общения? Уверен, что смогу его заменить.

– Вряд ли!

– А вы попробуйте.

– Слушай, а ты не на бывшую жену Артурчика работаешь?

Эта мысль только что пришла в голову Сони, и теперь, когда она задала вопрос, казалась самой правильной. Да, очень может быть! Все это устроили бывшая Артурчика и ее отродье, чтобы показать, какая Соня развратная. Адвокат ведь предупреждал ее, что на суде все средства хороши!

– Я ни на кого не работаю, – заявил незнакомец.

Но теперь, когда Соня придумала свою версию, она больше не собиралась ему верить.

– Черта с два! Я хочу уйти отсюда, сейчас же!

– Подумайте над моим предложением.

– А если я откажусь? Что ты тогда сделаешь? Придушишь меня?

– Я вас отпущу. Ну а дальше…

– А дальше тебя не касается, – прервала его Соня. – Можешь отпустить, так отпускай, и не нужно было меня похищать ради такого бреда. Я верна своему мужу, вот так-то!

На темной стороне зала воцарилось молчание, и Соня даже не была уверена, там ли еще незнакомец. Мог и уйти… И все же он обратился к ней снова, но его голос звучал куда холоднее:

– Как вам будет угодно. Надеюсь, вы навсегда останетесь так же прекрасны, как сегодня.

Жуткий все-таки тип, однако это уже неважно, если ей позволено уйти.

Она слышала, как на той стороне хлопнула дверь, и ждала, что будет дальше. Соня надеялась, что ее просто выпустят отсюда и с этой мутной историей будет покончено. Но все оказалось куда сложнее.

Сначала она услышала шипение, потом был странный запах. Соня закашлялась, ей казалось, что она задыхается. Ощущение того, что она теряет сознание, после недавних событий уже стало привычным, и она понятия не имела, позволят ли ей очнуться второй раз. Что, если незнакомец обманул ее? Что, если все это – месть за отказ?

Но нет, она проснулась, и на этот раз пробуждение было не таким мучительным. Она оказалась в салоне дорогого автомобиля – судя по размеру и обстановке, лимузина. От водителя она была надежно ограждена стенкой, и она понятия не имела, кто за рулем. Соня все так же была одета и не ранена, а на соседнем сиденье лежала ее шуба.

Когда она очнулась, машина плавно двигалась, но очень скоро остановилась – до того, как пленница успела даже крикнуть. Соня тут же кинулась к дверце, не особо надеясь на успех.

Дверца поддалась, выпуская ее на свободу. Соня оказалась на знакомой улице в центре Москвы, в разгар дня, в толпе вечно спешащих куда-то прохожих. Она словно вышла из своей машины! Изумление было настолько велико, что она даже не обернулась сначала. А когда Соня вспомнила, кто доставил ее сюда, лимузина уже и след простыл, он затерялся в загруженном потоке машин.

Ей оставили не только одежду и шубу, в кармане лежал ее мобильный телефон с десятками пропущенных вызовов. Она отсутствовала всю ночь и половину дня! Нет, это не могло быть нормально… Даже если это розыгрыш, устроенный бывшей Артурчика, старой стерве придется заплатить!

Желающие поговорить с ней почти разрядили аккумулятор, и Соня догадывалась, что у нее получится сделать лишь один звонок, прежде чем трубка окончательно отключится.

Хотелось позвонить адвокату или вызвать такси, но она понимала, что, если она собирается наказать своего похитителя, ей не повредит союзник понадежнее. Поэтому она набрала номер следовательницы, которую еще недавно надеялась никогда больше не видеть.

Та ответила почти сразу, словно только этого звонка и ждала:

– Соня, здравствуйте. У вас что-то случилось? Вас объявили в розыск.

– И не зря, меня похитили! – выпалила Соня.

Она рассказала обо всем, что с ней произошло – быстро, эмоционально, зло. Следовательница слушала ее внимательно и, лишь когда рассказ был закончен, сказала:

– Это очень опасная ситуация, пожалуйста, не рискуйте.

– Мне кажется, это был какой-то розыгрыш…

– Возможно, а может, так проявил себя человек, убивший вашего мужа. Поэтому, прошу вас еще раз, не рискуйте. Я сейчас же приеду за вами. Где вы?

Соня назвала ей адрес. Ей и правда было не по себе, хотя в толпе с ней ничего не должно было случиться.

– Я знаю, где это, – заявила следовательница. – Там ведь рядом торговый центр, не так ли?

– Да…

– Подождите меня там или в любом другом людном месте. Не будьте одна!

– Да я и сама не хочу, – поежилась Соня. – Я буду в торговом центре, там как-то веселее.

– Вот и славно. Я буду минут через тридцать-сорок. Не переживайте, теперь все будет хорошо!

Загрузка...