Искренне благодарю Мэтта Уортингтона и всех сотрудников «Синистер грин пресс»
Посвящается Дэйву Томасу
Человеку не уничтожить в себе дикаря, просто отрицая внутренние порывы. Единственный способ избавиться от искушения – поддаться ему…
Языки пламени рассекали тьму. Казалось, будто горит весь мир, и в некотором роде так оно и было. Стремительно распространяясь, огонь охватывал и сжигал всё на своем пути. Деревья и кусты вспыхивали, фонтаны искр выстреливали вверх и осыпались на землю, и было в этом величественном зрелище что-то прекрасное и страшное одновременно. Разрушительная сила, пылающая с неистовой яростью, мчалась сквозь ночь, словно соблазнительница. И, несмотря на моросящий дождь, налетевший со стороны обычно безмятежного моря, огонь продолжал набирать мощь и скорость, поглощая все в своей искрящейся агонии.
Но бушующее пламя было здесь не единственным хищником. Другой, новопровозглашенный, сидел и ждал, зачарованный огненным адом. Обнаженный, он укрылся в скудной тени, покрытый ранами, кровью и сажей, так что были видны лишь белки глаз, широко раскрытых, живых и кипящих голодной, первобытной жестокостью. Когда он наконец сдвинулся с места, то сделал это с потрясающей скрытностью, уверенно стал красться сквозь пылающую ночь: его движения были плавными, проворными и смертоносными. От огненного жара лицо у него покраснело, а глаза слезились и болели. Он невозмутимо наблюдал за огнем затуманенным взором. Боль стала теперь частью его, чем-то, что стоит не бояться, а скорее принять, укротить и преодолеть.
Пожар, такой обширный и мощный, что пламя освещало почти весь остров, будет полыхать еще несколько часов. И может, даже здесь, на краю земли, кто-нибудь заметит его и прибудет узнать, что случилось.
А может, и нет.
Возможно, из этой геенны нет спасения, нет выхода. И не было никогда. Может, это уже неважно, поскольку все изменилось. Сам он изменился. Он боялся, что в нем уже почти нет ничего человеческого, что он стал чем-то другим. Не совсем человеком.
Поднявшись с корточек, фантом с особым удовлетворением посмотрел на следы бойни.
«Проснись, – шепнул ему внутренний голос. – Проснись».
Но пробудиться от этого было невозможно.
Он повернулся и бросился в горящие, раскаленные добела джунгли, словно хищный зверь, в которого превратился.
Разум подсказывал ему, что это всего лишь забава и на короткое время он снова стал ребенком, который долго купался, а теперь играет на пляже, лежа на мокром песке у самой кромки воды. Далласу всегда нравились приключенческие истории и фильмы. Он помнил, как представлял себя бесстрашным героем, который сражается на берегу со злодеем или пытается выжить в открытом океане, борясь со стихиями, пиратами или смертоносными акулами. Иногда после кораблекрушения выживал он один. Его выбрасывало на берег необитаемого острова; измотанный, но живой, он какое-то время лежал на отмели, затем полз на сухой песок. Пока эти фантазии и воспоминания впервые за долгое время наводняли его разум яркими деталями, он не мог не осознать иронию происходящего, особенно когда буруны перекатывали его безвольное тело и каждая набегавшая волна переворачивала и выталкивала из воды. Разве мог он тогда, много лет назад, когда был еще маленьким, знать, что придет день – и его любимая игра станет жуткой реальностью?
Мир вокруг него был по-прежнему темным и размытым, поэтому либо зрение и сознание вернулись еще не полностью, либо он лишился чувств и теперь приходит в себя, а ночной океан швыряет его из стороны в сторону. В любом случае, он был абсолютно уверен, что все еще лежит в воде, но до берега недалеко, раз его тело скребет о каменистое дно. И впервые за последнее время Даллас чувствовал боль, которая пронзала грудь и шею у самого плеча. Он ощутил вкус соленой воды и крови и поперхнулся, затем осознал, что ползет уже сам. Скорее барахтается, чем ползет, потом он рухнул на мокрый песок, глубоко впился в него пальцами, вцепился в землю всеми невесть откуда взявшимися силами. Отталкиваясь и суча ногами, он сумел приподняться и рванулся вперед, приземлившись животом на нечто напоминающее сухой песок.
«Я на берегу, – подумал он. – Я… живой… Я… господи… я… я на берегу!»
Он чувствовал песчинки во рту, ощущал, как они скрипят на зубах и щекочут язык, колют щеки и лезут в глаза. Насколько он мог судить, боль не утихла, но ощущение движения исчезло, грудь больше не сдавливает, дышится легко. И он не тонет. Но не успел Даллас подумать, как некая сила в окружающей темноте вновь потянула его в бездну мрака и отчаяния.
Когда накатила безысходность, Даллас мог лишь надеяться и молиться, что действительно добрался до берега – что казалось невозможным в его ситуации. И что ощущения, которые он испытывает, – не уловки сознания, они не стараются отвлечь, пока океан заглатывает его и тянет в глубины, из которых нет спасения. Может, его чувства есть просто галлюцинации умирающего разума. Если так, то он все еще болтается в бушующем океане и, вероятно, уже умер. Но если все вокруг реально, тогда, возможно, у него есть шанс. Слабый, но тем не менее шанс.
Даллас моргнул. Несмотря на жжение в глазах от песка и соленой воды, теперь он мог видеть, но из-за крайне размытого зрения и кромешной ночной темноты у него сильно закружилась голова. Он уперся руками в песок и почувствовал под ладонями твердь. Он закашлялся, выблевал морскую воду, затем снова впал в забытье или нечто подобное.
И оказался там, во тьме.
Сны о яростной борьбе вопиют ему из темноты, его тело извивается и бьется в слепой панике, так как всякое чувство ориентации утрачено. Он в воде, у самой поверхности, и погружается в бездонный лабиринт океана. Давлением его тянет вниз, все звуки превращаются в жуткие отголоски и стоны. Несмотря на жжение, он пытается открыть глаза и отчаянно ищет выход. А затем, так же внезапно, всплывает. Его тело выныривает на поверхность, такое же ничтожное и бесполезное, как и мусор в воде рядом с ним. Он пытается звать на помощь, но у него вылетает лишь сдавленный хрип, когда морская вода безжалостно устремляется в рот и заливает горло. Он борется с могучими волнами и бурным океаном, пытается хоть как-то сориентироваться, но он потерялся в ночи, в шторме, в бушующем море. Его крутит как волчок, то он глотает морскую воду, то хватает ртом воздух. Нет ни верха, ни низа, ни спереди, ни сзади – ничего. Лишь громады волн и тьма вокруг, волны проглатывают его, засасывают, затыкают ему рот, а ветер свистит в ушах, и далеко в ночи звучат раскаты грома.
А еще ему снятся молнии. Зазубренные копья, они не похожи на те, что он видел до этого. Яркие и огромные, как спецэффекты из голливудского блокбастера. Они с треском раскалывают небо огромными вилами, и он благодарен за это, ибо теперь знает, где небо, что вверху, а что внизу. Но легкие не перестают бороться, ему по-прежнему не хватает воздуха. Океан поглощает, заполняет его. Становится с ним одним целым. Сильный пожирает слабого. «Я умираю, – думает он. – Я умру жестокой смертью, в этом месте, в эту ночь».
Некоторое время спустя вода вернула его в чувство. А может, солнце. Он не был уверен, что именно, и ему было все равно. Он знал лишь, что уже не спит, а значит, жив. И когда Даллас поднял голову с горячего песка и прищурился от неожиданной яркости дневного света, то понял, что прошлая ночь ему не приснилась. Все это произошло на самом деле. Яхта действительно затонула во время шторма. Он вместе с остальными спрыгнул в воду, и все, кроме одного из них, члена экипажа по имени Дэвис, добрались до плота. Из восьми человек на плоту умещалось лишь шестеро, а значит, двоим нужно было постоянно плыть рядом, держась за борт. Кроме того, капитан был ранен и не мог двигаться, остальным же приходилось меняться; в мучительные дни и кажущиеся бесконечными ночи они пытались выжить изо всех сил. Три дня и три ночи они дрейфовали в Тихом океане. Не видели ни полоски земли, ни самолетов, ни спасательных судов. А затем налетел очередной шторм и опрокинул плот. Даллас был уверен, что погибнет, но он выжил, его выбросило на какой-то берег.
Он закряхтел и попытался шевельнуть пальцами рук, затем кистями, а потом и руками полностью. Мышцы отвердели и болели, но двигать руками он мог довольно свободно. Затем Даллас пошевелил пальцами ног и ступнями, и наконец ногами полностью. Опять же, кроме боли в мышцах, каких-либо серьезных повреждений он не почувствовал. Но когда попытался подняться на четвереньки, будто отжимается, у него снова заболело, как прошлой ночью. Резкая и острая боль пронзила грудь изнутри. Легкие горели, жгучая боль поднялась к плечам и шее. Он ударился обо что-то твердое и мог лишь надеяться, что в груди ничего не сломано и не повреждено. Даллас вдохнул, сперва неглубоко, а потом чуть поглубже. Когда он вдохнул полной грудью, боль стала невыносимой. Несколько лет назад Даллас переболел пневмонией, и, хотя он знал, что это не она, ощущения были похожими. Он закашлялся. В горле и в легких жгло. Стараясь не обращать на это внимания, Даллас пополз по пляжу прочь от воды. Обессилев, перевернулся на спину. Полежал немного, дышал глубоко, не обращая внимания на боль.
Над ним раскинулся купол ярко-голубого безоблачного неба. Даллас повернул голову и сплюнул, но так и не смог избавиться от набившегося в рот песка и грязи. Привкус был такой, будто он проглотил одну половину океана, а другой прополоскал рот. Даллас утерся о предплечье и снова сплюнул. Несколько дней он боролся с голодом и жаждой, пытаясь изо всех сил экономить вместе с остальными скудные запасы воды и продовольствия. А теперь при мысли о еде и питье ему делалось дурно.
Сколько-то минут спустя он сумел сесть, но по-прежнему был слишком слаб, чтобы встать. Поэтому остался сидеть и, пока сознание медленно приходило в норму, принялся разглядывать окружающую местность. Он находился на небольшом острове, похоже необитаемом, но Далласу все еще хотелось позвать на помощь. Ветра не было, Даллас сидел неподвижно и слушал, как океанские волны плещутся о берег в нескольких дюймах от того места, где ночью его выбросило течением. Если он останется сидеть, прилив рано или поздно смоет его обратно в море. При этой мысли он обхватил себя руками, а потом стал прощупывать все тело, нет ли переломов. На Далласе остались одни шорты цвета хаки. Даже обувь он потерял. Как и сотоварищи, он сильно обгорел на солнце и покрылся волдырями. А теперь и ноги, и колени, и локти, и руки, и плечи, и грудь исцарапаны, покрыты крохотными порезами. Наверняка потому, что во время шторма его швыряло на каменистую полосу прибоя и протаскивало по ней, а затем выбросило на берег словно тряпичную куклу. Порезов, синяков и царапин было так же много, как волдырей, но от них не умирают.
Даллас прикрыл глаза рукой и посмотрел на пляж и простирающийся перед ним океан. Кристально-чистая вода, белый горячий песок. Даллас обернулся и глянул через плечо. Пляж в несколько ярдов тянулся до небольшой дюны, густо заросшей пальмами. Ярдах в сорока от первого ряда деревьев рос второй, а за ним виднелись джунгли. Даллас с трудом сглотнул и закашлялся. Затем повернулся и, пошатываясь, посмотрел направо, где увидел еще один длинный отрезок пляжа и такую же поросшую пальмами дюну. Слева он обнаружил скалы – множество огромных островерхих чудовищ: они торчали из воды, словно древние каменные тотемы. Если б его принесло к острову с той стороны, он разбился бы вдребезги.
Вдалеке, в маленькой бухте на дальнем конце острова, ему бросилось в глаза что-то, как показалось, неуместное на фоне белого песка. Он всматривался сколько-то и убедился, что это вовсе не игра слепящего солнца. На песке валялась какая-то желтая штуковина. Часть ее колыхалась в воде и грациозно покачивалась на океанских волнах. Даллас протер глаза и вгляделся снова. Верно, зрение не обманывает его. Даллас всматривался еще очень долго, пытался собраться с мыслями. Когда ему это наконец удалось, он с трудом встал и, несмотря на слабость в ногах и головокружение, торопливо заковылял по берегу к предмету, в котором узнал остатки резинового спасательного плота. «Остальные, – подумал он. – Они тоже выбрались, они… пожалуйста, только бы я не оказался один!»
Перед глазами у него возникло лицо Куинн.
«Боже мой, Куинн! Где она, черт возьми? И что с ней?»
Из-за шока он забыл про Куинн и остальных, но теперь воспоминания нахлынули на него яростным, неподвластным калейдоскопом. В груди болело, в голове стучало, тело обессилело. Обжигая ноги об горячий песок, Даллас брел под палящим солнцем по пляжу. В голове вертелись лишь мысли о Куинн и остальной компании.
Дважды он споткнулся, но сумел устоять на ногах. Подойдя к бухте, свернул к воде и замедлил шаг. Ступил на мокрый песок, осторожно перелез через груду валунов и оказался на другой стороне.
Покачиваясь, тяжело дыша и обливаясь потом, он стоял и смотрел на остатки надувного плота. Плот сдулся, его перекрутило и порвало в нескольких местах, с одной стороны небольшое пластмассовое весло все еще держалось, привязанное нейлоновой бечевкой. Передняя часть плота лежала на берегу, а задняя колыхалась на мелководье.
Даллас доковылял до плота и упал на колени.
Никаких следов – ни Куинн, ни кого-то еще.
Даллас закрыл глаза, к горлу подступил комок. Опять накатила страшная жажда.
– Куинн! – Даллас сам не ожидал, что крик выйдет таким громким, поэтому продолжал звать жену по имени со всей яростью, какую мог в себе собрать.
Ответа не было.
Вскоре гнев, страх, растерянность и разочарование превратили его крики в жуткое рыдание. В отчаянии он обеими руками схватил кусок плота и прижал к груди. Перед глазами все плыло от слез.
Минуту спустя он сник, затих, стоя на коленях на мокром песке.
Когда Даллас услышал нечто похожее на бесплотный голос, зовущий его издалека, то подумал, что снова потерял сознание и погрузился в царство кошмаров.
Но голос не только не переставал звучать, он становился все громче и громче.
Даллас поднял голову, смахнул с глаз слезы и песок и вгляделся в дальний конец бухты. Из яркого солнечного света вынырнула фигура. Она, спотыкаясь, бежала по берегу, размахивала руками и звала его. Фигура звала его. И он узнал этот голос. Узнал, кто это, еще до того, как разглядел лицо.
– Куинн? – тихо спросил он хриплым, усталым и все же полным надежды голосом.
Борясь с изможденным, израненным телом, Даллас с трудом поднялся на ноги и бросился навстречу фигуре. Только что мысль о потере жены едва не убила его, поэтому, если окажется, что это сон или какой-то жестокий розыгрыш, он не оправится уже никогда.
Они с силой припали друг к другу, прижались в неистовом слиянии тел, сплетении рук. Закружились, повалились вместе на песок и принялись нежно ощупывать друг друга, желая убедиться, что это они и есть и что оба невредимы и остались такими, какими помнили друг друга. Их потрескавшиеся губы встретились, и они оба заговорили, но, по сути, не слушали один другого.
– Куинн! Боже… Куинн, я…
– Я думала, что потеряла тебя, родной. Я думала…
– Ты как?
– Я искала тебя, я…
– Я здесь. – Он снова притянул ее к себе и крепко обнял. – Я здесь, все… все хорошо. Я здесь. Ты жива, боже мой, ты… ты жива.
– Я люблю тебя. – Куинн целовала его в шею и щеку, добираясь до губ.
– Я тоже тебя люблю, я… я тоже тебя люблю.
Сколько-то времени они сидели в обнимку на песке, тяжело дыша, отдавшись чувствам.
Даллас осмотрел Куинн внимательнее. Босая, как и он, в выцветших нейлоновых шортах и лифчике от бикини. Мокрые светло-каштановые короткие волосы растрепаны и испачканы в песке. Как и он, Куинн измождена, покрыта волдырями и еще не оправилась от шока, но в остальном с виду цела и невредима. На самом деле, если не считать того, что шоколадно-золотистый загар, которым она щеголяла еще несколько дней назад, превратился в багровый солнечный ожог, выглядела Куинн на удивление здоровой, учитывая все, через что они прошли. Куинн, худенькая и гибкая, обладала мускулистой атлетической фигурой. И даже в тридцать четыре года не перестала выглядеть поджарой, но сильной пловчихой, какой была, когда они впервые встретились в колледже. А Куинн тогда считалась звездой команды по плаванию.
– Ты как, все нормально?
Она кивнула, обхватив его лицо ладонями.
– А ты?
– Пить очень хочется… и есть… а в остальном, все нормально.
– Ты весь в царапинах.
– Все нормально. – Он завладел ее рукой, притянул к губам и поцеловал. – А остальные как?
– Все здесь. – Куинн украдкой оглянулась через плечо. – Кроме…
Даллас тревожно взглянул на нее.
– Андре, – наконец произнесла она. – Его никто не видел.
Ужасы прошлой ночи и адских дней до нее постепенно возвращались к Далласу в виде обрывистых кадров. Мердока, капитана и судовладельца, ранило как раз перед тем, как они покинули яхту. Даллас помнил, как вместе с остальными прыгнул вслед за плотом, и едва тот надулся, все устремились к нему. И только член экипажа Дэвис пропал без вести. Все кричали и искали его, но тщетно. Он так и остался на яхте.
Когда шторм утих, они три дня дрейфовали на маленьком плоту, пока новый разгул стихии не сбросил их в море. Когда разразилась буря, возле плота плыли Андре и Натали, поскольку была их очередь. Просто чудо, что кто-то из них восьмерых выжил и выбрался на берег.
Даллас смотрел на океан, в свое время он казался ему прекрасным. Теперь больше напоминал хищника.
– Где все? – тихо спросил Даллас.
– Они там, за скалами. Мы там с прошлой ночи, как только выбрались на берег.
– Все целы? – спросил Даллас.
Она крепко сжала ему руки.
– Там есть риф. – Куинн указала в сторону океана. – Вон там. На него мы и напоролись прошлой ночью во время шторма и слетели с плота. В темноте мы понятия не имели, как близко берег. Мердок по-прежнему ничего не видит. Глаза у него в ужасном состоянии, он едва не утонул, но жив. Нэт довольно сильно расшиблась о камни. У нее перелом.
– Серьезный?
Слезы радости у Куинн сменились печалью.
– Плохи у нее дела, Даллас.
– Черт, – произнес он, вставая на ноги и потянув за собой Куинн. – Где мы, черт возьми? Кто-нибудь знает?
– Точно – никто.
– А у Мердока нет никаких прикидок?
– Мы и надеялись, что он сообразит, но ночью он то и дело терял сознание. Ему тоже плохо, но меня больше беспокоит Нэт. У нее сломана рука. Мне удалось вправить кость, но у нее еще и внутренние повреждения. – Голос у Куинн задрожал, но она быстро взяла себя в руки. – У Нэт страшные боли, и она кашляет кровью.
– Господи Иисусе.
– Да уж, – сказала Куинн, вытирая глаза. – Идем.
Они обнялись и зашагали к остальным.
Они шли по песку, и с каждым шагом Даллас чувствовал себя сильнее. Одно осознание того, что Куинн жива и невредима, придавало ему сил. Куинн сильная – всегда была сильной. И ему тоже нужно быть сильным.
Пока подходили, Даллас увидел, что Херм смотрит на них. В паре футов от Херма сидела Харпер, а на песке между ними неподвижно лежала Нэт, рядом с ней Мердок.
– Срань господня, – сказал Херм и шагнул навстречу.
Он протянул кулак, и Даллас, чисто по привычке, стукнул по нему своим.
– Ты как, мужик?
– Живой. А ты?
То, что выжил Херм, поражало, наверное, больше всего. Ему было сорок шесть, что делало его самым пожилым в компании – если не считать Мердока. И физически он явно проигрывал остальным. Среднего роста, слегка пухловатый, Херм единственный из всех был в джинсах, или, точнее, в том, что от них осталось. Обе штанины висели лоскутами, но из одежды у него еще остались относительно целая белая футболка и недорогие кроссовки. Облысев после тридцати, Херм носил ужасный парик, который, хоть и пребывал не в лучшем состоянии, за время всех испытаний каким-то образом сумел удержаться у него на голове. Даже его очки с темнеющими на солнце линзами погнулись и исцарапались, но не сломались. Коллега и в первую очередь друг Далласа, Херм плохо знал остальных и выглядел чем-то вроде неуместной довески к их отпуску.
Даллас огляделся.
– А где Джино?
– Ушел вон туда, – равнодушно произнес Херм, указывая на джунгли. – Сдается, что решил поиграть в Тарзана. Или кем там он себя вообразил?
Харпер, новая подружка Джино и самая молодая из них – всего двадцать три, – сидела неподалеку на песке и тихо плакала. Густой макияж и накладные ресницы у нее давно смыло водой. В кроссовках и узеньком белом бикини она все еще походила на невесть как оказавшуюся здесь стриптизершу. Обесцвеченные длинные волосы спутались и прилипли к плечам, а пышная грудь едва помещалась в скудный лифчик. Глядя, как Харпер сидит и плачет на песке, Даллас подумал, что она, наконец, стала выглядеть на свой возраст, даже моложе, стала походить на дитя.
Он перевел взгляд на Куинн. Та быстрым кивком дала понять, что Харпер хоть и расстроена, но в целом чувствует себя нормально.
Даллас присел рядом с Мердоком и осторожно тронул за руку.
– Кто это? – хрипло спросил тот. – Кто здесь?
– Это Даллас.
Капитан яхты, которую они зафрахтовали для ночной рыбалки, Джон Мердок, начавший седеть мужчина лет пятидесяти, лежал на спине. Его мужественное красивое лицо обезобразили солнечные ожоги, вокруг глаз кровоточили порезы. Когда разразился первый шторм, который потопил лодку, мощная волна обрушилась на мостик, разнесла его вдребезги, и осколки стекла вместе с щепками полетели капитану в лицо. Мердока ослепило, но ему удалось спрыгнуть за борт, где остальные подхватили капитана и подняли на плот. С тех пор Мердок то и дело терял сознание, Куинн обработала ему раны, как смогла. Но от него самого добиться каких-либо сведений было почти невозможно, поскольку, даже находясь в сознании, он редко когда мог говорить связно.
– Джон, – произнес Даллас, – послушай меня, хорошо? Я… я хочу, чтобы ты послушал меня.
Капитан повернул к Далласу голову и кивнул. Глаза у него походили на кровавое месиво.
– Ты можешь прикинуть, где мы находимся?
– Не может быть.
– Чего не может быть?
– Там, где мы были и где мы сейчас, нет никакой земли.
– Ты не понимаешь. Попытайся сосредоточиться, Джон. Мы на острове.
– Нет, это ты не понимаешь, – произнес он заплетающимся языком. – Здесь нет островов. Между самыми южными островами Кука и Антарктидой ничего нет – один океан.
– Тогда где мы, черт возьми?
– Нет земли, здесь… нет никакой земли…
Когда Мердок вновь потерял сознание, Даллас мельком глянул на приятелей, но ни один не посмотрел ему в глаза. Он подполз к Натали, стараясь не смотреть на ее покалеченную руку. Подружка Андре, Куинн, Джино и Даллас дружили уже много лет, и он никогда не видел, чтобы Натали болела чем-то серьезнее простуды. Натали была у них вместо второй мамы, за всеми присматривала и обо всех заботилась. Невозможно было представить ее лежащей в таком ужасном состоянии, но это было так.
– Осторожно, – предупредила его Куинн. – Не шевели ее.
Кивнув, Даллас взял обмякшие руки Натали в свои.
– Нэт?
Она лежала без сознания, грудь едва заметно поднималась и опускалась.
Куинн положила руку ему на плечо и легонько сжала. Даллас поднял глаза на жену, та медленно мотнула головой. Натали умирала. Это был лишь вопрос времени.
Даллас выпустил руку девушки, осторожно положил на песок, затем поднялся на ноги.
– А Андре, никаких следов? – тихо спросил он.
– Последний раз я видела его, когда плот перевернулся, – беспомощно ответила Куинн.
– Ага, – добавил Херм.
Даллас посмотрел на Харпер, но та плакала, закрыв лицо руками.
– Ты уверена, что у нее все нормально? – спросил он.
– Нет, у меня не все нормально, мать вашу! – закричала она, резко подняв голову и дико выпучив голубые глаза. – Что за фигня? Почему нас до сих пор не нашли? Я хочу домой!
Даллас, Куинн и Херм стояли не зная ни что делать, ни что сказать.
Как по команде, из ближайших зарослей вынырнул Джино Кортезе, походил он на бывалого охотника-выживальщика, только что вышедшего с кинопроб. Его темную загорелую кожу солнце обожгло меньше, чем у остальных. В майке, шортах и кроссовках его идеально сложенное тело казалось еще более впечатляющим, чем обычно. Джино был сильным, проворным, уверенным в себе, каковым и выглядел. Короткие темные волосы растрепаны, и, не будь нескольких царапин и волдырей, он на первый взгляд остался целехонек. Джино подошел к Далласу, и старые друзья обнялись. Лишь на миг, затем Джино осознал, что расчувствовался, и быстро отступил.
– Рад видеть тебя, братан, – пробормотал он.
– Он думал, что ты умер, – сказал вдруг Херм.
Джино гневно сверкнул на него взглядом.
– А что, разве не так говорил? Далласа и Андре больше нет, с этим надо смириться и думать о тех из нас, кто еще жив, верно?
– Херм, – вздохнула Куинн. – Господи.
– Зачем ходил в джунгли? – спросил Даллас, в надежде отвлечь Джино.
Тот вновь перевел взгляд на Далласа.
