Глава 1 «Сложные люди»

Несвоевременное рождение

В тот субботний день, 1 июля 1961 года, погода в графстве Норфолк на восточном побережье Туманного Альбиона выдалась на удивление приятной. Освежающий бриз с Северного моря, ясное небо и теплые солнечные лучи прекрасно подходили для принятия воздушных ванн. Большинство местных жителей этим и занялись. Кто-то увлекся спортивными играми, кто-то расположился на пикники. Были и те, кто просто гулял по желтым песчаным пляжам и большому сосновому бору. Исключение составили лишь обитатели Парк-хауса, трехэтажного особняка из серого кирпича, расположенного на территории королевского поместья Сандрингем. Вместо того чтобы предаться пасторальной идиллии, они собрались в эркерообразной спальне хозяина дома – Эдварда Джона, виконта Элторпа, сына седьмого графа Спенсера – в ожидании чего-то чрезвычайно важного.

За двадцать пять лет до означенных событий – 20 января 1936 года – в этой же комнате родилась супруга виконта, миссис Фрэнсис. Теперь ей самой предстояло произвести на свет ребенка.

Первый крик новорожденной раздался без четверти восемь вечера. Малютка весила три с половиной килограмма. По словам одной из служащих поместья, «у деточки были очень длинные и красивые ножки, я бы даже сказала, это были самые красивые ножки, что я когда-либо видела у новорожденных»1.

Пройдет время, и красота этих ножек станет предметом обсуждений для многих мужчин. Сейчас же, в 19 часов 45 минут 1 июля 1961 года, как раз в тот момент, когда Фрэнсис разродилась девочкой, на крикетной площадке, расположенной неподалеку от дома, проходил матч. Один из его участников – по профессии автоинспектор, а по состоянию души спортсмен – удачным ударом клюшки вывел свою команду вперед, вызвав бурю восторга среди зрителей. «Мне показалось это хорошим предзнаменованием – что моя дочка появилась на свет под звуки аплодисментов», – призналась позже Фрэнсис2.

Этого ребенка действительно ждали. Едва малютка подала первые признаки жизни, лица присутствующих осветились улыбками, лишь во взгляде виконта Элторпа проскользнуло едва заметное разочарование.

В чем же провинилась малышка, едва успевшая появиться на свет?

Для ответа на этот вопрос оставим ненадолго спальню и обратимся к прошлому. Самое время узнать о судьбах основных участников разворачивающейся драмы – Джонни и Фрэнсис Элторп.

Начнем с последней.

Мать будущей принцессы Уэльской вела свое происхождение от ирландского политика Эдмунда Бурка Роше, избранного в нижнюю палату парламента, палату общин, в середине XIX века.

Политическая карьера Роше сложилась удачно, позволив ему завоевать как любовь масс, так и благосклонность монарха. За выдающиеся заслуги в деле процветания Британской империи королева Виктория пожаловала мистеру Эдмунду Роше титул баронета. Отныне он стал величать себя Первым бароном Фермоем.

Младший сын Эдмунда – Джеймс Роше, третий барон Фермой – в 1880 году женился на дочери состоятельного американского биржевого брокера. Девушку звали Фрэнсис Уорк. В то время браки между молодыми отпрысками британской аристократии и «долларовыми принцессами» Нового Света были весьма распространенным явлением. Одним нужны были деньги, другим – титул. Заключая матримониальный союз, каждый получал что-то свое.

Как и большинство браков по расчету, семейные узы четы Роше оказались недолговечны. Брак распался спустя одиннадцать лет. Забрав троих детей, Фани, как называли ее близкие, вернулась обратно в Нью-Йорк.

К моменту возращения Фани в лоно семьи ее отец Фрэнк Уорк сколотил приличное состояние. Своим внукам Морису и Фрэнсису он завещал по тридцать миллионов фунтов каждому, но при одном условии. Фрэнк Уорк всегда недолюбливал британских аристократов, а после развода дочери так и вовсе возненавидел. Поэтому и условие его было соответствующим: наследники получит деньги только в том случае, если отрекутся от британских корней и примут американское гражданство.

Но братья, Морис и Фрэнсис, выполнить волю деда отказались. Когда в 1911 году Фрэнк Уорк отошел в мир иной, они, пойдя на немалые уловки, получили бо́льшую часть причитающихся им денег и зажили каждый своей жизнью. Морис принял участие в Первой мировой войне и намеревался уже вести жизнь достопочтенного джентльмена с Парк-авеню, как череда непредвиденных смертей заставила его в 1921 году вернуться в Соединенное Королевство и принять титул четвертого барона Фермоя. С этого момента его жизнь круто переменилась.

Морис был мало похож на типичных представителей британского высшего общества – он больше напоминал чужого среди своих. Американское воспитание, гарвардский диплом, неукротимая энергия, открытость ума и полное отсутствие снобизма сильно выделяли его на фоне других аристократов. По мнению его дочери Фрэнсис, «он был самым <…> блистательным человеком, которого я когда-либо встречала в своей жизни»3.

Человек веселый и общительный, он всегда шел на контакт. Посещая больницы, не чурался присесть на кровать, чтобы поболтать с кем-нибудь. Причем все это делалось с такой неподдельной искренностью, что окружающие мгновенно проникались к нему симпатией. Стоит ли удивляться, что, поселившись в одном из самых спокойных графств Великобритании, Норфолке, Фермой трижды проходил в палату общин от местного избирательного округа Кингс Линн.

Открытость Мориса импонировала не только простым гражданам. У него также сложились дружеские отношения с младшим сыном короля Георга V герцогом Йоркским[1]. Альберт был настолько очарован своим новым другом, что сумел убедить отца передать Фермоям в аренду расположенный на территории королевского поместья Сандрингем гостевой дом Парк-хаус. Именно в его стенах 20 января 1936 года на свет и появились вторая дочь Мориса – Фрэнсис. По стечению обстоятельств, ее рождение совпало с днем кончины короля Георга V. Несмотря на глубокий траур и душевные переживания, королева Мария[2], только что ставшая вдовой, нашла в себе силы сесть за письменный стол и написать барону Фермою поздравительное письмо.

Эти два небольших эпизода из жизни Мориса – предложение взять в аренду гостевой дом и знаки внимания со стороны королевы – позволяют составить весьма четкое представление о том положении, какое дедушка Дианы занимал при дворе.

Но и это не все. После смерти Георга V корона перешла его старшему сыну Эдуарду VIII. История знала немало примеров, когда у венценосных особ имелись свои маленькие слабости. Обнаружилась такая слабость и у нового монарха Соединенного Королевства. Эдуард был без ума от разведенной американки Уоллис Симпсон. Причем не просто без ума – он хотел на ней жениться, вступив в морганатический брак.

Кроме того, новый король стал активно вмешиваться в политическую жизнь, что не могло не вызвать недовольства в Уайтхолле и Вестминстере. В итоге каравелла под названием «Британия» села на мель. Занимавший в то время пост премьер-министра Стэнли Болдуин пригрозил Эдуарду отставкой, если тот не откажется от брака и не усмирит свои политические амбиции. Заявление премьера поставило британского монарха перед неприятным выбором – либо трон, либо любовь. Эдуард выбрал второе. 10 декабря 1936 года он отрекся от престола в пользу младшего брата Альберта.

Все эти события как нельзя лучше сказались на судьбе Мориса Фермоя. С коронацией герцога Йоркского (Альберт Фредерик Артур Георг получил имя Георга VI) и без того устойчивое положение выходца из Америки укрепилось еще больше. Отныне он стал своим среди своих.

Не менее удачно, чем с королевской семьей, у Мориса складывались отношения и с прекрасной половиной человечества. Как и положено выходцу из аристократической семьи, он был недурен собой и пользовался заслуженным успехом среди посетительниц великосветских салонов и раутов.

«Морис был тем еще волокитой, – заявила как-то леди Гленконнер. – Если честно, я его даже немного побаивалась»4.

В 1917 году, во время очередного путешествия по Америке, одной из его соседок в купе поезда, следовавшего в Сан-Франциско, оказалась очаровательная американка Эдит Трэвис. Слово за слово, и они не заметили, как, промчавшись через полустанки «Знакомство» – «Симпатия» – «Влюбленность», их поезд оказался на перроне с вывеской «Любовь».

Этот роман развивался очень бурно и продлился несколько десятилетий. До последнего времени о нем было известно немного, пока в 2004 году внебрачная дочь Мориса и Эдит не опубликовала свои воспоминания «Сиреневые дни», раскрыв некоторые подробности этой удивительной любовной связи.

Свою вторую любовь Морис встретил в Париже. Ею стала дочь угрюмого шотландского полковника из Абердина Рут Джил, приехавшая в столицу Франции для учебы в местной консерватории по классу фортепьяно. Как отмечает один из ее современников, «Рут была очень амбициозной девушкой. Имея весьма скромное происхождение, она всего добивалась сама»5.

