Дикая птица

2. Сокол, что любит изумруды

Царь целовал Рогнеде руки за спасение единственного сына и обещал горы подарков. Ещё больше его обрадовало возвращение памяти. Частичное. Обдумав всё хорошенько, Рогнеда решила сказать, что вспомнила лишь его – мало ли, как она сможет использовать своё забвение.

«Должно быть, это любовь», – томно вздыхала она, изображая радость от внезапно вернувшихся воспоминаний.

– Моя б воля – тут же б под венец! – стонал Радомир. – Как бы зиму пережить, дождаться Весенних Уз, чтобы тебя своей сделать, солнце моё!

Рогнеда вежливо улыбалась и позволяла целовать себя.

– Думаешь, меня можно сделать своей, Радомир?

– Не лишай меня надежды, звезда моя. Я‑то уж весь твой.

– Ой ли? И готов ради меня на всё?

– На всё и даже больше! – Радомир припал губами к её шее, рука нырнула под сорочку и заскользила по бедру, но Рогнеда его остановила.

– Я устала, – ласково сказала она, заглядывая ему в глаза, – эту ночь хочу провести в одиночестве и дома. Много всего приключилось сегодня.

Радомир разочарованно выдохнул, но уступил. Провёл пальцами по руке Рогнеды, задумался, а потом спросил как бы невзначай:

– Скажи мне, что ты делала в библиотеке в такой час, любовь моя?

Рогнеда изобразила нежную улыбку и накрыла ладонь Радомира своей.

– Я надеялась, что прогулка позволит мне найти путь к моей памяти, а значит, и к тебе.

Радомир поджал губы, высвободил свою ладонь и встал, выпрямившись.

– В таком виде? – он кивнул на сорочку, глядя на Рогнеду сверху вниз. – С моим сыном?

Рогнеда сжала ворот сорочки, прикрывая ключицы и демонстрируя крайнюю оскорблённость.

– Ты меня в чём-то обвиняешь, Радомир?

– А что прикажешь мне думать? Моя невеста в одном исподнем проводит ночи в библиотеке с моим собственным сыном! – с каждым словом Радомир распалялся всё сильнее. От ласки, с которой он целовал Рогнеде руки, не осталось и следа. – Что прикажешь думать страже, которая застала вас? И зачем ты повела его в свои покои?

– Чтобы залечить его раны! – Рогнеда тоже вскочила на ноги.

– Для этого есть Журавли!

– Не было у меня времени звать Журавлей. Твой сын умирал! – воскликнула Рогнеда и тут же заставила себя смягчиться, и взять Радомира за руку. – И всё, о чём я могла думать в тот миг, каким горем обернётся твоя жизнь, если потеряешь его, – она погладила его щёку. – Я бы не пережила твоей боли.

Радомир вместо ответа впился поцелуем в её губы.

– Прекрасная, лучшая, чарующая, – бормотал он, осыпая поцелуями её лицо. – Я счастлив, что твоё доброе сердце бьётся ради меня.

Зазвенела пряжка ремня, застёжки на кафтане, торопливая рука задрала сорочку, оцарапав ногтями нежную кожу бедра, и Рогнеда уступила, как уступала всегда, позволяя царю получить желаемое. Радомир не терпел отказов. Не стерпел и в этот раз, завладев Рогнедой торопливо и жадно, с силой и страстью, на которую способен не каждый мужчина в его годах. Рогнеда услужливо стонала, шептала его имя и запускала в его волосы пальцы, на которых всё ещё осталась кровь Дарена, смешанная с её собственной.

Когда Радомир заснул, Рогнеда бесшумно выскользнула из постели, так же легко, как до этого ускользнула от ревности, сдав в распоряжение Радомира своё тело. Наскоро одевшись, она покинула Царские Палаты через старую кухню, которая располагалась в заброшенной части Палат, в той, где раньше обитала почившая царица. Радомир никому не позволял заходить туда, то ли надеясь сохранить память о жене нетронутой, то ли, наоборот, не желая о ней вспоминать. Так или иначе, Рогнеда ещё давно отыскала этот ход, которым пользовалась в дни, когда не хотела попадаться никому на глаза.

Выбравшись на улицу, Рогнеда набрала полную грудь ночного воздуха, показавшегося ей особенно свежим после духоты спальни и запаха разгорячённых тел, и обернулась. Царские Палаты возвышались над ней непреодолимой чёрной горой. Светились некоторые оконца, подсказывая, что не все обитатели спят. На фоне звёздного неба вырисовывались разномастные башенки: одни с пузатыми луковицами крыш, другие – с крышами острыми и длинными, подобно стрелам, стремящимся пронзить луну. Говорили, что Царские Палаты носили в себе отпечаток каждого царя, когда-либо правившего в этих стенах. Интересно, как они изменятся, когда Рогнеда сядет на трон?

