Дикий папочка

Пролог

— Спи, ангел мой, — я осторожно глажу доченьку по пухлой щёчке. — Мама тоже скоро пойдёт спать, — зеваю. — Только папу твоего дождусь.

Слышу, как пищит электронный замок на входной двери. Не успела подумать, а Глеб уже пришёл. Поздно, как всегда — на часах девять вечера — но он много работает. В этом мужчину винить нельзя.

Осторожно, чтобы не разбудить, целую дочь и выхожу в коридор. Глеб ещё у двери — разувается.

— Привет, — улыбаюсь мужу и иду к нему, чтобы обнять.

— Почему ты так выглядишь? — вместо ласки он отвешивает мне упрёк.

— Я… — оттягиваю футболку с пятном на плече. — Маша срыгнула, я не успела переодеться.

— С волосами что? — Глеб не сбавляет темп.

— Что с ними? — бросаю короткий взгляд в зеркало.

Гулька на макушке немного растрепалась — мы с дочерью баловались перед сном.

— Переоденься и сделай мне кофе, — командует муж и идёт в гостиную.

Он сегодня не в духе сильнее обычного. Наверное, проблемы на работе.

Глеб включает электрокамин и, устроившись в кресле, вытягивает ноги. Даже ноутбук не взял и телевизор для фона не включил.

Что я стою?! Надо скорее переодеться и варить кофе.

На всё у меня уходит не больше десяти минут. Я захожу в гостиную в чистеньком халате и с кофе.

— Устал? — присаживаюсь на подлокотник кресла, в котором отдыхает мой супруг, и отдаю ему чашку.

Он кивает и делает глоток:

— С сахаром? — кривится. — Лера, какого чёрта кофе с сахаром?! — с психом ставит чашку на стеклянный журнальный стол.

Лужица кофе на столешнице и брызги на белом ворсистом ковре.

— Прости, — мне неловко, — я забыла, что ты не пьёшь кофе с сахаром.

— Неужели сложно запомнить?! — муж срывается на крик.

Он идёт к бару, достаёт бутылку коньяка, бокал, а потом бросает на меня откровенно брезгливый взгляд и передумывает наливать спиртное. Тихо ворчит «я столько не выпью», но меня его слова мало волнуют. Я прислушиваюсь к кряхтению дочери за стенкой в детской.

— Ты не мог бы говорить тише? — шепчу. — Машу разбудишь.

— Машу… — улыбка у Глеба выходить горькой. — Одни проблемы из-за этого ребёнка, — цедит сквозь зубы.

«Проблемы из-за этого ребёнка» царапает душу. Я на мгновение зажмуриваюсь, стараюсь удержать себя в руках, чтобы не высказать мужу за его грубость в адрес маленькой девочки. Он ведь теперь её отец, но ведёт себя как чужой.

— Нет никаких проблем, — выдыхаю и открываю глаза.

Я лгу. В первую очередь себе. Проблем в отношениях у нас море, и все они обнаружились после того, как мы удочерили Машу. Я честно пытаюсь быть хорошей матерью и женой, но со вторым есть нюансы — что бы я ни делала, Глеб недоволен.

— Посмотри, на кого ты похожа, — снова этот его брезгливый взгляд. — Вечно в грязной растянутой майке и задница уже в дверь не проходит.

— Глеб, прекрати, — прошу тихо — под горлом комок обиды. — Мы с Машей…

— Ты говоришь только о ребёнке, других тем нет, — напирает супруг.

— Потому что я стала мамой, — шепчу, едва сдерживая слёзы. — Но ты не стал отцом.

— Упрекнуть меня решила? — хмыкает. — Я пашу как проклятый. А ты? Что ты делаешь, Лера?! Дома сидишь! Займись уже собой! У тебя куча свободного времени!

— У меня его нет. Прости, но я занята дочерью.

— Машеньке нужен массажист, — кривляется супруг. — У Машеньки режется зубик. Машеньке не хватает внимания. А мне?! Мне, твою мать, внимание не нужно?! Когда у нас с тобой последний раз секс был?!

— Если ты не был готов к ребёнку, надо было говорить об этом раньше, — у меня из глаз катятся слёзы. — Мы приняли решение удочерить Машу вместе. Ты должен стать лучшим в мире папой для этой девочки.

— Должен… — злым эхом вторит мне муж. — В этом ты вся. Все кругом тебе должны, а ты никому ничем не обязана.

При чём тут я?! Речь сейчас о Маше. И вообще я никогда не предъявляла претензий мужу. Он делал, что считал нужным, а я подчинялась его правилам.

Лишь однажды, я взяла на себя инициативу — два года назад подняла вопрос о ребёнке. Глеб поддержал моё желание, но забеременеть не получалось. Бесконечные мытарства по клиникам, неудачные ЭКО — всё это превратило меня в тень. Я угасала. Таяла от безысходности, усталости, душевной боли.

Дальше так продолжаться не могло, и я предложила взять ребёнка из дома малютки. Глеб согласился. С радостью. И первый месяц после появления Маши в нашем доме всё было нормально. А потом… Муж, как по щелчку пальцев, стал холодным, его перестала интересовать дочь, а я начала раздражать. Каждый день — споры, скандалы, напряжение. Мы ходим по кругу.

Пора перестать врать себе.

— Возможно, нам стоит пожить отдельно, — впервые за пять лет совместной жизни я решаюсь на дерзкий выпад в сторону супруга.

— Отдельно? — он с издёвкой гнёт бровь. — И где ты собралась жить, милая?

Морально давить на людей Глеб умеет. Вопрос, заданный с металлическим скрежетом в тоне, взгляд — многотонный пресс, способный раздавить кого угодно. Действенные инструменты.

— У нас есть однокомнатная квартира, там и поживу. С дочерью, — чудом нахожу силы ответить.

Муж заходится не слишком натуральным смехом. Вряд ли ему действительно смешно — просто ещё один способ унизить меня.

— Однушка моя, как и эта квартира, — он резко сворачивает веселье. — Машина, на которой ты катаешься, карточка, которой расплачиваешься в магазинах — всё моё. Ты ни копейки не заработала, Лера! Хочешь нюхнуть жизни — вали в свою деревню, — завершает агрессивную тираду и идёт в прихожую.

Уходить собрался? Пусть идёт.

У меня нервы на пределе. Вся жизнь на пределе. Хватит.

Входная дверь хлопает, одновременно с этим взрывается жужжанием мой телефон, а в детской заходится плачем Маша. Всхлипнув, я бегу к дочери.

— Тише, маленькая. Тише, — беру малышку на руки, хожу с ней по комнате и сама плачу. — Боже, да у тебя температура, — касаюсь губами лобика дочери.

Глава 1

Вещи я собираю быстро, но грузить их оказывается некуда. Уходя, Глеб прихватил с собой оба комплекта ключей от моей машины. Его машины, пардон.

Супруг искренне считает, что всё семейное имущество — его собственность. Почему? Потому что я позволила ему так думать.

Глебу не нравилось, что я работаю учителем. Школа стала для меня вторым домом, а после работы я тащила с собой на проверку тетрадки. Муж тогда чётко сказал — меняй работу, но я не видела себя в других сферах. Рассылала резюме, ходила на собеседования — всё зря. Я даже пыталась работать в фирме Глеба, но в первую же неделю напортачила с документами и едва не подвела под монастырь коллег. Так я стала домохозяйкой.

В дверь звонят, и я с Машей на руках иду открывать.

— Привет, — в квартиру заходит моя подруга Аня. — Это что такое? — большими глазами смотрит на чемоданы, сумки, коробки, которыми заставлена прихожая.

— Багаж. К тебе в машину должно влезть, — отцепляю ручки дочери от своих волос.

— Влезет, конечно, — пожимает плечами Анна — владелица не меленького джипа, — но я не об этом. Лер, что происходит?

— Я ухожу от Глеба, — сообщаю спокойно, хоть мне и непросто об этом говорить. — Мы с Машей уходим, — исправляюсь.

— Развод? — подруга гнёт бровь.

— Решили пожить отдельно, а дальше посмотрим, — ставлю дочку на ножки, держу за руку.

Маша пока не ходит и не стоит без поддержки. По возрасту уже должна, но есть небольшая задержка в физическом развитии. Мы работаем над этим. Врачи говорят, всё поправимо.

— Глеб что, выгнал тебя? — Аня в недоумении.

— Нет, не выгнал. Я сама решила съехать от него.

— Не пори горячку, — подруга качает головой. — Нельзя такого мужика как Глеб одного оставлять. Желающие к рукам прибрать найдутся быстро, — заявляет тоном эксперта. — Поверь.

Верю. Ане особенно верю. Она у Глеба в фирме работает и знает, как на него коллеги женского пола смотрят. Большой босс пользуется популярностью — стайки одиноких пираний вокруг него так и вьются. Только мне уже всё равно.

Не знаю, пройдёт ли безразличие. Пока не хочу об этом думать.

— Я пыталась спасти семью, — снова беру дочку на руки — она грызёт кулак, слюнки текут мне на платье. — А Глеб… — задумываюсь на мгновение. — Мне иногда кажется, что он ненавидит нас с Машей.

— Ох, подруга-подруга, — Аня снова качает головой. — Вижу, ты не одумаешься.

Не одумаюсь. Решение принято.

— Сейчас мама заварит тебе кашку, — рассказываю дочери и иду с ней в кухню. — Ты покушаешь и ляжешь баиньки, а мы с тётей Аней вещи в машину погрузим.

Маша лепечет что-то на своём детском, а я держу её и одной рукой готовлю кашу в бутылочке.

— Лер, — подруга заходит в кухню, — тут мы твои баулы на лифте вниз спустим. А в однушку на пятый этаж как поднимем? Там лифта нет.

— Никак, — трясу бутылочку. — Мы не поедем в старую квартиру.

— Как это? — у Аньки на лице неподдельное удивление.

— Очень просто, — я пытаюсь улыбнуться, чтобы разрядить обстановку, — мы едем в Любушки.

— В Любушки?! — подруга в шоке. — Переехать из шикарной квартиры в элитном районе города в глухую деревню? — опускается на кухонный диванчик. — Я в этой жизни чего-то не понимаю...

— Во-первых, деревня не глухая, — защищаю родные края, — а во-вторых, нам с дочерью там будет лучше, чем здесь.

— Наша мама сошла с ума, — нараспев заявляет Аня, держа мою дочь за руку. — Лера, это апофеоз безумия, — обращается ко мне. — Несколько размолвок ещё ничего не значат.

— Месяцы унижений, скандалов, моих нервов и полного безразличия со стороны Глеба — это, по-твоему, несколько размолвок? Нет, Ань. Нет… — мотаю головой, сую в ручки дочери бутылочку с кашей.