– Провел небольшую разведку. Пытался выяснить, что это за остров. Мне придется подняться выше, чтобы все проверить, но думаю, остров довольно маленький. Ясно, что необитаемый. Но нам нужно оценить обстановку как можно лучше и быстрее.
– Две тысячи четырнадцатый год на дворе, – сказал Херм, стряхивая песок с джинсов. – Нас найдут – это лишь вопрос времени. Да бросьте! Восемь американцев потерялись в море во время отпуска? Да я уверен, что дома мы уже во всех новостях. Бьюсь об заклад, все самолеты и корабли ищут нас с самой первой ночи. Нас найдут.
– Ты уже сколько дней это твердишь, – напомнила ему Куинн.
– Вопрос в том, где нас ищут, – сказал Джино.
– На Луне, – осклабился Херм, – где же еще, по-твоему?
Далласа покоробило, что при таком положении дел Херм может смеяться над чем угодно, да еще столь цинично.
– Слушай, гений, – произнес Джино, – Мердок сказал, что, когда яхта пошла ко дну, он послал сигнал бедствия. То есть они знают, где мы были. Шторм продолжался всю ночь, и будь уверен, что нас от того места отнесло на приличное расстояние. После этого мы еще три дня дрейфовали на плоту. Неизвестно, как далеко мы находились от первоначального места, когда разразился следующий шторм и нас отнесло еще дальше. Может, мы в сотнях миль от той точки, где затонула яхта. Я тоже уверен, что нас ищут. Проблема в том, что сюда они, вероятно, просто не заглянут.
– Это обнадеживает, – пробормотала Куинн.
– Точно говорю, – сказал Джино. – И в нашем положении важно смотреть правде в глаза, а не врать себе и не рассказывать сказки. Отдавать себе отчет, как обстоят дела на самом деле.
– А на самом деле, – сказал Даллас, – мне хочется пить.
– К счастью, вода у нас есть.
– Правда?
Джино кивнул на пальмы.
– Идем.
Даллас пошел следом и вскоре распознал кусок плота, его растянули и привязали ветками лиан к двум палкам, глубоко воткнутым в песок. В самодельный резиновый сосуд набралось почти три дюйма воды.
– Только и пользы от ночного шторма, что дождь лил, – сказал Джино. – Я мигом сварганил эту штуку, чтобы натекло хоть сколько-то воды. Надо будет как можно быстрее придумать что-нибудь получше, но пока сойдет и это.
Даллас бухнулся на колени, жадно зачерпнул две пригоршни воды и проглотил их. На губах и в горле почти сразу полегчало, эта вода, хоть и теплая, показалась ему самым вкусным, что он когда-либо пробовал.
– Полегче, конструкция не самая крепкая, – сказал Джино. – И пей в меру, это все, что у нас есть. Кто знает, когда снова пойдет дождь?
– Извини, – тяжело дыша, ответил Даллас, он вытер с подбородка оставшуюся влагу, с губ слизал языком.
– Не извиняйся. Просто нам нужно быть умнее.
Даллас кивнул.
– Никогда еще так жажда не мучила, – тихо сказал он.
До этого он задавался вопросом, откуда у приятелей берутся силы. Теперь он знал. Джино и на сей раз не подкачал.
На плоту имелась вода в бутылках, которую Джино принес с собой на яхту в составе аварийно-спасательного набора, но с тех пор Даллас ничего не пил. В то время все потешались над паранойей Джино, называли это типичной «выживальщицкой» чепухой. Но когда дела обернулись плохо, если б не та холщевая сумка с водой в бутылках и питательными батончиками, которую они, по его настойчивой просьбе, взяли с собой, три дня дрейфа им было бы не выжить.
Даллас и Джино вернулись к остальным. Куинн сидела на корточках рядом с Натали, держала ее за руку и, склонив голову, медленно шевелила в молитве потрескавшимися губами. Харпер стояла у самого прибоя и всматривалась в океан, а Херм не сводил с нее глаз, рассеянно почесывая себе промежность.
– Эй, извращенец, – окликнул его Джино.
Херм ухмыльнулся в ответ.
– Я, кажется, сказал тебе сходить за остатком плота.
– Ну, сказал.
– Так иди и притащи, пока его не унесло в море. Может понадобиться, и весло тоже.
Херм посмотрел на Далласа, ища поддержки.
– Так, а когда Джино выбрали в командиры? Я что, пропустил собрание?
– Просто сделай это, придурок. – Джино шагнул в его сторону. – Нам надо действовать сообща, соображаешь?
– Так вот что, по-твоему, действовать сообща? «Просто сделай это, придурок»? Что, серьезно? – Херм покачал головой. – Знаешь, что я уже четыре дня не курю. И без того готов убить кого-нибудь, так, может, перестанешь корчить из себя Дэниэла Буна[1] и пойдешь в задницу, как тебе такое?
Прежде чем Джино успел ответить, Даллас встал между ними, взял Херма за плечо и отвел в сторонку.
– Слушай, я знаю, что все мы на взводе. Все пережили шок и вымотались. Все проголодались и хотим пить. Но Джино прав, нам надо…
– Да пошел он на хрен. Разговаривает со мной как с куском дерьма, Дэл.
– Знаю, знаю. Но он не считает тебя дерьмом. Просто у него такой стиль общения. Да, он не самый дипломатичный человек. Но в душе неплохой парень, и он нам нужен, Херм. Понимаешь? Нужен. Он знает, как выжить здесь, лучше, чем мы все вместе взятые. Делай, что он говорит, и все, ладно? Он не даст нам погибнуть, но ты должен доверять ему.
– И терпеть его выходки?
– Да, и терпеть его выходки.
Сколько-то секунд Херм буравил Далласа взглядом, затем медленно кивнул и тяжко вздохнул.
– Ладно.
– Иди, притащи остаток плота.
Даллас повернулся и пошел обратно к остальным. Джино, по-видимому, уже переключился на другое, он стоял и оценивающе смотрел на большой скалистый утес в дальнем конце острова.
– Вон, – сказал он, ткнув пальцем. – Мне надо слазить вон туда.
– Думаю, не так это легко.
– Все будет нормально.
– Будь осторожен, Джино. Если с тобой что-то случится, мы окажемся в заднице.
– Мы уже в ней, коллега.
– Я серьезно. Ты нам нужен. Без тебя мы не выдюжим.
– Ага, некоторые из нас не выдюжат в любом случае. – Он посмотрел мимо Далласа на Херма, тот отошел уже довольно далеко. – Андре был сильным, в отличной физической форме. Сообразительным, отлично плавал. Но он не выдюжил, в отличие от этого мешка с дерьмом. Невероятно.
– Херм просто…
– Он слабак.
Даллас посмотрел в темные глаза Джино, и впервые увидел то, чего никогда раньше не замечал. Холод, рожденный чистым инстинктом выживания. Джино никогда не поддавался эмоциям, часто был жесток и крайне серьезен. Из тех парней, которые живут по шаблону. Но теперь в нем угадывалось нечто совсем другое. Более глубокое… более опасное…
– Думаю, есть небольшой шанс, что Андре жив, и он где-то здесь, – сказал Джино. – Может, в другой части острова. Хотя маловероятно.
Несмотря на то, что Джино и Андре дружили крепче, Даллас тоже знал Андре не один год, и поверить в его смерть было трудно. Даже сейчас, подумав об Андре, он увидел его широкую улыбку, услышал его заразительный смех. Представил себе рослого красавца с отлично натренированным за годы посещения спортзала телом. Казалось странным, что Андре погиб, а физически хлипкий Херм выжил. Но природа бывает не только жестокой, но зачастую и своенравной.
– Даже не верится, что его больше нет, – произнес Даллас, – быть не может.
– На этом сраном острове все может быть. Чем быстрее мы поймем это, тем лучше.
– Нэт знает?
– Она ничего не знает. Она в отключке с того момента, как я вытащил ее из воды. – Джино вдохнул полной грудью и медленно выдохнул. – По крайней мере, так и умрет, не узнав.
Еще несколько дней назад все они были счастливы, беззаботны, отдыхали в отпуске, совершенно уверенные, что жизнь их идет так, как должна идти, и ничто не может нарушить этот порядок… а теперь…
– Надо кое-что прояснить, – сухо произнес Джино. – Как только тот придурок вернется с остатком плота, я поговорю со всеми, чтобы мы настроились на одну волну и знали, что делать. Мне надо, чтобы ты поддержал меня, хорошо?
– Да, – кивнул Даллас, – конечно.
В знак благодарности Джино непринужденно хлопнул его по плечу.
– Я вот что хотел спросить, – сказал Даллас, понижая голос. – Сколько у нас шансов? Знаю, что не много, но все же?
– Хочешь знать, сколько у нас шансов?
– Хочу знать правду.
– Правду ты уже знаешь. – Джино перевел взгляд на океан. – Полагаю, что нас будут искать в радиусе десяти тысяч миль, хотя сложно знать наверняка. Но если мы, как я думаю, находимся в сотнях миль к югу от островов Кука, шансы, что нас найдут, близки к нулю. Возможно, мы никогда не выберемся отсюда, по крайней мере, живыми.
– Ты уверен?
– Тут никто не может быть уверен. Но если не произойдет чуда, вероятнее всего, мы останемся на этом острове надолго.
Белый песок, пальмы, джунгли, бескрайнее синее небо и чистая вода – все это должно было казаться столь прекрасным – и было прекрасным, – но чувствовалось что-то еще. Что-то опасное и смертоносное, оно заточило их здесь, изолировало от остального мира и от людей. В этот момент Даллас подумал о доме – впервые после бесконечных часов, проведенных на маленьком резиновом плоту, когда не оставалось ничего, кроме как молиться о спасении, размышлять о жизни и, возможно, о ее скором конце.
– Идем, – сказал Джино, возвращая его в действительность.
Когда они подошли к остальным, показался Херм. Он неуклюже ковылял по песку, волоча за собой остаток плота. Поравнявшись, он бросил плот и, указывая на него обеими руками, стал кривляться, изображая говорящую куклу.
– Ты доволен, Тонто[2]? – спросил он Джино.
– Так, народ, – произнес тот, не обращая на него внимания, – слушай сюда.
Стоявшая у прибоя Харпер подошла, глаза у нее покраснели от слез. Куинн осталась сидеть рядом с Нэт. Она держала ее руки в своих, но смотрела на собравшихся. Херм, устало кряхтя, опустился на песок.
– Значит, расклад такой, – сказал Джино.
Он замялся, потом продолжил:
– Дело в том, что мы понятия не имеем, когда выберемся отсюда. И, пока мы здесь, нам придется пойти на кое-какие меры, чтобы шансов выжить было больше. Здесь не курорт, и теперь мы не в отпуске.
Херм покачал головой и посмотрел на Далласа.
– Он что, серьезно?
– Херм, пожалуйста, – сказал Даллас. – Помолчи и послушай человека.
– Мы теперь не в отпуске? И впрямь, кто бы мог подумать.
– Ты будешь слушать или трепать языком? – спросил Джино.
– Мы провели три дня на клятом плоту среди Тихого океана. Потеряли Андре. Нэт и Мердок серьезно ранены, и все мы прошли через ад. Так что уж, наверное, понимаем, что мы теперь не в отпуске. Ну да ладно, говори дальше и, пожалуйста, прекрати важничать, если можешь.
– Ты что, думаешь, я в игрушки играю? Думаешь, шучу? Если мы с этого же момента не будем делать все, как надо, то сдохнем, понимаешь? Сдохнем.
– По крайней мере, мы снова на твердой земле, истерик. Я бы сказал, дело идет на лад. Там, в открытом океане, шансов у нас было гораздо меньше.
Джино упер руки в бока и отвернулся, стараясь не взорваться.
– Я этим заниматься не обязан. Я знаю, как здесь выжить, понял? Я вам стараюсь помочь. Если будем действовать сообща, может быть – может быть – сумеем выкарабкаться. Но нам надо держаться вместе, действовать с умом и понимать, что нужно делать, а чего нельзя. Хочешь обойтись без меня, Херм? Все обдумал? На здоровье, мне плевать. Но все остальные хотят и должны услышать то, что я скажу. И у нас нет времени стоять тут и разглагольствовать, надо приниматься за работу. Ты все усложняешь, и я не позволю тебе подвергать наши жизни опасности твоей самоуверенной чушью.
– Ты себя вообще не слышишь из-за своего дурацкого самолюбия? Как ты можешь мне чего-то не позволить?
– Да, ублюдок, не позволю. – Джино встал в угрожающую стойку, руки у него хоть и были опущены, но кисти сжались в кулаки. – Так что послушай хорошенько. Сядь и заткнись или проваливай на хрен. Ты меня уже достал. Лучше не доводи.
Херм притворно вздрогнул.
– Пожалуйста, не пугай меня.
– Не мог бы ты просто помолчать? – попросила Куинн. – Хоть немного?
Даллас перехватил взгляд Херма и медленно, предостерегающе помотал головой. Джино был человеком, с которым не стоило драться, и все это знали. Стараясь не привлекать внимания, Даллас встал поближе к Херму на тот случай, если придется спасать его от избиения.
Когда стало ясно, что никто не намерен вставать на его сторону или защищать, Херм перестал ухмыляться и, как жертва ограбления, поднял вверх руки.
– Ладно, – наконец сказал он. – Валяй.
– Вода, еда, укрытие, – сказал Джино. – Вот что нам надо. Вода пока у нас есть, но ее мало. Мы могли бы смастерить дождевые накопители получше и придумать систему, чтобы во время дождя можно было собирать как можно больше воды. Проблема в том, что мы понятия не имеем, как часто или как долго здесь идут дожди. Второй вариант – кипятить морскую воду и даже построить солнечный опреснитель для преобразования нашей мочи в питьевую воду, если до этого дойдет. С морской водой все немного сложнее, но я уверен, что смогу собрать эффективную систему, в зависимости от того, что мне здесь удастся найти. Как я вам, ребята, говорил еще на плоту, вода – крайне важный фактор. Большинство людей способно продержаться без еды несколько недель. Да, это хреново, и вам будет чертовски плохо, но вы выживете. Но без воды вы все умрете через три-четыре дня. Что до еды, это не такая уж большая проблема. Думаю, на острове, хоть он и маленький, вполне могут обитать какие-нибудь съедобные животные. Грызуны или какие-то насекомые, может, какие-то змеи, но пока это сложно понять. То же самое с растительностью, в том смысле, что какая-то ее часть может оказаться съедобной. Но мне надо повнимательнее осмотреть остров. Честно говоря, в растениях я не очень разбираюсь, но, наверное, смогу определить зелень, которую мы могли бы употреблять в пищу. Хорошая новость такая – нас окружает океан, а в нем полно еды. Плохая новость – эту еду нам придется ловить или искать. Но, опять же, как только я найду подходящие материалы, смогу изготовить рыболовные снасти, может, даже несколько ловушек. Плюс на пальмах полно кокосов, многие уже лежат на земле. Они жизненно важны, поскольку в них много питательных веществ, а также жидкость. Но дело в том, что расколоть их не так легко, как показывают в кино, это чертовски трудно, понадобится много сил или подходящее орудие, что-нибудь очень острое. Я могу вытесать из камней орудия, которые, надеюсь, помогут нам без особого труда вскрывать кокосы. Но такие вещи не появляются из ниоткуда, мне придется делать их, и вы должны будете помочь. Каждый должен вносить свой вклад, понимаете?
– И наконец, – продолжил он, – укрытие. Думаю, после вчерашней ночи все согласны, что продолжать сидеть на пляже – не вариант. Мы здесь совершенно не защищены и полностью во власти стихии. Эту проблему, возможно, решить будет сложнее. На берегу, недалеко отсюда, я заметил несколько скал. Там могут быть пригодные пещеры. Но это надо еще выяснить. Или можно соорудить просто навесы, они защитят нас от дождя. Всем нам придется вкалывать, вот тогда и не обойтись без воды. На работы уйдет много времени и сил, поймите правильно. И при нехватке воды, особенно в такую жару, работать у нас не хватит силы. Поэтому самое главное – вода. Начинаем с принятия некоторых жестких решений. Это необходимо. Сейчас речь идет о выживании, и мы все должны понимать это. Поскольку, даже если мы будем делать все как надо, даже если будем использовать все возможности – погибнуть здесь очень легко.
– Говори, что делать, и мы сделаем, – сказал Даллас.
– Надо очень экономно расходовать ту малость воды, что у нас есть. – Джино нахмурился, посмотрел на Куинн. – Я знаю, что ты время от времени поишь Нэт.
Куинн кивнула.
– Совсем чуток, – тихо сказала она.
– Больше не пои.
Куинн ошарашенно глянула на Джино.
– Я только смачиваю ей губы и даю чуть-чуть глотнуть, когда она в сознании, вот и все.
– Это слишком много.
– Тогда я буду давать ей часть своей доли, ладно?
– Нет, не ладно. Потому что ты нужна нам сильной, а чтобы быть сильной, тебе надо пить. Нам всем придется обходиться меньшим количеством воды, чем необходимо, по крайней мере, вначале. Чтобы выжить, нам придется выбирать. Не всегда это будет приятно или справедливо, порой даже наоборот. Иногда выбор покажется жестоким, но он необходим. Суть в том, что Нэт не станет лучше, Куинн. Мы все это знаем. Вода здесь на вес золота. Мы не можем тратить ни капли ее на Нэт.
– Он прав, – внезапно произнес Мердок.
До сего момента никто не знал, что он пришел в сознание.
– И если мне не станет лучше, от меня не будет никакой пользы, – добавил он. – Так что мне тоже ничего не давайте.
Куинн оставила Натали, подошла к нему и взяла за руки.
– Тише, – сказала она. – Все будет в порядке.
– Да, – пробормотал он, – хорошо, детка.
– Нам, конечно, придется принимать трудные решения, – сказал Даллас. – Но нельзя терять человечности. Мы все еще… имею в виду… мы все еще…
– Он снова потерял сознание. – Куинн осторожно сложила Мердоку руки на груди, затем вернулась к Натали.
– И еще одно, – сказал Джино. – Я хочу, чтобы никто из вас никуда не ходил один, понимаете? Этот остров может быть очень опасным. Прогулка в одиночку может погубить.
– А костер? – спросил Херм. – Даже я знаю, что нам нужен огонь.
– Да, – наконец произнесла Харпер детским голоском, который когда-то всех веселил. – Прошлая ночь была самой темной в моей жизни, было очень страшно.
Херм закатил глаза.
– Вот видите.
– Как раз для костра и пригодятся твои очки, – сказал Джино. – Но прежде всего надо условиться насчет воды. Мы разделим ее, но только между нами и…
– Нет смысла об этом говорить, – сказала Куинн.
– Куинн, послушай, мне это нравится не больше, чем тебе, но…
– Я сказала, нет смысла. Нэт больше не будет пить нашу воду.
Когда все обернулись на нее, Куинн встала, дрожа всем телом. По лицу у нее текли слезы.
– Она только что умерла.
Позднее ночные кошмары рассеялись, и Куинн стали сниться Натали и Андре, ее жизнь с Далласом, дом и все, кого она знала и любила. Она видела их в своих снах. Вот они смотрят на нее, иногда даже успокаивают, говорят, что у них все хорошо, что они скучают по ней и что придет день и они снова увидятся. Ужасы штормовой ночи, в которую затонула яхта, преследовали Куинн несколько дней. Она помнила, как погрузилась во тьму, как океан проглотил ее, как она вырвалась на поверхность и обнаружила лишь неистовое бушующее море, которое швыряло ее из стороны в сторону, словно тряпичную куклу. Эти моменты останутся с ней навсегда. Хаос и ужас: они вшестером бесцельно колышутся на плоту, медленно умирают под беспощадным солнцем, а вокруг плота поджидают акулы. А двое, что плывут рядом, стараются выбраться из воды, не опрокинув плот. Первобытный страх, не похожий ни на что пережитое ею и остальными ранее. Теперь все эти воспоминания стали частью ее. Иногда они подкрадывались к границам ее снов, словно напоминали, что не ушли далеко. Но затем наступал рассвет, и Куинн искренне верила, что спасена. И только через несколько секунд понимала, что это не спасение, а солнце нового дня, еще одного дня. Здесь, на острове, в месте, столь же безнадежном, беспощадном и жестоком, сколь и прекрасном. И в эти тихие, одинокие и мучительные моменты Куинн была уверена, что ни один из них восьмерых никогда не покинет остров. Даже после смерти она с остальными так и останется в этой ловушке. Навсегда…
В первые дни на острове они попытались соорудить на пляже что-то вроде лагеря, подчинялись Джино, указывавшему им, что и как надо делать. Джино, хоть он и зарабатывал на жизнь в крупной компании, сидя за столом в костюме и галстуке, был адреналиновым наркоманом и выживальщиком-энтузиастом. Годами в свободное время изучал методы выживания и испытывал себя, применяя их по всему миру во время многочисленных отпусков, будь то густые леса Тихоокеанского северо-запада, австралийская глубинка, дикая природа Аляски, африканский экорайон Серенгети или джунгли Южной Америки. Он был опытным следопытом и охотником, заядлым альпинистом и любителем рафтинга, прыжков с парашютом и погружений с аквалангом, поэтому обладал огромным опытом рискованных путешествий. Плюс Джино довольно хорошо знал флору и фауну и как выжить в той или другой местности и в самых разных условиях. Для остальных отдых на курорте на островах Кука с купанием, солнечными ваннами и рыбалкой на спортивной яхте виделся настоящей авантюрой, но для Джино это была одна из его самых безобидных поездок.
Пока все не пошло наперекосяк, и он вдруг снова оказался в своей стихии.
Забота о воде была не самой главной, поэтому Джино велел всем заняться едой и укрытием. Он показал, что именно нужно искать на опушке, и Херм с Далласом стали собирать листья и ветки, чтобы скорее построить навес, а Харпер подбирала с земли кокосы, отбрасывая те, которые уже начали гнить. Джино между тем внимательно осмотрел берег у скал, пока не нашел пару камней, принялся колотить их о другие камни и сумел вытесать примитивные, но действенные орудия труда. С их помощью можно было срезать ветки, а также, прилагая много сил и терпения, надкалывать скорлупу кокосовых орехов, и вскрывать их становилось легче.
Жара изнуряла всерьез, и чем усердней они работали, тем больше хотелось пить. Поэтому Джино настаивал, чтобы они работали медленно, но эффективно, почаще прерывались и делали глотки воды лишь в случае крайней необходимости.
Джино с Далласом выкопали ямку и обложили ее камнями, нашли чем разжечь костер. Джино использовал линзы от очков Херма, очень долго поворачивал их под разными углами, наконец задымило, а потом затеплилось и пламя, из которого Джино уже развел полноценный костер. Когда огонь разгорелся, он оставил Херма присматривать за ним. Затем вместе с Далласом набрал самых крепких палок, какие они только смогли найти, чтобы потом, с помощью заостренных камней, заточить концы и превратить в рыболовные копья.
Когда откладывать дальше стало нельзя, Джино с Далласом похоронили Натали.
Куинн знала Джино почти так же давно, как Далласа. И, хотя Джино был очень близким другом мужа, он ей не нравился, хоть и совсем чуть-чуть. Вдобавок он раздражал ее своей грубостью, высокопарностью, снисходительным отношением к людям и самоуверенностью. Он ни разу не женился, а ухлестывал за женщинами гораздо моложе себя, обычно такими, которые не представляли для него угрозы и не создавали осложнений в интеллектуальном плане, за женщинами с особо пустым взглядом и просто пышными формами. Джино был из тех, кто в некоторой степени превозносит мужчину над женщиной, таких Куинн обычно презирала, но при желании мог стать очень обаятельным, внимательным и добрым. Мог бросить все дела и прийти на помощь друзьям. Обычно напряженный и задумчивый, он мог и посмешить и повеселить, когда был в настроении. Как часто говорил Даллас, к нему надо просто привыкнуть. Но в сложившихся обстоятельствах Куинн была рада, что Джино с ними. Без него они, вероятно, уже погибли бы.
Щурясь от слепящего солнца, она смотрела, как Джино и Даллас бросают последние горсти земли и песка в яму, которую они выкопали и в которую опустили обнаженное тело Натали. Несмотря на возражения Куинн, Джино настоял, чтобы ее раздели, поскольку одежда может пригодиться. Они похоронили Натали, как смогли, на пляже неподалеку, между двумя рядами пальм. Куинн все еще не могла поверить, что подруги больше нет, что она умерла прямо у нее на глазах. Всего несколько часов назад, на плоту, именно Натали заверяла их, что все будет хорошо и что однажды они вспомнят произошедшее как большое приключение. Она всегда была оптимисткой, даже в последние, так обернувшиеся дни. Поэтому ее смерть казалась несправедливостью.
Когда-то Куинн работала в неотложке. Повидала довольно много крови и даже смертей. Именно это в конечном итоге и вынудило ее бросить работу, вернуться к учебе и получить диплом по экономике. С тех пор она работала региональным менеджером в магазине одежды. Прежде Куинн никогда не опускала рук. Сперва ею двигали жажда адреналина, желание помогать и даже спасать чужие жизни. Но когда она прибыла по вызову на место смертельной автомобильной аварии, где среди жертв оказалось двое детей, в ней что-то изменилось. Это было уже слишком. Она никак не могла забыть те детские лица, ходила к психологу, чтобы тот помог пережить травму. Ни до, ни после того случая ничто так не потрясало ее. Вплоть до сегодня, вплоть до этих безумных дней. Смотреть, как умирает одна из лучших подруг, держать ее руки в своих, оказалось гораздо более личным, гораздо хуже, чем видеть переломанные тела мертвых детей. Натали должна была жить, как и невинные ребятишки. Натали была из тех, кто всегда приглядывает за всеми и за каждым, а о себе думает в последнюю очередь.
– Все нормально?
Куинн обернулась и увидела в паре футов от себя Херма. Он держал охапку маленьких прутьев, листьев и прочего, что легко горело и что он собрал на опушке, как научил Джино.
– Куинн, – повторил он, не дождавшись ответа, – у тебя все нормально?
– Не знаю, – ответила она, пожав плечами. – Это какой-то кошмар.
