Дикие Куры

5

В сарае Шпрота нашла все, что ей могло пригодиться: бечевку, небольшой коловорот, старый цветочный ящик и целую кучу пустых консервных банок. Банки бабушка Слетберг собирала, чтобы хранить в них гвозди, пуговицы и другую мелочь.

Все три мышеловки в сарае, в которые бабушка перед отъездом положила свежее сало, Шпрота защелкнула.

После этого она перетащила все, что собрала, к воротам сада.

Изольда же пропала, как сквозь землю провалилась.

– Ну погодите, погодите, – бормотала Шпрота, просверливая коловоротом дырки в стенках ба- нок.

Она старалась не думать обо всех ужасных вещах, которые могли случиться с Изольдой. Но это ей ни в какую не удавалось. От беспокойства за Изольду и от страха перед тем, что скажет бабушка, ей становилось совсем не по себе.

Перевернув цветочный ящик вверх дном, Шпрота установила его за живой изгородью так, чтобы он не был виден со стороны ворот. Потом протянула через дырки в банках длинную бечевку и расставила связанные между собою банки на ящике в ряд. Затем она привязала длинный конец бечевки к ручке ворот и с хмурым видом оглядела свое творение.

«Да, должно сработать. Теперь, если кто-то откроет ворота, банки свалятся с цветочного ящика и наделают столько шуму, что даже в доме будет слышно».

На всякий случай Шпрота сама проверила свою сигнализацию. Результат оказался впечатляющим: через живую изгородь заглянул господин Фейсткорн – вечно недовольный сосед бабушки Слетберг – и рявкнул:

– Что здесь происходит?

А где-то дальше злобно зарычало не меньше трех собак.

«Я не я буду, – подумала Шпрота, – если это вмиг не обратит в бегство всех шпионствующих Пигмеев до последнего!»

Она снова аккуратно расставила банки на ящике и побежала в курятник.

Курицы, закрыв глаза и распушив перья, уже сидели на своих насестах. Когда Шпрота вошла проверить, нет ли свежих яиц, несушки сонно закудахтали. Ближе к двери сидела Эмма, за нею Кокошка, а рядом Хуберта. Шпрота в который раз удивилась тому, как рано они устраиваются спать.

Однажды бабушка Слетберг объяснила ей, что самая слабая несушка всегда сидит спереди, а самая сильная – в середине. По ночам, когда становится холодно, ей в середине теплее всех. Зимой она даже подсовывает свой гребешок под хвост передней курицы, чтобы не замерзал.

Обычно в середине всегда сидела Изольда.

«Вот окажись тут сейчас Фред или кто-нибудь еще из этих идиотских Пигмеев, – подумала Шпрота, – я бы его так поколотила – он бы потом три дня разогнуться не мог».

Шпрота осторожно вынула из гнезд три свежих яйца.

В каждом гнезде лежало еще и по одному гипсовому яйцу – чтобы курицы лучше неслись. Гнезда, конечно, тоже были не настоящие – это просто были маленькие деревянные ящички, выложенные соломой.

Пожелав несушкам добрых снов, Шпрота тихо вышла и закрыла за собой дверь на задвижку.

В курятнике были крохотные сени, в которых бабушка хранила солому и мешки с кормом.

Шпрота положила яйца на солому, наполнила старый цветочный горшок кормом и вышла наружу.

Было все еще очень тепло. По соседству шумела газонокосилка, где-то с громким визгом ссорились две кошки.

Кошки!

«Да чего уж там, – успокоила себя Шпрота. – С кошкой-то Изольда точно справится».

Она как раз сыпала корм тонкой полоской от ворот к курятнику, когда раздался звонок телефона. Шпрота вбежала в дом.

– Алло! – сказала она, слегка запыхавшись. – Слетберг у аппарата.

– Где ты пропадаешь? – недовольно проворчал ей в ухо бабушкин голос. – Я жду уже гудков десять.

– Я? А что… я была в огороде, – заикаясь, сказала Шпрота.

Сердце забилось так громко, что ей показалось, будто и бабушке тоже слышно.

– Что-то не в порядке?

– Почему? Нет, все в порядке.

Обычно бабушка Слетберг сразу замечала, когда ее внучка врала, потому что Шпрота тут же заливалась румянцем. «Краснеешь, как вишневое варенье», – говорила ей бабушка. Но через трубку этого, к счастью, не было видно.

Бабушка недоверчиво хмыкнула.

– Смотри, не забывай всегда запирать дверь курятника. Ты ведь знаешь, как легко она распахивается.

– Да, конечно.

«Если бы она только знала! – подумала Шпрота. – Голову бы мне оторвала».

– Что-то голос у тебя странный, – сказала бабушка Слетберг. – Ты не больна?

– Нет-нет! – ответила Шпрота. – Я чувствую себя хорошо. Правда.