Я бы продолжила монолог — мне нужно выговориться, но в заднем кармане джинсов жужжит мой сотовый. Достаю телефон, и сердце оказывается под горлом. Снова этот номер… Рука дрожит, я пытаюсь попасть пальцем по красной кнопке сброса — удаётся не с первого раза.

— Лер, ты чего? — подруга замечает мою нервозность и забирает у меня дочь. — Тебя трясёт всю, — качает Машу, которая моментально подхватывает моё настроение и начинает кукситься.

А я слова из себя выдавить не могу. Меня действительно потряхивает, и воздуха не хватает. Быстро открываю окно, вдыхаю свежий утренний воздух и закрываю глаза. Писк в ушах понемногу стихает.

— Я хочу уехать из города не только из-за Глеба, — признаюсь Ане.

— Что случилось? — подруга явно испугалась за меня.

Я показываю ей смс, которое получила вчера поздно вечером с неизвестного номера, и взахлёб объясняю, что этот тип наверняка найдёт нас с дочерью. И случится это скорее рано, чем поздно.

— …Возможно, он просто псих, но это ничего не меняет, — выдыхаю.

— Надо в полицию обращаться, а не из города бежать, — решает подруга.

— Что я им скажу? Какой-то мужчина просит с ним встретиться — это не преступление. Но сидеть и ждать, когда случится криминал, я не собираюсь.

— Тогда надо рассказать Глебу, — Аня не сдаётся. — Он не последний человек в городе, у него связи. Пусть сделает что-то с этим психом.

Мне только взгляд отвести остаётся.

Ближе к утру я уже так себя накрутила, что готова была хоть у чёрта помощи просить. Позвонила мужу, рассказала ему всё. А он ответил, что я пытаюсь отыграть назад, чтобы не ехать в деревню. Ну да, ну да… Придумала страшилку, Лера.

Как у Глеба хватает совести вести себя подобным образом, я не понимаю. И молчу о том, что он не ночевал дома. Боже мой, я выходила замуж совсем за другого мужчину. Поразительно, как Глеб изменился после появления дочери.

— Укачаю Машу и поедем, — я оставляю подробности за кадром.

— Ох, ладно, — соглашается Аня. — Но я всё равно считаю, что Глебу нужно рассказать о телефонном маньяке.

***

Маша решила, что спать ближе к полудню — это не про неё. Пришлось выкручиваться. Первую часть вещей на улицу вытаскивала Аня, а мы с дочкой прохлаждались в машине. Но подруга — не грузчик, и за дело взялась я. Аня с Машей отправились на детскую площадку ножками топать.

Глава 2

В Любушках я не была два года. Раньше каждую неделю на выходных ездила, а потом Глеб сказал, что мой дом в городе, и нечего мотаться в это захолустье. Твёрдым мужским словом он обрубил корни, которые связывали меня с родной деревней.

Я смотрю сквозь лобовое стекло на ковёр из домиков вдалеке, и сердце от нетерпения ноет. Скоро увижу родную калитку, зайду в ограду, открою дом...

Дочь спит, Аня рулит молча, и мне никто не мешает планировать новую жизнь.

Первым делом немного приберусь — большой грязи быть не должно. Я отдала ключи соседке, она присматривала, зимой печь топила. Всё у меня там в порядке — уверена. И в магазин нужно сбегать — дочь кашками из пачки уже не наедается.

— Ань, в магазин заедем, — прошу подругу.

— Где он у вас тут? — она сворачивает на деревенскую дорогу.

— Прямо езжай, потом направо, — активно жестикулирую, показывая путь. — Все магазины в центре деревни. Не ошибёшься.

Видно, что Ане неспокойно — она совсем не мастер вождения по сельской местности. Здесь моргать за рулём нельзя — детишки играют у дороги и кошки ее перебегают. Сплошной стресс.

Не без труда, но Аня справляется — паркует машину у продуктового магазина. Я выскакиваю на улицу и едва не вприпрыжку бегу за покупками. Настроение отличное.

В магазине меня ждут две неприятные новости. Во-первых, я по глупости прошу продавца подать мне пачку замороженного брокколи и, конечно же, натыкаюсь на недоумение. В Любушки такой товар если и привезут, то по большой случайности — тут у каждого свой огород и холодильник для заморозки. Рацион дочки мне придётся пересмотреть. А во-вторых, сделав выбор в пользу домашнего молока и творога, я пытаюсь расплатиться карточкой, но терминал говорит — нет. Лезу в приложение банка в смартфоне — счёт и карта заблокированы.

Я не удивлена. Я и не ждала от Глеба ничего другого. Достаю наличность из кошелька, расплачиваюсь и, забрав продукты, выхожу из магазина. Муж не стал ждать — выдал гадость молниеносно, но это меня не сломит. У меня есть свои деньги — я их когда-то честно заработала и отложила на чёрный день. Пару месяцев мы с Машулей сможем жить на эти средства, а там и работу найду.

— Меня такими финтами не проймёшь, Глебушка, — шепчу и иду к джипу.

Вообще удивительно, конечно — я избавилась от оков семейной жизни и тут же перестала мямлить. Теперь в сердце не страх, не растерянность, а здоровая азартная злость. Врёшь, не возьмёшь! Мне это нравится.

— Всё купила? — Аня косится на скромный пакетик с молоком и творогом, когда я плюхаюсь на переднее сиденье.

— Пока всё. Потом ещё схожу. Со списком.

— М-м, понятно, — подруга стучит пальчиками по баранке. — Лер, я тебе честно должна сказать… — вздыхает. — Кто если не я, твоя лучшая подруга, скажет тебе правду? — заранее оправдывается.

Это значит, что правда Ани мне не понравится. Но я готова выслушать.

— Жги, Анют, — разрешаю.

— Все твои проблемы с Глебом из-за Маши, — заявляет она.

— Правда? — у меня на губах однобокая недобрая улыбка.

— Да, это так, — подруга вздыхает и, обернувшись, смотрит на мою дочурку, которая мирно спит. — Маша милая девочка, но она не ваша с Глебом дочь. Некоторым мужчинам сложно стать папой даже для родного ребёнка, а ты требовала от мужа полюбить чужую малышку. Я думаю, это очень давило на него.

— Мы удочерили Машу не из-за моих капризов. Глеб согласился на серьёзный шаг. И знаешь, Ань, мне тогда казалось, что он хочет этого даже больше, чем я.

— Вот именно — тебе казалось, — фыркает подруга. — Сначала ты как одержимая носилась по клиникам и мужа за собой таскала, а потом напирала на него с удочерением. Конечно, он уже на всё согласен был, лишь бы ты успокоилась.

— Не пойму, — мотаю головой, — ты в адвокатах у Глеба ходишь?

— Я просто видела всё со стороны и даже пыталась тебя вразумить, но ты не слушала. Я за тебя переживаю, Лер.

— Угу, ладно, — поджимаю губы. — И что ты предлагаешь? Приползти на пузе к Глебу?

— Даже это уже не поможет, — со знанием дела заявляет Аня. — Ситуация на пределе.

— Ну вот! — я оживляюсь. — Значит, я всё делаю правильно. Нечего мучить лошадь, которая давно мертва.

— Ты должна вернуть Машу в детский дом.

Твёрдый тон подруги не оставляет шанса подумать, что она шутит.

— Ты в своём уме? — у меня голос дрожит. — Ты хочешь, чтобы я предала маленькую девочку… Мою дочь! — повышаю голос. — Ради чего?! Чтобы вернуться к эгоисту и тирану?!

— Это звучит жёстко — понимаю, — Аня непоколебима, — но другого выхода нет. Твой Глеб не создан, чтобы быть отцом чужому ребёнку. Я вообще не уверена, что он создан для семьи формата «мама, папа, я».

Боже мой, что несёт эта женщина? Почему я столько лет считала её своей подругой? И как ей в голову пришло, что она знает моего мужа лучше, чем я?

— Тема закрыта, — доказывать что-то кому-то я не собираюсь. — Езжай по улице до конца.

Всё чего я сейчас хочу — выгрузить вещи и попрощаться с Аней. Говорят, друг познаётся в беде… Вот я и познала. Предложение сдать Машу в детский дом — это дно. Аня его пробила.

Родной дом встречает меня безмолвным упрёком — хозяйка про него забыла на два года. Если бы дома умели говорить, я бы много интересного о себе сейчас услышала. Ничего-ничего, всё наверстаем, приберём, поправим, подкрасим, починим.

Вещи сложены во дворе, и я иду забирать из машины дочку. Открываю заднюю пассажирскую дверь, отцепляю ремни безопасности, которыми пристёгнуты детские кресла, и Маша открывает сонные глазки.

— Проснулась, моя радость, — улыбаюсь доченьке.

— Ма! — выдаёт Маша, сладко потягиваясь.

— Позвонишь, как надо будет в город съездить, — приказным тоном заявляет Аня.

— Я не позвоню, — вытаскиваю Машулю вместе с детским креслом из джипа. — Спасибо, что помогла с переездом, но на этом наше с тобой общение закончено.

— Чего? — Аня сидит за рулём и таращит на меня глаза. — Мужа вычеркнула из жизни ни за что ни про что и меня туда же? Лер, мы с тобой со школы дружим.

Глава 3

В Любушках на улицах нет фонарей. Не предусмотрены. Зато во дворах у всех своё освещение.

— А у нас в квартире газ. А у вас? — подтруниваю сама над собой, щёлкая выключателем в гараже.

Придётся выкрутить лампочку отсюда — все, что освещало двор, перегорело. Справляюсь кое-как с помощью табуретки и такой-то матери. Ростом я не вышла.

— Лера?! — из-за забора шёпотом кричит Шура. — Лера, ты там?!

— Я! — отвечаю и выглядываю из-за угла дома.

— Ты чего по ночам бродишь? — соседка зевает. — Спать надо.

— Сумки занесу в дом и лягу.

— Помочь?

— Нет, спасибо. Я почти закончила.

— Как знаешь, — Шура собирается уходить, но решает задержаться. — Лер, ты обереги на заборе развесила?

— По всему периметру и на калитке, — отчитываюсь.

— Вот и хорошо, вот и умница, — бормочет и идёт домой.

А я остаюсь — сумки и коробки таскать. Завтра меня ждёт весёлый марафон — разбор багажа с ребёнком, который почти не слазит с рук — тот ещё квест. Готовлюсь морально, прикидываю, что и как буду делать. Планировать — это моё, время летит незаметно. Вжух — и вещи в доме, можно ложиться спать.

Свет во дворе оставляю включенным. Мне неуютно, когда вокруг темным-темно. Привыкла, что ночью за окном фонари, рекламные вывески с подсветкой, и десятки светящихся окон многоэтажек.