– Да уж, – тихо произнес Херм. – Если бы мы только могли проснуться, верно?
Куинн вытерла с глаз вновь выступившие слезы и кивнула.
– Мне очень жаль, – сказал он. – Знаю, что вы с Нэт были очень близки. Я знал ее не так хорошо, как вас, ребята, но она была отличным человеком. Мне… мне казалось, что за последнюю пару дней я узнал ее лучше и… я… в любом случае… мне очень жаль.
Куинн выдавила слабую улыбку.
– Спасибо, Херм. – Она жестом указала на охапку хвороста у него в руках. – Помочь?
– Нет, лучше не стоит. Мне надо ждать дальнейших указаний от нашего верховного главнокомандующего. – Он усмехнулся. – Но бедной Барби помочь, наверное, надо.
Куинн проследила за его взглядом в противоположную от могилы Натали сторону, где ярдах в сорока от них Харпер собирала в кучу упавшие с деревьев кокосы. Она вяло бродила взад-вперед, поднимая с земли кокосовые орехи, а затем бросала их в одну небольшую кучку.
– Я знаю, что всем нам страшно, – сказала Куинн, – но этой бедняжке страшнее вдвойне.
– Конечно. Сколько ей? Четырнадцать?
– Вообще-то, двадцать три.
– Представьте себе парня вроде Джино, встречающегося с пляжной крошкой, которая моложе его на двенадцать лет. Это же ужас!
– Эй, ты сам на нее пялился, хотя годишься ей в отцы.
– Я с ней не встречаюсь. Но спасибо, что напомнила.
Херм действительно ни с кем не встречался. За все годы, что Куинн знала его, у него была лишь одна подружка, и их отношения длились всего пару месяцев.
– Думаю, она – неплохая девчонка, – сказала Куинн, – просто немного ограниченная, вот и все.
– А еще говорит, как Смурфетта[3].
– Какой же ты… прямо ужас. – Куинн устало улыбнулась.
– Это так, но, по крайней мере, заставил тебя улыбнуться. – Херм решил еще немного понаслаждаться общением с Куинн. – Как, по-твоему, о чем они с Джино разговаривают? Хотя даже неважно, что за тема. Наверное, если послушать их, будет та еще умора, верно?
Не в силах сдержать очередную улыбку, Куинн покачала головой и направилась к Харпер.
– Спрошу, не надо ли ей помочь.
– Ты права, мне, наверное, лучше не потворствовать.
Куинн побрела прочь, ступая босыми ногами по горячему песку. Она – как и Даллас, насколько ей было известно, – всегда жалела Херма. Он был тяжелым случаем. Зачастую вел себя как полный придурок, хотя мог быть очень милым, а еще умел, как никто другой, видеть юморную сторону даже в самой неприятной ситуации. «И пусть Херм острит порой пугающе, резко и не к месту, его шутки все равно дороги», – подумала Куинн. Она только что потеряла подругу. Они так и не нашли Андре, и, похоже, никогда уже не найдут, он тоже погиб. Но Херм заставил ее улыбнуться. «А это задача не из легких», – подумала она, оглядываясь через плечо.
Херм стоял с потерянным видом, держа в руках хворост, и смотрел на нее. Никогда еще он не выглядел таким одиноким. Было в его взгляде что-то очень тревожное, он и сам будто только что осознал это. Но никто из них не мог ничего поделать. Никто из них не мог ничего изменить.
Когда Куинн подошла к пальмам, Харпер увидела ее. Бросила кокос на песок и принялась с отвращением разглядывать себе руку.
– Ноготь сломала, – сказала она, закатывая глаза. – Осталось только два.
– В любом случае, похоже, ты отлично справляешься.
Харпер махнула на собранные кокосы.
– Хватит их или… типа…
– Да, думаю, хватит.
– Отлично, а то они, типа, очень грязные. Не люблю кокосы.
– Идем, – сказала Куинн, наклоняясь, – давай отнесем их.
Заламывая руки, Харпер опустила глаза.
– Куинн, можно спросить тебя кое о чем?
– Конечно.
– Мы умрем здесь? – Девушка закусила нижнюю губу и заплакала.
Куинн взяла ее за руку. Она знала, что ответа у нее нет, но вместо этого сказала:
– Да нет, конечно. Не плачь.
– Думаешь, нас спасут? – шмыгнула носом Харпер.
– Может, не сразу, но… да, конечно, спасут.
– Правда?
– Знаю, что трудно, но постарайся взять себя в руки, ладно? Как все мы.
– Что-то я в последнее время расклеилась. – Харпер нервно рассмеялась, затем затихла и посерьезнела. – Мне очень жалко Нэт. Я плохо ее знала, но она была хорошим человеком.
– Да, это так.
– Я никогда раньше не видела, как кто-то умирает. Никогда не знала никого, кто бы умер, только мою прабабушку. Она умерла, когда я была еще маленькой, но бабка была очень старой. – Харпер покачала головой, будто это лучше давало понять, что она имеет в виду. – Я работаю официанткой в «Джаггиз»[4], откуда мне знать про смерть? Если вам нужны закуски или выпивка из бара, это ко мне, понимаешь? Но я… я поверить не могу, что такое происходит. Похоже на какое-то кино. Я просто хочу домой. Хочу, типа, принять душ, надеть пижамку, поиграть с кошкой – я очень по ней скучаю, правда. Хочу айфон, чтобы поболтать с друзьями, что-нибудь попостить, початиться, потом позависать где-нибудь. Хочу выпить, потанцевать, повеселиться. Я… не хочу… сидеть на этом острове. Здесь отстой.
Куинн кивнула, не зная, что ответить.
– Джино иногда злится на меня, потому что я не интересуюсь всей этой «выживальщиной», которой он увлекается. Но это, типа, просто не мое. Я больше люблю развлекаться. Типа, живем один раз, и все такое. Понимаешь? Я, может, многого не знаю, но нам не надо было брать ту дурацкую яхту. Мы могли просто остаться на пляже или в отеле, и все такое. Там было так красиво. Здесь тоже красиво, только мне здесь страшно. А тебе?
– Да, немного.
Харпер комично нахмурилась.
– Можно спросить тебя еще кое о чем, Куинн?
«Ради Бога, лучше не надо».
– Спрашивай.
– Думаешь, с Андре все нормально?
– Точно никак не узнать, но нет, Харпер, думаю нет.
Харпер скривилась, снова заплакала.
– Идем, – тихо произнесла Куинн, присаживаясь рядом с ней. – Я помогу тебе отнести кокосы.
Харпер вытерла слезы.
– Куинн?
– Да? – ответила она, тяжело вздохнув.
– Спасибо за доброту.
Куинн улыбнулась, хоть и через силу, затем принялась подбирать кокосы.
Вдруг подняла голову и всмотрелась в чащу. Ощущение, что за ними кто-то наблюдает, накатило так сильно, что, несмотря на безжалостную жару, по спине у нее пробежал холодок.
– В чем дело? – спросила Харпер, распахнув глаза.
Вместо ответа Куинн пристально смотрела в заросли, водила глазами туда-сюда, выискивая что-то необычное. Но тщетно… и все же она не могла избавиться от чувства, что за ними следит кто-то… или что-то. И что бы это ни было, оно вовсе не дружелюбное. В ней проснулось первобытное ощущение опасности, и ей инстинктивно захотелось броситься бежать. Но она осталась стоять на месте.
– Ну чего ты так смотришь? – продолжала упорствовать Харпер. – Мне страшно.
С океана налетел теплый ветерок, пронесся по краю джунглей, листья зашелестели, будто зашептались. Ощущение опасности исчезло так же быстро, как и появилось, словно его унесло этим дуновением.
– Да ничего, – рассеянно ответила Куинн, понемногу успокаиваясь. – Я подумала…
– Что?
– Да ничего. Всё в порядке.
Куинн опять стала поднимать с земли кокосы. К счастью, Харпер не стала говорить и расспрашивать, а тоже склонилась над кокосами, и они вместе отнесли несколько орехов к месту, где расположились остальные.
Пока они с Харпер шли по пляжу с охапками кокосов, Куинн дважды оглянулась. Но не увидела ничего и никого – одни джунгли, песок и палящее солнце.
Когда закончили с погребением, Даллас прошагал по песку к морю и медленно вошел в воду. Джино сразу же принялся за работу, похвалил Куинн и Харпер, затем взял с собой Херма и отправился следить за костром.
Куинн смотрела на стоявшего в воде Далласа. Она знала его лучше, чем кто-либо, и понимала, что он пытается смыть с себя не только грязь. Чувства захлестнули ее, она собралась с духом, отвернулась, глянула в ту сторону, откуда они с Харпер только что пришли.
– Ну, типа, а теперь что? – спросила Харпер, бросая кокосы на землю.
Лежавший в паре футов от них Мердок, будто по команде, застонал.
– Не посидишь с ним немножко? – предложила Куинн.
Харпер поморщилась и, наклонившись ближе, сказала тихо:
– Да знаешь, мне от его глаз прямо страшно, и все такое.
– Джон? – спросила Куинн. – Ты не спишь?
Мердок повернул голову на звук ее голоса, глаза у него были закрыты и залеплены запекшейся кровью. Она все время промакивала и промывала их, как могла. Но порезы были слишком глубокими, и ей не удавалось обработать раны, как хотелось бы. Кроме страшных болей, которые, несомненно, мучили Мердока, главным врагом была инфекция. Куинн понимала, что без антибиотиков и бинтов или марли, даже если она будет тщательно ухаживать за капитаном, он наверняка все равно заразится. Поэтому крайне важно обеспечить ему покой и хотя бы отчасти предотвратить обезвоживание.
– Куинн? – позвал он.
– Да, – ответила она. – Я здесь. Ты сможешь идти?
– Думаю, смогу, да.
Куинн повернулась к Харпер.
– Помоги ему встать и проводи до деревьев – там есть хоть какая-то тень и укрытие. Нельзя оставлять его здесь, на солнцепеке.
– Я? – беззвучно произнесла Харпер. – А ты не проводишь?
– Харпер сейчас поможет тебе, Джон, – сказала Куинн. – Отведет тебя в тень, ладно?
– Да, хорошо… очень хорошо.
Харпер уперла руки в бока и склонила набок голову, что, как полагала Куинн, означало раздражение.
– Чика, ты серьезно?
– Да, – ровным голосом ответила Куинн, – я серьезно.
И, не говоря ни слова, удалилась. Она больше ни секунды не могла терпеть эту пустышку и боялась, что если не уйдет, то скажет ей об этом в лицо. Ссоры никому не нужны, поэтому Куинн пыталась использовать знания, полученные во время работы в неотложке, когда ей часто приходилось не только заботиться о потерпевших, но и разряжать обстановку и до, и во время, и даже после ухода за ними.
Куинн глубоко вздохнула и пошла по пляжу, пытаясь освежить голову. Ноги по-прежнему передвигались будто ватные и чуть дрожали из-за трехдневного бездействия на плоту, но постепенно восстанавливались. В животе урчало от голода, и снова накатила почти непреходящая жажда, которая мучила вот уже несколько дней.
Все это до сих пор казалось сном. Страшным, и тем не менее сном. Такого с нормальными людьми не случается. И все же они здесь.
Чем больше она думала об этом, тем больше понимала жесткость Джино, его расчетливое отношение ко всему. Он прав. Если они не примут кое-какие меры, им не выжить.
Она оглянулась и увидела, как Харпер крутит вокруг пальца прядь волос и смотрит на солнце. Шевелит губами, будто разговаривает с Мердоком.
Перед глазами у Куинн мелькнуло лицо Натали, и она беззвучно заплакала, бредя у самой кромки воды. «Возьми себя в руки, – услышала она у себя в голове голос Натали. – Ты должна быть сильной».
Куинн вытерла глаза, и вдруг увидела ее.
На мокром песке у самой воды валялась кроссовка, которую Куинн сразу узнала. На секунду замерла, уставившись на кроссовку и пытаясь убедить себя в ее реальности. Оглянулась на джунгли и поняла, что стоит почти там же, где почувствовала на себе чей-то взгляд. Она подошла к кроссовке. Та лежала на боку, но носком указывала в сторону джунглей, будто спала с ноги владельца, едва он выбрался на пляж и дальше пошел уже без нее. «Если б это случилось прошлой ночью, – подумала Куинн, – то человек, потерявший кроссовку, не смог бы найти ее в такой непроглядной тьме». Она присела и подняла кроссовку.
Куинн словно током ударило. Андре.
Это была кроссовка Андре.
Даллас терпеть не мог океан. За эти последние несколько дней он научился презирать его. Это было уже не прекрасное и величественное творение, вызывающее восхищение и трепет, а бессердечное чудовище, в нем полно хищников и опасностей, они существуют лишь затем, чтобы уничтожить его, Далласа, и тех, кого он любит. Если бы это зависело от него – несмотря на то, что он рос заядлым пловцом, любителем пляжного отдыха и бо́льшую часть жизни провел в месте, откуда до побережья Атлантического океана можно было дойти пешком, – он больше никогда не посмотрел бы на океан. Но сейчас, когда у него на коже вместе с грязью и песком остались пот и даже запах Натали, у него не было другого выбора, кроме как предаться воле волн и позволить им смыть с него все это. Джино, очевидно, не чувствовал необходимости тоже вымыться, а вместо этого вернулся к своим обязанностям, Даллас же продолжил заходить в воду, пока та не поднялась ему по грудь. Несмотря на сильное течение и слабость в ногах, ему удавалось не упасть. Через несколько мгновений он откинулся назад так, чтобы тело частично оставалось на плаву, но пальцы ног продолжали ощущать дно. Когда затылком коснулся воды, он подставил лицо под смертоносное солнце и закрыл глаза, позволив волнам медленно раскачивать его взад-вперед. Он пытался вытеснить из головы образы мертвого, обмякшего тела Натали и сосредоточиться на боли в груди. При глубоких вдохах она все еще немного болела, но Даллас был почти уверен, что скоро все пройдет. Он не мог знать точно, болит ли у него из-за внутренних повреждений, или это лишь еще один признак стресса и усталости. В любом случае он не собирался никому говорить про боли, даже Куинн. Здесь нет места для слабости. Даллас теперь понимал это даже слишком хорошо. Джино не обманывает. Даллас знал его с колледжа, достаточно долго, чтобы уяснить: Джино намерен выжить в этом суровом испытании любыми средствами, несмотря ни на что.
Это было мучительно ясно, и, хотя Даллас делал вид, что обеспокоен методами друга и подвергал их сомнению в надежде, что во всем этом безумии тот перестраховывается, в душе он соглашался с ним. Они с Куинн выберутся с этого острова во что бы то ни стало. Вернутся домой или погибнут в борьбе за жизнь. В любом случае, как бы Далласу по совести ни хотелось осудить Джино, он знал, что, если понадобится, в итоге поступит точно так же. Но сможет ли он быть таким же жестоким, как Джино? Если окажется загнанным в угол, сможет ли он вырваться, овладеет ли им такое страстное желание выжить, что ему не будет дела, кто или что в результате пострадает? Теперь стоит вопрос жизни и смерти, и больше ничего. Может, так было всегда. Андре пропал, наверняка погиб. Пора смириться с этим, отнестись к этому не как к предположению, а как к суровому факту. То же и с несчастной Натали, чье обнаженное безжизненное тело они скатили в наскоро вырытую могилу. Натали выглядела так, будто спит и в любой момент готова открыть глаза, встать и заявить, что все это было лишь заранее заготовленным, дурацким розыгрышем. Даллас крепко зажмурился, но картины у него в голове отказывались уходить. Натали мертва, и ничто уже не вернет ее. Милая, удивительная, совершенно безобидная девушка, она ушла одной из первых, как и Андре, который, если не считать Джино, был самым сильным и крепким из них всех. О чем это говорит? О том, что ставки сделаны и пока нет нужды поступать жестоко, но если придется, он будет готов на что угодно, лишь бы они с Куинн выжили.
Из путаницы мыслей и страхов его вывел голос Куинн. Даллас мигом крепко встал на ноги, с волос капала вода, он тотчас обернулся на голос жены и заскользил глазами по берегу. Куинн звала всех к себе, и, еще не успев разглядеть ее сквозь слепившие лучи солнца, Даллас заспешил к берегу.
Когда он выбрался из воды, Джино уже бежал к Куинн, а Херм и Харпер шли следом, но нисколько не торопились.
Даллас тоже бросился бегом изо всех сил, хотя ноги еще не совсем были готовы к рывку. Прихрамывая и даже близко не набрав своей обычной скорости, он бежал навстречу Куинн. Теперь она тоже увидела его и замахала рукой, Джино уже стоял рядом с Куинн.
За несколько футов до них Даллас заметил, что Куинн что-то держит в руках.
– Это кроссовка Андре, – сказал первым Джино.
Задыхаясь, Даллас протер глаза и всмотрелся.
– Ага, – сказал он. – Так и есть. Где ты нашла ее?
– Вон там. – Куинн указала на место, где впервые увидела кроссовку. – Там валялась.
Подошли Херм и Харпер.
– Что это значит? – спросила Харпер.
– Спорю, что ты так часто спрашиваешь, верно? – сказал Херм.
Харпер склонила голову набок.
– А?
– Не обязательно должно что-то значить, – сказал Джино.
Он прищурился, глянул на океан, затем снова на джунгли.
– Кроссовка могла просто спасть с него в бурунах, и ее выбросило прибоем, а тело осталось за рифом.
– Но если б его тело находилось по эту сторону от рифа, – сказала Куинн, – его бы уже вынесло на берег.
– Да, это так.
– Может, он все еще жив? – с надеждой в голосе произнес Даллас.
– Если прошлой ночью он выбрался на берег и потерял здесь кроссовку, – сказал Джино, – то мог уйти в джунгли, а мы его в такой тьме и не заметили.
– А не логичнее ли предположить, что он нас все равно бы уже увидел? – спросил Херм.
– Если ранен, то нет, – сказала Куинн. – Может, упал в чащобе, в паре футов от пляжа, а мы так и не узнаем, что он там.
Все бросились к джунглям.
Обошли оба ряда пальм, остановились и стали высматривать, как лучше пробраться сквозь заросли. Пройти было можно, но местами лес становился таким густым, что они почти ничего не видели. Неизвестно, что ждет их там в джунглях.
Куинн хотела рассказать о странном ощущении, которое у нее возникло незадолго до этого, но передумала. Ощущение, такое сильное в тот момент, прошло и больше не возникало.
– Всем держаться вместе, – сказал Джино, с трудом шагнув в заросли, – и идите за мной. Гуськом, смотрите под ноги и будьте осторожны.
Из-за густого полога листвы сразу же сделалось темно. Лучи солнца наискось прорезали полумрак перед ними. Жара не спадала. Невидимые существа ползали, скользили и издавали странные звуки, напоминая Джино и остальным, что они здесь – непрошеные гости, чужаки в чуждом мире. Куинн неохотно надела сандалии Натали, хоть и маловаты, но в сандалиях все лучше, чем босиком. Особенно когда пошли не по песку, в чем быстро убедился Даллас, он один шагал без обуви. Он шел последним и каждые несколько секунд оглядывался, пытаясь запомнить дорогу и быть уверенным, что отыщет ее, когда они будут возвращаться. Как бы далеко они ни заходили, джунгли повсюду выглядели одинаково, поэтому если не присматриваться, то потерять дорогу и заблудиться было очень легко.
Вскоре, ступая по неровному и обманчивому дерну, Даллас начал отставать, каждый шаг давался все больнее. Надо что-нибудь придумать, сделать какую-нибудь обмотку или вроде того, иначе скоро исцарапаешь, изрежешь все ноги и не только захромаешь, но и подхватишь заражение.
– Сбавьте темп, ребята, – сказал Даллас. Он весь уже взмок от пота, в горле пересохло и страшно хотелось пить.
Куинн и Херм остановились подождать, но Джино и Харпер шли дальше, продираясь сквозь подлесок.
– Я босиком, – сказал Даллас. – Мне не поспеть за вами.
– Кстати, а мы еще далеко думаем идти? – спросил Херм.
– Может, вернешься на пляж и подождешь? – предложила Куинн.
– Андре все равно нигде не видно, – сказал Херм, согласно кивнув. – И, может, я не специалист по выживанию, как Джино, но знаю, что чем больше мы тужимся в такую жару, тем больше захотим пить. У меня нет ни малейшего желания участвовать в этом совершенно гиблом деле искать Андре, его, может, и нет здесь вовсе. Кроссовку могло просто выбросить волной. Это не значит, что сам он выбрался на берег, и нет никаких доказательств, что он ушел в джунгли.
– Вы, ребята, возвращайтесь, – сказала Куинн, – а я пойду с Джино и Харпер. Посмотрим, может, найдем что-нибудь.
Не успел Даллас ответить, как из джунглей, откуда-то спереди, раздался вопль. Закричали так громко и страшно, что несколько птиц, которых они до этого даже не заметили, испуганно вспорхнули с веток.
Куинн ринулась в заросли. Херм с Далласом бросились за ней и выскочили на небольшую поляну. Харпер лежала на земле и безудержно рыдала, содрогаясь всем телом. Джино безучастно стоял рядом с ней и смотрел на толстую изогнутую ветку, она торчала горизонтально примерно в трех футах от земли из одного большого куста, что росли вокруг поляны.
– Боже правый, – ахнула Куинн.
Когда Даллас сообразил, что Джино смотрит не на ветку, а на землю под ней, он тоже увидел. Он понимал, что оно есть, что лежит вот тут перед ним, но это было просто непостижимо, разум отказывался признать и усвоить увиденное. Желудок свело. Возникло чувство, будто земля внезапно ушла из-под ног и он, Даллас, падает в темную бездну.
В тишине слышались рыдания Харпер.
– Какого черта? – выдохнул Херм, неуклюже заходил кругами, заламывая руки. – Какого черта?
Даллас ощутил, как у него пересохло в горле, и только тогда осознал, что стоит с открытым ртом и таращится на крупный камень в паре футов перед собой, поперек которого валяется отрубленная человеческая рука.
Плечо, предплечье и кисть лежат в луже запекшейся крови среди ошметков хряща. Из плеча торчит кость, с которой свисают клочки мяса, засохшие и посеревшие от жары.
Даллас почувствовал, как Куинн вцепилась в него. Не для того, чтобы удержать его на ногах, как выяснилось, а чтобы самой не упасть. Дрожа всем телом, она прижалась к Далласу, и они ухватились друг за друга. В этот совершенно нереальный и ужасающий момент Харпер продолжала причитать, Херм расхаживал взад-вперед как зверь в клетке, а Джино просто молча смотрел на кровавое месиво.
Наконец Харпер вскочила и, бормоча что-то нечленораздельное и размахивая руками как сумасшедшая, бросилась назад по тропе, которой они пришли.
Через секунду Херм ушел вслед за ней.
Даллас заставил себя глянуть через плечо жены и осмотреться.
– Джино, – услышал он собственный голос. Сперва далекий и слабый, затем более настойчивый. – Черт возьми, Джино.
Тот обернулся.
Даллас никогда не видел его таким. Его высокомерие исчезло, разбилось вдребезги. Он пребывал в шоке, как и они.
– Какого черта… что… что это… что… что случилось?
– Я не… – Джино моргнул, покачал головой. – Я не знаю.
Внезапно Даллас поймал себя на том, что смотрит на безжизненную руку. На безымянном пальце он увидел кольцо – кольцо Андре.
– Господи, да это же точно его рука, проклятье.
Куинн отступила от Далласа, и он зажал себе ладонью рот, но слишком поздно. Даллас мигом отвернулся, согнулся вдвое, и его вырвало. Его буквально выворачивало наизнанку, но ничего, кроме желчи, выблевать он не мог, раз в желудке пусто.
Куинн положила руку мужу на спину, но не сводила глаз с Джино.
– Кто с ним такое сотворил? – спросила она.
– Я… я не знаю, – заикаясь ответил Джино. – Я… может, зверь какой… не знаю.
Куинн нехотя подошла к камню и осмотрела руку, кишевшую белесыми муравьями. Пересилив навернувшиеся слезы, Куинн вспомнила, чему ее учили в неотложке и, как могла, постаралась взять себя в руки. Она все еще никак не могла собраться с мыслями, не переставала трястись, но изо всех сил пыталась успокоиться и понемногу, очень медленно, начала приходить в себя.
– Что это мог быть за хищник?
– Думаю, очень крупный. – Лицо у Джино блестело от пота. – Ума не приложу, как на таком маленьком острове, где и еды-то всего ничего, могут обитать особи такого размера, к тому же плотоядные. Представить этого не могу, это…
– Может, акула? Вдруг на Андре еще в море напала акула.
– Может быть, но, скорее всего, риф.
– Верно, – сказала Куинн. – Вполне возможно, что на него напала акула. Вцепилась зубами, отхватила почти всю руку. Либо руку ему отрезало о риф, и, когда Андре выбрался на берег, она у него едва держалась. Он не сориентировался, будучи в шоке, заблудился в темноте и убежал через пляж в джунгли. Доковылял досюда с почти оторванной рукой, и тут она отпала.
Джино кивнул.
– Да, это… это вполне может быть. Вероятно, так.
– А где, черт возьми… – Даллас вытер рот, но не успел договорить, как задохнулся в позывах рвоты еще пару раз. – А где, черт возьми, то, что от него осталось?
– Андре! – закричала Куинн, оглядывая заросли. – Андре!
– Перестань, – сказал Джино. – Куинн, перестань, просто… перестань. Что бы ни случилось, он потерял так много крови, что, даже если б ему каким-то образом удалось остаться в сознании и продержаться на одном адреналине, у него все равно сильное помрачение и шок. Он мог уйти дальше в джунгли и рухнуть где-нибудь неподалеку, но при такой потере крови вряд ли еще жив.
Куинн знала, что Джино прав. Это подсказывали ей не только медицинские знания, но и здравый смысл. Она беспомощно уставилась на Джино.
– Да, ты… ты прав.
Джино провел руками себе по волосам, а потом обхватил голову, будто боялся, что иначе то, о чем он думает, может вырваться наружу.
