Дикий берег

Глава 3

Ирина Лебедева не была замкнутым человеком. Она любила общение и, если приходилось оставаться на несколько дней в одиночестве, чувствовала себя некомфортно. Когда муж уезжал в командировку, а сын пропадал целыми днями неизвестно где, она предпочитала просто гулять по улицам, без определенной цели, лишь бы не быть одной. Если удавалось договориться, встречалась с приятельницами все равно какой степени близости. В такие минуты ей казалось, что любое общение все-таки лучше тишины, любой человек может быть интересен, если к нему прислушаться как следует, любая тема может быть важна…

Дура она была раньше, в общем. Не понимала своего счастья. Можно ценить подружек, если поболтать с ними за чашкой кофе в кафешке, прошвырнуться по магазинам, а потом, через пару часиков, расстаться на неопределенное время – до следующей Юриной командировки. Хорошо ценить общение, если в любой момент можешь его прервать.

Еще вчера утром Ирина была полна оптимизма. Ей нравилось абсолютно все: и комната в пансионате, и потрясающие виды, которые открывались прямо из окна, и воздух, наполненный запахами хвои, ледяной воды в родниках и еще чего-то неуловимого, свежего. И Юрина идея съездить на экскурсию на целый день очень нравилась, и компания, которая подобралась в эту поездку, тоже нравилась. Люди все были с виду приличными, воспитанными. Даже парень этот, который всем и каждому рассказывал про вновь обретенного брата, казался милым и искренним. Да и программа экскурсии оказалась очень удобной: сначала, пока ехали на машине, инструктор говорил что-то, говорил без остановки. Местные легенды рассказывал, сказки. Пару раз микроавтобус останавливался. И они ходили смотреть могилу какой-то древней принцессы (вернее, яму в земле, которая осталась на месте могилы после налета археологов), груду круглых камней, оказавшихся еще нераскопанным курганом кого-то такого же древнего, но не такого знатного, как принцесса. В другой раз остановились возле здоровенного плаката, сообщающего о знаменитом целебном ключе. Сам ключ оказался, естественно, здесь же, рядом с плакатом. Любовно обложенный такими же, как в кургане, гладкими камнями, он стекал тонкой струйкой в специальный желобок, чтобы удобнее было набирать воду. Даже кружка стояла рядом на камне – старенькая, с оббитой эмалью. Ирина не рискнула из нее пить, набирала воду в сложенные ковшичком ладони.

Когда погрузились кое-как в лодку, паренек-инструктор уже не рассказывал ничего, из-за шума мотора его все равно никто бы не услышал. Только время от времени взмахом руки приглашал полюбоваться на особенно интересные скалы по берегам.

Когда выгрузились на берег, сначала прошли всей компанией к водопаду, снова послушали местную сказку про сбежавшую от врагов древнюю красавицу, превратившуюся в конце концов в водный поток. Или это она наплакала целый водопад? Все эти местные сказки и легенды ко второй половине дня слились для Ирины в одну нескончаемую историю про храбрых воинов и удивительных красавиц, могущих по желанию превращаться то в птичку, то в рыбку, а то и в целый водопад. Было весело и интересно, как в детстве.

Потом инструктор показал тропу, ведущую к горному озеру, рассказал, как дойти от него к леднику. Особо неугомонных и жадных до впечатлений порадовал историей про Город духов, лежащий чуть в стороне, и предложил желающим прогуляться и туда тоже. Желающих не нашлось кроме троицы студентов. Но те от услуг провожатого отказались, поскакали в гору самостоятельно. Тем более что тропа к этому Городу духов была натоптана не хуже, чем к озеру.

Они с Юрой и Костиком дошли до озера, перекусили на берегу захваченными бутербродами, сфотографировались на фоне отражающихся в изумрудно-голубой воде горных вершин, посидели на нагретых камнях, наслаждаясь воздухом и тишиной.

Потом до озера доковыляла эта Ольга со своим неприметным мужем, и настроение у Ирины стало портиться незаметно для нее самой. Ольга мешала одним своим присутствием. Вот в дороге не мешала, а здесь начала раздражать невероятно, как будто вломилась в самый неподходящий момент в комнату, куда входить ей вообще не следовало. Ирина поняла вдруг с удивлением, что будто бы даже ревнует озеро к Ольге, жадничает, не хочет, чтобы эта курица видела ту же красоту, что она. Ощущения были новые и неприятные. Но вот ведь странная штука: чем больше Ирина саму себя мысленно убеждала, что так нельзя думать, нельзя жалеть для постороннего человека окружающей красоты, на которую тот имеет такое же право, как она сама, тем ненавистнее становилась для нее эта Ольга. Будто это она была причиной непонятного самой Ирине глухого раздражения.