Дома скрипят половицы, рычит старенький холодильник и пахнет долгим отсутствием хозяйки. Эта жилплощадь значительно меньше квартиры в городе: кухня с настоящей русской печью — ещё мой дед выкладывал — и одна комната. Там Машуля спит на диване в гнезде из подушек. Сладкая такая — я улыбаюсь, глядя на дочь, и ложусь рядом.

Отвар из Шуриных трав помог. Правда, не сразу. Я напоила им малышку, но она ещё часа два капризничала, а потом ничего — успокоилась. И даже уснула без укачивания. Зеваю, и глаза сами закрываются. Я сегодня устала так, как давно не уставала. Но это хорошая усталость, правильная.

Сквозь дрёму слышу, как вибрирует телефон на столе. Мозг уже в объятиях Морфея, и я не хочу знать, кому взбрело в голову звонить мне в такой час. Не буду отвечать…

Но рёв мотора и шорох шин о гальку, заставляют подскочить с дивана. Я испытываю неконтролируемый страх. У меня настоящая паника — не могу сообразить, приснились мне эти звуки или нет.

Сквозь тонкую штору вижу авто — что-то вроде старого «УАЗа» с включенными фарами. Больше в темноте не разглядеть. И стоит это «счастье» у моего забора.

Только! Не! Это!

Дрожащей рукой, тянусь к ползающему от вибрации по столу телефону — на экране тот самый номер. Я инеем изнутри покрываюсь, меня трясёт так, что зубы стучат.

— Да… — отвечаю на звонок.

— Выйди, поговорим, — хрипит прокуренный бас.

Чёрт возьми, это он! Псих нас нашёл. Но как?!

Хотя это уже не имеет значения. Мы с дочерью одни в доме, а входная дверь хлипкая и окно разбить — раз плюнуть. Нельзя допустить, чтобы психопат оказался здесь. Я выйду к нему. Если что — буду кричать, всех соседей разбужу.

Накидываю кофту, сую ноги в тапочки и иду. Под коленями слабость, голова кругом. Выхожу на веранду, запинаюсь о коврик и едва не падаю. Спасает широкий подоконник, за который успеваю схватиться. А на подоконнике нож лежит. Кухонный. Яблоко вечером резала. Наивно, но я сую его в карман.

Выхожу из дома, а из машины выходит он. Вижу только силуэт, который до боли напоминает «Халка» с детской площадки. Огромный мужик с широченными плечами, в толстовке с капюшоном. Он закрывает дверь автомобиля и шагает к калитке. Походка тяжёлая, крошащая землю. Это он…

За секунды в голове складывается пазл — психопат просто ехал за нами в Любушки. Так и узнал, где мы теперь живём. А главное — ночью припёрся, когда люди десятый сон видят. И собаки на улице молчат почему-то. Обычно ночью кошка пробежит, так они такой лай поднимут, хоть уши затыкай.

— Что вам… Что тебе нужно? — спрашиваю стоя на крыльце, и в кармане рукоять ножа крепче сжимаю.

— Дочь увидеть хочу, — хриплый бас царапает слух.

Даже если предположить, что этот мужик реально отец Маши, то с головой у него сто процентов большие проблемы. Маленькие девочки по ночам спят.

Психопат делает шаг к калитке, хочет взяться за неё, чтобы открыть, но с рыком отходит назад. Вкусил эффект от оберегов Шуры. Псих не может зайти во двор. Я немного выдыхаю и разжимаю пальцы в кармане. Нож не понадобится, и я этому безмерно рада.

— Маша — моя дочь, а кто ты такой, я не знаю, — прямлю спину, хочу показать ему, что не боюсь.

— Ты знаешь столько, сколько тебе положено знать, — нагло заявляет.

— Не трать время — уезжай. Зайти ты всё равно не сможешь.

— Думаешь, меня эти побрякушки остановят? — мужчина скидывает с головы капюшон. Бородатый, как и говорила Аня. — Вряд ли, — с ухмылкой смотрит на меня.

— Так заходи. Чего ты? — храбрюсь, а сердце-лёд. Вдруг, правда зайдёт.

— Всё равно тебе на улицу выйти придётся, — вопреки угрозам, псих остаётся на месте.

— Выйду, — соглашаюсь с дрожью в голосе. — И успею дойти до участкового, не сомневайся.

— Я пока по-хорошему прошу, Лера, дай мне видеться с дочерью.

— С чего ты вообще взял, что моя Маша — твоя дочь?

— Знаю.

Прекрасный ответ! А главное — всё сразу стало понятно. Не хочет говорить — не надо.

— Проваливай! — нервы звенят.

— Терпение у меня не резиновое, девочка, — психопат сплёвывает на землю, накидывает капюшон на голову и идёт к машине.

А я пытаюсь разглядеть номерной знак — бесполезно. Тёмная у нас улица.

Громко ревя мотором, «УАЗ» уезжает, а я сажусь на ступеньку крыльца и кутаюсь в кофту. Попала так попала, Лера. Это мне теперь со двора не выйти? Господи…

— Лер?! — голос Шуры заставляет меня вздрогнуть.

Чёрт возьми, напугала!

— Чего? — выглядываю из-за дома.

— Это кто сейчас приезжал такой громкий?

— Не местный, — нервно улыбаюсь. — Заблудился.

Глава 4

Мой инстинкт самосохранения будто выключился — я перебираю ногами, следуя за психопатом, а через несколько мгновений оказываюсь в его машине.

«Поехали, поговорить надо» заканчивается на заднем дворе администрации. В лес не увёз — и на том спасибо. И вообще, хоть какой-то прогресс наметился — поговорить хочет. До этого момента «Халк» только рычал на меня и крыл матом.

— На тебя мне плевать, — заявляет псих, заглушив мотор, — меня волнует дочь. Она успела к тебе привыкнуть, и это единственная причина, по которой я терплю твои закидоны.

Я поворачиваю голову к бородатому гаду — у меня брови на лбу и глаза навыкате.

— Закидоны?! — едва не кричу.

— Тише будь, — советует холодным металлическим тоном и лезет в карман джинсов.

Он достаёт оттуда фото и бросает его мне на колени. На снимке девушка — молодая, красивая. Беременная. Она очень похожа на мою Машеньку.

— Это?.. — шёпотом вырывается из горла, но продолжить не могу.

— Родная мать моей дочери, — рычит психопат.

— Моей дочери, — исправляю его.

Псих на замечание не реагирует. А я разглядываю дамочку и всё больше убеждаюсь, что сходство между ней и Машей очевидно.

— Насмотрелась? — забирает у меня фотографию.

Вполне. Сомневаюсь, что этот бугай показал мне фото левой девушки — слишком она на Машу похожа. Или Маша на неё. Кажется, я поторопилась с психиатрическим диагнозом. Отец, значит…

— И где тебя носило, папочка? — язвительно интересуюсь. — Эта женщина оставила Машу в роддоме, отказалась от неё, как от ненужной вещи. Ты в это время где был?! — напираю. — Не пришёл тогда за дочкой. Позволил, чтобы её отправили в дом малютки. Зато сейчас объявился! — у меня воздуха в лёгких не хватает от возмущения. — Если ты думаешь, что я…

— Заткнись! — удар огромного кулака по баранке ставит точку в моём спиче. — Где я был и почему не забрал девочку — не твоё дело, — заводит мотор. — Твоё дело — осознать, что у Маши появился отец. И перестать выкабениваться, — добавляет с раздражением.

Он выруливает из-за администрации, а у меня сердце в пятки уходит:

— Куда ты меня везёшь? — беспокойно ёрзаю на сиденье.

— Домой, — сухо сообщает похититель. — Ты ещё не поняла? Я не собираюсь делать тебе ничего плохого. Я просто хочу общаться с дочерью.

— В таком случае сначала надо сделать тест на отцовство, — заявляю решительно.

«Папочка» даёт по тормозам, и я едва не улетаю в лобовое стекло.

— Испытываешь меня на прочность? — скалится, как зверь какой-то. — Зря. Терпение у меня не безграничное, а добрым я никогда не был.

В этом и проблема. Как тебя, такого дикого, к ребёнку пустить?!

Очень хочется спросить его об этом в лоб, но я молчу. Надо добраться домой. Живой.

Ян — кажется, так зовут «папашу» — останавливает машину у моей калитки.

— Я тоже никогда не была милосердной, — решаюсь на дерзость. — Особенно к людям, которые думают исключительно о себе.

Мне страшно до ужаса. Но сейчас или он меня, или я его.

— Что ты имеешь в виду? — с надменной улыбкой интересуется Ян.

— Ты решил с ноги открыть дверь в нашу с Машей жизнь. Моя дочь ещё маленькая, но она человек, — от этих мох слов у «папани» желваки ходят почему-то. — Так не делается. Неужели ты думаешь, что я просто так, без всяких доказательств отцовства подпущу тебя к ней? Сделаем тест, и, если подтвердится, что ты Машин папа, будем решать вопросы по закону.

— Мне не нужен хренов тест, — режим «хамло» не выключается. — Без него знаю, что я её отец.

— Не хочешь делать тест — остаёшься дядей с улицы, — собираюсь выйти из машины, но на моём предплечье сжимаются сильные крупные пальцы.

— У тебя сутки, чтобы спокойно всё обдумать. Завтра я приду к дочери, и если решишь мне помешать… — замолкает на пару мгновений. — Не стоит этого делать, — отпускает мою руку.

Звучит, как плохо замаскированная угроза. Это она и есть.

Не говоря ни слова, выскакиваю на улицу и забегаю в ограду. За моей спиной газует «УАЗик», а я ищу глазами Шуру и детей. Ни во дворе, ни в огороде их нет. Залетаю в дом, и с души падает огромный булыжник.

Маша с новым другом собирают что-то из кубиков на ковре в комнате, а Шура стоит у окна. Видела, наверное, что я не пешком пришла.

— Васька фляги притаранил и у забора их бросил, — рассказывает соседка. — Видела?

— Угу, видела. Шур, прости, — с сожалением поджимаю губы, — я задержалась. Не специально, так вышло.

— А привёз тебя кто?

— Та-а… — это всё, что я могу придумать по этому поводу.

— Ночью тоже он приезжал, — уверенно заявляет Шура. — На тебе лица нет, Лерка. Кто такой?

Взгляд у соседки тяжёлый, требовательный — её не обманешь, и не увильнёшь от разговора. Вздохнув, я достаю из кармана смартфон и показываю Шуре смс от Яна, а потом рассказываю всё. И чем больше говорю, тем страшнее становится. Мысли это мысли — их можно отодвинуть на задворки сознания, а слова, сказанные собеседнику, никуда не денешь. Проблема озвучена, но решения у меня нет.

— …И самое странное — он теперь лесничий местный, — я развожу руками. — За одну ночь в чужой деревне получил должность и наверняка жильём обзавёлся. Куда дядя Коля смотрит?