Рут действительно пришлось собственными силами завоевывать место под солнцем. Понимая, что игрой на рояле много не добьешься, она стала искать себе хорошую партию. Сначала она встречалась с младшим Фермоем – Фрэнсисом. Однако, узнав, что титул, а следовательно, и положение в обществе наследует старший брат, мисс Джил, ничтоже сумняшеся, переметнулась к Морису.

Они расписались в 1931 году. Ей было 23 года, ему – 46. Несмотря на разницу в возрасте и любвеобильные пристрастия барона Фермоя, этот брак оказался удачным, и все благодаря Рут. В отличие от своей дочери Фрэнсис и внучки Дианы, она умела играть по правилам, закрывая глаза на характер супруга и философски относясь к его любовным похождениям.

Конечно, Рут было немного легче, чем ее потомкам. Она воспитывалась в совершенно других условиях, где от способности приноравливаться к окружающей среде зависело выживание. К тому же у бабушки Дианы было серьезное увлечение – музыка. В 1951 году она основала в Кингс Линн Фестиваль искусства и музыки, в котором принимали участие маэстро сэр Джон Барбиролли и великий скрипач Иегуди Менухин.

«Леди Фермой – весьма загадочная личность, – делился своими наблюдениями один из ее современников. – Сперва вам бросается в глаза ее благородство, учтивость и мягкость, но, присмотревшись ближе, вы начинаете замечать куда менее приятные особенности ее натуры»6.

О Рут говорили, что она «твердолобый перфекционист с устоявшимися взглядами на жизнь и безупречными манерами»7. Как и ее лучшая подруга – королева-мать[3], леди Фермой обладала стальной волей и непоколебимой уверенностью.

«Я не знаю никого, кто был бы так же уверен в собственных силах, – вспоминает ее дочь Фрэнсис. – Она никогда не испытывала сомнений. Моя мать принимала решение и делала дальше так, как считала нужным»8.

А нужным она считала личное благополучие и процветание своей семьи. Стоило ее дочерям достигнуть определенного возраста, как Рут тут же развернула активную кампанию по поиску достойных кавалеров. Со старшей – Мэри – дело обстояло несколько сложней. Ее внешность могла не столько привлечь, сколько отпугнуть состоятельных женихов. Один из партнеров по танцам назвал ее «высокой, пышногрудой пучеглазкой»9. Другое дело ее сестра Фрэнсис. Копна русых волос, голубые глаза и длинные, стройные ножки многих свели с ума.

«Фрэнсис нельзя назвать красивой в строгом смысле слова, – сказала однажды ее школьная подруга Барбара Гилмор, – но она чертовски привлекательна, жизнерадостна и сексуальна»10.

От своей матери девушка унаследовала силу характера и властность.

«Когда Фрэнсис смотрит на вас своими яркими голубыми глазами, она кажется грандиозней, чем сама королева», – признался один из сотрудников, работавший в штате принца Чарльза11.

«В ней есть какой-то стержень. Она одна из самых сильных личностей, которых я знаю, – восхищалась Фрэнсис еще одна из ее подруг. – Она остроумна, полна динамизма и энергии. Если бы ей удалось получить более серьезное образование, не сомневаюсь, она наверняка добилась бы больших успехов. Фрэнсис обладает превосходными лидерскими качествами, а также имеет огромную власть над мужчинами»12.

Про всех мужчин сказать сложно, но сердце одного из них ей и в самом деле удалось покорить. Счастливчиком стал Джонни, старший сын седьмого графа Спенсера, конюший Георга VI виконт Элторп, частенько наезжавший в расположенное по соседству с Парк-хаусом роскошное поместье графа Лестера Холкэм-холл. Визиты виконта в Норфолк были не случайны. Они имели целью общение со старшей дочерью графа леди Анной Коук. Анна находила Джонни «очаровательным, ласковым и забавным» кавалером, считая его, помимо всего прочего, «замечательным танцором»13.

Одновременно с Джонни в поместье Холкэм-холл нередко наведывалась и Рут Фермой. Вместе с хозяином они часто устраивали музыкальные вечера: граф Лестер играл на скрипке, баронесса Фермой аккомпанировала ему на рояле.

Музыка музыкой, но для Рут не составило труда разглядеть в представительном виконте Элторпе, за спиной которого были легендарный Итон, военная академия Сандхёрст и служба в Королевском шотландском полку, выгодную партию для своей младшей дочери. Ее нисколько не смущало, что Фрэнсис тогда едва исполнилось пятнадцать лет.

Леди Фермой поставила цель, и пусть поберегутся другие матери, пытающиеся заполучить милейшего Джонни себе в зятья[4]. Для начала она уговорила ничего не подозревающую Анну пригласить виконта в Парк-хаус. Медленно, но верно Рут очаровывала богатого наследника, подготавливая его к знакомству со своей младшей дочерью.

Когда Фрэнсис «случайно» вернулась домой, прервав обучение в частной школе, Рут начала действовать напрямую. Порхая вокруг виконта, словно бабочка, она начала раскидывать сеть «невинных» приманок, которые, по ее мнению, должны были пробудить у молодого человека интерес к юной леди.

– Джонни, а вы любите теннис? – как будто невзначай спрашивала хитрая женщина.

– Да.

– Да? Замечательно! Фрэнсис тоже обожает игру на корте. Правда, Фрэнсис?

Вместо ответа девушка смущенно улыбалась, отводя взгляд в сторону.

– Джонни, а как вы относитесь к плаванию?

– Мне нравится…

– Да, да, это просто великолепно! Фрэнсис, кстати, тоже очень любит бассейн.

Неудивительно, что после подобных расспросов Джонни признался одному из гостей:

– Какая очаровательная девушка – младшая дочь барона Фермоя15.

Затем последовали новые свидания и новые хитрости: например, пара шерстяных носков, которые Фрэнсис связала «лично для Джонни». Спустя годы Анна Коук признается, что обожала16 своего ухажера, но после знакомства с семьей Фермой, к ее глубокому сожалению, он уже не мог ответить взаимностью: его мысли все больше стала занимать другая девушка.

Начались «стремительно несущиеся дни, наполненные романтическими ухаживаниями»17, как говорила сама Фрэнсис. Их отношения действительно развивались слишком быстро, так и не дав молодым людям возможности разобраться в собственных чувствах. Буквально через несколько месяцев после того, как Фрэнсис исполнились положенные семнадцать лет, Джонни объявил о разрыве с леди Анной Коук и помолвке с Фрэнсис Роше Фермой.

«Со стороны Джонни это была настоящая, искренняя и чистая любовная связь, – считает его кузен Роберт Спенсер. – Сразу после помолвки он написал мне письмо, с первого до последнего слова пропитанное неистовой страстью в отношении Фрэнсис»18.

Аналогичные чувства испытывала и его суженая, которую нисколько не смущала разница в возрасте.

«Я не видела никакой проблемы в том, что Джонни был старше меня на двенадцать лет, – скажет она по прошествии многих лет. – На протяжении четырех поколений мы связывали свои жизни с мужчинами значительно старше себя»19.

Свадьба состоялась в июне 1954 года в Вестминстерском аббатстве. На брачной церемонии присутствовали свыше 1700 гостей, включая королеву Елизавету II и ее супруга принца Филиппа, герцога Эдинбургского. По словам Фрэнсис, эти свадебные торжества остались в ее памяти, как «мираж счастья»20.

«Когда встречаешься с мужчиной в пятнадцать лет, а в семнадцать – спустя всего пять месяцев после окончания школы – идешь под венец, то, оглядываясь назад, невольно задаешься вопросом: „А была ли я в тот момент по-настоящему взрослой?“»21.

Понимание того, что, может, и не стоило так спешить, приходит с годами. Но в тот солнечный июньский день 1954 года под сводами Вестминстера царило праздничное настроение. Молодые казались счастливой парой, кроме того, союз Джонни и Фрэнсис был выгоден и в материальном, и в светском плане. Это не могло не радовать амбициозную Рут. О таком женихе, как Джонни, можно было только мечтать. Старший сын графа Спенсера, потенциальный наследник тринадцати тысяч акров в графствах Нортхемптоншир, Уорикшир и Норфолк! И это не считая фамильного замка Элторп-хаус со 121 комнатой, украшенными полотнами Ван Дейка, Рубенса и Рейнолдса!

Не менее солидной, чем перечень владений, выглядела и родословная виконта. Чего стоит хотя бы тот факт, что первые упоминания о Спенсерах появились за 250 лет до прихода знаменитой Ганноверской династии, начало которой положил в 1714 году король Георг I, и за 430 лет до воцарения ныне правящей династии Виндзоров (до 1917 года – Саксен-Кобург-Готская).