Она рывком встала и, ни слова не говоря мужу и сыну, пошла по тропе обратно. Почти побежала, подгоняемая крепнущим в душе раздражением и досадой. В спину ей неслись восторженные Ольгины вопли. Курица безмозглая! Разве можно орать в таком необыкновенном месте?

Муж нагнал ее уже почти у самого водопада.

– Что случилось?

Ирина не стала отвечать, да он вряд ли ждал от нее внятного ответа. По его лицу было понятно, что испытывает он сейчас похожие чувства. А может, и нет. Черт его знает, что он вообще там испытывает. Разговаривать сейчас вообще ни с кем не хотелось, даже с ни в чем не виноватым Юрой. Он, в конце концов, как лучше хотел: про экскурсию эту узнал, сходил договорился, организовал все. Подумает еще, что она чем-то недовольна. Ирина уже открыла было рот, чтобы сказать мужу что-нибудь приятное, но вдруг поняла, что не хочет этого совершенно. И вообще ей плевать, что он там себе думает и чувствует. Надоело ей быть милой, устала. И вообще, ноги не идут уже, есть хочется, несмотря на бутерброды. И обратно в пансионат хочется все сильнее. Лечь там на кровать, отгородиться от всех книжкой. Чтобы не лезли с разговорами. И вообще чтобы не лезли, оставили ее в покое.

– Пойдемте скорее обратно, – буркнула она, ни на кого не глядя. – Скоро, наверно, лодка придет. Да и погода портится, как бы под дождь не попасть.

Небо и в самом деле потемнело в полном соответствии с Ирининым настроением. Будто выключили радость и счастье, а включили тоску и унылую беспросветность.

Потом все стало еще хуже. Лодки на месте не оказалось, и, судя по растерянному виду паренька-инструктора, для него это было полной неожиданностью.

Ирина сцепила зубы и из последних сил старалась не раздражаться. Получалось плохо. Окружающие перестали вдруг казаться приятными людьми, превратились в бестолковых и утомительных болванов. Колян этот еще со своими семейными радостями. Его словно никакая усталость не брала, гомонил, не переставая, пока не уснул на полуслове.

Когда выяснилось, что уехать сегодня не получится и придется ночевать прямо здесь, в этой темной несуразной избе, она чуть не взвыла в голос. Представила на минуту, что спать ей придется на голых досках, не имея не то что одеяла, а даже одежды теплой. И переодеться завтра будет не во что, и зубной щетки с собой нет, ведь не собирались ехать с ночевкой.

На улице было сыро, печка дымила, спать предстояло вповалку с чужими людьми, есть было нечего, умыться толком негде. Ирина чувствовала, что с каждой минутой все ближе к банальной истерике. Улыбалась из последних сил, отвечала вежливо и мечтала, чтобы скорее наступила ночь. Тогда все наконец заткнутся и перестанут мельтешить перед глазами.

Она еле дождалась утра, ворочаясь на жестких досках. Готова была вприпрыжку бежать на берег (черт с ним, с завтраком и умыванием!), лишь бы поскорее отсюда уехать. Хватит с нее экстрима и единения с природой.

Утром лодка тоже не пришла. Потом выяснилось, что идиот-инструктор посеял где-то единственный работающий телефон, потом, что он вообще собирается бросить их здесь еще как минимум на день, а сам уйти за помощью.

Ирина готова была выть от бессилия и злобы. Наорать на кого-нибудь, обругать, даже ударить. Честное слово, она была близка к тому, чтобы двинуть кулаком в вечно довольную рожу этого Коляна. Зажмурилась и сжала кулаки, чтобы не сорваться. И так просидела с полчаса с закрытыми глазами, уговаривая себя потерпеть еще немного, совсем чуточку.

Когда все стали искать провалившуюся куда-то Ольгу, Ирина ощутила совсем уже суконную, равнодушную усталость. Сил не было даже возмущаться. Она пошла вместе со всеми на берег, посмотрела с ненавистью на кричащих на разные голоса людей, на мечущегося по берегу Вадима Сергеевича (кажется, так он вчера представился, она не запомнила толком). Подумала, что, когда Ольга явится, именно ей она и вцепится в лицо, в волосы, в глаза… Отведет душу за все эти два испорченных дня.