– Ну ладно. – Бабушка Слетберг откашлялась. – А почему ты вообще здесь? Тебе давным-давно пора быть дома!

– Мама еще работает, – пробормотала Шпрота.

– Что ты сказала? Прекрати мямлить.

– Мама еще на работе! – повторила Шпрота.

– Слишком уж много твоя мать работает.

– По-другому не получается, – сказала Шпрота и показала трубке язык.

– Всего хорошего, – пробурчала бабушка Слетберг. И бросила трубку. Так она заканчивала все свои телефонные разговоры. Бросала трубку, и все.

«Надо бы и мне разочек так сделать», – подумала Шпрота.

Она принесла школьный ранец и села в кухне делать уроки, хотя ее всю так и трясло от злости. А от переживаний за Изольду ее еще больше лихорадило.

Шпрота проснулась от грохота консервных банок.

Она испуганно встрепенулась и тут же заметила, что все еще сидит за кухонным столом.

За окном была непроглядная тьма.

«Зараза! Как же это я заснула!» – подумала она.

Сердце забилось как сумасшедшее.

«Кто там может быть? Ведь Пигмеи наверняка давно уже спят в своих постелях. А если это настоящий грабитель? Вдруг кто-то ищет бабушкины сокровища?»

Затаив дыхание, Шпрота прокралась через темный коридор к двери, осторожно приоткрыла ее и выглянула наружу.

В темноте, понятное дело, мало что можно было разглядеть. Но она услышала, как кто-то выругался. И этот кто-то приближался к дому! Шпрота судорожно схватилась за ручку двери. «Назад. В кухню, – пронеслось у нее в голове. – К телефону».

Но от страха она буквально оцепенела.

– Шпрота! Ради бога, зажги свет, наконец. Что это за дурацкая шутка с банками? Хочешь, чтобы я себе ноги переломала?

– Мама?! – изумилась Шпрота. – Как… Ты что тут делаешь?

Из темноты вынырнуло мамино усталое лицо.

– Я чуть не уснула за рулем. Вот и сказала себе: поезжай-ка лучше домой, сделай дочке сюрприз. И что ждет меня дома? – Она со вздохом прислонилась к косяку входной двери. – Записка: «Мама, я ночую у бабушки». И больше ничего. А ведь ты отлично знаешь, что я бы тебе не разрешила. Чтобы вот так, в полном одиночестве…

– Прости, – пробормотала Шпрота. – Но мне ужасно не хотелось ехать домой и ночевать в пустой квартире.

– Ну, ничего страшного, – сказала мама и обняла ее. – Но впредь так не делай, обещаешь?

Шпрота кивнула.

Мама поцеловала ее в волосы, и они вместе прошли в кухню.

– Ты ведь даже не спала. Как же ты завтра в школу пойдешь, а? – Мама потерла колено.

– Что с тобой? – озабоченно спросила Шпрота.

– Да это все твоей сигнализации спасибо. Боже, я до смерти перепугалась. Я ведь угадала, это сигнализация?

– Вообще-то я ее для Пигмеев готовила. – Шпрота сложила свои школьные вещи. – Заварить тебе чаю?

Мама зевнула.

– С удовольствием попью. Что еще за Пигмеи такие?

– Да так, банда Фреда, – сказала Шпрота. – Я сегодня собрала здесь свою банду, а мальчишки нас выследили и выпустили всех кур.

– Ой! Бабушкиных кур?! Надеюсь, они все на месте.

Мама устало присела к столу и положила ноги на соседний стул.

– В том-то и дело, что нет! – Шпрота принюхивалась к различным сортам чая. – Все просто ужасно. Изольда пропала!

Из глаз Шпроты брызнули слезы. Она торопливо утерла их.

– Что ты выбираешь: из лепестков роз или кокосовый?

Экзотические сорта чая были единственной роскошью, которую позволяла себе бабушка Слетберг.

– Давай лепестки роз. – Мама вздохнула. – Ох и достанется нам, когда бабушка вернется. Что же нам делать?

– Может быть, сегодня ночью Изольда сама найдет дорогу домой, – тихо сказала Шпрота. – Она ведь гораздо смышленее других несушек.

Но голос ее звучал не очень уверенно.

Она осторожно залила лепестки кипятком, и кухня тут же наполнилась благоуханием роз.

– Знаешь что? – сказала мама. – Сейчас попьем чаю и пойдем вместе искать Изольду. У меня фонарик с собой.

– Это было бы здорово. – Шпрота всхлипнула, и на глаза у нее снова навернулись слезы. – А то я ужасно переживаю.

Ночь была черной-черной, как смола. Фонари на улице, где жила бабушка Слетберг, стояли редко. Лучик от маминого фонарика, словно тонкий дрожащий палец, ощупывал темноту вокруг.

– Изольдой ведь белую зовут, верно? – тихо спросила мама.