— Николай с ним одного поля ягоды, — задумчиво щурится Шура.

— Как это?

— Ай, — отмахивается от меня. — Неважно. Просто знай, что у участкового защиты искать не стоит.

— И что делать?

— Что-что? Давай подумаем… — соседка расхаживает по комнате. — Обереги он вчера с ограды не сорвал, в дом не полез. Тебя не трогает, только зубы скалит. Непохоже, что он собирается отобрать у тебя дочь.

— Отобрать?! — я едва не падаю с табуретки, на которой сижу.

Для меня дико даже допущение подобного беспредела.

— Лера…

— Маша — моя дочь по закону, — я перебиваю соседку, — а этот гад бородатый не хочет тест на отцовство делать. Я имею полное право даже не разговаривать с ним.

Глава 5

Халупу мне Колян, конечно, выделил совсем убогую. Не дом — балок дырявый на заросшем полынью участке. Вместо кровати у меня теперь нары, а вместо домашнего кинотеатра старый радиоприёмник, который ничего, кроме помех, поймать не в состоянии. Хорошо хоть связь в этих чёртовых Любушках есть — интернет на смартфоне пашет. Но хреновато.

Я в лесу привык жить с комфортом, а тут населённый пункт — и такая фигня нездоровая. Люди. Больше добавить нечего.

Завариваю себе чай в котелке — костёр прямо у балка развёл — и сажусь на перевёрнутое ведро. Думы думать буду, тяжёлые.

— Здаров! — Коля шагает ко мне по дороге, рукой машет.

— Здоровались, — отвечаю, когда он подходит. — Новости есть? — наливаю чай в эмалированную кружку.

— Лерка дома с дочерью. Поговорил с ней немного.

— О чём? — сплёвываю листик заварки, поднимаю глаза на Коляна.

— Мужик у неё есть. Он в городе сейчас.

Что бы стоящее узнал, участковый доморощенный. Я в курсе про мужика Леры. Неинтересно.

— Я терплю Валерию только потому, что моя дочь считает её матерью. Девочка больше никого не примет на эту роль.

— Да знаю-знаю, — Колян поправляет фуражку, — законы стаи, чтоб их.

— Волчонок не может полноценно расти без материнской любви. А тебе, Колян, я бы посоветовал с уважением относиться к закону. Ты мент всё-таки, — хмыкаю.

Молчит господин полицейский, папку кожаную открыл, в бумажках роется. Сказать нечего? Я не сомневался. Такие, как Николай, живут среди людей и законы стаи не чтят. Зря.

— Держи удостоверение, — протягивает мне корочку лесничего. — Шибко только не свети.

— В курсе, — смотрю на печать, подпись кого-то важного и собственное фото в документе. — Выглядит как настоящее.

— Выглядит… — бурчит мент. — А по сути — липа. Вскроется — головы полетят.

— Если ссышь, не стоит мне помогать, — встаю и кидаю удостоверение в раскрытую папку в руках Коляна. — Бабки верни.

— Что ты завёлся? — Колян втюхивает мне корочку. — Просто предупредил.

Просто… Деньги ты любишь, Николай.

— Иди, — киваю на дорогу. — Отдохнуть хочу. Мне ещё ночь не спать.

— Ян, ты это самое… шибко-то не шуми. В деревне везде глаза и уши.

Ой, ссыкло ты, Коля! Мысли не озвучиваю — участковый сам знает о своей трусости. Как этого оборотня в погонах земля носит? Риторический вопрос.

— Что считаю нужным, то делать буду. Иди работай.

Выливаю остатки чая на траву, бросаю кружку рядом с костром и иду в балок. Терпеть не могу трусов и прочих пресмыкающихся гадов.

***

Остаток дня и весь вечер я как на иголках. Завтра день «Хэ» — у меня душа не на месте. Почему соседка настаивает на том, чтобы я пустила к дочери незнакомого мужика? Загадка, блин! Шурино слово для меня имеет авторитет, но хотелось бы услышать аргументы. Она обещала всё объяснить позже, и это «позже» напрягает. Радует одно — встреча при ней состоится. Не думаю, что Ян решится на что-то плохое при Шуре.

Готовлю Машу ко сну, размышляя, как из визита дикого папочки выжать пользу. Поговорить с ним ещё раз, чтобы тест на отцовство сдал? Ох, надо. Если отец, то пусть суд определит его права. Страшно. Но я за правду и справедливость.

Выхожу из бани с Машулей на руках и бегом в дом. Она намытая, сырым полотенцем обёрнутая. А на улице ветер разгулялся и похолодало — как бы не простыла моя девчонка под зубки режущиеся. Вожусь с дочерью — переодеваю.

— Сейчас настойку тёти Шуры выпьем и баиньки, да? — улыбаюсь Маше.

Она меня за волосы схватить пытается — играет, ни намёка на сон в озорных глазках. Раз моя мадам так разошлась и спать пока не собирается, проверю, не прорезался ли клык. Аккуратно трогаю десну подушечкой указательного пальца, пытаюсь нащупать новоиспечённый зуб, дочь сжимает челюсти и как кольнёт! Шикнув, я хватаюсь за конечность, а на пальце проступает маленькая капля крови. Сую палец себе в рот, а глаза на лбу…

Похоже, клык вылупился, но как можно проколоть палец детским молочным зубом — не понимаю. Машуля, зевнув, сама укладывается на диван. Ну и дела — никогда она так перед сном не делала. С ней ходить на руках полночи надо было, чтобы уснула. Трогаю лобик — нормально всё вроде. Дочь, подперев пухлую щёку кулаком, закрывает глазки. Кажется, даже настойка не нужна. И слава богу!

Не успеваю толком порадоваться неожиданному счастью, мой смартфон вибрирует на столе. Сердце сжимается и ухает вниз. У меня уже рефлекс, как у собаки Павлова, чёрт возьми!

Подхожу к столу и, сглотнув, тугую слюну смотрю на экран — Анька звонит. Фу-у-ух! На радостях жму на зелёную трубку и только после этого вспоминаю, что попрощалась с подругой навсегда.

— Привет, Лера, — вещает Анна из динамика. — Так и знала, что ответишь, — победоносное «хи-хи» у неё выходит особенно мерзким.

— Что ты хотела? — спрашиваю холодно.

— Просто звоню подруге узнать, как дела.

— Дело отлично. Всё?

— Нет, не всё. Что ты про Глеба надумала? — Аня заводит старую песню.

— Я о нём не думала. Некогда. И вообще, это ему думать надо, а не мне.

— Это прогресс, Лерчик! — радостно заявляет подруга. — Ты не отрицаешь, что вы с Глебом можете помириться!

Где в моих словах Анька уловила скрытый смысл, я не знаю. По-моему, она выдаёт желаемое за действительное. Одно неясно — ей это на кой чёрт нужно?

— Ань, ты бы за свою личную жизнь так переживала, ага, — замечаю язвительно.

— Не за что там переживать, — небрежно отнекивается. — У меня всё по плану. Замуж выхожу в конце августа, ты же в курсе.

В курсе, да. Анька собралась стать женой немолодого состоятельного пузатика. Отец подобрал для неё эту выгодную партию. На мой скромный взгляд, «выгодой» для Ани там не пахнет. Что хорошего в мерзком обрюзгшем дедке за шестьдесят? Его банковские счета, разве что. Аня эту тему понимает, я нет.

— Совет да любовь, — желаю не от души, но желаю. — Пока.

Глава 6

Шура всегда была женщиной себе на уме, с большими тараканами, но этот поступок... Приличных слов нет, чтобы выразить эмоции, которые я испытываю.

Соседка наливает чай в кухне, пока малознакомый и вероятно опасный мужик в комнате один на один с Машенькой. Мои возражения Шура не слушает и к дочери пойти не даёт — только бубнит что-то невнятное про этого Яна.

Я выглядываю из кухни — пытаюсь держать ситуацию под визуальным контролем, но хочется зайти в комнату и вытащить гостя за шиворот. Силёнок у меня маловато для такого геройства. Боже, пусть он уже уйдёт!

— Хватит, — соседка ведёт меня за руку к столу. — Я тебе русским языком сказала — ничего он плохого твоей дочери не сделает.

— С чего ты взяла?! — шепчу на эмоциях.

— Потому что Маша и его дочь тоже, — твёрдо заявляет соседка.

— Это ты на глазок определила? — щурюсь зло и разворачиваюсь, чтобы вернуться на наблюдательную позицию.

— Сядь! — Шура силой усаживает меня за стол и ставит передо мной чашку с чаем.

Чай пахнет ромашкой, но это не успокаивает. И если выпью не успокоюсь. Даже если цистерну.

— Насмотрелась на него? — я киваю в сторону комнаты. — Рассказывай, что знаешь, — не прошу — требую.

— Лера, Лера… — соседка качает головой с таким видом, словно я тут зря права качаю и обижаю её зря. — Я тебе всегда правду говорила и предупреждала об опасности, когда могла.

Спорить с этим упрямым фактом я не берусь. Шура в своё время уберегла меня от многих бед. Если бы не её предсказания… Ох, даже думать об этом не хочу.

— Я, знаешь, нервничаю, — развожу руками. — Ничего с собой поделать не могу.

— Зря я сюда пришла, — внезапно для меня заявляет соседка, — ты сама должна во всём разобраться.

— В смысле?! — я подскакиваю с табуретки.

Шура собралась уходить. Да, вот так запросто решила оставить меня и Машу с Яном. Я в шоке, хватаю соседку за руки, пытаясь остановить, и шепчу с большими глазами, что она обещала мне всё объяснить. Я готова умолять, чтобы Шура осталась. Только она меня не слушает.

— Помни, он не похож на тех, кого ты знаешь, — вещает, стоя у порога.

— Что?.. — держу соседку за руку. — Нет, пожалуйста, не бросай нас! — свожу брови, а в сердце тяжесть от страха.

— Не провоцируй этого мужчину и постарайся найти с ним общий язык, — отцепляет мои пальцы от своей пятерни и выходит за порог.

Я слышу, как закрывается дверь веранды, как Шура топает по деревянному настилу во дворе, скрипит калитка. И наступает тишина — тревожная, холодная, глубокая. Хочется взвыть.

Что делать-то? Бежать за Шурой не вариант — покидать дом нельзя в принципе. Я должна взять себя и что-нибудь для самообороны в руки и пойти в комнату. Куда делся нож, я не знаю. Из оружия в кухне только кочерга, но на безрыбье и она пистолет. Хватаю железяку и иду к дикому папочке.

Шура предложила найти с Яном общий язык… Что ж, других вариантов, похоже, нет. Кидаться на него или угрожать я не собираюсь. Но с кочергой как-то спокойнее.