– Мне хочется ошибиться, – пробормотал он. – На этот раз. Но все мы знаем, что я не ошибаюсь.
«Не отворачивайся, – сказала себе Куинн, вспоминая все, что знала, и собираясь с духом. – Успокойся, сосредоточься и прикинь». Она попыталась видеть лишь предмет, лежащий на камне, а не руку, которая когда-то была частью человека, и уж точно не того, которого она знала и любила.
– Осторожно, – предупредил Джино. – Если это те муравьи, о которых я думаю, ты не захочешь, чтобы они по тебе бегали.
Она вопросительно посмотрела на него.
– Они кусаются?
– Думаю, это могут быть желтые сумасшедшие. Водятся на некоторых островах в южной части Тихого океана. Они не кусаются. Они распыляют кислоту.
– Понятно, – сказала она, вытирая пот со лба и тяжело вздыхая.
– Не трогай руку – и все.
Куинн не собиралась дотрагиваться до руки, но слова про муравьев сделали кошмар еще страшнее и невероятнее. Прикрыв нос от смрада, она наклонилась к руке, чтобы рассмотреть получше. Наверняка не скажешь, но, приглядевшись, Куинн решила, что, несмотря на жуткий вид и скопление муравьев, рука вроде бы искалечена не так уж сильно, как следовало ожидать, когда откусывает или отрывает хищник.
– Трудно сказать, – произнесла Куинн, – но она относительно целая. Будто отрезана.
– Могло так отрезать об риф? – спросил Даллас.
– Не знаю. Но на укус не похоже.
– Господи, – вздохнув, произнес Даллас. – Говоришь, что кто-то ее отрубил?
– Нет, конечно, я…
– И что теперь?
Куинн отошла и оглядела заросли, будто искала ответ.
– Не знаю. Я не коронер. Просто говорю, что это не похоже ни на один укус, который я видела. Может, и на рифе оторвало. Может быть.
– По-моему, могло оторвать, если он налетел на риф и зацепился за него рукой. Но, опять же, прямо так ровно и отрезало?
– Или дело не в рифе… давай, Дэл… предложи свою версию.
Джино наконец опустил руки, но все еще не знал, что с ними делать.
– Ладно, давайте проясним вот что. Вероятность того, что на этом острове есть кто-то, кроме нас, практически нулевая.
– Почему? – спросил Даллас. – Если мы здесь, то почему бы кому-то еще здесь не быть?
– Потому что мы в жопе мира.
– Придумай что-нибудь получше.
– Шанс очутиться здесь – один к миллиону, а шанс, что здесь есть кто-то еще, и того меньше. Нет никаких аборигенов, что жили бы так далеко, на таком маленьком бесполезном клочке земли, которого даже нет на карте.
– А ты откуда знаешь?
– Здравый смысл подсказывает. Слышал о таком?
– Даллас, родной, – сказала Куинн, – я не говорю, что руку отрубили. Я говорю, что очень на то похоже. Может, на рифе оторвало, это гораздо вероятнее…
– Тогда где тело? – спросил Даллас. – Надо найти тело.
Джино указал на кровь на листьях и на земле и на широкие кровавые разводы около камня.
– Надо искать.
Куинн кивнула и обхватила себя руками.
– Далеко он уйти не мог.
– Но мы не уверены, что с ним случилось, – сказал Даллас.
– Да риф, наверное, – отозвалась Куинн. – Откуда здесь кому-то быть? Джино прав, вероятность оказаться здесь ничтожно мала. Вполне возможно, что только мы сюда и попали. А если нет, то, похоже, здесь никого не было очень-очень давно.
Даллас на мгновение задумался, пытаясь унять бурю в голове. Куинн, вероятно, права, но в глубине души он отказывался верить.
– Я не знаю.
Внезапно Джино будто пришел в себя, вновь обрел силы, словно какое-то просветление в последний момент не дало ему сорваться.
– Не знаю точно, есть ли кто еще на острове, – произнес он окрепшим, спокойным и сдержанным голосом. – Может, есть, а может, нет. По всей вероятности, это почти невозможно. В таком случае ему всего лишь оторвало руку на рифе, и, когда он выбрался на берег, рука отпала, как и сказала Куинн. Или так, или руку ему отрубили, а значит, мы здесь не одни. Если не оторвало и не отрубили, то остаемся только мы.
– Чушь, – сказала Куинн. – Никто из нас его не трогал.
– И я о том же, – сказал он. – Единственный, на кого бы я подумал, так это Херм.
– Херм? – Даллас рассмеялся, но не от веселья, а из-за паники и неверия. – Ты спятил? Будто он вообще способен такое сотворить, да еще с Андре.
– Я не про то.
– Да и зачем Херму убивать Андре? Он не смог бы.
– Мы все смогли бы. К тому же у нас огромный стресс, у нас туго с водой и пищей, а это может изменить человека…
– По мне, не важно, как сильно ему хочется пить. Он учитель истории, а не Джейсон Вурхиз.
– Прошлой ночью, прежде, чем мы снова собрались вместе, прошло какое-то время. Черт, почти что угодно могло случиться. Может, они поругались, повздорили, я…
– Брось, Джино, – сказала Куинн, – не время в адвоката дьявола играть.
– Я считаю, что Андре каким-то образом потерял руку, а вариантов, как это случилось, не так уж много. Мы пока не можем знать точно, но если вы хотите выбрать один и не принимать во внимание другие, то давайте остановимся на рифе, он самый вероятный. Надо идти дальше, черт подери, сосредоточиться на поисках Андре.
– Да, – сказал Даллас. – Ладно.
Джино, казалось, немного расслабился, затем глянул на Куинн.
Она медленно кивнула.
Даллас положил руку Джино на плечо. Оно было твердым как гранит. Он знал, что если Джино высвободит чувства – позволит себе ощутить не только гнев, – то сможет лучше понять, что произошло. Но он не высвободит, поскольку это может сделать его уязвимым и, по его мнению, слабаком. Такой человек, как Джино, не может быть уязвимым или слабым. Он знает лишь один способ – силу, и не важно, прав он или нет. Даллас всегда знал, как достучаться до Джино, но это был не совсем надежный вариант, и он мог лишь надеяться, что обычный подход сработает.
– Ты нам нужен. Понимаю, что ситуация хреновая, мы все напуганы и растеряны, верно? Я тоже не вижу здесь никакого смысла. Извини, я… я ничего не понимаю. Знаю, ты любил Андре. Мы все любили его. Но нам надо держаться вместе, друг. Если ты слетишь с катушек, нам кранты. Понимаешь?
– Послушай его, – сказала Куинн. – Нам не справиться без тебя.
Джино какое-то время стоял уткнувшись в землю, потом закрыл глаза, его мускулистая грудь вздымалась и опускалась. Он открыл глаза и ободряюще кивнул Далласу и Куинн.
– Возвращайтесь в лагерь, – сказал он. – Смотрите, чтобы костер не погас, берегите воду и все остальное, что у нас есть. Попробуйте расколоть еще несколько кокосов, но не слишком много. От них слабит. Дизентерия – последнее, что нам надо.
– А ты?
– Я поищу Андре.
– Но не один же, – сказал Даллас.
– Ты же босиком, – напомнил Джино. – Тебе не пройти по лесу, все ноги себе издерешь. Ни себе, ни нам не нужен будешь. Возвращайся в лагерь, помоги там. Я справлюсь.
– С Джино пойду я, – сказала Куинн.
– Не заходите слишком далеко, – предупредил Даллас. – И возвращайтесь до темноты. Не хочу идти искать вас.
– Займись лагерем, как я сказал, – с каменным выражением на лице произнес Джино. – А я найду тело.
– А с этим что… – Даллас, не глядя, указал на отрубленную руку. – Оставим здесь?
– Другого выхода пока нет, – тихо сказала Куинн.
– Нам надо найти тело, – произнес Джино. – Возвращайся в лагерь и присмотри за остальными.
Даллас и Куинн тревожно переглянулись и наскоро поцеловались. Не говоря больше ни слова, Куинн и Джино пошли дальше. Они исчезли в кустах, а Даллас остался стоять на поляне один.
Бредя´ как в тумане, растерянный, разбитый физически и душевно, Даллас вышел из леса и пошел по песку, мимо россыпи гнилых кокосов. Меньше чем в миле от прибоя, по ту сторону кораллового рифа, протянувшегося почти по всей длине острова, в открытом море вздымались волны. Они бились о риф и взлетали в воздух облаками брызг. По-прежнему яркое солнце на голубом, безоблачном и бескрайнем небе медленно спускалось к горизонту, словно равнодушное божество.
Даллас возвращался в лагерь, а джунгли безмолвно наблюдали за ним, как затаившийся хищник.
Как то, что пряталось в чаще.
Они шли по кровавому следу.
Пятна крови виднелись на земле, на листьях вокруг, и футов через пятьдесят они наткнулись на вторую кроссовку Андре. Та тоже была выпачкана в крови, и прикасаться к ней Куинн хотелось меньше всего. Но когда Джино сказал, что у Далласа теперь будут обе кроссовки, она схватила ее, не обращая внимания на липкий от крови верх и промокшие шнурки.
В прошлом Куинн успела насмотреться на кровь, но так и не смогла к ней привыкнуть. Проглотив подступившую к горлу желчь, она прижала кроссовку к груди. С каждым новым пятном крови, которое попадалось им, Куинн пыталась вытеснить из головы образ Андре – вот он заблудился, истекает кровью, бредет сквозь заросли, – поскольку понимала, что пятна в конечном счете приведут к давно бездыханному телу. Не будет никаких чудес и даже прощаний. Они шли не спасать человека, а искали труп.
Джино остановился, присел и внимательно посмотрел на темно-красное пятно около толстого ствола. Не вставая, огляделся вокруг.
– Это все равно что идти по следу какого-нибудь раненого животного, – сухо произнес он. – Тело уже близко.
– Мы уже далековато зашли.
– Не беспокойся. Я знаю, что делаю. Мы не заблудились.
Куинн кивнула, но, несмотря на опыт и уверенность Джино, она никогда еще не чувствовала себя такой незащищенной. В плотном лабиринте из стволов, других растений, ярких красочных цветов, гигантских паутин, таких больших и сплетенных так сложно, что казались ненастоящими, в ароматной, хотя и давящей жаре, они с Джино будто находились на другой планете. Все здесь казалось каким-то странным. Деревья и прочие растения Куинн видела всю жизнь, но не встречала ничего подобного. Даже цветы были огромными, причудливыми, неестественно яркими, будто родились из снов ребенка. То, что раньше она назвала бы экзотикой, теперь по ощущениям напоминало Страну Чудес. «Зазеркалье», – подумала Куинн. И тут же почувствовала себя более чем когда-либо далекой от действительности, от дома и от всего, что она знала. Почему бы вместо океана не быть бескрайнему космосу? Почему бы вместо опасного земного рая не быть некоему чуждому миру? Это казалось таким же всамделишным, как и остальное на этом острове, где имело значение все и ничто одновременно, где жизнь и смерть сблизились настолько, что их едва можно было различить.
– Ерунда какая-то, – произнес Джино, качая головой.
Он поднял руку, подавая Куинн знак стоять. Сам прошел немного дальше, не отрывая взгляд от земли. Когда он вернулся, все еще разглядывая дерн, выглядел еще более озадаченным. – Это просто не…
– Что такое?
– Я шел по пятнам крови, раз в такой траве разглядеть следы очень сложно, земля здесь тверже, чем на пляже, – объяснил он. – Но, если знаешь, что искать, можно увидеть, что тут примято чем-то очень тяжелым.
Куинн обхватила себя руками.
– Ну и что ты заметил?
– Он упал, – сказал Джино, указывая на землю. – Видишь вмятину? Вот эти две вмятины – это от коленей. Он упал на колени, а затем на живот. Вот здесь. Видишь?
– Думаю, да.
Она представила, как Андре лежит здесь. Он в отчаянии, он умирает в темноте, в полном одиночестве, спрашивает себя, где друзья и почему никто не пришел ему на помощь. Или Андре решил, что выжил он один? О чем он думал в последние минуты перед смертью?
– Вмятины от коленей глубокие – это значит, что упал он с большой силой, – сказал Джино. – Гораздо сильнее, чем если бы он просто опустился на колени. Он не рухнул бы так сильно сам по себе. В любом случае, из положения стоя никто так не падает. Это значит, что в момент падения его что-то здорово придавило.
– Упал на бегу?
– Да, он определенно шел вперед, причем быстро.
– Даже не верится, что с отрубленной рукой он вообще зашел так далеко, не потеряв сознания и не умер от потери крови. Хотя, думаю, у него мог повыситься адреналин, Андре заблудился, испугался, в шоке. Он побежал и…
– Но потом упал на колени и на живот. До этого момента то, что я вижу, имеет смысл. – Джино встал, наклонился и, не поднимая глаз от земли, пошел вверх по небольшому склону.
Взойдя на склон, он выпрямился и упер руки в бока.
– Но…
– Что? – Куинн вскарабкалась вслед за ним.
– Впереди крови гораздо больше. Скорее всего, там он умер. Но тела нет, а значит, он каким-то образом встал и пошел дальше, но дальше ничего нет. Дальше-то крови не видно. След обрывается здесь.
– Быть не может, с такой раной. Даже если бы он встал и пошел дальше, должна тянуться кровь и по ней мы дошли бы до тела. Должна быть кровь.
– Я знаю. Но хочу сказать, что он умер здесь, вон там, где большое пятно, где он упал на живот. Из того, что я вижу, тело должно лежать там. Но тела там нет. Будто он добрался до туда, а потом просто… исчез.
– Исчез?
– И странно не только это. Так не должно быть. След должен выглядеть иначе.
– Что ты имеешь в виду?
– Видишь, вмятина на земле примерно такой же длины и ширины, как и в самом начале? – Джино указал на широкую полосу из грязи, песка, крови и примятых листьев, тянущуюся перед ними. – Она идет по склону вверх и заканчивается вон в том месте. Этот след оставило тело Андре. Не колени и не ступни, а именно тело. Эту вмятину оставило тело, оно лежало ничком и истекало кровью.
Куинн посмотрела назад, откуда они пришли.
– Значит, он упал там на колени, затем на живот и приполз сюда? Это ты хочешь сказать?
– Это самое логичное объяснение, – произнес Джино. – Проблема в том, что след говорит не об этом. Он выглядит иначе. Не так, как должен выглядеть.
– Ну и как тогда он выглядит?
– Он слишком плавный и равномерный. И кровь тоже, видишь, как она размазана сплошной полосой по всему отрезку? Если бы Андре полз сам, так не получилось бы. Пятна и брызги крови, да и сам след, должны быть более прерывистыми и неравномерными. Как когда ползет тяжелораненое животное.
– Понятно, – сказала Куинн, вертя головой. – Значит…
– Значит, раз его тело должно лежать здесь, но его здесь нет, похоже, что… – Джино нахмурился и провел грязной рукой по лицу и успевшей отрасти щетине. – Имею в виду, что если бы я шел по следу какого-нибудь раненого животного, то могу поклясться, что это выглядит, как…
– Как что? Да скажи же, ради бога.
Темными зрачками Джино вперился ей в глаза.
– Это выглядит, будто его тащили.
Приближался вечер. Небо менялось, медленно оранжевело, будто над океаном разгорался пожар. Ветерок тоже изменился, стал прохладнее, он раскачивал пальмы и шелестел листвой на опушке джунглей. Херм и Даллас подбрасывали прутья в костер, который постепенно разгорался все сильнее. Они думали разжечь большой и жаркий кострище, но веток для большого костра пока не насобирали. Они надеялись, что хвороста хватит до самого утра, но истощение взяло верх. Недостаток воды и пищи еще можно было перетерпеть, но они устали духовно и физически и не смогли натаскать из леса больше хвороста, чем уже принесли, поскольку для этого требовалась подзарядка.
Во временном лагере Мердок не терял сознания уже дольше, чем раньше. Харпер сидела в паре футов от капитана, на большой выброшенной на берег коряге. Она плакала, неохотно жуя ломтик кокоса, который Даллас сумел расколоть после того, как полчаса бил по нему острым камнем. Потом они с Хермом съели еще один кокос, выпили из него молоко и покормили Мердока, когда тот пришел в сознание и смог жевать сам. Остальные кокосы приберегли для Куинн и Джино.
С тех пор как вернулись в лагерь, Харпер, Даллас и Херм почти не разговаривали. Они сосредоточенно делали, что было сказано, в страхе размышляя о жуткой находке. Даллас то и дело выжидающе поглядывал на джунгли, в надежде, что Куинн и Джино вот-вот благополучно вернутся. Попив самую малость и пожевав кокосов, он рассматривал себе руки, все в маленьких порезах и царапинах. Заостренными камнями кокосы колются легче, но по израненным рукам видно, как тяжело работать камнями. Даллас вздохнул и поднялся на ноги, он прошел к воде и ненадолго опустил в нее руки, смыл кровь в набегавших и отбегавших волнах.
– Думаешь, найдут его?
Даллас мигом обернулся.
– Извини, – сказал Херм, подойдя незаметно, – не хотел тебя пугать.
Даллас кивнул, но промолчал. Ему теперь совсем не хотелось разговаривать.
– Ну, так как?
– Что?
– Думаешь, его найдут?
– Не знаю, Херм.
– Только между нами, – сказал он и тоже присел. – Странно это все.
Кровь с рук уже смылась, но Даллас все подставлял их нежному прибою.
– Если Андре напоролся на риф, – продолжил Херм, – и ему аж оторвало руку, если она и впрямь отпала, когда Андре зашел в джунгли, тогда где кровь?
– Ты о чем? Там все было залито кровью.
– В джунглях, да, но на песке ее не было. Подумай-ка. Если рука у Андре едва держалась, когда он добрался до берега, значит, кровь из него так и хлестала. Даже если следы крови возле берега ночью смыло водой, через пляж к джунглям должен был вести кровавый след. Даже сильный дождь не смыл бы его полностью. Но на песке нет крови. Кровь была лишь там, где мы нашли руку.
До сего момента Даллас слушал лишь вполуха. Но от выкладки Херма его будто по щеке хлестанули, и он поймал себя на мысли, как сам до этого не додумался. В джунглях он засомневался, но это же было так очевидно.
– Да, ты… ты это точно подметил.
– Знаю. – Херм рассеянно засунул палец под парик и почесал голову. – А это говорит о том, что Андре не обрывал руку об риф. Ее отхватили там, где мы нашли, – в джунглях.
Даллас настолько вымотался, что не мог мыслить ясно, и, что хуже, уже начинал к этому привыкать.
– Резонно. Даже очевидно, по-моему, но…
– Да, после всех передряг и в таком положении никто из нас не может похвастаться ясностью рассудка.
Даллас заставил себя сосредоточиться и хоть как-то упорядочить мысли.
– Тогда что с ним случилось?
– В том-то и дело, верно?
– Ты говорил об этом Харпер или Мердоку?
– Нет, не вижу особого смысла. Харпер уже дошла до ручки. Насколько я могу судить, она на грани нервного срыва. А Мердок пока еще плохо соображает.
Даллас поднялся на ноги, протер глаза.
– С ума сойти.
– Мы на острове не одни, Дэл.
Даллас провел мокрыми руками по лицу – по шее и груди побежали капли воды. Недалеко от берега снова появились акулы – они приплывали каждый день, на рассвете и на закате.
– Да брось, мужик, мы…
– Тогда кто? Или что-то, или кто-то, но не этот клятый риф. Нам надо убираться отсюда, и…
– Да как уберемся? Улетим, что ли? Некуда плыть.
– А я говорю…
– Успокойся.
– Мы здесь не одни.
– Говори тише. К тому же ты не знаешь точно.
– Нет, знаю. И ты тоже. Поэтому и говорю. Я знаю тебя слишком давно, дружище.
– У меня нет ответов на все вопросы, но нам надо держаться вместе как можно крепче. Не спеши с выводами.
Херм поднялся, упер руки в бока и посмотрел на океан, встав, как он, наверное, думал, в геройскую позу. При всем желании казаться храбрым и невозмутимым, вид у него был глупый, как у неуверенного, невесть как оказавшегося здесь учителя средней школы, кем он, собственно, и был. Отношения у Далласа с Хермом всегда были непринужденными, в школе они коллеги, а после работы – просто друзья. И даже теперь, в этой чрезвычайной ситуации, Даллас не мог избавиться от того Херма, которого так хорошо знал. Вот он прогуливается по школьным коридорам и острит со школьниками. Этот бедолага делал вид, что ученики любят его, но на самом деле большинство потешалось над ним за спиной. Смеялись над его париком, глумились над его манерами и отвратительно передразнивали его.
– Извини, – тихо сказал Даллас.
– За что?
– Если бы я не пригласил тебя поехать с нами, ты бы…
– Не будь дураком. Я хотел поехать. Если честно, я был очень рад, что вы меня взяли. Я чувствовал себя немного неловко, раз один из всех явился без пары, но мне пора бы уже привыкнуть, верно?
– Мы выберемся отсюда. Выберемся так или иначе.
– Устал я страшно, – сказал Херм.
– Я тоже. Мы… мы все вымотаны.
– Все тело болит, и в половине случаев я даже не могу связно мыслить. – Херм поправил сползшие на кончик носа очки и посмотрел на лагерь. – Я слишком стар для этого дерьма в духе «Острова Гиллигана»[5].
Он улыбнулся, но улыбка вышла натянутой, и лицо у него снова приняло серьезное выражение.
– Может, завтра мы сможем выложить на пляже из камней и кокосов большущую надпись «СОС». В кино это срабатывает. И надо следить, чтобы костер не погас и горел ярко, особенно ночью. Надеюсь, кто-нибудь увидит его и вытащит нас отсюда.
Это представлялось таким же маловероятным, как и возможность улететь с острова на космическом корабле, но Даллас решил подыграть.
– Да, конечно.
– Кто-нибудь нас найдет, поверь, – настойчиво произнес Херм. – Недалеко должны проходить маршруты торговых судов или самолет пролетит… что угодно… Дело в том, что в наше время…
– Не уверен, что это сработает.
– Время покажет, – самодовольно ухмыльнулся Херм.
– Время – вещь странная, – сказал Даллас. – И очень ценная. Его всегда не хватает, понимаешь? Но даже если время – это все, что у нас есть, нам никогда его не хватит. Сейчас у нас только время и есть, и все равно оно – наш враг.
– Весь остров нам враг, если хочешь знать. Рай тоже мне, мать его за ногу.
– Чего, черт возьми, они так долго ходят? – Даллас снова обернулся на джунгли, в голове зароились жуткие видения. – Если скоро не вернутся, пойду за ними.
– Поостерегись Джино, дружище.
– Не начинай.
– Знаю, что вы с ним старые приятели, и ты считаешь его нашим спасителем и все такое, но поверь…
– Если бы не Джино, мы бы уже…
– Бла-бла-бла, спасибо, понял. Он здесь всемогущий бог. Рад за него. Можешь молиться на него, если хочешь, но я не буду.
– Если ты прав и в лесу и впрямь кто-то есть, Джино нужен нам еще больше.
– Я и не говорил, что он не нужен. – Херм неуклюже заковылял прочь, затем обернулся, будто забыл что-то. – Но поверь мне как другу, тебе лучше поостеречься его.
– Что ты имеешь в виду?
– Что мы здесь не дома, понял?
– Да ну?
– Правила меняются.
– Думаешь, не знаю?
– Если дать парню вроде Джино слишком много власти и позволить устанавливать правила, это чревато опасными последствиями. Он – большой страшный волк, вожак стаи… как я понимаю… а мы все слабаки, и…
– Я бы так не сказал.
– Разве? А вот я сказал бы именно так. – Херм заговорил тише, но смотрел так пристально, что слова не вызывали сомнений. – В каждой стае свои правила, и им подчиняются все, даже вожак. Знаешь, почему? Потому что каждый вожак, если его главенство никогда не ставится под сомнение и не оспаривается, может также легко погубить стаю, как и спасти.
– Мы не волчья стая.
– Ты уверен?
Даллас уставился на него.
– Чем дольше мы будем здесь торчать, Дэл, тем быстрее потеряем человеческий облик.
В любой другой ситуации Даллас ужаснулся бы, но сейчас он понимал, что Херм прав. Они уже теряют человеческий облик. Может, в поступках и в жестах этого не замечалось, но в душе они меняются, приспосабливаются, ищут возможности выжить, а если надо, и получить превосходство, стать главным.
Едва Даллас начал терять надежду, как из джунглей неспешно вышли Куинн и Джино. Даллас смотрел на них, переводя взгляд с друга на жену. По Джино трудно было что-либо прочитать, но выражение лица Куинн было понятно: что-то случилось.
– Идут, – сказал Даллас, указывая на них.
Херм обернулся, устало моргая из-за поцарапанных, заляпанных грязью очков.
– Нашли что-нибудь? – спросил он, когда Джино и Куинн подошли ближе.
– Тела нигде нет, – сказал Джино Далласу, не глядя на Херма. – Оно будто… не знаю… будто испарилось. Может, утащили. Сложно сказать.
– Утащили? Кто?
– Не знаю.
– Что ж, я тут кое-что заметил, вы это, кажется, пропустили, – сказал Херм, выпрямляя спину и вставая в очередную из своих поз.
Джино наконец посмотрел на него.
– Да ну? И что же?
Херм заговорил про отсутствие крови на пляже, но Джино прервал его.
– Куинн только что это отметила, пока мы возвращались. Мы уже знаем. – Он похлопал Херма по спине, но в жесте не было ничего дружеского. Джино специально унизил его, и все это поняли. – За костром-то смотришь, шеф?
И тут в Херме что-то умерло. В голове у Далласа эхом отозвались его слова про утрату человеческого облика. Будто Джино пнул Херма или кое-что похуже – просто прогнал, будто тот и пинка недостоин. Глаза Херма запылали гневом, обидой, может, чем-то еще, но он промолчал.
– Значит, у него в джунглях рука отпала? – спросил Даллас.