Спенсеры не просто служили монархии, они входили в число ее творцов. Они ссужали деньги королю Якову I, способствовали падению его внука Якова II и возведению на престол Георга I. Они не раз роднились с королевскими династиями и знаменитыми фамилиями Соединенного Королевства.

В результате генеалогических хитросплетений Диана была дальней родственницей премьер-министра Великобритании сэра Уинстона Черчилля, семи президентов США, включая Джорджа Вашингтона и Франклина Рузвельта, а также – что совсем уж удивительно! – одиннадцатиюродной кузиной своего собственного мужа, принца Чарльза. Однако это не столь принципиально, гораздо важней, что самооценка Спенсеров была ничуть не ниже, чем у членов королевской семьи. Неслучайно их герб украшает девиз «Бог хранит правых», к числу которых они себя, безусловно, причисляют, а королева-мать, описывая однажды представителей этого семейства, назовет их «сложными людьми»22 – и будет права.

О стойком характере Спенсеров людям придется вспомнить в конце 1980 – начале 1990-х годов, когда принцесса Уэльская – леди Ди – наберется смелости пойти против истеблишмента.

Но все это будет впереди. А в 1954 году Джонни Элторп и Фрэнсис Фермой готовились к тому, чтобы начать новую жизнь.

Больше всего они мечтали о счастливой супружеской жизни. Но как Амур ни старался, благоприятный пасьянс не складывался – именно счастья в их пятнадцатилетнем браке так и не будет доставать. На то было несколько причин. Но прежде чем коснуться их, остановимся на личности виконта Элторпа.

Имея благородное происхождение, отец Дианы отличался от других представителей высшего света.

«Он точно был не из тех, про кого можно сказать, что он „застегнут на все пуговицы“, – свидетельствует кузина Элторпа Фиона Фрейзер. – Если Джонни было весело, он никогда не делал из этого секрета, предпочитая давать волю своим эмоциям»23.

Аналогичного мнения придерживался и его друг лорд Сент-Джон Фоусли:

«По многим параметрам он не походил на человека, живущего в XX веке. Я бы даже сказал, и в XIX тоже. Джонни больше напоминал нелегального иммигранта из века XVIII, когда аристократы жили полной жизнью. Конечно же он был настоящим джентльменом, но он никогда не боялся открыто говорить о своих чувствах. Признания в любви так и слетали с его уст»24.

Виконт обладал поистине удивительным качеством – умением понимать людей вне зависимости от их социального положения, пола или возраста. Впоследствии этим будет отличаться и его знаменитая дочь.

«У моего отца было врожденное умение находить путь к человеческим сердцам, – вспоминает старшая дочь Элторпа Сара. – Если он с кем-то разговаривал, его действительно начинали увлекать чувства собеседника. Он умел любить людей! Я не думаю, что этому качеству можно научиться. Либо оно у вас есть от рождения, либо нет»25.

Эмоциональная открытость – это прекрасно, но те, кто был близко знаком с отцом Дианы, не могли не заметить и другие его качества.

«Да, он действительно выглядел очень привлекательным, но в нем также было что-то странное, непредсказуемое, и я бы даже сказала – мрачное», – делится своими впечатлениями одна из дам26.

На самом деле, несмотря на всю свою импозантность, виконт Элторп был очень мягким и неуверенным в себе человеком. Не потому ли он всегда питал особую привязанность к энергичным и властным женщинам?

«Джонни обожает общаться с дамами сильными и волевыми, – заметила как-то одна из его кузин. – Возникает такое ощущение, что они его тонизируют»27.

Безусловно, Фрэнсис была волевой женщиной. Трагедия заключалась в другом. Во-первых, как показало время, она была не единственной в жизни своего супруга, у кого был сильный характер (если иметь в виду представительниц слабого пола). Во-вторых, сам Джонни по натуре был человеком мягким, что ставило его в полную зависимость от угрюмого и деспотичного отца – Джека Спенсера.

Своим современникам седьмой граф Спенсер запомнился как джентльмен вспыльчивый и эксцентричный. В отличие от своего сына, он терпеть не мог общаться с людьми, особенно если речь шла о контактах – как он сам однажды выразился – с «низшим сословием»28. Он без всяких объяснений мог прервать разговор только потому, что ему надоела тема или просто стало скучно. Со слугами он обычно общался знаками, вместо того чтобы отдавать распоряжения словами, как это делают все люди. Так, например, для личного водителя сигналом к тому, что можно отправляться, служил хлопок дверью автомобиля.

Кстати говоря, однажды подобное пренебрежение сыграло с Джеком злую шутку. По дороге домой после очередного мероприятия ему вдруг приспичило выйти, что он и сделал. Неожиданно подул сильный ветер, и дверца «роллс-ройса» захлопнулась. Услышав привычный звук, шофер плавно тронул машину вперед, а Спенсер остался стоять один на шоссе, наполняя пространство бранью и гневом.

Брат Дианы, Чарльз, говорил о графе Спенсере: «Его усы агрессивно щетинились, массивный живот тяжело нависал над широкими брюками. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять – такой человек не собирается тратить время на всевозможные глупости. Он внушал уважение многим и страх – практически всем»29.

Причем больше всего Джека боялся его собственный сын, Джон.

«Главная беда Джонни состояла в том, что не успел он еще толком встать на ноги, как чересчур властный папаша умудрился выбить из него всю инициативу, – делился своими наблюдениями командир Королевского шотландского полка, под чьим началом проходил службу виконт30.

Ситуация усугублялась тем, что Джонни находился в полной финансовой зависимости от своего отца. Здесь следует уточнить, что свободных средств у графа, как правило, не было, поскольку все доходы шли на содержание фамильного замка. Элторп, давно уже превратившийся в музей, был главной гордостью своенравного Джека Спенсера, которого в шутку прозвали «граф-экскурсовод»31. Он любил Элторп, как любят женщину, поклонялся ему, как святыне. Даже фамильное серебро он протирал собственноручно, хотя и имел для этого специального человека. Однажды Элторп посетил Уинстон Черчилль, собиравший в то время документы для своего четырехтомного труда о жизни первого герцога Мальборо. По замку Черчилль ходил с неизменной «гаваной», чем вызвал негодование хозяина Элторпа. Джек в резком тоне попросил известного политика потушить сигару в бокале с водой, чтобы не испортить пеплом какой-нибудь из шедевров32.

Трудно было ожидать, что при таком прохладном отношении к собственному сыну Джек проникнется симпатией к его жене. Нет, этого не произошло – Фрэнсис была слишком независима. А что еще можно ожидать от молодой девушки, в жилах которой текла гремучая смесь американских, шотландских и ирландских кровей?

«Нельзя забывать, что Спенсеры очень консервативная семья, а Фрэнсис могла спокойно переступить черту, – вспоминает одна из ее родственниц. – Все это не могло не обострять их отношения. От нее ждали правильного поведения, но ведь у нее такой характер!»33

Фрэнсис платила Джеку взаимностью. Она не только невзлюбила своего свекра, но и весьма негативно отнеслась к его любимому замку – Элторпу.

«Он наводит на меня гнетущую тоску, – вскоре скажет она. – Возникает такое неприятное ощущение, будто очутилась в музее после его закрытия»34.

К счастью, пребывание в Элторпе было недолгим. После смерти в 1955 году четвертого барона Фермоя Рут согласилась сдать Парк-хаус молодоженам.

Несмотря на скверный характер, граф Спенсер достаточно быстро понял, что перевоспитать невестку ему вряд ли удастся. Решив не тратить на нее силы, он предъявил молодоженам только одно требование – произвести на свет наследника. Так уж устроен высший свет, что, согласно праву первородства, девушки не наследуют титул. Сохранение имени возможно только с появлением сына[5].

Джонни решил не затягивать с исполнением воли отца. Спустя девять месяцев после свадьбы на свет появился первый ребенок – дочь Сара. Фрэнсис была на седьмом небе от счастья, назвав свое чадо «ребенком медового месяца»35, что в принципе и понятно, исходя из сроков появления первенца на свет. Не менее понятна и куда более негативная реакция ее титулованного свекра – графа Спенсера. В честь появления наследника Джек уже готовился зажечь в Элторпе костры, но теперь празднества пришлось откладывать на неопределенное время.

Ждать пришлось недолго. Спустя два года Фрэнсис воспроизвела на свет второго ребенка. К глубокому огорчению Джека, вновь родилась девочка. Родители назвали малютку Джейн и направили все силы на третье зачатие.

12 января 1960 года в семье виконта Элторпа произошло долгожданное пополнение. На этот раз родился мальчик – Джон Спенсер. Однако его рождение обернулось еще большей трагедией.

