Однажды, проснувшись на восходе, я пошел за лошадьми. По дороге мне встретился мальчик Гариф и сказал, что наши кони пасутся на берегах Ак-Куля.
Озеро было прекрасно. Косые лучи восходящего солнца играли на спокойной глади воды. Казалось, что через озеро перекинут блестящий мост, осыпанный золотыми пылинками. Вдали, у берега, разбивая веслами воду, скользила взад и вперед рыбачья лодка. Рыбаки проверяли сети.
Любуясь озером, я подошел к камышу, росшему у самой воды.
Признаться, я удивился, услышав одинокий голос дикого гуся:
«Кыйгак… Кыйгак…»
Я осмотрелся. Ни в воздухе, ни на озере гусей не было видно.
«Что такое? — подумал я. — Где же он?»
Я прислушался. Крик повторился совсем близко, где-то рядом со мной, в камышах.
Раздвигая камыш руками, я вошел в холодную воду.
И вдруг, испугавшись меня, в зарослях забился дикий гусь. Он пытался взлететь, хлопал, одним крылом, подпрыгивал, но попытки его были тщетны. Вероятно, вчера его ранил охотник, и гусь не мог улететь со стаей.
Притаившись в зарослях камыша, этот гусь с тоской в глазах смотрел, как в прекрасном, безбрежном, как море, небе летят на далекий юг его друзья и товарищи.
Мне стало жалко гуся. Я поймал его без труда. Он пытался вырваться и хлопал здоровым крылом. Он принял меня за врага. Стараясь не задеть больного крыла, я понес его домой.
Он еще долго пытался вырваться, бился в моих руках, но потом устал и притих. А когда я гладил его голову, он старался спрятать ее.
Лишь к полудню привел я лошадей в деревню.
На меня рассердились дома за опоздание.
— Держать гуся — только мучить, — строго сказал отец. — Надо его зарезать.
Сердце мое испуганно сжалось.
— Не дам! — ответил я со слезами в глазах. Мне было жаль этого бедного странника, заблудившегося в чужих краях. — Я сам буду заботиться о нем.
— Ну хорошо, заботься, — сказал отец.
Я не знал, что делать от радости. Унес гуся в сарай для домашней птицы, поставил, ему сковородку с водой и хлебом. Но гость мой не стал ни есть, ни пить. Он с испугом забился в угол сарая и сидел там, не двигаясь.
Я насыпал гусю овса и проса. Но и этого лакомства он не отведал. У него не хватало смелости. До самого вечера он ни к чему не притрагивался.
Перед закатом солнца домой явились, гогоча, словно после большой работы, домашние гуси и стали искать еду.
Услышав их голоса, дикий гусь оживился. Он принял их за своих товарищей и приветствовал криком:
«Кыйгак… Кыйгак…»
Заслышав это, наш злой красноглазый гусак с длинной шеей захлопал крыльями, закричал и понесся к дикому гусю. А за ним, словно случилось что-то особенное, громко крича, понеслись и другие гуси.
Мой гость испугался и еще дальше забился в угол.
Гусак до того разъярился, что, пожалуй, убил бы пришельца, если бы я не помешал ему:
— Разве можно быть с гостем грубым и гордым? А если и с тобой поступят так же?
И я прогнал домашних гусей, чтобы успокоить гостя. Но они не скоро утихли. Красноглазый гордый гусак, хвастаясь храбростью, еще долго хлопал крыльями и кричал. И остальные, смотря на него, тоже громко гоготали.
Уходя домой, я сказал:
— Не смейте обижать слабого! Я заступлюсь за него!