На прощание наградив Царские Палаты лёгкой улыбкой, Рогнеда развернулась и направилась к конюшням. Запрягла первого попавшегося коня и поскакала к дому. Пустые улицы Даргорода мирно спали, так что звон копыт эхом разносился по округе. Ночь выдалась лунная, светлая – редкое явление в разгар осени. Ближе к окраине города каменные дома сменились деревянными избами, и Рогнеда увидела резной конёк на крыше своего дома – самого высокого на улице. Щедрый подарок Радомира в её первый визит в Даргород, но ещё сдержанный – домик хоть и большой, но на самой окраине, чтобы не сильно волновать двор излишним вниманием царя к женщине, пусть и княгине, но всё же недостаточно богатой и знатной, чтобы это внимание привлекать. Подарок, преподнесённый вместе с предложением остаться в столице.

Рогнеда спешилась у ворот и взлетела на крыльцо, у которого дремал Войко. На носу у него красовался огромный синяк от её утреннего удара.

– Госпожа! – подскочил он. – Мы так перепугались, когда ты убежала!

Рогнеда не обратила на него внимания и забежала в дом. Бросилась к лестнице прямиком на чердак. Нужно было проверить, остались ли живые птицы – это единственное, что её сейчас волновало. Она так торопилась, что чуть не упала с хлипкой приставной лестницы.

На чердаке было темно и тихо. Пол усыпан перьями и помётом. Под потолком висели пустые клетки, лениво покачиваясь от сквозняка. Круглое чердачное окно распахнуто. Рогнеда никогда его не закрывала. И никогда не запирала клетки. Птицы всегда возвращались. Они всегда возвращались домой. К ней.

На глаза навернулись слёзы, и Рогнеда стиснула зубы, чтобы не расплакаться. Позади послышалось напряжённое кряхтение – это Войко взбирался на чердак.

– Что-то стряслось, госпожа? – кудрявая голова высунулась из проёма в полу.

Рогнеда взвыла. Ей нужно было куда-то деть страшные чувства, раздиравшие и давившие грудь. Она потеряла всех своих птиц! Она убила их! Они были с ней с самого детства! Они были её!

– Кто?! – взревела Рогнеда, хватая Войко за бороду и втягивая на чердак. – Кто был здесь?!

Войко схватил её за руку, вполз животом на дощатый пол и завалился на спину. Лунный свет упал на чернильную татуировку на его шее руны обещания, означающей, что и он принадлежит ей.

– Я не понимаю, госпожа! – верещал Войко, щуря слепой глаз. – Что-то случилось?

– Кто-то был здесь сегодня?! – Рогнеда изо всех сил дёрнула Войко за бороду. Татуировка на шее вспыхнула, причиняя ему боль и напоминая, кто здесь хозяин.

– Никого! Никого не было!

Рогнеда снова дёрнула бороду, руны разгорелись сильнее. Войко взвыл.

– Отвечай честно! Или хочешь, чтобы я тебя и второго глаза лишила?

Войко схватился за белый слепой глаз и с ужасом посмотрел на Рогнеду вторым – карим.

– Никого не было, госпожа! Клянусь! Глазом своим клянусь! Не было в доме чужаков!

– Из своих кто на чердак поднимался?

– Никто! Не знаю! Не видал, госпожа! Клянусь!

Рогнеда занесла руку, чтобы хорошенько его ударить по раскрасневшейся роже. Но тут что-то пискнуло в темноте. Рука дрогнула, и Рогнеда резко обернулась.

Писк повторился. Громче и требовательнее. Неужели? Рогнеда бросила Войко и пошла на звук. Войко сдавленно застонал.

В самой дальней клетке в тёмном углу, куда не добирался лунный свет, Рогнеда разглядела гнездо, а в нём – три маленьких чёрных комочка. Они дрожали, разевали жёлтые клювы и верещали, настойчиво требуя пищи. Похоже, кто-то из галок припозднился с выводком.

– Войко.

– Да, госпожа?

– Иди копать червей. Нужно покормить птенцов.

– Но сейчас середина ночи, темно…

Рогнеда медленно обернулась. Войко сжался под её взглядом.

– Иди копать червей.

– С‑слушаюсь, госпожа! – Войко поклонился и мигом скрылся из виду.

Рогнеда вернулась к птенцам. Аккуратно, боясь повредить их хрупкие тельца, провела пальцами по едва оперившимся спинкам.

– Как же вас назвать?

Птицы окружали её с детства. Первую галку Рогнеда нашла, когда ей было шесть. Играла в саду у дома. Зеленью клубилось позднее чароградское лето, на деревьях уже спели яблоки, а ветер тревожил ковыль и незнакомые фиолетовые и жёлтые цветы. Галку Рогнеда увидела на ветке старой яблони. Захотела потрогать, но она всё никак не давалась в руки, ускользала, но не улетала далеко, пересаживалась с ветки на ветку, с забора на лавку, заставляя себя преследовать. Она будто играла с Рогнедой. Смеялась над ней. Разозлившись, Рогнеда бросила в неё камень.