«Я никогда не видела своего ребенка, – плакала Фрэнсис, – мне даже не удалось подержать его на руках. Мне просто сказали, что он нуждается в срочной медицинской помощи и я смогу увидеть его немного позднее. Как потом выяснилось, у моего сынишки была дисфункция легкого, что фактически лишало его шансов на дальнейшее существование»36.

Джон Спенсер умер, прожив всего одиннадцать часов.

Вместо того чтобы утешить заливавшуюся слезами жену, Джонни отвернулся от нее, презрительно фыркнув:

– Ты обязана родить еще одного ребенка!37

Засомневавшись в способностях супруги произвести наследника, Джонни отправил ее к лондонским гинекологам для проведения унизительных тестов. Как установит медицинская наука впоследствии, пол ребенка зависит от строения хромосом у мужчин и никак не связан с физиологическими особенностями женского организма.

Наука наукой, а граф Спенсер не переставал требовать рождения наследника. Спустя некоторое время Фрэнсис беременеет в четвертый раз.

«Для меня было очевидно, что я считалась главной причиной случившейся с Джоном трагедии. Поэтому я отлично представляла, через что мне придется пройти, едва я забеременею вновь, – делилась своими переживаниями супруга виконта Элторпа. – Возможно, это был своеобразный защитный механизм, но я решила до самого последнего момента скрывать факт своей беременности»38.

Истощенная морально и физически, Фрэнсис отправилась отдохнуть на морское побережье. Собравшись с мыслями, она поняла, что долго скрывать беременность невозможно. Лучше поставить мужа в известность: у них вновь будет ребенок – и, возможно, мальчик. Но сообщить об этом она не успела. Ночью ей стало плохо, и у нее произошел выкидыш. Обо всем этом Фрэнсис расскажет своим детям только в 1990-х годах, когда самого Джонни уже не будет в живых.

Впереди Фрэнсис ждала пятая беременность, которая также не смогла снять напряженности в отношениях между супругами. 1 июля 1961 года на свет вновь появляется девочка. Джонни был настолько потрясен рождением очередной дочери, что в интервью местному журналисту признался: «На данный момент мы все еще не смогли определиться с именем»39.

Пройдет целая неделя, прежде чем малютке дадут имя: Диана Фрэнсис – в честь сестры первого графа Спенсера Дианы (1735–1743) и матери новорожденной.

Не менее показательно выглядел и обряд крещения – на удивление скромный для такого семейства, как Спенсеры. Помимо родителей на церемонии присутствовали только жена главного мирового судьи Норфолка и несколько соседей по графству. Для сравнения: крестной матерью Сары была королева-мать, а крестным отцом Джейн – герцог Кентский.

Диана стала единственным ребенком в семье виконта Элторпа, среди крестных которой не было ни одного члена королевской семьи. Но, как потом выяснится, ей была уготована куда более значительная роль, чем старшим сестрам.

Рождение Дианы Спенсер, как и большинство фактов ее биографии, очень быстро превратится в миф. Для многих исследователей ее жизни не составит труда, объединив все вышеперечисленные обстоятельства, сделать вывод, что Диана была не самым любимым ребенком в семье. На самом деле это не так. Если факты ее рождения и оказали какое-то влияние на жизнь будущей принцессы Уэльской, то произошло это только благодаря самой Диане, сумевшей убедить себя в том, что она для окружающих не более чем «досадная неприятность»40.

В действительности ситуация выглядела не такой безнадежной. «Даже не знаю, что сказать, когда слышу, будто она была нежеланным ребенком, – говорит Роберт Спенсер. – Лично я не видел никаких признаков, что это действительно было так. Другое дело, какие мысли зародились у нее в голове. Это уже другой вопрос»41.

Для того чтобы узнать, о чем думала Диана, обратимся к ее собственным высказываниям.

«Когда мне было четырнадцать лет, я чувствовала, что ни на что не гожусь. Я считала себя полностью безнадежным ребенком. Я ощущала себя неотъемлемой частью всей этой проблемы с рождением наследника. Ребенок, скончавшийся до меня, был мальчиком, мои родители были просто одержимы тем, чтобы произвести на свет наследника, а здесь появляюсь я – третья девочка. „Какая досада, – наверняка подумали они, – придется пробовать еще раз“»42.

Смерть старшего брата была связана и с еще одним принципиально важным для Дианы моментом – самим фактом ее рождения. «Ведь если бы он остался жив, я бы никогда не появилась на этом свете», – убеждала себя принцесса Уэльская.

«Она признавалась, что чувствует себя отвергнутой, потому что вся семья находилась под воздействием того шока, который вызвали рождение и смерть Джона, – вспоминает одна из ее подруг. – Нельзя сказать, что с ней обращались как-то по-другому, но Диана всегда считала, что так оно и есть. Ее самооценка от этого была на очень низком уровне»43.

Подруга Дианы Эльза Боукер утверждала, что приложила немало усилий к тому, чтобы переубедить принцессу: на самом деле ее очень любят.

– У твоих ног весь мир! – говорила Эльза.

– Весь мир у моих ног? – возражала Диана. – В детстве я была нежеланным ребенком, потому что мои родители хотели мальчика. О Эльза! Я нежеланна! Нежеланна!44

Принцесса совершенно напрасно давала себе столь негативную установку. Как мы увидим дальше, ее любили не меньше, если даже не больше, чем остальных детей. Просто Диана родилась и провела свое детство, да что там детство – всю жизнь! – в очень напряженном психологическом климате. И все вышеперечисленные обстоятельства, связанные с ее появлением на свет, стали далеко не единственными моральными травмами. Впереди Диану ждали новые испытания.

Крах семьи

20 мая 1964 года произошло событие, которого семья Спенсеров ждала уже десять лет. Фрэнсис родила мальчика. Ребенка назвали Чарльз Эдвард Морис Спенсер. Обряд крещения был совершен в капелле Генриха VII в Вестминстерском аббатстве, а крестной матерью новорожденного стала сама королева Елизавета II.

Казалось бы, всё – цель достигнута, и супруги Спенсеры могли зажить если уж не счастливо, то хотя бы спокойно. Но этого не произошло. Фрэнсис и Джонни все больше отдалялись друг от друга. Их разговоры часто заканчивались перебранками, и ходили даже слухи, что в минуты гнева виконт поднимает руку на свою жену.

Впервые эти подробности озвучил известный журналист Джеймс Уитакер, опубликовавший в 1993 году книгу «Диана против Чарльза: кровная королевская вражда». По его словам, «у жителей Норфолка не вызывало сомнений, что рукоприкладство действительно могло иметь место»1.

Уитакера поддержала биограф Джонни Анжела Левайн: «Задиристость Спенсера спокойно могла перерасти в жестокость»2.

А как же быть с теми высказываниями о характере отца будущей принцессы Уэльской, которые рисуют его совсем другим?

Например: «Из всех людей, которых я когда-либо знал, Джонни меньше всего подходит эпитет „жестокий“, – говорит один из его родственников. – Да, он немного необычен, он кроток, иногда мягок, но только не жесток»3.

Или: «В Джонни слишком много от настоящего джентльмена, чтобы он оказался способен на проявление агрессии», – считает одна из подруг виконта, знавшая его больше двадцати лет4.

Слухи об агрессии Джонни противоречат и высказываниям его собственной супруги. Уже годы спустя, отвечая на вопрос, случалось ли так, что ваш муж поднимал на вас руку, Фрэнсис категорично скажет:

– Нет! Джонни был одним из самых спокойных мужчин5[6].

Трагедия Фрэнсис и Джона заключалась в том, что они были слишком разными людьми. С годами эти различия стали проявляться еще больше. Виконт и раньше был знаменит своей социальной пассивностью, а с появлением детей он окончательно замкнулся на семье.

«Джонни был прекрасным компанейским парнем в молодые годы, но со временем он стал скучен, полностью погрузившись в воспитание своих детей и сельскую жизнь», – вспоминает его бывшая невеста леди Анна Коук6.

Другое дело Фрэнсис. Она всегда отличалась общительностью, любознательностью, бьющей через край энергией.

«Она способна разгадать кроссворд в „The Times“ за шесть минут, и ни секунды больше!» – восхищался ее эрудицией один из друзей7.

Свою роль сыграла и разница в возрасте, которой в 1954 году не придали большого значения. В момент рождения Чарльза Джонни было сорок лет, Фрэнсис – двадцать восемь. Всего двадцать восемь! Ей хотелось вдыхать жизнь полной грудью, получая удовольствие от каждого прожитого мгновения.

«Фрэнсис просто вырвалась из клетки, и на это у нее были веские причины, – комментирует поведение молодой женщины один из ее близких друзей. – Она обручилась в семнадцать лет, вышла замуж в восемнадцать, Джонни был старше ее на двенадцать лет. Ей просто хотелось чего-то большего»8.