– Все указывает на это, – ответила Куинн. – Но мы все устали и…
– Значит, мы здесь не одни?
– Не знаю. Может быть, но…
– Но, может, и нет.
– Вероятно, этому есть разумное объяснение, – сказала Куинн, но слова прозвучали так, будто она и сама не верила. – Надо найти тело.
Джино повернулся и указал на утесы.
– Завтра собираюсь подняться туда, взглянуть сверху и понять, что это за остров.
Куинн подошла к Далласу. Он обнял ее за плечи.
– А теперь что?
– А теперь постараемся максимально обезопасить лагерь и быть начеку. Спать, следить за костром и дежурить будем по очереди.
Херм побрел прочь. Шагал он и комично, и грустно.
– Идемте, скоро стемнеет, – сказал Джино. – Надо подготовиться.
Неумолимо надвигалась ночь.
И они могли лишь надеяться, что ночь придет одна.
Темнота на острове не была похожа ни на что, с чем они сталкивались раньше. Даже Джино, в каких бы экзотических местах он ни бывал, не видел ничего подобного. Ночь была идеальной и чистой, освещаемой лишь сиянием звезд в небе.
Ощущение от острова тоже изменилось с наступлением темноты. Звуки становились громче и четче. Шум волн, накатывающих на берег, потрескивание костра, дуновение ветра, стук кокосов, падающих с деревьев, или шелест листвы в джунглях словно напоминали о том, что это – чуждое место, в котором они – непрошеные гости. В какой-то момент их стали осаждать москиты и какие-то летающие жучки, и лишь дым от костра хоть как-то их отгонял.
Даллас и Куинн сидели у костра, прижавшись друг к другу. Они должны были спать, пока не наступит их черед дежурить. И Даллас был уверен, что пару раз отключался, но заснуть по-настоящему так и не смог. Хоть Куинн молчала, Даллас спал в ее объятиях уже много лет и мог сказать, когда сон у нее беспокойный или неглубокий. И он знал, что она испытывает то же, что и он. Несмотря на истощение, сон приходил к ним лишь ненадолго. Разум одолевали страх, беспокойство, гложущее чувство утраты и тоска по дому.
Джино сидел у костра, повернувшись лицом к джунглям. Каждые несколько минут он пересаживался, чтобы следить и за отрезком пляжа, протянувшимся у них за спиной. Хотя вряд ли он мог видеть далеко в такой кромешной тьме.
Херм и Мердок лежали неподалеку. Даллас не был уверен, спит ли Мердок, но Херм бодрствовал. Очки покоились у него на груди, глаза были широко открыты, отсутствующий взгляд устремлен в ночное небо.
А вот у Харпер со сном проблем не было, она крепко спала, свернувшись калачиком и тихо похрапывая.
Даллас закрыл глаза, обнял Куинн и постарался не думать о доме. Он не мог смириться с этим. После всего, через что они уже прошли, мысль о том, что они, возможно, никогда не покинут это место, никогда не доберутся до дома, не увидят родных и друзей и не заживут прежней жизнью, была невыносимой. Шанс – хоть и зыбкий, – что они вернутся, не давала Далласу совсем потерять рассудок и скатиться в пропасть безумия. Но в тишине и темноте, обнимая любимую женщину, Даллас не был уверен, есть ли у него еще надежда. Возможно, они уже мертвы и просто не знают об этом. Возможно, Дэвису, Андре и Натали повезло, раз им удалось избежать ужасов медленной смерти, вдали от дома. Возможно, для Далласа и остальных кошмар только начинался.
Когда дрёма в очередной раз одолела его, перед тем, как испуганно проснуться, он увидел сон. Или нечто подобное. Даллас знал наверняка, лишь что на какое-то время тело у него перестало болеть, голод и жажда больше не терзали, сознание прояснилось и вернулись силы. Он стал таким, как прежде, чувствовал себя безопасно и уютно.
Он больше не лежал на песке, а вместо этого сидел на задней веранде и смотрел на ночь и маленький, огороженный забором дворик. Куинн была в доме, он слышал сквозь сетчатую дверь, как она ходит по кухне.
А потом что-то в темном углу веранды привлекло его внимание.
Что-то, чего там быть не должно.
Что-то, не совсем похожее на… человека.
– Кто там? – спросил он.
И вдруг почувствовал, что падает, тут же проснулся и снова оказался на пляже. Голова Куинн покоилась у него на груди, а ее волосы щекотали ему лицо.
Херм перевернулся на спину, встал и поковылял прочь от лагеря, отряхивая на ходу рубашку от песка.
– Ты куда? – спросил Джино.
– У меня сейчас такая никотиновая ломка, что я готов отсосать у бомжа за сигарету. Так что я решил сходить до круглосуточной лавки и купить пачку курева. Кто-нибудь что-нибудь хочет?
– Я задал тебе вопрос.
Херм остановился, вздохнул и указал большим пальцем на океан.
– Мне нужно отлить. Ты не против?
– Не уходи слишком далеко.
– Есть, капитан. – Херм, паясничая, отдал ему честь и двинулся дальше.
– Идиот, – пробормотал Джино.
Даллас осторожно высвободился от объятий жены и сел. Куинн тоже проснулась, но осталась лежать свернувшись клубочком.
– Сменить тебя? – спросил Даллас Джино. – Мне все равно не спится.
– Я могу подежурить еще пару часов.
Куинн приподнялась на локтях и, вытянув шею, посмотрела на Мердока.
– Кто-нибудь его проверял?
– Все нормально, – тихо отозвался Мердок.
– Тебе что-нибудь нужно? – спросила Куинн.
– Вкусный сочный стейк, слабо прожаренный, с пассированными грибами. Запеченный картофель со сметаной и луком. Лобстер в масле. И парочку бутылочек ледяного пива.
– Мне то же, что и ему, – сказал Даллас.
Вернувшись, Херм посмотрел на тихо похрапывающую неподалеку Харпер.
– Ну, разве не мило, а?
– Мы тут заказали жаркое из мяса и морепродуктов, – сказала ему Куинн, – не хочешь составить нам компанию?
– Забавно, – усмехнулся Херм. – Я как раз думал про «Собачий рай», закусочную у нас дома.
– Лучшие хот-доги в городе, – сказал Даллас.
– Я бы все отдал за большой сэндвич с горчицей, кетчупом и гарниром.
– Мне всегда нравились их хот-доги с чили. – Даллас закрыл глаза, представляя себе еду. – Знаешь, что еще там есть вкусного? Картошка фри со специями.
– Объедение! – добавила Куинн. – Если б мы сейчас там оказались, я заказала бы хот-дог с горчицей и большую порцию этой картошки.
Джино поднялся с корточек.
– А стейки и лобстеры куда делись?
– Я от них тоже не отказался бы, – сказал Херм.
– А ты в «Собачьем раю» что больше всего любишь, Джино? – спросила Куинн.
– Я не ем такое дерьмо, – усмехнулся тот. – Это ж отрава.
– Но вкусная отрава, – возразил Херм. – Черт, стейк тоже не самая здоровая в мире еда, но это же не мешает тебе есть его? К тому же если б ты попробовал в «Собачьем раю» луковые колечки в кляре, то…
Джино прервал его, подняв руку, и мгновенно обернулся на джунгли. Вглядываясь во тьму, он водил глазами по опушке туда и обратно.
– Что такое? – спросила Куинн и села.
Вместо ответа Джино шагнул к джунглям.
– Джино? – произнес Даллас.
– Все оставайтесь здесь. – Он повернулся и растворился в темноте.
Несколько секунд никто не шевелился, все молчали.
Наконец Мердок спросил:
– Что случилось?
– Все будет хорошо, – шепотом заверила его Куинн. – Нам нужно просто посидеть тихо минутку.
Внезапно остров погрузился в мертвую тишину. Даже ветер стих. Остались лишь потрескивающее пламя костра и неумолимая тьма за пределами отбрасываемого им света.
Вскоре из ближайшего участка джунглей появился Джино. К костру он вернулся целым и невредимым, хоть и явно озадаченным.
– Что случилось? – спросил Даллас.
– Не знаю, – нахмурившись, ответил Джино. – Ничего.
– Тогда в чем дело? – спросил Херм.
– Мне послышалось, что там кто-то шевелится, но, похоже, я ошибся.
– Где именно?
– В кустах.
– Так послышалось или нет?
Джино подступил к нему.
– Я только что сказал, что послышалось. Но, похоже, я ошибся.
– Ты? Ошибся? Брось, не может быть.
На Джино снизошло какое-то жуткое спокойствие. Было в этом что-то тревожное. Что-то хладнокровное и хищное, как у замирающей перед броском змеи.
– Мы все устали, – сказал Даллас. – Джино, почему бы тебе не попробовать отдохнуть, давай я недолго подежурю, а?
– Я и сам могу…
– Да, знаю, но все равно можно я посижу. Отдохни немного.
Казалось, он еще целую вечность буравил Херма взглядом, после чего ответил:
– Хорошо.
Затем, когда он лег рядом с Харпер, а Херм сел у костра, Куинн подползла к Мердоку успокоить, что все в порядке. Затем присоединилась к заступившему на дежурство Далласу.
– Иногда мне кажется, что он хочет, чтобы Джино надрал ему задницу, – прошептал ей Даллас.
– Однажды тебя не будет рядом, чтобы спасти его.
– В любом случае, я не уверен, что смогу спасти. Джино – это натуральная пороховая бочка.
– А Херм – спичка, – прошептала Куинн.
Примерно через час она уснула, положив голову мужу на колени. Даллас не спал, старательно наблюдая за джунглями и окружающей тьмой. В какой-то момент он оглянулся и увидел, что Джино и Харпер приникли друг к другу. Насколько он мог судить, они оба спали. Даллас не привык видеть Джино столь уязвимым. И тут Далласу пришло в голову, что за все годы знакомства он еще никогда не видел Джино таким. Его напористость и бравада исчезли, и он стал похож на спящего ребенка, невинного и беззаботного.
Затем Даллас взглянул на Мердока. Из-за пораненных глаз сложно было понять, но, похоже, он тоже спал. Об этом говорила равномерно вздымающаяся и опускающаяся грудь.
Херм все еще сидел у костра напротив него и таращился на пламя.
– Господи, мужик, а ты чего не спишь? – тихо спросил Даллас.
Тот поднял глаза и посмотрел на него сквозь пламя. Даллас никогда еще не видел у Херма такого взгляда. Было в нем что-то пугающее. Будто у него внутри поселилась ненависть, едва сдерживаемая ярость. Похоже, пороховой бочкой был не только Джино.
– Ты в порядке?
– А ты? – Херм снова перевел взгляд на огонь. – Разве кто-то из нас в порядке?
Даллас не ответил.
Ночь тоже молчала, храня свои секреты. А тьма продолжала наступать.
Когда солнце выглянуло из-за горизонта, жара сразу же начала усиливаться и вскоре стала невыносимой. Остров пробудился и тоже ожил. Но океан в то утро был на удивление спокойным. Обычно огромные, обрушивающиеся на риф волны сменились медленными и едва заметными.
По планам, сегодня Джино и Даллас собирались пересечь джунгли и подняться на вершину утеса, чтобы увидеть весь остров целиком. Куинн и Херм тем временем возьмут заостренные палки и постараются изловить пару рыбин. Или хотя бы прочешут камни у берега дальше по пляжу, в поисках крабов или других съедобных ракообразных. Несмотря на возражения и желание присоединиться к остальным, Харпер пришлось остаться в лагере, поддерживать огонь и присматривать за Мердоком.
Стоя в тени пальмы, Даллас привлек к себе жену.
– С тобой ничего не случится?
Куинн усмехнулась.
– Да ты что. Я в состоянии о себе позаботиться. Ты же знаешь.
– Только будь осторожна. Видишь ли, на крутую стерву ты не тянешь.
– Постараюсь. – Куинн приподнялась на цыпочки и поцеловала его. – Я люблю тебя.
Даллас был уверен, что он никогда не любил Куинн больше, чем в тот момент.
– Я тоже тебя люблю. Скоро вернусь.
Джино же попрощался с Харпер, чмокнув ее в лоб и шлепнув по заднице. Потом жестом указал Далласу следовать за ним и первым зашагал к джунглям.
– Завязывайте, голубки.
– Мне пора, – сказал Даллас, стараясь улыбнуться как можно убедительнее.
– Береги там себя.
Даллас кивнул, затем повернулся и бросился догонять Джино. Они углубились в джунгли и стали пробиваться сквозь густые заросли, потом свернули в сторону утесов. Чем сильнее они углублялись, тем сложнее становилась местность. Без мачете или топора, чтобы прорубать заросли, идти было непросто. И когда примерно через полчаса они нашли подъем, ведущий к утесам, заросли стали почти непролазными. Джино и Даллас вымотались и истекали потом, поэтому ненадолго остановились передохнуть.
Джино стянул с себя майку, обвязал вокруг головы и приспустил сзади один край, прикрыв шею.
– Здесь никак не спрячешься от солнца, – сказал он. – И так до самых утесов, поэтому постарайся как можно лучше прикрыть голову.
Даллас устало кивнул, но у него не было сил снимать доставшуюся после смерти Натали футболку. Она была ему мала, промокла от пота и прилипла к телу, но хоть как-то уберегала от солнца.
Джино вытер лоб и, прищурившись, посмотрел сквозь переплетение лиан, деревьев и густого кустарника на возвышающиеся вдали утесы.
– Мы почти пришли, – сказал он.
– Но этот последний отрезок пути будет чертовски сложным.
– Склон хоть и крутой, но не вижу ничего страшного.
– По сравнению с чем?
– Поверь, я поднимался на склоны и похуже. Это ерунда, к счастью для нас.
– Я сейчас много чего чувствую, мужик. Но только не счастье.
– Ярдов через сорок джунгли закончатся и начнутся камни, корни и лианы. Просто, по возможности, держись рядом. Если что, не стесняйся, говори, понял? Не захочешь с такой высоты скатиться – всю кожу обдерешь о камни.
Даллас согнулся, упер руки в бока, стараясь отдышаться. Он был в более-менее хорошей форме, но уже не обладал выносливостью, которую всегда воспринимал как должное.
– Едва почую опасность, заверещу как малое дитя.
– Годится. – Джино слегка улыбнулся.
Они постояли молча еще несколько минут, Даллас подтянул кроссовки. В кроссовках все лучше, чем босиком, но эти были ему велики. И всякий раз, глядя на них или трогая их, он вспоминал, что носит обувь мертвого друга. На каждом шагу вспотевшие ноги скользили в них взад-вперед, поэтому Даллас уже заработал пару мозолей.
– Когда вернемся в лагерь, тебе нужно будет уплотнить их чем-нибудь, – сказал Джино. – Отрежешь пару лоскутьев от одежды Нэт и засунешь внутрь, чтобы ноги не скользили. Иначе к концу дня сдерешь кожу до мяса.
– Хорошо. – Даллас попытался покрепче завязать шнурки. Отчасти это помогло. – Слушай, мужик, могу я спросить тебя кое о чем?
– Спрашивай что угодно, ты же знаешь.
– Строго между нами. Как по-твоему, что случилось с Андре?
– А по-твоему?
Даллас удивился, ненадолго задумался, потом ответил:
– Не думаю, что это как-то связано с акулой или рифом. Что бы ни случилось, это произошло в джунглях, где мы нашли его руку. Как оторвало, не знаю, но точно в джунглях. И, если я прав, мы на острове не одни.
– Проблема в том, что я не могу придумать логичного объяснения, и, пока мы не узнаем наверняка, это будет лишь еще одно высосанное из пальца предположение, и я не собираюсь ломать над ним голову.
– Безумие какое-то, – вздохнул Даллас.
Они снова замолчали.
– Ты боишься? – наконец спросил Джино.
– С тех пор как первый шторм смыл нас за борт. А ты?
Джино медленно покачал головой:
– Если здесь что-то есть, это оно должно бояться меня.
Даллас поверил. Потому что в тот момент ему тоже стало страшно от взгляда темных глаз Джино. Как ни странно, это успокоило Далласа.
– Ну, пошли, – сказал Джино. – Если будем рассиживать слишком долго, мы поджаримся на этом солнцепеке.
– Только после вас, шеф.
Когда Джино вскочил, готовый преодолеть последний отрезок джунглей, Даллас оглянулся и посмотрел в ту сторону, откуда они пришли. Уже не в первый раз он чувствовал, что они с Джино здесь не одни. Но, несмотря на тревогу, он ни словом не обмолвился об этом. Если опытного и наученного Джино ничто не настораживает, то наверняка беспокоиться не о чем. «Или он тоже заметил, но не говорит?» – подумал Даллас. Но он уже начал отставать, поэтому выбросил страхи из головы и двинулся сквозь заросли к вершине утеса.
Вернувшись в лагерь, Куинн едва закончила обрабатывать раны Мердока, почистив и просушив их, как тот быстро заморгал правым глазом, тем, что был целее другого. Мердок задышал всей грудью, потянулся к Куинн и неуклюже, но нежно обнял за плечи.
– Боже мой, – тихо произнес он.
– Что такое?
– Я вижу. Не очень хорошо, как в тумане, но я тебя вижу.
Куинн улыбнулась. Наконец-то хоть какие-то хорошие новости.
– Это же замечательно, – сказала она и тоже обняла его за плечи. – Теперь отдыхай и постарайся не занести в раны грязь.
– Я устал уже лежать без пользы. Я же капитан, я…
– Ты принесешь больше пользы, когда полностью поправишься. Ты чудом поправляешься, но не переусердствуй. Отдыхай. Как врач велю.
Мердок откинулся назад, разжал объятия, затем поднялся и сел.
– Слушаюсь, мэм.
Когда Куинн встала на ноги, появился Херм. Его потрепанные джинсы были закатаны до колен, майка промокла от пота. В руке было самодельное копье. В парике и поцарапанных очках он походил на персонаж какой-то комедии.
– Я собираюсь сходить к камням и попробую найти что-нибудь съедобное, – сказал он. – Кроме шуток, думаю, там повезет больше, чем бродить в воде и пытаться проткнуть палкой рыбину.
– Согласна. Я пойду с тобой.
Харпер, только что подбросившая пару прутьев в костер, неспешно приблизилась к ним, выразительно вздохнула и спросила:
– Можно мне тоже с вами?
– Тебе нужно оставаться здесь и присматривать за костром.
– Вряд ли он потухнет, если мы оставим его на пару минут.
Херм закатил глаза, отошел к прибою, а потом зашагал у самой воды к скалам и пещерам в дальнем конце пляжа.
– А еще я не хочу, чтобы Мердок оставался один, – сказала потише Куинн.
– А разве он только что не сказал, что уже видит, или вроде того?
– У всех нас есть свои обязанности, Харпер. Твоя – поддерживать костер и присматривать за лагерем.
Харпер шлепком уперла руки в узенькую талию.
– Мне здесь охренеть как скучно, я…
– Ты же слышала, что сказал Джино.
– Не обижайтесь, дамочка, но вы мне не указ, и Джино тоже, понятно? Меня тошнит, когда кто-то говорит мне что делать, будто я малолетка или типа того.
– Знаешь что, принцесса, – оборвала ее Куинн, – я не хочу больше слушать это нытье.
– Я думала, ты баба что надо, но сейчас ты ведешь себя по-свински.
Куинн уставилась на нее.
– Да пофиг. Я все равно не хочу идти с Хермом, – сказала Харпер, накручивая на палец кончики волос. – Можешь идти с этим извращенцем, если хочешь. Мне все равно. Меня тошнит оттого, как он постоянно пялится на меня. Он думает, что я не замечаю, считает себя очень ловким, наверное. Но я знаю, что он все время пялится на меня. Я постоянно ловлю его на этом. А еще я знаю, о чем он думает. Это отвратительно.
Куинн почувствовала, что у нее начинает болеть голова, заболело в глазах. Возможно, просто от голода, жары и солнца. Она могла лишь надеяться на это.
– Лучше держи язык за зубами. Между Хермом и Джино уже и так напряженные отношения. Нам не нужно…
– Не будь тупицей. Будто я что-то сказала бы Джино. Боже, он же убьет его. Ты даже не представляешь, какой он иногда становится ревнивый. Если он узнает, что делает Херм…
– Херм безобидный. Уверена, в его поведении нет ничего плохого.
– Ты так говоришь, потому что он не пялится на твои сиськи днем и ночью.
Она пожала плечами, стоя в узеньком бикини, которое с каждым днем становилось все грязнее и изношеннее и оставляло все меньше пищи для воображения.
– Могу я хотя бы взять палку и попробовать поймать для нас немного рыбы?
Если б у Куинн осталась хоть капля юмора, она расхохоталась бы во все горло. Вместо этого она вздохнула и сказала:
– Валяй. Но не отходи слишком далеко и обязательно приглядывай за костром и Мердоком, хорошо? Мы с Хермом скоро вернемся.
«Нэт и Андре мертвы, а эта бесполезная сучка все еще жива», – подумала Куинн. Эта мысль казалась чуждой и неприятной, совсем не в духе Куинн, и тем не менее пришла ей в голову внезапно, неожиданно. С каждым днем, с каждым часом, с каждой минутой они все глубже скатывались в бездну. Все меньше напоминали людей, которыми были и которыми хотели стать. Куинн никогда не отличалась агрессивностью, и все же чувствовала, как гнев и злость на Харпер быстро превращаются в желание причинить ей боль. Схватить ее за цыплячью шею и задушить, врезать ей по безмозглой башке, заткнуть болтливый рот чем угодно.
– Что? – спросила Харпер. – Почему ты так смотришь на меня?
Не ответив, Куинн повернулась и пошла к прибою.
– Хватайся, – задыхаясь, произнес Джино, протягивая Далласу руку. – Я подтяну тебя.
Солнце светило Далласу в глаза, поэтому он видел лишь силуэт Джино и руку, тянущуюся к нему сквозь слепящий свет. Даллас висел на краю вершины и был слишком слаб и измучен, чтобы подтянуться самостоятельно, но боялся отцепиться от скалы, чтобы ухватиться за руку Джино. Если Даллас промахнется или Джино не удержит его, то он будет катиться по каменистому склону больше ста ярдов и может здорово покалечиться или даже разбиться насмерть. Но висеть вечно он тоже не мог.
– Я удержу тебя, – пообещал Джино, широко расставив ноги для большей устойчивости. – Давай. Хватайся.
Даллас рванулся к нему, вскинул руку вверх, и Джино схватил его за запястье, так они держались крепче, тем более что с обоих градом лил пот. С силой, уверенно Джино затащил Далласа на скалу.
Оказавшись на вершине, Даллас упал и полежал какое-то время, взмокший, вымотанный и довольный, что остался целым и невредимым.
– Спасибо, друг, – произнес он, отдышавшись.
Джино, который все еще стоял согнувшись и тоже переводил дух, сказал:
– Добрались.
– Спускаться обратно будет весело.
Выпрямившись, Джино пересек неровную вершину утеса и встал у края. Даллас поднялся на ноги и присоединился к нему. Высоту он никогда не любил, и только сейчас понял, как высоко они забрались. Несомненно, это была самая высокая точка острова – футов четыреста над уровнем моря. Океан отсюда казался бескрайним, еще более зловещим и прекрасным, чем с берега. И небо было каким-то нереально большим и широким.
– Господи, – произнес Даллас, – да мы и впрямь на краю земли, верно?
– Но здесь очень красиво.
– Не когда эта красота пытается тебя убить.
– И тем не менее.
Даллас посмотрел на пляж. Вдалеке он увидел лагерь, костер, рядом – Мердока и Харпер, а у камней Херма и Куинн.
– Отсюда будто виден весь мир, – сказал Джино.
– Во всяком случае, наш мир.
– Только он и важен теперь.
Они перешли на другой край скалы, чтобы внимательнее рассмотреть противоположную сторону острова. В отличие от океана и неба, остров выглядел гораздо меньше, чем представлял себе Даллас. Вероятно, верхушка потухшего вулкана, он был мили четыре в длину и ярдов пятьсот в ширину. Восемьдесят или девяносто акров, в основном окруженные крупными скалами и коралловыми рифами. Отсюда и до противоположного края его покрывали сплошные джунгли, за которыми тоже виднелся пляж и залив, напоминающий небольшую лагуну. В отличие от их стороны острова, скал у берега и рифов там не было.
А затем, в одной части джунглей, недалеко от противоположной стороны острова, они увидели кое-что странное. Ни Джино, ни Даллас не смогли сразу понять, что это. Галлюцинация, игра солнечного света, последствия голода или там и впрямь что-то есть?
– Ты… ты видишь это? – пробормотал Даллас, указывая в ту сторону.
Джино прикрыл глаза рукой.
– Джино…
– Я вижу.
– Что, по-твоему, это…
– Нам нужно вернуться к остальным, – сказал Джино. – Немедленно.
– Ага, – ответил Даллас, не в силах отвести взгляд от увиденного.
Их открытие меняло все.
– Что? – Куинн замотала головой, будто стряхивая с себя то, о чем только что узнала. – Здания? Вы уверены?
– Целое скопление в расчищенной части джунглей, – сказал Джино.
– Значит, здесь есть люди? – с надеждой в голосе спросила Харпер. – Они же смогут помочь нам!
– Господи, – простонал Херм. – Есть у кого-нибудь блестящий красный мячик, чтобы она поиграла им, пока взрослые разговаривают?
Харпер растерянно и вопросительно посмотрела на него.
– Заткнись, мудак, – рявкнул Джино.
– Они выглядят так, будто их оставили несколько лет назад, – произнес Даллас, игнорируя обоих. – Даже издали видно, что они полуразрушены.
– Удивительно, – сказала Куинн. – В какой-то момент здесь действительно жили люди.
– Хорошо, но теперь их здесь нет? – спросила Харпер.
– Нет, – вздохнул Джино, даже его терпение к Харпер иссякало. – Теперь их здесь нет.
– Тогда кого это волнует? – Надувшись, она топнула ногой. – Какого хрена?
– Простите, господин Большая Шишка. – Херм поднял руку. – Можно мне сказать?
– Говори, что хотел, кретин.