— Убить меня хочешь? — с самым надменным видом спрашивает дикарь.

— Сублимирую, — кладу кочергу на стол и опускаюсь в кресло.

Между мной и недорогим гостем пара метров. Я смотрю ему в глаза — смело, прямо, — а внутри всё переворачивается. Мужчина сидит на стуле рядом с диваном, где спит мой маленький ангел. Руки сложил на груди — мышцы бугрятся, даже через одежду заметен рельеф мощного тела. Бородатый, черноглазый и страшный до потери сознания. Но я сейчас даже чёрта не испугаюсь. У меня просто нет выбора.

— Может, поговорим? — я держу спину ровно и взгляда от дикого папочки не отвожу.

— Давай попробуем, — его согласие звучит как снисхождение.

— Почему ты пришёл ночью?

— Так надо.

Отличное начало диалога! Его смело можно считать финалом. Как с ним разговаривать?!

— Вот и поговорили… — бурчу себе под нос, понимая бесперспективность затеи.

— Почему моя дочь спит здесь? — Ян брезгливым взглядом окидывает диван. — У неё нет своей кровати?

Вопрос моментально выбивает из колеи. У меня что-то вроде комплекса плохой матери — любая оплошность или недоделка в плане комфорта Маши вызывает жёсткое чувство вины.

— Я, эм-м… Я посмотрю на чердаке! Да, обязательно это сделаю, — оправдываюсь, а воздуха в лёгких не хватает. — Там должна быть старая детская кроватка. Соберу её. Завтра, — из смелой и решительной женщины превращаюсь в жалкую размазню.

Я не должна оправдываться, но оправдываюсь и ничего с собой сделать не могу. Мне хочется говорить ещё. Объяснить дикарю, что женщине одной непросто спустить с крыши тяжёлые деревяшки, и в плане сборки мебели я далеко не мастер. И болтики потерялись от той кроватки, наверное… Боже!

— Я понял, — Ян поворачивает голову и смотрит на Машеньку.

Мне снова чудится, что в этом страшном мужике появляется мягкость или даже нежность. Моргаю часто, чтобы прийти в себя. Надо выровнять дыхание и успокоить сердце-колотушку.

— Ты ведь не собираешься сидеть здесь до утра? — спрашиваю с большой надеждой на отрицательный ответ.

— Собираюсь, — на меня давит бездна чёрных глаз. — Ты можешь поспать. Если хочешь, — добавляет с ухмылкой.

Издевается. Чёрт бы побрал этого дикаря! Очень хочется взять кочергу и треснуть ею наглеца по голове. Но и жить хочется…

Мне предстоит непростая ночь. Я не знаю, хватит ли у меня нервов на такой подвиг. Впрочем, выбора нет. В очередной печальный раз.

***

Эту ночь я запомню надолго. Я провела её почти без сна, сидя в старом скрипучем кресле, едва не угробив спину. Но кроме неудобной мебели меня доконали адские ощущения — сначала я проваливалась в мягкое забытье, а потом меня словно изнутри подкидывало, выдирая из лап подступающего сновидения. Кошмар один.

Вот уже и рассвет… А дикарь всё сидит на стуле рядом с диваном. Он тоже не спал — на Машу смотрел, чуткий к каждому её движению. К слову, дочка за всю ночь ни разу не проснулась. Она до сих пор крепко спит, и ничего ей не надо — ни похныкать, ни водички попить. Как приехали мы в Любушки, ребёнка моего будто подменили.

Глава 7

Маша притихла и смотрит на меня большими глазами, а я на неё. Вместе бояться не так страшно, ага. Мне бы выйти, глянуть, что во дворе творится. Звуки мордобоя прекратились, и теперь вообще ничего не понятно.

— Полежи тихонько, — объясняю Машеньке, — мама сейчас придёт.

Дочь моментально схватывает смысл фразы и морщит носик, собираясь заплакать. М-да, утро началось не с кашки. Глажу малышку по животику и никуда не иду. Взять её на руки не решаюсь — меня до сих пор нехило потряхивает.

И тут во дворе кто-то нервно грохает калиткой, а потом доносится хлопок автомобильной двери и мягкое рычание мотора. Это точно не «УАЗ», значит, укатил Глеб на своём кроссовере. Скатертью дорожка, собственно. Больше добавить нечего.

— Маша в порядке? — в комнату заходит Ян.

А я вздрагиваю. Это человек ходит, как зверь — чтобы услышать его шаги, надо прислушиваться. Напугал, чёрт возьми!

— В порядке, — выдыхаю и поднимаю глаза. — А ты? — внимательно изучаю взглядом порез на щетинистой щеке дикаря. — У тебя кровь.

Ян щупает щёку и смотрит на кровавый след, оставшийся на пальцах. В неостывшем после драки взгляде чёрных глаз читается стандартное мужское — «царапина». Костяшки на руках красные, сбитые. Думаю, Глебу прилетело неслабо.

— Топором зацепило, — будничным тоном выдаёт дикарь. — В траве топор валялся, а этот чёрт за него схватился. Ну вот, пока я ему руку выкручивал, зацепило меня по морде.

Боже мой, это я топор в палисаднике бросила, когда ночью к Шуре выходила! Становится дурно. Хорошо, беды не случилось.

— Надо обработать и пластырем заклеить, — я беру Машу на руки и иду к туалетному столику.

Стоило Глебу уехать, мой мандраж пропал. Вот, оказывается, кого я по-настоящему боюсь — мужа. И горько, и смешно, учитывая наличие под боком дикого малознакомого мужчины.

— Тебе за мужика своего переживать надо, а не за меня, — хмыкает дикарь.

— Глеб не мой мужик, — чеканю, не задумываясь. — То есть юридически он мой, но это временная неприятность. И переживать за него я не собираюсь.

Зачем ему эта информация? Боже, Лера, заткнись уже!

Я балансирую на одной ноге с Машей у туалетного столика, пытаясь коленкой подцепить ручку ящика, чтобы достать антисептик и пластырь. Поворачиваю голову к Яну, чтобы попросить его помочь, но так и замираю в позе цапли с малышкой на руках и приоткрытым ртом. Он безо всякого стеснения нахально пялится на мою голую коленку. Пожирает её взглядом, я бы даже сказала.

— Помочь? — очень вовремя предлагает дикарь.

— Там есть всё, чтобы обработать порез, — иду к дивану, давая гостю зелёный свет.

Ян роется в ящике — достаёт бинт, перекись, пластырь, а я наблюдаю за ним, крепко обнимая Машу. Нечеловечески большой мужик. В его присутствии просторная комната кажется тесной, а ещё из-за габаритов он немного неуклюжий. Крупные мужские пальцы плохо справляются с маленькой крышечкой на бутылке с перекисью.

— Открой, — подходит, ставит бутылёк на подлокотник дивана. — Пожалуйста, — добавляет капельку вежливости и вынимает у меня из рук Машу.

Я только ресницами хлопнуть и булькнуть от возмущения успеваю, а дикий папочка уже расхаживает по комнате с Машулей на руках. А она улыбается, в бороду ему вцепилась пальчиками и болтает на своём детском. Что тут скажешь? Ничего. Ребёнок-то доволен… у незнакомого дяди на руках. Обычно дочка настороженно относится к чужим. Ей надо присмотреться, привыкнуть, а потом, если понравится человек, то и поиграть можно. Но тут без проблем вообще. Как к родному.

— Возьми, — быстро скручиваю крышку с перекиси и хочу забрать дочку.

Но дикий папочка усаживает её в кресло и смотрит на меня глазищами своими темнющими — сама невинность.

— Обработай, — суёт мне в руку бинтовую салфетку.

Плавно выдыхаю, чтобы не нервничать ещё больше. Нервишки у меня ни к чёрту. По сути, тут переживать не за что, а сердце молотит, как кроличье. С другой стороны, жизнь с Глебом в режиме унижение нон-стоп могла дать последствия ещё хуже. Я легко отделалась. А Ян, он… Он спас меня от очередной оплеухи сумасшедшего мужа.

— Шрамы украшают, да? — пытаюсь спрятать за болтовнёй неловкость, которую испытываю, промакивая влажным бинтом рану.

— Только мужчин, — уточняет Ян.

— Спасибо, — замираю и смотрю в тёмную бездну глаз.

— За что?

— За то, что заступился за меня.

Очевидно же. Или нет? Дикарь даже в лице поменялся после моего «спасибо». Растерянное выражение на бородатой суровой морде выглядит странно и немного смешно. Хотя с мордой я перегибаю — Ян в общем-то ничего такой мужик. Кому-то он вполне может показаться красивым.

— Сильный не должен обижать слабого, — выдаёт дикарь, пока я заклеиваю порез пластырем.

Он рассуждает как человек из далёкого прошлого. В наше время прописную истину о сильных и слабых помнят немногие, а следуют ей и того меньше.

— Ты с луны свалился? — у меня непроизвольно появляется улыбка на губах.

— Почему с луны свалился? — и снова это милое удивление на суровом лице.

— Да так, — хмыкаю, — не бери в голову. Надо Машу переодеть и покормить, — тянусь к дочке.

Дикий папочка опережает меня — дочь снова у него:

— Ты бы сама переоделась для начала, — заявляет серьёзно.

Чёрт… Я стягиваю на груди порванную Глебом кофту. Надо было так лопухнуться? Я уже минут пятнадцать рассекаю, можно сказать, в неглиже перед дикарём. Не совсем голая, конечно, но стратегически важное для прилипания мужского взгляда место открыто больше, чем следует.

— Я сейчас… — отступаю назад. — Вернусь.

Вылетаю на веранду, открываю шкаф с одеждой и быстро ищу, что надеть. Комод в комнате забит одеждой Маши, мои вещи пришлось поселить здесь. Переодеваюсь и спешу вернуться к дочке.

Машенька сидит на диване в чистом подгузнике и играет с наручными часами Яна, а он роется в комоде. Вот уж кому не нужно разрешение, чтобы чувствовать себя, как дома.

Глава 8

Позавтракав, Шура с Борей идут по своим делам, а мы с Машей остаёмся дома. Я бы завалилась на диван после беспокойной ночи и утреннего стресса, но, увы. До дневного сна дочери ещё далеко, а в другое время вздремнуть не выйдет.

Кроме желания выспаться у меня есть ещё одно — не думать о дикаре. Но не получается! На веранде собранная детская кроватка — смотрю на неё и думаю, что Ян мужик рукастый. Глеб никогда сам мебель не собирал — заказывал сборку. С одной стороны, зачем напрягаться, когда можно заплатить специально обученным людям? Но ведь мелочи, сделанные в доме мужскими руками, важны для женщины. Маме моей было несложно забить гвоздь, но гвозди всегда забивал папа.