Не стоит забывать и про солидное наследство отца Фрэнсис, Мориса Фермоя, предоставлявшее столь необходимую в таких случаях финансовую независимость.

После рождения Чарльза Фрэнсис начала все чаще покидать скучный Норфолк и все больше времени проводить в Лондоне. В 1966 году мать Дианы познакомилась с преуспевающим бизнесменом Питером Шэндом Киддом, недавно вернувшимся из Австралии. По словам самой Фрэнсис, «это не была любовь с первого взгляда. Просто нам удалось рассмешить друг друга»9.

На следующий год они отлично провели время на горнолыжном курорте Куршевель. К тому времени у Питера были жена и трое детей, однако это не помешало его взаимоотношениям с Фрэнсис выйти за рамки обычной дружбы и перерасти в бурный роман.

До поры до времени любовникам удавалось встречаться тайно, однако прошло всего несколько месяцев, и о романе заговорили в свете. Когда информация дошла до Джонни, он пришел в ярость. Правда, ненадолго. Обсудив сложившуюся ситуацию, супруги заключили соглашение – будние дни дети будут проводить с Фрэнсис, а на выходные возвращаться к отцу в Парк-хаус.

Осенью 1967 года семья попыталась воссоединиться. Но вместо того чтобы примирить супругов, совместная жизнь еще больше разъединила их. Во время рождественских праздников Джонни нанес первый удар. Ничего не сказав своей жене, он записал Диану и Чарльза в местную школу в Норфолке, тем самым обеспечив их постоянное присутствие рядом с собой.

«Я была потрясена! – сокрушалась бедная женщина. – Джонни отказался вернуть мне Диану и Чарльза, заранее заручившись поддержкой судьи. В Рождество все суды были закрыты, и я оказалась бессильна»10.

Воздух Парк-хауса наполнился ионами надвигающегося кризиса. Однажды утром Диана увидела, как прислуга и ее мать укладывают платья в чемоданы. Затем Джонни собственноручно перенес чемоданы в багажник. Когда девочка вышла на крыльцо, Фрэнсис подбежала к ней и, стараясь сдерживать слезы, прошептала:

– Не расстраивайся, я скоро вернусь11.

Фрэнсис лгала. После того, что произошло, ни о каком скором возращении не могло быть и речи. Но разве понимала это Диана? По нескольку раз в день она выходила на крыльцо и вглядывалась в опустевшие ворота Парк-хауса в надежде первой увидеть возвращение матери. Но ее мама так и не вернется. Вскоре Диана поймет, что ее обманули. Пройдут годы, а она так и не сможет простить матери эту ложь.

«Ее отъезд стал самым болезненным эпизодом в моем детстве, – призналась принцесса своей подруге Козиме Сомерсет. – Больше всего меня задел обман. От меня просто утаили тот факт, что покинули навсегда»12.

По прошествии многих лет Диана сравнит поступок своей матери с «огромной черной дырой, настолько огромной, что ее ничто не могло заполнить»13.

Фрэнсис и подумать не могла, насколько серьезным окажется воздействие ее отъезда на психологическое состояние младшей дочери.

«Как бы Диана ни старалась, на какие бы ухищрения ни шла, она так и не смогла забыть о том, что в детстве ее бросили, – замечает целительница и подруга принцессы Симона Симмонс. – В конечном счете это приведет к тому, что Диана станет искать утешения у людей, от которых на самом деле ей бы следовало держаться подальше»14.

Диана не знала, что ее мать пыталась встретиться с детьми, но ей просто не позволили этого сделать.

«Я приехала в Парк-хаус и потребовала, чтобы меня провели к детям, но дворецкий даже не пустил меня на порог, просто захлопнув передо мной дверь! – возмущалась спустя годы бывшая супруга Джонни. – Дом очень большой, поэтому, как я ни кричала, мои малютки так и не смогли меня услышать»15.

Отлученная от семьи и детей, Фрэнсис подала на развод. В тот момент мать Дианы еще не осознавала, что, приняв окончательное решение расторгнуть брак, она переступила черту. Так уж устроен высший свет Великобритании: если измена мужу рассматривается как «дурной поступок», не более того, то требование развода – как непростительная ошибка. Какие бы бури ни разгорались за массивными дверьми богатых особняков и старинных замков, главное, чтобы об этом не знала общественность. С разводом же все тайное становится явным.

Именно поэтому Джонни, который сначала был потрясен решением своей супруги[7], быстро сменил растерянность на злость. Бывшая супруга превратилась для него в объект, который следовало наказать. А наказать женщину, как известно, можно больнее всего, лишив ее (на этот раз окончательно) права на воспитание собственных детей. На это и направил свои усилия будущий хозяин замка Элторп. «Дети должны быть переведены в местную школу в Кингс Линн, остаться у меня и больше никогда не возвращаться в Лондон к матери», – заявил он в категоричном тоне17.

Битва за детей могла превратиться в полномасштабное сражение между бывшими супругами, однако этого не произошло. Фрэнсис подкосил удар в спину, который ей нанесла ни кто-нибудь, а ее собственная мать. Без всяких зазрений совести Рут приняла сторону зятя и выступила на суде против своей дочери. С легкой руки леди Фермой Фрэнсис предстала в глазах общественности «перебежчиком»18.

На самом деле это не имело ничего общего с реальностью. Виконтесса Элторп никогда не собиралась бросать детей ради новой любви. Но разве ее в тот момент кто-то слушал!

Слушали Рут Фермой, которой Джонни всегда импонировал. Но еще больше ей нравилось, что в один прекрасный день Фрэнсис, ее дочь, станет графиней Спенсер – хозяйкой одного из крупнейших поместий в Соединенном Королевстве.

«В понимании ее матери, если бы Фрэнсис оставила Элторпа ради, например, герцога Ратленда, это было бы нормально. Но бросить наследника графа Спенсера ради какого-то Шэнда Кидда! Это было уже слишком!» – заметил друг семьи Бродерик Хэлден19.

Сама Рут считала виновником всех бед наследственность:

«Во всем, что произошло, виновата кровь Фермоев. Семья моего отца всегда относилась к перебежчикам. Они все были американскими перебежчиками. Крайне неподходящие гены!»20

Примечательно, что, когда пройдет двадцать лет и отношения между Дианой и Чарльзом начнут портиться, ее бабушка снова предаст кровь Фермоев и выступит на стороне принца Уэльского.

«Оставаясь придворной до последнего вздоха, Рут хотела, чтобы ее внучка сохранила брак. Главное было спасти королевскую семью от позора – именно так она расценивала развод наследника престола», – прокомментировал ее поведение один из Спенсеров21.

15 апреля 1969 года было публично объявлено о разводе Фрэнсис и Джонни Элторп. Согласно официальному заявлению:


«Причиной развода стала супружеская измена тридцатидвухлетней виконтессы Элторп с мистером Питером Шэндом Киддом. Супружеская измена имела место в Южном Кенсингтоне, Куинс-гейт, в апреле и мае 1967 года. Суд постановил, что леди Элторп и мистер Шэнд Кидд обязаны выплатить 3000 фунтов для покрытия расходов ее мужа. Также суд постановил, что опека над четырьмя детьми виконта и виконтессы Элторп передается супругу»22.


Самым важным в этом заявлении – как для основных участников разворачивающейся драмы, так и для их детей – было последнее утверждение. Возникает закономерный вопрос – чем руководствовался суд, когда постановил лишить мать ее собственных детей? Судья, что вел бракоразводный процесс, объяснил всё «стремлением виконта Элторпа остаться в семье и продолжить воспитание»23. На самом деле Фрэнсис боролась с системой, противостоять которой у нее не было достаточных ресурсов.

«Против леди Элторп оказались сразу несколько факторов, – считает биограф Дианы Гордон Ханикум. – Во-первых, мнение высшего света и ее матери. Во-вторых, Норфолк, где дети провели бо́льшую часть своей жизни и который считался гораздо лучшим местом для их дальнейшего воспитания, нежели Лондон. Самым же главным было происхождение Джонни. Обычно опекунство передается матери, за исключением случаев умственного расстройства, пристрастия к наркотикам и менее благородного происхождения. В том, что касается происхождения, у виконта Элторпа было явное преимущество»24.

Спустя всего три дня после расторжения брака, которое состоялось 29 апреля, Фрэнсис вышла замуж за Питера Шэнда Кидда. Через два года она вновь поднимет вопрос об опекунстве. Будет назначено второе судебное разбирательство, оно продлится пять дней и на этот раз пройдет в закрытом режиме. Несмотря на дополнительную и тщательную проработку имеющихся фактов, окончательное решение останется без изменений. Суд повторно постановит сохранить опекунство за виконтом Элторпом.