– Скорее всего, это старый японский лагерь, – пояснил Херм. – Вероятно, остался со Второй мировой, тогда же его и забросили. Не могу представить, чтобы здесь был кто-то еще. На самом деле, я пытаюсь понять, что здесь делали японцы, но они – самое логичное объяснение.
Мердок, присоединившийся к обсуждению, согласился:
– Я тоже не понимаю, зачем японцам понадобился этот остров. Он не дает никакого стратегического преимущества. Здесь нельзя посадить самолет, сюда сложно и чертовски долго добираться. И, если я ничего не пропустил, здесь нет ничего ценного. И все же логика во всем этом есть. Черт, этого места даже нет на картах, что сейчас уже редкость. Я годами жил и зарабатывал на жизнь в этих водах. И пока мы не оказались здесь, я поклялся бы на куче Библий, что здесь нет суши до самой Антарктиды, а это совсем не близко.
– Мы не видели всего, – сказал Даллас, отхлебывая воды из истощающихся запасов. – Там есть лагуна, и, похоже, что риф не тянется до той стороны острова. Здания находятся меньше чем в миле от пляжа. Они выглядят очень старыми и обветшалыми, но еще стоят. По крайней мере, те, которые мы видели.
Куинн нахмурилась:
– Знаю, это похоже на безумие, но, помню, я читала про японских солдат, которых обнаружили на нескольких отдаленных островах в южной части Тихого океана спустя много лет после окончания войны. Они думали, что она все еще продолжается, и не могли назвать, какой сейчас год. Может… имею в виду… Андре… может…
– Думаешь, какой-нибудь спятивший старый японский солдат бегает где-то там?
Джино усмехнулся, хотя и без особого юмора.
– Ты шутишь, верно?
– Такое уже случалось, – сказала Куинн.
– Херм? – Даллас жестом указал на него. – Ты же учитель истории.
– Так и есть, но вам, ребята, нужен урок математики, а не истории.
– Балбес наконец хоть в чем-то оказался прав, – сказал Джино, отхлебнув воды. – Эти япошки были бы уже очень старыми.
– Хотя я не хочу признавать, что математика – одна из сильных сторон Джино, он не ошибся. Даже если мы рискнем предположить, что солдат, служивший на этом острове, каким-то образом остался здесь, и ему было на тот момент, скажем, лет пятнадцать – скорее всего, он был минимум на пару лет старше, но чисто теоретически будем отталкиваться от этого возраста. Вторая мировая война закончилась третьего сентября тысяча девятьсот сорок пятого года. Сейчас две тысячи четырнадцатый. Прошло уже шестьдесят девять лет. Даже если в тысяча девятьсот сорок пятом нашему солдату было пятнадцать – что маловероятно – сегодня ему будет как минимум восемьдесят четыре года. Поэтому, скорее всего, это не ответ на наш вопрос, если только мы не имеем дело со вздорным старикашкой, который хочет прогнать нас со своего газона.
Какое-то время все молчали. Каждый думал об Андре, но больше сказать было нечего. Ничто не могло стереть или хоть как-то приглушить память об отрезанной руке, лежащей в джунглях. Теплый ветерок, подувший с океана, заполнил тишину жутким звуком, к которому они уже привыкли.
– Как далеко отсюда здания? – спросил Мердок.
– В длину остров мили четыре и пять-шесть футбольных полей в ширину, – сказал Джино. – Поэтому, чтобы добраться до них, нам нужно идти примерно шестьсот ярдов джунглей.
– Мы не знаем, что там, – сказала Куинн, – или что там могло остаться полезного для нас. Возможно, там есть даже еда.
– У японцев были сухпайки, похожие на американские, – сказал Херм.
– Вот только будут ли они съедобны, столько лет прошло?
– Некоторые должны. По крайней мере, теоретически, при условии, что они остались запечатанными.
Походив у камней, Куинн и Херм принесли лишь несколько крошечных крабов и маленькую ракушку, которая оказалась пустой. Попытки Харпер наловить рыбы с помощью палки были еще менее успешными. В итоге из еды у них осталось лишь несколько кусочков последнего расколотого кокоса.
– Я сейчас съела бы почти что угодно, – сказала Куинн.
– Да уж, – согласился Херм, – от этих кокосов у меня только понос.
Харпер поморщилась:
– Спасибо за столь подробную информацию.
– Это не смешно, – сказал Джино. – Мы голодаем, и у нас почти закончилась вода. Сегодня мы с Дэлом уже потратили очень много сил. Поэтому, если не раздобудем сколько-нибудь питьевой воды и протеинов, у нас начнутся проблемы.
– Никто и не говорил, что это смешно. – Херм поднял заостренную палку. – Ты видишь, что кто-то смеется?
Даллас – он сидел и отдыхал – поднялся на ноги и потянулся.
– Давайте уже покончим с этим. Если будем стоять и разглагольствовать о лагере целый день, то не узнаем о нем ничего до самой ночи. Нам нужно как можно быстрее добраться до него и посмотреть, что там к чему.
– Совершенно верно, – сказал Джино. – Поскольку речь также идет о потенциальном укрытии. Возможно, оно не идеальное, но, наверное, лучше, чем прямо на пляже или в тех пещерах.
Куинн положила руку Мердоку на плечо.
– Джон, я не уверена, что ты готов пойти с нами. Особенно учитывая, что идти трудно, а джунгли густые. Как ты себя чувствуешь?
Выражение лица Мердока не оставляло сомнений, что он крайне разочарован. Хотя раны прочищались относительно хорошо несмотря на обстоятельства, один глаз по-прежнему был залеплен запекшейся кровью (из уголка продолжала сочиться прозрачная жидкость), а лицо покрыто глубокими царапинами и синяками.
– Одним глазом я вижу лучше и чувствую себя сильнее, чем раньше. Я… я справлюсь. Не беспокойтесь обо мне.
– Куинн, ты – единственная, у кого есть медицинский опыт, – сказал Джино. – Тебе решать.
– Нет, – возразил Мердок; заковыляв к нему, капитан едва не упал, но сумел удержаться на ногах. – Я взрослый человек, и теперь, когда голова у меня прояснилась и я снова встал на ноги, я сам принимаю решения. И помни, сынок, я – капитан, а это – моя команда. Ты лишь позаимствовал ее.
– Я не уверен, что стал бы хвастаться этим сейчас, – сказал Херм.
Мердок резко развернулся к нему, а может, просто на звук его голоса.
– Что, черт возьми, ты пытаешься этим сказать? У тебя что-то на уме, паренек в парике?
Харпер расхохоталась, слишком поздно закрыв рот руками.
– Иди ты на хрен, Мердок. – Херм стал смущенно поправлять парик, затем, похоже, осознал, что делает, и тут же опустил руки. – Если б не ты, мы бы сюда не попали.
– Ты в своем уме, черт тебя дери?
– Если б ты знал, что делаешь, ты увел бы яхту от той бури, а не затащил нас в самый ее эпицентр. Мы наняли тебя при том условии, что с нами ничего не случится и что ты знаешь свое дело.
– Я занимался этим делом, когда ты еще учился в школе, сынок!
– Тогда ты, наверное, знал бы, как доставить своих пассажиров в безопасное место, а не топить свою дерьмовую лодку и едва не угробить нас всех.
Мердок поднял сжатые кулаки.
– Если б не я, мы все погибли бы! Все утонули бы вместе с яхтой!
– Мечтай дальше, гребаный кретин.
– Я потерял здесь хорошего человека, своего друга, я…
– Хватит! – взревел Даллас, заставив их замолчать. – В любом случае мы не сможем идти все вместе. Кому-то придется остаться, поддерживать костер и присматривать за остатками воды.
– Дэл прав, – сказал Джино. – Возможно, мы перенесем туда наш лагерь, когда там все осмотрим. Но пока нам нужно быть уверенными, что костер не погаснет. Харпер, ты останешься с Мердоком и будешь за всем тут приглядывать.
– Но, милый, я не хочу…
– Черт возьми, делай, что я говорю.
Харпер топнула ногой, словно обиженный ребенок.
После неловкого момента Даллас произнес:
– Остальным надо выдвигаться.
– Сначала мы должны кое-что прояснить.
Даллас уже знал, что будет.
– Забудь, – тихо сказал он.
– Мердок, пока мы находились на твоей яхте, главным был ты, – сказал ему Джино. – Но теперь здесь всем дерьмом заправляю я. И я ничего не заимствовал. Понял меня? Если чувствуешь себя лучше, я рад. Но теперь здесь есть один капитан, и это – я.
– О, ради бога, – простонала Куинн. – Нам действительно нужно стоять здесь и смотреть, как вы петушитесь друг перед другом?
Глаза Джино оставались прикованными к глазам Мердока.
– Ты понял меня, старик?
Мердок стоял, и его всего трясло от гнева.
– Он тебя слышал, – ответила за него Куинн.
– Отлично.
Джино поперебирал заостренные палки и из четырех-пяти выбрал одну, затем произнес, обращаясь к своим будущим спутникам:
– Постарайтесь экономить энергию. Жара усиливается, и у нас почти кончилась вода. Пробираться через джунгли будет тяжело, хотя путь не такой уж и далекий. Но неизвестно, с чем мы можем столкнуться по дороге.
– Или когда доберемся туда, – добавил Даллас.
Джино кивнул:
– Или когда доберемся туда.
Старательно орудуя палкой, Джино шел впереди. Он прокладывал путь, рубя кустарник, когда они пробирались сквозь джунгли. Некоторые участки заросли довольно плотно, другие не так густо, но в целом двигаться было очень сложно. Сквозь полог листвы света проникало ничтожно мало, но иногда они оказывались на открытых пространствах, где солнце ярко освещало все вокруг. И все же видимость была плохой – максимум пара футов – даже в менее густых зарослях. Но они продолжали путь, и пляж, оставшийся позади, с каждой минутой становился все дальше.
Даллас рассчитывал, что они уже должны быть на месте, но теперь понимал, как обманчивы бывают джунгли. Здесь легко потерять направление и ощущение времени и пространства. И если не всматриваться пристально, все места начинали выглядеть одинаково. Можно было часами кружить по джунглям, даже не осознавая этого.
– Вы уверены, что мы идем куда надо? – в какой-то момент, задыхаясь, спросил Херм.
Когда Джино не ответил, Даллас произнес:
– Мы должны быть уже близко.
– Ты уверен?
– Просто продолжай идти, – проворчал Джино.
– Боже, – сказала Куинн, – как же жарко.
Даллас, замыкавший группу, крепче сжал импровизированное копье. Он старался ни на секунду не терять бдительности и был готов отразить любую потенциальную угрозу. У него снова появилось чувство, что, кроме них, в этих джунглях еще кто-то есть.
Они прошли еще немного вперед, когда Куинн остановилась, повернулась и коснулась рукой плеча мужа. Он резко замер.
– Что такое?
– Ты слышал? – тихо спросила она.
– Стойте, – сказал Даллас, и, когда Джино и Херм остановились, он ненадолго прислушался.
Морской ветерок либо стих, либо уже не мог добраться досюда. В джунглях воцарилась странная тишина и было слышно лишь усталое дыхание стоявших людей.
– Я могла бы поклясться…
– Ничего не слышу, – сказал Даллас. – Что такое?
Глаза Куинн медленно скользили по участку джунглей, оставшемуся позади, по которому они только что прошли.
– Не знаю. Мне показалось, я что-то слышала.
– Вроде чего? – оглянулся через плечо Джино.
– Как будто кто-то шел за нами.
Они прислушались.
– Теперь все тихо, – сказала Куинн. – Но я… я знаю, что что-то слышала.
– Какое-то время у меня было чувство, – сказал Даллас, – будто мы здесь не одни.
На голове у Джино была по-прежнему повязана майка. Он стянул ее, вытер лицо и шею, затем засунул за пояс шортов.
– Нам нужно идти дальше.
– Да, мы просто впустую тратим здесь светлые часы дня, – сказал Херм, едва сдерживая раздражение или страх. – У нас и без того полно проблем. Мы не можем постоянно останавливаться и переживать по поводу каждого звука. Мы в джунглях. Здесь множество живых существ. Иногда они перемещаются и издают звуки.
– Идемте. – Джино двинулся дальше.
Остальные молча последовали за ним.
Через несколько минут их встретил теплый бриз, просочившийся сквозь джунгли и принесший запах океана.
– Чувствуете? Чувствуете запах? – Джино глубоко вдохнул. – Мы уже близко.
Даллас посмотрел вперед и смог разглядеть сквозь заросли находящуюся ярдах в сорока от них большую просеку и скопление зданий. Он, еще когда стоял на утесе, был шокирован этим открытием, а вблизи оно выглядело еще загадочней. Аванпост, оставленный его обитателями несколько десятилетий назад, стоящий на острове, о существовании которого никому не было известно.
Все остановились и стали ждать. Чего именно, никто не знал.
– Идемте, – наконец сказал Джино, оглядываясь на остальных, прежде чем преодолеть последний отрезок джунглей.
Они осторожно вышли на открытое пространство, все устали и обливались потом.
Джунгли захватили бо́льшую часть зданий, но остальные, хоть и сильно пострадали от стихии и обветшали – какие-то больше, какие-то меньше, – в целом сохранились неплохо. Повсюду валялся различный мусор – большие куски перекрученного металла и обломки чего-то, что могло быть мебелью. В канаве, проходящей вдоль внешней границы поселения, лежал наполовину засыпанный землей какой-то похожий на джип автомобиль. Сильно обгоревший остов успел истлеть и покрыться ржавчиной.
– А это поселение гораздо больше, чем я ожидала, – сказала Куинн. – Жутковато здесь.
Даллас огляделся вокруг, оценивая, насколько уцелели здания. Многие получили повреждения, которые не могли причинить время и стихии, и несли следы пожара.
– Они разбомбили это место?
– Я так не думаю. – Джино двинулся вглубь поселения. – Окружающие джунгли не пострадали, иначе большей части лагеря здесь бы уже не было. Похоже, они пытались сжечь отдельные здания. Судя по всему, остальные просто разрушили, выпотрошили и забросили.
– Если они покидали остров, – сказал Херм, оглядываясь вокруг, – вполне логично, что пытались разрушить это место, когда уходили. Не хотели, чтобы оно попало в руки врагу. Опять же, не похоже, что они оставляли после себя слишком много чего.
Изначально поселение состояло из шести зданий, и все строились преимущественно из материалов, найденных на острове. В основном это были искусно сделанные бараки. Но одно здание, стоящее в центре лагеря, самое крупное и основательное, похоже, почти полностью было построено из кирпича и материалов, привезенных строителями из другого места. Из всех зданий оно сохранилось лучше всего. Два небольших строения находились в плачевном состоянии, и их поглотили джунгли. Обвили толстые лианы и наполовину скрыла густая зелень. Без серьезной расчистки и вырубки зарослей войти в здания и хорошенько их осмотреть было невозможно. Остальные три были спланированы проще, хотя у одного виднелись остатки чего-то напоминающего крыльцо.
В центре лагеря возвышался флагшток без флага.
– Это определенно военный аванпост, – сказал Джино.
– Мердок был прав, – отозвался Херм. – Похоже, японский. С тех пор здесь никто больше не появлялся. На самом деле, не было смысла.
Даллас посмотрел на ряд пальм в дальнем конце просеки, на узкую полоску пляжа и лагуну за ней.
– Тогда какой смысл был в этом лагере?
– Кто знает? – произнес Херм. – Наверное, какая-то стратегическая цель.
– Нам нужно проверить эти здания, – сказал Джино, – но, за исключением того кирпичного монстра, ни одно из них не кажется безопасным. Поэтому давайте двигаться осторожно и быть начеку.
Здание с остатками крыльца оказалось жилыми апартаментами. Убедившись, что ступеньки могут выдержать вес, Джино и другие поднялись по тому, что уцелело от лестницы. Дверной проем зиял пустотой, от двери давно ничего не сохранилось. Внутри царил полумрак.
– Что думаешь? – спросил Даллас. – Может, это казармы?
– Нет, но определенно жилое помещение. – Херм первым переступил порог и вошел внутрь. – Думаю, здесь жил командир. Это здание уютней и просторней, чем остальные. У казарм более открытая планировка.
Недалеко от входа стоял стол. Одна ножка у него была сломана, поэтому он завалился набок. Пол устилал слой песка, грязи, листьев и различного мусора. А вокруг разбросано множество старых бумаг, папки с делами и выдвижные ящики.
– Возможно, здесь была канцелярия, – пояснил Херм. – С жилым помещением в задней части.
Они осторожно двинулись дальше и наткнулись на комнату, бывшую спальней. Напротив одной стены стояла старая кровать, все еще застеленная бельем, выцветшим, грязным и рваным. На полу лежал мусор, окна были закрыты ставнями, но большинство стекол не уцелело. По всей комнате валялись обломки мебели, среди которых был армейский сундук.
– Смотрите. – Даллас указал на японский флаг с восходящим солнцем.
Выцветший и потрепанный, он висел на стене.
– Удивительно, – тихо произнес Херм. – Империя солнца.
– Даже спустя все эти годы, – сказала Куинн, – можно почти почувствовать здесь их присутствие.
Джино осмотрел помещение, затем двинулся обратно к выходу.
– В структурном плане здание довольно неплохое. И обеспечит нам гораздо лучшее укрытие, чем то, что у нас сейчас.
Когда все вернулись на крыльцо, Даллас жестом указал на другие здания.
– Ладно, Херм, что думаешь об остальной части этого лагеря?
Довольный ролью местного эксперта, Херм ухмыльнулся и стал спускаться по ступеням, оценивающе глядя по сторонам.
– Думаю, в тех двух зданиях размещались казармы. То, что крупнее, – для рядовых, то, что поменьше, – для офицеров. Два здания, которые заросли джунглями, похоже, использовались как склады. Это опять же предположение – хотя и обоснованное. Но я бы сказал, что одно – для военного снаряжения, а другое – для еды и различных припасов.
– Отлично, – простонала Куинн. – Вот туда нам и нужно попасть.
Джино указал на самое крупное строение в поселении, кирпичное здание в центре.
– А как насчет этого здоровенного монстра?
Херм снял очки, вытер глаза от пота и тяжело вздохнул.
– Я бы сказал, что это, вероятно, ответ.
– Ответ на что?
– На вопрос, что они здесь делали.
Харпер и Мердок стояли бок о бок перед костром. Какое-то время они молчали, затем Харпер, даже не пытаясь сделать это незаметно, почесала себе промежность и призналась:
– Сейчас я что угодно сделала бы за горячий душ, богом клянусь.
Даже если Мердок и счел ее слова смешными, то никак не подал вида. Вместо этого он, будто в трансе, продолжил таращиться здоровым глазом на огонь.
– Нам нужно убираться с этого острова.
– Конечно, Капитан Очевидность, но как?
– Нужно найти способ. Построить плот, например. Иначе мы погибнем здесь.
– Разве ты не думаешь, что нас когда-нибудь найдут?
– Девочка, готов поспорить на твою упругую маленькую попку, что нас больше не ищут.
Оставив в покое промежность, Харпер обхватила себя руками, несмотря на жару.
– Правда?
– Твой дружок думает, будто знает, что делает. Но это не так. Если мы не будем осторожны, то он и тот болван в парике погубят нас всех.
– Херм – противный придурок. Но Джино очень умен.
У Мердока вырвался грубый смешок.
– По сравнению с кем?
– А?
– Святые Иисус, Мария и Иосиф, женщина, ты говоришь по-английски?
– Конечно. – Харпер озадаченно уставилась на его обветренное лицо, словно в ожидании подсказок. – На каком, по-твоему, языке я сейчас говорю?
– Господь всемогущий. – Мердок вздохнул, потер загривок. – Станет хуже – вот что я пытаюсь тебе сказать. Я хоть и лежал, но внимательно слушал все ваши разговоры. Мы торчим здесь всего пару дней, а уже все рушится. Люди ссорятся, борются за свое положение, за власть. Если мы останемся здесь надолго, все будет только хуже. Не будет никаких правил, кроме тех, которые установит сильнейший.
– Самый сильный здесь – Джино. Он защитит меня.
– Может, и так. Но мне нужно восстановить силы, пока не станет слишком поздно.
– Слишком поздно для чего?
– Для того, чтобы пережить всех вас. Кроме нас, на этом острове никого нет. Уясни это своей маленькой хорошенькой головкой, мисси. Кто бы ни жил здесь много лет назад, их давно уже нет.
– А что тогда случилось с Андре?
– Мы же не знаем, что на самом деле с ним случилось, не так ли?
Харпер пожала плечами, глаза у нее блестели.
– Я просто хочу домой.
– Мы оба хотим этого, детка, но я пытаюсь предупредить тебя, что… – Внезапно ноги у Мердока подкосились, и он издал хриплый стон.
Успев подхватить его, Харпер помогла ему опуститься на песок.
– Все нормально?
– Черт возьми, я… я все еще сам не свой, я…
Харпер быстро похлопала его по плечу.
– Просто… типа… отдохни.
– Все нормально, – сказал он, отмахиваясь от нее. – Голова немного закружилась – вот и все.
Пожав плечами, она отошла от него и спустилась к воде. Сняла кроссовки, вытряхнула из них грязь и песок, затем сполоснула в волнах голые ступни.
Мердок раздосадованно вздохнул и попытался успокоить нервы. Он привык быть главным и управлять собой и другими. Никогда не мог смириться со слабостью – ни в себе, ни в ком-то еще. Но с самого начала этого кошмара он ничего, кроме нее, не испытывал. «Бесполезный слабак», – сказал он себе. Когда он подумал о Джино, мысли у него заметались. Этот сукин сын. Если б ни травмы и упадок сил, он показал бы ему, на что способен. Высокомерный ублюдок. Мердок бывал в переделках в самых опасных портах и барах мира. Будет он подчиняться какому-то салаге! «Скоро я встану на ноги, – подумал он, – и покажу ему».
Внезапно его окутал странный запах. В нем чувствовалась смесь тухлых отбросов и чего-то человеческого – застарелого пота, крови, слизи и прочего. Запах просочился из джунглей, проплыл над песком, и, когда добрался до органов чувств Мердока, это было сродни пощечине.
Мердок повернулся в сторону, откуда шел запах, и спешно протер здоровый глаз. Зрение все еще было ужасным, но он сумел различить смутные очертания пальм и полоску песка, отделяющую его от джунглей.
Внезапно что-то крупное отделилось от земли и предстало в клубах грязи и зелени, напоминавших большое облако дыма. Словно воплощение кошмара, исторгнутого самой землей, перед ним возникла фигура.
– Какого черта? – пробормотал Мердок, щурясь в попытке сфокусировать зрение.
Но видел он не так хорошо, чтобы можно было разглядеть детали. Мердок потер глаз и посмотрел снова, чтобы убедиться, что ему не мерещится. Он прекрасно знал, к чему могли привести обезвоживание и недоедание…
Фигура издала странный рык. И было в этом звуке что-то человеческое.
С бешено колотящимся сердцем Мердок поднялся на ноги и оглянулся. Харпер он увидел не сразу, но наконец смог разглядеть ее: она сидела на корточках в воде, недалеко от берега.
Рык сменился хриплым воем, будто тот, кто издал его, либо часами кричал перед этим, либо, наоборот, очень долго не издавал ни звука.
Мердок резко развернулся в его сторону, едва не потеряв равновесие.
Фигура неслась прямо на него. Яркий солнечный свет и плохое зрение, словно сговорившись, мешали Мердоку понять, что это. Фигура вскинула что-то над головой и побежала быстрее, стремительно приближаясь к нему.
Мердок хотел что-то сказать, позвать на помощь или ответить на ее вой своим криком. Хотел броситься навстречу, сжав кулаки и приготовившись защищаться, если потребуется, до последней капли крови. Хотел много чего сделать, но в итоге просто замер, потрясенный и растерянный. И в следующую секунду фигура быстро взмахнула тем, что держала над головой. Мердок успел увидеть лишь странную белую вспышку, когда солнечный свет отразился от стали. Затем у него перехватило дыхание, и он почувствовал вкус крови и желчи. Когда он понял, что его что-то ударило с невероятной силой и точностью, пришла боль, взорвавшись внутри него электрическим разрядом.
А потом все замерло. Время, звуки, всё.
Рвота и кровь заполнили рот и хлынули наружу, окружающий мир накренился и завертелся. Мердок рухнул, жестко ударившись об песок. Небо над ним, прекрасное и бескрайнее, было каким-то живым, он был уверен в этом. И все же в тот странный, жуткий миг Мердок, неожиданно для себя, задался вопросом, есть ли там, в вышине, что-нибудь на самом деле? Смотрит ли на него Бог, наблюдая за его последними секундами? Или он умирает в одиночестве под пустым и бездушным небосклоном?
Перед самой смертью Мердоку показалось, будто он слышит что-то вдали. Возможно, чей-то крик. Но тот казался каким-то очень далеким. А сам он продолжал ускользать все дальше, погружаясь в приветливую тьму.
Вытекающая из него кровь окрашивала песок в черный цвет смерти.
Вода, земля и насекомые проникли в остальные здания, повредили их где больше, где меньше, на стенах, потолках и полах нарос мох. В некоторых случаях в сооружения вторглись сами джунгли – лианы и растения. Но главное здание, большое кирпичное сердце лагеря, было плотно закрыто и, по всей видимости, сохранило внутри первозданный вид.
Джино провел рукой по двери – металлической пластине с вытяжным кольцом вместо ручки и встроенным замком. Закрытая дверь была выше Джино примерно на фут. Грязная, ржавая, местами помятая, в остальном она неплохо сохранилась. Чтобы поддеть кольцо, вытянуть и крепко ухватиться за него, потребовалось больше усилий, чем он ожидал.
– Если она заперта, мы никогда туда не попадем, – сказал Даллас.
– Даже если и не заперта, – пробормотал Джино, напрягая мышцы и приседая, – спустя все эти годы эту штуковину могло наглухо заклинить.
После нескольких попыток он сумел приоткрыть дверь, но лишь слегка. Затем кончиком палки Джино принялся скоблить вдоль притвора, пока не отчистил большую часть запекшейся грязи, ржавчины и мусора.