Рисуя мысленно эти кровавые картины мести, она не заметила, как все ушли с берега обратно к избушке. Просто обнаружила вдруг, что вокруг стало очень тихо и просторно. Подняла лицо к небу и замерла, вглядываясь в высоту и синеву, незаметно для себя успокаиваясь. Как там говорила Дашка? Покой и воля? «На свете счастья нет, а есть покой и воля». Так, кажется, это звучит? Воля в данном случае была совсем ни при чем, а вот покой ощущался каждой клеточкой уставшего и издерганного организма. Ирина вдохнула полной грудью раз, другой, обвела неторопливым взглядом лес на противоположном, таком недоступном, берегу и подумала вдруг, что даже умереть в таком месте совсем не страшно. Умереть и остаться здесь навеки.

– На свете смерти нет, а есть покой и воля, – повторила она вслух и невольно вздрогнула, осознав зловещую оговорку.

Кажется, она стала понимать, зачем эта курица Ольга Павловна поперлась на берег среди ночи. Здесь будто отступали от тебя повседневная суета и мелочные заботы. Все было настолько настоящим и первозданным, что чувствуешь себя чужеродным предметом со своими сожалениями об отсутствии зубной пасты и теплого сортира. «Царство природы», – подумала Ирина вдруг непонятно почему. Действительно, настоящее царство. И здесь, и у озера. В Город духов зря они вчера не сходили – там, должно быть, вообще что-то невероятное можно почувствовать.

Кстати, о теплом туалете. Проблема эта напоминала о себе все чаще. Вчера Ирина терпела и уговаривала себя, что скоро они вернутся в пансионат, а там и душ, и туалет человеческий, вот совсем-совсем скоро… Ну да, она неженка, испорченная цивилизацией. Пусть неженка! Ну не может она ходить «в кусты». Вчера они с Дашкой выходили, конечно, по малой нужде, но теперь-то все серьезнее.

Ирина огляделась затравленно и, выбрав кусты погуще, нырнула туда. Прошла еще несколько шагов, чтобы выбраться из совсем уже дремучих зарослей. Заросли ее как-то совсем не располагали к предстоящему процессу.

– Что ты за цаца такая! – сказала она сама себе со злостью. – Все ходят как-то, не страдают. Вон за тем кустом вроде посвободнее, и с реки не видно. Туда и иди.

Обогнув «тот куст», она начала топтаться на месте, приминая слишком, по ее мнению, высокую траву, сооружая небольшую такую площадку.

Трава приминалась плохо, Ирина топталась все яростнее, забыв уже, зачем затеяла это все. Загребала ногами широко, утаптывала, возвращалась на одно и то же место снова и снова, потом переходила чуть в сторону и опять топтала с остервенением.

Описывая правой ногой очередной полукруг, вдруг споткнулась обо что-то, да так, что чуть не свалилась от неожиданности.

– Не хватало тут еще ноги переломать, – проворчала опять сама себе и наклонилась посмотреть, раздвинула высокую траву руками.

Тошнота моментально подкатила к горлу, в глазах потемнело, и Ирина поняла отчетливо, что сейчас грохнется в обморок прямо здесь, на утоптанной для «большой нужды» полянке. Но еще прежде, чем поняла это, услышала собственный истошный визг.

Первое, что увидел Денис, прорвавшись наконец сквозь ивовый заслон, была бледная до синевы Ирина, которая сидела, скрытая травой почти по плечи, и смотрела прямо перед собой огромными от ужаса глазами. Кричать она уже не могла, сипела сорванным горлом.

Денис проследил за ее взглядом, шагнул, разгреб траву…

Ольга лежала вниз лицом, вытянув вперед руки. И сама какая-то неестественно вытянутая, с вывернутыми наружу пятками. То, что это именно Ольга Павловна, можно было понять по одежде и характерной грузной комплекции. Только так.

Голова, вернее то, что от нее осталось, представляла жуткое зрелище. Вместо затылка – кровавая каша из костей и волос. Да и лежала голова как будто в стороне, едва соединяясь с искромсанной шеей, с торчащим из застывшей красным желе раны позвонком.

Топор, в ржавых пятнах крови, с прилипшей к лезвию прядью рыжих Ольгиных волос, лежал тут же, в шаге от изуродованного тела.

Денис, борясь с тошнотой, сглотнул вязкую слюну и машинально полез в карман за сигаретами.