Все было кончено.

Трагедия всех этих разбирательств заключалась в том, что основная цель любого бракоразводного процесса – сделать жизнь участвующих в нем людей счастливей – оказалась не достигнута. Прямо или косвенно, но от решения суда пострадали все. Пострадала Фрэнсис, лишившаяся детей[8]. Пострадал и сам виконт Элторп.

«После развода отец стал выглядеть очень жалким и глубоко потрясенным, – вспоминает его сын Чарльз. – Он целыми днями сидел в своем кабинете, ни с кем не разговаривая»25.

«Язык его телодвижений был потрясающе откровенен, – свидетельствует друг Джонни Руперт Хэмбро. – Он осунулся, ходил с каким-то отрешенным взглядом, не обращая внимания на события и людей, которые его окружали»26.

А лорд Гленнконер скажет, что некогда красивый и статный виконт Элторп после развода напоминал своим удрученным видом «несчастную сырую сосиску»27.

Как и следовало ожидать, пострадали от бракоразводного процесса и дети.

«Это был один из самых несчастных периодов, – так опишет Диана это время. – Родители, занятые своим разводом, череда сменяющих друг друга нянь и заполнившая все нестабильность сделали происходящее удручающе безрадостным»28.

Выбирать между тем, кто тебе дорог, – одна из сложнейших дилемм, с которой может столкнуться человек. Диане же пришлось решать эту дилемму с самого раненного детства. Каждый уик-энд, прежде чем передать детей няне, Фрэнсис, заливаясь слезами, повторяла:

– Вы даже представить не можете, как я не хочу с вами расставаться!29

Однажды Диану пригласили на свадьбу кузины. Отец подарил ей белое платье, а мать – зеленое.

«Они оба были очень красивы. Сейчас я уже не помню, какое из них выбрала. Но я отчетливо запомнила, насколько меня травмировала подобная ситуация, – признавалась она впоследствии. – Больше всего я переживала из-за того, что, какой бы выбор я ни сделала, он покажет мою приверженность лишь к одному из родителей»30.

Многие будущие комплексы принцессы Уэльской берут свое начало в ее детстве. Здесь и боязнь быть брошенной, и страх перед бракоразводным процессом, и частые депрессии, и резкие перепады настроения, и ощущение своей незащищенности – все это прямо или косвенно связано с воспитанием в неполной семье. К тому же именно на Диану расставание родителей оказало максимальное воздействие. Это связано с двумя причинами.

Во-первых, возраст. Когда семья распалась, Чарльзу было три года. Кроме самого факта отсутствия матери, он не осознавал, что происходит на самом деле. Саре и Джейн исполнилось тринадцать и десять лет соответственно, и они уже могли составить представление о царивших в семье разногласиях. Диане же было шесть лет. Согласно биологическим особенностям развития организма именно в этом возрасте начинается первая гормональная перестройка, связанная с проявлениями эмоций. Мышление при этом развивается гораздо медленнее и оказывается неспособным к выработке рационального объяснения тех или иных событий, с которыми сталкивается ребенок. Подобное несоответствие фактически превращает детей в беззащитных жертв перед серьезным психологическим стрессом. Именно это и произойдет с нашей главной героиней.

Второй и, наверное, более важной причиной стал характер Дианы. Вместо того чтобы постараться изолировать себя от ненужных переживаний, она стремилась попасть в самый эпицентр бури, принимая все близко к сердцу. Например, если Сара, когда родители начинали ссориться, просто запиралась в своей комнате и включала плеер на полную громкость, то Диана, напротив, вставала под дверью и слушала всю словесную перепалку от начала до конца.

С детских лет принцесса Уэльская отличалась повышенной чувствительностью. Возникает ощущение, что она была создана для страданий. Пока местные дети играли друг с другом, Дач[9] сидела в сторонке, думая о чем-то о своем. Однажды мама одного из детей подошла к няне и спросила:

– А что можно сделать, чтобы это девочка присоединилась к остальным?

– Ничего! – раздалось в ответ. – Она по натуре очень грустный ребенок31.

Вспоминая свои детские годы, сама Диана однажды сказала:

«Я всегда знала, что здорово отличаюсь от всех остальных. Я ощущала себя какой-то изолированной, обособленной. Я чувствовала, что внутри меня есть что-то такое, что делает меня особенной. Не знаю даже почему»32.

Увы, обособленность всегда приводит к одиночеству…

«Диана часто признавалась, что ее ранняя жизнь была ужасна, – вспоминает астролог принцессы Пэнни Торнтон. – Она говорила о постоянном чувстве одиночества, которое, словно пустота, наполняло все ее существо. Также она говорила об отсутствии к ней внимания, что ее никогда по-настоящему не слушали, не проявляли к ней ни искренней привязанности, ни любви, в которых она так нуждалась»33.

Как следствие, подобные переживания привели к неуверенности в собственных силах и к заниженной самооценке.

«Она была самой неуверенной среди сестер, – говорит одна из ее подруг. – Она чувствовала, что с ее мнением никто не считается»34.

Неуверенность Дианы сказалась и на ее отношении к собственной внешности. Это может показаться удивительным, но принцесса Уэльская, красотой которой восхищались миллионы мужчин и женщин, считала свою внешность далекой от идеала.

«Ей не нравилось ее тело, – вспоминает Симона Симмонс, – ей не нравилась его форма. Она считала, что ее бедра слишком узкие, стопы и кисти – большие, нос – с бугорком. Диане хотелось походить на Одри Хёпберн или, еще лучше, иметь соблазнительную фигуру в виде песочных часов – а-ля Мэрилин Монро. По мнению принцессы, у американской актрисы был идеальный силуэт. „Мне всегда хотелось иметь плоский живот и отчетливо выраженную талию“, – говорила Диана»35.

Уже став принцессой Уэльской, Диана подвергнет себя строжайшей диете и постоянным физическим нагрузкам. Как правило, ее день начинался с чашечки крепкого кофе. Иногда сначала она выпивала стакан горячей воды с лимоном, но затем следовал неизменный кофе. После кофе шла очередь стакана сока, который принцесса готовила сама из огурцов, свеклы, моркови и яблок. В середине дня Диана выпивала еще один стакан сока из огурцов и сельдерея, считая эти овощи великолепными диуретиками. В общей сложности за день принцесса поглощала как минимум восемь стаканов жидкости, промывая почки и очищая кожу от всевозможных пятен36.

Знакомясь с событиями первых лет жизни принцессы Уэльской, следует учесть один немаловажный фактор. В большинстве своем они изложены самой Дианой, а значит, несут в себе отпечаток субъективности. Уже в детские годы Диана была склонна драматизировать события, а иногда и приукрашивать их, добавляя несуществующие детали. Недаром жена местного викария однажды не выдержит и скажет ей строго:

– Диана Спенсер! Если ты еще раз соврешь, я просто-напросто отправлю тебя домой!37

Подтверждает это и Чарльз Спенсер:

«Нередко сестре было трудно говорить правду. Связано ли это как-то с разводом родителей, не знаю. Скорее всего, она просто хотела привлечь как можно больше внимания к собственной персоне»38.

Многим быт Спенсеров казался не таким мрачным, как описывает его Диана.

«Вероятно, в ее восприятии жизнь в Парк-хаусе действительно выглядела так, как она ее описывает. Но на самом деле все было совершенно иначе, – вспоминает один из кузенов Дианы. – Все было намного лучше, чем ей казалось в ретроспективе»39.

С ним соглашается и няня Дианы Мэри Кларк – в 1971 году Джонни пригласил ее для ухода за детьми.

«Когда я вспоминаю времена, проведенные в Парк-хаусе, не могу не признать, насколько веселой и легкой была атмосфера в этом доме. Я навсегда запомнила шутки и смех, то и дело разносившийся по коридорам. Причем лучше всех дразнить других получалось у Дианы»40.

Об отце будущей принцессы необходимо сказать отдельно. Безусловно, Джонни любил своих детей. Он постоянно организовывал всевозможные игры и конкурсы. Например, когда отмечали очередной день рождения Дианы – ей тогда исполнилось семь лет, – он привел в Парк-хаус настоящего верблюда!

Для того чтобы запечатлеть счастливые мгновения детства своих чад, виконт Элторп купил видеокамеру. С годами у него скопится солидный видеоархив – бесценные записи, отразившие частную жизнь семейства.

Но… Джонни Элторп до мозга костей оставался аристократом. В его отношениях с детьми так необходимые им близость и теплота были редким явлением.

«Виконт Элторп был очень добрым и понимающим человеком, он постоянно беспокоился о том, как сделать жизнь своих детей лучше, – вспоминает Мэри Кларк. – Но говорить об открытости… Когда он спрашивал детей об играх или о животных, они ему просто отвечали, но никогда не начинали разговор первыми»41.