Из-за жары и усталости ему пришлось ненадолго сесть передохнуть. Затем он снова стал налегать, и на этот раз ему удалось приоткрыть дверь на три или четыре дюйма. Нижняя часть застревала, царапаясь о цементную плиту, лежащую под ней. Поэтому Даллас присел и стал помогать, очищая плиту. Ухватившись за край двери обеими руками, вместе с Джино, который продолжал дергать за кольцо, он принялся тянуть изо всех сил.
Хотя им не удалось открыть дверь полностью, щель теперь была достаточно большой, чтобы они могли в нее проскользнуть.
Изнутри повеяло спертым запахом.
Джино заглянул в щель, но ничего не увидел. Тьма в здании без окон была просто непроницаемой.
– Нам нужен огонь, чтобы пойти туда, – сказал он. – Иначе слишком темно.
Взяв на себя инициативу, Джино пересек оставшуюся часть просеки и направился к пальмам и лежащему за ними пляжу. Остальные последовали за ним, но никто не был готов к тому, что их ожидало. В то время как противоположная сторона острова была более открытой и имела достаточно длинный пляж, эта была меньше и укромнее, как тайный оазис, порожденный окружающими джунглями.
– Боже мой, – тихо произнесла Куинн, – как же красиво.
Узкий пляж, не больше мили в длину, был усыпан пальмами, покачивающимися от теплого ветерка. В центре лежала маленькая мирная лагуна. Коралловый риф не опоясывал остров полностью, но из воды, на довольно приличном расстоянии от берега, торчали скалы, отчасти служившие барьером для океана. Постоянный рев моря хоть и слышался здесь, но казался далеким и гораздо менее навязчивым.
– Если мы хотим вернуться и перенести сюда костер и остальную часть лагеря, – сказал Даллас, – нам лучше поторопиться.
– Разве мы уже всё решили? – спросил Херм.
Даллас почесал отросшую бороду.
– А тебе не кажется, что гораздо логичнее устроить лагерь здесь?
– Возможно, здесь будет чуть удобнее, но…
– Чуть? У нас здесь есть укрытие, и теоретически здесь гораздо безопаснее.
– Это – задняя часть острова. Прилив вынес нас с другой стороны.
– И что?
– Спасатели будут искать нас там. А здесь они могут нас не заметить. Там пляж гораздо больше, а значит, с воздуха – или даже с моря – увидеть нас будет проще. Здесь возможностей меньше.
Джино указал на океан.
– Видишь это? Это тот же самый океан, что и с другой стороны острова. Что не так, мать твою? Мы вернемся, сделаем факелы, чтобы перенести огонь, соберем пожитки и перетащим их сюда. У нас есть укрытие, возможно, припасы и, определенно, больше вещей, которые мы сможем использовать. Не говоря уже о том, что в лагуне рыбачить гораздо легче. По крайней мере, пока мы все не выясним, это место станет нашим домом.
– Это ты так считаешь.
– Да, Херм, это я так считаю.
– Может, я останусь там? Буду заботиться о костре, и…
– Херм, брось, – сказал Даллас, – разделяться – это не выход. К тому же ты знаешь об этом месте больше, чем мы все вместе взятые.
– Я ничего не знаю об этом месте, Дэл.
– Ты понял, что я имею в виду.
– На самом деле, не уверен.
– Тебе обязательно спорить по любому поводу? – Куинн подошла к Херму вплотную, чтобы не возникало вопросов насчет того, к кому она обращалась. – Серьезно, есть хоть один вопрос, с которым ты в последнее время согласился?
– Это место. – Херм оглянулся на здания. – Оно кажется каким-то… неправильным.
– Неправильным, – эхом отозвался Джино.
– Да, неправильным. У меня от него нехорошее чувство. Не знаю, почему.
Куинн вздохнула и потерла глаза. Ей было жарко, хотелось есть и пить, а еще найти какую-нибудь тень и немного полежать там.
– Знаю, что ты имеешь в виду. Как я уже сказала, здесь жутковато. Но это лучше, чем сидеть под открытым небом, Херм.
– Да, я… ты права, я… извини, думаю, я… черт, я так хочу есть, что не могу мыслить ясно.
– Мы все хотим есть, – вмешался Джино. – Будь мужиком, возьми себя в руки.
– Да, кстати, у меня для тебя кое-что имеется. – Херм сунул руку в карман джинсов, вытащил уже с задранным вверх средним пальцем и направил ее прямо на Джино. – Вот тебе. Наслаждайся.
Джино прошел мимо него, постаравшись посильнее ударить плечом.
– Давайте вернемся и приведем остальных. Чем скорее переберемся сюда, тем быстрее попробуем найти какую-нибудь еду.
Куинн двинулась следом, но Даллас задержался, оставшись с Хермом.
– Джино, может, и ведет себя как мудак, – тихо сказал он, – но он прав. Нужно взять себя в руки. Нам всем.
– Я прекрасно знаю, что мне нужно делать, Дэл.
– Я не хочу ссориться. Просто пытаюсь быть твоим другом.
Херм смущенно посмотрел себе под ноги.
– Что тебя так напугало? – спросил Даллас.
Но вместо ответа тот задал свой вопрос.
– Думаешь, нас все еще ищут?
– Надеюсь, что да. Вчера ты был в этом уверен. Что случилось?
– Кажется, я ни в чем уже не уверен. – Херм жестом указал на лагерь. – Японцы занимались здесь чем-то нехорошим. Что бы они ни замышляли, они хотели это скрыть, хотели, чтобы больше никто про это не узнал. Другой причины забираться так далеко и строить здания на острове, которого нет на карте, у них не было.
– Что, по-твоему, это такое?
– Понятия не имею. Но я не уверен, что будет умно прийти сюда и разбудить то, что никто не тревожил десятилетиями.
– Послушай, что бы тут ни происходило, это случилось за несколько десятилетий до твоего и моего рождения. От людей, которые находились здесь, и от того, чем они здесь занимались, остались лишь далекие воспоминания. Призраки, мужик. Одни лишь призраки.
Когда над лагуной подул теплый ветерок, Херм улыбнулся самой печальной улыбкой, которую Даллас когда-либо видел. Ни тот ни другой об опасениях Херма больше не упоминали. Вместо этого они наговорили сами себе столько лжи, сколько хотели услышать, а затем направились обратно в поджидающие их джунгли.
После криков, растерянности и ужаса, после шока, слез и отрицания они погрузились в жуткое молчание, пытаясь понять, с чем им пришлось столкнуться по возвращении на другую сторону острова. Они были вынуждены посмотреть в лицо жестокой пугающей реальности, которую больше не могли отрицать или оправдывать нелепыми объяснениями. На этом острове они были не одни, и кто бы – или что бы – ни находился здесь с ними, он был далеко не дружелюбен.
Харпер была в таком шоке, что едва могла говорить. И не могла объяснить, что видела или что случилось. Просто сидела под ближайшим деревом и таращилась в пространство. По лицу у нее струились слезы. Поскольку Джино был больше сосредоточен на трупе, чем на Харпер, Куинн попыталась успокоить ее. Но, обняв, казалось, лишь заставила расплакаться еще сильнее. Поэтому она оставила девушку в покое и вернулась к лежащим на песке останкам.
Тело Мердока было разрублено пополам, по диагонали, выше пояса. Крови было столько, что все это напоминало спектакль, поскольку казалось невероятным, что такое количество могло вылиться из одного тела. На первый взгляд труп даже не походил на человека, а скорее напоминал манекен, который каким-то образом развалился на части. Но обнажившийся кусок позвоночника, торчащий из верхней половины тела, в сочетании с тянущимися из нее внутренностями – склизкими, скользкими, мокрыми от крови – не оставлял сомнений, что перед ними не просто мертвое тело, а зверски убитый человек.
Куинн присоединилась к Джино, который сидел на корточках прямо перед этим ужасом. Зажав рукой нос и рот, чтобы не вдыхать смрад, он разглядывал изувеченный труп, который когда-то был Джоном Мердоком.
– Спроси ее еще раз, – сухо произнес Джино.
– Она в шоке, – пояснила Куинн. – Вообще не может говорить.
Кишки Мердока лежали на песке, словно куча окровавленных мертвых угрей. Руки у него были вытянуты вперед, будто он все еще пытался отразить нападение. Голова повернута в сторону, а здоровый глаз широко открыт и таращится в пустоту. Подбородок и шея выпачканы в отвратительной смеси крови и рвоты.
– Я сказал, спроси ее еще раз.
– Дай ей немного времени, она…
– Ты видишь то же, что и я, верно?
– Конечно.
– Тогда скажи, кто мог это сделать.
Трясущейся рукой Куинн вытерла пот со лба.
– Позвоночник рассечен настолько чисто, что это… это можно было сделать лишь с помощью очень острого и крепкого оружия.
– Ага, – произнес Джино, наконец оторвав глаза от трупа и посмотрев на нее. – И с невероятной силой и сноровкой. Подчеркиваю, невероятной.
С тех пор как они вернулись, Херм большую часть времени расхаживал по песку взад-вперед, что-то бормоча себе под нос.
– Я же говорил, что на этом острове мы не одни! – произнес он, подойдя ближе. – Говорил или нет, мать вашу?! Тот, кто сделал это с Мердоком, сделал то же самое и с Андре. И…
– Спроси ее еще раз, Куинн, – сказал Джино, не обращая внимания на Херма.
– Она в шоке. Нужно дать ей немного времени, чтобы…
– Нет у нас никакого времени! – Поднявшись на ноги, он подошел к сидящей под пальмой Харпер. – Эй! Посмотри на меня!
Джино схватил ее за плечи и встряхнул. До того момента Харпер даже не замечала его, но встряска, казалось, вернула ее к реальности. Она подняла на него глаза. Взгляд пустой, будто что-то глубоко внутри нее сломалось.
– Скажи, что случилось! Кто с ним это сделал? Говори, черт возьми! Нам нужно знать, что случилось.
Куинн подбежала к ним, схватила Джино за плечо и потянула прочь от Харпер.
– Ты в своем уме? Оставь ее в покое!
Последние несколько минут Даллас пытался держаться подальше ото всех. Но осознав, что это больше невозможно, подбежал и оттащил жену от Джино. Осторожно обнял ее за талию и отвел на несколько футов в сторону.
– Успокойся.
– Нам нужно узнать, что случилось, – сказал Джино, – нужно узнать немедленно!
– Крича на нее, ты не сможешь…
Харпер заставила всех замолчать, медленно подняв руку и указав на джунгли.
Все одновременно посмотрели в ту сторону, не понимая, движется ли на них сквозь джунгли нечто или она пытается сказать что-то другое.
Когда ничего не произошло, Куинн проскользнула между Джино и девушкой и присела перед ней.
– Харпер, это я, слышишь? Это я, Куинн. Можешь сказать, на что ты сейчас показываешь, милая?
Харпер так и осталась сидеть с поднятой рукой, направленной в сторону джунглей. Глаза у нее были выпучены от страха, будто она вновь начала переживать произошедшее.
– Он пришел оттуда? – спросила Куинн. – Верно?
Взгляд Харпер медленно заскользил и остановился на Куинн. Девушка кивнула.
– Он был один?
Нижняя губа у нее задрожала, по щекам снова полились слезы.
– Всего один, – тоненьким голосом произнесла она. – Только он не был похож на человека. Точнее… не совсем похож.
Несмотря на жару, по спине у Куинн пробежал холодок.
– На кого тогда он был похож? Можешь сказать мне?
– Он появился из-под земли, – прошептала Харпер, будто опасаясь, что убийца может услышать ее. – Вон там. Она снова указала на тот же участок джунглей, только на этот раз более решительно.
Куинн оглянулась через плечо на остальных.
– Что, черт возьми, это значит? – спросил Даллас, нервно глядя на джунгли. – Что она имеет в виду?
– Харпер, – произнес Джино, – детка, что значит, он не был похож на человека?
Та продолжала показывать и таращиться сквозь слезы на джунгли.
– Не может быть, – пробормотал Даллас. – Этого не может быть.
Куинн повернулась к Харпер.
– Милая, послушай меня. Знаю, что ты напугана. Как и мы все. Но очень важно, чтобы ты сказала мне, что именно ты видела, понимаешь?
– Он появился из-под земли.
Херм двинулся в сторону джунглей и нерешительно приблизился к месту, на которое указывала Харпер.
– Уйди оттуда, – крикнул ему Джино. – Оставайся рядом с нами, болван.
Даже не посмотрев в сторону Джино, Херм снова показал ему средний палец и продолжил осматривать край джунглей.
– Где ты была, когда это случилось? – спросила Куинн девушку.
– В воде. Я была в воде.
– Это довольно далеко, ты уверена, что…
– Он появился так внезапно… – Харпер наконец опустила руку. – Я увидела, как он появился из-под земли, а потом… потом… он просто… исчез.
– Как исчез?
– Вернулся под землю.
– Что это было, Харпер? Что ты видела? Что он сделал?
В то время как остальные смотрели на Харпер, Даллас следил за джунглями, ожидая, что в любой момент из них может выскочить нечто, и одновременно приглядывая за непонятно что задумавшим Хермом.
– Если это был не человек, – спросила ее Куинн, – тогда что?
– Он не был похож на человека, – наконец ответила Харпер. – Но у него были…
– Говори. Всё в порядке. Говори.
– Рога. – Девушка задрожала от страха. – И весь он был покрыт чем-то вроде… металла или…
Куинн неуверенно посмотрела на остальных.
– Он был похож на…
– На что? – спросила Куинн, осторожно гладя ее по плечу.
– На монстра.
Джино выглядел так, будто в любой момент был готов выйти из себя. Его страх и растерянность проявлялись в едва сдерживаемой ярости.
– Нам нужно знать, что случилось, – процедил он сквозь зубы. – Иначе не защититься от этого. Пока мы не вытянем из нее, что именно она видела, нам придется сидеть на месте, лицом к джунглям и спиной к океану. Это единственный способ увидеть то, что может на нас напасть.
Оглядываясь на пальму, под которой сидела Куинн и свернулась калачиком Харпер, Даллас произнес:
– Ей плохо, и я не знаю, чего еще сейчас мы сможем от нее добиться.
Ему удалось отвести Джино в сторону от остальных и попытаться успокоить. Проблема в том, что сам Даллас был примерно в таком же состоянии, балансировал на лезвии бритвы, отделяющей здравый смысл от абсолютной паники и слепого ужаса.
– Да, до наступления ночи нам нужно сделать костер гораздо больше и ярче. Темнота теперь наш враг. Мы не можем… я не… черт!
– Послушай, друг, Куинн сказала, что должно пройти время, прежде чем Харпер сообщит что-то более внятное. Сказала, что она пережила слишком серьезную психологическую травму и…
– Мы все травмированы, Дэл. Чушь это. Чушь для слабаков, которую мы сейчас не можем себе позволить!
– Не все такие, как ты. Постарайся помнить об этом.
– Ей нужно уже взять себя в руки и не вести себя как малолетка. Перед нами здесь стоит вопрос жизни и смерти! Что бы там ни было, оно разрубило пополам взрослого мужика! Пополам, Дэл, ты слышишь меня, мать твою?
Даллас схватил Джино за руку и притянул к себе, как отец, готовый выпороть сына. За все годы, что они знали друг друга, он никогда не делал ничего подобного, и это поразило обоих.
– Хорошенько взгляни на нее, Джино. Она же еще дитя и раньше не сталкивалась с подобными трудностями. Чего ты ожидал, черт возьми? Мы все гораздо старше ее и все равно едва держимся. А мы не видели, как умер Мердок. Ты слышишь меня, мать твою?
Казалось, до Джино наконец дошло, поскольку он немного расслабился, разжал кулаки, высвободил руку и коротко кивнул.
– Да, я… просто… что, черт возьми, происходит, мужик? Это же какой-то кошмар. А теперь вдобавок мы слушаем ее чушь о ком-то, выпрыгнувшем из-под земли?
– Это не чушь.
Херм стоял неподалеку и сердито смотрел на них.
– О чем это ты?
Жестом позвав за собой, Херм вернулся к краю джунглей. Когда они подошли, к ним присоединилась Куинн.
– Когда Харпер говорила, что убийца появился из-под земли, – сказал им Херм, – она имела в виду вот это.
Стоя примерно в футе от границы пляжа, он подопнул кроссовкой землю. Образовалась воронка, в которую посыпался песок. А затем, когда песок иссяк, на ее месте появилось неровное отверстие примерно с канализационный колодец.
– Какого черта? – пробормотала Куинн.
– Вероятно, это часть туннеля.
– Туннеля? Господи Иисусе, что…
– Больше я ничего не знаю, понятно? – Херм медленно вздохнул. – Но могу сказать вам вот что. Во время Второй мировой японцы строили туннели почти на каждом оккупированном острове. Были известны своими сложными туннельными системами. Использовали их, чтобы передвигаться незаметно, а также как способ буквально вгрызться в свои позиции. Как клещи в охотничью собаку. Отверстие выглядит так, будто его не использовали долгое время, а значит, оно довольно густо заросло, поэтому, когда убийца выскочил из него, ему пришлось буквально прорываться сквозь землю. Издали казалось, будто он появился из ниоткуда, просто возник из-под земли, поскольку именно это он и сделал.
– За все это время дыра должна была полностью зарасти, – сказал Даллас. – Как он смог прорваться? Он должен обладать нечеловеческой силой.
– Имеешь в виду нечеловеческую силу, которая потребовалась, чтобы рассечь пополам взрослого человека одним взмахом какого-то оружия, скорее всего, мечом? Такую силу?
Сколько-то времени все молчали.
– Значит, говоришь, эти туннели по всему острову? – спросил Джино.
– Не изучив их, невозможно знать наверняка, насколько далеко они тянутся. Хотя да, это вероятнее всего. Возможно, их здесь целая сеть.
– Подожди, – сказал Даллас, хватаясь за голову, – ты сказал, что математика не работает. Что…
– Не работает. Никто из оставшихся или забытых здесь японских солдат той эпохи не мог сделать подобное, – сказал Херм. – Кстати, я даже не уверен, что человек способен так разрубить другого человека пополам.
Куинн огляделась, ей казалось, что они все еще не одни.
– Конечно, это должен быть человек. Кто же еще?
– Понятия не имею.
– Джино, – сказал Даллас, – разве такое возможно?
Какое-то время тот, словно зачарованный, таращился на обнаруженный туннель, после чего наконец ответил:
– Если это меч, то возможно. Он должен быть очень острым, и… не знаю… а убийца должен быть очень опытным и сильным… я…
– Ну же, Куинн, – вмешался Херм, – ты единственная с медицинским опытом. Скажи, может очень сильный и опытный человек, используя очень острый и крепкий меч, разрубить пополам другого человека – такой же комплекции, как Мердок, – с одного удара? Думаешь, в это можно верить?
– Я не думаю, что кто-то во что-то поверит. Но если хочешь, чтобы я поверила в существование некоего психопатического сверхъестественного монстра…
– Никто и не говорил…
– …бегающего по этому острову, мне потребуется куда больше доказательств.
– Твое доказательство лежит там в виде двух половинок.
– Может быть, этот псих – такая же жертва кораблекрушения, как и мы. Может быть, он сошел с ума. Может быть, он нашел туннели и пользуется ими. Может быть…
– Может быть – это, значит, маловероятно.
– А сверхъестественное объяснение – это не маловероятно? Ты серьезно?
– Я хочу сказать, что…
– Все это не имеет значения, – внезапно произнес Джино.
Он наконец оторвал взгляд от туннеля.
– Ты о чем?
– О том, что мне плевать, даже если это был пасхальный кролик. Кем бы – или чем бы – он ни был, он уже убил двоих из нас. И лишь вопрос времени, когда он доберется до остальных. – Джино посмотрел на джунгли. – Поэтому пока мы закроем эту дыру и будем следить за ней. Вооружимся, чем сможем, сделаем костер побольше и поярче и переждем ночь здесь, на пляже.
– А потом?
– На рассвете вернемся на другую сторону острова и устроим себе более удобное и защищенное укрытие, возможно, в одном из зданий. Территория там поменьше, поэтому следить будет проще. Там мы выясним, с чем, черт возьми, мы имеем дело. В том лагере есть ответы на наши вопросы. Должны быть.
Все снова замолчали. На этот раз надолго.
Остров и океан что-то нашептывали им, заполняя тишину.
– А с Мердоком как? – спросил Херм.
Джино повернулся и пошел прочь.
– Похороните его.
Когда дневной свет угас, страх лишь усилился. В торжественной тишине Даллас и Куинн похоронили останки Мердока неподалеку от могилы Натали, не забывая при этом следить за джунглями. Когда они перетащили тело к вырытой яме, Даллас остановился, мучимый яростными приступами тошноты. Это были всего лишь позывы рвоты, исторгнуть он ничего не смог, но ему стало очень плохо, заболело в горле и в животе. За все годы, что Даллас и Куинн были вместе, они и представить себе не могли ничего подобного и тем более не думали, что столкнутся с этим напрямую. Но в прошлом Куинн хотя бы успела насмотреться на трупы и кровь, Даллас же никогда не видел ничего такого, что напоминало бы смерть Мердока. И это потрясло и встревожило его до глубины души. Еще минуту назад Мердок был живым, дышал. А теперь от него осталось изувеченное, рассеченное пополам, выпотрошенное нечто. Из-за всего этого ужаса рассудок Далласа отказывался перерабатывать произошедшее. Поэтому Даллас делал то, что нужно, чисто машинально, на время отключив мозг.
– Всё в порядке? – спросила Куинн.
Даллас глянул косо, продолжая сгребать в яму песок и землю.
– Понимаю, как нелепо сейчас звучит этот вопрос, – призналась она. – Но в голову больше ничего не приходит.
– Я знаю, что это лишь начало, но уже хочу, чтобы все закончилось. Я не готов к этому дерьму, Куинн. Ради бога, я же школьный учитель.
– Никто не готов к этому.
– Я даже не знаю точно, что это такое.
– Это борьба. Она началась в тот момент, когда затонула яхта и мы оказались в воде.
– А теперь мир сошел с ума, и мы вместе с ним. Ничто больше не имеет смысла. – Он подполз к ней, изо всех сил стараясь сдерживать эмоции. – За всю жизнь мне никогда еще не было так страшно.
– Мне тоже, – тихо сказала Куинн. – Если б я знала, что это сойдет мне с рук, я свернулась бы калачиком и от души поплакала бы. А потом бы уснула, а когда проснулась, мы были бы уже дома. Целые и невредимые.
Глаза у Далласа наполнились слезами.
– Извини.
– Тебе не за что извиняться.
– Мне нужно быть сильнее.
– Ты очень сильный. – Куинн взяла его за запястье, немного подержала, нежно гладя большим пальцем. – Ты один из самых сильных людей, которых я когда-либо знала. И я люблю тебя. Больше всего на свете.
Его лицо искривилось в судорожной улыбке, и он нежно взял жену за подбородок.
– Я тоже тебя люблю.
Куинн наклонилась ближе, и они поцеловались.
– Давай закончим с этим, – сказала она.
Пока они хоронили Мердока, Херм продолжал заниматься костром. Он разжег его больше и ярче, одновременно выступая в роли часового. Внимательно следил за джунглями и отверстием туннеля.
Джино и Харпер прошли по пляжу к скалам и пещерам, в поисках съестного. И хотя Херм и Куинн туда уже ходили и примерно через час вернулись ни с чем, Джино сумел добыть довольно крупного краба. Нанизанный на одно из самодельных копий, он еще не умер. Шевелил и пощелкивал клешнями, словно какой-то инопланетянин, пока Харпер с отвращением глядела на него.
– Ну и ну, вы только посмотрите, – сказал Херм, заметив краба. – Где ты нашел этого гаденыша?
Вместо ответа Джино посмотрел на пылающий костер.
– Хорошая работа.
Искренне удивленный, Херм отреагировал не сразу.
– Спасибо.
– Таким и держи. Сегодня ночью он должен быть как можно больше.
– Вряд ли тот, кто прячется в джунглях, не знает, что мы здесь.
– Вполне возможно, что он сейчас наблюдает за нами. – Джино посмотрел на джунгли. – Очевидно, ему ничто не мешает напасть на нас и днем, но в темноте мы в еще более невыгодном положении. Именно поэтому я хочу, чтобы пляж был освещен как стадион. Если этот сукин сын попытается атаковать ночью, я хочу увидеть, как он приближается.
Херм посмотрел на шевелящегося на конце копья краба. У Херма потекли слюнки, и он уже почувствовал во рту вкус крабового мяса.
– Боже, как я хочу есть.
– Что ж, сегодня мы поедим.
– Жду с нетерпением, поверь. Но нам нужно раздобыть какое-нибудь оружие, – сказал Херм, прогоняя мысли о еде. – Я пока не понимаю, с чем мы имеем дело. Но что бы это ни было, чутье подсказывает мне, что нескольких заостренных палок будет недостаточно.
– Знаю. Я работаю над этим. А пока будьте начеку.
Херм с улыбкой кивнул. Это был первый вежливый разговор у них с Джино с тех пор, как они покинули курорт. Даже на яхте Джино вел себя с ним надменно и грубо. И хотя Херм понимал, что они никогда не станут – и не могли бы стать – друзьями, было приятно пусть даже ненадолго отдохнуть от постоянных ссор.
Не говоря ни слова, Харпер подошла к костру и села, словно в трансе уставившись на пламя и летящие от него искры.
– Она успокоилась? – тихо спросил Херм.
Джино мельком глянул на Харпер, затем снова перевел взгляд на джунгли.
– Нет.