И чуть не упал вперед, на лежавшую кулем убитую – со спины на него налетел не рассчитавший скорости Колян. Следом появились и все остальные.

– Пацана не пускайте, – сказал Денис хрипло. – И Дашу тоже. Не надо им сюда.

Было уже поздно – Костя топтался рядом, с таким же, как у матери, белым от ужаса лицом. Дашку успел перехватить поперек туловища Иван, задержал на подходе.

В общем оцепенении как-то не сразу вспомнили о Вадиме.

Он стоял чуть в стороне от всей компании, жавшейся инстинктивно в кучу. Стоял, пожалуй, дальше всех от тела и смотрел на мертвую жену не отрываясь. Подбородок его мелко-мелко трясся, руки теребили края куртки какими-то слишком частыми движениями. Денис взглянул на него и испугался во второй раз, даже сильнее, чем вида разрубленной Ольгиной головы. Мысль о возможном припадке пронеслась в голове. Он метнулся в сторону Вадима, не зная еще толком, что будет делать, если тот сейчас упадет и забьется в конвульсиях. Руки-ноги ему держать, что ли? Язык вытаскивать, чтобы не задохнулся?

Припадка с Вадимом, к счастью, не случилось. Когда подбежавший Денис схватил его за плечи, Ольгин муж вдруг как-то разом обмяк и стал оседать на землю, сознания при этом не теряя. Сидел молча и смотрел на убитую Ольгу остановившимся взглядом.

Опомнившийся Юрий поднял жену, увел подальше от трупа. Денис подозвал взглядом Коляна, и вдвоем они почти перенесли безучастного ко всему Вадима на берег. Остановились у воды, умылись, закурили все разом. В сторону злополучных кустов никто не смотрел.

– А врачи среди нас есть? – спросил вдруг Юра.

– А на фига? – отозвался Колян. – Медицина тут бессильна, как говорится. Это любому ясно.

– Да я не о том. Вадиму Сергеевичу, по-моему, медицинская помощь нужна.

– Я в порядке, – тихо отозвался Вадим.

Голос у него был какой-то неживой, словно робот говорил. Без интонаций совершенно, без эмоций. И весь он будто оцепенел, даже, кажется, позу не поменял с тех пор, как его усадили на мокрый песок. Сидел, сгорбившись, втянув голову в плечи, смотрел немного влево. В общем, совсем он не походил на человека, у которого все в порядке. Но хоть голос подал – уже хорошо.

– Но врач мог бы определить время смерти, – снова влез Юра. – Хотя бы примерно.

– И что вам это даст, любезнейший? Легче вам станет от того, что вы будете знать, когда именно ее убили? – Артем смотрел на Юрия с интересом и даже слегка улыбался. Глядя на него, можно было подумать, что все произошедшее его невероятно забавляет.

– Надо милицию вызывать, – Дашка вырвалась наконец из цепких Ивановых рук и подошла к основной компании. – Это ведь не шутки, тут специалисты должны все осмотреть.

– Вот когда телефон найдем, так сразу и вызовем.

Вспомнив о пропавшем телефоне, Денис снова мысленно обругал себя идиотом.

– Пойдемте, мужики, посмотрим, что там все же случилось, – предложил Серега.

– Там нельзя ничего трогать! Надо милицию вызывать, – не унималась Дашка.

Серега мягко отодвинул ее с дороги и зашагал обратно, к тому месту, где осталась лежать убитая Ольга. Денис с Коляном пошли следом. За ними, немного поколебавшись, потянулись Димка и Артем.

– Я пас, – сказал им в спину Иван, – я крови боюсь. И вообще, Юра прав. Там медик смотреть должен, кто понимает хоть что-то. А с нас какой толк?

Подойдя к трупу почти вплотную, Денис постоял немного в нерешительности. Весь молодецкий задор куда-то вдруг пропал. Не то что осматривать – прикоснуться-то к убитой было страшно. Да и непонятно, если честно, как этот самый осмотр вообще происходит.

Денис протянул руку, тронул Ольгу за плечо. Ощущение такое, что под одеждой не человек, а деревянная кукла.

– А через сколько времени трупное окоченение начинается? – спросил он шепотом.

– Часа через два-три вроде, – сказал Колян неуверенно. – Может, и четыре. Там, кажется, от температуры воздуха зависит.

Получалось, что убили Ольгу часов в пять утра. Или раньше. Теперь они об этом знали, вдобавок к тому, что рассказала Дашка, но совершенно непонятно было, к чему эти знания можно применить. Что им, в самом деле, дает знание о примерном времени убийства? Ровным счетом ничего.