А ещё Ян фляги с водой затащил в баню…

Фу ты! Хватит о нём думать!

Я усаживаю дочь в коляску, пристёгиваю ремни и спешу покинуть двор. Многовато здесь напоминаний о положительных качествах дикаря. Шура сегодня выдала о нём — нормальный мужик, а я сомневаюсь. Точнее, боюсь расслабиться, уверовав в порядочность Яна. Тест на отцовство он делать отказывается, зато к Маше ходит, как на работу. В ночную смену, блин. Мне стоит держать ушки на макушке.

Иду по улице, толкаю перед собой коляску, а дама моя в панамке, открыв рот, смотрит на коров, которые лениво бредут по обочине. Хорошо в деревне: природа — вот она, руку протяни и трогай. Я считаю, для ребёнка это важно. Сейчас в городе большинство детей в гаджетах сидят, вместо того чтобы гулять, играть и шкодить. Не хочу, чтобы Маша моя носом в телефон вросла. Всё-таки правильно я сделала, что в Любушки её увезла. Осталось только на развод подать и стать свободной женщиной.

— Привет, — меня догоняет Вася. — Вы куда?

— Привет. В центр собрались. В магазин зайдём и в детский сад, — рассказываю старому знакомому.

— Я с вами.

Ваське с утра заняться нечем, вот и смотрит к кому привязаться, чтобы веселее было. Я не против, пусть с нами идёт.

— Как дела у тебя? — решаю немного поболтать с Васей.

— Нормально, — пожимает плечами. — Лесничего нового видела?

Видела, блин. Спасибо, Вась, отвлеклась.

— Бог с ним, — нервная улыбка сама лезет на губы.

— Дядя Коля ему жильё выбил, — наивный дурачок намёков не понимает. — В вагончике на краю деревни живёт.

— В вагончике? — подняв брови, смотрю на знакомого. — Я думала, лесничему дом положен.

— Кому нужен этот дом?! Вагончик — козырное место! — у Васи свои понятия о «добре и зле». — Я там раньше ночевал, а теперь не буду, — вздыхает тяжело. — О, смотри, техника!

На своротке стоит заведённый бульдозер, и этого достаточно, чтобы Васька передумал гулять с нами. Он несётся смотреть, как люди работают, а мы с Машей двигаем дальше.

Избавиться от мыслей о Яне не вышло. Теперь я размышляю на тему его жилплощади. Администрация новому лесничему дом должна была выделить, да ещё и дядя Коля явно суетится насчёт него, а результат — вагончик на краю деревни. Странные дела.

Хм, а может, Ян потому и ходит к нам по ночам? Сначала на стуле посидит, а потом и на диван переберётся. А что? Кроватку для Маши он уже собрал, освободил, так сказать, спальное место для себя. Шутки шутками, но если так дальше пойдёт, дикий папочка к нам переедет.

— Жуть какая… — шепчу.

Ещё немного — и я до такого доразмышляюсь… Лучше подумать о списке покупок и детском саде. Шура сказала, в Любушках теперь есть ясли и летом они работают. Хочу пристроить туда Машеньку, а к осени попробую в школу учителем устроиться. Планы у меня чёткие. Посмотрим, что из этого получится.

— Здравствуйте, — закатываю коляску в магазин и с улыбкой здороваюсь с продавщицей.

— Здрасьте, — она отзывается не особо дружелюбно.

Покупателей нет, и я не торопясь разглядываю товар на полках. Здесь всё стандартно, без изысков, но я уже готова морально к новому меню, остаётся только дочу уговорить. Надеюсь, справлюсь.

— Дайте, пожалуйста, булку белого и куриную грудку, — определяюсь и встаю у прилавка.

— Куру для ребёнка? — продавщица кивает на Машу в коляске.

— Ну да. Плохая?

— Где вы видели хорошую куру в магазине? — вопрос скорее риторический, потому что женщина достаёт из морозильного ларя куриную грудку. — Чем этих курей пичкают, никто не знает. У меня зять завтра цыплят бройлеров привезёт, могу продать по дешёвке.

— Тоже замороженных? — гну бровь, не понимая разницы.

— Живых! — смеётся продавщица. — Пристроишь их в сарайке, а к осени полную морозилку хорошего куриного мяса получишь.

Угу, я забыла, что в деревне. Тут все знают, как курей держать и ощипывать. Я тоже когда-то знала, но в городской жизни курятникам места нет — отвыкла, подзабыла и боюсь, не справлюсь. Тем более кто их по осени в содержимое морозилки превращать будет? Раньше у нас отец этим занимался, а теперь некому.

— Спасибо, не надо, — отказываюсь вежливо. — Хлеб ещё, — напоминаю. — Ой, а есть у вас кашки детские растворимые? — вспоминаю, что у дочери закончилось это лакомство.

— Конечно, есть, — ехидно щурится продавец и шлёпает на прилавок пакет с манкой.

— Эм-м… — я не совсем это имела в виду. — Мне бы в пачках кашу детскую, мультизлаковую.

— Не возим.

Ясно. Вопросов больше нет. Я забираю покупки и вытаскиваю коляску на улицу. Сходила в магазин, ага. Продавщица с курями с толку меня сбила…

Скоро у Машули полезет второй клык, и без растворимой кашки мне придётся несладко, даже Шурины травы не спасут. Дочка привыкла потягивать из бутылки эту смесь — она её успокаивает, когда мучает боль от режущихся зубов. Чисто психологический фактор, но это дела не меняет.

Мы с Машей обходим все магазины в центре Любушек, но ни в одном из них нет того, что ищем. Следовало ожидать. В деревне если что-то возят в один магазин — возят во все, и наоборот. А манка не спасёт — проверено.

Выход только один — позвонить Яну, который наверняка сейчас в городе и может купить эту дурацкую растворимую кашу. Меня немного коробит от мысли, что придётся обратиться к дикому папочке с просьбой. Он мужик с чёткой моральной позицией насчёт сильных и слабых, но обматерить может не задумываясь.

Глава 9

К вечеру начинаю ощущать себя зомби — хоть спички в глаза вставляй. Я поспала с Машей днём, но общее сонное состояние и разбитость никуда не делись.

— Сейчас деток искупаем, и ложись, — заявляет Шура, попивая чай.

Мы решили сегодня мыть Борю и Машу у меня в бане, вот соседка и ждёт, когда печь нагреет бак с водой. Дети играют в комнате, на улице тишина и отличная погода. Хороший вечер. Ещё бы спать так сильно не хотелось…

— Рано, — я зеваю. — Маша в это время ни за что не уснёт.

— Я посижу с ней, а там уже и папаша ваш подтянется.

У меня дёргается глаз и рука, в которой я держу кружку с чаем.

— С чего ты взяла, что он придёт? — спрашиваю отчего-то шёпотом.

— Не знаю, — Шура отводит взгляд, — просто подумалось. Само, — смотрит на меня.

М-да, уважаемая, не умеете вы врать. Но допытывать соседку, у меня нет сил.

— Я прилягу минут на десять? — спрашиваю разрешения у Шуры и, не дожидаясь ответа, плетусь в комнату.

— Приляг, ага. Как вода согреется, я тебя толкну, — обещает моя спасительница.

Принимаю горизонтальное положение, и тяжёлые веки закрываются, а расслабленное тело, словно проваливается в диван…

Сквозь сон я слышу, как кто-то поёт. Слова песни разобрать нельзя — вроде не на русском. Песня тихая, похожа на урчание зверя. Она успокаивает, и хочется снова вернуться в забытье.

И тут на меня обрушиваются воспоминания вечера. Все разом: баня, дети, Шура, которая обещала меня разбудить. И не разбудила! Я подскакиваю на диване, как ужаленная, и кручу головой, пытаясь понять, где дочь. Только зрение не спешит со мной сотрудничать — перед глазами до сих пор мелькают обрывки сна.

— Шура… — хриплю.

— Тише. Маша засыпает, — голос Яна звучит для меня, как из бочки.

Я понемногу прихожу в себя и наблюдаю, как в полумраке тяжёлой бесшумной поступью с Машей на руках по комнате расхаживает дикий папочка. Что?.. Какого чёрта?

— Опять ты… — выдаю на выдохе.

— Я тоже рад тебя видеть, — издевается дикарь.

— Шура где? — подхожу к нему, забираю почти заснувшую дочь.

— Искупала детей и ушла. Своего забрала, а Машу мне оставила, — Ян продолжает меня подкалывать.

— Надо было меня разбудить, — ворчу, устраивая дочь в гнезде из подушек на диване.

— В кроватку клади, — приказывает дикарь.

Я оборачиваюсь и замечаю детскую кровать с новеньким матрасом — только белья постельного не хватает. Заботливый отец обеспечил Машуле собственное спальное место. Стоит сказать Яну спасибо, но у меня язык не поворачивает. Пока. Я злюсь, но не на него, а на себя за то, что вырубилась. Такая беспечность недопустима.

Молча иду к комоду, достаю красивую простынку с розовыми слонами и новое одеяло. Стелю постель для дочки и кошусь на дикого папочку. Он сидит в кресле — ноги вытянул, чешет бородатый подбородок и глядит задумчиво на мирно сопящую дочь.

— Капризничала перед сном, — делится новостями, — хныкала.

О, похоже, Маша привыкла к «дяде» и начала показывать характер. Или зубы опять беспокоят? Хорошо бы первое. Надо, чтобы папка прочувствовал, так сказать, тяжесть отцовской доли. А то ему сегодня всё слишком просто давалось.

— Никто не говорил, что будет легко, — хмыкаю. — Не передумал?

— Ты о чём? — Ян упирается локтями в колени и смотрит на меня фирменным тяжеловесным взглядом.

— Папой быть не передумал? — уточняю, а внутри всё переворачивается.

— Тебе тоже бывает нелегко, но ты не передумала быть Машиной мамой. Почему я должен?

Он намеренно пропускает слова «приёмная мать» и «родной отец». Мне не показалось, нет. Ян расставил акценты так, что ошибки быть не может.

— Так… — выдыхаю и, поджав губы, смотрю на дикаря. — Ты уходить собираешься?

— Нет.

Чёрт бы тебя побрал, папаша! Внутри у меня эмоциональный взрыв, но внешне я сохраняю невозмутимость. По крайней мере, хочется в это верить. Вторую ночь он крадёт у меня право на законный сон. Долго я протяну в таком режиме, интересно?

— Я бы хотела выспаться, — кулаки сами собой сжимаются, челюсти тоже. — Если ты не против, — цежу.

— Не против, — Ян пожимает плечами и встаёт с кресла. — Спи. Кто мешает?

Он аккуратно берёт дочь на руки, несёт к кроватке, укладывает, а я смотрю на это и не нахожу приличных слов. Наглость — второе счастье, но кого-то здесь пора поставить на место.