Камень попал в цель, и галка рухнула в траву. Она всё ещё пыталась убегать, волоча по земле перебитое крыло. Рогнеда неторопливо шла за ней, наблюдая тщетные, жалкие попытки сбежать. Она была довольна собой. Суметь попасть камнем в птицу с такого большого расстояния – вот это удача!

Когда игра в догонялки наскучила, Рогнеда взяла галку в руки. Птица заверещала, то ли от боли, то ли от страха, а Рогнеда склонила голову набок, чтобы лучше рассмотреть чёрные пёрышки. Тогда они и встретились взглядом. Серый птичий глаз смотрел жалобно и беспомощно. Только после этого Рогнеда заметила, как вздымается и опускается грудка, как быстро стучит под пальцами маленькое сердечко.

– Сверни ей шею, чтоб не мучилась, – отец появился из утреннего тумана, напоминая огромную тёмную гору. Его низкий голос рокотал, подобно раскатам грома. Тяжёлая рука легла на худенькое плечо Рогнеды.

– Она мучается?

– Ты сломала ей крыло. Вряд ли она долго протянет. И сейчас ей очень больно. Как тебе было, когда ты вчера упала, помнишь?

– Больно, – повторила Рогнеда и посмотрела на свои разбитые коленки. Вчера ей тоже было больно. – А почему её надо убить?

– Потому что, убивая тех, кто ни на что не годен, мы делаем мир лучше. Так мы оставляем больше шансов тем, кто готов бороться. Этот мир создан для сильных, слабым в нём нет места. И лучшее, что мы можем сделать, избавить слабых от страданий. Давай, – отец потрепал её по макушке. – Просто сожми её голову и резко поверни. Это очень просто.

Рогнеда послушно схватила галку за голову. Та заверещала и забилась ещё сильнее, пытаясь вырваться. Рогнеда медлила. И это позволило птице извернуться и клюнуть её за палец.

– Ай! – на коже выступила красная капля.

– Не зевай, – хохотнул отец.

Рогнеда посмотрела на галку – та снова попыталась клюнуть.

– Она борется, – Рогнеда посмотрела на отца. – Я не буду её убивать.

Отец кивнул и погладил длинную чёрную бороду.

– Тогда позаботься о том, чтобы она верно тебе служила. Когда ты не избавляешься от слабых, хотя бы извлекай из них пользу.

Рагна – так она назвала галку – верно служила ей тринадцать лет. Вплоть до сегодняшней ночи.

– Ты будешь Рагна, – Рогнеда легонько щёлкнула по клюву одного из птенцов. – А вы двое… Дагни и Акке.

Птенцы снова требовательно заверещали.

Когда Войко вернулся с червями, Рогнеда забрала их и выгнала Войко с чердака. Ели птенцы хорошо, давая надежду на то, что переживут ночь. От этой мысли Рогнеда выдохнула с облегчением. Накормив их до отвала, она направилась в спальню. Нужно было выяснить, кто посмел её проклясть.

Плотно закрыв за собой тяжелую дубовую дверь, Рогнеда поправила оберег из связки чертополоха, который висел на стене, и осмотрелась. На первый взгляд всё выглядело как обычно: кровать аккуратно застелена цветастым одеялом, на письменном столе у окна идеальный порядок, книги на полках на своих местах, печати на сундуках в порядке, а в большом серебряном зеркале – как обычно в этот час – отражается огрызок луны. Остальные обереги тоже были на месте: медное солнце с самоцветами висело над кроватью, вокруг окна темнели нетронутые охранные руны. Рогнеда приподняла край ковра – и здесь вязь рунического заклинания была на месте. Похоже, незваных гостей не было. Переступи кто чужой порог спальни, руны бы стёрлись. Все эти заклинания она составляла сама, придумывала, сплетала – это не знакомые всем чары из книг по чародейству, против которых можно выучить приёмы. К её заклинаниям нужно долго и кропотливо подбирать ключи, тревожить их отмычками, раз за разом терпеть неудачу перед тем, как добиться своего. Нет, у её убийцы не было столько времени.

Рогнеда скинула платье, пропитавшуюся потом и всё ещё пахнущую страхом нижнюю сорочку и нагая подошла к зеркалу. Между грудей вырисовывалась магическая татуировка – две руны, сплетённые вместе так туго, что отдельных знаков не разобрать. Для чужого глаза – красивое украшение, а на деле – самый надёжный её оберег. Руна «Страж», похожая на угловатую хищную птицу с раскинутыми крыльями, почернела. Почернел и связующий узор из сплетенных между собой узлов. На их фоне сияло золото «птичьей лапы» Чернобога. Прежде в общей вязи золотых символов её было не распознать. Рогнеда придумала это сочетание сама, чтобы скрыть связь с Чернобогом и, разумеется, приумножить свою силу. Выуживала знания из маминых книг и бесед со знакомыми ведьмами и чернокнижниками. Ей всё приходилось делать самой. Никто и никогда не приносил сладких даров на золотом блюдечке.