Несмотря на все свои старания, Джонни так и не смог преодолеть барьер аристократического происхождения. Тяготила его и мучительная психологическая обстановка, заложниками которой оказались дети, вынужденные разрываться между любящими родителями. Бывшие супруги готовы были жертвовать многим ради того, чтобы им предоставили возможность проявить свои родительские чувства. Не секрет, что дети быстро улавливают подобные настроения и начинают использовать их в собственных интересах. Диана в данном случае не стала исключением.

«Она быстро научилась манипулировать родителями, – вспоминает один из ее близких друзей. – И Фрэнсис, и Джонни – оба нуждались в ее внимании, стараясь всячески потворствовать желаниям своей дочери»42.

По мнению Роберта Спенсера, «основная проблема заключалась в том, что вокруг было мало людей, которые могли бы сказать ей строгое „Нет!“»43.

Внешность Дианы, с ее незабываемым кротким взглядом и слегка опущенной головой, впоследствии введет в заблуждение немало людей. На самом же деле за скромностью скрывался сложный характер, проявившийся уже в детские годы.

«Диану нельзя назвать трудным ребенком, но она была очень упряма, – признается одна из нянь Жанет Томсон. – Уже тогда она отлично знала, что ей хочется. С ней было нелегко. Другим детям скажешь, и они выполняли беспрекословно. Но только не Диана. Если ее просили что-нибудь сделать, это всегда превращалось в противостояние характеров»44.

С нянями, а впоследствии и с другой прислугой у принцессы Уэльской сложатся особые отношения. И если к горничным и дворецким отношение Дианы будет варьироваться от полного доверия до полного безразличия, то к большинству своих нянь она относилась настороженно. По крайней мере до тех пор, пока события развивались по ее сценарию. Когда же ситуация (по мнению самой Дач) выходила за приемлемые рамки, объявлялась негласная война. Так, стул одной няни Диана «украсит» острыми булавками. Вещи второй няни отправятся в окно. Третью же она просто запрет в ванной комнате. Как правило, бедные женщины увольнялись, и лишь единицы оставались и предпринимали ответные действия.

«У нас с Дианой была няня, которая, когда мы совершали какой-то проступок, ударяла нас лбами друг о друга или била нас головой о стену», – вспоминает Чарльз45.

Самое ужасное заключалось в том, что иногда неприятие Дианы к ухаживающим за ней людьми переносилось и на близкое окружение, например на отца. Однажды, когда виконта Элторпа и его младшую дочь пригласили на чай в королевскую резиденцию Сандрингем, Диана поставила отца в очень неудобное положение, заявив, что не пойдет вместе с ним. (Она сослалась на головную боль.) Не зря Жанет Томсон говорила о ее упрямстве – если Дач что-то для себя решала, переубедить ее было практически невозможно! Как Джонни ни пытался объяснить дочери, что отказываться от приглашения королевской семьи не только не вежливо, но и оскорбительно, Диана продолжала настаивать на своем. В конечном счете виконт Элторп был вынужден сообщить королеве, что не может разделить с ней чаепитие. Удивительно, но Диана, столь щедро помогавшая незнакомым людям, порой способна была доставить немало хлопот своим близким.

Развод родителей не только повлиял на становление личности будущей принцессы, но и сказался на ее образовании. Как уже упоминалось выше, именно разногласия между Фрэнсис и Джонни подвигли последнего выбрать в качестве учебного заведения для своих младших детей частную школу Силфилд в Норфолке. Это учебное заведение, ведущее свою относительно небольшую историю с 1955 года, предназначалось для обучения детей от пяти до одиннадцати лет и занимало просторный загородный особняк начала XX века.

Одним младшая дочь виконта Элторпа запомнилась «яркой и любящей поболтать» ученицей46, другим – «застенчивой и тихой»47. Директриса школы Джейн Лоу вспоминала Диану как добродушную и веселую девочку, питавшую страсть к домашним животным и всегда готовую прийти на помощь.

Примечательно, что в весьма благожелательном отзыве директрисы отсутствует упоминания об академических успехах Дианы. Как ни странно, но мощь интеллекта и познания в различных областях никогда не будут относиться к сильным сторонам принцессы Уэльской. Говоря о своих умственных способностях, сама Диана обычно смеялась: «Я тупая как бревно»48.

Конечно, это шутка, хотя и весьма красноречивая. На протяжении всей своей жизни Диана доверяла не столько познаниям, сколько инстинкту.

«У нее была какая-то мистическая вера в природное чутье, которое вело ее (хорошо или плохо – это уже другой вопрос) через всю жизнь, – утверждает биограф принцессы Сара Брэдфорд. – Как она сама признавалась, у нее было постоянное ощущение неизбежности судьбы. Диана чувствовала себя немного отстраненной от других людей, считая себя созданной для какой-то определенной цели. А раз так, то о каких экзаменах может идти речь?»49

Свою роль сыграли и основные принципы образования, принятые в Соединенном Королевстве в первой половине XX века. Юные представительницы высшего света, поступая в учебные заведения, должны были вынести из них не груды никому не нужных (как они считали) фактов из точных или гуманитарных наук, а освоить навыки, которые помогут им найти достойного жениха. И в данном случае забавная расшифровка аббревиатуры ВУЗ – «выйти удачно замуж», столь популярная в нашей стране, больше напоминает не шутку, а правду.

Если же говорить о самой Диане и ее интеллектуальных пристрастиях, то ни во время учебы в частных привилегированных школах, ни после они не отличались разнообразием. Главным стержнем ее мировоззрения были слащавые романы Барбары Картленд с их неизменными героями – молодой застенчивой девушкой и смелым принцем-красавцем, отдающим всего себя без остатка прекрасной избраннице.

«В произведения Барбары Картленд было все, о чем я мечтала больше всего, все, на что я надеялась», – признавалась сама принцесса Уэльская50.

Если бы Фрейд дожил до последней четверти XX века, он бы наверняка улыбнулся, узнав, что любимым романом Дианы был «Невеста короля».

В начале 1980-х годов, в самый разгар отношений с принцем Чарльзом, Диана работала няней у американки Мэри Робертсон. Та сильно удивилась, увидев, что молодая девушка в свободное время читает роман Картленд. «Надеюсь, на этом круг ее чтения не ограничивается», – подумает про себя миссис Робертсон. Однако вскоре выяснилось, что, кроме женских романов, Диана больше ничем не интересуется. Мэри посоветовала ей хоть изредка просматривать «The Times» или «Daily Telegraph», чтобы поддерживать разговор с принцем Уэльским.

«В тот момент я серьезно задумалась, а не была ли влюбленность в этого „прекрасного“ и „совершенного“ Чарльза всего лишь романтической иллюзией? – рассказывает Мэри Робертсон. – И вообще, насколько сильно отличается представление Дианы о принце от того, каким Чарльз был на самом деле?»51

Скептицизм в отношении своей знаменитой читательницы прозвучит и со стороны самой Барбары Картленд. «Она читала только те книги, которые были написаны мной. Что ни говори, но это не лучший выбор», – шокировала она публику в декабре 1993 года52.

Когда Диане исполнилось девять лет, ее перевели в школу Ридлсуортс, расположенную в двух часах езды от Парк-хауса. Сначала новое учебное заведение не вызвало у Дианы ничего, кроме желания поскорее вернуться домой.

«Если ты меня любишь, ты не оставишь меня здесь», – начала она шантажировать отца.

Но прошло время, и первоначальный скептицизм сменили положительные эмоции. А сама Диана при зна́ется, что «обожает находиться в школе»53.

Это можно понять. Для того чтобы сделать времяпрепровождение детей как можно более комфортным, учителя разрешили своим воспитанникам приносить в школу домашних питомцев. Вскоре был организован живой уголок, ответственной назначили Диану. Сама она принесла свою любимую морскую свинку по имени Бесценок.

«Я воспринимала этих животных как своих детей, как свою семью, – вспоминала принцесса. – Я нуждалась в их присутствии. Я нуждалась в том, чтобы меня окружали создания, которые дарят мне любовь и получают ее от меня»54.

Вскоре Диане вручат памятный приз как «Лучшему смотрителю за морскими свинками». Среди школьных наград принцессы – так называемый кубок Легатта за «услужливость» и многочисленные грамоты за призовые места по плаванию. (Наряду с танцами плавание было одним из любимейших увлечений нашей героини.) Что же касается успехов в учебе, то здесь все осталось без изменений.

«Академические успехи – забудьте об этом! – смеялась Диана. – Другое дело еда. Я ела и ела. Попросить меня съесть три куска копченой рыбы и шесть буханок хлеба было одним из самых смешных развлечений в нашей школе»55.