— Я поняла, почему ты к нам ходишь, — щурюсь, смотрю на дикаря и, наверное, испытываю страх, но это сейчас неважно.

— Почему? — он надменно ухмыляется.

— Говорят, тебе вместо дома вагончик старый выделили…

— Балок, — поправляет меня дикарь. — И что?

— В доме ночевать приятнее, чем в дырявом балке, — скрещиваю руки на груди. — Желаете хорошенько выспаться на удобном диване? — ёрничаю. — А с утра что предпочитаете — чай или кофе? Завтрак в постель подать или на стол накрыть? — меня несёт.

— Ты казалась умной бабой, — дикий папочка цокает и качает головой. — Не разочаровывай меня, Лера. Лучше сумки пойди разбери.

— Какие сумки? — опешив, гляжу на Яна.

А он взглядом показывает — в кухне.

И действительно офигительно! На столе пачек десять каши, которую я просила купить. Зачем столько?! Неясно. Машенька этой кашей не питается, я использую её только в качестве «успокоительного».

Стоп-стоп, речь шла про сумки. Опускаю взгляд и смотрю на два объёмных пакета с логотипом известного магазина. Ревизия показывает, что в них банки с фруктовым пюре, соки в маленьких пачках, подгузники, девчачья одежда и игрушки. Я опытный покупатель и могу с уверенностью заявить — тут добра тысяч на пятнадцать.

Ян с ума сошёл? Или пытается свести с ума меня? Оборотень какой-то… Одна его ипостась — грубый, хамоватый дикарь, а другая — заботливый отец и моралист.

— Помочь? — гордый собой дикий папочка заходит в кухню.

— Спасибо, конечно, — я дую щёки, — но не стоило так тратиться.

— Сам решу, — обрубает Ян.

Глава 10

Машу уложили на дневной сон у Шуры. Моя дочь с её малым уснула за компанию, а мне выпал шанс заняться грядками. Вечером Борю к нам заберём на пару часов, чтобы соседка могла отдохнуть за сериалом. Мамское сотрудничество — великая вещь! В городе у меня такой роскоши не было.

Вскопав грядку, разгибаю спину и смотрю на Ваську — он в соседской песочнице с утра копается. Не выходил из неё.

— Вась! — зову его. — Иди попей!

Столько времени на жаре провёл и глотка воды не сделал.

— Спасибо, — Вася через забор забирает у меня бутылку с минералкой.

— Оставь себе.

Смотрю на него — и сердце разрывается. Раньше Васька с бабушкой жил, она за ним присматривала. А как померла старушка, так он один остался. Родни нет, соцслужбам не нужен. Дядя Коля говорит, что единственный способ обеспечить Васе постоянный пригляд — пристроить его насовсем в психушку. Но там его в овощ превратят. За спокойно пускающим слюни пациентом гораздо легче ухаживать…

Помогают Ваське в деревне кто чем может. Шура кормит его каждый день, дядя Коля за воспитательные моменты отвечает, баба Катя с соседней улицы прибирать у него в доме вызвалась — ходит пару раз в неделю. И мне пора подключаться к волонтёрскому движению.

— Ты к Шуре кушать ходил? — спрашиваю у Васи, поливая вскопанную грядку.

— Не, — он мотает косматой головой. — Я вчера так зайчатиной объелся — до сих пор есть не хочу.

— Где ты зайчатину взял?

— Тебе расскажу, — Васька наваливается на забор, — только ты никому, — грозит мне пальцем. — Поняла?

— Ну? — подхожу ближе.

— Знаешь же, где у нас школа недостроенная? — Вася озирается по сторонам.

— Конечно, знаю.

— Я теперь туда часто хожу, а вчера рысь встретил, — шепчет.

Школу эту ещё в советские времена строили, но пришли девяностые, и стройка закончилась. Здание превратилось в классическую заброшку со всеми вытекающими. Там во времена моего детства лазить было небезопасно, а сейчас и подавно. Насчёт рыси Вася сочиняет, а балкой по голове получить там как нефиг делать.

— Вась, ты бы завязывал лазить по недостроям, — советую искренне.

— Не-не, — отказывается парень, не завяжу. — Рысь мне зайца поймала в лесу, а потом превратилась в девушку, и мы жарили зайчатину на костре у школы, — рассказывает довольный. — Через пару дней договорились ещё встретиться.

Девушка-рысь — плод Васькиных фантазий, а вот костёр… Надо дяде Коле сказать, чтобы провёл с ним профилактическую беседу. Только грандиозного пожара нам в Любушках не хватало. Вася сам сгорит и всю деревню спалит.

— Огонь не разжигай больше, ладно? — выхожу за калитку. — Беды наделаешь.

— Хорошо, не буду, — пожимает плечами.

Верится с трудом. Без дяди Коли не обойтись.

— Точно не голодный? — перевожу тему, потому что Васька меня толком не слушает.

— Ну-у… так себе.

Придумал историю про девушку-рысь и зайчатину, а живот голодный. Я прошу Васю подождать и иду в дом.

Дома достаю из холодильника бутерброды — я их утром для себя сделала, но есть не стала. Завариваю чай в термосе и крошу овощной салат на скорую руку. Раскладываю всё по контейнерам, потом в пакет — обед для Васьки готов.

— Держи, — выхожу за калитку и отдаю Ваське пакет. — Иди домой поешь, а потом уже гуляй. Понял?

— Угу.

— И никаких костров! — выставляю указательный палец вверх.

— Угу.

«Угу-угу», как совёнок. Жалко Васю — молодой парень, мужик даже, а считает себя ребёнком. Если им хорошенько заняться, в город к хорошим специалистам свозить, чтобы прошёл терапию, мог быть толк. Только времени и денег на это надо уйму.

Проводив взглядом уходящего Ваську, беру в руки лопату, поворачиваюсь и с чувством втыкаю садовый инструмент в землю. По дороге к моему дому катит джип — Анька пожаловала.

Паломничество в Любушки продолжается. Сначала Глеб, теперь Анька. Что им всем от меня нужно, боже? Поднимаю глаза к синему высокому небу, но ответов там, естественно, нет.

— Здравствуй, дорогая! — Аня хлопает дверью машины и плывёт к моей калитке.

Я быстро перешагиваю грядку, выхожу на деревянный трапик и закрываю массивный шпингалет, прежде чем бывшая подруга успевает зайти во двор. Засов со стороны улицы открыть не проблема, тут дело в другом. И Анька на лету схватывает мой настрой.

— Уезжай, — я неприветлива как никогда.

— Так, значит? — Аня скрещивает руки на груди. — А я насчёт Глеба поговорить приехала.

— Тем более.

Я ухожу в палисадник и возвращаюсь к грядке. У меня работы хватает, а Ане делать нечего — из города в деревню и обратно километры наматывать. Но это её проблемы. Обсуждать Глеба с ней я не собираюсь. С чего бы?

— Тогда, может, расскажешь, что за мужчинка у тебя тут завёлся? — Анька пытается высмотреть у меня во дворе «мужчинку».

Так и хочется ей сказать, что «мужчинка» — тот самый бугай с детской площадки, чтобы оценила масштаб трагедии Глеба.

— Он мужчина, — я гордо вздёргиваю подбородок, — который способен меня защитить, и доказал это.

— Ох! — Аня прикладывает ладонь к груди и картинно качает головой. — Ты в курсе, что Глеб может снять побои, и твоему заступнику придётся объяснять всё в полиции?

— А ты в курсе, что это не твоё дело? — я откровенно грублю. — И не надо рассказывать, что ты за меня переживаешь.

— Переживаю, конечно! — Анька резко меняет настрой — становится участливой. — Я и за тебя, и за Глеба переживаю. Вы в браке, у вас семья. Он говорит, ты развестись хочешь.

— Хочу и разведусь, — отрезаю коротко.

— Лер, не глупи. Собирайся, я тебя в город отвезу. Домой пора.

Какая прелесть! Что Глеб, что Аня в контексте моего возвращения в лоно недосемьи про Машу и не вспоминают. Хотя о ребёнке тут надо думать в первую очередь. А я о дочке думаю, в отличие от мужа и подруги, которая заделалась его адвокатом.

— Уезжай, — киваю на джип, — у меня дел полно.

— Ты из-за мужика этого не хочешь к мужу возвращаться? — Аня играет в семейного психолога. — Зря-я… Сейчас тебе хочется попробовать другого мужика, но не будь дурой, Лер! Думаешь, с прицепом из детдома ты кому-то кроме мужа нужна?

Глава 11

Сегодняшний разговор с Лерой получился мягким, даже душевным. Надо было рассказать ей про Аню и Глеба, но язык не повернулся. Я подумал, что не стоит делать девчонке лишние нервы. Она и без этого настроена на развод с мужем и разрыв отношений с подругой. И вообще не моё это дело. Моё дело — с дочкой возиться.

Помог накормить детей и уложил их спать. Соседка-шаманка своего мелкого по ходу с ночёвкой здесь оставила. Пока я с детьми занимался, Лера мне на полу постелила — смирилась, что я останусь. Уже неплохо, потому что спорить с ней я откровенно устал, а объяснить всё пока не могу. Надо мать подготовить к тому, что её дочь волчонок, только психолог из меня так себе.

Лера спит на диване, а я лежу, растянувшись на полу, слушаю её мерное дыхание и поглядываю на дочь, которая ворочается в кроватке. Маша беспокойная сегодня. Может, оборот случится? Устал ждать, хочется поскорее уже. Дочке понравится звериная ипостась, уверен. Я покажу ей лес, научу охотиться и приведу в стаю. Стая…

Волки не дотерпели до вечернего костра и всем скопом явились к моему дому за новостями. Мучить их не стал, объявил, что долгие поиски завершились — я наконец-то нашёл дочь. Звериное ликование слышал весь лес, а вот новость о том, что Машина новая мать — человечка, никого не обрадовала. В волчьей стае людей не жалуют, но особенно это задело нашу рысь Полю. И ведь никогда она брезгливостью к людям не страдала. Полину волнует наличие матери у моей дочери, кем бы эта мать ни являлась.

— Лера?! — шепчет женский голос из кухни. — Вы улеглись уже, что ли?

Шаманка пришла. Видимо, малого забрать хочет, а пацан спит с Лерой на диване и домой не собирается.

— Ты чего орешь? — выхожу к соседке.

Как её?.. Шура, вроде.

— Я за Борей пришла, — упирает кулаки в бока.

— Спят все. Утром приходи.

— У тебя спросить забыла, когда мне за сыном прийти.

Шаманка проходит в комнату, забирает мальца и возвращается в кухню. У пацана сон богатырский — голову матери на плечо положил и дрыхнет.

— Когда Лерке про себя и дочь рассказать собираешься? — Шура явно не намерена уходить — поболтать со мной решила.