– И я все время как на иголках. Всякий раз, когда я слышу шум или смотрю на джунгли, жду, что кто-нибудь бросится на нас. Превратился уже в чертов комок нервов. Представить не могу, каково ей было видеть, как это произошло. – Херм почесал загривок. – Жаль, что я наговорил тогда всякого Мердоку. Я в том смысле, что… у меня… у меня даже не было возможности помириться с ним. Я… я не всегда имею в виду то, что говорю. Мне… мне нужно научиться иногда помалкивать. Я…
– Хоть я и за то, чтобы ты почаще держал язык за зубами, такой старый морской волк, как Мердок, должен был бы получше знать свое дело и увести нас от шторма в безопасное место. Правда в том, что он пьянствовал у себя в каюте, а все управление яхтой возложил на плечи Дэвиса. Это стоило Дэвису жизни, и всех нас он чуть не угробил. Так что в любом случае, – сказал Джино, проходя мимо Херма к костру, – ты прав. К черту его.
Херм не был уверен, что поразило его больше – попытка Джино смягчиться или его последнее замечание, – и никак не мог решить, что ответить и отвечать ли вообще. Его спасли вернувшиеся в этот момент Даллас и Куинн, грязные и мокрые от пота.
– Готово, – сказал Даллас.
Херм жестом указал на Джино, присевшего у костра с крабом в руках.
– Наш прославленный вождь поймал ужин.
– Боже мой, – сказала Куинн, поспешив к Джино. – Еда!
Даллас тоже сильно хотел есть, но желудок у него все еще ныл от позывов рвоты. Отчасти ему хотелось поддаться страшной усталости и просто отключиться, но остров стал слишком опасным. Вместо этого он, подобно воину, призванному сражаться, цеплялся за холодную ярость, растущую внутри него, за свою низменную сторону, которую всегда отвергал, за первобытность, выползшую из самых темных глубин души.
Над океаном собирались тучи, медленно похищая солнечный свет.
– Наступает ночь, – сказал Херм.
«На солнце уже кровь, – подумал Даллас. – Почему бы ей не появиться на луне?»
Джино убил краба, и все постепенно сгрудились вокруг него. Обезумев от голода, жажды, страха и душевных мук, они стали разрывать краба на части, насаживать мясо на прутья и совать в костер.
Скрытое джунглями и все же находящееся ближе, чем они могли себе представить, за ними наблюдало нечто, столь же голодное и кровожадное.
Костер разрывал ночь, потрескивая и выплевывая в воздух искры и языки пламени. Чем больше в него подбрасывали хвороста, тем сильнее он становился и тем отчаяннее сражался с тьмой. Первобытный и завораживающий, он обладал могуществом и магией, как ничто другое. И давал достаточно света, чтобы озарить лагерь и пространство вокруг него. Несмотря на истощение, сон приходил лишь короткими урывками, если приходил вообще. Все еще парализованная страхом, Харпер уже несколько часов таращилась на костер или всматривалась во тьму и скрывающиеся за ней джунгли. Куинн пыталась пару раз поговорить с ней, надеясь понять ее состояние и помочь оправиться. Но Харпер либо не хотела, либо не могла говорить, и в основном не обращала на Куинн внимания.
Пока Херм поддерживал костер, Джино бродил вокруг словно неспокойный дух. Ходил по песку или спускался к воде, после чего исчезал в ночи, только чтобы вскоре появиться вновь. Во время одного из своих обходов он заметил, что Даллас оставил Куинн возле костра и прогуливается по песку между лагерем и океаном. Это напомнило Джино лучшие времена, хотя он не знал почему. Он никогда не видел своего друга таким измотанным, таким истощенным, напуганным и уставшим. И все же в тот странный момент, когда присутствие друга выдавала лишь смутная тень, Джино вспомнил счастливые времена, которые они проводили вместе.
«Мы никогда больше не испытаем ничего подобного. Даже если сделаем невозможное и выберемся с этого Богом забытого острова, даже если каким-то образом вернемся домой, мы никогда больше не испытаем того покоя и раскрепощенности. Это навсегда останется с нами, шрам, который никогда не заживет».
В жуткой ночной темноте Джино думал о своей жизни и обо всем, что он сделал. Теперь он осознавал, сколько времени потратил впустую. Да, он участвовал в бесчисленном множестве приключений, бывал в местах, о которых большинство людей лишь читали, и испробовал такие вещи, о которых другие знали лишь по телевизору. Но, помимо этого, чего он добился в своей жизни? Даллас и Куинн нашли друг друга. Построили совместную жизнь и все еще влюблены друг в друга, как в тот день, когда поженились, а он был шафером со стороны Далласа. У Джино была Харпер, но он знал ее не очень хорошо. Если честно, то никогда и не хотел узнать. У нее сиськи, задница, смазливое личико. Она помогает отвлечься, почувствовать себя моложе своих лет, тешит его эго. Он трахает ее, потому что может, а не потому, что испытывает к ней искренние чувства. Теперь, в этой ночной тьме, вдали от дома, Джино понимал, что пренебрегал по-настоящему важными вещами. Понимал, что заключил что-то вроде сделки, которая, как ему всегда казалось, того стоила. Он был свободен, не имел никаких обязательств, помимо работы, мог приходить и уходить когда угодно. Делать, что хотел, и покупать, что хотел, наслаждаться жизнью, как считал нужным. Так почему же он чувствует себя таким неудовлетворенным, таким несчастным, особенно сейчас, когда осознал, что у него никогда больше не будет возможности все исправить? Потому что он был неправ и теперь понимал это. Может, он, как и Харпер, был для остальных всего лишь тем, кто помогает другим отвлечься, немножко развеяться. Суровым, спортивным «крутым мужиком», с просто хорошей внешностью и телом, ради которого большинство парней его возраста готовы были убить. Ходячим клише, при виде которого другие закатывали глаза и смеялись, когда он не замечал.
Внутренний голос продолжал нашептывать Джино то, чего он не хотел слышать. И хотя он силился заставить голос замолчать, заглушить его не удавалось. Возможно, в голове звучал его собственный голос, но Джино не был уверен. Возможно, это предчувствие, инстинктивное предупреждение говорило ему, что их дни сочтены и сейчас пришло время признаться в своих грехах, пока не стало слишком поздно, чтобы искупить их. Даже если б Джино сделал это лишь мысленно, возможно, это принесло бы ему спокойствие. Осознание того, что, появись у него новый шанс, он все будет делать правильно. Он искал бы любви, а не только секса. И попытался бы строить жизнь не только на своих желаниях и потребностях. Он подумал бы о родителях, о сестрах и их детях – о его племянницах и племянниках, – о своих друзьях, оставшихся дома, о коллегах по работе. О том, как обижал их всех тем, что редко бывал у них и думал только о себе.
А может, это была лишь очередная несбыточная чушь. Возможно, все это не имело никакого значения, потому что никто не покинет остров живым. На этом острове есть хищник, а они – его добыча. Как и любое другое животное, Человек чувствовал близость Смерти. «Возможно, годы тренировок и подготовки в итоге окажутся чем-то бо́льшим, чем удовлетворение собственного тщеславия», – подумал Джино. Здесь, в этом аду, это было ценным качеством, оружием, тем, в чем они отчаянно нуждались.
Возможно, именно здесь он изменит не только собственную жизнь, но и жизни других людей, тех, которые рассчитывают на него. Джино никогда не был верующим и, когда дело касалось духовных вопросов, считал себя агностиком. Но если в его жизни есть великая цель, если все действительно происходит не просто так, как часто говорят и, кажется, верят многие, то, может, именно поэтому он здесь? Может, он тренировался и работал всю жизнь ради этой цели, сам того не осознавая.
Джино с вызовом посмотрел на ночные джунгли, будто прогоняя страх и перенося его на темноту и то, что пряталось в ней.
«Это мой шанс», – подумал он.
– Ты меня до смерти напугал.
Вздрогнув и тут же расстроившись из-за того, что утратил бдительность, хоть и на секунду, он увидел, что рядом с ним, откуда ни возьмись, возник Даллас.
– Еще пара часов, – сказал он, пытаясь говорить непринужденно, – и рассветет.
– Мердока убили средь бела дня. – Даллас почесал отросшую бороду. – В любом случае, мы здесь не в безопасности.
– Как и то, что прячется там. – Уголком глаза Джино увидел, как Даллас кивнул, хотя не был уверен, что тот согласился с ним и на этот раз.
– Послушай, если со мной что-нибудь случится, пообещай, что…
– Ничего с тобой не случится, Дэл.
– И все же…
Джино наконец посмотрел на него.
– Убедишься, чтобы Куинн…
– Шутишь? Куинн здесь самая крутая.
– Ты понимаешь, о чем я.
– Я скорее умру, но не позволю, чтобы с ней что-нибудь стряслось, – сказал ему Джино. – Или с тобой.
– Я тоже. – Даллас неловко прокашлялся. – Мне нужно кое-что у тебя спросить, и я хочу, чтобы ты ответил честно.
– Разве я тебе когда-нибудь лгал?
– Насколько я знаю, за те годы, что мы знакомы, ни разу.
– Тогда спрашивай.
– Мы сможем выбраться с острова? Сумеешь построить что-то, на чем мы сможем выжить в море? Возможно такое?
– Возможно? Да, конечно, возможно.
– Хотя и маловероятно?
– Это не похоже на кино, где ты идешь в джунгли, без проблем находишь все необходимое, и внезапно получаешь годный для плавания плот. Если мы можем сделать его – я имею в виду «если» – то речь здесь идет о большой работе и еще большей удаче, и нам потребуются подходящие материалы и инструменты. Настоящие инструменты, а не кучка заостренных палок. Надеюсь, когда мы обыщем тот аванпост, то сможем найти необходимое. Но даже если найдем, наши шансы в открытом океане тоже невелики, Дэл.
– Поверь, я не спешу возвращаться туда, но у нас нет выбора. Мы не можем оставаться здесь, мужик. Нам нужно бежать.
– Я никогда ни от кого не бегал.
– Я тоже, но нам нужно убираться с этого острова, поскольку, что бы там ни было, мы не готовы сражаться с ним. Ты же видел, что осталось от Андре. Видел, что оно сделало с Мердоком. Мы не сможем сражаться с этим существом. Не сможем.
Глаза Джино медленно скользили по темным джунглям.
– Возможно, придется.
– Мы погибнем.
– Лучше умереть сражаясь, чем трусливо убегая.
– Господи, ты сейчас это сказал так, будто хочешь сразиться с ним.
– Я хочу выжить.
– Я хочу, чтобы все выжили.
Джино отошел от костра и углубился в ночь.
– Следи тут за всем, я сделаю еще один круг. Скоро вернусь.
Даллас посмотрел на костер.
– Может, мне пойти с тобой на этот раз? – спросил он.
Но Джино уже ушел.
К тому времени как солнце высоко поднялось на небе, принеся с собой привычную удушливую жару, окутавшую остров, они вернулись на аванпост, прихватив с собой скудные пожитки. Питьевой воды почти не осталось, но Джино смог сделать из куска резинового плота, который изначально служил дождевым накопителем, импровизированную флягу. Перевязал один конец крепкой тонкой лианой и получил мешок для жидкости. Они сделали факелы и понесли огонь с собой, оставив костер, который поддерживали всю ночь, догорать на далеком пляже.
Теперь они стояли в тени аванпоста, смотрели на здания и слушали окружающие их джунгли. Они ожидали, что существо бросится на них по пути из лагеря к аванпосту, но ничего не случилось. В результате от стресса, напряжения и ожидания они буквально обессилели.
– Почему оно не напало на нас? – спросила Куинн, осматривая участок джунглей, из которого они пришли. – Чего оно ждет?
– Может, играет с нами? – предположил Херм. – Знаете, как кошка играет с мышкой? В детстве у меня был кот, Раффлз, и всякий раз, когда он ловил мышь, он почти отпускал ее, понимаете? Но прежде, чем мыши удавалось убежать, он хватал ее и тянул назад. Иногда он занимался этим часами, и всякий раз бедная мышь пыталась сбежать, думая, что сможет. Все это, казалось, забавляло Раффлза, но когда он наконец уставал, то убивал засранку. Причем быстро. И эффективно. А затем съедал ее.
– Это утешает, – сказал Даллас. – Отличная история.
– Я любил того кота. В детстве он был моим лучшим другом.
– Хищник всегда обладает тем преимуществом, что знает, когда, где и как атаковать, – наконец вмешался Джино. – Что нам нужно здесь сделать, так это занять позицию, где сможем защититься. Затем возьмем факелы и обойдем главное здание. Посмотрим, что сможем найти.
– А в каком здании мы будем спать? – спросил Херм.
– Пока ни в каком. – Джино жестом указал на соседний пляж и лагуну. – Нам придется разбить лагерь там. Маленькая территория, лишь один вход, он же выход. Если что-нибудь нападет на нас…
– Когда.
Это было первое слово, которое Харпер произнесла за несколько часов, чем заставила Джино замолчать, не договорив.
– Оно вернется за нами, – продолжила она.
Ее мультяшный тон голоса ничего не выражал:
– И мы ничего не сможем с этим поделать.
– Мы не только сможем увидеть, как оно приближается, – сказал Джино, тяжело вздохнув, – у нас будет больше шансов защитить себя и свою позицию. Как только все будет под контролем или если снова испортится погода, мы всегда можем укрыться в одном из тех зданий. Но пока не узнаем, что происходит и с чем мы имеем дело, нам потребуется более безопасная позиция, и это – лагуна. А теперь за работу.
И они с уже привычным усердием взялись за дело. Разбили лагерь на маленьком участке пляжа перед лагуной. Херм начал разводить костер. С помощью факелов поджег выброшенные на берег коряги, а также мелкие сухие прутья и ветки, собранные остальными. Когда костер был готов, Джино устроил надежное укрытие для воды и их скудных припасов, в то время как Даллас нашел несколько металлических бачков, помыл их в лагуне и расставил вокруг, сделав из них дождевые накопители. Куинн отвечала за факелы, следила за тем, чтобы оба продолжали гореть.
Затем Херм взял один факел, Куинн – другой. И группа двинулась, словно заблудившиеся в кошмаре дети, обратно по песчаной тропе в сторону аванпоста. Перед угрожающего вида зданием они остановились. Тяжелая металлическая дверь, которую они оставили приоткрытой, поджидала их.
– Может, кому-то нужно остаться караулить?
– Будем держаться вместе, – сказал Джино, потянувшись за толстым, похожим на дубинку деревянным обрубком, полузасыпанным землей у него под ногами. – Если б дверь не была такой тяжелой, мы могли бы закрыть ее за собой и заблокировать. Но боюсь, потом мы не сможем открыть ее, поэтому придется рискнуть и просто быть начеку. С этого момента держимся вместе.
– Джино, – сказала Куинн, – что, если оно уже там?
Тот выдернул дубинку из земли и осмотрел, взвесил, похлопал ею об раскрытую ладонь. Удовлетворенный, подошел к двери, затем оглянулся на остальных.
– Мы должны рискнуть.
– Но…
– Сила в количестве, – сказал Даллас, предотвратив очередной спор. – Верно?
Куинн убрала со лба прядь потных волос.
– Будем на это надеяться.
– Херм, – сказал Джино, – иди первым.
Вместо того, чтобы ответить одной из своих типичных острот, Херм послушно двинулся сквозь дверной проем, освещая себе дорогу факелом.
Харпер повисла на руке у Джино, вцепившись в нее всеми силами. Крайне осторожно он заставил Харпер ослабить хватку, взял девушку за руку и повел в приоткрытую дверь. Даллас и Куинн замыкали группу, то есть один факел светил впереди, а другой – сзади.
Двигаясь медленно, но решительно, Херм рисовал факелом в воздухе плавные полукруги, чтобы осветить как можно больше.
– В чем, черт возьми, весь пол? – Он резко остановился и опустил факел. – Что-то хрустит под ногами на каждом шагу.
– Я думал, это песок, – сказал Даллас.
– Нет, смотрите.
Широкая дорожка из какого-то вещества тянулась от двери и уходила на несколько футов в комнату. Вещество немного походило на песок, только цвет был другой и крупинки крупнее.
– Это соль?
– Да, думаю, да. – Джино приложил к веществу большой палец и нерешительно поднес ко рту.
Коснулся его кончиком языка, посмотрел на остальных и кивнул.
– Откуда на полу столько соли? – спросил Даллас.
– Просыпали, когда вносили?
– Нет, слой слишком равномерный.
– Может, что-то религиозное? – предположила Куинн.
– Соль применяется во многих японских магических и религиозных ритуалах. – Херм медленно провел факелом вдоль пола. – Насколько я знаю, ее обычно используют, чтобы очищать территорию от злых духов или чего-то подобного. Если соль насыпается перед окнами или дверями, думаю, это обычно делается, чтобы зло не проникло в помещение или, наоборот, не вышло из него.
Куинн отвернулась и подняла свой факел выше, осветив больше.
– Будто это место и так недостаточно жуткое.
– Скорее всего, они провели здесь какой-то ритуал. – Херм потянулся к маленькой парчовой сумке, лежащей поверх соли.
Внутри он обнаружил тонкую деревянную дощечку, обтянутую красным шелком. С одной ее стороны край был не прямым, а скошенным, а к шелку прикреплены несколько маленьких кусочков бумаги с японскими иероглифами.
– Почти уверен, что это – талисман, призванный отгонять зло, или вроде того. Не помню, как называются эти штуки, но они довольно распространены в синтоизме и буддизме. На тех маленьких клочках бумаги, вероятно, какие-то молитвы или заклинания.
– Я не хочу здесь стоять, – заскулила Харпер, снова прижавшись к Джино.
– Успокойся. – Тот обнял ее рукой. – Я не дам тебя в обиду.
– Что бы здесь ни происходило, – сказал Херм, поднимаясь на ноги, – это так их встревожило, что они попытались очистить территорию при отходе.
– Вряд ли это сработало, – сказала Куинн. – Не чувствую, что это место очищено.
Херм направил факел во тьму перед собой. Пламя осветило бесчисленные обрывки бумаги и разные канцелярские принадлежности, разбросанные за пределами соляного ковра, а также кое-какую мебель – в основном стулья, маленькие столы и картотечные ящики. Прямо у них на пути лежала большая бочка, предположительно для бензина.
– Осторожно. – Херм указал на нее и повел всех в обход.
Затем он снова присел и поднял с пола охапку бумаг.
– Похоже, в основном, бланки и отрывки донесений, – сказал он, разглядывая их в свете факела. – Судя по маркировке, это определенно какая-то официальная армейская документация, но я понятия не имею, что в ней.
Куинн осветила факелом стены. Как и почти все остальное здесь, они хоть и были обшарпаны и покрыты выбоинами, но на удивление хорошо сохранились. В отличие от большей части аванпоста, остров не пытался захватить это здание, и оно долгое время было запечатано. Будто время остановилось в этих стенах, сохранив все почти таким, каким его оставили японские солдаты.
Воздух здесь был более разрежённым и прохладным, чем снаружи. Но вокруг туманом висел какой-то неприятный запах. Подобно медленно затягивающейся петле, чувство клаустрофобии, вызванное низкими потолками и тесными стенами, окружающим мраком и древними призраками, несомненно наблюдающими за ними из теней, нарастало и давило все сильнее, по мере того как люди проходили по комнатам.
Факел Куинн задержался возле большого выцветшего флага с восходящим солнцем, висевшего на дальней стене. Когда свет двинулся вдоль стены, он явил полки, на которых по-прежнему стояли различные предметы, в основном бутылки и коробочки. Несмотря на толстый слой пыли, похоже, все сохранилось в изначальном виде. Куинн подошла ближе, осторожно взяла бутылку с одной из полок, сдула с нее пыль и попыталась рассмотреть этикетку. Поставив ее обратно на полку, она проверила пару других бутылок, после чего вернулась к Джино и остальным.
– Это медицинские препараты.
– Здесь располагался госпиталь? – спросил Джино.
– Вряд ли островной аванпост имел госпиталь таких размеров, – ответил Херм. – Хотя возможно, что эта часть здания использовалась в качестве лазарета.
– Идем дальше. – Джино, все еще держа Харпер за руку, жестом велел Херму идти вперед.
Херм бросил бумаги и направил факел в поджидающую тьму.
Тени ползли по стенам, пылинки кружились в свете факелов, звуки океана и джунглей, к которым они успели уже привыкнуть, не проникали сюда. Лишь звук их шагов и дыхания нарушал царящую здесь мертвую тишину. Внутри этих старых стен внешний мир перестал существовать во всех смыслах.
Они двигались сквозь зияющий дверной проем. Сама дверь лежала на полу неподалеку. Сильно поврежденная, она выглядела так, будто ее сорвали с петель и отбросили в сторону.
В следующей комнате они увидели несколько столов, стульев, маленьких шкафов и металлических стоек. Когда Херм опустил факел к единственному столу, оставшемуся стоять, свет упал на пару кожаных оков. Они крепились прямо к столу, всего было две пары: одна – для рук, другая для ног.
– Вы видите это?
– Да, это определенно было какое-то медицинское учреждение, – сказала Куинн. – Но…
– А что это за фиксаторы? – спросил Даллас.
Куинн опустила факел и поводила им, освещая пол. Как и в других помещениях, пол был покрыт бумагами и различным мусором. Но здесь было кое-что еще.
Фотографии.
Она наклонилась и подняла одну, затем еще одну и еще.
Черно-белые, зернистые, сильно потускневшие от времени, в остальном снимки неплохо сохранились. На первых была запечатлена комната, в которой они теперь стояли, и человек, прикованный к одному из столов. На фотографиях просматривался явно обезумевший, болезненного вида молодой японский солдат, пытающийся освободиться от оков. На бледном лице застыло выражение животного ужаса, рот широко раскрыт и перекошен. Фотокамера явно запечатлела его в момент крика. На последней фотографии щеки человека выпачканы в льющейся из глаз крови, живот вскрыт, края раны зафиксированы с помощью какого-то металлического устройства, внутренности вывалены на колени и тянутся по столу. К фотографии был прикреплен отчет в виде таблицы.
– Господи, – тихо произнесла Куинн, протягивая снимки остальным, чтобы те тоже смогли их увидеть.
Джино прищурился, пытаясь разглядеть их в тусклом свете.
– Что это, черт возьми?
– Не знаю.
Даллас принялся вглядываться в фотографии, которые по одной передавал ему Джино.
– Боже мой, чем они здесь занимались?
– Что бы это ни было, – сказал Херм, заглядывая ему через плечо, – не думаю, что это как-то связано с Богом.
– Пытки?
– Возможно. – Когда снимки вернулись к Куинн, она бросила их обратно на пол, больше не желая их касаться. – А может, медицинские эксперименты. Я не знаю.
– Когда речь заходит об экспериментах на людях, все думают про нацистов, – сказал Херм, – хотя японцы тоже были замешаны в этом дерьме. Было такое подразделение, которое называлось «Отряд семьсот тридцать один». Занималось отвратительными вещами. Испытания химического и бактериологического оружия, вивисекция, изнасилования, насильственная беременность, лишение людей пищи, воды и сна, отравление ядами, заражение различными болезнями, в том числе сифилисом, сибирской язвой, бубонной чумой, холерой, всеми…
– Думаю, мы поняли, – сказала Куинн.
– Ходили слухи, что некоторые фракции также имели оккультные корни.
– Оккультные?
– Эксперименты, которые предположительно дали результаты, контакты с неведомыми сущностями, другими мирами, и все такое. Нацисты сообщали о подобных вещах.
– Мне это напоминает фольклор.
– Возможно. Кто знает?
– И японцы проводили эксперименты над своими соотечественниками? – спросил Даллас.
– В основном над китайцами и корейцами, военнопленными, но в некоторых случаях, да, экспериментировали даже над собственными солдатами. Использовали также женщин и детей. Мы говорим про зло почти запредельного уровня.
– Никогда не слышал ни о чем таком. А замешанных в этом людей осудили за военные преступления?
– Русские осудили нескольких, если я не ошибаюсь.
– А наши? – спросил Даллас.
– Мы дали им иммунитет в обмен на результаты и данные. Во время американской оккупации члены «Отряда семьсот тридцать один» сумели избежать наказания.
– Невероятно, – сказал Джино.
Куинн потерла виски свободной рукой.
– Боже мой.
– Да уж. – Херм огляделся вокруг и устало покачал головой. – Только не помню, чтобы для этого использовались островные аванпосты. Большинство экспериментов проводилось на территории Японии. Имейте в виду, я просто рассказываю то, что изучал в колледже миллион лет назад и что узнал в результате собственных исследований, понимаете? Я ни в коем случае не эксперт в этом вопросе.
– Может, здесь проводились какие-нибудь сопутствующие исследования? – спросила Куинн.
– Возможно. Что-то вроде филиала. Скажем прямо, если б вы занимались чем-то, что не хотели афишировать, этот остров был бы самым подходящим местом.
Какое-то время все молчали, их снова окутала жуткая тишина.
– Ладно, – наконец сказал Джино, – идем дальше.
Водя факелом вдоль пола и стен, Херм обнаружил еще один дверной проем, ведущий в темный коридор. Испуганно оглянувшись через плечо на остальных, он повернулся и повел их в проход.
Из-за тесноты передвигаться по коридору пришлось гуськом. На потолке висели старые светильники в металлических коробах, на стенах и на полу пусто. Люди шли по коридору как в гробнице, и, несмотря на свет от факелов, тьма здесь казалась другой, более глубокой и угрожающей.
Первая боковая комната, в которую они пришли, была маленькой и тесной, с рядами электронных устройств и коммуникационного оборудования вдоль стен. Старая, покрытая пылью и паутиной техника намеренно разбита. На полу прямо в дверях валялось орудие, с помощью которого всё разгромили, – большой железный топор.
Отбросив дубинку, Джино поднял его и осмотрел.
– Они уничтожили все коммуникации и радиоприборы, – сказал Даллас. – Зачем они это сделали?
– На самом деле, нет ничего необычного, – пояснил Херм. – Довольно распространенная практика в военное время – уничтожать подобное оборудование при отходе.
– Совсем другое дело. – Джино широко улыбался, демонстрируя топор. – Почти как новый. Не только хорошее оружие, но и отличный инструмент. Это все сильно упрощает.
Куинн факелом высветила перевернутый стул в углу, на котором, видимо, сидел радист. Но когда она подошла ближе и посветила на пол рядом со стулом, то заметила кое-что еще.