Что ж, легкомысленное отношение к учебе – вполне обычное дело для молоденькой девушки, а вот в том, что касается обжорства… Через несколько лет булимия станет постоянной спутницей Дианы.

Проучившись три года в Ридлсуортсе, Диана последовала по стопам своих старших сестер и поступила в частную школу Уэст Хит, расположенную в живописной части графства Кент. Как замечает одна из учившихся вместе с ней девушек, «это было очень простое место, не требующее проявления выдающихся способностей. В стенах школы воспитанницы взрослели очень медленно, поскольку были лишены большинства взрослых увлечений, как то: встреча с мальчиками, курение и легкие спиртные напитки, употребление которых разрешалось – разумеется, в умеренных количествах – в некоторых лондонских школах. Тем не менее мы все были очень довольны и счастливы в этом спокойном месте»56.

К тому времени, когда Диана перешагнула порог нового учебного заведения, шестнадцатилетняя Джейн ходила в отличницах, а строптивая Сара была исключена за… пьянство.

«Я пила просто потому, что мне было скучно, – признается она. – Я пила все – виски, куантро[10], джин, шерри… Но больше всего мне нравилась водка, потому что ее запах легче всего было скрыть»57.

Возможно, в подражание старшей сестре, а может быть, это было проявлением юношеского максимализма, но Диана также попыталась предстать в роли бунтаря-одиночки, готового разрушить существующие правила. Однако она не учла, что была сделана из другого теста. Переходный возраст для нее скорее ознаменовался резкими перепадами настроения – от бойкого воодушевления до депрессии. Впоследствии эмоциональное непостоянство станет отличительной чертой нашей героини.

Подруга Дианы Эльза Боукер вспоминала, как однажды та пришла к ней в расстроенных чувствах.

«Диана стала рыдать уже на лестничной площадке. Она выглядела очень необычно – без макияжа, не причесана, в каком-то мешковатом свитере и брюках. Зайдя ко мне, она сказала: „Я полностью разбита“ – и зарыдала еще безутешней. Она плакала, затем вытирала слезы салфетками „Kleenex“, снова плакала, снова вытирала слезы – и так выпотрошила четыре коробки салфеток. У нее было такое душевное состояние, что я даже испугалась за нее – как бы она не совершила самоубийство»58.

Но нет, ничего подобного принцесса не собиралась делать. На следующий день Эльза с удивлением услышала от общей знакомой, что Диану видели в одном из магазинов одежды, где она была весела, беспрерывно шутила и смеялась.

Вернемся к учебе. Так же, как это было в Силфилде, у воспитанниц Уэст Хит сложатся разные представления об учившейся рядом с ними знаменитости.

– Она мила и приятна в общении, – говорили одни.

– У нее сила воли, как у десяти чертей, – считали другие59.

Подобное расхождения во мнениях не удивительно. И первые, и вторые были правы. Просто Диана представляла собой личность сложную, способную использовать разные модели поведения для разных ситуаций.

Если же говорить о достигнутых в Уэст Хит успехах, то они не сильно изменились со времен Силфилда и Ридлсуортса. Диана по-прежнему была лучшая в бассейне и на танцевальной площадке. Кроме того, она всерьез увлеклась игрой на фортепьяно. И пусть достигнутые ею успехи не могли сравниться с игрой более талантливой старшей сестры Джейн (о профессиональной пианистке Рут Фермой, бабушке Дианы, вообще умолчим), мастерства принцессы будет достаточно, чтобы исполнять в приватном кругу Второй концерт Рахманинова или переложенный на клавир любимый балет Чайковского «Лебединое озеро».

Но учеба, учеба…

«Она постоянно парила в мечтах, – вспоминает директриса Уэст Хит Рут Радж. – На уроках до нее практически невозможно было достучаться»60.

Когда придет время сдавать так называемые экзамены O-level[11], Диана завалит все – английскую литературу, английский язык, историю, искусство и географию… Через несколько месяцев она повторит попытку, но с тем же результатом.

Один из биографов Дианы Пэнни Джунор считает, что причина подобных неудач заключалась в «паническом страхе».

«Входя в аудиторию, она забывала все, что совсем недавно выучила», – утверждает Джунор61.

Но одноклассники принцессы придерживаются другого мнения, утверждая, что все дело в «банальной лени и полном отсутствии каких-либо стремлений»62. С ними соглашается и Рут Радж, которая во время экзаменов никогда не видела на лице Дианы признаков паники или волнений63.

В чем бы ни состояла истинная причина, провал экзаменов сам по себе является примечательным. Для сравнения: старшая сестра Дианы Сара сдала шесть экзаменов, а Джейн – одиннадцать. Однако сегодня это уже не столь принципиально. Куда большее значение на формирование личности Дианы оказали не ее успехи в учебе (вернее, их отсутствие), а новые потрясения в семье.

9 июня 1975 года на восемьдесят четвертом году жизни от пневмонии – «болезни стариков»[12] – скончался седьмой граф Спенсер. После стольких лет ожидания Джонни Элторп наконец-то унаследовал титул и легендарное поместье.

Диана была вне себя от счастья.

– Теперь я леди Диана! Теперь я леди Диана! – кричала она, бегая по коридорам Уэст Хит65.

Но восторженность быстро испарилась, едва детям пришлось покинуть до боли знакомый Парк-хаус ради чужого им замка Элторп.

«Это было ужасно!» – кривилась Диана66.

«Переезд в Элторп можно заслуженно назвать одним из самых неприятных эпизодов в жизни каждого из нас, – вторит ей Чарльз. – Оказаться выдернутым с любимых мест, лишиться друзей – и все ради того, чтобы поселиться в огромном парке размерами с Монако!»67

Их можно понять. Безусловно, Элторп был велик, а многие из его комнат давно стали пристанищем для исторических артефактов и мировых шедевров. Но дети меньше всего нуждались в помпезности. Увы, пасторальные песчаные дюны и сосновые боры – все это осталось в Норфолке, как и светлые детские воспоминания. Даже отец теперь принадлежал не только им.

В 1972 году по просьбе Совета по уходу за общественными зданиями Джонни принял участие в работе над буклетом «Что происходит с нашим историческим наследием». В процессе составления буклета он познакомился с председателем Совета Рейн Легги. Рейн была замужем за девятым графом Дартмутом, и у нее было четверо детей. Однако это не помешало амурным отношениям с виконтом Элторпом. Джонни и Рейн не заметили, как тонкий ручеек взаимной привязанности превратился в мощнейший водопад любви.

Миссис Легги относилась к тому типу женщин, которые всегда импонировали виконту. Причем дело не ограничивалось внешностью – стройной фигурой, пышной прической и правильными чертами лица. Рейн источала пьянящий для Джонни аромат – необычное сочетание хрупкой женственности и стенобитной самоуверенности. Она знала, как очаровывать мужчин. Даже старый граф Спенсер, на первых порах отнесшийся к избраннице сына весьма прохладно, не смог устоять перед чарами этой женщины. Особенно когда она, посещая Элторп, начала привозить ему подарки: любимый шоколад или новую трость для коллекции.

В отличие от графа, его внуки восприняли появление Рейн в штыки.

«Мы ненавидели ее, потому что были уверены – она хочет отобрать у нас папу», – вспоминала Диана68.

Буквально с первого дня знакомства дети дали понять, что не испытывают большого восторга в отношении ее персоны. Когда пришло время обеда и Рейн готова была начать светскую беседу, Сара не преминула выразить свой протест, громко рыгнув.

– Сара! – воскликнул виконт Элторп.

– В арабских странах такой поступок принято считать признаком хорошего тона, папа, – как ни в чем не бывало ответила нарушительница этикета.

Диана непроизвольно хихикнула и тут же, испугавшись собственной бестактности, опустила голову.

– Сара! Немедленно выйди из-за стола! – раздался строгий голос отца.

Фыркнув, Сара выбежала. В обеденной зале повисла мертвая тишина. Диана собиралась уже вступиться за сестру, как отец, резко оборвав ее, закричал:

– Довольно!

– Я себя неважно чувствую, позвольте мне удалиться в мою комнату, – тихо вымолвила Диана.

Отец кивнул в знак согласия, и она быстро ушла69.

Так же, как это было с разводом, наибольший психологический удар, связанный с появлением Рейн, пришелся именно на Диану. Она любила отца больше всех и по праву могла считаться папиной дочкой. Нередко, когда Джейн и Сару спрашивали, где Диана, можно было услышать:

– Дач с папочкой. Ей нравится быть дома, постоянно помогая ему70.

Теперь же вместо приятных минут общения с отцом Диана была вынуждена проводить время наедине с собой, страдая от тоскливого одиночества.

Загрузка...