– Слушайте, а что она здесь делала, в кустах этих? Она же к реке хотела пойти.

– Может, перехотела по дороге. Кто их, баб, разберет – у них семь пятниц на неделе, – Колян мрачнел все больше и упрямо отказывался видеть хоть какую-то загадочность в происшедшем. – Зачем вот Ирка эта сюда пошла, например?

– С ней все как раз понятно, – хмыкнул Артем. – Она, извините за подробность, в туалет захотела, вот и полезла в кусты.

– Так, может, и Ольга эта Павловна тоже в туалет захотела.

– Ночью-то какой смысл в кусты лезть? Все равно ничего не видно – садись, где приспичило.

– Это мы с тобой можем, где приспичило. А бабы – народ нежный, они стесняются даже ночью.

Денис слушал перепалку Артема с Коляном вполуха. Он наблюдал за Серегой, нарезавшим круги вокруг убитой. Пригляделся и понял, что его так заинтересовало.

Трава вокруг убитой, там, где потопталась почти вся группа, была порядком примята. И путь от ивняка к месту, где Ирина нашла убитую, тоже был вытоптан как надо. Но, если присмотреться внимательно, становилось заметно, что в противоположную сторону тоже уходил еле заметный след – там трава уже успела подняться, но все же не до конца.

– Получается, она оттуда пришла? – спросил он у Сереги негромко.

– Вряд ли. Братан мой прав, нечего ей здесь было делать ночью. Да и не оставит один человек такой след. Даже двое не оставят, учитывая убийцу. Ее сюда волоком притащили, скорее всего. И здесь уже убили. Видишь, кровью только здесь все залито. Если бы приволокли уже с разбитой головой, кровь и на траве была бы. Топор-то, кстати, узнаешь?

Денис кивнул мрачно. Топор он узнал сразу. Тот самый, что посеял вчера тинейджер Костя, с кольцом синей изоленты на рукоятке. Да и откуда здесь взяться другому топору?

Он обошел мертвую женщину и стал медленно пробираться по едва заметному следу в траве. Серега прав, здесь явно волокли по земле что-то тяжелое. Только непонятно: если убили Ольгу позже, почему она даже кричать не стала? Когда тебя тащат волоком по земле, как-то сразу должно стать ясно, что ничего хорошего дальше не будет.

– Скорее всего, ее оглушили сначала, а потом уже сюда притащили, – словно услышав его мысли, подтвердил Серега. – Если бы она в сознании была, то сопротивлялась бы, тогда след был бы гораздо больше. Да и мы бы в избе услышали, ночью же тихо.

Очень быстро они дошли до границы леса и прибрежной песчаной отмели. На песке след волочения был уже явным.

– Вот здесь она упала, – Денис остановился на истоптанном участке и, присев на корточки, вглядывался в следы на песке.

Краем глаза заметил под кустом справа от себя небольшой серебристый предмет. Потянулся, отодвинул ветку.

Пропавший бесследно телефон нашелся так же неожиданно, как и многострадальный топор. И точно так же это обстоятельство совсем не радовало.

– Узнаешь? – он показал на мобильник рукой, не поднимая его с земли.

Серега присвистнул и цапнул телефон. Потыкал в кнопки и сообщил, как будто совсем не удивившись:

– Аккумулятор сел. Зараза! Как не вовремя все!

– На хрена ты его хватаешь? – возмутился Денис, понимая, что толку от его воплей уже никакого. – Там же отпечатки пальцев могут быть.

– Они там наверняка есть, – согласился Серега. – Ольги Павловны. Это ведь она, получается, телефон ночью взяла.

– А могут и убийцы пальчики быть. А ты хватаешь.

– Так мои пальцы там все равно уже есть. Телефон-то мой. Твоих, кстати, там тоже навалом. Там все уже отметились, перекладывали ведь вчера с места на место все кому не лень. И вообще, командир, что толку сейчас от отпечатков? Ментов мы вызвать все равно не можем, правильно?

Денис кивнул, не понимая пока, куда он клонит.

– А раз так, то и не парься зря. Чьи там на телефоне отпечатки, сейчас не важно. Ты подумай лучше о том, что, кроме нас, здесь нет никого. А это что значит?

Денис понимал, что это значит, просто гнал от себя эту страшную мысль. Как будто если не называть вещи своими именами, то есть надежда, что все это не по-настоящему.