— Тебе какое дело? — хмыкаю. — За своим совёнком приглядывай.

— Хамить не надо, — качает головой. — Я за Леру с Машей встану, если потребуется.

Мне смешно. Не до хохота, но улыбка на губах появляется. Смелая шаманка и, возможно, не самая слабая из тех, кого встречал. Но ведь и я не простой зверь.

— Тебе бы прилечь, — замечаю с издёвкой, — ночь на дворе.

— Обижать Леру ты не хочешь, — Шура игнорирует подколку, — да только разные вы. Что тебе хорошо, то ей худо. Подумай об этом.

Прекрасный финальный аккорд, чтобы уйти. Именно это шаманка и делает, а я стою в ступоре с приподнятыми бровями и пялюсь на закрытую дверь.

Она права — мы с Лерой разные. Как совместно воспитывать дочь — не представляю. Волчонку нужен лес, стая, охота, а человечке уютный дом и люди рядом. По законам оборотней, я не имею права разлучить мать и ребёнка, но из-за этих же законов не могу привести Леру в стаю. Замкнутый круг.

Выхожу на крыльцо, сажусь на деревянную ступеньку и смотрю в ночное небо. До полнолуния несколько дней… Хорошо бы Маша первый раз обернулась в полную луну — превращение пройдёт легче.

— Ты чего тут сидишь? — Лера выходит на улицу.

За шумом мыслей я не услышал её шагов.

— Соседку твою с её мальцом проводил. Поздновато она за сыном пришла.

— Кто бы говорил, — улыбка у Леры мягкая, не злая. — Ты к нам только по ночам и ходишь, — садится рядом, кутаясь в шерстяной платок.

Свежая ночная прохлада мешается с тонким вкусным запахом женского тела, и я глубоким вдохом забираю этот аромат. Нравится. Лера пахнет тёплым материнским молоком. Странно, она ведь Машу грудью не кормила. Мысли несут меня дальше, и вот я уже думаю о том, что под шалью у Леры только тонкая ночнушка. Ч-чёрт…

— Спать пора, — хриплю, стараясь не дышать.

— Давай ещё посидим, — наивно предлагает Лера. — Хорошая ночь.

Ночь-то хорошая, а я на полпути к большой ошибке. Не очень понимаю, что происходит, но во мне беснуется желание поцеловать… и не только поцеловать мать моей дочери.

— Давай, — выдавливаю из себя. — Посидим ещё.

Как бы кони не двинуть от недостатка кислорода и кровообращения в верхней части тела.

— Расскажи о себе, — просит Лера и смотрит на звёзды.

Оборотень я. Родился, жил и скоро сдохну, по ходу.

— Что рассказать?

— Как случилось, что тебе пришлось искать Машу? — девочка задаёт очень правильный вопрос.

— Её мать сбежала от меня за несколько недель до родов, — признаюсь, а лицо моей бывшей стоит перед глазами.

— Хм… Сбежала, чтобы оставить дочь в роддоме?

— Похоже, что так. Мы жили в лесу на заимке… Несколько семей, быт налажен, не хуже, чем в городе, — в общих чертах рассказываю о стае. — Но Кате вечно чего-то не хватало. Она в город моталась часто. Однажды уехала и не вернулась. Только записку оставила, мол, я люблю другого — не ищи.

— Смело… — с большими глазами кивает Лера.

— Свалить на девятом месяце к другому? Или что? — я не совсем понимаю, о чём она.

— И это тоже. Но знаешь, будь я беременная, не решилась бы в лесу жить. Рожать она тоже в лесу должна была?

— Что в этом такого?

— Не знаю, — девочка пожимает плечами. — Далековато от врачей и больниц.

— У нас свои лекари, — хмурюсь, отлично понимая, как ситуация выглядит в глазах Леры. — То есть врачи, я хотел сказать.

Она только кивает и молчит. Отлично поговорили…

Теперь Лера считает, что я заставлял беременную Катю жить в глуши вдали от больниц и прочих благ цивилизации, и бедняжке ничего не оставалось, как найти себе «спасителя» в городе. Чтобы объяснить, как было на самом деле, надо рассказать всю правду. Но, чёрт возьми, рано.

— И всё равно я не понимаю, зачем она бросила дочь в роддоме, — Лера пытается сложить пазл, в котором не хватает деталей.

Глава 12

— Ян, она упадёт! — я скачу вокруг дикого папочки, у которого на шее сидит довольная Машуля.

— Я держу, — он крепче сжимает пальцами маленькие ножки. — Не упадёт, — успокаивает меня.

Но от этого не легче. Катать на шее можно трёхлетнего ребёнка, но не Машу, которой не так давно исполнился год. О боже... Тянусь к дочери, придерживаю её за спинку.

— У меня сейчас сердце остановится! — хнычу.

— Привыкай, — спокойно отрезает дикарь. — Нечего из дочери цветок комнатный растить.

— Дождись результат анализа, а потом права качай. Если будут они, эти права, — я на нервах.

— Будут, — безо всякой обиды отзывается Ян.

Вот в такой странной атмосфере и прошёл наш визит в клинику, где у Маши и Яна взяли материал для анализа. Я думала, будем напряженно молчать, но вместо этого мы получили от администратора несколько замечаний из-за шума. Повеселились от души в коридоре, пока ждали своей очереди. Теперь через неделю надо вернуться за результатом. Чувствую, встречать нас будут с конвоем.

Подходим к машине Яна, и он, наконец, снимает Машу с плеч. Я забираю дочь, прижимаю её к себе и стараюсь дышать ровнее. А дамочка моя снова ручки к папе тянет. Что ты будешь с ней делать?!

— Я тебе ещё нужна или как? — чмокаю малышку в пухлую щёку и отдаю её дикарю.

— Что за вопрос? — он воспринимает мои слова серьёзно. — Как мать может быть не нужна ребёнку?

Ян хмурится, а мне смешно. Он порой шуток вообще не понимает, и на бородатом лице у него появляется забавное выражение. Возмущённый до глубины души дровосек с карапузом на руках.

— Забудь, — стараюсь сдержать смешок.

— Лера, я твоё «забудь» уже ненавижу, — ворчит дикарь.

— Простите-простите, — подтруниваю над ним, — больше не буду.

Я сажусь в машину, а Ян отдаёт мне дочь и, ворча что-то, плюхается за руль. «УАЗ» проседает под весом мужского тела со скрипом, а Машуля заходится заразительным хохотом — её этот звук рассмешил.

— И ты туда же? — дикий папочка едва заметно улыбается.

Рядом с хохочущим от души ребёнком оставаться в плохом настроении просто невозможно. Хорошая у нас получилась поездка. Я дорогу не люблю в принципе и всегда устаю от нее, но сегодня отдохнула душой.

— Всё, поехали домой, — машу пятернёй, как веером — от смеха душно.

— Домой? — из тона дикаря исчезает лёгкость. — Ты хотела посмотреть в глаза мужу.

Хотела и перехотела. Шок отпустил. Я и раньше допускала мысль об изменах мужа, но чтобы он с моей лучшей подругой… Это трэш полный. О чём теперь с Глебом говорить?

— Домой, — повторяю, усаживая Машу на коленях поудобнее.

— То есть разводиться ты передумала? — дикарь гнёт бровь.

— С чего бы это?! — у меня воздуха в лёгких больше чем надо от возмущения.

— Тогда я не вижу причины избегать разговора с мужем.

— Я… не знаю, как с ним сейчас разговаривать. Возможно, мне нужно немного времени, чтобы прийти в себя.

— Про сожжённые мосты помнишь? — Ян стучит мощными пальцами по баранке.

— Помню, — вздыхаю. — Тебе-то какая разница, когда я разведусь с Глебом? — поворачиваю голову и смотрю на хмурого мужчину не моей мечты.

А он глядит через лобовое на людей, шагающих по улице, проезжающие мимо машины.

— Есть разница, — Ян снова превращается в немногословного дикаря. — Говори адрес — куда ехать?

Возможно, он прав — я просто откладываю разговор с мужем. Из-за страхов. Да, я до сих пор боюсь остаться с Глебом наедине. Боюсь, что он выйдет из себя — наорёт, ударит. Моя нерешительность только всё затягивает.

Можно собрать документы и обратиться в суд без Глеба, но в таком случае развод займёт больше времени. Проще договориться обо всём «на берегу» и прийти за разводом вдвоём. Учитывая факт, который вскрылся вчера, неблаговерный супруг должен пойти мне навстречу.

Ну что ж, давай попробуем.

— Торговый центр на Смирнова, — тихо называю адрес.

— Поехали, — на губах дикого папочки появляется победоносная улыбка.

Ущипните меня, я, кажется, сплю. Настойчивость Яна на моем разводе с Глебом… Он ко мне подкатывает. Точнее, продолжает это делать. Но я ведь вчера чётко и ясно объяснила — мне не до отношений.

Токсичный муж надолго отбил желание связываться с мужчинами. Возможно, навсегда. Но вчерашний поцелуй… Я честно пыталась об этом не думать, и даже получалось, но вот вспомнила, и по бёдрам скачут мурашки. Как и вчера, когда Ян целовал меня.

— Кошмар, — шепчу.

— Что ты сказала? — дикарь не расслышал.

Я это вслух сказала? Боже, что я за дура такая?!

Сижу кусаю губы, нервничаю и молчу. А Ян ждёт ответа — на меня посматривает.

— Я говорю, кошмарные дороги в этом районе, — леплю хлипкую отмазку.

— Нормальные дороги. Центр города.

— Дя! — Маша поддерживает папу.

Конечно, малышка «дакнула» не по этому поводу, но получилось в кассу. Дорога действительно хорошая — ни трещинки.

— Пробки… — моя попытка номер два.

— Какие пробки? — Ян ведёт машину по многополосной и практически пустой дороге.

Черт, да что же я несу чушь всякую?! Как первокурсница, которая втюрилась в препода и не знает, как скрыть этот стыдный факт. Тем более я ни в кого не втюрилась, а поцелуй — чистая случайность. Ошибка. Ну потянуло нас с Яном поцеловаться, и что? Ничего. Притяжение между мужчиной и женщиной — норма. Это совсем не значит, что у нас есть чувства друг к другу.

— Забудь, — снова повторяю свою фирменную мантру.

— Лера! — Ян почти выходит из себя, но быстро берёт нервы под контроль — протяжно выдыхает через рот. — Я спокоен…

И я благодарна ему за старания. Ценю в людях стремление меняться в лучшую сторону. Кажется, дикий папочка именно этим занимается. Он молодец. А я глупая. И ещё голодная до мужского внимания, вот меня и кроет.

***

Торговый центр на Смирнова — как заказывали. Лера отдаёт мне дочь и продолжает сидеть в машине.